Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 2. Молот Тора Риордан Рик

Глава XXXVII. Жарка мясного зефира на открытом огне

Ничто, наверное, не сравнится с наслаждением от привала во время похода по унылому йотунхеймскому лесу. Вы вот себе отдыхаете, а ваш друг вышивает руны на великанской сумке для боулинга.

– Весь день? – возмутилась Алекс, когда Блитцен нам объявил, сколько ему потребуется времени для воплощения замысла. Она была немного не в духе после того, как ей сперва врезало по лбу великанским шнурком, а потом еще пришлось сдать полный стаканчик от термоса собственной крови. – А ты, случайно, не забыл, что времени-то у нас в обрез?

– Знаю, – так бодро, уверенно и спокойно откликнулся Блитц, словно бы выступал перед малышней из какого-нибудь нидавеллирского детского сада. – А также знаю, что мы находимся на территории великанов, ничем здесь не защищены, а Сэм и Хэрт неизвестно куда подевались, и это меня просто убивает. Но лучший способ найти их и получить информацию, которая всем нам необходима, – добраться до дворца Утгарда-Локи. А мы не сможем добраться туда в целости и сохранности, если не заколдуем сумку. Так что, если, конечно, ты не придумала более быстрого способа, я буду работать, пока не закончу. Весь день, а возможно, еще и ночь.

Лицо у Алекс стало совсем сердитым, но, похоже, сообразив, что спорить с логикой Блитцена столь же бессмысленно, как с его вкусом в плане одежды, только спросила:

– А нам тогда чем пока заниматься?

– Будете приносить мне еду и воду, – ответил ей гном. – Охранять, особенно ночью, чтобы меня не сожрали тролли. А также почаще скрещивать пальцы в надежде на скорое появление Сэм и Хэртстоуна. И, Магнус, пожалуйста, одолжи мне свой меч.

Я разбудил Джека, который был рад помочь.

– О-о! Вышивание! – просиял он восторженно всеми своими рунами. – Это мне живо напоминает Великую Исландскую Штопку восемьсот восемьдесят шестого года нашей эры. Мы с Фреем просто разнесли их тогдашнее состязание. Множество воинов удалились домой рыдая, до такой степени были посрамлены нашими стежками и штопальными навыками.

Мне как-то не захотелось расспрашивать его дальше. Чем меньше я знаю про победы своего отца по части шитья, тем, по-моему, лучше.

Пока Джек и Блитц обсуждали стратегию действий с сумкой, мы с Алекс принялись обустраивать лагерь. Она, как и я, прихватила с собой различное снаряжение для походов, и мы весьма быстро разбили на ровном месте две маленькие походные палатки, а потом обложили камнями место для костра.

– Вижу, ты часто ходила в походы, – отметил я, глядя, как она ловко действует.

– Мне нравится на природе, – сноровисто укладывала она пирамидой хворост меж камней. – Мы с ребятами из гончарной студии Бруклин-Виллидж часто ходили в горы. Просто чтобы развеяться.

Слова «просто чтобы развеяться» прозвучали у нее страстно и чуть ли не с горечью.

– Гончарная студия? – заинтересовался я.

Она кинула на меня настороженный взгляд, будто бы проверяя, не кроется ли в моем вопросе пренебрежение. Видать, успела наслушаться от людей идиотических восклицаний: «Ой, ты лепишь из глины! Как мило! Я тоже, когда был маленький, обожал с ней возиться!»

– Эта студия стала моим убежищем, – объяснила она. – Мне даже там разрешали пожить, когда дома делалось совсем плохо.

Она нашарила в рюкзаке коробок. Пальцы ее так дрожали, что она лишь с трудом сумела из него вынуть несколько спичек. Зелень на ее лбу разлилась еще гуще, но она по-прежнему отказывалась от моего лечения.

– Глина ведь принимает любую форму, а я принимаю решение, в какую именно лучше всего облечь тот кусок, который держу в руках, – продолжала мне объяснять она. – Я прислушиваюсь к нему, и мне в результате становится ясно, чего он сам хочет. Тебе это кажется глупым, да? – снова насторожилась она.

– Вот уж нет, – торопливо проговорил я. – Не забывай, что перед тобой чувак с говорящим мечом.

Она фыркнула.

– Но все-таки… – Пальцы ее вдруг разжались. Спички упали на снег. Лицо побелело как мел.

Я подлетел к ней вплотную.

– Позволь мне все-таки вылечить твою рану. Пойми, ведь на этом шнурке неизвестно какие бактерии были. Вдруг тебе в рану попала зараза? А ты еще на художественный проект Блитцена кровь дала. Ситуацию это не улучшает.

– Нет, не хочу. У меня… – Она осеклась. – У меня в рюкзаке есть аптечка, вот и…

– Аптечка здесь не поможет, – перебил я ее. – Или ты знаешь еще какое-то средство?

Она коснулась ладонью лба и сморщилась от боли.

– Не знаю.

– Тогда почему же не хочешь…

– Вот не хочу, и все, – огрызнулась она. – Самира мне рассказала: ты во время лечения проникаешь в мысли больного и видишь всякое-разное. А мне совершенно не надо, чтобы ты лез ко мне в голову.

Руки мои онемели, я опустил глаза. Горка хвороста, которую Алекс приготовила для костра, развалилась. Спички, рассыпавшись, сложились в рисунок, похожий на руну. Увы, я такой никогда не видел, а потому и прочесть не мог, хотя, возможно, нам дан был какой-то знак.

Хафборн однажды рассказывал мне, как ведут себя волки в стаях. Каждому надо понять, какое место ему отводится в иерархии и где кончаются для него границы дозволенного. Где ему можно спать? Какое количество мяса разрешено съесть из добычи? Волк все сильнее дерзеет, пока альфа-самец не оскалится, указав таким образом ему место. Все. Предел. Граница прочерчена. Вот и Алекс передо мной прочертила сейчас границу. Я получил от нее первоклассный отпор.

– Понимаешь, у меня просто не все получается контролировать, когда я лечу. – Удивительно, что мой голос еще звучал, и даже вполне себе спокойно и ровно. – К тому же с Хэртом мне пришлось использовать очень много энергии, он ведь был тогда почти мертв. Для лечения твоей раны столько ее не потребуется. Вряд ли я за такое короткое время что-нибудь прочитаю в твоем мозгу. Во всяком случае, постараюсь не делать этого. Но если не залечить…

– Ладно. Согласна. – Алекс глянула на перевязанную возле локтя руку – результат взятой у нее Блитценом крови. – Но, чур, лечи только лоб и ничего в моей голове.

Я дотронулся до ее лба. Она горела. Поток энергии Фрея вызвал у Алекс вскрик, но рана немедленно начала затягиваться. Затем лоб остыл, а лицо обрело нормальный цвет. Руки мои при этом почти не сияли. Удивительно, но лечить в этом диком и жутковатом месте мне оказалось очень легко и быстро.

– Ничего ровным счетом я о тебе не узнал, – поторопился заверить я Алекс. – Ты для меня по-прежнему тайна, завернутая в вопросительный знак, а сверху еще и во фланелевую рубашку.

Она шумно выдохнула. Получилось одновременно похоже на смех и свидетельство, что ей много лучше.

– Спасибо, Магнус. Может, теперь разведем, наконец, костер?

Заметьте: не Мегги и не Бобовый Город. Она назвала меня просто Магнусом, и я воспринял это как предложение мира.

Когда костер по-настоящему разгорелся, мы попробовали разогреть дары Фадлана на открытом огне, и нас ожидало весьма шокирующее открытие. Оказалось, бараньи кеббахи и фалафели не столь вкусно поджариваются тем же методом, что зефир с печеньем и шоколадом. Пришлось ограничить наше меню шоколадками, которые мы увели из дома дяди Рэндольфа.

Блитц провел почти целое утро, прядя волшебную нить на складной походной прялке. (В его походном арсенале была и она. А почему бы, собственно, нет?) Джек тем временем носился вверх-вниз вдоль Крошкиной сумки для боулинга и пробивал дырки для узора, который задумал Блитц.

Мы с Алекс несли по очереди сторожевую вахту, но все пока было тихо. Сэм и Хэртстоун по-прежнему не объявлялись. Великаны тоже не заслоняли нам солнце и не тревожили лес своими развязывающимися шнурками. Села, правда, на ветку, прямо над нашим костром, рыжая белка. Возможно, она и не представляла для нас никакой опасности, но, памятуя о своей встрече со свирепым и подлым Рататоском, я напрягся и бдительно приглядывал за незваной гостьей, пока она не упрыгала на другие деревья.

Во второй половине дня, после того как мы покормили Блитца обедом, жизнь пошла интереснее. Гном наш каким-то образом (подозреваю, что с помощью волшебства) напрял из моих волос, крови Алекс и ниток из собственного жилета уйму переливающейся красной нити, конец которой теперь привязал к рукоятке Джека, и тот ну летать взад-вперед по одной стороне сумки, то ныряя в кожу, то выныривая из нее, как дельфин из воды, и оставляя за собой след из переливающихся красных стежков. Вот так же слаженно они трудились вместе с Блитценом, когда мы связывали волка Фенрира – происшествие, которое я предпочел бы навечно выкинуть из головы.

Блитцен громко командовал:

– Направо, Джек. А здесь пропусти стежок. Превосходно. Теперь сделай шов «назад иголку». И на конце пробей дырку кроликом.

– Кроликом? – чуть не поперхнулась шоколадкой Алекс. – О чем это он?

– Понятия не имею, – отмахнулся я.

Вдохновившись, по-видимому, швейным искусством этих двоих, Алекс отцепила от ремня гарроту и принялась с ее помощью соскребать ледяной налет со своих ботинок.

– А почему ты выбрала для себя именно этот вид оружия? – полюбопытствовал я. – Но если велишь мне заткнуться, я не обижусь.

Алекс мне улыбнулась краешком рта.

– Все нормально. В общем, сначала она была просто струной для резки глины.

– Струной для резки глины? То есть ты даже не думала, что она еще для чего-то годится?

– Правильный вывод, – кивнула она.

– Могу сделать еще один, – усмехнулся я. – Большинство резаков для глины служат исключительно мирной цели.

– Вот именно. Но моя ма… – Она осеклась. – В общем, однажды ко мне в студию явился Локи, начал доказывать, как много может для меня сделать, и в подтверждение, что это не пустые слова, научил меня заклинанию, которое превращает любой предмет в волшебное оружие. Мне захотелось сбить с него спесь. Вот я нарочно и выбрала для его заклинания самую мирную вещь из всех, которые находились рядом. Ну кто мог предположить, что проволока с деревянными рукоятками на концах превратится в оружие!

– Но она тем не менее… – начал я.

Алекс, зажав в кулаке одну из рукояток гарроты, размахнулась ею, как хлыстом, и нанесла удар в сторону неровного гранитного валуна размером с рояль, который лежал неподалеку от нас. Струна в полете начала удлиняться. Дальний ее конец, обкрутившись вокруг валуна, завязался петлей. Алекс дернула за гарроту. Верхняя часть валуна с громким скрежетом отделилась от нижней, а струна, свернувшись в кольцо, возвратилась к владелице.

– Недурно, – хихикнул я, изо всех сил стараясь, чтобы глаза у меня не слишком вылезли из орбит. – Может, она у тебя и картошку фри жарить может?

Алекс буркнула что-то про тупых мальчишек, но, убежден, не по моему адресу.

Начало быстро смеркаться. Тени от Джека и Блитца, которые продолжали работу над сумкой, делались все длинней и длинней. По шее моей, которую после стрижки больше не прикрывали волосы, пробежал холодок, и я понял, что температура воздуха сильно понизилась. Хорошо хоть зеркал тут не было, и мне не предоставлялось возможности увидеть кошмар, который сотворил Блитцен на моей голове.

Алекс подкинула в огонь свежую ветку.

– Ну, можешь заодно и это спросить.

Я дернулся.

– Прости, не понял.

– Ну, ведь тебя же очень интересует, зачем я ставлю его знак на свою глиняную посуду, почему у меня такое тату на шее. И еще тебе хочется знать, не работаю ли я на Локи.

Все эти вопросы действительно прятались у меня в голове, но откуда она-то узнала? Или мое лечение на сей раз возымело обратный эффект, и не я прочитал мысли Алекс, а она – мои?

– Ну, наверное, это меня и впрямь тревожило, – не стал скрывать я. – С одной стороны, Локи вроде тебе не нравится…

– Не нравится, – подтвердила она.

– Тогда зачем тебе его знак?

Алекс завела руки за шею.

– Двух этих переплетающихся змей называют Змеями Урнес – в честь какого-то места в Норвегии. Это необязательно символ Локи. – Она, сплетя пальцы, пошевелила ими. – Змеи обозначают перемены и гибкость, подвижность и непостоянство. Потом их стали ассоциировать только с Локи, ему это очень понравилось, но я считаю, что это неправильно. Не имеет он права присваивать такой крутой символ. На самом деле он принадлежит ему не больше, чем я. Вот я и решила, что знак изменения будет моим. И мне по Хельхейму, как к этому отнесутся другие.

Я наблюдал за пламенем, пожирающим свежий хворост. Над костром взорвался сноп оранжевых искр. Мне снова вспомнился сон о номере Алекс и Локи, который вдруг обернулся рыжеволосой женщиной. Как странно всегда начинает звучать голос Алекс, когда она говорит о Локи как о своем отце. И еще эта оговорка: «Моя ма…» – когда она начала рассказывать о визите Локи в гончарную студию.

– Ты как восьминогий конь, – произнес я вслух.

– Стенли? – нахмурилась Алекс.

– Нет. Я имею в виду изначального восьминогого. Как там его имя? Ах да, Слейпнир. Я знаю от Мэллори Кин его историю. Локи, чтобы отвлечь жеребца великана, превратился в прекрасную кобылицу. В результате она забеременела, и у нее, то есть у Локи, родился Слейпнир. – И, почти наяву ощущая, как лежащая на коленях у Алекс гаррота врезается в мое тело, я все-таки выпалил: – Локи тебе не отец, ведь правда? Он твоя мать.

Алекс широко распахнула глаза. Сейчас схватится за гарроту и прощай мои дорогие конечности, а может быть, и голова.

Она, однако, к немалому моему удивлению, лишь заметила с кислым смешком:

– По-моему, после стрижки твои извилины стали лучше работать.

– Значит, я прав? – поборол я желание провести пятерней по своим укороченным прядям.

– Да. – Она подергала за отблескивающие розовым металликом шнурки в своих походных ботинках. – Хотела бы я увидеть лицо отца в тот момент, когда ему это открылось. Насколько я знаю, Локи обернулся женщиной именно того типа, который нравился моему отцу. Он был в это время уже женат, но для него подобные мелочи никогда не являлись препятствием. Всегда привык получать что хочет. В общем, запал он на эту рыжую с пышными формами, и у них разгорелся бурный роман. А спустя девять месяцев к нему в дом припожаловал Локи с подарком в виде младенца.

Я попытался себе представить Локи, по обыкновению экстравагантно одетого, может, даже в зеленый смокинг, который возник на пороге богатого дома в элитном пригороде. Привет, мол, любимый, не узнаешь? Я та самая девица. Хорошо мы с тобой проводили время, да? А это вот наш ребеночек.

– А как твоя смертная мама восприняла? Ну, то есть жена твоего отца. То есть твоя мачеха.

– Правда, запутаешься? – подкинула Алекс в костер еще одну ветку. – Моя мачеха совсем не обрадовалась. В общем, росла я с двумя родителями, которые сторонились меня и стыдились. Ну и Локи, время от времени появляясь на моем горизонте в самые неожиданные моменты, пытался руководить мной.

– Рог Хеймдалля! – вырвалось у меня.

– Не рог, а труба. Сегодня я женского пола, – поправила Алекс.

– Да нет. Я не про тебя… – начал было оправдываться я, но тут же заметил, что она просто шутит. – А потом что случилось? – захотелось выяснить мне. – Почему ты ушла из дома?

– Ушла я два года назад. А почему? По многому.

В ее голосе зазвучали предупреждающие нотки. Видимо, я опять ступил на запретную территорию.

И все же… Алекс стала бездомной примерно тогда же, когда умерла моя мама и я сам оказался на улице. Совпадение это меня встревожило, и у меня, прежде чем успел струсить, вырвалось:

– Это Локи тебя попросил отправиться с нами?

Пристальный ее взгляд мне прямо в глаза заставил меня поежиться.

– Что ты имеешь в виду?

Я рассказал ей. Как она в моем сне метала горшки в своего отца (мать), а тот обращался к ней с какой-то совсем простой просьбой.

Лес окутала уже полная тьма, а я за разговором даже и не заметил, давно ли это произошло. В бликах костра лицо Алекс менялось и колыхалось. Я пытался по мере сил убедить себя, что часть ее сути, которая напрямую относилась к Локи, здесь ни при чем. Просто сейчас проявляется ее личная склонность к гибкости и изменениям, столь же, по сути, невинная, как тату у нее на шее.

– Все как раз было наоборот, – ответила она мне после весьма длинной паузы. – Локи просил меня не присоединяться к вам.

У меня сердце заколотилось в ушах.

– Зачем же он о таком просил? И что за план вы вчера обсуждали с Сэм?

Она обмотала руки гарротой.

– Может быть, ты потом и узнаешь об этом, Магнус. И, кстати, только посмей еще раз шпионить за мной в своих снах…

– Ребята! – прервал ее громкий возглас Блитцена. – Идите сюда и посмотрите!

Глава XXXVIII. Никогда не догадаетесь, какой пароль выдумал Блитцен

Джек гордо завис над результатами своего рукоделия. Но можно ли это назвать рукоделием? Ведь у меча-то рук нет.

На темно-коричневой боковине сумки сияла вышивка, – несколько строк рунического текста.

– И что это значит? – спросила Алекс.

Блитц даже зажмурился от удовольствия.

– Да всего лишь несколько технических рун. Волшебные болты и гайки. Различные термины и условия. Соглашение о конечном пользователе продукции. А в самом конце слова: «ПУСТАЯ КОЖА. Сумка завершена Блитценом, сыном Фрейи. Помогал Джек».

– Это я написал! – гордо провозгласил Джек. – Я помогал!

– Отличная работа, приятель, – похвалил я его. – И это действует?

– Сейчас проверим, – потер от волнения руки Блитцен. – Как только я отдам тайную команду, сумка или уменьшится до такой степени, что нам будет ее легко нести, или… Но я уверен: она уменьшится.

– Нет, ты вернись к слову «или», – потребовала Алекс. – Что может произойти еще?

– Ну, существует микроскопическая вероятность, что сумка, наоборот, увеличится и покроет основную часть континента. Но я убежден: все сделано правильно. И Джек очень точно воспроизвел руны швом «назад иголку» именно в тех местах, где я ему показывал.

– А я должен был вышивать швом «назад иголку»? – засиял желтым Джек. – Ой, да ладно, – заметил он ужас на лице Блитцена. – Не волнуйся. Работал правильно.

Я, в отличие от этих двоих, никакой уверенности в успехе не ощущал. «С другой стороны, – пронеслось у меня в голове, – чего волноваться? Ну, сомнет эта сумка весь континент. Значит, попросту жить осталось недолго».

– Ну хорошо, – произнес я вслух. – Какой, Блитц, у тебя там пароль?

– Молчи! – взвыл он.

Сумка для боулинга подпрыгнула. Земля и лес дрогнули. Крошкин аксессуар уменьшался так стремительно, что у меня поплыло в глазах. Гора исчезла. Вместо нее нам открылось небо. А у ног Блитцена стояла вполне обычная сумка для боулинга.

– Да! – победоносно выкрикнул Блитцен и, подняв сумку, заглянул внутрь. – Там лежит шар для боулинга, но вес у нее такой, словно она пуста. Джек, мы справились!

Они дали друг другу «пять». Ну, может, конечно, не в полной мере, – у Джека-то пальцев не было.

– Погодите! – проговорила Алекс. – Все это, конечно, классно, но неужели ты, Блитцен, выбрал паролем слово «пароль»?

– Нет! Не надо! – И гном с такой скоростью зашвырнул сумку Крошки подальше в лес, словно в руках у него оказалась граната, с которой сорвали чеку.

В лесу начался шквал. Затрещали деревья. Звери кинулись кто куда врассыпную, вызвав во мне сочувствие к подозрительным белкам, а небо снова закрыла от нашего взора сумка-гора.

– Я торопился закончить, – пропыхтел возмущенно Блитцен. – После можно сменить па… Ну, в общем, сделать другое командное слово. Но это потребует времени и еще какое-то количество нитей. А пока очень просил бы вас больше не произносить сами понимаете что.

Мы согласно кивнули, и тогда Блитц сам произнес это слово. Сумка опять стала маленькой.

– Великолепно, дружище, – сказал я ему. – А у тебя, Джек, красивые швы.

– Спасибо, сеньор, – обрадовался мой меч. – А мне причесочка твоя новая нравится. Теперь ты похож не на того типа из «Нирваны», а скорее… ну я не знаю… На Джонни Роттена или на Джоан Джетт в светлом варианте.

Алекс прыснула.

– Вот откуда ты, Джек, интересно, про всех них знаешь? Ти Джей ведь мне рассказал, что ты целую тысячу лет провалялся на дне реки.

– Верно, – мигнул рунами он. – Но я старался быть в курсе.

– Джоан Джетт, – фыркнула Алекс.

– Может, просто заткнетесь? – проворчал я. – Вы бы еще шар для боулинга покатали по лесу.

Блитцен залез в палатку и от усталости просто рухнул. Я, не подумав, превратил Джека в кулон и тоже рухнул без сил, чувствуя себя так, будто мне целый день пришлось карабкаться по утесам из темно-коричневой кожи.

Алекс взялась нас покараулить. Вернее, я вроде бы именно так ее понял, прежде чем окончательно вырубиться. Впрочем, скажи она: «Сейчас позову сюда Локи, и мы с ним вместе вас во сне перебьем, ха-ха-ха!» – и это меня не заставило бы проснуться.

Мне снились дельфины, жизнерадостно прыгающие в море из кожи, а когда я открыл наконец глаза, небо из черного превратилось в серое. Алекс и впрямь несла вахту возле костра. Я сменил ее, уговорив хоть немного поспать.

К тому времени, как мы все наконец проснулись, позавтракали и свернули лагерь, наступило пасмурное утро с небом, похожим на грязно-белое пуховое одеяло.

Краткий предварительный итог: мы убили на борьбу с Крошкиной сумкой почти целые сутки, а Сэм с Хэртстоуном по-прежнему находились неизвестно где. Я вовсю старался себя убедить, что они в безопасности. Сидят, наверное, уютно устроившись у огня в доме Утгарда-Локи, наслаждаются вкусной едой и рассказывают друг другу разные интересные истории. Все бы прекрасно, но только мое больное воображение рядом с этой прекрасной картинкой навязчиво рисовало другую, на которой возле огня сидели не Сэм с Хэртстоуном, а великаны, рассказывающие друг другу, какие вкусные смертные им достались вчера на ужин.

– Прекрати немедленно! – повел я внутренний диалог со своим воспаленным воображением.

– А свадьба-то уже завтра, – не унималось оно.

– Вон из моей головы! – отдал приказ я ему.

Но оно ноль внимания. Ну и засада!

Мы двинулись по ущелью, держась направления, которое указал нам Крошка.

Считаете, мы могли просто идти по его следам? Но попробуйте отличить их от долин и каньонов!

Спустя час, проведенный в пути, мы увидели нашу цель. Вдалеке, на утесе, простерлось вширь коробкообразное здание, напоминавшее склад. Надувного Годзиллы над ним уже, правда, не было (полагаю, аренда его стоила слишком дорого), а вот неоновая вывеска «Дорожки Утгарда» светилась по-прежнему. Буквы ее сперва вспыхивали по очереди, а затем все вместе, а после – все вместе и вдобавок с искорками по краям. Поэтому не заметить такое на самом высоком холме Йотунхейма было просто невозможно.

Мы побрели вверх по извилистой дороге. Для великанских ног или их гигантских ослов она, возможно, была идеальна, но маленьким смертным пришлось на ней тяжко.

Холодный порывистый ветер едва не сбивал нас с ног. Ноги мои болели. Спасибо еще хоть блитценовский вариант сумки для боулинга, который я нес в руках, действительно ничего не весил.

Достигнув вершины, мы поразились реальным размерам Дорожек Утгарда. В здании мог запросто уместиться весь центр Бостона. А каждая шляпка латунных гвоздей, на которых держалась красно-коричневая обивка входной двери, была размером со средний дом на три спальни.

В грязных окнах светилась неоновая реклама ЙОТУНСКОГО СОКА, БОЛЬШОГО МАЛЕНЬКОГО ЭЛЯ И МЕГА-МЕДОВУХИ. К столбам возле здания были привязаны великанские верховые животные – лошади, бараны, яки и, да, ослы, каждый величиной с гору Килиманджаро.

– Бояться тут нечего, – бубнил себе под нос Блитцен. – Это очень похоже на гномичий бар, только больше.

– Ну и как дальше? – спросила Алекс. – Прямая лобовая атака?

– Ну уж нет, – возразил я. – Там могут быть Сэм и Хэрт. Поэтому поступаем по правилам. Входим. Предъявляем гостевые права. Ведем переговоры.

– А если это не сработает, – подхватил Блитцен, – начинаем импровизировать.

– Отвратительный план, – хмуро бросила Алекс. И куда только сейчас подевалась ее природная склонность к гибкости и переменам? – Кстати, Магнус, с тебя причитается за то, что я тебе снилась. – И она решительным шагом первой пошла к входной двери.

– Я должен задать вопрос? – поднял в недоумении брови Блитцен.

– Не должен и не надо, – отрезал я.

Попасть внутрь оказалось легко. Нам самым прекрасным образом послужил зазор между дверью и полом, сквозь который мы прошли, даже не пригибаясь.

За дверью простирался вдаль и вширь самый большой и самый кишащий публикой кегельбан из всех, которые я когда-либо видел. Слева десятка три великанов размером со статую Свободы сидели у стойки бара на табуретах величиной с высотное здание. Вся эта публика была одета в рубашки для боулинга неоновых цветов, похоже, украденные со склада Армии спасения времен эпохи диско. На ремнях у великанов висели различных фасонов ножи, топоры и палицы. Бар оглашался громовым хохотом и забористыми ругательствами. Время от времени неоновые весельчаки метали друг в друга кружки с медовухой, содержимое каждой из которых могло орошать в течение года все сельские регионы Калифорнии.

Мне показалось, что время для медовухи было чересчур раннее, но, почем знать, вдруг чуваки эти здесь тусуются с тысяча девятьсот девяносто девятого года? Песня с одноименным названием, громко лившаяся из колонок над их головами, именно на такое и намекала.

По правую сторону зала тянулся ряд игровых автоматов. Там тоже скопилось большое количество великанов, увлеченно игравших в пинбол и гигантский пэкмэн. И наконец в задней части комнаты, от которой нас отделяло не меньшее расстояние, чем Бостон от Нью-Гемпшира, был устроен кегельбан. Группками по четыре – по пять великаны в одинакового фасона одежде ярких цветов и замшевых ботинках для боулинга стояли возле дорожек. Плакат на стене гласил: «Финальные соревнования Утгардского турнира по боулингу. Добро пожаловать, участники ФУТБА!»

Один из великанов кинул шар. В зале загрохотал гром. Пол затрясся, превратив меня в прыгающую заводную игрушку. Когда шар докатился до цели и стихийное бедствие унялось, я принялся озираться по сторонам в поисках Крошки, но нигде его не заметил. Слишком уж много перед глазами было преград из других великанов.

Чуть погодя толпа их сдвинулась в сторону, и тогда я узрел, что с противоположного конца зала на меня смотрит тот, кого мне хотелось увидеть еще меньше, чем Крошку. Этот тип сидел в кожаном кресле с высокой спинкой, водруженном на высокий помост, наподобие места судьи состязания или ведущего.

На нем была тоже рубашка для боулинга, но не из ткани, а из орлиных перьев, которая весьма причудливым образом сочеталась с брюками из коричневого полиэстера. Подбитые железом ботинки у него на ногах, похоже, сделали из переработанных истребителей времен Второй мировой войны. На предплечье его блестел золотой браслет тана, усеянный кровавыми камнями. Лицо было, в общем, красивым, но неприятным. Прямые черные волосы ниспадали ему до самых плеч. Злые глаза весело поблескивали. Такой вот обаятельный и привлекательный убийца из Йотунхейма.

Сейчас он был футов на девяносто выше, чем во время нашей с ним предыдущей встречи, но тем не менее мне без труда удалось узнать его.

– Большой Мальчик! – прокричал я.

Не знаю уж, как ему удалось в таком гомоне расслышать мой голос, но он тут же кивнул и откликнулся рокочущим басом:

– Рад, Магнус Чейз, что тебе удалось прийти!

Музыка смолкла. Великаны у бара повернулись в ту сторону, где мы стояли, тщась разглядеть, к кому обращается их король. Большой Мальчик вытянул сжатую в кулак руку, будто бы предлагая мне взять микрофон. Только держал он не микрофон. В его кулаке, словно два оловянных солдатика, были зажаты Самира и Хэрт.

Глава XXXIX. Элвис покинул сумку для боулинга

– Требуем гостевых прав! – прокричал я. – Утгард-Локи, отпусти наших друзей!

По-моему, очень храбро с моей стороны, учитывая, что мы находились в скопище до зубов вооруженных и плохо одетых статуй Свободы.

Великаны расхохотались.

Один из сидевших у стойки бара крикнул:

– Не слышу! Говори громче!

– Требуем… – начал было повторять я, но в это время бармен опять врубил песню «Тысяча девятьсот девяносто девятый год», которая меня полностью заглушила. Великаны радостно взвыли.

Я посмотрел на Блитцена.

– Вот ты утверждаешь, что песни Тейлор Свифт – это гномичья музыка. В таком случае получается, Принс был великаном?

– Ну-у… – не сводил Блитц взгляда с Хэртстоуна, бившегося в кулаке Утгарда-Локи. – Нет, сынок. Получается просто, что великаны любят такую музыку. А вот как ты думаешь, не мог ли бы Джек вырезать наших друзей из этого кулака?

– Очень сомнительно, – не хотел даже пробовать я. – Утгард-Локи их прежде раздавит.

Алекс намотала на руку гарроту. Не понимаю зачем. Разве что собиралась почистить ею как зубной нитью зубы Утгарду-Локи.

– Ну, и каков наш план? – спросила она у меня.

– Дай подумать, – ответил я, потому что плана у меня не было.

Утгард-Локи провел пальцем по горлу, словно перерезая его. Не самый любимый мой жест, зато музыку тут же вырубили и гомон толпы разом стих.

– Мы ждали тебя, Магнус Чейз! – широко улыбнулся Утгард-Локи. – А что до твоих друзей, то они не пленники. Я просто поднял их повыше. Таким образом они сразу заметили ваш приход. Видишь, как они рады?

Я лично ни малейшей радости на лице у Сэм не заметил. Она извивалась в кулаке короля великанов в тщетной попытке освободиться и с явным желанием перебить всех, кто носит рубашки для боулинга и еще кое-кого из тех, кто их не носит.

Глаза Хэрта и вовсе пылали яростью. Он ненавидел, когда у него несвободны руки. Ведь это лишало его возможности говорить и творить магию. Смотреть на него сейчас было страшновато, потому что злость придала ему сходство с мистером Олдерманом.

– Если они не пленники, отпусти их, – потребовал я.

– Как пожелаешь. – Локи поставил Сэм и Хэртстоуна на стол, где они оказались ростом с великанский кубок для медовухи. – Мы хорошо обустроили их, и они ждали вас со всеми удобствами, – продолжал король великанов. – Нам известно от Крошки, что вы несете его сумку для боулинга, которую он просил вас доставить не позже сегодняшнего утра. Я уж было подумал, у вас не вышло.

Он произнес это таким тоном, словно эта проклятая сумка должна была стать нашим выкупом за свободу друзей. Что же ждало в таком случае Сэм и Хэрта, не справься мы со своей задачей? А они, наверное, ожидая нас целые сутки здесь, уже вообще сомневались, живы ли мы.

– Сумка с нами, не беспокойтесь, – ткнув Блитца в бок, объявил я.

– Так и есть, – шагнул вперед гном, подняв на вытянутой руке свое творение. – Пустая кожа, которая вскорости завоюет заслуженную известность в категории сумок для боулинга. Завершена Блитценом, сыном Фрейи, а Джек помогал.

Сквозь толпу к нам с трудом протиснулся наш старый добрый друг Крошка. По сравнению с прочими великанами он казался действительно маленьким. Его серая рубашка для боулинга была вся в потеках медовухи. Мужественный пучок на затылке рассыпался.

– Что вы сделали с моей сумкой? – возопил он. – Ей противопоказана стирка на обычном режиме! Она же стала микроскопическая!

– Как и ты сам, – бросил с издевкой кто-то из великанов.

– Заткнись, Хьюго! – огрызнулся Крошка.

– С твоей сумкой ничего страшного не случилось, – произнес Блитцен голосом, в котором сквозил леденящий страх. – Она вернется в нормальный размер сразу же после того, как ваш король заверит, что у нас есть гостевые права. У нас троих и у наших друзей на столе.