Пыль грез. Том 2 Эриксон Стивен

– Ристаль Эв, Кальт Урманал. Рад наконец-то найти двоих из собственного клана. – Он чуть повел могучей рукой. – Я с самого восхода вынужден сдерживать напор этой вот парочки облачных танцоров – их беспрерывная радость просто невыносима.

Если бы Ристаль умела улыбаться, она бы так и сделала. Даже расхохоталась бы, поскольку представить себе этих двух тоскливых существ в роли облачных танцоров само по себе было полнейшим абсурдом. Но смеяться она тоже давно разучилась.

– Улаг, ясна ли тебе истина происшедшего?

– Она подобна ловкому зайцу. Что подпрыгивает, скачет по сторонам, уворачивается от пущенных из пращи камней. Легко минует ловушки и навостряет уши на любой звук. Я носился за ним кругами, но так и не сумел изловить, чтобы ощутить собственными руками, как перепуганно колотится его сердце.

Заговорила Ильм Абсинос:

– Инистрал Ован ждет нас. Мы сможем больше узнать на обратном пути. Не так уж и долго прошло с той поры, как мы ступали по земле в последний раз. Так что потерявшихся вряд ли будет много, если такие вообще окажутся.

Бролос Харан тем временем вглядывался куда-то на юг.

– Ритуал разбит, – наконец сказал он. – И однако свободы мы не получили. Я ощущаю в том зловонное дыхание Олар Этил.

– Ты это уже говорил, – отрезала Ильм Абсинос. – И однако, сколько ни повторяй одно и то же, доказательств-то у тебя нет.

– Мы не знаем, кто нас призвал, – вздохнул Улаг. – Как ни удивительно, доступ для нас к нему, или к ней, закрыт. Будто между нами магическая стена, и проход можно открыть только с другой стороны. Когда призвавший решит это сделать. До той поры мы вынуждены ждать.

Впервые за все время заговорил Кальт Урманал:

– Вы ничего не понимаете. Воды… переполнены.

Ответом ему было лишь молчание.

Кальт рыкнул, словно раздосадованный их медлительностью. Он все еще стоял на коленях и, похоже, никуда не собирался двигаться. Но вытянул руку:

– Вон там. Еще одна.

Ристаль и остальные обернулись.

Нахлынувшее на всех беспокойство можно было, казалось, потрогать рукой.

Она была одета в желто-белую шкуру брольда, медведя из страны снегов и льдов. Волосы черные как смоль, лицо широкое и плоское, кожа цвета темного янтаря. Глазницы косые, чуть приподнятые снаружи. Сквозь щеки продеты когти какого-то зверька.

Т’лан имасска. Но… не из наших кланов.

За спиной она несла три снабженных крючьями гарпуна. В руке – палицу из бедренной кости какого-то животного, с зазубренными вставками из риолита и кремнистого сланца.

Она остановилась в пятнадцати шагах.

Ильм Абсинос взмахнула жезлом:

– Ты – заклинательница костей, но я тебя не знаю. Как такое возможно? Ритуал соединил наши сознания. Наша кровь переплелась тысячами и тысячами нитей. Ты прошла Ритуал, значит, ты наш сородич, т’лан имасс. Но из какого ты клана?

– Меня зовут Ном Кала…

– Мы не понимаем, что это значит, – перебил ее Бролос Харан.

Для оршайнов само это осознание оказалось шоком. Более того, такое вообще было невозможно. Наш язык уже давно мертв, как и мы сами.

Ном Кала склонила голову набок, потом сказала:

– Вы пользуетесь Старой речью, тайным языком заклинателей костей. Я – из брольдовых т’лан имассов…

– Мы не знаем клана, чей вождь принял бы имя брольда!

Она какое-то время всматривалась в Бролоса, затем ответила:

– Такого вождя никогда не было. Вернее сказать, у наших кланов вообще не было вождя. Нами правили заклинатели костей. Брольдовы кланы капитулировали в Темной войне. Потом мы собрались. Провели Ритуал…

– Что? – Ильм Абсинос шагнула вперед, чуть было не споткнувшись, посох помог ей удержаться. – Еще один Ритуал Телланн?

