Корейская волна. Как маленькая страна покорила весь мир Хонг Юни

– 6 —

Почему поп-культура? Или неудача – это завтрак чемпионов

Кто-то может задаться вопросом, почему Корея концентрируется именно на поп-культуре в своем стремлении к международному успеху, если данная сфера была почти исключительно прерогативой англоязычного мира на протяжении века? Самый популярный культурный критик Кореи Ли Мун Вон напоминает: «Очень немногие страны когда-либо пытались продать свою поп-культуру Соединенным Штатам. Даже Япония не осталась в стороне».

Культурные амбиции Кореи – это не просто наглость. И они не появились из ниоткуда. Они были рождены необходимостью. И под необходимостью я имею в виду стыд. После десятилетий целенаправленных усилий, сконцентрированных на том, чтобы выбраться из нищеты, экономический бум 1997 года в Южной Корее пробил стену азиатского финансового кризиса.

Если бы не кризис, корейской волны никогда бы и не случилось.

Чрезвычайная долговая ситуация, которая привела к остановке многих экспортных поставок, вынудила южнокорейские индустрии, включая шоу-бизнес, мыслить нестандартно, чтобы компенсировать потерю доходов.

До кризиса южнокорейская индустрия развлечений не предпринимала решительных действий по экспорту своих товаров за границу.

В конце концов, кто захочет слушать песни или смотреть шоу на корейском? Но будучи прижатыми к стенке представители шоу-бизнеса решили, что должны продавать свои фильмы, телевизионные шоу и музыку остальной части Азии. Они и не подозревали, какой местной зависимостью это обернется.

Финансовый кризис, начавшийся в Таиланде, вызванный уникальным стечением обстоятельств – задолженностью, паникой кредиторов и проблемами в регионах, – затронул большую часть Азии, включая Южную Корею. В декабре 1997 года корейское правительство провело переговоры о предоставлении ему Международным валютным фондом займа в размере около пятидесяти семи милиардов долларов США. (В конечном итоге потребовалось лишь девятнадцать с половиной милиардов долларов.) День, когда они обратились с просьбой о предоставлении кредита, был назван Днем национального смирения. Президент Ким Ён Сам по телевизору обратился к жителям страны с речью, в которой заявил, что «каждый день он раскаивается» в том, что втянул страну в эту ситуацию.

По сей день корейцы называют азиатский финансовый кризис «кризисом МВФ», потому что, по их мнению, взятие кредита привело к самым жестоким последствиям для всех. Удивительно, но Южная Корея смогла погасить данный кредит в 2001 году – на три года раньше срока. Это достижение, на которое экономисты часто ссылаются по сей день при обсуждении решений текущего долгового кризиса Европы (Греции).

Как такое удалось Южной Корее?

В основном, с помощью драконовских мер, таких как прекращение выдачи кредитов, которые местные банки раздавали слишком свободно чеболям – корейским мегаконгломератам, таким как Samsung и Hyundai.

Данная мера вынудила более половины южнокорейских чеболей закрыться и привело к болезненным побочным эффектам, включая сумасшедшую безработицу и повышение процентных ставок.

Богатые женщины отказались от своих обручальных колец, а спортсмены превратили трофеи и медали в слитки, чтобы помочь национальному делу.

Частные золотые пожертвования составили восемь метрических тонн золота только за первую неделю.[26]Южная Корея знала, что еще не так давно была очень бедной страной, а теперь она узнала, что способна преодолеть самые тяжелые последствия Корейской войны и победить бедность благодаря общенациональному усилию.

Возврат кредита был мелочью по сравнению с более серьезной проблемой: у Кореи еще осталась весомая проблема с имиджем. Тхэ Хо Ли помнит неожиданный странный звонок из Голубого дома – президентской резиденции Кореи – в феврале 1998 года. Новый президент Ким Дэ Чжун, которому пришлось разбираться с долговым кризисом, попросил Ли о помощи. В то время Ли был главой корейского филиала Edelman, гиганта по глобальным связям с общественностью. «Я подумал, зачем им понадобился я? Я ведь просто пиарщик».

Но именно поэтому Ли и позвонили. Корея хотела провести ребрендинг – возможно, крупнейшую национальную кампанию по ребрендингу в мировой истории. «Мне сказали: «Все считают, что Корея находится в кризисе, мы теряем инвесторов и т. д.» Этим и объясняется беспрецедентное решение корейского президента обратиться к PR-компании за помощью. Последовавший затем первый масштабный шаг по распространению информации Ли назвал «присоединением к мировой деревне».

Если люди думают, что Корея – это страна, погрязшая в кризисе, почему бы не сыграть именно на этом? «Корейцы хороши в кризисе», – сказал он, имея в виду те времена, когда страна была захвачена: Великобританией, Россией, Китаем, Японией и Соединенными Штатами. «Только две страны выжили после сотен вторжений: Шотландия и Корея».

Таким образом, вместо того, чтобы избегать слова «кризис», его фактически сделали ключевым символом книги, которую Тхэ Хо Ли и президент Ким Дэ Чжун опубликовали через месяц после того звонка из Голубого дома. Эта книга, получившая недвусмысленное название – «Korea: On Course and Open for Business»[27], – была ориентирована на потенциальных международных инвесторов. В ней продвигалась идея, что кризис открывает в людях лучшее, и рассказывались интересные истории о корейских рабочих, которые были уволены и начали новую жизнь, получив необходимые знания и навыки. «До кризиса Корея была закрытой страной, – вспоминает Ли. – Корейские СМИ, всегда считавшие международных инвесторов врагами и экономическими захватчиками, наконец открыли свой мир для других». Еще один большой сдвиг заключался в том, что корейская молодежь набралась решимости стать предпринимателями.

«До кризиса студенты были просто студентами, – говорит Ли. – После кризиса многие молодые люди открыли свой бизнес». Он приводит пример Ли Чжэ Вунга, основателя Daum Communications, компании, которая создала один из первых веб-порталов для пользователей всего мира. В 1995 году Ли Чжэ Вунг, только-только окончив аспирантуру, основал компанию. А когда кризис ударил по Корее, он столкнулся с выбором: прогнуться или сделать что-то безумное. Он предпочел второй вариант.

Тхэ Ли рассказал: «Он продавал акции компании на улице. Он обещал людям, что, если они купят его акции, взамен получат зимнее пальто. То была поистине критическая ситуация. Но теперь Ли Чжэ Вунг очень богатый человек». В 2012 году компания Daum получила доход примерно в полмиллиарда долларов.

Чеболям, которые пережили кризис, требовалось полностью пересмотреть свои стратегии.

Samsung перестал производить автомобили (хорошая идея!) и сосредоточился на электронике. Hyundai поступил наоборот: сократил свой отдел электроники, чтобы сосредоточиться на автомобилях.

Корея приняла часть своих лучших решений именно после кризиса. Ее информационные технологии, поп-культура, дорамы, фильмы, индустрия видеоигр, какими мы их знаем сегодня, появились благодаря последнему шансу, когда других шансов выбраться из экономической дыры практически не осталось. (Все эти отрасли мы обсудим в следующих главах.)

Период огромных долгов может показаться худшим временем для открытия совершенно новых отраслей. Корея могла бы поддерживать уже имеющиеся и без того успешные продукты, такие как мобильные телефоны и полупроводники. Почему же она захотела переключить свое внимание на нечто настолько неосязаемое и непостоянное, как медийная сфера? Например, поп-культура?

Данный, казалось бы, странный план был детищем президента Ким Дэ Чжуна. Он известен своим историческим саммитом в 2000 году с северокорейским лидером Ким Чен Иром, и фотография этих двух мужчин, пожимающих руки, произвела фурор во всем мире. В том же году Ким Дэ Чжун был удостоен Нобелевской премии. Его последние годы (он умер в 2009 году) омрачились шокирующими утверждениями о том, что он, по сути, заплатил за ту фотосессию, передав сотни миллионов долларов северокорейскому правительству. Но что касается этой книги, то Ким – однозначно и безоговорочно герой Халлю.

Кризис МВФ выявил линию разлома в корейской экономике: страна стала чрезмерно зависимой от чеболей – мега-конгломератов. Если чеболи разорялись, то и народ страдал.

Корея не имеет природных ресурсов, у нее очень мало пахотных земель. Проблема усугубляется тем, что расходы на рабочую силу за последние двадцать лет возросли настолько резко, что страна не может полагаться исключительно на промышленное производство как на источник богатства.

В Корее существует еще одна проблема. По словам корейского экономиста, который к тому же является моим отцом, стране не хватает одного огромного преимущества, благодаря которому почти все другие промышленно развитые страны получали выгоду в течение многих лет. Она до сих пор не позволила военным взять в руки разработку технологий. «Со времен Второй мировой войны, – говорит он, – страны инвестируют значительные средства в технологии для армии и оборонной промышленности. Исследования, которые они проводят, затем применяются и в остальных сферах».

Например, технология GPS, которая в настоящее время широко используется в смартфонах и автомобилях, разработана Соединенными Штатами и бывшим Советским Союзом в 1970-х годах для использования в аэронавигации и для слежения за ядерными боеголовками. Реактивные двигатели изобретены Германией и Великобританией для использования в самолетах Второй мировой войны.

В противоположность этому Корея не разрешает использовать военные технологии в широких масштабах. В соответствии с договором 1953 года о взаимной обороне между Южной Кореей и США, Южная Корея не имеет права принимать никакие крупных военные решения без поддержки Соединенных Штатов. Другими словами, Корея не может конкурировать с крупными технологическими «игроками» в определенных областях. Поэтому она вынуждена сосредоточиться на других сферах.

Президент Ким Дэ Чжун продвигал информационные технологии, что оказалось очевидным и очень удачным решением. Все, что вам действительно нужно, это отличные программисты. Также он нацелился на поп-культуру.

По словам Чой Ын Бок, чиновника из Министерства культуры, спорта и туризма Кореи, Ким Дэ Чжун восхищался тем, какой огромный доход получает США благодаря фильмам, а Великобритания – мюзиклам. Он решил использовать опыт этих двух стран в качестве критериев для создания индустрии поп-культуры в Корее.

Был ли Ким Дэ Чжун не в себе?

Идея создать индустрию экспорта поп-культуры с нуля во времена финансового кризиса кажется такой же сумасшедшей, как решение взять на необитаемый остров фрисби вместо еды.

Но в ее безумии есть система. Создание поп-культуры не требует огромной инфраструктуры. Все, что действительно необходимо – время и талант.

Страны всегда экспортировали товары, которые никому не нужны. Например, Китай XIX века действительно не смог бы обойтись без британского опиума? Нуждались ли судьи в Бомбее в тяжелых, потных париках английских адвокатов? Зачем Корее тушенка?

Американка во мне легко принимает поп-музыку как должное. Что еще слушать угрюмым подросткам, чтобы разозлить своих родителей или справиться со скукой однообразной жизни в пригороде. Но в местах без долгой истории либерализма, – а это большая часть мира за пределами Соединенных Штатов и Западной Европы – у людей сложилось особое отношение к американской поп-музыке.

Поп-культура – в особенности, американская – сыграла большую роль в падении коммунизма. Бархатная революция 1989 года в Чехословакии, в ходе которой свергли коммунистический режим в пользу парламентской демократии, была вдохновлена студентами, слушавшими американскую группу Velvet Underground.

Американская поп-культура стала символом освобождения и для Южной Кореи: американские военнослужащие подарили стране рок-н-ролл, тушенку и бейсбол. Каждая из этих вещей обрела чрезвычайную популярность и представлялась этаким синонимом свободы: свободы от японцев, свободы от коммунизма. (Корейцы по-прежнему любят тушенку. Очень сильно. Помимо Соединенных Штатов Южная Корея является основным потребителем тушенки в мире.)

Теперь очередь за Кореей. Страна рассматривает свою поп-культуру как способ получения новых источников дохода, объединения людей и создания продукта, который поможет распространить корейскую культуру по всему миру.

Корейская культура способна стать мощным дипломатическим инструментом. Я убеждена, что сбудется предсказание бывшего президента Ким Дэ Чжуна о том, что именно Халлю, а не политика, объединит Север и Юг.

Северокорейские продавцы на черном рынке в буквальном смысле рискуют своими жизнями, чтобы контрабандой провезти копии южнокорейских фильмов и дорам. В 2009 году северокорейский перебежчик в Южную Корею сообщил журналу Time, что в Северной Корее американские фильмы стоят тридцать пять центов на черном рынке, в то время как южнокорейские – три доллара семьдесят пять центов, потому что за них продавцов ждет более суровое наказание.

Долгое время я не могла слышать слова «Министерство культуры». Сразу представляла себе ужасное тоталитарное государство. Мне это всегда напоминало роман-антиутопию Джорджа Оруэлла «1984» с его Министерством правды, которое занималось пропагандой среди пролетариата. Я довольно слабо понимала всю идею. До тех пор, пока я не посетила Министерство культуры Кореи.

Представьте себе высшие правительственные структуры, работающие над технологиями виртуальной реальности и гипер-реалистичных голограмм, – но не для военных целей и не для шпионажа, а для того, чтобы создать умопомрачительные впечатления от концерта. Именно в подобном заключается суть одного из проектов Министерства культуры, спорта и туризма.

Почему же голограммам придается такое значение? «Голограммы очень важны для выступлений на сцене», – сказал Чой Ын Бок, обладатель крутого титула директора отдела индустрии поп-культуры. Это не то объяснение, которое я ожидала услышать от высокообразованного чиновника корейского правительства, облаченного в серый костюм и носящего очки. Основные направления, которые находятся в фокусе его внимания: поп-музыка, мода, массовые развлечения, корейские комиксы (манхва) и веб-анимация.

Звучит как бесконечный праздник! Но у Чой, как я подозреваю, одна из самых стрессовых работ в современной Корее.

Вы никогда не догадаетесь по зданию внушительной архитектуры с высокими потолками и его тихими коридорами, что здесь имеют дело с шоу-бизнесом. Царящая внутри атмосфера и внешний вид сотрудников скорее вызовут ассоциации с лабораторией Эйнштейна в Принстоне.

Функцией одного из отделов министерства является содействие исследованиям и разработке высокопередовых «культурных технологий». Я никогда не слышала этого термина раньше, но, по словам Чой, Халлю зависит от него, и правительство вкладывает в данную область много денег.

Голограммы делают сценические представления особенно эффектными. Например, с их помощью K-pop-группа может дать псевдо-живой концерт одновременно во всех крупных городах мира. Кроме того, идет работа над созданием искусственных радуг, а также салютов, формы которых отражают традиционные корейские мотивы, и все эти эффекты будут достигаться без использования компьютерной графики.

«Это очень сложно, но мы работаем над этим», – сказал Чой.

Данные технологические проекты разрабатываются в сотрудничестве с Научно-исследовательским институтом электронных телекоммуникаций – корейским аналитическим центром и технологической лабораторией в Тэджоне. Министерство также сотрудничает с Корейским технологическим институтом культуры, научно-исследовательской и конструкторской лабораторией, специализирующейся на корейской культурной технологии в юго-западной провинции Кванджу. Оба заведения находятся в собственности правительства.

Да. У Кореи есть технологические ресурсы, которые по уровню можно сравнить с разработками компании визуальных эффектов Industrial Light and Magic[28].

Тем не менее Чой не согласился с моим предположением, что именно правительство запустило Халлю. «Мы не создаем и не направляем Корейскую волну. Мы просто выполняем координирующую функцию».

Поп-культура является приоритетным направлением и для президента Пак Кын Хе, которая вскоре после вступления в должность в начале 2013 года увеличила команду Чой, превратив ее из небольшой оперативной группы в целое подразделение.

Во многих странах существует государственное финансирование сферы искусства. Но многие ли правительства выделяют деньги на поп-культуру и создают инвестиционные фонды в один миллиард долларов для ее развития?

В министерстве имеются еще три отдела медиаиндустрии: один – по видеоиграм, второй – по телевидению, третий – по политике в области индустрии культуры. Вместе они называются Cultural Content Office.

Чой так определяет основную цель своей работы: «Мы хотим создать экосистему для творческих личностей, чтобы они могли плодотворно работать и получать справедливую оплату за свой труд. Мы сами устанавливаем правила».

Одно из наиболее значимых предназначений отделов по вопросам культурного контента – защита интеллектуальной собственности и судебное преследование нарушителей авторских прав. Министерство разрабатывает меры наказания за незаконное распространение музыки, шоу, фильмов и прочих материалов. Нарушители могут быть лишены доступа в Интернет на полгода. Каждый раз, когда кто-то поет песню в noraebang (норэбан), – специальные заведения с караоке – правообладатель должен получать гонорар за использование его песни. Именно отдел Чой ввел такую политику.

После азиатского финансового кризиса президент Ким Дэ Чжун организовал специальный фонд для создания Бюро культурного контента. Полученный после этого начальный годовой доход составил 50 миллионов долларов, а сейчас он, по словам Чой, достигает почти 500 миллионов долларов. Собственный доход Чой составляет 10 % от общего бюджета, то есть 50 миллионов долларов. Чой считает, что в данный момент Бюро культурного контента является стратегическим «ядром» мягкой силы Кореи.

Управление бюджетом и выделение средств – часть их повседневной работы. Отдел по вопросам культурного контента имеет два филиала, которые контролируют бюджет. Один из них отвечает за расходы на культурные проекты. На них выделяется более 50 миллионов долларов в год.

Но даже подобных сумм не хватает для полного удовлетворения поп-культурных амбиций Кореи. Поэтому существует второй способ финансирования корейской культуры: инвестиционный фонд. Он не предоставляет бесплатных грантов и создан исключительно для коммерческих целей, направленных на получение высоких доходов.

В настоящее время размер фонда ошеломляющий – один миллиард долларов. И все эти деньги предназначены только для развития корейской индустрии поп-культуры. Он не затрагивает такие сферы искусства, как музеи, оперу или балет. (Эти отрасли управляются совершенно другим подразделением. Корейцы очень серьезно относятся к культуре.)

По словам Чой, только около 20–30 % средств поступает в фонд от корейского правительства, остальные средства выделяются инвестиционными банками и частными компаниями, владельцами музыкальных лейблов. Сам фонд управляется Корейской корпорацией венчурных инвестиций (ККВИ), в состав которой входят менеджеры фондов частного сектора. «В основном, средства инвестируются в фильмы, – делится Чой. – А также в анимацию, музыку и дорамы».

Неудивительно, что отделы индустрии культурного контента имеют план-пятилетку. Их цель, как говорит Чой, состоит в том, чтобы объем экспорта рынка корейской культурной индустрии в совокупности достиг 10 миллиардов долларов, то есть увеличился вдвое, по сравнению с текущим моментом. А это трудная задача.

Министерство культуры осуществляет надзор за проектами настолько детально, насколько вы можете себе представить: например, контролирует норэбаны Кореи. В том числе и с позиции нравственности. «Мы хотим, чтобы в норэбанах царила семейная атмосфера, чтобы люди могли наслаждаться, исполняя «чистые» песни», – объясняет Чой.

С этой целью норэбаны официально делятся на три типа. В норэбанах первого типа не позволяется продавать алкоголь. Но некоторые владельцы все-таки продают его незаконно, поэтому правительство пытается их контролировать. В норэбанах второго типа продавать алкоголь разрешено. А к третьему типу относятся те, (Чой смутился и покраснел), где можно провести время в компании женщин-хостес. Корейцы называют их «салонами».

Министерство Чой занимается только норэбанами первого типа. Последние два контролируются полицией и Министерством социального обеспечения и здравоохранения.

Кто бы мог представить, что комнаты для пения требуют стольких бюрократических действий и особой классификации! И кто знал, что караоке-салон может оказаться притоном с женщинами легкого поведения?

Правительство также собирает частные средства для строительства Hallyu World, многофункционального тематического парка в Иль-сане, городе к северо-западу от Сеула. Hallyu World будет включать в себя частный концертный зал на полторы тысячи мест, а также гостиницы и зону для шопинга в традициях корейской культуры. Объем инвестиций составляет 200 миллионов долларов, предполагаемая дата начала постройки – 2016.

Я спросила у Чоя, считает ли он явление Халлю скоротечным. Его ответ оказался типично прагматичным: «Нет. Потому что инвесторов слишком много». Действительно. Если люди вкладывают свои деньги во что-то, оно долго живет и не теряет популярности. Чой также повторил, что роль правительства в этом явлении, скорее, просто координационная. «Будущее Халлю, – уверен он, – зависит от корейского народа. И уже не зависит от корейского правительства».

Лишь один человек чувствует, что остался «за бортом». Это Ким Хончжун, лидер Jinjo Crew – самый успешной корейской В-boy (брейк-данс) команды. Его внешний вид, как и у большинства молодых корейских знаменитостей, противоречит канонам благовоспитанности.

Он специально оделся так, чтобы выглядеть вызывающе, но в разговоре со мной использовал самую уважительную форму корейского обращения. За исключением нескольких случаев, когда добродушно называл меня seh-ggi (то есть «выродок» или «сволочь», но без грубого подтекста).

Я встречалась с ним в абсолютно пустом холле кафе Chungmu Art Hall в Сеуле. Он там репетировал, и в консервативно-традиционном пространстве театра смотрелся более чем неуместно. Его манера одеваться считается бунтарской для Кореи: черная бейсболка козырьком назад, обычная футболка и черные нейлоновые штаны.

Ким выглядит и ведет себя так, будто ему семнадцать, а не двадцать семь, а в уборную он направился бегом. «Не стоит так спешить!» – заметила я. На что он ответил: «Я бегаю везде. Ходьба – пустая трата времени. Не так ли?»

Ким привел Jinjo Crew к первым победам в мировых турнирах B-boy, но он считает, что его дело не получает того внимания, которого заслуживает – K-pop его затмевает. Когда я сказала ему, что собираюсь встретиться с Чоем для интервью, его глаза загорелись, и он воскликнул: «Правда? Пожалуйста, попросите его помочь нам». «О чем я конкретно должна ему сказать?» – поинтересовалась я. «По факту, B-boy более известен на международном уровне, чем K-pop, но я не думаю, что правительство понимает это, – пояснил Ким. – И я не шучу. K-pop уделяется так много внимания. Но и наши танцы – не причуда, а целая культура. В других странах популярность B-boy действительно огромна, но корейское правительство никак нас не поддерживает. Попроси его обратить внимание на B-boy тоже, иначе мы потеряем наших лучших танцоров. Им будет проще продвигаться в других странах, которые больше заботятся об этом виде искусства. Пожалуйста!»

Я забыла передать просьбу Кима. Но мой разговор с уличным танцором только лишний раз доказывает абсурдность современной Кореи. В какой другой стране участник B-boy команды попытался бы доказать, что заслуживает поддержки своего правительства?

– 7 —

Когда Корея запретила рок-н-ролл

Что вы думаете о качестве K-pop музыки? Ли Мун Вон, самый влиятельный корейский критик поп-культуры, сделал шокирующее заявление: «Корейцы не слишком хороши в творчестве».

Если он прав, то обещание президента Пак Кын Хе превратить Корею в страну с «креативной экономикой» находится под угрозой.

Я сидела напротив Ли с изумленно распахнутыми глазами и просила его продолжить. «Корейцы лучше упаковывают и продают. Посмотрите, например, на Samsung. Но если речь идет о K-pop, обратите внимание, что авторы песен – не корейцы. Они европейцы. Люди, которые занимаются монтажом, учились в Соединенных Штатах. И все они разных национальностей. Хореографы – тоже со всего мира. Это действительно интернациональное предприятие».

«Корейская поп-культура основана на европейской. В частности, на шведской», – сказал Ли. Это полностью объясняет, почему песни K-pop звучат как песни с конкурса Eurovision Song Contest. «Она сложилась под влиянием европейской электронной и техно-музыки. Именно на ней все и базируется».

Мужские корейские поп-группы TVXQ! и Big Bang являются примерами исполнителей, вдохновленных Европой. Другие K-pop-группы тоже работают в популярных там жанрах, таких как R&B (Rain или MBLAQ) и бабблгам-поп (Girls' Generation).

Существует убедительная причина отсутствия оригинального самобытного звучания: корейская поп-музыка как явление возникла достаточно поздно из-за цензуры, которая подавляла музыкальный талант и творчество.

В тяжелый период 70-х годов рок-музыка была запрещена в Корее.

