Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 3. Корабль мертвецов Риордан Рик
– И у тебя еще хватает…
Хэртстоун тронул его за рукав:
– Не надо.
Он опустился на колени рядом с драконьей башкой, чтобы Олдерману были видны его руки.
– Я этого не хотел, – показал Хэртстоун. – Прости.
Дракон приподнял губу, обнажив клыки:
– Возьми. Дощечку. Предатель.
Внутреннее веко Олдермана закрылось; коварные зеленые глаза подернулись пеленой. Из ноздрей вырвался последний завиток дыма. И огромная туша мистера Олдермана застыла на веки вечные.
Я думал, он вернется в эльфийское обличье. Но он не вернулся.
Его мертвое тело как будто само выбрало облик дракона.
Хэртстоун поднялся на ноги. Лицо у него было отрешенное: будто он посмотрел фильм, снятый инопланетянами, и теперь гадал, что бы это значило.
Блитцен повернулся ко мне:
– Ты молодец, сынок. Это надо было сделать.
А я в ответ лишь обалдело таращился на гнома.
– Ты вышел против дракона один на один, – наконец выдавил я. – Ты заставил его отступить.
– Не люблю таких жлобов, – пожал плечами Блитцен. И указал на мои ноги. – Надо бы подобрать тебе новые штаны, сынок. С этой рубашкой темный хаки будет неплох. Или серая джинса.
Понятно, почему Блитц уходит от разговора. Просто не хочет, чтобы все наперебой восхищались его доблестью. Он-то сам не считает, что совершил что-то из ряда вон. Просто заступился за лучшего друга. И мой вам совет: не вздумайте обижать лучших друзей Блитцена.
Хэртстоун обернулся к призраку брата.
– Мы попытались, Хэрт, – жестами сказал Андирон. – Только себя не вини.
Даже в размытых тающих чертах хорошо читалось то, чего мистер Олдерман никогда не испытывал к Хэртстоуну. А вот Андирон испытывал. В глазах мальчика-призрака жила любовь.
Хэрт вытер глаза. Он отвернулся и уставился в чащу, приходя в себя. И сказал знаками Андирону:
– Я не хочу снова тебя потерять.
– Знаю, – отозвался призрак. – Я не хочу уходить.
– Отец… – начал было Хэрт.
Андирон рубанул ладонью по ладони, говоря: «Довольно!»
– Не трать больше на него времени, – сказал Андирон. – Он украл достаточно твоей жизни. Ты съешь его сердце?
Это еще что за бред?! Наверное, я что-то напутал в знаках.
Хэрт помрачнел и ответил:
– Не знаю.
– Подойди, – жестом позвал Андирон.
Хэртстоун нерешительно приблизился к призраку.
– Я расскажу тебе секрет, – показал Андирон. – Когда я шептал в колодец, я загадал желание. Я загадал стать таким же добрым и хорошим, как ты, брат. Ты лучший на свете.
Мальчик раскинул призрачные руки. Хэртстоун наклонился, чтобы обнять его, и призрак растаял, превратившись в белый дымок.
В ладонь Хэрта упала руна Одал. Хэрт несколько мгновений смотрел на нее, точно на какую-то диковину. Будто ждал, что вот-вот объявится ее владелец и заберет назад. А потом сомкнул вокруг руны пальцы и припечатал ее ко лбу. И произнес слово, которое я прочел по губам:
– Спасибо.
И тут в драконьей груди что-то задребезжало. Я уже испугался, что Олдерман вдруг ожил, но быстро догадался, что это Джек. Меч Лета, стремясь на волю, отчаянно дергался в сердце дракона.
– ЗАСТРЯЛ! – приглушенно голосил он. – ВЫНЬТЕ-МЕНЯ-ОТСЮДА!
Я опасливо переступил босыми ногами в направлении кислотной клоаки. Кровь все еще сочилась из драконьей груди и стекала в дымящуюся вязкую лужу. Ближе мне никак не подобраться.
– Джек, мне не дотянуться! Ты сам не можешь вытащиться?
– ДАВАЙ-ТЯНИ-ЖИВО! – заорал Джек. – ГОВОРЮ-ЖЕ-ЗАСТРЯЛ!
Я озадаченно насупился.
– Как нам его высвободить? – спросил я у Блитца.
Блитц сложил ладони рупором и прокричал Джеку, как будто через Большой Каньон:
– Джек, подожди немного! Драконья кровь выдохнется примерно через час! Тогда мы тебя вытащим!
– ЧЕРЕЗ-ЧАС-ДА-ВЫ-РЕХНУЛИСЬ?! – Рукоять Джека ходила ходуном, но сам он прочно засел в Олдермановой грудной клетке.
– Ничего, он переживет, – заверил меня Блитцен.
Ему-то легко говорить. Не ему потом жить с этим мечом.
Блитц тронул Хэрта за плечо.
– Мы поищем точило, – просигналил он. – А ты как?
Хэрт крепко стиснул руну Одал. Вгляделся в драконью морду, будто ища в ней знакомые черты. И упрятал руну наследия в свой кисетик. Теперь набор был полным.
– Вы идите, – ответил он. – Я пока тут побуду.
Блитцен понимающе покивал:
– Конечно, дружище. Тебе предстоит серьезный выбор.
– Какой еще выбор? – полюбопытствовал я.
Блитцен посмотрел на меня снисходительно, как на малое несмышленое дитя.
– Пойдем, Магнус, – вздохнул он. – Покопаемся в сокровищах.
Долго искать груду сокровищ нам не пришлось. Потому что она занимала чуть ли не всю пещеру. В самой середине она была примята драконьей тушей – следовательно, тут мистер Олдерман устроил себе ложе. Неудивительно, что его так перекосило. Поспи-ка на всех этих монетах, мечах и драгоценных кубках – и не миновать искривления позвоночника.
Я двинулся в обход груды, зажав нос, потому что вонища тут стояла невыносимая. Во рту у меня все еще был привкус террариума с уроков биологии.
– А камень-то где? – спросил я. – Тут что-то не видно всех этих штучек из Олдермановых витрин.
Блитц поскреб бороду:
– Драконы, вообще-то, тщеславны. Вряд ли он стал бы выставлять напоказ всякие скучные минералы. Их он закопал поглубже, а наверху разложил красивые блестяшки. И, кстати, вот интересно… – Он нагнулся рядом с грудой, выискивая что-то на земле. – Ха! Ну, точно, как я и думал. Погляди-ка!
Из-под горы золота торчала плетеная тесемка.
Я узнал ее почти сразу:
– Это… это тот волшебный рюкзак, что мы забрали у Андвари?
– Ага! – просиял Блитцен. – На нем-то сокровища и рассыпаны. Олдерман был злющим скрягой, но никак не дураком. Сокровища готовы к эвакуации на случай стремительной перемены места жительства.
По-моему, так украсть сокровища гораздо проще. Но кто я такой, чтобы спорить с мертвыми драконами?
Блитц потянул тесемку. Вокруг горы сокровищ вздыбились брезентовые валы; груда дрогнула и съежилась. И вот у наших ног уже лежит простая торба, в которой хорошо и картошку носить, и транспортировать побрякушки ценой в несколько миллиардов долларов. Блитц поднял рюкзак двумя пальцами.
Возле дальней стены пещеры, прежде прикрытые грудой сокровищ, притаились десятки Олдермановых артефактов. Кое-какие помялись и потрескались под тяжестью золота. Но, на наше счастье, камни – штука прочная. И я поднял с земли тот самый серый камень, который видел во сне. Я держал его в руках и почему-то не исполнялся неземного восторга. Ангельские голоса не звучали у меня над головой. Я не ощущал себя всемогущим сокрушителем загадочных и непобедимых стражей Квасирова меда.
– И всего-то… – пробормотал я. – И стоило ради этого… – У меня даже слов не хватало описать все наши великие жертвы. Особенно Хэртстоуна.
Блитцен снял пробковый шлем и провел пятерней по влажным от пота волосам. Хоть в пещере и смердело мертвечиной и гнилью, ему определенно нравилось здесь больше, чем под палящим солнцем.
– Не знаю, что сказать, сынок, – ответил он. – Могу лишь предположить, что этим камнем надо будет затачивать какие-то клинки.
Я бросил взгляд на коллекцию Олдермана:
– Может, еще что-нибудь прихватим? Чтоб уж не возвращаться.
– Надеюсь, возвращаться не придется. Я тоже что-то подустал. – Гном неохотно водрузил шлем на голову. – Пойдем-ка наружу. Не хочу оставлять Хэртстоуна надолго одного.
Однако, как выяснилось, Хэрт был не один.
Каким-то образом он ухитрился освободить Джека. Теперь меч сменил профиль с колющего оружия на рубящее. Он вился возле мертвой туши и, кажется, ни много ни мало, вскрывал грудную клетку дракона. А Хэрт им руководил.
– Эй, стоп-стоп-стоп! – опешил я. – Вы, ребята, чем тут занимаетесь?!
– О, привет, сеньор! – Джек завис в горизонтальной позиции. И голос у него звучал на удивление бодро для меча, перемазанного в крови. – Эльф попросил меня произвести вскрытие. По крайней мере, мне показалось, что именно об этом он и попросил. Ну, и раз уж он пустил в ход рунную магию ради моего освобождения, то долг, как говорится, платежом красен. О, кстати, и я уже срубил с пальца кольцо! Вот оно – бери и неси!
Я опустил взгляд. И правда, в нескольких дюймах от моей босой ноги поблескивало кольцо Андвари – все еще надетое на распухший драконий палец. Ой, кажется, меня сейчас стошнит.
– В смысле – «бери и неси»? Куда еще его нести?
– Мы положим его к остальным сокровищам, – прожестикулировал Хэрт. – Отнесем на реку и вернем Андвари.
Блитцен подобрал драконий палец и кинул в рюкзак Андвари.
– Нам бы лучше с этим не затягивать, сынок, – заметил он. – А то как бы кольцо не начало действовать.
– Ну ладно, только… – Я ткнул пальцем в частично расчлененного дракона.
Сам я никогда не охотился, но мама как-то встречалась с дядькой-охотником. Он брал нас с собой в лес и обучал меня потрошить дичь, чтобы повыделываться перед мамой. (Зря, между прочим, старался. Ни меня не научил, ни с мамой ничего не вышло.)
То есть я примерно представлял себе эту процедуру. И потому я прекрасно понимал, чем занят Джек. Он вырезал прежде жизненно важный, а ныне безжизненный орган из тела мистера Олдермана.
– А это ты зачем?.. – просипел я.
Джек расхохотался:
– Да ладно тебе, сеньор, я-то думал, ты в курсе! Если убьешь кольцевого дракона, нужно вырезать его сердце, зажарить и съесть.
Вот тут-то меня наконец и стошнило.
Глава XXVIII
Чтобы я снова взялся жарить вражье сердце? Нет уж, дудки!
А ведь меня ни разу не вырвало с самого начала нашего похода. До сего момента я был, что называется, профессионал-нетошнотик.
Но съесть драконье сердце – или что там вместо сердца у этого упыря Олдермана? Нет уж, фигушки. Это определенно перебор.
Я уковылял подальше в чащу, и там меня выворачивало не знаю сколько времени. Я чуть совсем не вырубился. Наконец появился Блитц. Он похлопал меня по плечу и повел куда-то прочь от поляны, приговаривая:
– Ничего, сынок. Я понимаю. Давай-ка уже пойдем.
