Дань псам. Том 2 Эриксон Стивен

— Дергун, — вздохнула Хватка, — мне любезна мысль об убийстве каждого ассасина в городе, начиная с Мастера Гильдии. Но ведь они не корень проблемы. Кто-то их нанял, а мы не знаем, кто. Не знаем, почему. С нами такое уже случалось. По сути дела, мы опять оказались в начале, только вот двоих уже нет рядом. — Она ощутила, что дрожит, и не решилась встретиться с Дергунчиком взглядом. — Знаешь, я поняла, как хочу, чтобы Ганоэс Паран был здесь. Если кто и может сообразить, что тут творится, так это наш Капитан.

Дергунчик крякнул. — Владыка Фатида, верно. — Он осушил стакан и выпрямился. — Отлично. Идем в Дом Финнеста — может, он там, может и нет. Так или иначе, хоть чем-то займемся.

— А Дымку бросим здесь?

— Она ж не одна остается. Тут Дюкер и Сциллара. Не говоря о барде. При свете дня никто нас добивать не сунется. А к закату мы вернемся, Хва.

Она все-таки колебалась.

Дергунчик подошел ближе. — Слушай сюда. Я не такой тупой, я знаю, что у тебя в голове творится. Но если мы будем сидеть, то дождемся следующего их шага. Помнишь доктрину морской пехоты, капрал? Не наше дело реагировать — наше дело бить первыми, пускай сами реагируют. Они ударили уже дважды. Еще раз — и нам крышка.

Вокруг мужика витали алкогольные пары, но синие глаза были острыми и ясными. Хватка понимала, он прав, и все же… она была испугана. И она понимала, что он видит ее насквозь, видит борьбу в душе — и огорчается, ведь чего-чего мог от нее ожидать, но не страха. «Никогда. Боги, ты становишься старой, Хватка. Хрупкой, съежившейся.

Они убили лучших твоих друзей. Они едва не убили твою любимую».

— Сомневаюсь, что он здесь, — сказала она вслух. — Иначе показался бы. Дергун, он куда-то ушел. Может, никогда не вернется. Да и зачем ему? Куда бы Паран не отправился, он там занят — такой уж у него характер. Всегда в гуще самого мерзкого дела.

— Ладно, — изволил согласиться Дергунчик. — Но мы ведь можем ему, э… письмецо отправить.

Она вздернула брови: — Вот так идея, Дергун. Рада, что хоть кто-то из нас еще мыслит.

— Да. Так пойдем?

Они двинулись, выйдя через боковую дверь. Оба одели плащи, спрятав доспехи и оружие, наполовину выставив мечи из ножен. Дергунчик захватил два жулька в тряпичных мешочках — один в кармане, второй привязан в перевязи. Он мог выхватить гренаду и метнуть, как обычно мечут снаряд из пращи (собственное его изобретение, отточенное при помощи положенного в мешок камня до приемлемого мастерства). Видит Худ, он не сапер… но учится.

Ничто не злило его так, как проигранный бой. Да, они вышли живыми. С другой стороны, почти все ассасины погибли, так что счет отличный… но он все же ощущал себя проигравшим. За годы после отставки группа малазан почувствовала себя одной семьей. Не так, как бывает во взводе, ведь взводы существуют ради сражений, войны, убийства, и это придает дружеству солдат странный характер. Их стягивают превратности, крайности, заставляющие чувствовать каждый момент жизни как чудо. Нет, эта семья была другой. Они успокоились. Расслабились. Решили, что все дерьмо осталось позади. Да, так они и думали.

Пока они с Хваткой шагали к имению Коля и зловещему дому в его саду, Дергунчик пытался вспомнить времена, когда он не ведал о таком образе жизни, когда жил кривоногим подростком на Фаларах. Смешно, но умственный образ десятилетнего юнца включал в себя чертовы усы; он понимал, что они отросли позже, но воспоминания вечно смешиваются. Положиться на них нельзя. Фактически врут почти всегда. Россыпь образов, сшитая воедино воображаемым дерьмом, так что хаос реальных моментов вдруг начинает казаться связной историей, сказкой.

