Расплетая закат Лим Элизабет
А вот Гиюрак не могла похвастаться такой неуязвимостью – языки пламени обжигали ее человеческую плоть. Я видела боль на ее лице, когда она плотно сжала губы, несмотря на клыки. Другие демоны были восприимчивы к огню? Я изумленно вспомнила, что Бандур часто путешествовал посредством огня, но в человеческом облике – никогда.
Осознав, что ее попытки тщетны, Гиюрак осклабилась.
– Возможно, ты не так проста, как я думала.
Она упала на спину, и мне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы меня не раздавило. Я больно упала на бок, ребра заныли при приземлении. Гиюрак кинулась за мной, и, перекатившись к костру, я схватила горящую палку и замахнулась ей в лицо.
Искры от дерева брызнули ей в глаза, и, издав тигриный рев, она вытянула руки для новой атаки. Я пригнулась и толкнула Гиюрак в костер.
Мимо меня пронеслась серебристо-голубая дуга – Эдан достал метеоритный кинжал. Он побежал к огню и вонзил клинок в грудь демона.
Гиюрак закричала, ее тело сжалось от боли. Превратившись в вихрь из дыма, она вернулась в амулет шаньсэня.
Но на этом битва не закончилась. Нас окружали сотни солдат. Я мрачно повернулась к ним. У нас с Эданом не было шансов против такого количества врагов, но я сделаю все возможное, чтобы освободить папу с Кетоном.
– Убейте пленников! – крикнул шаньсэнь сыновьям.
В воздух поднялись луки, стрелы нацелились на моих родных. Охваченная ужасом, я прыгнула перед ними, создавая живой щит.
Как вдруг ладонь сына шаньсэня пронзила знакомая алая стрела. После этого прилетели еще две стрелы, пока все три сына не упали на землю с тяжелыми ранами.
«Неужели?» Я вытянула шею, выискивая Сарнай.
Через ворота ворвались лошади и поскакали мимо огня, поднимая копытами угли и пепел. В воздухе замелькало еще больше алых стрел, раздались крики – последние звуки солдат перед смертью.
Люди шаньсэня отвлеклись, и я спешно повела папу с Кетоном в угол, подальше от боя.
Затем начала снимать мешки с их лиц, но в последний момент передумала. Я не хотела, чтобы они видели меня такой, – скорее демоном, нежели девушкой.
– Стойте здесь, – сказала я, положив руки на их плечи. – Тут вы в безопасности.
– Майя? – позвал отец. – Это ты?
Я закусила губу и промолчала. Когда он произнес это имя, мое сердце почти защемило. На секунду я почувствовала намек на тоску, но чувство быстро прошло.
Повернувшись к разразившейся битве, я обнаружила леди Сарнай с лордом Синой, окруженных небольшим батальоном воинов.
Раньше мне не доводилось видеть леди Сарнай в бою. Она была быстрее любого мужчины и такой же сильной. Ни один из солдат шаньсэня не мог сравниться с ней в мастерстве стрельбы из лука; она пристрелила дюжину врагов, расчищая путь лорду Сине, чтобы тот мог атаковать ее отца.
Но, наделенный силой демона, шаньсэнь с легкостью одолел своего бывшего излюбленного воина. Он сломал копье Сины пополам, швырнул мужчину в крепостную стену и издал ликующий рев, как тигр.
Я нашла взглядом амулет, раскачивавшийся над его броней. Обсидиан заблестел от магии Гиюрак, и я испуганно догадалась, что сейчас будет.
Шаньсэнь повернулся к дочери, которая направлялась к нему с поднятым луком.
Уронив сломанное копье лорда Сины, он развел руки, словно подначивая ее к нападению. Дождавшись, когда между ними будет шагов двадцать, он коснулся амулета… и слился с Гиюрак, превращаясь в тигра, его человеческая кожа поросла белой шерстью.
Я уже видела, как он превращался, а вот леди Сарнай была к такому не готова. Натянув поводья, она пригнулась, группируясь перед атакой отца.
Нужно было что-то делать! Но я находилась в другой части площади – слишком далеко, чтобы помочь.
Двигаясь с непостижимой скоростью, тигр набросился на нее. Ее лошадь заржала, и леди Сарнай выпала из седла, исчезая из виду. Большинство воинов умерло бы на месте, и сначала я испугалась, что именно такая судьба постигла Сарнай. Но затем она вновь показалась, борясь с тигром голыми руками.
Шаньсэнь поднял когти к ее горлу.
«Стойте! – мысленно крикнула ему я. – Она – ваша дочь! Это вы научили ее драться».
В его глазах промелькнула неуверенность. Шаньсэнь зарычал, но прислушался.
«Демон искажает ваши мысли. Не позволяйте ей убить вашу дочь».
Пока я говорила с ним, леди Сарнай пыталась отодвинуться от его когтей и восстановить равновесие.
«Убей ее! – крикнула Гиюрак из амулета. Ее голос перебил мой, и сомнения шаньсэня развеялись. – Убей!»
Когти тигра замерли в воздухе. Мой желудок скрутило от ледяного страха. Я была уверена, что в следующую секунду леди Сарнай умрет. Его лапа начала опускаться, но дочь шаньсэня ловко перекатилась, и в этот момент на тигра налетел лорд Сина, вонзая клинок в его бок.
Тигр взревел от боли и закорчился. Леди Сарнай подняла меч. В отличие от отца, она не мешкала, но было все равно слишком поздно. Шаньсэнь прыгнул над костром и исчез.
В тот же миг огонь погас, и леди Сарнай воткнула меч в тлеющие угли. Я не видела ее лица, но ее плечи раздраженно поднимались и опускались. Она упустила свой шанс победить отца.
Отвернувшись от пепелища, она подошла к знамени шаньсэня, сломала палку о колено и порвала флаг пополам.
– Шаньсэнь отступил! – объявила леди Сарнай. – Закрыть ворота!
По ее приказу двери Зимнего дворца с грохотом захлопнулись.
Битва закончилась.
Глава 27
Победой это было сложно назвать.
Леди Сарнай понимала не хуже меня, что шаньсэнь отдал Зимний дворец, потому что он не имел стратегической ценности. Самая маленькая из резиденций Ханюцзиня, она была построена в мирное время, чтобы королевская семья могла переждать в ней суровые аландийские зимы. Защитой дворцу служило только расположение на вершине скалы, а скупые запасы оружия в военных казармах разобрали еще во время Пятизимней войны. У него даже не было выхода на Большую Пряную Дорогу.
Остановившись здесь, император Ханюцзинь совершил ошибку. Весенний дворец, расположенный вдоль восточного побережья Аланди, находился всего в неделе пути и защищался как имперским флотом, так и цзяпурской армией – самой сильной в стране. Теперь, когда Ханюцзинь мертв, никто не мог помешать шаньсэню захватить столицу… и всю Аланди.
Никто, хотела я сказать леди Сарнай, кроме нее.
Ее братьев заковали в цепи; из их рук, ног, ребер и плеч торчали алые стрелы. Каждая рана выглядела преднамеренной – она должна была принести жгучую боль, но не убить.
Игнорируя их мольбы о прощении, Сарнай забрала свой лук из ясеня у старшего брата.
– Отведи их в темницу, – сказала она лорду Сине. – Я позже решу, что с ними делать.
Испуганные до глубины души темной демонской магией, многие из солдат шаньсэня были готовы присягнуть леди Сарнай, которая бесстрашно вела их в бой во время Пятизимней войны. Тех, кто не перешел на ее сторону, заперли в подземелье без еды и воды. Некоторые плевали в нее, крича: «Лучше умереть с честью, чем служить женщине!»
Их тоже отправили в темницу, предварительно приказав страже отрезать им языки.
Больше никто не осмеливался сомневаться в ее авторитете.
К полудню леди Сарнай восстановила порядок в Зимнем дворце. Ее люди потушили пожары, и она приказала выжившим министрам императора провести учет оружия, которое еще осталось в оружейной, и еды в дворцовых амбарах и кладовых.