– Он закончился неудачей. Мы расположились под ледяной стеной, огромной, высотой до самых небес. Мы пытались скрыться от врагов…

– От яггутов? – спросил Бролос.

– Нет.

– От к’чейн че’маллей?

Она снова склонила набок голову и ничего не ответила.

Завыл ветер.

Прямо посередине между ними, осторожно ступая и принюхиваясь, забрела серая лиса. Потом затрусила к озерцу. Выпустила розовый язычок, по воздуху поплыли булькающие звуки лакания.

Смотревший на лису Кальт Урманал поднял к лицу руки, прикрывая глаза. Ристаль, увидев это, отвела взгляд.

– Нет, – ответила наконец Ном Кала. – Расцвет и тех, и других остался глубоко в прошлом. – Она поколебалась, прежде чем продолжить. – Многие из нас полагали, что врагами нашими были люди – наши наследники, соперники по образу жизни. Но мы, заклинатели костей – все трое, что остались, – понимали, что это в лучшем случае полуправда. Нет, мы сами были своими собственными врагами. Нас угнетала ложь, что мы повторяли друг другу, фальшивое утешение, что мы находили в своих легендах, в сказаниях, в самой нашей вере.

– Тогда зачем, – спросил ее Улаг, – вы вообще затеяли Ритуал Телланн?

– И как надеялись в нем преуспеть, если у вас осталось лишь трое заклинателей? – воскликнула Ильм Абсинос звонким от гнева голосом.

Ном Кала перевела взгляд на Улага.

– Ты радуешь мой взгляд, рожденный треллями. Что до твоего вопроса – сказано, что никакая память не способна пережить Ритуал. Мы решили, что это справедливо. Сказано также, что Ритуал дает проклятие бессмертия. Нам показалось справедливым и это.

– Так с кем же все-таки вы воевали?

– Ни с кем, рожденный треллями. Мы отказались от войны.

– Отчего вы тогда не выбрали смерть?

– Наши связи с духами оказались разорваны – мы им слишком долго лгали.

Лиса вдруг подняла голову, выпучив глаза и навострив уши. Потом легонько потрусила вдоль озерца. Нырнула в заросли шалфея и исчезла в норе.

Сколько времени прошло, прежде чем кто-то произнес хотя бы слово? Ристаль не могла сказать точно, только лиса успела появиться вновь, на этот раз с сурком в зубах, и удалилась прочь, проскользнув от Ристаль так близко, что та могла бы ее погладить. Прилетела стайка мелких птичек, которые принялись прыгать по глинистому берегу. Где-то на отмели плеснул карп.

– Духи умерли вместе с нами, – произнесла наконец Ильм Абсинос полушепотом.

– Тот, кто умер для нас, не обязательно мертв, – возразила Ном Кала. – У нас нет подобной власти.

– Что означает твое имя? – спросил Улаг.

– Обагренный Нож.

– Почему Ритуал не удался?

– Ледяная стена обрушилась на нас. Уничтожив всех до единого. Ритуал тем самым остался незавершенным. – Помолчав, она добавила: – Поскольку за этим последовало беспамятство, разумным было бы предположить неудачу ритуала, будь мы только способны что-то предполагать. Теперь похоже, что предположение оказалось неверным.

– Как давно это случилось? – спросил Улаг. – Или ты не знаешь?

Она пожала плечами.

– Яггутов не было уже сотню поколений. К’чейн че’малли ушли в восточные земли еще за двести поколений до этого. Мы торговали с дшеками, затем – с кринскими оулами и с колонистами из империи Дессимбелакиса. Когда лед отступил в последний раз, мы ушли вместе с ним.

– И сколько вас теперь вернется, Обагренный Нож?

– Двое оставшихся заклинателей пробудились и сейчас приближаются к нам. Лид Гер – Хмурый Камень. И Лера Эпар – Горькая Весна. Что до нашего народа, мы пока не знаем. Быть может, все. Возможно, никто.

– И кто нас призвал?

Она в третий раз склонила голову.