Наш рассудок горазд переделывать прошлое. Тут каждый сам себе историк, и поэтому — стоит ли доверять историкам вообще? «Да, поглядите на Дюкера. Сплел отличную сказочку насчет Колтейна и Собачьей Упряжки. Она разрывает сердце, но таковы все лучшие истории, ведь они заставляют человека ЧУВСТВОВАТЬ, тогда как большинство из живущих на земле предпочитают вообще ничего не чувствовать. Но чего в ней реального? Да, Колтейна действительно убили. Армия растаяла, как он и говорит. Но остальное? Все подробности?

Узнать невозможно. И в конце концов, это ведь не важно.

Так и наши истории. Кто мы такие, чего сделали. Сказка рассказывается, пока не останавливается. Внезапно, как вдох, за которым никогда не последует выдох.

И сказочке конец».

Ребенок с мужскими усами смотрел на него там, внутри головы — с ухмылкой и подозрением, даже недоверием. «Думаешь, знаешь меня, старикан? Ни шанса. Ты ничего не знаешь, а твои воспоминания ко мне никакого отношения не имеют. К тому, как я думал. К тому, что чувствовал. Ты от меня дальше, чем папаша, жалкий и унылый тиран, которого мы не можем ясно вообразить — ни ты, ни я, ни даже он сам. Может, он не мы, но тогда он и не он.

Старикан, ты совсем сбился с панталыку, совсем как я. Да и сам я не лучше. Потеряны в жизни, пока смерть не заберет нас».

Вот почему он обычно избегает думать о прошлом. Лучше не чувствовать его, спрятать, запереть в сундук, а сундук перевалить за борт и утопить в пучине. Но трудность в том, что ему придется выловить некоторые нужные вещи. Мыслить как солдат, например. Снова балансировать на отвратном лезвии, снова смотреть на все без жалости. Лишиться колебаний.

Галлоны эля не помогли. Лишь подпитали отчаяние. Сейчас он чувствует себя старым, слишком старым для всего этого.

— Боги подлые, Дергун! Я отсюда слышу, как ты скрипишь зубами. Что б ты не грыз, оно явно горькое на вкус.

Он скосил глаза: — А ты ждала, я в пляс пойду по треклятой мостовой? Мы в большей беде, чем когда раньше, Хва.

— Видали и похуже…

— Нет. Мы видали похуже, но мы были к нему готовыми. Нас учили с ним расправляться. Схвати за горло, выдави жизню. — Он замолчал, сплевывая на плиты мостовой. — Я только начал соображать, что такое отставка. Все, что мы выбросили, пытаемся снова подобрать, да только рука не дотягивается. Не дотягивается рука, раздолби ее совсем!

Она молчала, но Дергунчик догадался, что она понимает его правоту, чувствует себя так же.

Мало радости в такой компании.

Он дошли до имения Коля, обогнули стену. Путь от бара уже стерся в уме Дергунчика, словно вдруг стал бессмысленным. Он не выделил ни единого лица в уличных толпах. Их заметили? За ними следили? Возможно. — Дыханье Худа! Хва, я не проверял. Вдруг за нами все псы увязались! Поняла, о чем я?

— Увязались, — согласилась женщина. — Двое. Мелкая сошка, не настоящие убийцы, скорее псы, как ты сказал. Держатся на расстоянии. Наверное, им так посоветовали. Вряд ли пойдут за нами в лес.

— Нет, — сказал Дергунчик. — Учуют засаду.

— Верно. Так что забудем.

Она первой вошла в молодые заросли позади имения. Опушка была завалена всяческим сором, но почва быстро очистилась, едва они углубились в тенистую рощу. Мало кто из людей, как становилось очевидным, жаждал бросить взгляд на Дом Финнеста и ощутить дрожь при мысли, что тот тоже глядит на гостей. Внимание от чего-то столь мрачного, как черное здание, не порадует никого.

Сделав тридцать шагов по кривой тропке, они увидели черные стены то ли из дерева, то ли из камня — морщинистое, покрытое шрамами лицо дома. Ставни из гнилых плетней, в окнах не видно и проблеска света. Лозы оплели углы, покрыли кочки и бугры во дворе, низкую ограду. Немногочисленные деревья искривлены, лишены листьев, их корни вылезли наружу, словно кости.

— Сейчас бугров больше, чем в прошлый раз, — заметила Хватка, пока они шли к входу.

Дергунчик хмыкнул: — Идиотов, решившихся залезть внутрь, хватает. Думают отыскать сокровища…

— Короткие пути к тайной силе, — закончила за него Хватка. — Волшебные вещицы и другую хрень.

— А находят лишь раннюю могилу. — Он заколебался, взглянув на ворота. — Мы тоже может в ней кончить.

— Не сходи с тропы, вот и весь фокус. Иди за мной.

Он старался ступать след в след. Узкая дорожка была вымощена перекошенными плитами. Ступив слишком близко, он наступил Хватке на пятку, отчего та чуть не упала. Прежде чем возобновить движение, женщина бросила через плечо уничтожающий взгляд.

Полнейшее отсутствие чего-то необычного сильнее всего возбуждало нервы Дергунчика. Он смотрел, как Хватка поднимает руку в перчатке, складывает в кулак… колеблется, потом все же резко стучит в твердую дверь. Эхо оказалось гулким, как будто за дверью поджидала бездна.

Они ждали. Всякие звуки города сюда не доносились, словно нормальный мир прекратил существование ил, скорее, беспокойное течение жизни не имело значения для того, что торчало перед их глазами. Для гротескного выхода иного Королевства в наш мир.

Дюжина ударов сердца. Хватка хотела постучать еще раз. Лязг засова глухо донесся из-за толстого дерева, через миг дверь со скрипом раскрылась.

Паран рассказывал о личе, обитателе Дома Финнеста, отверженной твари, что была некогда Джагутом; однако сам Дергунчик видел ее впервые. Высокий (боги, как он ненавидит высокие вещи!), тощий, но широкий в кости, облачившийся в длинную, рваную черненую кольчугу. Голова обнажена: длинные бесцветные волосы висят пучками, на лысинах кривые рубцы; в одном месте что-то проломило череп, и в дыре видна лишь чернота, как будто мозги у чудища попросту высохли. На разбитом лице клыки, глаза прячутся в тенях орбит. Да какой бы он ни был… Дергунчик не ощущал ни малейшей уверенности, что злосчастная встреча даст мало-мальски полезный результат.

— Лорд Раэст, — сказала Хватка с поклоном. — Я друг Ганоэса Парана. Если припомните, мы встречал…

— Я знаю, кто ты, капрал Хватка, — ответил лич глубоким, раскатистым голосом.

— А это сержант Дергун…

— Чего вам нужно?

— Нужно найти Ганоэса Парана.

— Он не здесь.

— Нужно передать ему послание.

— Зачем?

Хватка глянула на Дергунчика, потом снова на Раэста. — Ну, это сложная история… Можно войти?

Мертвые глаза Раэста надолго вперились в нее. Затем он спросил: — Вы ожидаете, что я и напитки подавать буду?

— Э… нет. Этого не нужно, Раэст.

Джагут отступил.

Хватка обошла его и замерла, сделал несколько шагов. Дергунчик протиснулся следом. Они были в сводчатой передней. Под ногами грубый черный камень. Напротив входа двойная дверь, узкий коридор идет налево и направо. Воздух сухой и теплый, пахнет недавно вскопанной землей — Дергунчик вспомнил подвалы «К’рул-бара».

— Могилки копали? — спросил он и чертыхнулся про себя, пытаясь игнорировать дикий взгляд Хватки.

Раэст захлопнул дверь и развернулся к ним: — Какого рода напитки предпочитаете, сержант Дергун? Боюсь, в доме у меня ничего не прикопано. Хотя, если пожелаете…

— Нет, спасибо, — поспешно сказала Хватка.

Дергунчик смог лишь молча кивнуть. Во рту у него пересохло, язык куском кожи прилип к небу. Еще ему хотелось отлить. Сержант подумал было спросить у Джагута дорогу к ватерклозету… но это вдруг показалось столь же неуместным, как требование отдать все деньги или еще что-то подобное.

