Каждый час ранит, последний убивает Жибель Карин

76

Чтобы восстановиться, мне потребовалось несколько недель. Следы на теле исчезли, но остались следы в душе. Гематомы, кровоподтеки, раны…

Я ему все простила. Не сразу, как в первый раз, но простила.

Я не держу на него зла, не обижаюсь. Просто где-то в глубине сердца мне очень больно.

Ночью, после случившегося, Изри был похож на испуганного ребенка. Били меня, а страдал он.

Бил он, а утешала его я.

Я где-то читала, что люди, которых в детстве мучили родители, могут вырасти жестокими. Значит, во всем этом виноваты Даркави и Межда. Изри не виноват, но я ему этого не сказала. Потому что вина, которую он испытывает, быть может, наш последний шанс.

Иначе когда-нибудь он меня убьет.

На прошлой неделе я узнала, что его мать поехала в Марокко покупать еще одну маленькую девочку. Еще одну Таму.

Новую.

Тогда же Изри сказал, что и я была не первой. Что до меня были другие. От этого мне стало очень тяжело. Мне захотелось вернуться в Париж, найти их, освободить. Изри, хотя ему тоже было неприятно, в конце концов заявил, что мы ничего не можем поделать.

Конечно, я думала о том, чтобы позвонить в полицию и заявить на Между. Но Изри мне этого никогда не простит. А еще я не уверена, что полиция что-нибудь предпримет, чтобы помочь этим девочкам.

Мне помог только Изри.

Только Изри.

Я больше не ходила в больницу к Тристану и никогда не пойду. Я надеюсь, что он поправится и сможет начать новую жизнь.

Подальше от Монпелье.

Подальше от меня и от дикого зверя, с которым я живу.

Вот уже несколько дней Изри учит меня водить машину. Мы ездим на парковки или в другие пустынные места, и я сажусь за руль. Мне кажется, что у меня неплохо получается, но я бы предпочла, чтобы у него была какая-нибудь старая развалюха, а то я боюсь поцарапать его машину!

Вчера было солнечно, поэтому Изри повез меня в центр города, и мы пообедали на площади Комедии. День прошел чудесно, и я радовалась, что Изри провел его со мной.

Счастье для меня в мелочах. Мне немного надо.

Когда со мной Изри, когда он меня любит, вот и все.

Он пообещал, что скоро мы поедем к Василе, и мне очень хочется, чтобы это «скоро» наступило побыстрее. С тех пор как я осталась сиротой, Изри и Васила – моя единственная семья.

77

Вчера, вернувшись домой, Изри сообщил мне удивительную новость. Ему позвонила Фадила, она проездом в Монпелье, и Изри пригласил ее к нам на ужин.

На секунду я потеряла дар речи. Заметив это, Изри предложил отменить приглашение, но в конце концов я согласилась. Я не горю желанием видеть ее, но мне хочется, чтобы она поняла, что я больше не рабыня и не служка. Что я живу в прекрасном доме недалеко от моря. Чтобы она рассказала об этом своим родителям, когда вернется в Париж. Им и Межде.

В семь вечера ужин готов, стол накрыт. Я тщательно крашусь и причесываюсь в ванной комнате, надеваю красивое платье, подарок Изри. Потом выбираю любимые украшения и секунду смотрю на себя в зеркало.

Может быть, Фадила меня не узнает. Но я этого и добиваюсь.

Я возвращаюсь в гостиную, где сидит и читает Изри. Он поднимает голову и рассматривает меня, чуть улыбаясь.

– Ты великолепна, – говорит он.

– Спасибо, любимый!

Я думаю, он все понял, но из деликатности ничего не добавил.

– Ты не сказал, что Фадила делает в Монпелье…

– Кажется, у нее стажировка в адвокатской конторе. По учебе…

Естественно. Фадила ведь учится в университете. А я даже в школу никогда не ходила, ну или почти не ходила. Я стараюсь приободриться, думая обо всех книгах, что я прочла.

– Она знает, что мы живем вместе?

– Нет, – признаётся он. – Знает только, что я живу с девушкой… Надеюсь, она любит сюрпризы!

По его взгляду я понимаю, что этим вечером у меня будет соратник, союзник.

Но когда я смотрю на часы в кухне, то начинаю нервничать. А вдруг Фадила красивее, чем я?

Я повторяю себе, что я не служка. Что я ей не служка.

Когда раздается звонок в дверь, у меня замирает сердце. Будет ли она презрительно на меня смотреть? Будет ли отдавать приказания? Я делаю глубокий вдох и как можно шире улыбаюсь, когда Изри открывает дверь. Фадила его обнимает и целует. Потом переводит взгляд на меня. На секунду цепенеет. Как будто увидела привидение, призрак.

– Тама? – шепчет она.

– Добрый вечер, Фадила, – отвечаю я, подходя ближе.

Она медлит, но целует меня в обе щеки.

– Ты чудесно выглядишь, – делает она комплимент.

– Спасибо. Ты тоже!

Она превратилась в женщину. Молодую милую женщину, надо признать.

Я быстро показываю ей дом, потом мы садимся на террасе, где я накрыла столик для аперитива. Стоит середина апреля, немного свежо, но мне хотелось, чтобы мы посидели в саду. Фадиле не по себе, она тоже нервничает. Я без труда представляю, как она удивлена. И возможно, завидует.

В первые минуты Изри с Фадилой обмениваются банальностями, а я молчу. Фадила почти сразу объясняет, что заканчивает второй курс юрфака, что ей очень нравится учиться и что она решила не терять времени на пасхальных каникулах и пройти стажировку в адвокатской конторе. И не забывает добавить, что рассчитывает заниматься этой престижной профессией.

– А ты, Тама? Чем сейчас занимаешься? – спрашивает она, натянуто улыбаясь.

Я чувствую, что Изри смотрит на меня одобрительным взглядом. Я успела подумать над этим вопросом задолго до того, как Фадила его задала. Но я несколько секунд медлю с ответом.

– Сейчас? Сейчас я счастлива. Влюблена и счастлива.

Фадила с удивлением на меня смотрит, а потом отводит глаза. Тогда я специально добавляю:

– Я живу с мужчиной, которого люблю, в месте, которое мне нравится.

Фадила вновь готова к бою.

– Но в школу не ходишь? – спросила она, снова улыбнувшись.

– Ей уже поздно в школу! – напоминает Изри и наливает себе второй стакан виски. – И к тому же ей не нужно было ходить на уроки, чтобы научиться читать и писать… Она самоучка, гений!

– Поскольку твои родители не разрешали мне ходить в школу, я сама занималась, – добавляю я. – Я всему научилась сама, и я очень много читаю. По три книги в неделю.

– И хорошо, рада за тебя, – с кислым видом говорит Фадила. – Ну а ты, Из? Чем занимаешься?

– Деньги зарабатываю! – отвечает он.

– А как? – спрашивает она.

– Банки граблю.

Она смеется и закуривает.

– Нет, ну серьезно, расскажи, чем занимаешься!

– У меня своя транспортная компания.

– Класс! – восклицает Фадила. – Если тебе когда-нибудь потребуется адвокат, я…

– У меня уже есть адвокат, – прерывает ее Изри.

У него звонит телефон, и он, извинившись, уходит говорить в дом, закрывая за собой дверь. Мы остаемся одни.

Только я и она.

– Как братья с сестрой? – спрашиваю я.

На самом деле меня интересует только одно. Как дела у Вадима. Но я стараюсь выглядеть спокойной.

– Эмильен сейчас учится в колледже. В частном, – добавляет она. – Адина в десятом классе.

Я не выдерживаю:

– А Вадим?

Я вижу, как у Фадилы меняется взгляд. Почти незаметно меняется.

– У него все хорошо! – говорит она.

Я пристально смотрю на Фадилу. Как будто прижимаю к стене и вонзаю в горло нож.

Если она хочет быть адвокатом, ей нужно научиться врать.

– Скажи правду, – настаиваю я. – Как дела у Вадима?

В голосе у меня появляется угроза, и Фадила меняется в лице. Она медлит, отворачивается к бассейну, чтобы избежать моего допроса. Но потом начинает говорить.

– Плохо, – почти шепчет она. – Плохо дела у Вадима.

Меня начинает трясти от волнения, я не могу выдавить из себя ни слова и жду, что она скажет.

– Когда ты уехала, он ударился в капризы… Не хотел есть, постоянно видел кошмары… Других детей стал бить… А потом начал заикаться… И в прошлом году совсем замолчал.

Я ничего не могу с собой поделать, из глаз у меня текут слезы, Фадила тоже еле сдерживается, чтобы не заплакать.

– Мы думали, это нервное, и родители возили его по врачам. Но с мозгом все в порядке… дело в самом Вадиме… Он больше не хочет разговаривать. Ни с кем.

Фадила снова закуривает, и я вижу, как у нее трясутся руки.

– Когда ему надо что-нибудь нам сообщить, то он пишет или рисует. Так что родители забрали его из школы и поместили в специализированное учреждение.

Я настолько шокирована услышанным, что не сразу вновь обретаю дар речи.

– Я поеду к нему! Тогда, может быть…

Фадила качает головой.

– Это не очень хорошая идея, Тама, – говорит она. – Он, конечно, обрадуется, когда увидит тебя, но не вынесет, если ты снова уедешь. Не вынесет еще одного расставания… Для него это будет слишком тяжело… Может быть, даже смертельно опасно. Но знаешь, в лечебном центре ему стало немного лучше. Есть прогресс, есть проблеск.

Фадила смотрит на меня утратившим всяческую надежду взглядом.

– У Адины анорексия, – признаётся она. – Она и сорока килограммов не весит… А Эмильен продолжает писаться ночью.

Я закрываю глаза, а когда открываю, вижу слезы на щеках Фадилы.

Вечером, когда Фадила ушла, я много плакала. Я думала о Вадиме, о его страданиях. О том, как все повернулось.

Шарандоны сделали из меня жертву, чуть не сломали меня.

Но главное, они сломали жизнь своим собственным детям.

На прошлой неделе мне исполнилось шестнадцать лет. Изри пригласил меня в мишленовский ресторан, роскошное место, где я, в общем-то, не чувствовала себя в своей тарелке. Но мне было приятно, что он помнит о празднике и решил провести этот вечер со мной.

Потому что уже несколько недель Изри не в себе. Много пьет, нюхает кокаин и не говорит, почему так нервничает. Думаю, он разругался с Маню, дела у их «клана» идут так себе, люди разбредаются кто куда.

Я пытаюсь поддержать его. Но он не хочет посвящать меня в свои проблемы, поэтому что-то советовать ему мне сложно. Да и как я могу ему помочь, я, служка. Я не очень разбираюсь в ограблениях и других подобных вещах!

Десять утра. Изри сидит на террасе с пивом в руке.

– Схожу в магазин… Пойдем вместе?

Он поднимает на меня напряженный взгляд, отставляет пиво, идет в дом, одевается и берет ключи от машины.

– Можно пешком дойти, – уточняю я. – Это совсем рядом!

– Нет.

Я не настаиваю и сажусь в машину. Две минуты спустя мы уже у магазина, и Изри оставляет свою спортивную машину на парковке. Я быстро заполняю корзину, потому что чувствую, что ему уже хочется уйти. Я иду к кассе, а Изри рассматривает полки с алкоголем, берет несколько упаковок пива и пару бутылок виски. Хорошо, что мы поехали на машине.

Мы ждем у кассы, и когда подходит наша очередь расплачиваться, хозяин магазина, как обычно, широко мне улыбается.

– Как поживаешь, Тама? – бросает он. – Солнышко на улице, да?

– Добрый день, Доминик, – отвечаю я, выкладывая товары на ленту.

Изри смотрит на Доминика ужасным взглядом. Я ничего не добавляю к сказанному и стараюсь поскорее разложить продукты по сумкам и заплатить.

– Что-то ты сегодня молчаливая! – замечает Доминик. – Но все равно красотуля!

Он что, ослеп? Ничего не соображает?

– До свидания! До завтра…

Мы убираем сумки в багажник, и я сажусь на переднее сиденье.

– Он тоже хочет с тобой покувыркаться? – бросает Изри, заводя машину.

– Нет, конечно! Он просто вежлив, потому что я постоянный покупатель…

– Будешь ходить в другой магазин, ясно?

– Это единственный магазин, куда можно дойти пешком! – говорю я нервно.

– Значит, будешь ездить на автобусе.

Он резко трогается с места и чуть не сбивает старушку с собачкой. Женщина разражается бранью, и Изри опускает стекло.

– Заткнись, старая карга! – орет он на нее.

Я вжимаюсь в сиденье, и он снова заводит машину под испуганным взглядом старушки.

– Поняла? – повторяет он. – Я не хочу, чтобы ты сюда ходила!

От алкоголя он становится параноиком, а может, это от кокаина. Или от того и другого.

– Но Из, поверь мне, тебе просто показалось!

– Я видел, как этот придурок на тебя пялился! «Красотуля!»

Я вздыхаю, и Изри так быстро тормозит, что меня бросает вперед. Потом он хватает меня за шею и дергает к себе:

– Ты меня сейчас из себя не выводи, Тама… Не сейчас, Тама…

– Из, успокойся! – шепчу я. – Успокойся, умоляю!

Он меня отпускает и на секунду замирает, вцепившись в руль. У него блестят глаза, как будто он сейчас заплачет.

Я мягко глажу его по руке.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – говорю я примиряюще. – Если этот мужчина на меня не так посмотрел, то это не моя вина, прости. Я этого даже не заметила… Я вижу только тебя! На остальных мне наплевать!

Он сдерживается, и мы едем дальше. Он помогает мне донести сумки и берет из холодильника пиво.

– Тебе вредно столько пить! – говорю я машинально.

Я не успеваю оглянуться, как падаю от удара на пол. У меня все плывет перед глазами, голова становится как чугунная. Изри нависает надо мной и яростно на меня смотрит.

– Изри, хватит! Из!

Я сворачиваюсь калачиком на полу, пытаясь защититься, и закрываю лицо руками.

– Ты мне еще будешь указывать, что делать? – орет Изри. – ТЫ?

Он кидает в меня пиво, попадает в голову, и я откидываюсь назад. Потом он выходит из кухни, а я пытаюсь встать на ноги, хватаясь за коврик. Как только я выпрямляюсь, к горлу подступает тошнота и меня вырывает в раковину. Смесью желчи и крови. Мне кажется, что у меня сейчас лопнет голова, что мозг раздулся и ему не хватает места в черепной коробке. Я стою, склонившись над раковиной, и считаю капли крови, которые капают из носа и изо рта. На голове рана, из которой тоже стекает по шее кровь. Я еле иду в ванную комнату и по пути вижу, что Изри сидит в прострации на ступеньках террасы. Я прохожу половину коридора, у меня снова кружится голова, накатывает тошнота, и я снова падаю. Несколько секунд спустя прихожу в себя, но не могу пошевелиться, как будто меня пригвоздили к полу. Я вижу сквозь дымку, как надо мной склоняется Изри:

– Тама? Ты меня слышишь?

– Мне… плохо… голова…

Изри берет меня на руки и несет на кровать. Потом бежит в ванную и возвращается с мокрым полотенцем. Вытирает мне лицо, а я стону от боли.

Вдруг он падает на колени. И начинает рыдать. Тогда я прижимаю его к себе, обнимаю из последних сил.

– Прости, – шепчет он. – Прости, Тама…

– Ничего, любимый, не волнуйся…

Я возвращался из школы, нес ранец. Мы тогда еще жили в Монпелье. Мне недавно исполнилось семь лет, я перешел во второй класс.

Школа для меня стала убежищем, пристанищем. Когда я ходил на уроки, родители оставались где-то далеко. Из-за этого в школу меня тянуло особенно. Но там у меня были не только друзья. Один мальчик из нашего класса на дух меня не переносил, не знаю почему. Я забыл его имя, но лицо помню.

В тот вечер я возвращался домой, не торопился (на обратном пути я всегда выбирал самую дальнюю дорогу), когда он подкараулил меня вместе с двумя ребятами постарше. Сначала они меня толкнули, стали обзывать. Потом решили сорвать ранец. Я сопротивлялся, и тогда они меня избили и забрали, что могли.

Когда я вернулся в наш старенький домик, отец сидел у телевизора. Он был на пособии по безработице и целыми днями смотрел дурацкие передачи или пил кофе в кофейне. Даркави не мог больше работать, потому что повредил на заводе ногу. Пенсию по инвалидности назначили небольшую, ее только-только хватало на выпивку.

Он увидел, что у меня разбито лицо, увидел, что я плачу, и стал задавать вопросы. Всхлипывая, я сказал, что меня избили и украли все вещи.

– Почему ты не защищался, Изри?

– Я пытался, папа. Пытался. Но они были старше.

– Хватит реветь, как девчонка!

Я хотел, чтобы он меня обнял. Чтобы успокоил, ободрил. Мне так это было нужно…

Вместо этого он сказал, что не может пустить дело на самотек, а то я превращусь в тряпку. Взял кожаный ремень из шкафа в прихожей и долго меня бил, методично, без единой эмоции. Его взгляд ничего не выражал. Порой в его глазах проскальзывали ненависть, сумасшествие, ярость и отчаяние. Но в тот вечер в них не было ничего.

Он бил меня, пока я не потерял сознание. Когда я очнулся, то понял, что он запер меня в старом сарае за домом. Мрачном месте, полном пауков и пыли. Отец раздел меня и привязал к верстаку. Сначала мне было жарко от побоев. Но скоро я начал дрожать и стучать зубами.

Я слышал, как мама просила меня выпустить. А отец отвечал, что сделает из меня мужчину.

Я провел в сарае всю ночь. Даркави, наверное, пил, как обычно, но Межда не пришла, чтобы меня освободить, не пришла меня успокоить. Пробежала крыса, понюхала мои ноги и убежала.

Мне было страшно и одиноко, ночь казалась бесконечной.

С той поры страх и одиночество меня не отпускают.

Сегодня я смотрю на Таму и вижу, кем я стал.

Во что превратил меня отец.

Я смотрю на Таму и говорю себе, что Даркави виноват не во всем. Что думать обратное было бы проще. Проще и спокойнее…

Я смотрю на Таму и надеюсь, что ее вера в меня сможет помочь мне снова начать себя уважать. Что ее любовь придаст мне сил, что я стану мужчиной. Настоящим мужчиной.

Который не будет каждую секунду бояться потерять все, что у него есть.