– Рожденный треллями, это наша земля. И мы отчетливо слышали его крик. А вы нет? Нас, т’лан имассов, призвал наш Первый меч. Среди брольдов он был легендой, но эта, по крайней мере, не солгала.

Улаг отшатнулся, точно от удара.

– Онос Т’лэнн? Но… зачем?

– Он призвал нас под знамена мести, – ответила она, – и во имя смерти. Т’лан имассы, мои вновь обретенные друзья, отправляются на войну.

Птицы взлетели все разом, словно сорванная с кольев палатка, оставив на мягкой глине лишь россыпь крошечных следов.

Горькая Весна приближалась к остальным т’лан имассам. Пустота этих земель давила на нее, словно желая удушить. Кажется справедливым, что когда все ушло, мы обречены вернуться, столь же лишенные жизни, как и оставленный нами после себя мир. Хотя… я что же, больше неспособна на предательство? Избавилась от рабства надежд? Или все-таки снова ступлю на тот же истоптанный путь?

Жизнь кончилась, но ее уроки до сих пор в силах. Жизнь кончилась, но я все еще в капкане. В этом – смысл наследия. В этом – смысл справедливости.

Что было, снова есть.

Ветер был настойчив, он тянул за полосы потертой ткани, размочаленные концы ремней, выбившиеся пряди волос. Он завывал, словно в надежде услышать ответ. Однако безжизненное создание по имени Ток Младший хранило молчание и неподвижность посреди окружающей его жизни.

Присев на гудящие от усталости ноги, Сеток ждала. Две девочки и странный мальчик сбились в кучку неподалеку и мгновенно заснули.

Спаситель отвез их уже за несколько лиг в сторону от территории баргастов клана Сэнан, на северо-восток по волнистой прерии. Конь под ним не издавал никаких звуков, подобающих обычной лошади. Ни тяжелого дыхания, ни фырканья. Он не пытался закусить удила, ни разу не опустил голову, чтобы ущипнуть травы. Вытертая шкура оставалась неподвижной и не подергивалась, когда на нее садились, а потом разочарованно взлетали слепни, однако канаты мускулов под ней работали бесперебойно, и копыта мерно барабанили по твердой земле. Сейчас конь стоял неподвижно под столь же неподвижным всадником.

Она потерла лоб. Им нужна вода. И пища. Она не знала, где они сейчас находятся. Неподалеку от Пустоши? Вероятно. Ей казалось, что далеко на востоке виднеется гряда холмов или гор, пыльные камни, гримасничающие сквозь поднимающиеся кверху потоки тепла. Покачиваясь в седле у Тока за спиной, она то и дело проваливалась в странные обрывочные сны, где ей грезились ферма, вонь потного скота и крики маленьких мальчиков. Лицо одного из них показалось ей знакомым, но оно вдруг исказилось, сперва страхом, потом – мрачной решимостью. Мгновенно преобразившись в лицо того, кто готов умереть. Мальчик был столь юн, что зрелище оказалось совершенно жутким. Ей грезились и другие дети, но не те, что сейчас ехали с ней, даже не баргастские. Иногда ей казалось, что она летает высоко над одиноким воином, который везет одну девочку перед собой, другую – за спиной, а еще одну и мальчика держит на руках. Она чувствовала запах горелых перьев, а земля далеко внизу вдруг превращалась в алмазное море, рассеченное надвое тонкой извивающейся линией.

Ее лихорадило, во всяком случае, к такому выводу она сейчас пришла, сидя здесь с пересохшим ртом и саднящими от пыли глазами. Это что у них сейчас, привал? Что-то внутри не позволяло уснуть. Им нужна вода. И поесть.

Внимание ее привлек холмик неподалеку. Она со стоном приподнялась и заставила себя подойти.

Курган, почти затерянный в высокой, по колено, траве. Клиновидный камень поверх другого камня, плоского, а уже под ними гора из каменных обломков. По бокам клиновидного камня имелась резьба. Волчьи глаза. И раскрытая пасть – плоский камень заменяет нижнюю челюсть, на обоих нацарапаны зубы и клыки. Почти сглаженные столетиями дождей и ветров. Она протянула дрожащую руку, коснулась ладонью грубого, теплого камня.