Раэст поглядел на них, не спеша нарушать молчание. Затем сказал: — Идите за мной, если так нужно.

Мокасины на ногах лича громко шаркали по полу. Шуршала одежда, хрустели кольца доспеха. Раэст подошел к двойным дверям и открыл их.

За ними оказалась комната с каменным очагом, в котором лениво плясало пламя, и двумя широкими креслами с высокими спинками. Ножки утопали в густом ковре, украшенном загадочными, смутно различимыми в полумраке геометрическими узорами. Стены скрывались под гобеленами; один был явно малазанского происхождения — или антанского, учитывая тему изображения (какая-то древняя придворная церемония со смыслом давно позабытым, но, несомненно, важным для Дома Паранов), второй гобелен, местной работы, изображал сцену Лунной Ночи, когда Отродье Луны опустилось, скребя днищем по высоким зданиям города, и драконы сражались в ночном небе, и Раэст пытался захватить Даруджистан. Центром сюжета были драконы — один черный, с серебряной гривой, а другой цвета тусклой бронзы. Когти и клыки сражающихся тварей сплетались, сверху видно было днище Отродья Луны, внизу — силуэты крыш и шпилей, а в воздухе мелькали Великие Вороны.

— Неплохо, — пробормотала Хватка, разглядывая изображение.

Дергунчик хмыкнул, потому что не был большим ценителем искусства — ему достаточно было общего понимания сюжета. В глубине души он считал талант рисовальщика самым бесполезным изо всех и благодарил богов, что не проклят подобной гадостью. В воспоминаниях о великих событиях, свидетелем которых он был, остались лишь фигурки людей, похожие на куклы из палочек; но ему было достаточно. При этом сержант думал, что так видят мир почти все вокруг.

Раэст указал на кресла. — Садитесь, — сказал он тоном, мало похожим на приглашение. Когда они заняли места и поглядели на Джагута, тот продолжил: — Объясните мне, если желаете, как именно вы решили отправить послание капитану Парану.

— Ни имею понятия, — неловко улыбаясь, сказала Хватка. — Мы надеялись, что вы что-то предложите.

— Я много чего могу предложить, но все это не относится к вашей надобности.

Дергунчик прищурился, но промолчал.

Хватка несколько раз открывала рот, пытаясь придумать ответ; эти движения напомнили Дергунчику о рыбе, пойманной в сеть и вываленной на палубу его рыбацкой лодки. «Пока я не выпотрошил ее. А может, это чепуха. Может, я видел рыбу на палубе чьей-то лодки. Как можно проверить? Как я…»

— Пришла мне на ум одна возможность, — сказал Раэст. — Полагаю, будет нужно, чтобы хотя бы один из вас был адептом Колоды Драконов. Или был наделен таким талантом.

— Понимаю, — ответила Хватка. — Ну, мне случалось мазнуть Колоду.

— Ты рисовальщица Карт?

— Что? О нет, не так мазнуть. Я имела в виду, случалось держать в руках парочку карт.

— Такой контакт повредил тебе, сержант Хватка?

— Как повредил?

— Возможно, ты сошла с ума?

Женщина выпрямила спину. — Погодите. Как, во имя Худа, я могу сама узнать, что сошла с ума?

— Вот именно, — отозвался Раэст и замолчал.

Дергунчик уставился на Джагута. — Хва, — шепнул он в конце концов.

Она отчаянно скривилась: — Чего тебе еще, Дергун?

— Ублюдок нас дурит.

Выпучив глаза, она перевела взор на Джагута.

Тот пожал плечами: — Всем иногда нужно развлекаться. В наши дни трудно найти компанию.

— И, когда собеседники являются, — бросил Дергунчик, — ты мешаешь их с грязью? Тебе не приходит в голову, жуткий лич, что одно связано с другим?

— Мешаю с грязью? Не думаю. Это скорее… дружеское презрение.

— Тебе многое нужно узнать о людях, Джагут.