– Она что-то с чем-то, да? – спросил Кетон, пока я держала голову папы у себя на коленях. – Кажется, с Пятизимней войны она стала даже более пугающей.
– Так и есть.
Мне не хотелось говорить о леди Сарнай. Вновь увидев родных, я хотела лишь одного: запомнить их лица. Услышать их голоса и заполнить увеличивающуюся пропасть в своей памяти.
Закатав папины рваные рукава, я увидела рубцы на руках.
– Нас били, только когда мы сопротивлялись, – тихо сказал Кетон. – Когда они явились в Порт-Кэмалан, я пытался драться с ними. Они чуть не сожгли нашу лавочку!
Я побледнела от ярости. Представила, как отца оторвали от рабочего стола, как солдаты грабили лавочку, которую моя семья сохранила с таким трудом, как их заковали в цепи и как Кетона, который лишь недавно снова начал ходить, толкали на пол и били хлыстом. Да как они только посмели так обращаться с моими родными!
– Мне очень жаль, – прошептала я. – Это моя вина.
Кетон коснулся моей руки в знак прощения, но его лоб озадаченно сморщился, и я видела, что в его голове зарождались вопросы. Почему это моя вина? Почему я настолько важна, что шаньсэнь лично отправил солдат в Порт-Кэмалан, чтобы схватить его с отцом? Я пока не была готова ответить на них.
Поджав губы, я спрятала руки в карманы. К счастью, в этот момент к нам подошел Эдан.
– Главные апартаменты в южном дворе не пострадали при пожаре. – Голос у него звучал устало; чары изнурили его больше, чем он готов был признать. – Там твоему отцу будет теплее.
Глаза Кетона округлились, когда он узнал Эдана из моих историй, но сейчас было не время для надлежащего знакомства.
Мы с Эданом подняли отца, занесли его внутрь и положили на кровать, обнаруженную в одной из комнат министра. Папа вяло приоткрыл веки и взял меня за руку.
– Майя.
Вздрогнув, я подвинулась в тень и потупила взгляд в пол в надежде, что он не заметит красный цвет моих глаз.
– Ты в безопасности, – сказала я ему. – Шаньсэнь ушел. Леди Сарнай отвоевала Зимний дворец.
– А император?
Я замешкалась.
– Мертв.
– И он тоже. Столько мертвых… – Папины глаза остекленели и уставились в потолок. – Пусть боги присмотрят за ним.
Он попытался сесть.
– Кто это там за тобой?
Эдан вернулся с горячим бронзовым чайником.
– Папа, Кетон… – начала я, – это Эдан, лорд-чародей его величества.
– Отставной лорд-чародей, – ответил он, прочистив горло.
В любое другое время я бы улыбнулась от того, как он нервничал, но не сегодня. Эдан поставил чайник, чтобы должным образом поприветствовать мою семью. Сначала он поклонился папе, а затем Кетону, который изумился подобному жесту.
– Мы же ровесники! – сказал брат. – Пожалуйста, перестань.
Папа с недоверием разглядывал чародея.
– Ох, да, я о тебе наслышан. Знаешь, многие полагают, что это ты – причина Пятизимней войны.
Эдан сделал глубокий вдох.
– И в определенной мере они правы, сэр.
– Значит, это тебя я должен винить в смерти своих сыновей. А также тысяч чужих сыновей и тех многих, кто марширует сейчас к своей смерти, пока мы с тобой говорим.
– Папа, – вмешалась я, протягивая ему воду. – Выпей.
При звуке моего голоса у него задрожали плечи.
Он грустно вздохнул и наконец сказал:
– Я устал. Отложим это знакомство на другой раз. Сейчас я хочу отдохнуть.
Его глаза закрылись, и на этом разговор был окончен.
Я с тяжестью на сердце вышла за Эданом и Кетоном из комнаты. Брат коснулся моего плеча и сказал так тихо, чтобы услышала только я:
– У нас выдалась тяжелая неделя. Я останусь и поговорю с ним, когда ему станет лучше.