– Нас преследуют.

Она обернулась на звук хриплого голоса. Увидела, как Ток натягивает лук, как тетива звенит на ветру. Словно еще один голос. Сеток подбежала к нему, тоже уставилась на запад.

– Акриннаи, – сказала она. – Увидели наше баргастское платье. И теперь попытаются нас убить. Только, – добавила она, – если ты выедешь им навстречу, могут и передумать.

– С чего бы им? – спросил он, одновременно пришпоривая коня.

Воины-акриннаи разошлись веером, взяли копья на изготовку.

Ток ехал прямо на них, наложив стрелу на тетиву.

Когда они сблизились, Сеток увидела, что акриннаи сбавляют скорость, их копья поднялись, словно для защиты. Мгновение – и веер рассыпался по сторонам, кони прыгали, выгибая спины. Еще несколько ударов сердца, и все обратились в бегство. Ток неторопливо развернул коня и снова подъехал к ней.

– Похоже, ты была права.

– Их лошади все почуяли раньше, чем они сами.

Он остановил коня, вернул стрелу в колчан и привычным движением отсоединил тетиву.

– Это ты напрасно, – сказала ему Сеток. – Нам нужно что-то есть. И вода тоже нужна.

Похоже, он совсем ее сейчас не слушал, обернувшись к востоку.

– Что случилось? – спросила она. – Новые всадники?

– Ей показалось мало, – пробормотал он. – Ну конечно. Целая армия лучше, чем один. Куда лучше. Вот только ему может не понравиться. Никогда ему такое не нравилось. Как бы он их не прогнал. И что ты тогда, заклинательница костей, станешь делать? Когда он их освободит?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ей? Ему? Какая армия?

Он повернул голову, но посмотрел мимо нее. Она обернулась. Мальчик успел подняться на ноги, подошел к волчьему кургану. И затянул:

– Гули-гули-гули…

– Хоть бы перестал уже, – пожаловалась она.

– Ты не одинока в своем желании, Сеток из Волков.

Вздрогнув, она взглянула неупокоенному воину в лицо:

– Я смотрю сейчас на тебя, Ток Анастер, и вроде бы у тебя один глаз, да и тот мертвый. Но в ту, первую ночь я видела…

– Что? Что ты видела?

Глаз волка. Она махнула рукой в сторону кургана.

– Ты сюда нас хотел привезти?

– Нет. Я хотел вас увезти прочь оттуда. Скажи мне, Сеток, животные – они невинны?

– Невинны? В чем именно?

– Заслуживают ли они своей судьбы?

– Нет.

– А это важно, заслуживают ли они?

– Нет.

– Сеток, что нужно Волкам?

По интонации она поняла, что он имеет в виду бога и богиню, – она знала, что они существуют, хотя имен не знала, и даже есть ли у них имена.

– Они хотят, чтобы мы все ушли. Оставили их в покое. Их самих и их детей.

– А мы уйдем?

– Нет.

– Почему?

Она не смогла найти ответа.

– Потому, Сеток, что жить означает воевать. И вот так уж вышло, что лучше нас воевать никто не умеет.

– Я тебе не верю! Волки ни с кем не воюют!

– Стая метит свою территорию и отгонит от нее любую другую стаю, что попытается туда проникнуть. Стая будет защищать свое право – на землю и на обитающих там животных, на которых она охотится.

– Но это не война!

Он пожал плечами.

– Большей частью лишь угроза войны, но лишь до тех пор, пока не выяснится, что одной угрозы недостаточно. Любое существо пытается достичь доминирования среди своих сородичей и на своей территории. Даже в стае псов найдутся свой король и своя королева, и они будут править, основываясь на силе и на угрозе, которую эта сила представляет для остальных, пока их наконец не скинут ближайшие соперники. Какой из этого следует вывод? Что политика свойственна всем стадным животным? Похоже на то. Сеток, будь Волки способны перебить людей, всех до единого, они бы так и сделали?

– Если бы понимали, что выбор – или они, или мы, то конечно! А как иначе?

– Я просто поинтересовался, – откликнулся Ток. – Мне доводилось знать женщину, способную сровнять с землей город одним движением идеальной брови.

– И она это делала? – спросила Сеток, довольная, что настал и ее черед задавать вопросы.

– Случалось. Но – не всякий город, и не всякий раз.

– Почему?

Мертвый воин усмехнулся с таким выражением на лице, что она похолодела.

– Потому что время от времени ей и ванну где-то нужно было принять.

Когда Ток удалился добывать им пищу, Сеток начала искать вокруг какие-нибудь камни, чтобы построить из них очаг. Мальчик все еще сидел перед курганом и тянул свою песню. Двойняшки проснулись, но сказать им, похоже, было нечего. По тусклым взглядам Сеток поняла, что девочки пока не отошли от потрясения.

– Ток скоро вернется, – сказала им Сеток. – Послушайте, а нельзя сделать так, чтобы он помолчал? Ну пожалуйста! У меня от этих звуков мурашки по коже. Он у вас что, придурочный, что ли? Или дети все такие? У баргастов, насколько я помню, вроде бы нет. Они себя тихо ведут, вот примерно как вы двое сейчас.

Ни одна из девочек не ответила. Они просто смотрели на нее.

Мальчик вдруг закричал.

Одновременно с его криком почва в двадцати шагах за курганом словно взорвалась. Поднялось облако пыли, полетели камни.

И что-то стало выкарабкиваться наружу.

Девочки завизжали. Мальчик же засмеялся. Сеток, та просто вытаращила глаза. Из тучи пыли вышел наружу огромный волк, длинноногий, с плоской вытянутой головой, ощетинившейся клыками. Он остановился, чтобы стряхнуть пыль с грязной, спутанной шерсти. Движение это прогнало прочь от Сеток последние обрывки страха.

Мальчик затянул новую песню:

– Ай-ай-ай-айайайайай…

В сутулой холке существо оказалось даже выше, чем Сеток. И оно было мертвым – очень, очень давно.

Ее взгляд метнулся к мальчику. Это ведь он его призвал. Призвал этой своей бессмысленной песней.

А я… я так тоже смогу? Кто он мне, этот мальчик? Что тут вообще творится?

Заговорила одна из двойняшек:

– Ему нужен Ток. На его стороне. На стороне нашего брата. Ему нужен единственный друг Тлена. Они обязаны быть вместе.

А другая девочка, глядя прямо на Сеток, добавила:

– А им нужна ты. Только вот нам здесь нечего предложить. Нечего.

– Я вас не понимаю, – сказала Сеток, в некотором раздражении от того, что при этих словах двойняшек почувствовала укол непонятной вины.

– Что случится, – спросила ее девочка, – когда ты шевельнешь своей идеальной бровью?

– Что?

– «Куда ни пойдешь, кто-то уже ходил этой дорогой». Так говорил наш отец.

Огромный волк стоял рядом с мальчиком. По его бокам все еще стекала струйками пыль. Сеток вдруг представилось, как он перегрызает горло лошади. Я таких видела, только как призраков. Но призраков живых созданий, не просто кости и гнилая шкура. Они не приближались. Не были во мне уверены. И все же… я по ним плакала.

Но города я с землей сравнивать не могу.

Или – могу?

Словно бы неожиданно поднявшись, существа образовали около Тока Младшего круг. Он оторвался от своего занятия – Ток потрошил антилопу, убитую стрелой прямо в сердце, – и медленно выпрямился.

– Будь царство Худа поменьше размером, – проговорил он, – может статься, мы оказались бы знакомцами. Но это не так – ни то, ни другое. Что вам от меня нужно?

– Ничего, – ответил один из мертвых яггутов.

Остальные расхохотались.

– От тебя – ничего, – уточнил заговоривший первым. Вернее, уточнила, поскольку была женщиной – тогда, когда это еще что-то могло значить.

– Тогда зачем было меня окружать? – удивился Ток. – Не проголодались же вы, в самом деле…

Ответом снова был хохот, сопровождаемый бряканьем оружия, возвращающегося в ножны и поясные петли. Женщина подошла поближе.

– Ты очень метко поразил антилопу, Герольд. Особенно учитывая, что у тебя остался лишь один глаз.

Ток сердито уставился на остальных яггутов:

– Может, хватит уже ржать, Худа ради?

Очередной взрыв хохота.

– Ты неудачно сформулировал свою просьбу, Герольд, – сказала ему женщина. – Меня зовут Варандас. И Худу мы не подчиняемся. Мы сделали Сакуву Аресу одолжение, о котором он попросил, и теперь вольны поступать в свое удовольствие.

– И в чем же это ваше удовольствие заключается?

Хохот со всех сторон.

Ток снова присел на корточки и продолжил разделывать антилопу. Вокруг, жужжа, вились мухи. Уголком зрения он мог разглядеть один глаз животного – все еще влажный, сосредоточенный, всматривающийся в никуда. Меня-то ты, Сакув Арес, когда призовешь? Думаю, уже скоро. Все собирается воедино – вот только к Волкам оно никакого отношения не имеет. Их интересует что-то другое. И чем тогда оно для меня обернется? Просто напополам разорвет? Он прервал свою работу, поднял голову и обнаружил, что яггуты все еще стоят вокруг.

– Что вы здесь делаете?

– Бродим, – ответила Варандас.

Другой добавил низким голосом:

– Ищем, кого бы убить.

Ток снова покосился на неподвижный глаз антилопы.

– Вы избрали для этого неподходящий континент. Т’лан имассы пробудились вновь.

Похоже, окружающее его веселье мгновенно прекратилось, воздух словно сковало внезапным холодом.

Ток отложил нож и извлек внутренности антилопы.

– Мы с ними никогда не встречались, – сказала ему Варандас. – Мы умерли задолго до того, как они совершили свой обряд вечной не-жизни.

Заговорил еще один яггут:

– Сначала к’чейн на’руки, а теперь еще и т’лан имассы. Можно подумать, вообще никто не желает уйти по-хорошему.

После краткой паузы яггуты снова принялись хохотать. Среди всеобщего веселья Варандас шагнула вплотную к Току и спросила:

– Зачем ты ее убил? Сам ты ее съесть не сможешь. Исходя из этого, можно заключить, что ты охотишься ради кого-то еще. Где они?

– Неподалеку отсюда, но вам они не угроза.

– Жалко.

– Эти на’руки – они и были вашим одолжением Сакуву Аресу?

– Да.

– А им что было нужно?

– Не «что». Кто. Но не спрашивай нас об этом – мы успели все обсудить и прийти к выводу, что в любом случае ничего не понимаем. Мир утратил былую простоту.

– Мир, яггутка, простым никогда не был, и если вы верите в обратное, то лишь обманываете себя.

– Откуда тебе знать, как оно было в древности?

Он пожал плечами.

– Я знаю только, как оно было недавно, но с чего бы древности чем-то отличаться? Наша память лжива. Мы воспринимаем это с улыбкой и зовем ностальгией. Но у каждой лжи имеется своя цель. В том числе и у той, что создает у нас неверное представление о прошлом…

– И какую же именно цель, Герольд, она преследует?

Он вытер нож о траву.

– Не тебе бы спрашивать.

– И однако я спрашиваю.

– Мы лжем о прошлом, чтобы примириться с настоящим. Если мы признаем истины собственной истории, мира с собой нам не достичь – совесть не позволит. И гнев.

Варандас это явно позабавило.

– Ты что же, Герольд, снедаем гневом? Слишком ясно все видишь своим единственным глазом? Но сильные эмоции всегда мешают восприятию, и к тебе это тоже относится.

– В каком смысле?

– В том, что ты не расслышал насмешки в моих словах об утраченной простоте.

– Вероятно, она совсем потерялась в той иронии, что пронизывала все остальное тобой сказанное. Что поделать, проглядел. Ладно, с дичью я закончил. – Он сунул нож обратно в ножны и взвалил антилопу на плечи. – Я мог бы пожелать вам удачи в поисках того, кого бы убить, – добавил он, – но вы и без нее вполне преуспеете.