Принцесса из одного места Каури Лесса

– Девушка не желает знакомства, – прорычал Онтарио широкоплечему Гари, не обращая внимания на длинного Лондо, который, упав на землю, пытался стряхнуть с себя смиссу. – Но вот я очень хочу познакомиться с тобой поближе, сволочь ты этакая!

И не успела я оглянуться, как он бросился на первого разбойника, который от всего происходящего малость очумел.

Сцепившись, мужчины повалились на траву.

Обе парочки катались в сумерках с такой скоростью, что у меня не было ни единого шанса всадить кинжал в кого-нибудь нужного. Я с интересом подошла поближе. Смисса казалась змеей – гибкой пятнистой змеей, и целила когтями в глаза Лондо. Тому, подстегнутому болью и инстинктом самосохранения, пока удавалось держать ее лапы подальше от глаз, но он явно проигрывал.

– Не нравятся такие забавы, крошка, да? – пропела я, останавливаясь рядом и поигрывая кинжалом. – Надеюсь, Кошка заткнет твой хорошенький ротик навсегда.

Бандит зарычал от ярости, рывком сбросил смиссу и вскочил на ноги.

Я покосилась на Онтарио – противник был ему по силам, во всяком случае они с Гари мутузили друг друга одинаково успешно.

Кошка низко завыла и встала между мной и Лондо.

– Я до тебя доберусь, мерзкая кошатина! – пригрозил длинный и припустил прочь, словно заяц, почуявший охотников. – Гари, догоняй! – донеслось из кустов.

Широкоплечий, поняв, что остался один, сделал чудовищное усилие и отшвырнул Онтарио. Тот покатился по земле, но тут же вскочил на ноги. Впрочем, Гари на прежнем месте уже не было. Поняв, что момент безвозвратно упущен, он понесся следом за товарищем.

Тяжело дыша, младший Ананакс уставился на меня. Из его носа текла кровь, а взгляд голубых глаз был настолько тяжел, что я невольно выставила кинжал перед собой.

– Я планировал свидание, а вместо этого поучаствовал в мордобое, – сообщил он и вытер кровь, стекавшую на губы. – Какого дьявола?

– Вот и я хотела бы знать! – я засунула клинок за пояс юбки, достала из сумочки платочек и подошла к Онтарио. – Возьмите платок, юноша. И позвольте поблагодарить вас за мое спасение!

Он скривился так, будто увидел нечто, поросшее плесенью, и пробормотал:

– Опять высокородные замашки… Благодарите смиссу. Они никогда не бросают своих котят!

– Ка… каких котят? – опешила я.

Онтарио вырвал платок из моих пальцев с явным раздражением.

– Своих, – повторил он, вытирая кровь. – Если котенку смиссы угрожает опасность, она никогда не бросит его, а если поймет, что ей тоже нужна помощь, позовет других членов прайда.

Я завороженно смотрела, как тонкая ткань темнеет, намокая кровью.

– Членов прайда? – повторила я. – Значит, она считает меня котенком?

– Да, – сердито фыркнул Онтарио, – маленьким, глупым и беззащитным. Ради всего святого, почему вы не позвали на помощь? У замка сейчас гуляют те, кто решил проветриться во время бала, кто-нибудь бы да услышал!

Я с изумлением посмотрела на него.

– Онтарио, вы в своем уме? Я – наследная принцесса, мне не положено звать на помощь! Я просто не могу!

– А быть обесчещенной вы можете? Убитой? Бездыханной и брошенной в какой-нибудь канаве?

Он отшвырнул платок и, схватив меня за плечи, начал трясти как грушу.

– Альвина, вы совсем ничего не соображаете? Здесь нет гвардейцев вашего отца! Если бы не смисса, я бы не узнал, что вы все-таки пришли на свидание!

– Я не пришла на свидание! – крикнула я. – Я искала принца Стича, который, кажется, заблудился в лабиринте из роз!

Онтарио перестал меня трясти и прищурился.

– Зачем вы его искали?

