Расплетая закат Лим Элизабет
«Солдаты».
На их шлемах покачивались темно-зеленые плюмажи, ярко выделявшиеся на фоне серой брони, лошадей и их каменных лиц.
Люди шаньсэня.
– Демоново дыхание, – выругалась я.
Сзади раздался сигнал к новой атаке, и этого предупреждения хватило, чтобы я побежала со всех ног.
Высоко над деревьями пролетел новый залп стрел и устремился в мою сторону. На сей раз их древки были объяты пламенем.
Меня обдало волной жара, и от влажной земли в сантиметре от моих пяток с шипением повалил пар. Я мчала по лесу, лавируя между плотно скучившимися деревьями. Но лошадей или стрелы солдат мне было не перегнать.
А вот моему ковру – вполне.
– Лети! – закричала я, доставая его из мешочка. – Лети!
Ковер все равно вяло висел в моих руках. В порыве отчаяния я сердито взяла его за края и дернула за одну из кисточек. Амулет нагрелся у меня на груди.
– Лети! – снова приказала я. На этот раз мой голос прозвучал низко и гортанно. Я едва его узнала.
Я запрыгнула на ковер, и он полетел вперед.
Не успела я высоко подняться, как на меня упала сеть. Крупные и прочные веревки впились мне в кожу, и ковер нырнул вниз. Как только он опустился на землю, я рванула вперед, пытаясь вырваться на свободу.
Кто-то пнул меня ботинком, заставляя лечь обратно.
– Попалась! – крикнул какой-то мужчина. Затем достал меч и прижал плоской стороной к моей спине. – Не двигайся.
Меня держали двое солдат, пока остальные поднимали сеть.
Я лежала на животе, сердце бешено колотилось, колени терлись о ковер. В рот набилась земля, к губам прилипла грязь. Внутри меня набухла ярость. Вены на шее пульсировали, щеки раскраснелись, кровь забурлила от прилива жара.
«Как они смеют!» – разъяренно вопил голос внутри меня.
Я была с ним согласна. Стоило мне крутануть запястьем или сверкнуть глазами, и они все, извиваясь, упали бы на землю. От людей шаньсэня ничего бы не осталось.
«Сделай это, – промурлыкал монстр. – Пусть подойдут ближе. Пусть прикоснутся ко мне. Я сожгу их живьем».
«Покажи им свою силу, Сентурна».
Я так быстро поднялась на колени, что почти не заметила, как лезвие царапнуло мою кожу. По руке потекла кровь, пятная края порванной ткани. В глазах запылал гнев.
Солдаты ахнули.
– Д-д-демон!
После этого они накинулись на меня с большим рвением и отчаянием, чем раньше. «Я еще не демон, – напомнила я себе. – Я по-прежнему состою из плоти и крови». Уклонившись в сторону от их мечей, я удивилась собственной ловкости.
По мне рябящей волной прошел холод, и моя кожа затвердела, подобно крепкой броне. С каждым нанесенным по мне ударом она уплотнялась.
Я подняла чей-то выпавший меч и заколола схватившего меня мужчину. Затем развернулась и замахнулась на следующего, который пытался подкрасться ко мне сзади. Но тут он оцепенел и упал вперед со стрелой в шее. То же произошло с двумя другими солдатами – стрелы торчали из их груди и спины, как из игольницы.
Я так увлеклась поиском того, кто мне помог, что не заметила двух солдат, обходивших меня с разных сторон. Один обхватил меня за шею, пытаясь удушить, а другой взял за руки и крутил их, пока я не выпустила меч.
Мой нагревшийся амулет показался из складок халата.
Я сосредоточилась, пытаясь получить доступ к пульсирующей во мне силе. Но платья отказывались отвечать на зов, пока в моей груди бушевал и набухал демон. Легкие сдавило, воздух заканчивался. Я зацарапала руку мужчины. По моим жилам потекло пламя, готовое вылиться наружу, если я позволю.
Я позволила.
В порыве, который удивил своей силой даже меня, я откинула мужчин на несколько метров от себя.
Затем подобрала ковер. Он был разодран в клочья и превратился в потрепанный клубок узлов, которые я лишь смутно помнила, как завязывала. Я взяла его под мышку и побежала.
«Сюда, Сентурна. Через деревья».
На востоке маняще мерцал океан. Но на востоке также находился Лапзур, так что я проигнорировала голос и пошла в противоположную сторону. Я не могла отличить юг от востока или запада.
Люди шаньсэня последовали за мной. Я съехала на листьях по склону и спряталась под каменным выступом.
Мужчины прошли мимо.
Я подождала, пока шорох их одежды и лязг оружия исчезнет где-то в глубине леса. Затем, вздохнув, осела на землю и прислонилась к дереву. Наконец-то я была в безопасности.
На мое плечо упал листик. Когда я смахнула его, еще один приземлился на мою ладонь. Я присмотрелась к нему, и его сердцевидная форма показалась мне очень знакомой.
– Тополь, – выдохнула я.
Меня охватила радость, и, повернувшись, я уставилась на бесконечную тополиную рощу, как вдруг…
Кто-то схватил меня. Мужчина в темно-желтом плаще, с почти опустевшим колчаном на спине и тонким ореховым посохом в левой руке. Мужчина, который помешал нападению солдат шаньсэня.
Он так крепко прижал меня к себе, что я почувствовала его дыхание в волосах. Я опустила руку к ножницам, по-прежнему висевшим на моем поясе.
– Они ушли, – прошептал он. – Все чисто.
Я вырвалась из его хватки и выставила ножницы. Его глаза округлились, и он попятился, поднимая руки в знак того, что не собирается причинять мне вред.
Его пятки врезались в ствол тополя, и белоснежные бутоны, подобно снегу, посыпались на его черные волосы. Помимо одежды и посоха, который он уронил, мужчина ничем не отличался от солдат. Он мог быть одним из людей Ханюцзиня, отправленным привести меня обратно в Зимний дворец. И все же…
– Майя? Майя, это я.
Я не опустила ножницы. Мир вокруг меня выглядел немного размытым из-за того, что меня пытались удушить. Мои руки все еще пульсировали от силы.
– Это я, – ласково повторил мужчина. Его пронзительный взгляд вызвал во мне странные чувства, но не неприятные. Он протянул ко мне руки, и его прикосновение показалось мне до боли знакомым.
«Эдан?»
Я так долго мечтала о нашей встрече, и вот он передо мной. Но мой ли это Эдан? Или иллюзия, которой решил помучить меня Бандур?
Я не знала наверняка.
Мои руки дрожали. Когда я выдохнула, в морозный воздух завитком поднялся пар. Я окинула Эдана изучающим взглядом. Его лицо выглядело напряженным: губы поджаты, брови сведены к переносице.
– Ты меня не узнаешь? – прошептал он. В его ясных голубых глазах промелькнула обида. – Майя…
Майя.
Даже собственное имя прозвучало для меня странно – не так, как прежде.
Я сжала амулет на груди, ныне прохладный и сияющий от серебристых слез луны. Он успокаивал меня.
Набравшись решимости, я протянула руку и коснулась его щеки. Медленно провела пальцами по контуру лица, задевая густые брови и уголок глаза.
Окончательно меня убедил их цвет – голубой, как море у моего дома. Ни один призрак не мог его повторить.
Я опустилась к его нетерпеливо поджатым губам, а затем погладила нос и маленькую горбинку на некогда сломанной переносице.
– Ты так и не рассказал, что произошло с твоим носом.
Беспокойство на его лице прогнала знакомая улыбка, и в глазах сверкнул намек на надежду.
– Его сломал солдат, когда мне было семь или восемь, – ответил Эдан. – Он целился в зубы, но был настолько пьян, что промахнулся. Сказал, что у меня слишком самодовольная улыбка для такой малявки.
Лед вокруг моего сердца растаял, и я закинула руки ему на плечи.
– Эдан… Ты нашел меня.
Его взгляд смягчился от облегчения, а плечи, которые были напряжены так, словно несли на себе всю тяжесть мира, расслабились.
– Я везде тебя найду, ситара.
Ситара.
На староаландийском это значило «ягненок». Но на языке, который я никогда не учила, – нечто совсем другое.
– Блистательная, – прошептала я. На нельронатском, родном языке Эдана, это значило «блистательная».
Он наклонился поцеловать меня, но я остановила его, прижав руку к груди. Сперва мне хотелось его рассмотреть. Его подбородок оброс короткой черной щетиной, которой я ни разу не видела за время долгих месяцев нашего путешествия. Эдан тоже принялся меня разглядывать, смахивая пальцем грязь с моих щек. Затем провел линию от моих скул к плечам и цепочке с амулетом.
На его лице воевали эмоции, словно он не знал, радоваться ему нашей встрече или грустить из-за состояния, в котором он меня нашел. И все же радость победила, и он меня поцеловал.
Я подняла его руку к своей щеке. Несмотря на мороз, его пальцы оставались теплыми.
– Прости, что соврала тебе. Иначе бы ты не ушел. Император приказал бы тебя убить…
– Я знаю, почему ты так поступила, – перебил Эдан. – У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, и я понимаю. – Он взял меня за руки. – Просто не делай так больше.
– Не буду.
– Славно.
Его пальцы опустились с моей щеки к подбородку и приподняли его, чтобы я взглянула ему в глаза. Если холод моей кожи и испугал его, Эдан этого не показал.
Он так ласково поцеловал меня, что вся любовь, которую я испытывала к нему, потоком вернулась обратно. Я жадно, чуть ли не отчаянно ответила на поцелуй, приоткрывая его губы языком и впиваясь пальцами в спину, чтобы он встал ближе ко мне.
Эдан отстранился первым.
– У нас еще будет на это время в будущем, – сказал он с озорными нотками в голосе.
Но его кривоватая ухмылка исчезла, когда я не улыбнулась в ответ.
Между нами оставалось слишком много недосказанностей.
– Я много дней тебя искал, бродя по Турским горам, – продолжил Эдан. – А затем ястреб сообщил мне, что заметил тебя.
Я наклонила голову набок.
– Ты по-прежнему можешь общаться с ястребами?
– После многих веков в теле одного из них я все еще понимаю их щебет.
Я не могла понять, шутит он или говорит всерьез. Возможно, и то и другое.
Я показала на его посох на земле. Эдан однажды сказал мне, что у орехов есть волшебные свойства, так что посох наверняка был не простой.
– А это для чего? Я никогда не видела, чтобы ты ходил с посохом.
– Он помогает мне сосредотачивать мою магию, – ответил он, поднимая посох с земли. – Нынче очень полезная штука для заклинаний.
Набалдашник посоха был грубо вырезан в форме ястреба. Вполне под стать Эдану.
– До храма совсем близко, – сказал он. – Нужно идти, пока за тобой не явились новые солдаты. И за мной.
Должно быть, Эдан заметил, как я напряглась, поскольку добавил веселым тоном:
– Если поспешим, то как раз успеем к ужину. Как для храма, о котором все забыли сотни лет назад, они готовят весьма неплохую еду.
В ответ на эту фразу его живот заурчал, а вот мой никак не отреагировал. Я тихо посмеялась, но все равно замешкалась.
– Почему все пытаются подкупить меня едой? Ты, мастер Лонхай, Амми…
– Майя, которую я знаю, никогда не отказывается от вкусной еды.
Как бы он ни пытался ее скрыть, я услышала озабоченность в его голосе.
– Я все та же Майя. – По крайней мере, я надеялась, что это правда. Сама я уже ничего не знала наверняка. – Но я не могу пойти с тобой в храм. Мне нужно быть в Лапзуре через неделю.
