С первого взгляда Спаркс Николас

— А если она в последнюю минуту обовьется вокруг пуповины? Если прервется кровоснабжение?

— Не прервется, — твердо сказал Джереми. — Я уверен, все будет в порядке. Если бы врач сомневался, он бы подключил тебя к десяти аппаратам и собрал консилиум.

Лекси кивнула, надеясь, что муж прав, но не в силах убедить себя. Пока неизвестно наверняка. Пока она не возьмет дочку на руки и не увидит ее своими глазами.

— У нее должны быть брат или сестра, — сказала Лекси. — Не хочу, чтобы Клэр, как и я, выросла в одиночестве.

— Тебе это не повредило.

—Да, но все-таки в детстве я мечтала, чтобы у меня были братья и сестры, как у большинства моих друзей. С ними можно поиграть в дождливый день или поболтать за ужином. Ты вырос с пятью братьями. Разве это не прекрасно?

— Иногда, — признал Джереми. — Но в детстве я видел в этом мало хорошего. Быть самым младшим — значит получать прорву неприятностей, особенно по утрам. Сама понимаешь, младшему из шести детей достаются ледяной душ и мокрые полотенца.

Лекси улыбнулась:

— И все-таки я хочу, чтобы у нас был не один ребенок.

— Я тоже. Но давай сначала разберемся с первым. А потом посмотрим.

— А мы сможем усыновить? То есть если…

— Если я не смогу сделать тебе второго ребенка?

Она кивнула.

— Да. Конечно, мы можем усыновить. Хотя, говорят, на это уходит много времени.

— Тогда, наверное, стоит начать пораньше.

— Вряд ли ты в том состоянии, чтобы заняться этим прямо сейчас.

— Нет. Я имею в виду, когда Клэр будет два-три месяца. Мы постараемся завести ребенка обычным способом и одновременно испробуем второй вариант. Я не хочу, чтобы у детей была большая разница в возрасте.

Джереми снова вытер ей лоб.

— Ты, наверное, много об этом думала.

— С тех самых пор, как мы узнали о перетяжке. Когда врач сказал, что можно потерять ребенка, я поняла, как сильно мне хочется стать матерью. И я ею стану, несмотря ни на что.

— Ничего страшного не случится, — повторил Джереми. — Но я тебя вполне понимаю.

Лекси взяла его за руку и поцеловала.

— Я тебя люблю.

— Да. Я знаю.

— А ты меня любишь?

— Моя любовь глубже моря и выше луны.

Лекси удивленно взглянула на него, и Джереми пожал плечами:

— Так говорила моя мама, когда мы были маленькими.

Она снова поцеловала ему руку.

— Ты будешь говорить это Клэр, да?

— Каждый день.

У Лекси снова начались схватки.

Дорис вернулась чуть позже; время шло, и схватки участились. Пять минут, потом четыре с половиной. Когда промежуток сократился до четырех минут, Лекси снова проверили матку — не самое приятное зрелище, подумал Джереми, — и Джоанн выпрямилась с многозначительным видом.

— Кажется, пора вызвать анестезиолога, — сказала она. — Шейка раскрылась на шесть сантиметров.

Джереми задумался, каким образом Джоани подсчитала, но решил, что сейчас не время для таких вопросов.

— Схватки стали сильнее? — спросила сестра, бросая перчатки в мусорную корзину.

Лекси кивнула, и Джоани взглянула на монитор.

— Пока что ребенок справляется отлично. Не волнуйтесь, как только вам введут лекарство, боли больше не будет.

— Прекрасно, — сказала Лекси.

— Вы можете отказаться, если предпочитаете естественные роды, — предложила Джоани.

— Нет, пожалуй, — ответила та. — Сколько еще осталось времени?

— Трудно сказать, но если все будет продолжаться в том же духе, — возможно, через час.

Сердце у Джереми бешено застучало. Ему показалось, что сердце ребенка тоже, хотя, возможно, это был лишь плод воображения. Он попытался успокоиться.

Через несколько минут пришел анестезиолог, и Джоани попросила Джереми выйти. Тот согласился, но, стоя в коридоре с Дорис, счел это требование довольно нелепым. Неужели наблюдать за введением лекарства столь же неприятно, как и за исследованием матки?

— Лекси сказала, ты начат писать, — заметила Дорис.

— Да, — ответил он. — И на прошлой неделе уже написал несколько заметок.

— Планируешь какие-нибудь крупные статьи?

— Да. Впрочем, придется подумать. Не знаю, что скажет Лекси, если я уеду на две-три недели. Хотя есть одна статья, которую я вполне мог бы написать дома. Она не похожа на историю Клоузена, но мысль достаточно интересная.

— Поздравляю, — сказала Дорис. — Рада за тебя.

— Я тоже, — ответил Джереми, и она засмеялась.

— Слышала, вы хотите назвать ребенка Клэр.

— Да.

— Мне всегда нравилось это имя, — негромко произнесла Дорис. Наступила тишина, и Джереми понял, что она вспоминает дочь. — Ты бы видел ее, когда она появилась на свет. У нее была целая грива черных как смоль волос. А как она вопила! Я сразу поняла, что за ней нужен глаз да глаз. Она с самого рождения не давала нам покоя.

— Неужели? — спросил Джереми. — Глядя на Лекси, я бы предположил, что ее мать была просто ангелом.

Дорис засмеялась:

— Издеваешься? Клэр была славным ребенком, это уж точно, но испытывала мое терпение не на шутку. В третьем классе ее отослали из школы домой за то, что на перемене она целовала всех мальчишек. Один из них даже расплакался. Мы посадили ее под замок до вечера, приказали убраться в комнате и прожужжали все уши, объясняя, что так вести себя неприлично. На следующий день она сделала то же самое. Когда мы забирали ее, то прямо не знали, как быть. А она честно сказала, что ей нравится целоваться, даже если за это сажают под арест.

Джереми засмеялся:

— Лекси знает?

— Понятия не имею. Бог весть почему я сама вдруг вспомнила. Дети меняют твою жизнь, как ничто другое. Это самое трудное и самое прекрасное, что может быть на свете.

— Не могу дождаться, — сказал Джереми. — Я готов.

— Правда? Ты, кажется, испуган.

— Нет, — солгал он.

— Хм… Можно взять тебя за руку?

В последний раз, когда она это проделала, у Джереми возникло странное ощущение, что Дорис читает его мысли. Пусть даже он не верил, что такое возможно.

— Не надо, — сказал он. Дорис улыбнулась:

— Ничего удивительного в том, что ты немного нервничаешь. И боишься. Это огромная ответственность. Но все будет в порядке.

Джереми кивнул и подумал, что через полчаса сам в этом убедится.

Когда Лекси ввели лекарство, боль прекратилась; ей приходилось смотреть на монитор, чтобы убедиться, что схватки по-прежнему продолжаются. Через двадцать минут матка раскрылась на восемь сантиментов. Как только она раскроется на десять, начнется веселье. Сердце у ребенка билось нормально.

Поскольку Лекси не испытывала боли, настроение у нее заметно улучшилось.

— Мне хорошо, — нараспев сказала она.

— Ты говоришь так, будто выпила бутылку пива.

— Да, похоже, — подтвердила Лекси. — Теперь гораздо лучше, чем раньше. Какое хорошее лекарство. Неужели кто-то предпочитает рожать естественным путем? Ведь схватки — это больно.

— Вот и я так думаю. Принести тебе еще льда?

— Нет. Все отлично.

— Ты выглядишь лучше.

— И ты не так уж плох.

— Не забывай, с утра я помылся.

— Помню, — сказала Лекси. — Поверить не могу, что ты это сделал.

— Мне хотелось хорошо смотреться на фотографиях.

— Я всем расскажу.

— Просто покажи им фото.

— Нет, черт возьми, я расскажу о том, как ты тянул время, пока я корчилась в агонии.

— Ты болтала по телефону с Дорис, а не корчилась.

— Я корчилась мысленно, — возразила она. — Просто не показывала этого, потому что я сильная.

— И красивая. Не забывай.

— Да, ты прав. Тебе повезло.

— Конечно, — сказал Джереми, беря ее за руку. — Я люблю тебя.

— И я тебя.

Пора.

В палату торопливо вошли медсестры. Вслед за ними появился врач и тоже исследовал матку Лекси. Потом, подавшись вперед на своем табурете, он объяснил, что именно сейчас будет. Он прикажет ей тужиться, когда начнутся схватки. Потребуется проделать это два-три раза, чтобы вытолкнуть ребенка. В промежутке она должна собираться с силами. Лекси и Джереми ловили каждое слово.

— Правда, проблема с перетяжкой остается по-прежнему, — сказал врач. — Но сердечный ритм стабильный, поэтому ничего необычного при родах я не ожидаю. Сомневаюсь, что перетяжка примкнула к пуповине, поскольку девочка, видимо, не испытывает никаких неудобств. Конечно, есть шанс, что в последнюю минуту перетяжка каким-то образом обовьется вокруг пуповины, но тогда уж нам ничего не останется, кроме как побыстрее извлечь ребенка, и я к этому готов. Здесь присутствует педиатр, он осмотрит малышку на предмет синдрома, но опять-таки я считаю, что нам повезло.

Джереми и Лекси нервно кивнули.

— Все будет в порядке, — повторил врач. — Просто делайте то, что я говорю, и через несколько минут вы станете матерью. Договорились?

Лекси вздохнула.

— Да, — сказала она и взяла Джереми за руку.

— Где мне встать? — спросил тот.

— Оставайтесь там, где стоите.

Как только с приготовлениями было покончено, в палату вошли еще одна медсестра и женщина-педиатр, которая представилась как доктор Райан. К кровати подкатили тележку со стерильными инструментами. Врач, казалось, был абсолютно спокоен, доктор Райан добродушно болтала с сестрой.

Когда схватки начались вновь, врач приказал Лекси обхватить колени и тужиться. Та морщилась от усилий. Врач снова проверил сердечный ритм ребенка. Лекси напряглась и что было сил стиснула руку Джереми.

— Хорошо, хорошо, — сказал врач, возвращаясь на прежнее место, и поудобнее устроился на вертящемся стуле. — Теперь расслабьтесь, восстановите дыхание, и мы попробуем еще разок. Тужьтесь посильнее, если сможете.

Она кивнула. Джереми удивился, возможно ли тужиться сильнее, но Лекси, кажется, не возражала. Она сделала вторую попытку.

Врач сосредоточился.

— Хорошо, хорошо… Продолжайте…

Лекси тужилась, и Джереми даже не обращал внимания на боль в руке. Схватки закончились.

— Расслабьтесь. Вы молодчина, — ободряюще сказал врач.

Лекси отдышалась, и Джереми вытер пот с ее лба. Когда схватки начались опять, она снова принялась тужиться, плотно зажмурив глаза, стиснув зубы и побагровев от напряжения. Медсестры стояли наготове. Джереми по-прежнему держал жену за руку, удивляясь тому, как быстро развиваются события.

— Хорошо, хорошо… Еще разок, и…

Потом все поплыло у него перед глазами. Джереми даже не мог объяснить, как это случилось. Впоследствии он вспоминал лишь фрагменты и обрывки, иногда из-за этого его мучила совесть. Последнее отчетливое воспоминание о Лекси — то, как она лежит, подняв ноги, дыхание прерывистое, лицо блестит от пота, а врач велит тужиться изо всех сил — еще разок. Джереми показалось, что Лекси улыбается.

А потом? Он перевел взгляд на ее ноги — туда, где быстро орудовал врач. Хотя Джереми считал себя вполне просвещенным, его вдруг поразило то, что это первый — и, возможно, единственный — случай, когда он наблюдает за рождением ребенка. Комната как будто уменьшилась. Джереми лишь смутно сознавал, что Дорис где-то здесь. Он слышат стоны Лекси и наблюдал за тем, как на свет появляется Клэр.

Сначала головка, затем, одним движением, выскользнули плечики, потом, почти сразу же, тельце. В одно мгновение Джереми стал отцом и в изумлении смотрел на появление новой жизни.

Покрытая околоплодной жидкостью, с еще не перерезанной пуповиной, Клэр представляла собой скользкий серо-красный комок и, кажется, никак не могла вздохнуть. Доктор Райан положила девочку на стол, сунула ей в рот трубочку и очистила дыхательные пути. Только тогда Клэр начала плакать. Доктор Райан принялась ее осматривать. Джереми не знал, в порядке ли ребенок. Мир по-прежнему давил на него. Откуда-то издалека донесся вздох Лекси.

— Амниотическая перетяжка не примкнула, — сказала доктор Райан. — Все пальцы на месте. Прелестная малышка. Хороший цвет кожи, и дышит ровно. Просто великолепно.

Клэр продолжала реветь, и Джереми наконец обернулся к жене. Все произошло так быстро, что он до сих пор с трудом вникал в происходящее.

— Ты слышала? — спросил он.

И лишь тогда, глядя на нее, он услышал длинный мерный писк аппарата. Глаза Лекси были закрыты, голова лежала на подушке, словно она спала.

Джереми подумал: как странно, что же она не осматривается в поисках ребенка? Затем врач вскочил — так быстро, что стул откатился к противоположной стене. Медсестра крикнула что-то насчет кода, врач приказал другой сестре немедленно вывести Джереми и Дорис.

У Джереми внезапно замерло сердце.

— Что случилось? — спросил он.

Сестра схватила его за руку и потащила, прочь.

— В чем дело? Что с ней такое? Подождите…

— Пожалуйста! — крикнула сестра. — Вам придется выйти!

Его глаза расширились от ужаса. Он не мог оставить Лекси. И Дорис не могла. Точно издалека Джереми слышал, как медсестра зовет санитаров. Доктор склонился над Лекси, он давил ей на грудь…

Паника. Они все паниковали.

— Не-е-ет! — завопил Джереми и попытался высвободиться.

— Уберите его отсюда! — рявкнул врач.

Джереми почувствовал, как кто-то еще схватил его за руку. Через секунду он оказался в коридоре.

Этого не должно было случиться. В чем дело? Почему Лекси не двигается? Господи, пусть все будет в порядке. Просыпайся, Лекси. Господи, пожалуйста. Просыпайся.

— В чем дело? — снова крикнул он. Различные голоса приказывали ему успокоиться. Углом глаза Джереми увидел, как двое санитаров торопятся с носилками. Они вбежали в палату.

Джереми держали, приперев к стене. Он прерывисто дышал и чувствовал, что тело сделалось негнущимся и холодным, как сталь. Он слышал, как всхлипывает Дорис, но едва ли понимал, что это за звуки. Его окружали суетящиеся люди, и в то же время он был один. Вот что такое настоящий ужас. Через минуту Лекси вынесли из палаты. У изголовья шел врач, который делал непрямой массаж сердца. Лицо жены было закрыто маской.

Время остановилось. Когда Лекси исчезла за дверьми в конце коридора, Джереми обмяк. Он ощутил внезапную слабость и едва удержался на ногах. У него кружилась голова.

— Что случилось? — спросил он. — Куда ее унесли? Почему она не двигается?

Ни санитары, ни медсестра не смотрели на него.

Джереми и Дорис отвели в отдельную комнату. Не в приемную, не в палату — куда-то еще. Вдоль стен стояли синие виниловые стулья с мягкими сиденьями, на полу лежал ковер. Стол был завален журналами — разноцветная груда, залитая холодным флуоресцентным светом. На дальней стене висело деревянное распятие. Пустая комната, и никого, кроме них двоих.

Дорис сидела бледная и дрожащая, глядя в никуда. Джереми опустился рядом, затем встал, покружил по комнате, потом снова сел. Он спросил, что случилось, но Дорис знала ровно столько же. Она закрыла лицо руками и начала плакать.

Джереми едва дышал. Думать он не мог. Он попытался вспомнить, что произошло, сложить все воедино, но был не в силах сосредоточиться.

Секунды, минуты, часы… Он не знал, сколько времени прошло, не знал, что происходит, не знал, поправится ли Лекси, не знал, что делать. Ему хотелось выбежать в коридор в поисках ответа. Джереми нужно было увидеть жену. Дорис, сидевшая рядом с ним, продолжала плакать и заламывать руки в безмолвной молитве.

Джереми на всю жизнь запомнил комнату, где они ждали, но, невзирая на все усилия, он не мог припомнить лица того человека, который наконец пришел за ними. Даже доктор Соммерс теперь выглядел иначе, чем во время их предыдущих встреч или в ту минуту, когда он впервые появился в родильном отделении. Все, что Джереми помнил, — ледяной ужас, который он испытал, увидев врача. Он встал, Дорис тоже. Хотя Джереми ждал ответа, ему вдруг расхотелось слушать. Дорис взяла его за руку, как будто надеясь, что он достаточно сильный, чтобы поддержать их обоих.

— Как Лекси? — спросил Джереми. Врач казался измученным.

— Мне очень жаль, но у вашей жены случилась так называемая эмболия околоплодными водами…

Джереми вновь ощутил головокружение. Пытаясь прийти в себя, он принялся рассматривать брызги крови, усеявшие халат врача во время родов. Слова доносились до него как будто издалека.

— Вряд ли это как-то связано с амниотической перетяжкой… это совершенно разные вещи… Околоплодные воды каким-то образом проникли в один из сосудов матки. Мы никоим образом не могли предвидеть… Мы ничего не могли сделать…

Стены сомкнулись вокруг него. Дорис обмякла, голос у нее срывался:

— О Боже… нет… нет…

Джереми с трудом вздохнул. Он молча слушал врача.

— Это очень редкий случай. Околоплодные воды попали в артерию и достигли сердца… Мне очень жаль, но она не выжила. С девочкой все в порядке…

Дорис пошатнулась, но Джереми успел ее поддержать. Он сам не знал как. Все потеряло смысл. Лекси не могла умереть. С ней все в порядке. Она здорова. Несколько минут назадони разговаривали. Она родила. Тужилась изо всех сил. Такого не могло быть. Но это случилось.

Врач, судя по всему, сам был в шоке, когда продолжал объяснять. Джереми смотрел на него сквозь слезы, страдая от тошноты и головокружения.

— Можно мне ее увидеть? — хрипло спросил он.

— Она в яслях, — сказал врач, как будто обрадовавшись вопросу, на который имелся ответ. Он был хороший человек, и ему все равно приходилось нелегко. — Я уже сказал, с ней все в порядке.

— Нет, — сдавленным голосом перебил Джереми. Он с усилием выговаривал слова. — Моя жена. Я могу ее увидеть?

Глава 20

Джереми молчал, пока шел по коридору. Врач держался в полушаге позади и тоже не произносил ни слова.

Он не хотел верить, не мог заставить себя вникнуть в слова врача. Доктор Соммерс ошибся, думал Джереми, Лекси жива. Пока врач разговаривал с ним, кто-нибудь что-нибудь заметил — слабый пульс или активность мозга, — и все взялись за дело. Сейчас они помогают ей, и Лекси становится лучше. Они никогда ничего подобного не видели, это чудо, но Джереми не сомневался — Лекси на такое способна. Она молодая и сильная. Ей только что исполнилось тридцать два, и она не может умереть. Не может.

Врач остановился у входа в палату рядом с отделением интенсивной терапии, и Джереми почувствовал, как сердце подскочило в его груди при мысли о том, что он, возможно, прав.

— Ее перенесли сюда, так что вы можете побыть наедине, — сказал врач. Лицо у него было мрачное; он положил руку Джереми на плечо.

— Оставайтесь здесь сколько хотите. И примите мои соболезнования.

Джереми не обратил внимания на эти слова. Дрожащей рукой он открыл дверь. Она весила целую тонну, десять тонн, тысячу, но в конце концов он ее открыл. Его глаза были прикованы к фигуре на постели. Лекси лежала неподвижно. Ни оборудования, ни мониторов, ни капельницы. Именно так она выглядела по утрам. Лекси спала, ее волосы разметались по подушке… но странно, она лежала, вытянув руки по швам. Как будто это положение им придал посторонний.

У него сдавило горло, комната превратилась в туннель — не осталось ничего, кроме Лекси, но Джереми не хотел видеть жену такой. Только не такой, с вытянутыми по швам руками. С ней все должно быть в порядке. Ей всего лишь тридцать два. Лекси здоровая и сильная, она прирожденный боец. Она любит его. Она его жена.

Но эти руки… с ними что-то не так… они должны быть согнуты в локтях, одна рука за головой, другая на животе…

Он не мог вздохнуть.

Его жена умерла.

Его жена…

Это был не сон. Теперь Джереми знал. По его щекам потекли слезы. Он был уверен, что они никогда не иссякнут.

Чуть позже Дорис тоже зашла попрощаться, и Джереми оставил ее наедине с внучкой. Он двигался по коридору в трансе, смутно замечая медсестер, проходивших мимо, и санитара, толтавшего каталку. Они как будто совершенно его игнорировали. Джереми гадал, отчего медики стараются не смотреть на него — оттого, что знают о случившемся, или наоборот?..

Он вернулся в комнату, где разговаривал с врачом, чувствуя себя слабым и опустошенным. Плакать он не мог. Ничего не осталось, и вся энергия оставила его. Джереми изо всех сил старался не упасть. Он бесчисленное множество раз вспоминал то, что было в родильной палате, стараясь понять, когда произошла эмболия. А вдруг он пропустил то, что должно было его насторожить? Катастрофа случилась, когда Лекси уснула? Или секундой позже? Джереми не мог избавиться от чувства вины. Быть может, следовало убедить жену прибегнуть к кесареву сечению или по крайней мере не тужиться сильно, как будто ее энергичные потуги могли спровоцировать несчастье. Джереми злился на самого себя, на Господа Бога, на врача. И на ребенка.

Он даже не хотел видеть дочь, будучи уверен, что каким-то образом, появившись на свет, малышка забрала чужую жизнь. Если бы не ребенок, Лекси по-прежнему была бы с ним. Если бы не ребенок, их последние месяцы вдвоем прошли бы без стресса. Если бы не ребенок, они могли бы заниматься любовью. Теперь все это невозможно. Из-за ребенка Лекси умерла. И сам Джереми чувствовал себя мертвецом.

Разве он сможет любить Клэр? Разве он сможет когда-нибудь ее простить? Сможет видеть ее, держать на руках и не думать о том, что она забрала жизнь Лекси в обмен на свою?

Как можно не возненавидеть Клэр за то, что она сделала с женщиной, которую он любил?

Джереми сознавал всю нелепость этих мыслей и понимал, что они неправильные, злые, противоречат всему, что должен чувствовать отец, но разве заставишь сердце замолчать? Разве он мог попрощаться с Лекси, а в следующее мгновение поприветствовать ребенка? Как себя вести? Взять девочку на руку и восторженно вздыхать, как делают другие отцы? Словно с Лекси ничего не случилось?

А что потом? Когда он привезет ребенка домой из клиники? Джереми не мог представить себе, что он будет о ком-то заботиться — сейчас ему больше всего хотелось свернуться клубочком прямо на полу. Он ничего не знал о младенцах и был уверен лишь в том, что дети должны находиться на попечении матерей. Именно Лекси читала книжки, именно Лекси в детстве нянчилась с малышами. Пока она была беременна, Джереми не тяготился собственным невежеством и твердил себе, что жена всему его научит. Но у ребенка оказались другие планы…

У ребенка, который убил его жену…

Вместо того чтобы отправиться в ясли, Джереми снова рухнул в одно из кресел в приемной. Джереми не хотел плохо думать о ребенке, он понимал, что этого делать нельзя, но… Лекси умерла в родах. В современном мире, в больнице. Такого просто не бывает. А где же чудесное исцеление? Моменты, предназначенные специально для телевидения? Где, во имя всего святого, какое-то подобие реальности? Джереми закрыл глаза, убеждая себя, что если он как следует сосредоточится, то кошмар, в который превратилась его жизнь, немедленно закончился.

Наконец появилась Дорис. Он не слышал, как вошла старая женщина. Джереми открыл глаза, когда она коснулась его плеча, и увидел залитое слезами лицо. Как и Джереми, Дорис была на грани срыва.

— Ты позвонил родителям? — сипло спросила она.

Джереми покачал головой:

— Не могу. Знаю, что надо, но прямо сейчас — не могу.

У нее задрожали плечи.

— Ох, Джереми…

Он встал и обнял Дорис. Они вместе плакали, как будто пытаясь уберечь друг друга. Потом Дорис отодвинулась и вытерла слезы.

— Ты видел Клэр? — прошептала она.

При звуках этого имени Джереми вновь испытал прилив.

— Нет, — сказал он. — Только в родильной палате.

Дорис грустно улыбнулась, и у него чуть не разорвалось сердце.

— Она как две капли воды похожа на Лекси.

Джереми отвернулся. Он не желал этого слышать. Не желал слышать ничего о ребенке. Ему что, радоваться?! Разве он сможет когда-нибудь испытать это чувство?

Джереми не мог этого представить. День, что должен был стать самым счастливым в его жизни, вдруг стал самым страшным. Ничто не в силах подготовить человека к такому удару. А теперь? Он не только должен пережить невообразимое, но еще и заботиться о ком-то? О маленьком существе, которое убило его жену?

— Она красавица, — сказала в тишине Дорис. — Ты должен ее увидеть.

— Я… я не могу, — пробормотал Джереми. — Не теперь. Не хочу ее видеть.

Он чувствовал, что Дорис наблюдает за ним, как бы сквозь дымку собственной боли.

— Клэр твоя дочь, — произнесла она.

—Да, — ответил Джереми, ощущая лишь пульсирующий под кожей гнев.

— Лекси сказала бы, что ты должен о ней позаботиться. — Дорис взяла его за руку. — Если не можешь сделать это ради себя, сделай ради своей жены. Ей было бы приятно, если бы ты посмотрел на девочку и взял ее на руки. Да, это трудно, но ты не вправе отказаться. Ты не можешь сказать «нет» Лекси, не можешь сказать «нет» мне. Не можешь сказать «нет» Клэр. Идем.

Джереми понятия не имел, откуда Дорис черпает силу и терпение для общения с ним. Она взяла его за руку и решительно повела по коридору в ясли. Он двигался машинально и с каждым шагом чувствовал, как нарастает беспокойство. Джереми понимал, что злиться на ребенка неправильно, и одновременно боялся, что гнев утихнет, — это тоже казалось неправильным, как будто тем самым он простил бы малышку за гибель Лекси. Он знал, что не готов ни к тому, ни к другому.

Но Дорис невозможно было разубедить. Она вела его за собой, и в каждом помещении Джереми видел беременных женщин и рожениц, окруженных родственниками. Вокруг кипела жизнь, целенаправленно двигались медсестры. Миновали палату, где случилась катастрофа; ему пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.

Они пересекли регистратуру и повернули за угол, к яслям. Серый, в крапинку, кафель сбивал с толку, у Джереми закружилась голова. Ему захотелось вырваться из рук Дорис и бежать, а потом позвонить матери, рассказать, что случилось, и разрыдаться в трубку. Тогда появится повод уйти, освободиться от этого гнета…

Впереди, в коридоре, стояла кучка людей, они заглядывали сквозь стекло в ясли, показывали пальцами и улыбались. Джереми слышал, как они бормочут: «У нее твой нос» или «По-моему, у него синие глаза». Он не знал никого из этих людей, но внезапно возненавидел всех, потому что они испытывали недоступную для него радость. Джереми не мог вообразить себя стоящим среди них. Что делать, когда спросят, который ребенок — его? Когда неизбежно примутся хвалить красоту Клэр? Джереми заметил медсестру, которая присутствовала при смерти Лекси, — она занималась своими делами, как будто это был самый обычный день.

Джереми поразил ее вид. Как будто угадав его мысли, Дорис сжала зятю руку и остановилась.

— Ступай, — сказала она, направляя Джереми к двери.

— Вы не пойдете со мной?

— Нет. Подожду здесь.

Страницы: «« « ... 910111213141516 » »»