– Чтобы сказать ему, что Аманда до сих пор любит вас, дурак вы этакий, и если у нее и закружилась голова от неверийских комплиментов, то это ненадолго!

– Я не люблю Аманду! – рявкнул Онтарио и опять встряхнул меня. На этот раз с такой силой, что я клацнула зубами. – И никогда не женюсь на ней, ясно? На ком жениться я как-нибудь решу сам, без наставлений Его Светлости Ананакса и безбашенной принцесски, которая своим куриным мозгом не может отличить реальную опасность от веселого приключения!

– Да как вы смеете? – задохнулась я от возмущения. – Немедленно отпустите меня!

– Да как же вас отпустить, такую дуру?! – сипло сказал Онтарио и впился поцелуем в мои губы.

Я почувствовала вкус его крови, и уж сама не знаю почему, но он напрочь снес мне крышу.

Онтарио ошибался – опасность я осознавала, поэтому, лицом к лицу с бандитами, была тверда, как кармодонский алмаз. А сейчас запоздалая паника накрыла с головой. Пожар в крови, мигом вскипевшей до самого высокого градуса, могли погасить только… поцелуи.

Я опомнилась, когда от объятий у меня захрустели ребра. Зацепившееся за ветку дерева боа покачивалось на вечернем ветру, мой камзол был расстегнут и приспущен с плеч. Камзол и рубашка Онтарио волшебным образом исчезли, и я осознала, что гуляю губами по его широкой груди и плечам, и кусаю его великолепную литую мускулатуру, ничуть не смущаясь… А затем губы коснулись холодного металла. Я отстранилась и увидела медальон, висевший на цепочке на шее младшего Ананакса. Не соображая, что делаю, я раскрыла его, и на ладонь выпал… белокурый локон!

Зашипев, словно разъяренная смисса, я сунула локон обратно в медальон и изо всех сил толкнула Онтарио.

– Вы ведете себя неподобающе! – заорала я, спешно оправляя одежду. – И выглядите неподобающе! Вы совершенно неподобающий молодой человек!

Онтарио растерянно оглядел себя, полуголого, и засмеялся.

– Давно… не получал… такого удовольствия… от свиданий! – сгибаясь от хохота, выдавил он. – Альвина, где моя одежда? Не я же ее с себя снимал?

– Вы думаете – это я? – возмутилась я и бросилась прочь. – Сами ищите свои тряпки! Кошка, за мной!

Смисса, все это время ловившая хвост свисающего боа, муркнула и побежала рядом.

Я с благодарностью положила руку ей на загривок и подумала, что прощаю Его Высочеству Стичу влажные ладони и интерес к Аманде – за одно только то, что он подарил мне Кошку!

Я вернулась в замок, но не стала подниматься в бальный зал, а остановилась, чтобы отдышаться. Отражение в маленьком зеркальце, извлеченном из поясной сумочки, ясно говорило, что мои эмоции после сцены в саду слишком откровенны для наследной принцессы. Мне следовало остыть, я бы даже сказала, взбледнуть, и появиться перед толпой высоко несущей голову, полной собственного достоинства и абсолютно спокойной.

Когда с улицы послышались быстрые шаги, я нырнула под лестницу и скрылась в ее тени, поскольку не желала никаких встреч. Смисса последовала за мной.

– Где тебя носит, сын? – раздался сверху голос Его Светлости. – Неверийский принц не дает прохода твоей невесте, а ты выглядишь так, будто валялся в сене с крестьянкой!

Его тирада привела меня в ярость, однако я просто опешила, услышав ответ:

– Не сердись, отец, я сейчас все исправлю, – доброжелательно проговорил Онтарио. – Знаешь, я подумал над нашим разговором и решил, что ты совершенно прав. Аманда Кивис – отличная партия для меня, точнее, это я для нее – отличная партия, но не в этом суть. Я объяснюсь с ней немедленно, но единственное, о чем прошу – не объявлять дату свадьбы. Позволь мне сделать это самому и после того, как кортеж Его Высочества Стича нас покинет.

На меня будто вылили ведро ледяной воды. Нет, не ведро. Ванну! Пруд! Море! Океан! Только что этот самыйсокский сукин сын словом и – какой стыд! – делом уверял меня в своей страсти, и тут же говорит отцу, что женится на другой. О-о-о! А я-то хороша! Поцелуи, объятия, мускулатура… Хотя, надо признать, мускулатура великолепна.

– Я вижу, к тебе вернулся здравый смысл, – по тону герцога было понятно, как он доволен. – Если ты сейчас же сделаешь предложение Аманде – я предоставлю тебе право назначить дату свадьбы. Более того, я соглашусь, что следует дождаться отъезда Его Высочества Стича. Ему не стоит присутствовать в Самыйсоксе в день торжественного мероприятия.

– Дождемся, – ответил Онтарио, и я прямо увидела, как злорадно он ухмыляется. – Пойдем, отец!

Их шаги стихли. На миг усилились звуки музыки и шум толпы – это открылись и закрылись двери в зал.

Выйдя из-под лестницы, я в задумчивости села на ступеньку, и смисса села рядом. Растерянность превратилась в ярость, а ярость стихла, как ураган, оставив штиль недоумения.

К двадцати годам я вполне себе разбиралась в мужчинах, и кое-что понимала в страсти. Мама была ангелом, а мне достался отцовский темперамент. Конечно, отец никогда не рассказывал о буйных досвадебных временах, но я о многом догадывалась по бабушкиным репликам. И вот теперь, сидя на каменной ступеньке, я задумалась – а так ли уж я разбиралась в мужчинах? То, что Онтарио всерьез увлечен мной, было очевидно. Или он настолько виртуозно дурит девушкам голову, что они и не догадываются об этом? Но, дьявол меня побери, где какие-то девушки, и где я? Я знала, что нельзя целовать так, как он целовал меня, не испытывая страсти! Так обнимать! Так смотреть! Трясти, наконец! Его эмоции по отношению ко мне искренни, или… Или я ничего не понимаю в мужчинах!

Он обозвал меня принцесской с куриными мозгами? Ну уж нет! Я найду способ доказать искренность его чувств – если не ко мне, то к Аманде. Собственно, я уже нашла его – и снова спасибо принцу Стичу. Я погладила Кошку. Сам того не подозревая, Его Высочество становился для меня добрым другом. Ведь именно он привез в Самыйсокс магический артефакт под названием «Поцелуй правды». Придется выкрасть камень или придумать что-нибудь еще, но вывести Онтарио на чистую воду!

Шелковистая шерсть смиссы, которую я гладила в задумчивости, или принятое решение было тому причиной, но ко мне возвращалось всегдашнее спокойствие. Вновь вынутое из сумочки зеркальце показало меня, наследную принцессу Кармодона Альвину, во всей красоте безразличия. Сейчас я вернусь в зал, и Аманда кинется мне на шею, визжа от радости – ведь гнусный обманщик Онтарио, наверняка, уже сделал ей предложение.

Я медленно поднялась по лестнице. На мгновенье задержалась у дверей, чтобы поправить прическу, точнее то, что от нее осталось, и толкнула створки.

Новость о помолвке Онтарио Ананакса и Аманды Кивис произвела эффект разорвавшегося пушечного ядра. Обрученных, стоящих в центре бального зала, поздравляли как жители Самыйсокса, так и неверийцы. Поздравил их и принц Стич. Выражение лица у него было такое, будто он на всем скаку вылетел из седла и попал под копыта собственной лошади. Но держался он молодцом – сказал все положенные слова и даже ошибся в окончаниях всего раз пять. Мне было искренне его жаль. Увы, бедное Высочество, как и я, пострадало от козней интригана Онтарио!

Желая поддержать принца, я подошла к нему, взяла под руку и поинтересовалась, стараясь не смотреть в сторону подлеца и красотки:

– Как вы?

Стич взглянул с благодарностью и кротко вздохнул:

– Кажется, у меня поднялась температура… Принцесса, будьте добры, потрогайте мне лоб.

Я невольно умилилась, хотя прежде никогда не слышала о том, что разбитое сердце повышает температуру тела.

Лоб у принца был высокий, гладкий и прохладный. Умный такой лоб.

– С вами все в порядке, Ваше Высочество, – пожала я плечами. – Жить будете.

– Благодарю, – грустно произнес принц. – Не желаете прогуляться? Здесь слишком душно!

– Прогуляйте меня к тому месту, где хранится волшебный артефакт, – мило улыбнулась я. – Я видела мало подобных вещиц, вы же знаете, как в Кармодоне плохо с магией? Вы мне его покажете, правда?

– Ваше слово – закон, – галантно поклонился Стич и повел меня прочь из зала.

К моему удивлению, смисса зевнула, вспрыгнула на подоконник и осталась лежать – видимо, устала тенью бродить за мной.

У меня зачесалось между лопатками. Нет, не зачесалось, а просто заболело. Будто кто-то тыкал в спину клинком.

Обернувшись, я напоролась на взгляд Онтарио. Таким взглядом можно было убивать на расстоянии!

Усмехнувшись, я теснее прижалась к Его Неверийскому Высочеству. Так-то, милый лживый друг, получи! Каждому свое. Тебе – женитьба на дочери милейшего графа Кивиса, мне – приятное времяпрепровождение с наследником неверийского престола.

Между тем принц уверенно вел меня по коридорам герцогского замка.

– Вы так хорошо здесь ориентируетесь? – удивилась я. – Я все время боюсь заблудиться, хотя наш дворец в Тессе раза в три больше.

Стич споткнулся.

– Это врожденное, – пробормотал он и, остановившись у каких-то дверей, постучал.

Створка распахнулась. На пороге стоял неверийский маг, на этот раз в синей мантии, расшитой золотыми птицами.

– Ее Высочество Альвина хотели бы взглянуть на артефакт, – произнес Стич. – Вы позволите, уважаемый Навыч…?

(Далее следовало непроизносимое имя).

– О, конеш, конеш! – на ломаном кармодонском ответил маг. – Ваше Осочество моги войтить!

– Еще как моги! – решительно кивнула я и переступила через порог.

Маг провел нас вглубь покоев.

Шкатулка стояла на столе.

– Моя охранять чудо! – похвастался Навыч.

Его Высочество снял с шеи маленький ключик на золотой цепочке и протянул магу. Тот защелкал замком.

– Она не зачарована? – удивилась я.

– Нет нужды, – пожал плечами принц. – Навыч… (непроизносимое имя) находится при шкатулке круглосуточно. Ключа всего два – один у меня, один – у него. Если можно так выразиться, Навыч… – это лучшие защитные чары в обоих королевствах!

– Оба два! – важно покивал маг и откинул крышку.

Бесцветный кристалл на вид был совершенно неинтересным. Кусок стекла, который даже не напоминал простые белые бриллианты, так любимые бабулей.

– Можно подержать? – спросила я.

Стич достал артефакт и с поклоном протянул мне.

– Тяжеленький, – взвесив каменюку на ладони, заметила я. – Если такой со всего размаха приложить к чьей-нибудь макушке, получится не «поцелуй», а «оплеуха» правды!

– Как вы говорить? – изумился Навыч. – Плюй-в-ухо?

– Что?! – в один голос переспросили мы с принцем.

– Плюй-в-ухо – какая красивость! – между тем, продолжал маг. – У нас не бывать так красиво!

Я не выдержала и захихикала первой. Следом за мной засмеялся Его Высочество. У него был очень заразительный смех – так смеются люди простые, искренние и ничем не искушенные. Смеясь, Стич переступил с ноги на ногу и наступил на шлейф моего платья.

– Пожалуйста, сойдите с юбки, – попросила я.

– О, прошу простить! – воскликнул принц, стремительно краснея. – Я сейчас все исправлю!

– Я сама!

Мы одновременно наклонились, но Стич сделал это на долю секунды раньше. Непривычная тяжесть волшебного булыжника качнула меня вбок, и артефакт со всего размаха въехал в неверийский наследный висок.

– Ой! – сказала я.

Навыч подал мне руку, помогая распрямиться.

– Больно, Ваше Высочество? – поинтересовалась я. – Простите, ради бога! Я не хотела!

Принц медленно разгибался. Его лицо было искажено мукой.

– Так больно? – не поверила я и поспешно отдала камень магу – во избежание дальнейших разрушений.

– Я люблю ее! – вдруг провыл Стич и, бросившись к окну, распахнул его настежь. – О, как болит моя душа, когда я вижу ее! Эти глаза, эти губы! Она прекрасна, великолепна, восхитительна!

Мы с магом переглянулись.

– Он не обо мне! – испуганно пояснила я. – Я ужасна, невыносима и у меня отвратительный характер – так все говорят.

– Это плюй-в-ухо, – пожал плечами Навыч и, шагнув к окну, попытался оттащить от него принца.

Да, по-кармодонски маг говорил отвратительно, но понимание имел! Лицу королевской крови, во-первых, вовсе не пристало выть, а во-вторых, показывать всему миру свои истинные чувства.

Бросившись к ним, я схватила принца за воротник камзола и тоже приняла участие в оттаскивании от окна. Но не тут-то было! Пальцы Его Высочества, которые ранее казались мне слабыми, вцепились в подоконник с нечеловеческой силой.

– Вчера я проплакал всю ночь, – трагически сообщил Стич челяди, которая начала собираться под стеной замка, – я мечтал вдыхать ее запах и целовать со всей силой своего чувства…

– Нежного, – пробормотала я, дергая его за воротник.

– Что? – на миг отвлекся Стич.

– Нежного чувства, Ваше Высочество, – поправила я.

– А, спасибо! Со всей силой своего нежного чувства! Но она была недоступна, недостижима, как холодная звезда, что на рассвете видна над горизонтом!

– Поэт, твою мать, – вспомнив папеньку, фыркнула я.

Ткань камзола треснула, и воротник оказался у меня в руках.

– Слышь вы, маг, сейчас же сделайте что-нибудь! – я в ярости топнула ногой. – Пока наследник вашей страны не рассказал внимательным кармодонцам каких-нибудь интимных подробностей.

Навыч посмотрел на меня, потом на принца, кивнул и сообщил:

– Быть плюй-в-ухо!

И со всего размаха опустил каменюку принцу на затылок.

– Моя любоуууу… – простонал Стич, рухнув на пол.

Я наклонилась, ощупывая его голову.

Навыч предусмотрительно и плотно закрыл окно.

– Вы его убили? – восхитилась я. – Крови нет.

– Есть плюй-в-ухо, – усмехнулся маг, показав камень.

Вернул артефакт в шкатулку, запер на ключик, который повесил Стичу на шею, и заметил:

– Принц крепок, очухманется момент. И ничего не помнить! Так всегда бывать от плюй-в-ухо.

– Не будет ничего помнить после того, как очухается? – сама для себя перевела я. – Это чудесно – хоть кому-то из нас троих не будет стыдно.

– Да, Ваше Осочество! – поклонился маг.

– Вы присмотрите за ним? – поинтересовалась я. – Мне пора возвращаться на бал.

Маг снова поклонился. Он мне положительно нравился – этот похожий на жердь, немногословный старик.

Я возвращалась в бальный зал, раздумывая над увиденным и услышанным. Если после применения артефакта человек все забывает, это то, что нужно! Ведь Онтарио вовсе не требуется знать, как сильно я желаю правды о его отношении к Аманде Кивис. Он вообще не должен подозревать, что я испытываю к нему какой-то интерес.

– Что вы сделали с Его Высочеством? – вдруг услышала я знакомый голос и остановилась как вкопанная.

Вот только его здесь не хватало!

– Убила, – мило улыбнулась я, поднимая глаза на Онтарио, прислонившегося плечом к стене. – Вы забыли, как страстно я хочу иметь в своей конюшне жеребца по имени Зверь, которого ваш отец так недальновидно подарил неверийскому принцу? Чем не повод для преступления?

Удивительно, но младший Ананакс не усмехнулся, как делал обычно, реагируя на мои выходки. Он вообще выглядел мрачно.

– У вас встрепанный вид, Ваше Высочество, – сообщил он. – Я сомневаюсь, что вы убили принца, но вы явно вели себя с ним… неподобающе.

– Может, это он так вел себя со мной? – парировала я и, не останавливаясь, пошла дальше. – Вы уже приняли поздравления с помолвкой? Их тяжесть не давит на вашу совесть?

Онтарио отлепился от стены и пошел рядом.

– Причем здесь моя совесть?

Я иронично изогнула бровь.

– Вы, правда, не понимаете? Тогда у вас совсем нет совести. Аманда, бедняжка, а ведь ей предстоит прожить с вами всю оставшуюся жизнь, рожать от вас детей. Надеюсь, хоть у них будет совесть. Ах, эти маленькие ангелочки!..

Онтарио резко остановился и схватил меня за руку. Вот у кого пальцы были, как клещи! Я не сомневалась, что на запястье останутся синяки.

Мы уставились друг на друга, он – дрожа от настоящей ярости, я – от скрытой. Перед глазами все еще стояло лицо Стича, орущего во всю глотку о своей любви. Ну уж нет! Пусть Онтарио хоть сломает мне руку, я даже не пикну. Я – принцесса Кармодона Альвина!

Взгляд сам собой опустился с глаз Онтарио на его упрямый рот. Я закусила губу – вот ведь наваждение! Почему любая стычка с ним наводит на мысль о поцелуях?

– Да что же это… – пробормотал младший Ананакс, отпустил меня и быстро пошел прочь.

Я глядела ему вслед, потирая запястье. Сейчас бы уехать домой и лечь спать, предварительно наевшись вишневого пирога с теплым молоком! Но Аманда не поймет, если я не поздравлю ее, а ведь я еще этого не сделала.

Остановившись в дверях бальной залы, я несколько мгновений наблюдала за Амандой. У нее было лицо человека, у которого неожиданно исполнилась затаенная мечта. Я вспомнила, как однажды подарила щенка семилетнему мальчишке – сыну одной из моих горничных. И какое изумление пополам с неверием и огромной радостью украсило его мордашку. Аманда сейчас выглядела точно так же.

– Мои искренние поздравления, дорогая! – сказала я, широко улыбаясь и приближаясь к ней сквозь коридор расступившихся придворных. – Надеюсь, ваша свадьба будет самой пышной и запоминающейся в Самыйсоксе.

Аманда присела в глубоком реверансе.

– Благодарю вас, Ваше Высочество, – пропела она, – но мы решили, что поженимся в столице, а не здесь. Ведь вы обещали представить Онтарио при дворе? Надеюсь, вы окажете и мне эту милость?

Я едва поймала отвисшую челюсть. Пришлось сделать вид, что нос зачесался. О как! Самыйсокский сукин сын собирается донимать меня в родном доме? Во дворце? О-о-о!

– Мы обязательно поговорим об этом позже, – моя улыбка напоминала оскал, но романтические грезы, обложившие разум Аманды облачным фронтом, помешали ей это заметить. – А теперь я отправляюсь домой, устала.

И под реверансы и поклоны я покинула бал: совершенно спокойно, полная собственного достоинства и с высоко поднятой головой, как и полагалось наследной принцессе.

Надо ли говорить, что в этот раз Кошка последовала за мной?

«Любимый папенька, желаю тебе доброго утра и вкусного завтрака! Надеюсь, ты ложишься спать вовремя и высыпаешься, потому что как только в Тессу прибудет неверийская делегация, спать тебе придется мало. Ты еще не соскучился по мне? Мне кажется, что дворец без меня пуст и твоих гвардейцев никто не смешит в почетных караулах. А гвардейцы без улыбок – это бедствие нации! Ну хорошо, хорошо, я помню, что в предыдущем письме обещала их не смешить…

Кажется, принц задержится в Самыйсоксе еще на несколько дней. Лошади его кортежа неожиданно разболелись животами. То ли здешний овес им не подошел, то ли вода, я так и не поняла из объяснений Его Светлости Ананакса, хотя запах из конюшен говорил сам за себя. Как бы то ни было, герцог клянется, что это временное недомогание, и он примет все меры, чтобы животины поправились без последствий. Надеюсь, ты не отрубишь ему голову, потому что старший Ананакс мне нравится – он умен, хитер и мудр тогда, когда это нужно ему самому. Просто цвет кармодонского света!

В связи с этим в Самыйсокс вновь потянулись подводы с крестьянских дворов с провиантом. Герцог не намерен дать Его Высочеству Стичу заскучать в провинции. Нас ожидает череда обедов, балов, охота и сбор розовых лепестков. Последнее – традиция Самыйсокса. В один из дней ближе к окончанию лета все население выходит из домов, чтобы собрать лепестки. Из них потом делают розовую воду, кремы, варят вкуснейшее варенье. Для неверийцев собирать какие-то там листочки – жгучая экзотика, поэтому они с нетерпением ждут, когда Его Светлость объявит этот день.

На сегодняшнем обеде принц Стич не появился – сослался на головную боль, наверное, перепил на вчерашнем балу, который начался рано, а закончился поздно. К сожалению, мне пришлось присутствовать. Я не выспалась, все время зевала, в связи с чем не выпускала веер из рук, поэтому осталась голодной. Спасибо Ба… тетушке Селесте, которая накормила дома меня и Кошку.

Кажется, я еще не успела написать тебе про смиссу, но уверена, дядюшка Кевинс уже о ней напел (вот прямо вижу канаву, в которой он окончит свою жизнь!). Не беспокойся, Кошка совершенно не опасна и уже полюбила меня. Даже пытается защищать, как своего котенка, представляешь? Она чудесна, а кроме того, я ужасно рада, что у нее нет привычек обычных кошек, и она не таскает мне полудохлых мышей в постель. Правда, сегодня утром я обнаружила у кровати задушенную курицу из тетушкиного курятника. Но после того, как смисса поняла, что есть тушку на завтрак я не собираюсь, от нее не осталось и перышка. Должно быть, тетушка до сих пор гадает, куда подевалась одна из птиц?

В общем, завтрак, как и обед, у меня не задались, осталась одна надежда на ужин. Целую тебя, а ты поцелуй за меня бабушку. Твоя дочь, принцесса Кармодона Альвина».

Я запечатала письмо и оставила на столе – Бабайка заберет, чтобы передать Кевинсу. А затем встала и подошла к окну. Вспомнила сияющие глаза Аманды и вздохнула. Сейчас мне было искренне ее жаль. Да, подруга получила, что хотела, но будет ли она счастлива с распутником Онтарио? У него же не темперамент, а стихийное бедствие! «На себя посмотрите, Ваше Высочество!» – шепнул внутренний голос. Я послушалась и подошла к зеркалу. Меня снова ждут у Ананаксов, на этот раз на ужин и музицирование. Ради больной головы принца Стича решили сегодня бал не проводить. Значит, надо подыскивать новый наряд. Увы, Аманды здесь нет, а с ней было так весело перебирать тряпки!

Смисса валялась на кровати, и, кажется, идти со мной не собиралась.

Снова вздохнув, я отправилась рыться в сундуках и, к ужасу тетушки, нашла очень простое, я бы даже сказала, вызывающе простое платье из сиреневого атласа. Волосы стянула в пучок, на лицо не нанесла ни капли макияжа. Серая, простите, сиреневая мышь, да и только.

Я надеялась, что Онтарио Ананакс меня попросту не заметит.

На ужин были приглашены только избранные, поэтому стол накрыли в малой столовой, из распахнутых дверей которой была видна гостиная со стоящим там роялем.

Я училась играть, но играла из рук вон плохо. Честно говоря, мне больше нравилось ездить верхом.

Его Высочество Стич уже прохаживался там, когда я приехала. Он был бледен сильнее обычного, что придавало ему дополнительную аристократическую привлекательность, иногда щупал затылок и морщился от громких звуков. Увидев меня, принц обрадовался так, словно встретил старого друга.

– Ваше Высочество, а когда вы ушли вчера? – поинтересовался он. – Я не помню…

– Сразу после того, как вы показали мне «поцелуй», – ответила я. – Затем я ушла, а вы остались запирать шкатулку.

– И какой же поцелуй показал вам Его Высочество? – послышался ироничный голос.

Не оборачиваясь, качнула головой:

– Вам какая разница, Онтарио? А, кстати, где ваша невеста?

Даже в платье с закрытыми плечами меня опалило нечто, что я классифицировала как гнев. Мне бы очень хотелось повернуться и посмотреть на выражение лица младшего Ананакса, но я не стала.

– Я показывал принцессе «Поцелуй правды», – поспешил пояснить Стич.

– Онтарио!

Радостный голос принадлежал Аманде. Она подбежала к нам, присела передо мной и принцем в реверансе и взяла жениха под руку. Я сразу заметила на ее пальце кольцо с великолепным желтым алмазом. В Кармодоне подобные камни не добывали, значит, Онтарио привез его из Неверии.

– Правда, здорово? – воскликнула Аманда, протягивая мне руку.

– Неверийский солнечный алмаз прекрасной чистоты, – одобрительно кивнул Стич.

– Мне сказали, в Кармодоне таких не купишь, – лукаво улыбнулась Аманда и прижалась щекой к плечу Онтарио.

Я посмотрела на него. Блондин улыбался во все зубы и ямочки завлекательно играли на его щеках, но отчего у меня было чувство, что он готов разнести все вокруг?

Приветливо кивнув Аманде, я отошла к Его Светлости и завела беседу ни о чем. Сын человека, с которым я мило беседовала, продолжал оставаться для меня загадкой. Его явно нельзя было заставить делать то, чего он не желает, однако он неожиданно послушался отца. Почему? Герцог сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться? Или тут что-то другое?

– Вы нам сыграете, Ваше Высочество? – между делом поинтересовался Ананакс.

– А разве ваш сын не играет? – вопросом на вопрос ответила я. – Мне кажется, музицирование – важная часть международных отношений. Музыкантов любят при дворе…

– Ну если при дворе… – пробормотал герцог и подозвал Онтарио:

– Сыграй нам что-нибудь… не сложное.

Блондин кинул на меня короткий взгляд и, молча поклонившись, отправился к инструменту.

Пауза в словах герцога от меня не укрылась.

– А если я хочу сложное? – в спину младшего Ананакса спросила я.

– Он играет не очень, – смутился Его Светлость, – не обессудьте, Ваше Высочество! Прошу сюда!

Мы заняли свои места. Слева от меня сел герцог, Аманда – сзади. А принц Стич устроился справа, будто случайно сдвинув стул так, что краем глаза видеть Аманду. Лицо у него было печальное.

Я тихонько вздохнула: захотелось погладить его по голове, как расстроенного щенка, не получившего вкусную косточку. Но, взглянув на Онтарио, я забыла о принце. Он смотрел на клавиши, и был где-то не здесь. Он не слышал постепенно стихающего шума разговоров, звуков отодвигаемых стульев и шуршания платьев. Не видел закатного солнечного луча, что косо падал из окна на крышку рояля. Кажется, он слушал никому не слышимую мелодию, и я отчаянно захотела тоже ее услышать.

Его пальцы коснулись клавиш…

Все дальнейшее я воспринимала, как сон.

Мелодия поначалу простая и грустная, стала шириться, будто грозовая туча, подхваченная крыльями ветра и унесенная в сторону океана, чтобы показать истинную мощь. Я слушала и не могла шелохнуться. Я не видела ничего, кроме этих пальцев, ласкающих клавиши. Эта музыка заменила мне чувства…

Когда в гостиной наступила тишина, я едва не заплакала от разочарования.

Рядом со мной кто-то всхлипнул. Я повернула голову – Его Высочество утирал глаза кружевным платком.

– Сын? – дрожащим голосом спросил Ананакс. – Что это было?