— Несомненно, сержант Дергун. Увы, мне не хочется предпринимать подобные усилия.

— Ого? А какие усилия тебе хочется предпринимать?

— Когда пойму, то сообщу, если это будет интересно мне или тебе. Но я не имею представления, возможно ли связаться с Ганоэсом Параном. Возможно, если вы расскажете о сути нынешнего кризиса, я смогу помочь, не предпринимая опасных и отчаянных действий, могущих серьезно рассердить меня.

— Худ упаси нас сделать это! — прорычал Дергунчик.

— Худ мало кого может спасти, — заметил Раэст.

— Не могу поверить, что ему нравятся Дома Азата, — сказала Хватка, уже оправившаяся от потрясения, раздражения и, может быть, даже негодования. — Они захватывают души и существ вроде вас, Раэст.

— Сомневаюсь, что нахожусь в первых строках списка желаний Худа, — ответил неупокоенный.

Дергунчик хохотнул: — Ладно, я наконец понял твое чувство юмора. Бездна, раньше я считал скучными малазанских морпехов! Чудно, Раэст. Давай сыграем в игру серьезно. Если ты нам поможешь, мы сделаем что-то в ответ. То, что сможем. Не проси чего-то вроде «выньте меня отсюда» или вроде того. Знаешь, чего-то другого проси.

— У меня скромные запросы. Что же, я принимаю условия сделки.

Дергунчик скорчил гримасу Хватке, потом сказал Раэсту: — Вот какое дело. Кто-то нас ассасинам заказал. Мы не знаем, за что. Мы думали, может, Паран сумеет вызнать, кто и как и по какой тяжкой надобности.

Джагут молча смотрел на него.

Хватка прокашлялась. — Возможные причины. Первая — мы малазане. Ветераны. На этом континенте мы наделали немало врагов. Второе — мы владеем «К’рул-баром», ранее называвшемся Колокольней К’рула, а еще ранее Храмом К’рула. В погребах мы нашли тринадцать маринованных сегуле — им, может, несколько сотен лет, но выглядят… свежими, как вчера замариновали. — Она взяла паузу, глубоко вздохнула и продолжила: — Третье… ну, до третьего никак не доберусь. Все, что придумываю, ведет назад к К’рулу. Может, культисты желают получить храм. Может, кто-то заказал сегуле в маринаде и недоволен, что доставка задержалась.

Дергунчик выпучил глаза: — Кто-то что? Хва, это самая глупая идейка, какую я слышал.

— Не буду спорить. Просто я в отчаянии. И зуб даю, что сегуле — часть проблемы.

Дергунчик обратился к Раэсту: — Вот оно как. Подскажешь что или будешь сидеть вечно?

— Да, буду. Но эта деталь не важна. Что до советов, советую убить всех ассасинов города.

— Тогда наниматель станет платить бандитам, — возразила Хватка.

— Убейте всех бандитов.

Дергунчик потянул ус: — Непрактично. Нас всего трое осталось, тут годы нужны.

— Выкрадите Мастера Гильдии и пытайте, чтобы выдал клиента. Потом убейте клиента.

— Убить клиента — это нам подходит, — кивнула Хватка. — Но выкрасть Мастера — это трудновыполнимо. Придется изрубить пару сотен ассасинов. К тому же мы не знаем, где логово главаря. Можно схватить и пытать любого ассасина, но они, скорее всего, работают в ячейках, так что пойманный может вообще ничего не ведать. Короче, мы не знаем, кто клиент. А узнать нужно.

Раэст ответил: — Ваши подозрения, что Храм К’рула — важнейшее звено, имеют все основания. Однако для определения подробностей лучше было бы прибегнуть к помощи Владыки Колоды Драконов.

— А мы чего добивались с самого начала?! — закричал Дергунчик.

— Как необычайно!

Дергунчик сверкнул глазами на взбесившего его лича, но сообразил, что дальнейшие пререкания могут оказаться неполезными. Глубоко вздохнул, успокаивая себя, и продолжил милым, тихим тоном: — Давайте поглядим, сможем ли послать какое-никакое письмецо?

Идите за мной, — сказал Раэст.

Назад в коридор, направо, пять шагов до узкой двери в левой стене, что привела в круглую башенку; вверх по спирали лестницы, на второй этаж — в овальную комнату, стены которой были украшены огромными изображениями карт Колоды Драконов. Отчего — то стали разбегаться глаза, и Хватка чуть не упала.

— Боги подлые, — шепнул Дергунчик. — Магичное место — у меня в животе засосало.

Изображения мерцали, затуманивались, перемещались, шли круговыми волнами, пронизывавшими помещение со всех сторон — глазу не на чем остановиться, голова кружится… Хватка задыхалась. Закрыла глаза поплотнее, услышала, как Дергун бранится, стоя в углу.

Сухой голос Раэста проник в мозг: — Прилив нарастает. Я вижу некоторую … сумятицу. Тем не менее, капрал Хватка, если ты сконцентрируешь разум на Ганоэсе Паране, силы воли может оказаться достаточно, чтобы закрепить карту Владыки и тем — возможно — привлечь его внимание. Конечно, он может оказаться отвлечен. Если твоя воля окажется слишком слабой для такой задачи, боюсь, ты потеряешь остатки душевного здоровья. Разум утонет в водовороте, оставив слюнявое тело. — Миг спустя он добавил: — Подобное состояние нельзя счесть подходящим. Хотя, оказавшись в нем, ты уже не станешь ни о чем заботиться. Подумай — может быть, это к лучшему?

— Да, — отозвалась она. — Это будет просто здорово. Погодите одно мгновение, прошу.

Она освежила в памяти симпатичное лицо капитана, попытавшись зафиксировать перед умственным узором. «Ганоэс Паран, уделите нам внимание. Капитан, где бы вы ни были. Это капрал Хватка из Даруджистана. Ганоэс, мне нужно поговорить».

Она уже видела его — в рамке, в какой рисуют все Карты. Видела, что он носит мундир малазанского солдата, которым прежде был — или это память играет шутки, переиначивая сцену последней встречи? Но нет, он выглядит старше. Выглядит изможденным, покрытым пылью. На рваной кожаной куртке следы крови. За его спиной сцена разрушения: все в дыму, выжженные руины ферм, дороги между низких каменных стен, но никакой зелени. Ей показалось, что на земле валяются мертвые тела.

Взгляд Парана, кажется, стал острее. Она увидела, как двигаются губы, но не расслышала ни звука.

«Ганоэс! Капитан! Слушайте, сосредоточьтесь на мне».

— Не время, капрал. Мы высадились и попали в заваруху. Но если ты можешь передать им словечко, попытайся. Предупреди их, Хватка. Отговори.

«Капитан — кто-то ополчился на храм — Храм К’рула — кто-то пытается нас убить…»

— …жистан сам может о себе позаботиться. Барук знает, что делать. Верь ему, Хватка. Ты должна найти того? кто все затеял. Поговори с Крюппом. Поговори с Угрем. Но слушай — обязательно передай мое предупреждение.

«Передать кому? О ком вы, капитан? И что там насчет Крюппа?»

Образ распался на клочки, и она ощутила, как что-то вцепляется в разум. Закричала, попыталась отстраниться, вырваться. Когти вонзились глубже, и Хватка тут же поняла — за ними стоит намерение, злая воля. Что-то явилось, и оно ХОЧЕТ ЕЕ.

Она вопила, чувствуя, как ее тянут в водоворот безумия, в челюсти чего-то громадного и голодного, желающего подкормиться ею. Пожирать долго, очень долго, пока душа не исчезнет, пока не останется совсем ничего.

Повсюду темнота и растущее давление. Она не может двигаться. В сердцевине дикого хаоса она вдруг ощутила третье присутствие, силы, подобно зверю прокравшейся мимо — ощутила ее внимание, холодный взгляд, и голос промурлыкал над ухом: — Не здесь. Не сейчас. Когда — то ты носила браслеты. Долг еще не оплачен. Не здесь. Не сейчас.

Зверь прыгнул.

То? что ухватило Хватку, то, что питалось ею, внезапно заревело. От боли, от ярости. Когти вышли из ран, ударив нападающего.

Рычание, разрывающий воздух гром схватки левиафанов.

Ничтожная, забытая Хватка муравьем поползла прочь, оставляя карминный след вытекающей жизни. Она плакала и дрожала, чувствуя последствия кормежки чудовища. Оно было таким… неподатливым, таким ужасно… равнодушным. К тому, кто она, к ее праву на жизнь. «Моя душа… моя душа была… едой. Всего лишь. О Бездна…»

Ей нужно было найти путь обратно. Выбраться из внутреннего хаоса, кипевшего и бурлившего от битвы двух сил. Рассказать Дергунчику очень важные вещи. Крюпп. Барук. И, может быть, самую важную деталь. Когда они входили в Дом, она заметила, что два тела, лежавшие на полу в прошлое посещение, исчезли. «Пропали. Два ассасина, сказал тогда Паран.

И одна из них Воркана. Она в городе. Она вышла вон. Дергун… Сконцентрируйся! Комната. В башне … найти комнату…»

Она ползла. Рыдала. Она потерялась…

Дергунчик изрыгнул дюжину ругательств, когда Раэст втащил бесчувственное тело Хватки на лестницу. — Что ты сделал?

— Увы, — ответил Джагут, делая шаг назад. Дергунчик упал на колени около женщины. — Предупреждений о риске оказалось недостаточно.

Коснувшись лба Хватки, отставной сержант зашипел и отдернул руку: — Холодна как лед!

— Но сердце еще борется.

— Она вернется? Раэст, проклятый лич! ОНА ВЕРНЕТСЯ?

— Не знаю. Она некоторое время говорила, а потом ситуация… изменилась. Мне все же удалось уловить одно имя. Крюпп.

Дергунчик оскалился. Снова опустил руку на лоб. Чуть теплее? Возможно. Или он внушил это себе, избегая потрясения истины. Трудно понять. — Помоги отнести ее вниз, — сказал он.

— Конечно. А пока я хочу сказать, чего ожидаю от вас в уплату за помощь.

Дергунчик сверкнул глазами. — Ты это не серьезно?

— Сейчас я не шучу, сержант Дергун. Я желаю иметь кота.

«Кота». — На обед?

— Нет, как домашнего питомца. Разумеется, это должен быть мертвый кот. Позволь мне взять ее за ноги, а ты берись за руки. Может быть, около очага она отогреется и оживет.

— Ты в это веришь?

— Нет.

Это была его идея. Поглядите, что получилось. — Хватка, — прошептал он. — Извини. Извини меня.

— Белого.

— Что?

— Белого кота. Белого мертвого кота, сержант.

«О да, Раэст. Нашпигованного долбашками. Получай, треклятый урод.

Вот дерьмо. Нас выбивают. Осталось двое. Всего двое…»

— Никогда не заключай сделок с мертвецами. Они хотят то, что имеешь ты, и ради этого отдадут то, что имеют сами. Твою жизнь в обмен на их смерть. Так как они мертвы, то схваченная жизнь, само собою, протекает сквозь костистые пальцы. В проигрыше и ты, и они.

— Как мило с твоей стороны, Шептун, — сказал Барук. — По правде говоря, не припомню, когда ты бывал так разговорчив.

Призрак стоял в проеме двери своей башни. — Происходит борьба между желанием сомкнуть призрачные пальцы на твоем горле, Верховный Алхимик, и стремлением послужить нашему славному городу. Нужно также отметить, что возвращение Тирана способно положить конец даже той ограниченной свободе, коей я располагаю, ибо он сразу поработит меня. Таким образом, личный интерес и альтруизм оказались в союзе, противоестественном, но вполне способным подавить врожденную кровожадность.

— Спорные положения, — отвечал Барук, сплетая пальцы на животе, — ибо я не намерен оказываться в пределах досягаемости твоей гибельной хватки. Нет, я останусь здесь, во дворе.

— Тоже хорошо. Его не мели уже сотни лет.

— В городе появились силы… — чуть помедлив, продолжил Барук. — Силы могучие и непредсказуемые. Угроза…

— Хватит, — оборвал его Шептун. — Ты хорошо знаешь, зачем все эти силы явились в город, Верховный Алхимик, ибо ты сам призвал почти всех. Что до остальных… что же, они мало чем могут тебя удивить. Они … необходимы. Так что кончай увиливать.

— Не все, что гам грозит, вызвано мною, — возразил Барук. — Ты знаешь, что Леди Зависть и Сестра Злоба здесь? Дочерей Драконуса никто не звал. По крайней мере, я. Одна — уже плохо? но две сразу… — Он покачал головой. — Боюсь, они оставят от города груду дымящейся золы, дай только повод.

— Так сделай что-то, исключающее подобный исход.

— Предложения есть?

— Никаких.

— Одна из них нанесла тебе визит?

— Ты испытываешь пределы моего альтруизма, Верховный Алхимик. Разумеется, Леди Зависть меня посещала, и не раз.

— Она знает, что сестра здесь?

— Вероятно.

— Чего хочет Зависть, Шептун?

— Того, что хотела всегда, Верховный Алхимик.

Барук хрипло вздохнул и отвернулся. — Ей нельзя.

— Советую нанести ей визит. Она живет на…

— Я знаю, где она живет. Спасибо. А теперь скажи: ты слышал о самозваном Верховном Жреце Увечного Бога, занявшем брошенный храм Фенера? Ты знаешь, что его паства растет день ото дня?

— Ничего не знал. Неужели ты удивлен?

— Падший — на редкость неприятное осложнение.

— Наследие тех, кто действовал, не понимая полного смысла своих действий. Да, безрассудные колдуны заплатили жизнями, тем самым избежав заслуженного наказания. Тебе не кажется, что это кое-кого очень огорчило?

Барук снова поглядел на духа. Глаза его сузились.

Шептун повел призрачной рукой: — Так много… наследий.

— Точно подмечено, Некромант. Хотя ты сам видишь, что я ответственности не избегаю.

— Верно, иначе давно бы бросился в мои объятия. Или придумал бы выход более изысканный, как сделали твои дружки по Кабалу в ночь, когда Воркана шла в тенях…

Барук вытаращил глаза. И вздохнул: — А я всегда поражался: почему мои товарищи той ночью вдруг оказались такими неловкими? Хотя искусство Ворканы весьма … впечатляет. — Он помолчал. Подумал кое о чем. — Шептун, Воркана приходила к тебе?

— Нет. Зачем бы ей?

Барук вдруг замерз. — Той ночью она не пыталась ничего… обсудить со мной.

— Может быть, знала, что ты ответишь.

— Как и Дерудан.

— Несомненно.

— Но остальные…

Шептун молчал.

Барука подташнивало. Дела в городе слишком перепутались. О, он понимал, что все они идут по очень узкому мосту, и зияющая бездна нашептывает сладкие призывы к сдаче. Кажется, дальний конец моста становится все уже, все дальше, теряется в тумане. Каждый шаг труднее предыдущего, а пролеты готовы рассыпаться под ногами…

Он мог понять товарищей по Кабалу, мог понять идеально легкий выход, предложенный Ворканой. И еще он помнит откровенное обещание на ее лице той ночью, давней ночью — его до сих пор преследуют воспоминания о взоре, в котором читалась простота предательства. Похоже, контракт с Малазанской Империей всего лишь дал ей повод осуществить то, чего она желала всегда: уничтожить всех магов Даруджистана.

Он мог бы спросить — за что; но Воркана всегда держала мнения при себе. Она ничего не задолжала ему… и это не изменилось и сегодня.

— Тебе лучше уйти, — скал Шептун, нарушив ход мыслей алхимика.

Барук заморгал: — Почему?

— Твое молчание меня раздражает.

— Извини, Шептун, — ответил алхимик. — Еще одно, и я уйду. Риск твоего порабощения вполне реален, и это не зависит от времени возвращения Тирана, ведь его агенты в городе уже работают над злосчастным воскрешением. Они могут решить…