– Спасибо, Кетон.
Я отрешенно кивнула, пытаясь скрыть разочарование, и пошла с Эданом наружу.
– Не волнуйся, ситара, – Эдан чмокнул меня в щеку. – Я никогда не пользовался популярностью у аландийцев, но мне удалось покорить сердца самых важных из них.
Я выдавила улыбку, но меня тревожило не это. Если папа не доверял Эдану из-за магии, то что он подумает, узнав правду обо мне?
Что он подумает, узнав, что его дочь стала монстром?
После окончания битвы о Ханюцзине все забыли. Его императорский халат превратился в лохмотья, сшитый мной зачарованный плащ стал почти неузнаваемым под слоем грязи и крови. Когда я увидела оскверненное и оставленное без внимания тело императора, моя неприязнь к нему заметно ослабла.
– Он заслуживает похорон. Многие его любили… пусть они и не знали, каким он бывал жестоким.
– Он не был хорошим человеком или правителем, – согласился Эдан, – но он достаточно заботился о своей стране, чтобы пойти на жертвы ради нее.
Эдан присел рядом со своим бывшим господином. Ухмылка, в которой часто искажались губы императора, разгладилась в мягкую линию. Теперь, посерев от смерти, он выглядел более величественно, чем при жизни.
Среди талисманов на его поясе я заметила старый амулет Эдана. Он снял его, проводя пальцем по ястребу, выгравированному на бронзовой поверхности. Я думала, что Эдан сохранит его, но после затянувшейся паузы он положил амулет обратно на пояс Ханюцзиня.
– Даже освободившись от клятвы, я чувствовал себя обязанным оберегать его. Я обещал его отцу, что защищу Аланди. И в итоге подвел их обоих.
– Для Аланди еще не все потеряно. Мы не позволим этому случиться.
Эдан кивнул и вновь потянулся за моей рукой, но его прервало прибытие леди Сарнай и ее солдат. Дочь шаньсэня держалась гордо, как любой правитель: одна ее рука была на поясе, другая на рукояти меча.
– Что вы тут делаете? С этим… – Леди Сарнай не нашла в себе сил, чтобы учтиво отозваться об усопшем императоре. Ее лицо ожесточилось. – У нас куча работы. Займитесь чем-нибудь полезным.
Я встала, даже не одарив ее взглядом. Несомненно, от меня ждали беспрекословного повиновения, но у меня было свое мнение на этот счет.
– Он заслуживает того, чтобы его похоронили, ваше высочество. Нельзя просто оставить его гнить здесь.
– Да кто ты такая, чтобы приказывать мне?!
– Он был императором, – попыталась я вразумить ее. – Что бы вы о нем ни думали, он погиб за Аланди.
– Постыдная смерть, – сплюнула она. – Его армию уничтожили. Он позволил взять себя в пленные…
– Вы бы предпочли, чтобы он сбежал? – возразила я. – Император Ханюцзинь не был великим полководцем, но и трусом его не назовешь. Он принял решение остаться со своей страной до конца.
«В отличие от тебя», – подумала, но не сказала я.
Лицо Сарнай помрачнело от моего оскорбительного намека.
– Помойте его и приведите в приличный вид, – приказала она своим людям. А затем, задумавшись, добавила: – Портной, подготовь ему подходящий саван для похорон.
После этого она, не глядя на меня, развернулась на пятках и ушла. Что-то порхало за ней следом.
Моя птичка.
– Идем со мной, – сказала я Эдану.
Мы последовали за леди Сарнай в зал для аудиенций Зимнего дворца, который она быстро присвоила себе, просто положив лук на сосновый стол. Лорд Сина и оставшиеся министры Ханюцзиня уже собрались там и ждали ее прибытия.
– Тамарин, – сердито обратилась Сарнай, когда заметила, что мы шли за ней; ее раздражение подпитывал тот факт, что, несмотря на охотничий слух, она не услышала наших шагов. Дочь шаньсэня скрестила руки на груди. – Кажется, я приказала тебе идти работать над погребальной робой для твоего Ханюцзиня.
Вместо того чтобы ответить, я тихо свистнула, и тканевая птичка, ранее метавшаяся по залу, вспорхнула на мою ладонь.
Леди Сарнай подняла бровь.
– Значит, это твоя птица. Мне стоило догадаться. Похоже, куда бы ты ни пошла, там сразу жди беды.
Я храбро выпрямила плечи.
– Когда мы выступаем в Цзяпур?
– В Цзяпур? – повторила она. Весь совет смотрел на меня как на сумасшедшую.
– Время, чтобы спасти Аланди, на исходе. Мы должны немедленно выступать.
– И с чего бы мне спасать Аланди? – процедила Сарнай. – Император мертв, тысячи его людей убиты. Я не собираюсь отнимать еще тысячу жизней, когда у нас нет надежды на победу. – Она отвернулась. – Мы отступим на запад и заберем всех выживших с собой.
– Но…
– Империи зарождаются и разрушаются. Твой чародей должен знать это получше других.
– Вы злитесь, и у вас есть на то полное право. Ханюцзинь многого вас лишил. Он также лишил много меня – всех нас. Но подумайте, что произойдет с Аланди, если ваш отец станет императором. Вы сами говорили, что он уже не тот человек, каким был раньше, что его развратили демоны. Что помешает Гиюрак стать настоящей правительницей Аланди?
Плечи Сарнай напряглись.
– Нам не победить армию моего отца. Ханюцзинь мертв, так что, если шаньсэнь объявит себя императором, армия Цзяпура встанет на его сторону. Другие военачальники не осмелятся выступить против него.
– Вы можете позвать их на помощь?
– Нет времени, – встрял лорд Сина. – В ближайшие дни шаньсэнь будет в Цзяпуре, и тогда в его распоряжении окажется имперская армия.
– В распоряжении Гиюрак, – подавленно произнесла леди Сарнай. – Ее власть над моим отцом крепнет с каждым днем. Как только она получит кровавую дань, все будет кончено.
– Я думала, кровавой данью была жизнь императора.
– Да, – голос леди Сарнай стал отрешенным. Ее бледные шрамы засветились в рассеянном свете. – И десять тысяч других.
Мой желудок скрутило. Это стало новостью не только для меня, но и для министров. Воцарилось изумленное молчание, а затем все заговорили разом. Сарнай подняла руки и топнула ногой по деревянному полу.
– Хватит! Для моего отца это сущий пустяк. В Пятизимней войне и без того погибли тысячи людей. Он видит в этом возможность свергнуть испорченную династию и начать свою собственную. Я сражалась во многих битвах, так что знаю, когда нужно отступить, а когда идти в наступление. Нам ни за что не одолеть Гиюрак.
– Осмелюсь не согласиться, ваше высочество, – подал голос Эдан.
– Ну так просвети нас, чародей. Как победить моего отца? – сухо поинтересовалась она.
– Ему потребуется несколько дней, чтобы оправиться от ран, – разумно заметил Эдан. – Императорский флот и цзяпурская армия будут против его правления. Пятизимняя война закончилась не так давно, чтобы они забыли, кто был их врагом. Они попытаются защитить Весенний дворец. Но в Цзяпуре его демон станет еще сильнее, учитывая его близость к Северу. Я бы сказал, что у нас есть неделя, максимум две, прежде чем столица падет.
Глаза лорда Сины – темные, как блестящие черные камни – сосредоточились на Эдане.
– С чего бы нам тебе доверять? Человеку, чью верность можно купить…
– Купить? – переспросил Эдан. – Думаете, я хотел помогать Ханюцзиню сражаться против шаньсэня? Хотел разделить вашу страну войной? Я был связан клятвой, которую не мог нарушить. У меня не было выбора. У людей шаньсэня есть выбор, но они следуют за ним из страха, а не из верности. Покажите им, что они могут сражаться за вас, чтобы спасти свою страну.
– Они боятся Гиюрак, – тихо произнесла леди Сарнай. – Ее никто не может остановить.
– Я могу, – очень спокойно сказала я. – Мы с ней одинаковые. Демоны.
Весь зал замолчал. Министры отпрянули, словно это расстояние могло их обезопасить от меня. Некоторые пробормотали молитвы или проклятия. Лорд Сина наставил копье на мое горло.
Я проигнорировала их и посмотрела в глаза дочери шаньсэня. Если мое признание и шокировало ее, она этого не показала.
– Чародей, скажи мне, почему я не должна казнить портного.
Брови Эдана поднялись от удивления. Они с леди Сарнай никогда не ладили, и раньше она не спрашивала его мнения.
– Императорского портного действительно прокляли идти по стопам демона, – тихо сказал он. – И это правда, что со временем ее решения будут принадлежать не Майе Тамарин, а монстру внутри нее. Однако я верю, что, даже будучи демоном, она сделает все возможное, чтобы защитить Аланди.
Какими бы мрачными ни были слова Эдана, его вера в меня немного растопила лед вокруг моего сердца. Я закусила губу, надеясь, что леди Сарнай прислушается.
Военный министр встал.
– Это абсурдно! Мы не можем пустить демона в наши ряды. Немедленно схватите ее! Лорд Сина, я взываю к вашему здравому смыслу…
– Я командую армией, – резко перебила леди Сарнай. – А не лорд Сина. Это мое последнее предупреждение, министр Чжа, и я делаю вам поблажку лишь потому, что вы новенький и еще не привыкли к моему режиму.
Когда министры смущенно замолчали, холодный взгляд леди Сарнай вернулся ко мне.
– Завтра утром я объявлю, отправимся ли мы в Цзяпур или нет. И решу дальнейшую судьбу Майи Тамарин. Вы свободны.
– Как ты считаешь, она передумает?
Эдан знал, что я спрашивала не о том, пощадит ли меня леди Сарнай, а о том, увидит ли она смысл идти в Цзяпур.
Он обдумал мой вопрос.
– Она гениальный воин, но неопытный лидер. Во время Пятизимней войны шаньсэнь ни разу не вверял под ее командование свои войска. Когда война началась, она была четырнадцатилетней девочкой – очень юной и восхищенной силой и репутацией своего отца. Трудно сказать, как она поведет себя теперь, когда ей нужно сражаться с ним.
Я вспомнила, как шаньсэнь замешкался, прежде чем напасть на Сарнай.
– Думаешь, он любил ее?
– До того, как Гиюрак испортила его? Наверное, по-своему, да. Но прежде всего шаньсэнь всегда любил власть. Он видел потенциал своей дочери и обещал ей доверить командование своей армией, когда она повзрослеет.
– Еще он обещал, что ей не придется выходить замуж, – вспомнила я наш давний разговор с леди Сарнай.
– Он купил ее преданность. Она служила ему и искренне верила, что он сделает Аланди лучше, свергнув императора Ханюцзиня. Но сделка с Гиюрак отравила их отношения. А когда, заключив перемирие, он выдал ее замуж за императора, ее вера в отца умерла.
– Как и вера в Аланди, – пробормотала я, нахмурившись. – Как я могу ей помочь? Нам нужно больше людей, но у нас почти нет времени.
Я замерла. Передо мной лежало знамя императора. Я планировала вышить из него погребальный саван, но мне пришла в голову другая идея.
– Птичка, которую я сшила, чтобы найти тебя и леди Сарнай… Я могу сшить больше таких. Сотни. – Сглотнув, я коснулась амулета. Половинки ореха казались полыми под моей ладонью. – Надеюсь, я еще помню, как шить.
Я посмотрела на свои когти и скривилась. Эдан взял знамя за край, чтобы мы держали его вместе.
– Я помогу тебе.
Мы приступили к работе, разрезая ткань на сотню квадратиков. Эдан складывал, я шила. Мне давались только самые примитивные стежки, которым мама учила меня в детстве. Но их было вполне достаточно.
В каждую птичку я вшила нить от порванного зачарованного ковра, чтобы наделить их способностью летать. Они подрагивали, пока я работала, оживленные магией в моей крови.
«Как можно быть такой эгоисткой, Майя? Тебе не нужны птички, чтобы победить в этой войне. У тебя достаточно силы, чтобы свергнуть шаньсэня. Если пожертвуешь собой, то спасешь тысячи людей от смерти. Разве это не благородно?»
Я так сильно закусила губу, что она начала кровоточить.
– Все нормально? – обеспокоенно спросил Эдан.
– Если бы я могла спасти Аланди, сдавшись… – я осеклась и посмотрела на свои руки; на то, что когда-то было моими руками – … полностью превратившись в демона, разве это того не стоит? Никому бы не пришлось сражаться. Я могла бы спасти бесчисленное количество мужчин и женщин.
– Если сдашься, Майя, то перестанешь быть собой. – Он забрал иглу из моих дрожащих пальцев. – Потерпи еще немного. Ради Аланди. Ради меня.
– Я боюсь, что это сведет меня с ума, – призналась я. – Во мне столько злости… Я не могу ее контролировать.
Я зажмурилась, мечтая избавиться от всех ужасных воспоминаний о том, что я натворила с тех пор, как Бандур меня проклял. Они были гораздо более четкими, чем воспоминания о моей прошлой жизни.
– Что, если я снова тебя забуду? – прошептала я. – Что, если я…
– Нападешь на меня? – Эдан напряженно вздохнул. – Это возможно. Чародеи и демоны – враги от природы.
Увидев мою испуганную реакцию, он ласково меня поцеловал.
– Если забудешь меня, я найду способ заставить тебя вспомнить. А если нападешь… – Он прижал мою руку к своей груди. – Я буду держать тебя, пока ты не остановишься.
Эдан меня не убедил, но он еще не закончил.
– Я верю в то, что сказал мастеру Цыжину о твоем добром сердце, – его пальцы смахнули мои волосы с глаз. – Каждый день ты меняешься. Ты все больше похожа на демона, и я знаю, что голос внутри тебя крепнет. Но твое сердце принадлежит тебе, Майя. Это не изменится, пока ты будешь держаться за него всеми силами.
– Надеюсь, ты прав.
– Я это знаю. – Его взгляд упал на растущую стопку тканевых птичек. – Ты бы поверила, если бы я сказал, что знал ее? Киятанскую принцессу, которая сложила тысячу журавлей?
– Ты не настолько древний!
Эдан состроил гримасу.
– Эта история не настолько древняя. Я встречал Сиори лишь единожды, и то мельком, но она была похожа на тебя. Даже когда на нее свалилось ужасное проклятие, она осталась сильной. Ее бумажные птички принесли ей надежду.
Эдан переместил мою руку к своему сердцу.
– Ты не одинока, Майя. Никогда.
Его пульс равномерно бился под моей ладонью. Я кивнула и собрала первую партию тканевых птичек в тунику.
Красные нити, вшитые в крылья, мерцали в лунном свете. Опираясь на Эдана, я забралась на подоконник и посмотрела на бесконечный пейзаж из леса и океана под Зимним дворцом. Затем напоследок обернулась к Эдану.
– На удачу, – сказал он и поцеловал меня, щекоча мне нос своим дыханием.
Я взмыла в небо, поток воздуха поднимал меня все выше и выше. Оказавшись среди облаков, я долго парила в них, словно плыла по воде.
– Я не одинока. Еще не все потеряно.
Прижав птичек ближе к себе, я выдавила слабую улыбку. Это едва ли утешение, но без смеха солнца мое тело не чувствовало холода ночи, а без слез луны мое сердце не ведало страха. Даже перед неизбежным будущим, в котором моя смерть станет платой за спасение Аланди.
Я подняла амулет и прижала губы к стеклянной трещине, выпуская крошечную каплю крови звезд, – достаточно, чтобы окутать своих птичек ее светом.