Когда в голове у меня чуточку прояснилось, я понял, что Блитцен ведет меня к реке – туда, где когда-то квартировал Андвари. По пути я предпочитал от греха подальше помалкивать, только иногда ойкал, если наступал босой ногой на камень, или ветку, или гнездилище альфхеймских муравьев.
Ну, вот и пришли. Мы стояли на вершине небольшого водопада. Я заглянул в озерцо, где раньше жил Андвари. С прошлого моего визита мало что изменилось. Склизкий хмырь тогда прикидывался юркой рыбешкой. Может, и сейчас прикидывается, кто его знает. А может, когда мы его ограбили, он решил плюнуть на все, подался во Флориду и зажил там счастливой пенсионерской жизнью. Если честно, я бы к нему сейчас с радостью присоединился.
– Готов? – Голос Блитцена звучал как-то напряженно. – Мне понадобится твоя помощь.
Я покосился на него сквозь мутно-желтый туман, стоявший перед моими глазами. Блитц держал торбу над водой, готовый уронить ее вниз, но руки его почему-то тряслись. Он дернул рюкзак назад, точно защищая его содержимое от злой судьбы, потом снова вытянул руки, но через силу, с трудом. Будто толкал груженый вагон.
– Просто… так… не дается, – прокряхтел Блитцен. – Не по-гномьи… бросать… сокровища… Тяжко…
Неимоверным усилием воли мне удалось переключиться с режима «Съесть драконье сердце?! Да какого Хеля!» Я ухватил рюкзак за вторую лямку. И тут же понял, почему Блитцен так странно себя ведет. В мою голову потоком хлынули грандиозные идеи, на что можно потратить сокровища. Купить роскошный дом! (Нет, погоди… у меня уже имеется роскошный дом дяди Рэндольфа, и он мне даром не нужен.) Приобрести яхту! (У меня уже есть одна – большая и желтая. Так что спасибо, обойдусь.) Накопить на пенсию! (Но ведь я уже умер.) Отправить детей учиться в университет! (У эйнхериев не бывает детей. Я уже умер, повторяю для забывчивых.)
Рюкзак задергался и заизвивался. Похоже, он решил сменить тактику.
«Ладно, – зашептал он в моей голове, – а помочь бездомным не желаешь? Подумай, сколько добра ты смог бы сотворить на это золото. И этот мешочек – лишь начало! Надень кольцо, и богатства потекут к тебе рекой! Жилище для бездомных! Еда для голодных! Курсы повышения квалификации для безработных!»
Звучало, конечно, заманчиво… Но я понимал, что это лишь уловка. Эти сокровища никому не принесут добра. Я опустил взгляд на свои голые ноги, поцарапанные и грязные. Вспомнив удушающее драконье зловоние, я подумал о Хэртстоуне – какое печальное у него было лицо, когда он прощался с отцом, – и пробормотал:
– В гробу я видал эти сокровища.
– Вот именно, – согласился Блитц. – Ну что, на счет три? Раз, два…
И мы закинули рюкзак в озерцо. Я едва сдержался, чтобы не прыгнуть следом.
– Принимай подарочек, Андвари, – сказал я. – Будь здоров.
А может, Андвари там и не было. В таком случае мы сделали семейку форелей миллиардерами.
Блитц облегченно вздохнул:
– Ну, хоть одно бремя с плеч долой. А теперь… еще одно.
Мой желудок снова взбунтовался.
– А мне правда надо есть это самое…
– Драконье сердце? Тебе? – Блитцен затряс головой. – То есть, конечно, убил его ты… Но тут другой случай. Тебе не надо его есть.
– Хвала богам!
– Его надо съесть Хэрту.
– Что?!
Блитц понурился:
– Понимаешь, Магнус, дракон ведь ему родня. Если убиваешь кольцевого дракона, нужно непременно уничтожить сердце. Только так его душа упокоится в мире. Можно его просто сжечь…
– Ну вот, отличное решение!
– … а можно съесть его. И тогда ты наследуешь память дракона и его мудрость.
Иметь в голове мемуары такого папаши и его весьма сомнительную мудрость – по-моему, удовольствие ниже среднего. Непонятно, на кой Хэртстоуну это сдалось. И к чему ему вообще заморачиваться упокоением драконьей души? Андирон же ясно сказал ему: «Не трать больше на него времени». Вот воистину стоящий братский совет, разве нет?
– Но если Хэрт… То есть, а это разве не каннибализм? Или драконо… лизм? Или что-то типа того?
– Тут я точно не скажу, – ответил Блитцен таким голосом, будто на самом деле хотел рявкнуть во всю глотку: «ДА, Я ЗНАЮ, ЭТО СТРАШНАЯ МЕРЗОСТЬ». – Пойдем, поможем ему… что бы он ни решил.
Джек с Хэртстоуном соорудили костер. Хэртстоун держал над огнем вертел, а Джек парил рядышком, распевая «Польку пивной бочки»[59] во всю мощь несуществующих легких. Хэрт, будучи глухим, представлял собой идеальную публику.
Картина почти идиллическая. Если, конечно, не обращать внимания на гниющую рядом пятитонную тушу, кислую мину Хэртстоуна и на вертел с блестящим, сочным шматом мяса величиной с баскетбольную корзину. И еще на запах шашлыка. Сердце мистера Олдермана пахло как обычная еда. И от этого меня чуть снова не стошнило.
– Получилось? – просигналил Хэрт одной рукой.
– Да, – ответил Блитцен. – Сокровищ и кольца больше нет. Рыбки разбогатели.
Хэртстоун удовлетворенно кивнул. В его светлой шевелюре застряли комочки земли и листья. Как будто лес усыпал его конфетти по случаю праздничной кончины отца.
– Хэрт, дружище. – Я указал на сердце. – Тебе не обязательно это делать. Должен быть другой выход.
– И я о том же! – встрял Джек. – Он меня не слышит, ясное дело, но все же!
Хэрт начал было отвечать одной рукой, но это все равно что говорить без гласных. Так что он сдался. Показал сначала на меня, потом на вертел:
– Подержи его немного.
Я не горел желанием приближаться к драконьему сердцу. Но я тут единственный, кто может и говорить и держать вертел. Хэрт будет читать по моим губам. У Блитцена лицо скрыто сеткой, он беседует с Хэртом только руками. А от Джека и вовсе проку мало.
Поэтому я принял дежурство по вертелу. Сердце оказалось довольно тяжелым и угрожающе вихлялось на шаткой конструкции из двух рогатин. В общем, чтобы оно не свалилось в огонь, за ним нужен был глаз да глаз.
Хэртстоун размял пальцы, готовясь к длительной беседе. Кадык у него ходил ходуном, словно его горло заранее противилось сегодняшнему фирменному блюду.
– Если я съем сердце, – показал Хэртстоун, – знания моего отца не исчезнут.
– Это да, – согласился я. – Но на что тебе эти знания?
Его пальцы на мгновение замерли в воздухе.
– Это память о матери, об Андироне. О наших предках. Это знание нашей… – Он изобразил букву «И». И я догадался, что это, наверное, значит «история». Хотя жест больше напоминал удар учительской линейкой по пальцам школьника-лоботряса.
– Но ведь ты все это будешь видеть глазами отца, – возразил я. – А твой отец – отрава ползучая. Андирон же сказал: ты ничем ему больше не обязан. Плюнь ты на его мудрость.
Джек захихикал:
– Ну что я говорил? Ведь, в конце концов, этот тип собирал булыжники!
Иногда я только радуюсь, что у Джека с Хэртом языковой барьер.
Хэртстоун стиснул зубы. Меня-то он хорошо понял, только вряд ли я сказал что-то новое. Он и сам отнюдь не жаждал съесть эту пакость. Но это было для него… даже не знаю, как назвать… Ну, обязательство, что ли. Долг чести. Или у Хэрта теплилась надежда, что в глубине отцовской души отыщется хоть искорка любви к старшему сыну. Хоть что-то, что помогло бы очистить память о мистере Олдермане.
А я вот на такое не стал бы надеяться. По мне, так лучше не разгребать эти завалы. Если лицо уродское, то наверняка за ним обнаружится уродская душонка в обрамлении уродской биографии. Уродские знания мистера Олдермана отравят Хэртстоуна, если он их в прямом смысле слова переварит. Надо найти вегетарианское решение. Или буддийское. На худой конец сообразить что-нибудь из разряда еды для зеленоволосых.
Блитцен уселся, закинув ногу на ногу, и похлопал друга по колену.
– Тебе решать, – сказал он руками. – Но душа упокоится, что бы ты ни выбрал.
– Да! – с жаром поддержал я гнома. – Сожги это сердце! Пусть оно…
И тут я дал маху. Чересчур перевозбудился. Переключился на Хэрта и напрочь позабыл о своих обязанностях шеф-повара. И чуточку резковато повернул вертел. Сердце обрадованно встрепенулось, подпорки подкосились, и все сооружение рухнуло в костер.
Думаете, этим все закончилось? Ха, держите карман шире! Я все устроил так, что стало в тыщу раз хуже. О, молниеносная и бездумная реакция эйнхерия! Спасибо тебе огромное. Потому что, повинуясь этой самой реакции, я попытался поймать падающее в костер сердце. И даже почти поймал. Но оно все равно выскользнуло из рук и шлепнулось в огонь. И полыхнуло так, словно его желудочки были до краев налиты бензином. Красная вспышка – и, прощай, сердце!
Ну ладно. Это-то еще полбеды. Но ведь и это не конец истории. Сердце, истекающее соком, оставило на моих пальцах жирные отметины. И обожгло вдобавок. А что делают все нормальные люди, когда обжигают пальцы? Правильно, тянут их в рот. Именно так я и поступил. Аплодисменты сказочному кретину Магнусу Чейзу!
На вкус оказалось что-то вроде смеси перца чили со сладким фруктовым сиропом. Я вытащил пальцы изо рта и принялся яростно отплевываться. Я попробовал срыгнуть и обтер язык. Я ползал вокруг костра, плюясь и стеная:
– Ох, нет! Тьфу! Нет! Тьфу! Не-е-ет!
Но было поздно. Крошечные капельки драконьей крови просочились в мой организм. Я чувствовал, как они впитываются в язык и струятся по кровеносным сосудам.
– Сеньор! – Джек подлетел ко мне, сияя оранжевым. – Ты напрасно это сделал!
Мой меч феноменально крепок задним умом. Иногда просто зла не хватает, честное слово.
Лицо Блитцена было скрыто под сеткой, но сам он помертвел, точно опять обратился в камень.
– Сынок! О боги, ты как? Драконья кровь, она… она кошмар что творит с ДНК. У людей ведь есть ДНК, да?
Лучше бы не было. Я схватился за живот. А вдруг я уже превращаюсь в дракона? Или еще хуже: в злющего эльфийского папашу?
Я заставил себя посмотреть Хэртстоуну в глаза.
– Хэрт, я… прости меня, пожалуйста. Я нечаянно, клянусь. Я не хотел…
И тут я умолк. Потому что сам себе не верил. Так с чего Хэрту слушать мои извинения? Это я предлагал сжечь сердце. Ну и вот… сжег. Да еще и на вкус попробовал.
Лицо Хэрта застыло от ужаса.
– Скажи мне, что сделать, – взмолился я. – Я найду способ все исправить…
Хэртстоун поднял руку. Приступы ярости у него случаются крайне редко. И я знаю, как это бывает. Хэрт словно воздвигает перед собой ледяную стену. Но сейчас он смотрел совсем по-другому. Наоборот, лицо эльфа как будто смягчилось, напряжение ушло. Казалось, ему легчало на глазах.
– Это вирд, – прожестикулировал Хэрт. – Ты убил дракона. Судьба решила, что ты вкусишь его крови.
– Но… – Я хотел было опять просить прощения, но осекся. Лицо Хэрта ясно говорило, что не надо больше извиняться.
– Ты даровал покой душе моего отца, – ответил Хэрт. – Ты снял бремя с моих плеч. Однако, возможно, тебе придется заплатить за это. Это я прошу прощения.
Здорово, что Хэрт не злился. Но вот этот его участливый взгляд как-то настораживал. Хэрт будто ждал, как я среагирую на драконью кровь.
Где-то наверху раздался щебечущий голосок:
– Ну и болван!
Я весь передернулся.
– Все хорошо, сеньор? – спросил Джек.
Я задрал голову и вгляделся в зеленые кроны. Там никого не было.
Но тут еще один тоненький голосок прочирикал:
– Он даже не догадывается, что натворил, верно?
– Совсем не догадывается, – подтвердил первый голос.
И тут я увидел, кто это говорит. Футах в двадцати над нами устроились на ветке два дрозда. Они щебетали и чирикали, как самые обычные пичуги. Но почему-то я их понимал.
– Ох, битые скорлупки! – выругался первый дрозд. – Он нас заметил. Летим! Летим!
И обе пташки унеслись прочь.
– Сынок! – позвал Блитцен.
У меня сердце упало. Что со мной сталось?! Это глюки такие или что?!
– Д-да, – промямлил я. – Ага. Все хорошо. Кажется.
Хэртстоун недоверчиво уставился на меня, но спорить не стал. Он поднялся на ноги и окинул прощальным взглядом тело своего отца.
– Мы слишком задержались, – произнесли его руки. – Давайте скорее отнесем точило на корабль. Может быть, мы уже опоздали.
Глава XXIX
Мы едва не становимся норвежским аттракционом для туристов
Прыжок со скалы – самое обыкновенное и скучное, что мне довелось совершить в Альфхейме.
Мы с Блитцем и Хэртом поднялись на каменистый выступ на краю владений Олдермана. В таком местечке делец-мегаломаньяк мог стоять, озирать земли соседей и думать: «Когда-нибудь все это будет моим! Бу-га-га!»
Высоты как раз хватало, чтобы переломать ноги, поэтому Хэрт заявил, что лучше места не придумаешь. Мы прыгнули, и он использовал – Райдо, руну путников. Воздух вокруг нас пошел рябью, и вместо того, чтобы разбиться в лепешку о землю внизу, мы рухнули кучей на палубу «Большого банана», в аккурат на Хафборна Гундерсона.
– Элдусфифлы! – взревел Хафборн.
(Это еще одно его любимое ругательство. По его словам, так звали идиотов, которые ничего не делают, только целыми днями сидят у общего очага – деревенских дурачков, в общем. К тому же, звучит-то как оскорбительно: эл-дус-фифл!)
Мы слезли с него и принесли извинения, а потом я исцелил его руку, которая все еще была в повязке и срослась не до конца, а под весом свалившейся из ниоткуда гномьей задницы сломалась снова.
– Хмф, – фыркнул Гундерсон. – Пожалуй, я согласен вас простить. Но я только что вымыл голову. Вы испортили мне прическу!
На мой взгляд, его волосы выглядели точно так же, как всегда, и я не понял, шутит он или серьезно. Хотя, судя по тому, что он не зарубил нас на месте своим топором, Гундерсон не слишком расстроился.
В Мидгарде сгущалась ночь. Наш корабль плыл в открытом море под звездной паутиной. Блитцен сбросил плащ, перчатки и тропический шлем и глубоко вдохнул:
– Наконец-то!
Первой на палубу вышла Алекс Фьерро, одетая как стиляга из пятидесятых: черно-зеленые волосы зализаны назад, белая рубашка заправлена в джинсы цвета лайма.
Читать бесплатно другие книги:
