Каждый час ранит, последний убивает Жибель Карин
Изри с размаху бьет Тео, тот падает. Но он еще жив. Тогда Изри вытаскивает нож, и из сонной артерии Тео начинает хлестать кровь.
Он поднимает голову и видит, что Тама стоит у дивана с полуоткрытым ртом, с вытаращенными глазами. Он медленно подходит к ней и обнимает. Прижимает к себе крепко-крепко. Она ужасно напряжена, Изри кажется, что он держит в объятиях кусок бетона.
– Все закончилось, Тама, – шепчет он. – Успокойся…
Она начинает дрожать всем телом. Из груди вырывается протяжный всхлип.
– Кончено, – повторяет Изри.
Он берет пистолет Тео, проверяет, остались ли в нем патроны. Потом бежит в спальню, натягивает джинсы и возвращается к Таме, которая так и не сдвинулась с места. Изри запихивает пистолет за пояс и идет в прихожую, где достает из шкафа бейсбольную биту.
– Второй урод скоро вернется, – объясняет он Таме. – Подожду его снаружи…
Он нходит в телефоне номер Маню и передает трубку Таме.
– Позвони ему, скажи, чтобы приехал как можно быстрее, о’кей?
Тама по-прежнему не может говорить и просто кивает в ответ. Изри снова сжимает ее в объятиях.
– Ты потрясающая! – говорит он. – Потрясающая…
Я сижу на диване с чашкой обжигающего чая в руках.
Руки еще трясутся.
Руки, которые я мыла уже раз десять.
Час назад я убила мужчину, ударив его ножом в горло. Потом увидела в окно, как Изри забил битой его сообщника. Это было так ужасно, что меня вырвало на ковер в столовой.
Чуть позже приехал Маню, и они с Изри затолкали трупы на заднее сиденье его внедорожника, прикрыв мешковиной. Затем отмыли от крови комнату и плитку в саду.
В пять тридцать утра Маню увез тела. Я не знаю и не хочу знать, что он с ними будет делать. Изри вернулся в дом и повалился на диван рядом со мной. Мы долго смотрели друг на друга и молчали. Мы понимали, что выжили лишь чудом.
Спаслись, но стали убийцами.
Потом я пошла в ванную за ватой и водой. Села рядом с Изри и аккуратно обмыла ему лицо, которое невозможно было узнать. Бровь и губа рассечены, нос сломан. Я заканчиваю смывать кровь, которая оказалась даже на груди, и наклеиваю пластырь на бровь.
– Надо бы швы наложить, – говорю я.
Он прижимает меня к себе, крепко обнимает.
– И так хорошо, – убеждает меня он.
Маню возвращается, когда Изри выходит из душа. Они располагаются в гостиной и некоторое время молчат.
– Тама, свари нам, пожалуйста, кофе, – просит Изри.
Я иду в кухню и приношу поднос с тремя чашками. Сажусь рядом с Изри, беру его распухшую руку в свою.
– Ты только подумай, – неожиданно говорит он. – Они хотели меня замочить у меня дома, вот же сволочи! В моем собственном доме!..
– В жизни бы не подумал, что этот идиот против тебя пойдет, – говорит Маню. – Как ты его убрал?
Я не даю Изри времени на ответ:
– Он меня трогал и… Из бросился на него… Обезоружил, они дрались… На столике лежал нож, и Изри воткнул его ему в горло…
Изри опускает глаза и чуть крепче сжимает мою ладонь.
Когда Маню уходит, уже десять утра. Несмотря ни на что, мы идем спать. Я плотнее закрываю ставни и ложусь рядом с тем, кого люблю. Но ни ему, ни мне не спится.
– Мне очень жаль, – говорит он негромко.
– Я никому не позволю причинить тебе боль. Потому что убить тебя – все равно что убить меня…
И вдруг меня охватывает безумное желание. Я раздеваюсь и ложусь на него. Я хочу, чтобы он вошел в меня, я никогда еще так этого не хотела. Как будто от этого зависит моя жизнь.
И впервые я чувствую невероятное удовольствие. Как будто мое тело пронизывает молния, мысли путаются. Я падаю на Изри, и мы долго лежим, прижавшись друг к другу.
А потом вместе крепко засыпаем.
70
Прошел месяц.
Месяц назад я убила человека.
Мне это снится каждую ночь. Короткий кошмарный сон, от которого я резко просыпаюсь. И потом долго плачу.
Лезвие ножа в горле, кровь у меня на руках.
Я, Тама, маленькая Тама, я оказалась на это способна.
На этот подвиг.
На этот ужасный поступок.
Когда Изри видит, что я не в себе, то говорит, что это была самооборона. И в чем-то он прав. Тео убил бы нас обоих. Или убил бы только Изри, а меня ждала бы еще более ужасная участь.
Я совершила непоправимое. Но я ни о чем не жалею, меня не мучает совесть. Я спасла Изри, но потеряла себя. Теперь я буду жить с этим странным ощущением силы и слабости одновременно.
Прошел месяц.
Уже месяц, как Изри не пьет. И не принимает наркотики. Он знает, что был не на высоте, что был слишком пьян, поэтому не понял, что за ним следили. Слишком пьян, поэтому я не смогла его разбудить.
После случившегося он многое мне рассказал. Я ни о чем не спрашивала, и в детали он меня не посвящал, но объяснил, чем занимается. Он ворует с Маню и другими сообщниками деньги, которые плохо лежат. Из банкоматов, из инкассаторских машин, из ювелирных магазинов.
Мой мужчина – вор. Вооруженный грабитель.
Моего мужчину могут посадить на всю жизнь.
Деньги они с Маню частично вкладывают в более или менее легальный бизнес.
Это называется «отмывать деньги».
Изри с Маню стоят во главе настоящей криминальной группы.
Я живу с преступником.
Но желания уйти от него у меня нет. Потому что у меня есть только он. И потому что с каждым днем я люблю его все сильнее.
Изри объяснил, что, если когда-нибудь за ним придет полиция, мне следует спрятаться у Маню. А если арестуют и Маню, то я должна связаться с Грегом. Он вбил их номера в мой телефон, но имен не записал. И еще попросил выучить их адреса наизусть.
У меня в телефоне есть три контакта. Первый, второй и третий.
Изри, Маню, Грег.
Изри подтвердил то, о чем я догадывалась сама: Грег тоже в деле. Это друг детства, на него можно положиться.
После убийства Тео Изри стал по-другому ко мне относиться. Он по-прежнему меня любит, но теперь мне кажется, что к любви у него прибавилось уважение, как будто я стала частью его мира. Наверное, это из-за того, что я тоже стала преступницей. И еще из-за того, что я не сказала Маню, что Изри понадобилась моя помощь, чтобы выжить. Думаю, он мне за это благодарен.
Лето скоро закончится, и я немного опасаюсь приближения зимы. Потому что в глубине сердца мне уже холодно, и так будет всегда.
И это смертельный холод.
В последнее время я много читаю. Когда я осмелилась выйти за периметр нашего райончика, то в четырех километрах от дома обнаружила маленький книжный магазин. Я хожу туда раз в неделю и покупаю пять или шесть книг на деньги, которые дает мне Изри.
Владельца магазина зовут Тристан, ему лет тридцать. Каждую среду он, похоже, радуется, что я захожу в его полную книг лавку. Он дает мне советы, которые пока что меня ни разу не разочаровали. Я читаю все подряд – конечно, романы, но не только, еще разные эссе, воспоминания и комиксы.
Иногда я по часу могу перелистывать книги. Эта лавка напоминает мне пещеру Али-Бабы! В прошлую среду Тристан предложил мне чашечку кофе, и мы долго беседовали. Естественно, про себя я особо не говорила, а еще сказала ему, что я совершеннолетняя. Так меня попросил отвечать людям Изри, если спросят.
Кстати, он сделал мне поддельные документы. Они были на другую женщину. У меня в паспорте фото мое, а имя, Малика Халиль, и дата рождения – не мои. Это называется «кража личности», но Изри заверил меня, что настоящая Малика об этом никогда не узнает, зато при полицейской проверке на улице с документами у меня проблем не возникнет. Так что я теперь всегда ношу с собой паспорт, когда выхожу на улицу.
Сегодня среда, в три часа дня я в книжном магазине. Тристан широко улыбается и начинает варить кофе.
– Располагайтесь, Тама! – сразу приглашает он.
Мне нравится находиться в его компании, потому что он увлекается литературой и может говорить о ней часами! Мы устраиваемся в глубине магазинчика, где он поставил небольшой диван и круглый журнальный столик.
– Вы прочитали роман Эльзы Триоле? – спрашивает он.
– Да. Очень понравилось… Очень.
Я замечаю, что мой продавец книг надел красивую рубашку и надушился. Он пожирает меня взглядом, от этого мне становится не по себе.
– Я вам кое-что на сегодня подобрал, – говорит он.
– Правда? Вы очень любезны…
Он рассказывает, как прошла неделя, о покупателях-оригиналах, их экстравагантных пожеланиях и капризах. Например, один вернул ему назад купленную ранее книгу, убеждая, что такие надо сжигать на базарной площади! Я рассмеялась.
– У вас чудесный смех. Налить еще чашечку?
– С удовольствием…
Мы разговариваем больше часа, а потом я оплачиваю книги, которые он для меня отобрал и положил в пакет.
Недавно в Интернете я нашла новую цитату:
«Свобода начинается там, где заканчивается невежество».
Когда я увидела эту фразу из Виктора Гюго, то поняла, до какой степени я была права, что боролась за право учиться. Конечно, умение читать не освободило меня от рабства, но каждый день помогало чувствовать себя сильнее.
Каждый день это умение помогает мне постепенно изживать его в себе.
Вчера Изри попросил собрать ему чемодан, потому что мы уезжаем примерно на неделю. Но он не захотел сказать куда. Сказал только, что нужно положить теплые вещи и что-нибудь «простое».
Около десяти утра мы сели в машину и покинули Монпелье.
– Куда мы едем? – спрашиваю я с улыбкой.
– Сюрприз…
– Отдыхать?
– Что-то вроде того! – смеется Изри. – Едем в Пон-де-Монвер.
– Где это?
– В Севеннах. Окажемся там часа через два-три. Но я тебя уверяю, это как будто в другой стране побывать!
Я его обнимаю и кладу руку на колено.
– К бабушке, – неожиданно признается Изри. – Она живет на старой ферме.
– К твоей бабушке? Ты мне о ней никогда не рассказывал…
Изри пожимает плечами:
– Я иногда у нее гощу… После смерти деда она осталась совсем одна. Но в город перебираться не хочет. Предпочитает свой медвежий угол!
– Это мама твоего отца?
– Нет.
Я бледнею, поняв, что мы отправляемся к матери Межды. Я сразу представляю себе такую старую ведьму, женщину, похожую на мою мучительницу. Изри смотрит на меня и улыбается:
– Не беспокойся, с матерью мы там не столкнемся, она там никогда не появляется. К тому же бабушка – женщина добрая.
Это меня не очень успокаивает, и я продолжаю смотреть на дорогу.
– Почему она живет в «медвежьем углу»?
– Когда дед приехал во Францию, то стал работать в лесничестве. Потом начал землей заниматься, снял эту ферму. Ну а владелец позволил бабушке остаться жить на ней за небольшую плату. Ей там хорошо.
– А тебе? Хорошо?
Изри снова пожимает плечами:
– Я провел у них на ферме какое-то время, когда был маленьким, нищета там. Вообще ничего нет! Сараи, заборы и леса-леса!
– Но там твоя бабушка, уверена, она будет рада тебя видеть… Она знает, что я приеду?
– Нет. Это сюрприз. Прекрасный сюрприз!
Изри поменял машину. Купил спортивную «альфа-ромео». Тоже красную. С крохотным багажником, очень мощным мотором. Красивая, но на мой вкус слишком приметная.
– Тебе надо научиться водить, – вдруг говорит Изри.
– Считаешь?
– Да, полезный навык. Я тебя научу, а потом сделаю тебе права.
– Не знаю, получится ли у меня!
– Руки, ноги, голова на месте – получится! – смеется Изри.
– А как зовут твою бабушку?
– Васила.
Я кладу голову ему на плечо и жадно рассматриваю незнакомый пейзаж. Столько всего еще надо узнать… Я ничего или почти ничего не знаю об этом мире. Что я видела – три или четыре марокканские деревни, два аэропорта, два района в Монпелье. Я снова отдаю себе отчет, до какой степени мой мирок крохотный. До какой степени я жажду новых открытий.
– Я буду очень рада познакомиться с Василой, – говорю я. – Потому что у меня никогда не было бабушки. Кроме мадам Маргариты…
71
Она уснула. Долго засыпала – из-за страха. Но теперь Габриэль был уверен, что она больше не попытается убежать.
Прошло всего несколько часов после того, как он заставил ее спуститься в собственную могилу, а это, наверное, самая ужасная вещь в мире.
Приближался вечер, но Габриэлю не хотелось уходить из комнаты. Уходить от нее.
От этой совсем молодой женщины, которая забыла, как ее зовут. Если память не вернется, надо будет придумать ей другое имя. Он закрыл глаза, то ли бодрствуя, то ли засыпая, отдаваясь на волю воспоминаний и снов.
Будут ли они сегодня к нему снисходительны? Ведь он же отказался пока убивать незнакомку, а за это его могли бы и вознаградить.
Он перенесся в лес, похожий на настоящий…
…Он на Гайе, лошадь медленно продвигается вперед. Льет холодный колючий дождь. Вдруг Гайя останавливается и встает на дыбы. Габриэлю удается ее успокоить, и он замечает на дороге огромную яму. Он слезает с лошади и подходит к яме. Это могила, внутри – силуэт под белой простыней. Он падает на колени, кричит. Его крик разносится по всему лесу…
Габриэль резко открыл глаза. Подождал, пока сердце успокоится, и снова погрузился в сон…
…Он заходит в какой-то дом. Ни звука, ни шороха.
Поднимается по бесконечной лестнице. Множество ступеней, темный коридор. Время суток непонятно. Просто темнота. Он толкает первую дверь и видит спящего ребенка, который прижимает к себе мягкую игрушку. Это мальчик лет пяти.
Габриэль аккуратно закрывает дверь и идет дальше по узкому коридору. Открывает следующую дверь – в комнате спит женщина. Он вынимает из кармана куртки автоматический пистолет, прикручивает глушитель и подходит к кровати. Женщина просыпается, но не успевает даже крикнуть. Габриэль зажимает ей рот ладонью и направляет пистолет в горло. Она безмолвно взывает к его жалости, но Габриэля это не останавливает. Его никогда ничто не останавливает…
Он снова проснулся. Перед глазами стоит маленький мальчик, прижимающий игрушку к груди. Он никогда не забудет это видение. Но никогда ни о чем не пожалеет.
Такова цена. Он это знал, знал всегда.
Он снова идет по коридору, попадает еще в одну комнату, это родильное отделение…
…Несмотря на боль, Луиза ему улыбается. Она вот-вот станет матерью, а он еще не понимает, что скоро станет отцом. Что из живота его любимой женщины родится его ребенок…
Они не хотели знать пол будущего ребенка, просто выбрали два имени.
Роман, если будет мальчик.
Лана, если родится девочка…
72
Когда мы приезжаем к Василе, Тама смущается. Она все время боится произвести плохое впечатление, не понимает, конечно, что похожа на ангела. Что ее улыбка способна залечить любые раны, а мягкий и всегда немного грустный взгляд – мощное противоядие от жестокости в целом мире.
Мы пообедали по дороге, заехали в ресторан на берегу озера, и Тама задавала мне вопросы об отце. Раньше она не решалась ничего у меня спрашивать. Но я не смог ей ответить. Даже сегодня я не могу о нем вспоминать. Как только я о нем заговариваю, у меня сжимается горло, крутит живот, трясутся руки. Только Тама знает, до какой степени мысли о нем меня преследуют. Только она делит со мной мои кошмары, хотя я о них и не рассказываю.
Я ей просто ответил, что теперь мой отец – Маню.
Васила удивилась, когда увидела, что я приехал не один. Я впервые приезжаю в компании девушки. Она спрашивает ее имя, обнимает.
Бабушка у меня такая. Она сразу поняла, что я люблю Таму. Значит, и она ее будет любить.
Старая ферма еще больше обветшала, но Васила никогда отсюда не уедет. Здесь она у себя дома. Здесь все, как она хочет. Здесь она жила с дедушкой, когда тот медленно угасал. Она каждый день сидела с ним, мыла его, кормила, ободряла. Каждый день рассказывала, что происходит вокруг: о людях, о мире, который с каждой минутой уходил от него все дальше.
Каждый день доказывала ему свою любовь, свою преданность.
Именно поэтому я ею восхищался. Восхищаюсь и сейчас.
Сначала она обняла Таму, потом меня. С удивительной силой обняла. В этих руках я находил успокоение, но Тама об этом не знает.
Когда мне было девять лет и мы только приехали в Париж, я убежал из дому. Я взял лишь маленькую сумку с кое-какой одеждой. У меня не было ни денег, ни документов. Ничего не было, кроме глубоких ран и желания умереть.
Я ехал автостопом, рассказывал небылицы, врал. Пять дней спустя я очутился здесь, у бабушки с дедушкой.
Дедушка уже был слаб, но еще вставал. Его звали Хашим, он был высоким и сильным. Немногословным, но глаза говорили за него. В них читалось то, что он пережил. Все, что ему пришлось преодолеть. Унижения, предательство, несправедливость. Его руки и спина скрючились от тяжелой работы, а лицо походило на изрытую дорогами карту сокровищ, которая вела к настоящему кладу – его взгляду.
Бабушка с дедушкой приняли меня, ни разу не упрекнув. Вопросов тоже не задавали. Потому что они уже знали ответы. Они обработали мои раны и сказали, что я могу оставаться сколько захочу.
Каждую ночь я орал от страха.
Каждую ночь боялся, что за мной приедет отец.
Тогда Васила приходила ко мне в комнату и брала за руку. Говорила, что, когда я вырасту, все образуется.
Но она забыла сказать, что есть крест, который мы несем всю жизнь. Не важно, стали мы уже взрослыми или нет.
Я провел у них месяц, а потом за мной приехали родители. В школе начали интересоваться, где я, и им могли отказать в материальной помощи… Отцу пришлось отыскать своего сына. Свою игрушку. Свою боксерскую грушу.
Чтобы сохранить лицо, он поклялся, что мой побег заставил его задуматься и что он изменился. Но как только мы уехали с фермы, он остановил машину, заглушил мотор и долго меня бил. Так сильно, что сломал мне несколько ребер.
Мать ничего не сделала, чтобы прекратить это. Она давно решила, на чьей стороне.
А если бы и вмешалась, он ударил бы и ее. Поэтому-то она бездействовала.
Моего отца звали Даркави. Я любил его. Несмотря на побои, на ругательства. Несмотря ни на что. Просто потому, что он был моим отцом. Между двумя приступами ярости он умел быть хорошим и справедливым. И даже нежным.
Моего отца звали Даркави. Я любил его.
И я же его убил.
Но об этом знает только Межда.
С тех пор я живу с призраком отца и с ранами, которые он мне нанес; они глубоки, как сама бездна.
Изри курит во дворе, а я в кухне с Василой. Это, в общем-то, не совсем кухня. Здесь, на ферме, есть одна большая комната с огромным камином. Прямоугольный стол, накрытый желто-зеленой клеенкой, четыре деревянных стула, дровяная печка для готовки, маленький холодильник и шкаф для хранения провизии. Узкая крутая лестница ведет на второй этаж, там две комнаты. Изри предупредил Василу, что мы будем спать в одной кровати, и она ничего не сказала.
Напротив дома – большой курятник, где весь день бродит десяток кур.
Васила хочет приготовить на ужин мясное рагу, и я предлагаю свою помощь. Она с удивлением на меня смотрит, наверное, беспокоится, что я все испорчу.
– Не волнуйтесь, мадам, – говорю я с улыбкой. – Я уже давно научилась готовить. Так что идите спокойно к Изри. Уверена, вы по нему соскучились…
– Спасибо, дочка.
– Не за что, мадам. Это вам спасибо за прием.
– Можешь звать меня Василой.
– Хорошо, Васила.
Она уходит, и я принимаюсь за работу. Окно открыто, и я вижу, как она подходит к Изри.
– Как дела, сынок?
– Очень хорошо, джедда[8]. А у тебя?
Он поднимается, чтобы уступить ей стул. Старый разболтанный стул, уличный наверное. У меня теплеет на душе, когда я вижу их вместе, рядом друг с другом.
– У меня тоже хорошо, – говорит она. – Тама захотела приготовить ужин.
– Пусть готовит. Увидишь, как у нее отлично получается!
Он обнимает бабушку за плечи.
– Симпатичная девчушка! – негромко говорит та.
Она, конечно, не знает, что я все прекрасно слышу.
– Симпатичная и очень милая. Я так рада за тебя. Ты же к ней хорошо относишься?
– Да, джедда. Не беспокойся!
– Проведаем Хашима?
– Завтра сходим, – обещает Изри.
Когда на дворе темнеет, Изри подкладывает в камин поленья и разводит огонь. Мы долго греемся, и я очарована игрой пламени.
Потом мы садимся за стол, и я молюсь, чтобы ужин пришелся Василе по душе. Сначала она нюхает содержимое тарелки. И после первой ложки выдает вердикт:
– Ты прекрасно готовишь, Тама!
– Спасибо, Васила.
Потом она поворачивает голову к Изри и улыбается:
– Хороший выбор, сынок!.. А как вы познакомились?
Мы с Изри незаметно переглядываемся. Я предпочитаю, чтобы на этот непростой вопрос ответил он. Изри, наверное, расскажет какую-нибудь историю, красивую и выдуманную.
– Межда привезла ее…
Улыбка Василы исчезает, глаза тускнеют.
– Отдала Сефане с мужем, а потом забрала, когда Таме исполнилось тринадцать. Но Межда плохо с ней обращалась, поэтому теперь Тама живет у меня.
– Моя дочь – демон, – шепчет Васила. – Демон, вышедший замуж за настоящего дьявола…
Я вздрагиваю, Васила берет меня за руку.
– Я надеюсь, ты ее простишь, – говорит она. – У нее дрянное нутро, я так и не смогла понять, что тому виной… Я растила ее в любви, ведь она была моей единственной дочерью… Единственным ребенком. До нее у меня был сын, но он умер, едва ему исполнилось десять лет.
– Простите, я не знала. Отчего он умер?
– Тама! – восклицает Изри и строго на нее смотрит.
Читать бесплатно другие книги:
