Юность Панфилов Василий
Новгород…
Тифлис…
Баку…
Пермь…
Митинги, красные и чорные флаги, петиции, забастовки, перекрытые дороги и железнодорожные пути, забастовки и стычки с полицией и казаками. Военно-полевые суды, приговоры Революционных Трибуналов…
… винтовочные залпы у выщербленных кирпичных стен, пляска в петле, взрывы бомб в атакующей казачьей лаве, и…
… шашки наголо! Руби их в песи, круши в хузары!
А в Одессе…
… бои. Не подавление восстания, а всерьёз. Артиллерия с обеих сторон, тысячи убитых.
Восставшими захвачена большая часть города, выпущены из тюрем политические заключённые и та часть уголовных, которых сочли безобидными. Во главе восстания «Красные бригады», которых причислили почему-то к анархо-коммунистам. А среди них…
… все знакомые. Я начал вчитываться, и видел не ровные строчки и сухие цифры, а людей и события. Восстание заключённых в «Тюремном замке», и…
– … сами справились, – скалит весело зубы Коста, встречая в воротах тюрьмы Сэмена Васильевича, и тотчас почти – подхватывая на руки Софию.
– … главная, но единственная наша проблема – отсутствие единого даже не плана, а стратегии восстания, – суховато докладывает Корнейчуков на совещании штаба «Бригад», – Даже в Одессе мы в полной мере контролируем не более четверти боевых отрядов. Ещё четверть подчиняется нам через раз, но готовы хотя бы координироваться, прочие же – анархисты и сброд в худшем смысле этого слова.
– С прочими городами… – он выдохнул воздух, мрачнея лицом и ломая в сердцах карандаш, – связи почти нет.
– Есть случаи грабежей, – мрачно подтверждает Жуков, – и хотя мы их пресекаем, но многие товарищи даже не понимают нашей позиции, ставя между Революцией и возможностью грабить знак равенства.
– Кровь невинных вопиет к Небу, – немного невпопад сказал Беня.
– Есть… – медленно начал Сэмен Васильевич, сделав всем знак молчать, опасаясь спугнуть витающую рядышком мысль, – мнение…
– А почему бы, собственно, – уже уверенно прищурился он, – не организовать эвакуацию?! Семьи руководства и рядовых бойцов переправим в Османскую Империю, а оттуда…
– Африка… – улыбаясь чуточку зло от того, что ему не пришло это в голову раньше, сказал Коста, – я готов оплатить…
– Не ты! – Сэмен Васильевич воспарил, – И никто другой не будет платить, а через рабочие контракты! Через Фиму, а? Сами же и оплатят, в рассрочку.
– Голова, – восхитился Коста, – разом кучу проблем решил!
… так оно было или как-то иначе, Бог весть, позже узнаю… лишь бы живы остались!
И ведь эвакуируют… да как! Цены на рыбном рынке Стамбула взлетели почти двое, заняты рыбаки перевозкой людей! Каждую ночь сотни, а может быть, уже и тысячи лодок в обе стороны с живой контрабандой.
Власти же Османской Империи не просто закрывают глаза, но и оказывают беженцам прямую поддержку. Абдул-Хамид Второй разом отыграл свои позиции, изрядно утраченные после недавней резни армянского населения в Восточной Анатолии[84], да как отыграл! Лагеря для беженцев, горячее питание, по необходимости врачебная помощь… какой прекрасный шанс реабилитироваться…
… и какая пощёчина русскому Самодежцу!
Физиономию мою прорезал нервический оскал, да так и остался там, пока продолжал читать.
«– Ох и интересные наступают времена!»
Эпилог
Чопорную тишину огромного викторианского особняка на одной из центральных улиц Дурбана разорвал дикий переливчатый вопль, и старый чернокожий слуга, оставшийся новым хозяевам вместе с мебелью, посерев от страха, присел в углу, прикрыв седую голову метёлочкой для пыли.
– Баас… – пролепетал он, жалко улыбаясь и пытаясь всем своим видом показать безобидность и полезность, но выскочивший из кабинета хозяин, не обратив на него внимания, ссыпался вниз по лестнице, размахивая бумагами.
– Письмо! – донеслось снизу, и слуга вслушался опасливо в звуки незнакомого языка, с превеликим облегчением распознав в нём не кличь идущего в атаку свирепого воина, а звуки радости, – От Егора!
– Жив! Он жив! – вычленив главное, Эсфирь расплакалась, кусая губы и шмыгая покрасневшим носиком, а Надежда принялась растерянно утешать подругу, но потом и сама расплакалась.
– Женщины… – одними губами сказал Владимир Алексеевич Саньке, и встав, обнял девочек сзади, прижав к себе. Рыдания возобновились, но несколько долгих минут спустя они всё ж таки утешились, и Гиляровский в очередной раз возблагодарил за Эсфирь, посланную им не иначе как Небесами.
Девочки на корабле ещё сошлись так крепко и искренне, как это бывает только у детей и подростков. Обыденное их девичье общение чем дальше, тем больше вытаскивало Наденьку из того проклятого депрессивного состояния. А вот сейчас эти слёзы иудейские будто прорвали плотину и Надя, вынужденная утешать подругу, будто ожила окончательно, став почти прежней.
Отплакавшись и умывшись, девочки обратили наконец внимание на необычную бумагу письма, на дату…
– Получено по дипломатическим каналам, – чуть принизив голос, сказал Гиляровский, – экспериментальная фотоэлектрическая система для передачи неподвижных изображений[85]. Преимущество едва ли не стратегическое, так што…
– Он в Париже, – перебила его Фира, прижав к груди несколько листков с видом совершенно влюблённым, – скучает и любит всех нас…
Покрасневшую, её обняла Надя, и они зашушукались, засмеялись негромко…
… и слыша впервые за долгое время этот смех, Владимир Алексеевич сделался почти совершенно счастлив. А девочки, хихикая и краснея неведомо от чего, снова и снова перечитывали те самые страницы, находя в них что-то…
… понятное, наверное, только женщинам.
Наконец, добрались они до самого конца, и сблизив кудрявые головки, принялись внимательно вчитываться.
– … даже с оркестровкой?!
– Ой, а как здорово-то получается… – выдохнула восхищённо Надя. Полуприкрыв глаза, она начала будто дирижировать невидимым оркестром, напевая беззвучно. Вид у девочки сделался одухотворённым, и…
… у Владимира Алексеевича кольнуло болезненно сердце… как раньше. Может быть…
… он взял осторожно бумаги и вчитался в текст песни, а потом, в меру разумения, попытался понять оркестровку Егора с многочисленными пометками «Примерно так» и «покажите профессионалам».
– Это можно… – начал он, и тут же поправился, – это непременно нужно записать!
Видя оживившуюся дочь, Гиляровский переглянулся с Чижом и поклялся себе, что эту песню он использует по максимуму! Если уж Наденьку она так зацепила…
Восстание так и не стало в полной мере общероссийским, оставшись серией выступлений, пусть подчас и очень серьёзных. Оно раздробилось, рассыпалось на осколки и осколочки, и разобщённые боевые дружины терпели поражение за поражением.
Отсутствие должного централизованного управления и даже единого плана восстания, вкупе с подавляющим военно-техническим преимуществом правительственных войск делало положение восставших безнадёжным. Немногочисленные сравнительно африканеры, прошедшие англо-бурскую и выступившие на стороне революционеров, показывали чудеса профессионализма и героизма, мастерски сражаясь малыми группами. Однако на общем фоне сторонников Революции, людей безнадёжно гражданских, вся их подготовка и всё мужество африканеров погоды не делали.
Разбивая баррикады артиллерией, выкатываемой на прямую наводку, пехота пошла по Пресне, ощетинившись во все стороны игольчатыми штыками. Стреляя на каждый звук и при ответной стрельбе выкатывая артиллерию, правительственные войска с угрюмой жестокостью подавляли остатки сопротивления.
Лица солдат молчаливо-озлобленны, и будто судорога запечатлела на них это выражение. Верность присяге, вбитая унтерами и отцами-командирами, впитанная в церковных проповедях вместе с кагором причастия, борется в них с пониманием правоты восставших.
Ломает судорога крестьянские лица, рвёт души страшная злая тоска, и глухая ярость выползает наружу. Вымещается она в стрельбе, в стеклянном звоне витрин и глухом стуке выбиваемых ударами приклада дверей.
Злость на себя, на восставших, на присягу и командиров, и глухо…
… на царя.
Тихий ропот, так и не ставший штормовым рокотом. Поздно… восстание уже подавлено! Или…
… слишком рано?
Над головами послышался треск, и…
– Слова и музыка Егора Панкратова! – произнёс басовитый мужской голос, перемежаемый лёгким потрескиванием и шипеньем, и смутно знакомый командующему отрядом ротмистру, – Исполняет Надежда Гиляровская! Прощание… Славянки!
… грянуло!
Заиграл невидимый духовой оркестр, а чуть погодя чистый девичий запел, будто с неба…
- Много песен мы сердцем сложили[86],
- Воспевая родные края.
- Беззаветно тебя мы любили,
- Святорусская наша земля.
- Высоко ты главу поднимала -
- Словно солнце твой лик воссиял.
- Но ты жертвою подлости стала -
- Тех, кто предал тебя и продал
- И снова в поход
- Труба нас зовет
- Мы все встанем в строй
- И все пойдем в священный бой.
- Встань за Правду, Русская Земля
- Ждут победы России святые.
- Отзовись же, о русская рать
- Где Илья твой и где твой Добрыня?
- Сыновей кличет Родина-мать.
- Под знамёнами встанем мы смело
- В бой смертельный мы храбро пойдём,
- За российское правое дело
- Кровь народную честно прольем.
Оскалился зло растерявшийся было офицер, дав отмашку унтерам. Оскальзываясь сапогами по кирпичному крошеву и осколкам стекла, разбежались солдатики в пропылённых, пропотевших мундирах, и прикладами – в двери! Снова, и снова… пугались обыватели, смотрели ничего не понимающими, испуганными глазами… или притворялись?
А песня всё лилась с неба, полная тоски и обещания. Пойдут ведь, непременно пойдут!
- И снова в поход
- Труба нас зовет
- Мы все встанем в строй
- И все пойдем в священный бой.
- Встань за Правду, Русская Земля
- Все мы – дети великой Державы,
- Все мы помним заветы отцов
- Ради Родины, Чести и Славы
- Не жалей ни себя, ни врагов.
- Встань, Россия, из рабского плена,
- Дух победы зовет в бой, пора
- Подними боевые знамена
- Ради Правды, Любви и Добра
- И снова в поход
- Труба нас зовет
- Мы все встанем в строй
- И все пойдем в священный бой.
- Встань за Правду, Русская Земля
Кончилась песня, и…
… в десятках городов солдаты, полицейские и казаки понесли командирам граммофоны, целые и простреленные. А песня…
… осталась.
Читать бесплатно другие книги:
