Коварство и свекровь Александрова Наталья

* * *

Лола проснулась в превосходном настроении.

Сквозь щель в занавесках пробивалось яркое утреннее солнце, за окном пели птицы, день обещал быть прекрасным.

Огорчало ее только одно — почему-то не было видно ее любимца Пу И, крошечного песика древней мексиканской породы чихуахуа. Обычно Пу И спал в ее постели и утром будил хозяйку требовательным повизгиванием и попытками стащить с нее одеяло. Это превратилось в утренний ритуал, и без такой возни Лола чувствовала себя не вполне счастливой.

Лола приподнялась на локте и позвала:

— Пуишечка, детка, где ты?

Песик не отозвался, что Лолу в общем-то не удивило — очевидно он уже проснулся и отправился на кухню, где хозяйничает сейчас Лолин компаньон, боевой друг и товарищ Леня Маркиз. Так уж повелось, что завтраки по утрам готовит исключительно он. Лола не может рано подниматься с постели, у нее пониженное давление и вообще утренний упадок сил, Лоле просто необходимо выпить, проснувшись, большую чашку кофе и съесть что-нибудь легкое и питательное, например, один круассан. Или два. Ну, в крайнем случае, один круассан и две венских булочки. Или два пончика с вареньем…

Вспомнив о булочках, Лола потянула носом воздух. Но аппетитные запахи отнюдь не спешили дразнить ее обоняние. Ниоткуда не доносились звуки Лениной кухонной деятельности, не играла музыка, не работал телевизор.

Все ясно, подумала Лола, Леня с песиком ушли гулять. Значит, еще не слишком поздно и можно немножко подремать.

В их квартире жили еще два домашних любимца — огромный угольно-черный кот Аскольд и попугай Перришон. Но эти два лентяя вряд ли поднимутся с места, пока Леня не приготовит завтрак. Вот тогда вся троица сбежится на кухню и начнет ныть, лаять и мяукать, требуя еды. Попугай у них говорящий, так он еще не преминет отпустить пару-тройку нелестных замечаний, если завтрак задерживается.

Лоле вовсе не улыбалось с утра пораньше ссориться с попугаем, она решила подождать возвращения Маркиза.

Но внезапно что-то заставило ее сесть на кровати и внимательно оглядеться. В комнате что-то было не так. Не тот запах, не то ощущение. Собственно, оглядеться было трудновато, потому что в спальне царил полумрак. Это было странно, потому что, судя по пению птиц за окном и солнцу, заглядывающему в щель, время не слишком раннее.

Лола почувствовала, как блаженная сонная истома улетучивается из нее со скоростью света. Сердце забилось часто-часто, на лбу выступила испарина. Она с ужасом уставилась на занавески. Даже в полумраке было видно, что они темные — синие или зеленые. Лола протерла глаза, потом закрыла их и снова открыла. Что происходит? Что случилось с милыми ее сердцу занавесками? Бледно-розовые, не слишком прозрачные, но из достаточно тонкой ткани, так что когда по утрам солнце заглядывало в окна, вся комната озарялась розовым светом, и жизнь с самого утра представлялась Лоле в розовом цвете, и не было в ней места унынию и тяжким заботам.

Занавески были красиво прихвачены тонким розовым же шнуром, на концах завершавшимся прелестными пушистыми кисточками. Дизайнер Шурик, оформлявший Долину спальню, считал этот шнур своей наибольшей творческой удачей. Из-за кисточек были большие трения с котом Аскольдом. Кот полагал, что они существуют только для того, чтобы он мог с ними играть. В конце концов Лола вообще запретила нахальному коту входить в свою спальню, но Аскольд плевал на запреты и вообще игнорировал все меры пресечения. Однако кисточки пока держались.

Занавесок не было. То есть были, но совершенно не те. Лола попрыгала на кровати, потом ощупала ее под собой. Кажется, кровать тоже не та.

— Ой! — тоненько взвизгнула Лола. — Ой-ой-ой!

Тотчас отворилась дверь и вошел кто-то.

— Ленька, что это за шутки! — сердито заговорила Лола. — Сегодня ведь не первое апреля!

Кто-то не отозвался. Шаркая ногами, этот кто-то подошел к окну и раздвинул занавески. Комнату залил яркий солнечный свет. Лола осмотрелась и пришла в еще больший ужас.

Спальня была не ее. Где шкаф с зеркалом, где испанский туалетный столик розового дерева, где кроватное покрывало цвета чуть увядшего шиповника? Лола подбирала ткань целую вечность, истоптала ноги, бегая по магазинам, и отдала за покрывало огромные деньги. Где, наконец, два пуфика, обитые той же замечательной тканью?

Ничего этого не было. Комната была гораздо больше Лолиной спальни, но набита ужасными, совершенно безвкусными вещами. Со своего места в кровати Лоле был виден комод. Очевидно, хозяева считали его антиквариатом, но Лола сразу определила, что он — ужасное страшилище, новодел, причем жуткая халтура, изготовленная предприимчивыми китайскими ремесленниками.

— Доброе утро, Алина Сергеевна! — раздался голос от окна.

Лола так увлеклась, разглядывая комнату, что забыла о посетителе. У окна стояла женщина лет тридцати пяти, с невыразительным круглым лицом, весьма плотного телосложения, одетая в дежурное темно-синее платье и белый накрахмаленный передник. Женщина улыбалась слащавой неискренней улыбкой. Глаза при улыбке казались еще меньше, чем на самом деле.

— Вы кто? — оторопела Лола.

Глаза у женщины перестали улыбаться намного раньше, чем сократились мускулы лица.

— Что вы делаете в моей спальне? — продолжала Лола. — То есть, что я тут делаю?

Женщина наконец справилась с улыбкой, но тут же от удивления выпучила глаза.

— Алина Сергеевна! — она сделала шаг по направлению к кровати. — Это же я, Татьяна…

— Не приближайтесь ко мне! — закричала Лола и натянула одеяло до самого подбородка. — Что вам надо?

— Вы же сами просили вчера разбудить в девять часов… — сказала женщина, послушно остановившись в нескольких шагах от кровати, — позвольте я принесу завтрак…

Лола кивнула, только чтобы остаться одной. Женщина удалилась, все также шаркая тапочками без задников. Лола откинула одеяло. На ней была надета тонкая ночная сорочка, совершенно прозрачная, с безвкусными цветами на груди. Сорочка была не ее, Лола никогда бы не купила себе такую ужасную вещь. И тапочки были не розовые пушистые с помпонами, которые так любит отгрызать ненаглядный Пу И, а зеленые, с загнутыми носами, расшитые золотом. Такие тапочки подошли бы обитательнице средневекового арабского гарема, но никак не ей — современной и продвинутой женщине.

Вообще вся комната была выдержана в зеленых тонах. Темно-зеленые бархатные портьеры, обшитые витым золотым шнуром с отвратительными золотыми бом-бошками. Тяжелая массивная мебель. Шкаф кажется дубовый. Кровать… Лола попрыгала на кровати, и в этот момент снова открылась дверь и вошла горничная с подносом.

— Пожалуйте завтракать, Алина Сергеевна! — сказала она, снова слащаво улыбнувшись, так что маленькие глазки совсем превратились в щелочки.

— Почему вы называете меня Алиной Сергеевной! — всполошилась Лола. — Кто это — Алина Сергеевна?

Горничная разинула рот и едва не выронила поднос.

— Как кто? — сказала она. — Это же вы! А меня вы не узнаете?

— Да вы с ума сошли! — вскричала Лола. — Я никогда в жизни не видела ни вас, ни этой комнаты! Ни этой кровати! Ни этих тапочек!

Она схватила одну туфлю и запустила в горничную. Та сумела увернуться, но уронила поднос. По зеленому ковру разлилась какая-то подозрительная субстанция, которую Лола после идентифицировала как овсяную кашу. Горничная прижала руки к щекам и выбежала из комнаты, едва не теряя на ходу туфли без задников.

«Это похищение, — подумала Лола, — меня похитили! И теперь обратятся к Лене за выкупом. Вот интересно, сколько за меня запросят денег? И сколько Ленька не пожалеет? Вообще-то он ко мне неплохо относится… И деньги у нас есть… Думаю, он заплатит, сколько скажут!»

Казалось бы, от этой мысли Лола должна была немедленно успокоиться. Но она тут же поняла, что версия о похищении не выдерживает никакой критики.

Во-первых, жертв похищения держат в подвалах без окон, чтобы они не определили, где находятся. Во-вторых, похитители не показывают им свои лица, чтобы после их не опознали. Если только, тут же поправила себя Лола, похитители вообще не собираются отпускать свою жертву. Но в таком случае, зачем ее держать в просторной, хотя и безвкусно обставленной спальне и приносить завтрак в постель?

Лола с ненавистью поглядела на свою ночную сорочку, спрыгнула с кровати и подбежала к шкафу. Шкаф был трехстворчатый, очень большой и оказался запертым. Некогда было удивляться по этому поводу. Лола поискала глазами какой-нибудь подходящий инструмент, пошарила наверху в надежде, что найдет ключ, наконец, сообразила поднять чайную ложечку с ковра, при этом второпях вляпавшись в кашу.

Ругаясь сквозь зубы, Лола принялась ковырять ложкой в замке. Удалось открыть только одно отделение — бельевое. Аккуратными стопками лежали трусики, бюстгальтеры и маечки. В коридоре послышались шаги, и Лола наугад схватила футболку и трикотажные шорты. Шаги остановились у двери, и Лола одним тигриным прыжком оказалась в кровати. Она спрятала добычу под подушкой и снова натянула одеяло до подбородка.

Вошедшему мужчине можно было дать лет сорок. Был он среднего роста, скорее полный, чем худой, с хорошо просматривающимся животиком. На мужчине был вполне приличный светлый летний костюм, очки в модной оправе, которые совершенно ему не шли, в руках он держал портфель светлой кожи.

— Олег Иваныч! — в дверь протиснулась давешняя горничная. — Ну сами посмотрите, что творится! Меня не узнает!

— Помолчи, Татьяна, — низким голосом сказал мужчина и шагнул к Лоле. — Ну, дорогая, что еще случилось?

— Кто вы такой? — спросила Лола, стараясь, чтобы голос ее не дрожал.

— Ну, здравствуйте! — вздохнул мужчина. — Что еще ты придумала? Детка, мне сейчас некогда, опаздываю на работу! Давай ты не будешь капризничать, встанешь, позавтракаешь, а вечером мы поговорим!

— Не смейте говорить мне «ты»! — крикнула Лола. — И объясните, чего вы добиваетесь!

Мужчина переглянулся с горничной, та развела руками — мол, говорила же вам, а вы не верили… Мужчина с досадой взглянул на часы и присел на кровать. Лола отползла как можно дальше, по-прежнему прижимая к груди край одеяла.

— Татьяна, убери все! — не поворачивая головы, сказал хозяин.

Горничная подхватила поднос, кое-как собрав на него разбитую посуду, и вышла.

— Дорогая, — нежно пророкотал мужчина, пытаясь найти под одеялом ее руку, — сейчас не время капризничать. Прошу тебя, Алиночка…

— Но я вовсе не Алина! — заорала Лола.

— А кто же ты? — вкрадчиво спросил мужчина.

— Я Ло… — Лола запнулась на полуслове.

Ведь Лола — это ее не настоящее имя, это псевдоним или партийная кличка, как шутит ее напарник Леня Маркиз. На самом деле ее зовут Ольга Чижова, под этим именем она играла в свое время в театре, под этим именем ее знают друзья и знакомые. Но, судя по всему, человек, сидящий сейчас рядом с ней, явно желает Лоле плохого, так что вовсе незачем выбалтывать ему всю подноготную.

— Я — Люся, — брякнула Лола. — Люся Савушкина. Людмила Петровна Савушкина, если вам так будет угодно.

— Мне угодно тебя как следует отшлепать! — рявкнул мужчина, побагровев от злости. — Что такое в самом деле? Нашла, понимаешь, время безобразничать! Какая еще Люся Савушкина?

«Действительно, — подумала Лола, — с чего это я ляпнула про Люсю? Откуда в голове взялось это имя?»

Она скроила самую строгую физиономию и уставилась на мужчину.

— Если вы будете удерживать меня силой… — начала она, но в это время с грохотом распахнулась дверь спальни и на пороге появилась весьма примечательная личность женского пола.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении насчет пола мнение можно было и переменить, потому что женщина была худая и плоская, как доска. На вошедшей был красный спортивный костюм и кроссовки. Волосы, коротко стриженные и когда-то крашенные в каштановый цвет, давно требовали заботы и ухода, потому что там и тут беззастенчиво выглядывали седые корни. Судя по морщинам и седине, тетка была сильно немолода. На носу у нее сидели очочки без оправы, которые все время падали вниз, и тогда выглядывали маленькие и злобные, как у носорога, глазки.

— Ну? — грозно вопросила тетка. — Что у вас тут? Татьяна сказала — опять она выкаблучивает? Идиоткой прикидывается!

— Мама! — мужчина сдвинул брови и встал с Полиной кровати. — Ты бы все-таки выражалась повежливее!

«Ах, вот это кто, — поняла Лола, — если этот, с пузом, мой муж, то его мамаша, стало быть, моя свекровь… Можно поздравить себя с такими, с позволения сказать, родственничками !»

— Чего мне стесняться? — загремела тетка. — Чего и кого мне стесняться в собственном доме? Давно пора назвать вещи своими именами! Говоришь, тебя не узнает? Может, она и меня не узнает?

— В первый раз в жизни вас вижу! — подтвердила Лола. — И век бы не видала!

— Все ясно! — возвестила тетка, грозно подступая к Лоле. — Снова нанюхалась до одурения!

— Мама…

— Что — мама? — тетка вскинула голову, отчего круглые очочки свалились с носа и злобные глазки с коровьими ресницами предстали во всей красе. — Я сорок лет без малого тебе мама! И шесть лет наблюдаю, как ты мучаешься с этой… с этой…

— Сама такая, — невольно вырвалось у Лолы, уж очень противная была тетка.

— Вот видишь? — торжествующе спросила «свекровь». — Теперь ты видишь, как твою мать оскорбляют в ее собственном доме?

«Бред какой-то, — подумала Лола, — что я тут делаю? Препираюсь с чужой свекровью? Этак недолго и с ума спрыгнуть…»

— Послушайте, — начала она как могла твердо, — я вам совершенно официально заявляю, что я не Алина Сергеевна, не жена вам и не невестка. Я вообще ничья жена, потому что не замужем.

Мужчина досадливо вздохнул и обхватил голову руками, его мать же очень обрадовалась.

— Ну я, как всегда, права, — удовлетворенно сказала она, водружая свои очочки на переносицу. — Эта дрянь нанюхалась кокаина и окончательно спятила! Это же надо до такого дойти — не помнит, кто она есть!

— Да откуда бы она его взяла, кокаин-то? — устало сказал мужчина. — Она же месяц из дома не выходила! Или, может быть, ей на дом привозят? Тогда скажи, кто?

— Ну, значит, накололась! — безапелляционно заявила «свекровь». — Может, у нее припрятано было где-то… Или этот доктор все ходит…

— Тихо! — крикнул мужчина. — Не надо об этом…

— Все равно я права! — тетка неожиданно подобралась к Лоле и сдернула с нее одеяло, потом схватила Лолину руку и поднесла ее к свету.

— Что вы делаете? — Лола забилась, но мерзкая тетка держала крепко.

— Ну, вот видишь, мама, ничего нет, вены не исколоты! — с заметным облегчением в голосе сказал мужчина, которого горничная назвала Олегом Иванычем.

— А на ногах? — старуха ловко обхватила Лолу поперек туловища.

Лола задрыгала ногами, стремясь попасть пяткой в подбородок своему, с позволения сказать, муженьку. Не попала, он поймал ее за ноги и рассмотрел вены. Если бы не дурацкая сорочка с цветами! Если бы на ней была надета хоть какая-то завалящая пижама! Хоть китайская с Микки Маусом! Хоть турецкая в ягодку! Тогда Лола не чувствовала бы себя такой униженной.

— Ну, не знаю… — протянула старуха, — кажется, они еще в пупок колются…

Представив, что сейчас задерут сорочку, Лола зарычала и решила, что убьет их всех, пускай только попробуют. Раз они решили действовать силой, у нее тоже развязаны руки.

— Мама, прекрати немедленно издеваться над моей женой! — загремел мужчина и, как ни странно, старуха послушалась.

Она вышла, поглядев на Лолу из-под очков с такой злобой, что в воздухе еще долго потрескивали искры.

— За что эта женщина так меня ненавидит? — вслух удивилась Лола.

— Ну… — протянул мужчина, — ты же понимаешь, детка. .. свекровь, невестка…

«Опять двадцать пять! — вздохнула Лола. — Он снова принялся за старое!»

— Дорогая, — «муж» взглянул на часы и помрачнел, — мне и правда пора. Так что не валяй дурака, пожалуйста, у меня очень важные переговоры, никак не могу опоздать.

— Но что со мной будет? — крикнула Лола, но он уже ушел.

Лола быстро переоделась прямо под одеялом и почувствовала себя гораздо увереннее, хотя футболка и была велика на два размера. Оглядываясь на дверь, она вылезла из осточертевшей кровати и обошла спальню. Экскурсия ничем не порадовала. Платяной шкаф открыть не удалось, пришлось довольствоваться тем, что было. Лола подошла к окну. За окном был абсолютно незнакомый двор — газон, кустики, клумба с бархатцами и петуньей, а вдалеке — зеленые ели. Лола могла поклясться чем угодно, хоть благополучием своего дорогого Пу И, что прежде она никогда не видела этот пейзаж.

— Что ж, — сказала Лола вслух, — примерно этого я и ожидала.

Удалось сообразить только, что она находится за городом, очевидно, в большом комфортабельном доме, и что комната ее расположена на втором этаже. Тут Лола почувствовала настоятельную потребность освежиться. По утрам она обычно принимала ванну с тонизирующими солями. Либо добавляла в воду несколько капель апельсинового масла, для кожи и хорошего настроения. Конечно, в таких условиях о ванне не может быть и речи, не то место, чтобы расслабляться в ванне, но душ все же принять необходимо.

Снова открылась дверь и появилась горничная. Боязливо оглядываясь на Лолу, она замела в совок остатки завтрака.

— Послушайте… — Лола сделала к ней шаг, но горничная метнулась в сторону, как будто бы была дикой серной, а не женщиной средних лет весьма плотной комплекции.

— Костя! — истошно заорала она, и на пороге возник здоровенный парень самого устрашающего вида.

Парень сложил на груди толстые, как бревна, руки и с угрозой уставился на Лолу. Очевидно, горничная позвала его для поддержки.

— Что вы себе позволяете? — возмутилась Лола. — Отчего вламываетесь в комнату без стука?

В рядах прислуги произошло небольшое смятение. Горничная с охранником переглянулись, потом сделали более приветливые лица.

— Простите, Алина Сергеевна, — пробормотал парень, — это все Татьяна…

Он попятился и исчез с Лолиных глаз.

— Мне нужно в ванную, — угрюмо сказала Лола, — есть в этой тюрьме санузел?

— Но, Алина Сергеевна, — изумлению горничной не было предела, — вы же сами так захотели…

— Что захотела? — заорала Лола. — Отменить утренний душ? И вечернюю ванну? Вообще дала зарок не мыться тринадцать лет, как монах-схимник?

— Но вы же сами приказали так оборудовать ванну… в смысле, что незаметно.

Лола демонстративно оглянулась. Комната была большая и просторная, при всем желании ванну там спрятать было негде.

— Вы наверное забыли… — горничная снова слащаво заулыбалась, — это бывает, вы не волнуйтесь… я вот тоже засунула куда-то брошечку… красивая такая брошечка была, с камушком… думала, что потеряла, а оказалось — она в вазе лежит, а ваза — на буфете, так что снизу и не видно. И как я ее туда умудрилась положить… не иначе, не в себе была… вот как вы…

Тут она осеклась и снова шарахнулась в сторону, потому что на лице у Лолы, надо полагать, отразилось нечто такое, что сильно испугало горничную. Однако Лола решила взять себя в руки, иначе она так и не добьется у мерзкой тетки, где же в этом гадюшнике находится санузел.

— Короче, — процедила она, — показывай, где что…

Горничная подвела ее к стене и нажала какую-то кнопку. Открылась дверца, незаметная, оклеенная такими же зелеными обоями, как и стены.

— Идиотство… — пробормотала Лола.

Помещение было маленькое, ванны вообще не было, только душевая кабинка.

«И то хлеб! — подумала Лола, — но вообще все это — форменный кретинизм. Кому пришло в голову оформить спальню в зеленых тонах? Это же каждое утро будешь расстраиваться, что ты бледная и немощная. Цвет лица в этой спальне кажется ужасным, краше в гроб кладут…»

— Уж не знаю, почему вам так захотелось… — тараторила горничная, — но ваше слово — закон, Олег Иваныч распорядился…

«Врет и не краснеет, — подумала Лола, — мерзкая баба…»

— Ты что — с ними в доле? — спросила она, кивнув на окно, откуда раздавался шум отъезжающей машины.

Надо полагать, ее «муженек» отбыл на свои важные переговоры.

— О чем вы, Алина Сергеевна? — горничная вылупила глаза, причем вышло у нее очень ненатурально, сама Лола в такой ситуации сыграла бы не в пример лучше.

Но Лола — актриса, причем все без исключения, даже недоброжелатели, находили у нее талант.

— Ладно, иди уже, — вздохнула Лола, — белье принеси! И полотенце!

На двери изнутри не было задвижки, но Лола ничему уже не удивлялась. Она попробовала заклинить дверцу стулом, но из этого ничего не получилось. Горничная принесла полотенце и трусики. И никакой одежды. Наскоро приведя себя в порядок, Лола надела ту же большую футболку и шорты.

В комнате дожидалась та пожилая ведьма, что объявила себя Лолиной свекровью. То есть не Лолы, а той женщины, Алины… как ее там… Сергеевны, которой считали Лолу. «Свекровь» сидела в кресле и смотрела на Лолу маленькими злобными глазками из-под очков. Она переоделась, теперь вместо спортивного костюма на ней были джинсы и свободная рубашка навыпуск. Совершенно машинально Лола отметила, что наряд этот отвратительную тетку не красил. Ей вообще помогла бы только реинкарнация, то есть была небольшая надежда, что после смерти тетка превратится в какое-нибудь приличное дерево или куст. Впрочем, скорее всего, это был бы куст колючего терновника или чертополоха, а из животных Лола поставила бы на гиену.

Лола немного пришла в себя после душа,, исчезла ломота в суставах и пульсирующая боль в голове, которая мешала ей соображать.

— Зачем я вам нужна? — спросила она «свекровь».

— Мне ты на фиг не нужна, — тут же ответила та, — но мой сыночек, этот оболтус, отчего-то носится с тобой, как с писаной торбой…

— Я не об этом, — прервала Лола, — я спрашиваю, зачем вы меня похитили?

— Мы? — тетка злобно расхохоталась. — Да кому ты нужна, наркоманка чертова! Похитили — ну надо же! Да нужна ты кому-то, похищать ее!

— Если не нужна, то отпустите меня!

— Куда? — прищурилась «свекровь».

— Домой.

— Твой дом здесь, — «свекровь» отвернулась. — К моему глубокому сожалению уже шесть лет мой сын женат на тебе. «Домой», ну надо же! — передразнила она. — До того нанюхалась разной дряни, что забыла где живет! Ну, куда бы ты пошла, адрес скажи!

Лола потрясла головой. Она очень хорошо помнила, что жила в большой четырехкомнатной квартире с Леней Маркизом и тремя животными — песиком, котом и попугаем. Помнила она свою спальню, и кухню, и гостиную, и ванную. (Ах, какая у нее дома ванная, не чета здешней! В ней хочется проводить все свободное время!)

Но странное дело, Лола совершенно не помнила точного адреса своей квартиры. И номера телефона тоже. Еще Лола помнила, чем они с Леней занимались, но из головы напрочь вылетело, как она оказалась здесь. То есть Лола совершенно не помнила, что она делала вчера. Куда ездила или ходила, что ела…

Есть не хотелось. Зато безумно хотелось пить.

«Свекровь» истолковала ее молчание по-своему.

— Молчишь? — загремела она. — Сказать-то нечего! Кончай придуриваться, вот что! И не мотай сыну нервы, у него и так сейчас сложности на работе!

С этими словами «свекровь» покинула комнату, злобно хлопнув на прощание дверью. Лола не стала унижаться и просить у нее попить. Она подумала немного и напилась воды из-под крана в ванной. Потом нашла под кроватью зеленые домашние туфли с загнутыми носками и осторожно повернула дверную ручку. Дверь не была заперта, и Лола решилась выйти.

Лола толкнула дверь спальни и на мгновение закрыла глаза. Вот сейчас, подумала она, вот сейчас я открою глаза — и окажусь в собственной квартире. В нашей с Леней квартире. Ко мне с радостным визгом бросится Пу И, и Леня позовет завтракать…

Она открыла глаза.

Перед ней был длинный и совершенно незнакомый коридор. По стенам через равные промежутки горели серебристые шары светильников, пол устилал голубой пушистый ковер. Дверей было столько, что казалось, будто это не жилой дом, а пятизвездочная гостиница.

Одна из дверей приоткрылась, появилась давешняя горничная Татьяна с глупым круглым лицом. Она катила перед собой тележку с постельным бельем. Увидев Лолу, почтительно сложила руки на переднике и бесцветным услужливым голосом осведомилась:

— Вам что-нибудь угодно, Алина Сергеевна?

— Мне угодно, чтобы ты исчезла! — раздраженно ответила Лола.

Она действительно хотела, чтобы исчезла эта незнакомая женщина, а заодно и этот коридор, вместе с роскошным ковром, стильными светильниками и прочей обстановкой.

— Как прикажете, — послушно отозвалась горничная и действительно исчезла. То есть просто скрылась в той комнате, из которой только что вышла.

Лола двинулась вперед по коридору. Поравнявшись с одной из дверей, она попыталась открыть ее. Дверь была заперта. Следующая дверь легко открылась. Лола заглянула в комнату. Там в глубоком кожаном кресле сидела «свекровь». Сдвинув на кончик носа очки без оправы, она увлеченно смотрела по огромному телевизору футбольный матч, сопровождая каждый удачный удар оглушительным воплем и подпрыгивая в кресле.

Обернувшись на скрип двери, «свекровь» уставилась на Лолу поверх очков и недовольным голосом произнесла:

— Ну что еще? Опять у тебя какие-то глюки? Занялась бы чем-нибудь полезным!

Тут же она отвернулась от Лолы и завопила:

— Судью на мыло!

Лола захлопнула дверь и двинулась дальше.

Впереди показалась лестничная площадка. Резные дубовые перила, темные деревянные панели. Ступени винтовой лестницы вели вниз. Они уютно заскрипели под Лолиными ногами.

Спустившись по лестнице, Лола попала в маленький холл, выложенный темной плиткой. Перед ней была высокая массивная дверь с ярко начищенной медной ручкой. Лола открыла ее и оказалась на высоком крыльце.

Это явно было заднее крыльцо дома.

Перед ним была узкая, усыпанная гравием дорожка, по обеим сторонам которой цвели синие ирисы. Дорожка слегка поворачивала вправо и скрывалась за густо разросшимися кустами жасмина. Лола, с невольно бьющимся сердцем, зашагала по этой дорожке. Идти было трудно, потому что все время спадали туфли. Прежде чем свернуть направо, она оглянулась.

Дом был довольно большой, двухэтажный, облицованный серым камнем. Судя по расположению окон, Лола вышла с его задней стороны. Вокруг не было ни души.

Лола глубоко вздохнула и двинулась вперед.

Дорожка пробежала среди густых кустов и вывела Лолу к высокой каменной стене. Точнее, к маленькой калитке. Лола дернула кованую ручку. Как и следовало ожидать, калитка была заперта.

Лола снова оглянулась. Окна верхнего этажа виднелись над кустами, и на какой-то миг ей показалось, что в одном из этих окон мелькнуло лицо. Но раздумывать и колебаться было некогда. Лола вцепилась кончиками пальцев в трещину в камне, уперлась ногой в основание стены и полезла наверх. Туфли пришлось бросить внизу. К счастью, стена была довольно неровной, и через минуту Лола уже сидела на ее верхнем краю. За стеной был редкий сосновый лес. Одна из сосен росла совсем рядом, и ее толстая ветка услужливо протянулась к самой стене, словно предлагая Лоле руку помощи.

Вспомнив некоторые яркие эпизоды из своей профессиональной карьеры, Лола ловко перебралась на ветку и меньше чем через минуту соскочила на плотную песчаную почву, густо усыпанную сосновой хвоей.

Она побежала прочь от дома, сжав зубы, потому что иголки ранили босые ноги.

Через несколько минут у Лолы закололо в боку, дыхание стало неровным, и она перешла на шаг. К счастью, впереди среди сосен показался просвет. Лола почувствовала второе дыхание и снова прибавила шагу. Идти стало легче, потому что дорога пошла под уклон, под ногами был ровный грунт, и вскоре она оказалась на обочине широкой асфальтированной дороги.

Невдалеке послышался звук приближающейся машины. Лола выбежала на дорогу и замахала руками. Из-за поворота показалась скромная темно-серая «девятка». С резким скрипом тормозов она затормозила рядом с Лолой, из водительского окошка выглянул лысоватый дядечка средних лет.

— Девонька, ты что же это людей пугаешь? — добродушно проговорил он. — Выскочила, понимаешь, на дорогу перед самой машиной… хорошо, у меня тормоза в порядке!

— Подвезите меня, пожалуйста! — взмолилась Лола.

Она вспомнила, что у нее нет ни копейки, и прибавила в голос жалостной интонации.

— А куда ж тебя, красавица, подвезти? — озадаченно проговорил водитель, открывая дверцу.

— Куда угодно! — Лола устроилась на сиденье и облегченно вздохнула, хотя в салоне неприятно пахло бензином. — Здесь есть какая-нибудь станция, или шоссе? Где вообще я нахожусь? До города далеко?

— Находишься ты, дочка, в моей машине, — солидно проговорил водитель, включив зажигание и набирая скорость. — А насчет всего прочего… ты что, выпила лишку, что не знаешь, куда попала?

— Да нет, я вовсе не пила… — жалобно проговорила Лола, осознав, насколько диким мог показаться водителю ее вопрос. — Просто заблудилась…

— Заблудилась? В таком виде? — водитель покосился на нее и с сомнением покачал головой. — Ну, не хочешь говорить — и не надо, твое дело… только на, лицо вытри… — и он протянул ей аккуратно выглаженный голубой платок.

Лола взглянула на себя в зеркало заднего вида. Лицо действительно было в пыли и в копоти. Откуда взялась копоть? Она провела по лицу платком, и в голове мелькнуло какое-то смутное воспоминание. Машина… запах бензина… в ту же секунду дорога перед машиной странно заколебалась, как коктейль в высоком стакане.

— Что это такое? — растерянно спросила Лола, повернувшись к водителю. — Что это с дорогой?

— С дорогой все в порядке, — ответил дядечка незнакомым гулким голосом, как будто он говорил из железной бочки. — С дорогой-то все в порядке, а вот с тобой…

Его лицо странно вытянулось и перекосилось, как отражение в кривом зеркале.

— Что… со мной… — попыталась выговорить Лола, но язык стал непослушным, сухим и шершавым, как наждачная бумага. Голова закружилась, перед глазами замелькали яркие круги, и Лола потеряла сознание.

Лола пошевелилась и застонала. Сквозь веки она почувствовала жаркие солнечные лучи и открыла глаза. Комнату заливало яркое солнце, за окном пели птицы. Судя по тому, как высоко стояло солнце, было уже далеко не раннее утро. И вообще не утро.

«Какой странный сон мне приснился, — подумала Лола, приподнимаясь на кровати. — Как будто я не у себя дома, а в каком-то совершенно незнакомом месте. И как будто я — это не я…»

— Пуишечка, детка! — окликнула Лола своего любимца.

Пу И не отозвался. Лола поднялась повыше и огляделась.

Это была не ее спальня. Это была та самая зеленая комната, в которой она проснулась в прошлый раз. Комната, в которой она проснулась в своем странном сне. Если, конечно, во сне можно проснуться.

Значит, это был не сон?

Лола напрягла память и вспомнила концовку своего сна.

Она сбежала из этого дома, остановила машину, села в нее… водитель дал ей платок… и после этого она потеряла сознание.

И тут у нее возникло отчетливое ощущение, что все это с ней уже было. То, что психологи называют дежавю. Она точно также ехала в машине… такой же сильный запах бензина… и такое же странное головокружение… потом последовал провал в памяти. Потом она проснулась в этой комнате.

А вот что было раньше? Что было перед этим? И тут Лола начала вспоминать весь свой вчерашний день.

Леня Маркиз начал новую операцию. И, как всегда, ему понадобилась ее помощь. Впрочем, это было вполне справедливо, они, как-никак, деловые партнеры, напарники. Правда, работа у них была необычная. Сам Леня называл себя мошенником экстра-класса и занимался он безболезненным и почти законным отъемом денег у тех, кто эти самые деньги не знал куда девать. Операции свои Леня обдумывал заранее и проводил с большой тщательностью.

Имя его было широко известно в узких кругах, и весьма часто к Маркизу обращались некоторые люди, по рекомендации разумеется, которым нужен был ловкий и неглупый человек для выполнения деликатных поручений. Лола, профессиональная актриса, была его правой рукой. Впрочем, и левой тоже. Так, по крайней мере, она считала. Так что помогать Лене было ее прямой обязанностью. Ужасно было другое.

— Лолка, — сказал ей вчера за завтраком Маркиз, выставляя перед своей подругой целую гору картофельных оладий, которые научила его готовить Лолина тетушка Калерия Ивановна. — Ты должна одеться очень скромно. Точнее, не столько скромно, сколько дешево и безвкусно. Все вещи должны быть с рынка.

С этими словами он аккуратно поставил на стол полный соусник. Соус к оладьям тоже был сделан по рецепту тети Кали — в сметану добавлялась долька чеснока, два пучка зелени, растирался кусок брынзы, и все это потом сбивалось в миксере.

— Ленечка, но это же самый настоящий садизм! — простонала Лола, толстым слоем намазывая на свежий круассан арахисовое масло, оладьи она игнорировала, потому что Ленька переложил в соус чеснок. — Ты мог хотя бы сказать мне это после завтрака? У меня совершенно пропал аппетит!

— Что-то непохоже! — отозвался Маркиз. — Кстати, арахисовое масло может плохо сказаться на твоей фигуре!

— Моя фигура тебя совершенно не касается! — возмущенно воскликнула Лола, едва не уронив круассан маслом вниз. — Мы с тобой — напарники, партнеры, и не больше!

— Вот именно поэтому я и беспокоюсь о твоей фигуре! Если ты пополнеешь, ты не сможешь пролезть в форточку…

Ленька ловко пригнулся, и только поэтому круассан не попал ему в нагло ухмыляющуюся физиономию. А попал в ни в чем не повинного попугая Перришона, который сидел на спинке Лениного стула и клянчил орехов.

— Кар-раул! — завопил попугай, перелетая на холодильник. — Тер-рор! Р-репр-рессии!