– Лапзур находится по другую сторону Турских гор, – мягко заметил Эдан. – Храм как раз по пути. Позволь мастеру Цыжину помочь тебе. А если он не сможет, я отправлюсь с тобой в Лапзур.
Взглянув в его глаза, я увидела отражение своих алых и прикрыла лицо. А ведь я даже не злилась; впервые за много недель я чувствовала себя счастливой! Так почему мои глаза изменили цвет?
– Я… не могу…
Эдан взял мои руки и отвел их от лица.
– Теперь, когда я снова нашел тебя, Майя, я уже никогда тебя не отпущу. Я буду с тобой, пока пламя солнца не заледенеет и лунный свет не погаснет. И пока время не затмит звезды.
– С нашей последней встречи ты стал настоящим поэтом, – мягко произнесла я.
Выражение лица Эдана не изменилось.
– Я знаю, что ты поступила бы так же для меня.
После того, как я увидела его вновь, почувствовала его руки, его теплое дыхание на своей коже, моя решимость покачнулась.
– Как мастер Цыжин может мне помочь?
– Бандур когда-то был чародеем. А мастер Цыжин знает о клятве больше всех в мире. Возможно, он найдет способ освободить тебя от обета.
Я нахмурилась.
– Почему он в храме нищего бога?
– Наньдунь не самый почитаемый из аландийских божеств, это так, но один из самых главных. Он проявил сострадание к тем, кого ему приказали покарать, и отказался от своего божественного статуса, став нищим, – самым бедным из людей. Он раздал полосы своей золотой кожи людям и стал человеком из плоти и крови, почти смертным. Когда наступили засуха и голод, Наньдунь превратился в реку Цзинань; его кровь стала водой, чтобы оросить земли под посевы, а кости – рыбой, чтобы накормить голодных аландийцев.
– Никогда не слышала такой интерпретации легенды о Наньдуне, – задумчиво ответила я. – Зачастую его выставляют дураком.
– В глазах других богов он, наверное, дурак. Но нас учили по-другому: говорят, что последователи Наньдуня были первыми, кого коснулась магия. Чтобы контролировать алчность и тягу к власти, которая возникла с годами у некоторых его учеников, он придумал клятву – таким образом Наньдунь закрыл доступ к магии тем, кто нарушил бы естественный порядок мира и стал бы сильнее, чем боги.
– Он создал клятву? – изумилась я.
– Происхождение магии нам неизвестно, – ответил Эдан. – Легенда меняется в зависимости от того, у кого о ней спрашиваешь. Но мастер Цыжин последователь учения Наньдуня и хранитель множества загадок магии. – Он выдержал паузу. – А также наставник Бандура.
Во мне загорелась надежда.
– Наставник?
Эдан кивнул и протянул мне руку.
– Пойдем, познакомишься с ним.
«Мне уже никто не поможет, – подумала я, глядя на мерцающую на востоке воду. В той стороне, за дымкой, меня ждал Лапзур. – Я уже выиграла столько времени у Бандура, сколько могла».
Но если этот мастер Цыжин действительно был учителем Бандура, возможно, у меня есть шанс. Возможно, у нас есть надежда.
Возможно.
Смеркалось. Амана сматывала нити дня и разматывала на небе тень и лунный свет. Моя тканевая птичка вернулась – она перелетала с дерева на дерево, шелестя между листьев, а затем приземлилась на мою ладонь. Я погладила ее по мягкой головке и вздохнула. Быть может, ее возвращение было предвестником хороших новостей в будущем.
Несмотря на доводы рассудка, я взяла протянутую руку Эдана.
– Ладно, я пойду. Но только на один день.
Глава 20
При виде меня чернильные брови монаха поползли вверх, и на широком лбу появились морщинки.
– Таким, как ты, здесь не рады, – сказал он, жестом прогоняя меня от дверей храма. – Уходи, пока не пришел мой мастер и не изгнал тебя в огненные ямы Пе…
Последнее, что мне было нужно, это напоминание о том, кем я становилась.
– Позови своего мастера, – перебила я. – Я пришла с ним поговорить.
Монах уже открыл рот, чтобы возразить, но тут заметил Эдана рядом со мной.
– Ты! – воскликнул он. – Тебе тоже запрещено сюда приходить. Мастер Цыжин четко…
Как и я, Эдан был не в настроении играть в игры привратника. Он протолкнулся мимо юного монаха, и я последовала за ним.
Монах побежал впереди нас, кидая предостерегающий взгляд на Эдана.
– Когда он услышит, что ты вернулся, Джен, у тебя будут большие неприятности.
Мы с Эданом проигнорировали его и пошли дальше по коридору. Храм Наньдуня был древним, вырезанным прямо в горе, да так мастерски, что было невозможно отличить, где заканчивалось одно и начиналось другое. Мы миновали несколько комнат, в которых сидели немногочисленные последователи мастера с полузакрытыми от сосредоточенности глазами.
– Они практикуют магию? – спросила я у Эдана.
– В основном да.
Я повернула голову к одинокой сливе в открытом саду.
– Как она может цвести в столь позднее время года, да еще и так высоко в горах?
Эдан завел меня под ее ветви.
– Наньдунь нашел убежище под цветущей сливой, – объяснил он. – Жизнь в ней поддерживает магия. Ученики по очереди ухаживают за ней, благодаря чему она цветет круглый год, даже в середине зимы.
– Бутоны сливового дерева первыми распускаются после зимы, – вспомнила я. – Они символ надежды и чистоты.
Эдан сорвал один бутон и вплел его в мои волосы, как синий полевой цветок во время наших путешествий. Я до сих пор хранила его засушенным в своем альбоме.
– И нового начала, – тихо добавил он.
Мы застали мастера Цыжина за медитацией в саду. Его глаза были закрыты, и если он услышал наши шаги, то виду не подал.
Повторяя за Эданом, я села в позу лотоса на земле и стала ждать.
Мастер Цыжин выглядел таким старым и хрупким, что буквально тонул в своем халате: штаны свободно висели на нем, подол выцвел с годами. Его плечи были зажаты, визуально сужая и без того худощавую фигуру. Однако когда он заговорил, его голос был полон сил.
– Ты ослушался меня, Джен. – Глаза мастера открылись, и его зрачки заискрились, как тлеющие угли. – Я запретил тебе покидать храм.
Эдан припал челом к земле в знак раскаяния.
– Простите меня, мастер. Вы имеете полное право меня исключить.
– Именно так! – фыркнул мастер Цыжин. – Наглость этих юных чародеев…
– …Непростительна, – закончил за него Эдан. – И все же я прошу вас не наказывать мою спутницу. Она…
– Я знаю, кто она, – раздраженно перебил старик. – Даже если бы ты не говорил о ней неделями напролет, я бы все равно увидел на ней поцелуй демона. Ты причиняешь огромный вред нашему храму, приводя ее сюда.
– Она пока не превратилась, у нее еще есть надежда. Умоляю, помогите ей.
Мастер Цыжин посмотрел мне в глаза и пробормотал:
– От чародеев, принесших обет, всегда жди неприятностей.
– Благодаря этой девушке моя клятва разрушена, – мягко заметил Эдан.
– Ее едва ли можно назвать «девушкой», – ответил мастер Цыжин, показывая на мои глаза.
Я расправила плечи. С меня хватило игр в прятки и маскировку во дворце; больше я прятаться не намеревалась.
– Я пришла за вашей помощью, а не порицаниями.
Он хмыкнул, крутя между пальцев кончик своей длинной седой бороды.
– Давно уже ко мне не приходил за советом чародей, нарушивший свой обет. Когда Эдан явился сюда, мне стоило догадаться, что его свобода имеет свою цену. Хотя я не ожидал, что она примет такое обличье.
Его тон рассердил меня.
– Девушки? – вызывающе спросила я. – Или демона?
– Всего разом, – кратко ответил мастер.
Снова хмыкнув, он начал медленно обходить меня, стуча тростью по камням при каждом шаге. Мне было трудно представить, что этот ссохшийся старик однажды был наставником Бандура и великим чародеем.
Эдан терпеливо ждал, а я смущенно ерзала.
– Любопытно, – прохрипел мастер Цыжин, изучив меня со всех сторон. – Джен прав – ты еще не превратилась. Что удивительно, учитывая, как давно Бандур поставил на тебе свою метку.
– У нее есть шанс? – спросил Эдан.
– Этого я пока не могу сказать. – Цыжин откинул бороду за плечо и ткнул меня в ребра своей тростью. – Говорят, у желудка память лучше, чем у сердца, и я не могу с этим не согласиться. Давайте поедим. – Его трость стукнула о землю. – Никто не может снять демонское проклятие на пустой желудок.
Я не могла избавиться от ощущения, что ужин – это испытание.
Несмотря на то, что я не ела уже много дней, голода я не испытывала. Монахи подали мне горячую пиалу морковного супа с соевым молоком, тофу и квашеной капустой – в былые времена я бы уплетала его за обе щеки. Но сейчас мне приходилось есть через силу, словно я глотала бумагу. Даже их чай – знаменитый горький сорт под названием «Слезы Наньдуня», который с каждым глотком становился слаще – казался мне безвкусным.
Ни мастер Цыжин, ни Эдан не подавали голоса во время трапезы. Их молчание заставляло меня нервничать, и мое внимание невольно переключилось на соседний столик, за которым на двух длинных скамейках сидели ученики мастера.
Лишь некоторые из них были аландийцами. Они носили выцветшие голубые халаты, и каждый сидел в компании питомца: черепахи, кошки, даже медвежонка. Их взгляды прожигали меня, хоть ученики и быстро отворачивались.
Я знала, что они пялились на мои алые глаза. Они нервировали даже Эдана.
Одна ученица превратила свой морковный суп в черный кунжутный – Финлей обожал этот десерт – и быстро выпила его, пока никто не заметил. Но мастер Цыжин прочистил горло и стукнул кулаком по столу.
– Чары нужно использовать на занятиях, а не за трапезами.
Лицо девушки покраснело от стыда.
– Да, мастер.
Это все, что он сказал за ужином. Все остальное время он сидел в глубокой задумчивости, пожевывая паровую булочку, слегка присыпанную зеленым луком. Свою я оставила нетронутой.
Когда ученики убрали со стола и ушли, мастер Цыжин царапнул ложкой по пустой ореховой пиале.
– Я принял решение насчет твоей спутницы, Джен.
Мои плечи приподнялись от напряжения.
– Для нее нет надежды, – мрачно произнес старый монах. – Немедленно отведи ее к Бандуру, пока она не привела нас всех к гибели.
– Но вы подтвердили, что она еще не превратилась!
– Это не имеет значения, – Цыжин указал сморщенным пальцем на мой амулет. – Ей уже дали имя.
– Имя? – повторила я.
– Сентурна, – низко произнес он.
Услышав его вслух, я почувствовала, как моя кровь застыла в жилах. Это слово преследовало меня неделями. Сентурна.
– «Разрушительница», – медленно перевел Эдан.
– Если точнее, «резчица судьбы».
По моей спине пробежала дрожь.
– Нет. Это не мое имя.
– Скоро им станет. Это имя, которому будут повиноваться призраки. Другого ты знать не будешь. У чародея может быть тысяча имен, но у демона – только одно.
– С ней все будет иначе, – настаивал Эдан, становясь на мою защиту. – Бандур убил своего господина, и за этот гнусный поступок его прокляли и сделали стражем Лапзура. Майя выбрала этот путь… из любви.
Мастер Цыжин призадумался.