Из-за данного запрета корейская поп-культура не попала под влияние популярных направлений того времени, включая классический рок, панк, глэм-рок и ранний хеви-метал. Она не знала ни Led Zeppelin, ни Sex Pistols, ни Дэвида Боуи.

Во время своего восемнадцатилетнего правления с 1962 по 1979 год (закончившегося его убийством) президент Пак Чон Хи (отец нынешнего президента Южной Кореи Пак Кын Хе) вновь ввел военное положение. Именно Пак оказался тем, кто стоял за восхождением Кореи «из грязи в князи» (и, говоря начистоту, работодателем моего дедушки). Сейчас считается политически некорректным называть Пака диктатором, но я просто не могу подобрать другой характеристики для человека, вносившего поправки в законы о всеобщем голосовании, чтобы обеспечить себе должность президента на всю оставшуюся жизнь.

Железная политика Пака была ответом Северной Корее, которая вкладывала большую часть своих ресурсов в создание собственной армии. Что сильно нервировало Южную Корею.

В 1972 году Пак отреагировал на угрозу вторжения, как это сделал бы любой здравомыслящий правитель. Он запретил рок-н-ролл, мини-юбки, длинные волосы у мужчин. Ведь именно моды (британская субкультура), рокеры и хиппи представляли настоящую угрозу национальной безопасности.

Полицейские останавливали женщин на улицах, измеряли линейками длину их юбок и заставляли идти домой переодеваться, если расстояние между краем подола и коленом превышало двадцать сантиметров. Они хватали длинноволосых мужчин и подстригали их прямо на месте. Несомненно, данная тактика войдет в хроники как самая изощренная за всю историю превентивная мера. Я уверена, северокорейские правители дрожали от ужаса, когда узнали об этом.

Ви Так Хван, глава Корейского института культуры и туризма, вспоминал: «Если на твоей одежде имелись надписи на английском, тебя могли арестовать. Если у тебя с собой была гитара, ее отбирали. Песни – это путь к протесту».

Должна сказать, случались моменты, когда я понимала, что не стала бы возражать против запретов публичной игры на гитаре. Если вам когда-нибудь приходилось бывать на корейском пикнике, вы бы меня поняли. В руках неуемного музыканта, лишенного чувства меры, гитара хуже пистолета. В школе и на пикниках моей юности, обязательно появлялся человек – а часто, несколько людей – который приносил гитару. По неведомой причине корейцы предпочитают устраивать пикники на какой-нибудь возвышенности. Я ненавижу скалолазание и прогулки на свежем воздухе. Поэтому, только добравшись до места, я уже была в плохом настроении, которое только ухудшалось, когда эти ребята доставали свои гитары и заставляли всех петь народные песни, которых я не знала. А у корейцев слишком много песен. Появление гитары на пикнике подобно сигналу, что вы еще нескоро вернетесь домой.

Так зародилась моя гитарная фобия. Видимо, у покойного президента Пак Чон Хи она была еще более запущенной, раз он запретил музыку Боба Дилана, Джоан Баэз и сольное творчество Джона Леннона, в частности песню Imagine.

Трагической жертвой запретов стал корейский психоделический рокер Син Юнг Хён, которого иногда называли «Крестным отцом корейского рока». Как и почти любой корейский поп-певец с пятидесятых по восьмидесятые годы, Син полюбил рок, слушая радиопередачи American Forces Korea Network (AFKN).

Карьера Сина началась с выступления для Восьмой армии США – батальона, который участвовал в Корейской войне и по сей день расположен в Корее, хотя и не в полном составе. Син дал свой первый в жизни концерт на военной базе Сеула в 1957 году в возрасте девятнадцати лет. Он оказался, пожалуй, последним экспериментальным корейским поп-музыкантом, известным за пределами своей страны. Его живое выступление с кавером на песню In A Gadda Da Vida исполнителя Iron Butterfly, которое можно увидеть на YouTube, является откровением. И спето более экспрессивно, чем в оригинале.

В 1972 году Сина попросили написать песню, посвященную правлению президента Пака. Но Син, выступавший против диктатуры, отказался. Данный отказ дорого ему обошелся. Правительство начало подвергать цензуре его песни, и в 1975 году он угодил в тюрьму по обвинению в хранении марихуаны. Син признался, что его пытали и поместили в психиатрическую больницу. Его творчество оказалось под запретом в Корее вплоть до убийства Пака в 1979 году.

Но даже когда политическая обстановка стала более благоприятной, Син столкнулся с другим препятствием: из-за отсутствия настоящего рока качество корейской поп-музыки резко ухудшилось.

Журналист Марк Рассел написал о Сине в своей книге Pop Goes Korea: «На смену року в 70-х годах пришла любопытная смесь диско и современных синтезаторов, вернулись старые мелодии, которыми наслаждался Пак Чон Хи, положив начало движению, известному как бабблгам-поп с его сладкими балладами, которое и правит в Корее с тех пор. Как говорил Син: «Это было чистой физиологией – не духовности, не мировоззрения, не человечности. И данный тренд сохранился до сегодняшних дней. Люди глухи к настоящей музыке. Они не понимают ее, потому что никогда не слышали».[29]

Я сочувствую Сину. Когда моя семья переехала в Корею в середине 80-х, местная музыка оказалась такой, какой я не слышала ни до, ни после. Она не походила ни на современный K-pop, ни на американскую поп-музыку. Наверное, ближе всего она была к французскому шансону.

Песни, в основном, исполнялись в минорном ключе, что, по правде, угнетало. У певцов существовала привычка «выдавать трели», прямо как в опере. Нечто подобное вы наверняка слышали от вашей странной бесталанной тети, когда она пыталась затмить всех драматическим исполнением Happy Birthday.

Честно говоря, есть очень веская причина, по которой Корее понадобилось так много времени для того чтобы найти свою музыкальную нишу, и она появилась гораздо раньше культурных репрессий президента Пак Чон Хи. На протяжении большей части ХХ века Корея не имела своей музыкальной идентичности.

Во время японской оккупации с 1910 по 1945 год использование корейского языка было запрещено, и корейцы по умолчанию перенимали японские культурные тренды.

После освобождения от Японии Корее пришлось заново воссоздавать нацию. Ей понадобился собственный гимн. Правительство президента Ли Сын Мана выбрало слова для гимна из поэмы прошлого века. А как же мелодия? Основой для нее послужил мотив шотландской народной песни Auld Lang Syne, что наверняка сильно смущало корейцев в предновогоднюю ночь. Уже позже, в 1948 году, для гимна написали оригинальную корейскую музыку.

Во время Корейской войны музыканты могли рассчитывать только на одну достаточно обеспеченную аудиторию, которая и спасала их от голода. «С пятидесятых по восьмидесятые годы большинство корейских поп-певцов начинали с выступлений для военнослужащих армии США, – рассказал Ви Так Хван. – Зарплата была очень хорошей. До 1972 года их здесь было шестьдесят тысяч. А много военных означало и много возможностей».

USO (Объединенные организации обслуживания вооруженных сил) отнеслись к данным развлечениям очень серьезно и привлекли к участию даже таких американских звезд, как Мэрилин Монро. По словам Ви, «США наняли голливудских профессионалов для прослушивания корейских музыкантов. Так что подобная работа могла оказаться очень перспективной». Одним из таких, впервые исполненных на армейской базе США в Сеуле, стал номер сестер Ким – Айи, Миа и Сью. Они образовали группу под названием The Kim Sisters. Большинство людей не слышали об этом поющем трио, но оно находилось на пике популярности в 50–60-х годах и было почти такими же известными в Вегасе, как Rat Pack[30]. Сестры Ким появлялись на телевидении в «Шоу Эда Салливана» двадцать пять раз, попав в топ-десять самых частых выступлений в истории шоу с 1948 по 1971 год.[31]Они участвовали в нем больше, чем Луи Армстронг или Патти Пейдж, настолько же часто, как и сами прообразы, по примеру которых и было создано трио – сестры Макгуайр.

Представьте, что американцы азиатского происхождения должны были почувствовать в 1959 году, когда сестры Ким впервые появились на «Шоу Эда Салливана». Я была невероятно изумлена даже в 2013 году, просматривая старые записи с различных шоу с их участием, на которых трио представляли звезды вроде Дина Мартина. На одном видео сестры Ким участвовали в шоу-варьете The Hollywood Palace, которое выходило каждый субботний вечер в 60-х годах. Ведущий объявлял: «У нас три сестры из Кореи, которые относятся к числу самых разносторонних артистов шоу-бизнеса. Они играют примерно на двадцати инструментах: саксофоне, кларнете, трубе, ударных и нескольких других. Они бы играли и на большем количестве, но вы же знаете, дети – это дети, и они ненавидят заниматься!»

Ух ты, вот это пощечина! И как только сценаристы смогли уйти безнаказанными, позволив себе подобное высказывание о трудолюбивых корейцах?

Затем три светлокожие, длинноногие девушки спели I Think I’m Going Out of My Head, хит в стиле ду-воп, который исполняли Little Anthony и the Imperials в 1964 году. По большей части они мало чем отличались от любой другой женской группы из шоу. Высокие и стройные, с накладными ресницами и пышными прическами, в блестящих платьях с разрезами по бокам. В первый раз я видела корейских женщин, одетых таким образом, и это выглядело так же раздражающе, как фотографии корейских эмансипированных девушек-флэпперов 1920-х годов.

Свой следующий номер они исполняли на корейском. Я не удивлюсь, если The Kim Sisters были последними исполнителями до появления PSY, которые спели песню полностью на корейском языке на американском национальном телевидении.

Многие афроамериканцы тоже испытали шок, когда впервые увидели актрису и певицу Нишель Николс, играющей персонажа Нийоту Ухуру в одном из сезонов сериала Star Trek. Актриса Вупи Голдберг вспоминала, как удивленно рассказывала своей семье: «Я только что видела черную женщину по телевизору, и она играла не горничную».[32]

Скорее всего то поколение американцев корейского происхождения точно так же отнеслось и к сестрам Ким. Мне посчастливилось пообщаться со Сью (урожденная Сук-джа), старшей из сестер, которая говорила со мной из своего дома в Лас-Вегасе.

Возможно, история The Kim Sisters является самой яркой иллюстрацией и даже символом южнокорейского феномена ХХ века «из грязи в князи».

Девушки родом из Южной Кореи. Их мать основала группу во время Корейской войны, когда семья существовала в «режиме выживания»: они потеряли отца и остались без дома. Как и почти все остальные корейские поп-исполнители 80-х годов, они начали выступать перед американскими военными.

До войны родители сестер были известными персонами в мире развлечений. Но в 1950 году северокорейцы ворвались в их дом в Сеуле и арестовали отца. Сью все это видела. Ей было девять лет. Причины ареста до сих пор неясны. Сью ссылается на одну из теорий своей матери: «Отец был очень талантливым. Они хотели промыть ему мозги и затем использовать его, а он не захотел».

Однако, пока был жив, отец непреднамеренно обеспечил их средствами к существованию, которые помогали даже после его смерти. Он научил девочек гармонично петь втроем, как истинный кореец, буквально вколачивая в них это умение.

«Я до сих пор не могу поверить, что он так поступал с нами, – вспоминает Сью. – За любую ошибку он лупил нас до красных щек. И не останавливался, пока мы не делали все правильно».

Как и всей Корее в течение и после войны, маме сестер пришлось импровизировать, и быстро. Она выбрала двух из семи своих детей – дочерей Сук-Джа (которой она дала сценическое имя Сью) и Айю. Затем она позвала свою племянницу Мию (урожденная Мин-Джа.) Позже выяснилось, игра в сестер оказалась удачным трюком не только для шоу-бизнеса, но и необходимостью. Получить паспорт и поехать в Соединенные Штаты с Айей и Сью для первого выступления Миа могла только в случае, если бы действительно была их сестрой. В итоге мать девочек удочерила Мию на законных основаниях, подделав дату ее рождения. «Все свидетельства о рождении сгорели (во время войны)», – пояснила Сью.

Миссис Ким занялась организацией выступлений сестер перед американскими войсками, дислоцированными по всей Корее. Она подобрала американский репертуар. «Купив записи на черном рынке», – напомнила Сью. Первая песня, которой мать их обучила, стала Ole Buttermilk Sky, впервые исполненная Хоги Кармайклом в 1946 году.

Военным понравились девочки. Они называли их «корейскими сестрами Макгуайр». Сью поделилась: «Я думаю, что солдаты тосковали по дому. Они оценили трех корейских сестренок, пытающихся их развлечь. Они говорили: «Вы должны поехать в Америку, вы заработаете там много денег».

Стоило услышать о подобном миссис Ким, и шестеренки в ее голове бешено закрутились. «Она восприняла это серьезно», – сказала Сью. И, как оказалось, слова военных на самом деле не были пустой болтовней. В 1955 году мать заявила: «Нам позвонил один из военных и сказал, что, вернувшись в Соединенные Штаты, он зарегистрирует сестер Ким и затем отвезет их в Америку».

Мать девочек не теряла времени зря и старалась подготовить их к будущей карьере, даже если она так никогда и не состоится. Можно сказать, сестры Ким стали предшественниками современной корейской поп-культуры. «Шансы были невелики, – вспоминает Сью. – Моя мать знала, если мы все-таки попадем в Америку, просто пения будет недостаточно, чтобы конкурировать с другими группами. И проблема не только в языковом барьере. Она сказала, что мы должны выделиться. Например, научиться играть на многих музыкальных инструментах». Также миссис Ким начала давать девочкам уроки балета и чечетки.

Ее усилия полностью окупились. Разговоры военных о девочках дошли до продюсера индустрии развлечений Тома Болла, который в 1958 году полетел в Корею, чтобы посмотреть на сестер Ким. «Что произошло дальше, уже понятно, – заключила Сью. – Он увидел нас, мы ему понравились, и контракт был подписан».

После Корейской войны в Южной Корее ничто не получалось легко. Царивший в стране хаос и потеря документов делали отъезд очень проблематичным. Дополнительные проблемы создавало исчезновение отца в 1950 году. И просто факт того, что он пропал, являлся меньшей из бед. На основании того, что неизвестно, жив ли их отец, им отказали в оформлении паспортов. «Южнокорейское правительство заявило, что если три девочки отправятся в Америку, то они точно так же смогут отправиться и в Северную Корею», – рассказывала Сью. В правительстве рассуждали, что если сестрам разрешат покинуть страну, они воспользуются шансом и попытаются найти своего отца на севере. В течение года миссис Ким использовала популярность девочек, чтобы поддерживать нужные контакты. И вот, наконец, их виза пришла.

Сестры должны были закрывать шоу Тома Болла China Doll Revue, проходившее в отеле Thunderbird в 1959 году. Рекламный плакат обещал «самых красивых восточных девушек в мире». После четырех недель в Thunderbird они подписали контракт на выступление в соседнем Stardust Hotel в течение восьми месяцев. Эд Салливан заметил их там и пригласил в свое шоу.

Я спросила Сью, чувствовала ли она презрительное или расистское отношение со стороны публики. «Знаете, я рада, что вы затронули эту тему, – ответила она. – Моя мать сказала нам перед отъездом: «Вполне вероятно, вы столкнетесь с предвзятым мнением. Или с дискриминацией. Потому что в Корейской войне американцы потеряли своих сыновей. Они обвинят в этом вас. Такое действительно возможно». Но, честно говоря, ничего подобного никогда не случалось. Когда я слышу о тех черных певцах – Лине Хорн, Нэте Кинге Коуле – то поражаюсь, через что им пришлось пройти. И они потрясающе справились. Как им это удалось? Но с нами такого никогда не происходило».

Кузина Сью Миа сейчас живет в Венгрии со своим мужем. Айя умерла от рака легких в 1987 году. Сью ушла из шоу-бизнеса в 1993 году и живет в Лас-Вегасе со своим мужем Джоном Бонифазио. Пара познакомилась в 1965 году, когда сестры Ким выступали в Нью-Йорке. Бонифазио пригласил ее на свидание после того, как посетил шоу семь раз подряд. Пара поженилась в 1968 году. У них двое детей и пять внуков.

Во время моего разговора по телефону со Сью, Джон на заднем плане сыпал комментариями из разряда «у тебя все еще отличные ноги».

Непростой путь Сью из разоренной войной Кореи в Вегас эпохи Rat Pack на первый взгляд имеет мало общего с карьерной траекторией PSY. Но Сью, которая любит PSY, видит связь между ним и собой. «Я говорила своему сыну, что теперь, когда PSY добился такой известности, люди спрашивают меня, а кто были первыми корейцами, приехавшими в Америку и сделавшими себе имя? И сестры Ким первыми приходят на ум».

– 8 —

Жестокая машина по изготовлению K-pop-звезд

Процесс создания звезд корейской поп-музыки или K-pop, как ее называют во всем мире, не раз осуждался западной прессой. Звучали даже такие фразы, как «Это настоящее современное рабство». Действительно, лейблы K-pop набирают начинающих детей-звезд и связывают их жесткими контрактами, которые могут длиться до тринадцати лет. Но вы должны понимать, что иначе Корее не удалось бы создать подобную поп-индустрию.

Из-за упомянутого выше запрета президента Пак Чон Хи на рок-н-ролл Корея пропустила Британское вторжение – мировое доминирование британских рок-групп. Исключением стали только легендарные The Beatles. В 60-х годах большая часть мира слушала творчество рок-групп, которые сформировались независимо – без помощи продюсеров и звукозаписывающего лейбла Svengali. Группы Британского вторжения писали свои собственные песни и сами играли на своих собственных инструментах без помощи отдельной бэк-группы (в кантри и джазе также существовали независимые группы, но я говорю строго о рок-музыке).

История The Beatles началась в 1957 году, когда еще совсем юные парни из Ливерпуля – Джон Леннон и Пол Маккартни – познакомились, выступая на местном празднике коронации Королевы роз. Потом Пол попросил своего друга Джорджа Харрисона присоединиться к группе. Им было от четырнадцати до шестнадцати, когда они встретились.

Фронтмен The Rolling Stones Мик Джаггер и автор песен Кит Ричардс также были друзьями детства в родном городе Кенте.

Подобное никогда бы не случилось в Корее.

У местных детей не хватало свободного времени, чтобы играть с друзьями или создавать группы. Они все время учились. Все время.

А когда они не учились, то с большой вероятностью помогали своим родителям управляться с семейным бизнесом. Если в те времена Корея захотела бы иметь свою поп-индустрию, ей пришлось бы создавать ее с нуля. У нее не было ни времени, ни возможности ждать, когда четыре случайных гения (хорошо, три) встретятся сами по себе на улицах или в каком-нибудь пабе Ливерпуля.

Почему настолько важно, каким образом возникла музыкальная группа? Потому что это имеет большое значение. Органически сформировавшиеся, самодостаточные группы обладали одним важным преимуществом, изменившим историю музыки: поскольку у них ничего не было за спиной, им нечего было терять. Они могли экспериментировать с новым звучанием, они могли импровизировать. Они могли совершать музыкальные революции. У корейцев подобной возможности не было.

В 1960-х годах Корея оставалась очень бедной страной. Даже ливерпульские рабочие в те времена имели более высокий уровень жизни, а главное, чертовски больше свободного времени, чем многие корейцы, живущие под жестким контролем.

Кроме того, существует еще одно важное различие между западной и корейской культурой: дети с Запада могут валять дурака и совершать ошибки. А при суровых конфуцианских принципах Кореи молодому человеку, который облажался, трудно вернуться в строй. Второго шанса он не получит.

Еще лет десять назад, до того как корейская поп-культура доказала, что она весьма прибыльна, ни один кореец не рискнул бы своим будущим, пытаясь добиться успеха как музыкант в одиночку. Если бы корейская музыкальная индустрия формировалась, у нее не было бы времени ждать, пока корейские Джон, Пол, Джордж и Ринго магическим образом нашли бы друг друга.

В своей книге-бестселлере Outliers Малкольм Гладуэлл упоминает The Beatles как пример «правила 10 000 часов». Согласно данной теории, разница между тем, кто добился настоящего успеха и тем, кто просто очень хорош, заключается в 10 000 часов практики, инвестированных в развитие своего таланта. Группа The Beatles, как утверждает Гладуэлл, сформировалась благодаря тем 10 000 часам, которые ушли на 1200 концертов группы с момента встречи Маккартни и Леннона в 1957 году и вплоть до их американского дебюта в 1964 году.

Если действительно требуется 10 000 часов, чтобы создать великую группу, то продолжительность контрактов от семи до тринадцати лет полностью оправдана.

Особенно с учетом того, что половина этого времени тратится на подготовку звезд до того момента, как они смогут появляться на публике.

Син Хён Кван, генеральный менеджер MNET (музыкального канала, южнокорейской версии MTV), объяснил, почему процесс оказывается настолько длительным. «Нужно время, чтобы понять, у кого есть скрытые таланты. Мало отобрать людей и заявить, что сделаешь из них звезд. Необходимо убедиться, поладят ли они друг с другом и смогут ли работать в команде. Если не быть осторожным, слишком легко все испортить. Европейцы не понимают, что с любым артистом можно попасть в неприятную ситуацию».

Тем не менее вопросы по контрактам в K-pop индустрии остаются открытыми не только по части их продолжительности, но и касательно их жесткости. Что ярко проиллюстрировала судебная тяжба между бывшим королем бойз-бэнда TVXQ! и лейблом SM Entertainment, которая длилась три года! Проблема разрешилась только в конце 2012 года. Участники группы захотели разорвать контракт, не выдержав интенсивности и темпа работы и тяжелых условий. Лейбл согласился, но в обмен на то, чтобы группа TVXQ! прекратила свое существование. Бойз-бэнд был распущен в 2009 году, затем лейбл восстановил его в 2010 году, но в новом составе. Группа из пяти человек сократилась до двух.

С одной стороны, строгие контракты действительно являются причиной успеха Халлю. Исполнители хорошо поют и танцуют, потому что их обучали с раннего возраста, в течение многих лет. С другой стороны, инцидент с TVXQ! доказывает, что участникам групп платят из рук вон плохо по сравнению с топовыми американскими музыкантами. Они не получают гарантированного процента с продаж своих альбомов, пока не разойдутся пятьдесят тысяч единиц.[33]

Если бы претенденты на звание K-pop-звезд выбрали традиционный путь, переутомление и переработки в любом случае стали бы частью их жизни. «Конечно, мы не хотим, чтобы люди становились рабами своих контрактов, но эти дети такие пылкие, – говорит Мартина Ставски, канадская эмигрантка из Сеула, которая является соведущей популярного видеоблога Eatyourkimchi. – А здесь им дается великолепный шанс. Они должны усердно, подчас даже слишком, трудиться, чтобы стать поп-звездой, но, если они уйдут работать в чеболи, им все равно придется вкалывать в том же объеме. Это исключительно их личный выбор: ходить в хагвон каждый день и заниматься зубрежкой до часу ночи, чтобы сдать вступительные экзамены в университет, или просто стать поп-звездами».

«Точно так же Запад воспринимает всю Азию, а не только K-pop, – говорит культурный критик Ли Мун Вон. – Они думают, что мы – роботы. И мы ничего не можем поделать с фактом, что Запад видит нас в таком свете. Корейцы прикладывают одинаковые усилия везде, будь то вступительные экзамены в колледж или работа по найму. Корея всегда выступает за упорный и тяжелый труд».

Ли предложил дополнительную причину, почему фабрика K-pop-звезд так необходима. «Население США составляет триста миллионов человек, а Кореи – только пятьдесят миллионов. Тем не менее в Корее такое же количество поп-артистов, как и в США». В Соединенных Штатах, по мнению Ли, количество желающих стать знаменитыми настолько велико, что будущие звезды часто достигают вершин благодаря лишь естественному отбору.

Корейские звукозаписывающие лейблы не могут позволить себе подобную роскошь – просто ждать, когда звезды сами придут к ним.

«Кадровый резерв в Корее маленький, – объясняет Ли. – Поэтому требуются дополнительные меры, чтобы оставаться конкурентоспособными на международном уровне».

Я брала интервью у Ли в его тесном офисе, расположенном в коммерческом районе Йоидо Сеула. Оттуда он ведет еженедельный журнал Media Watch. Бородатый, бритый наголо он был одет в белую футболку. На столе перед ним расположились личные вещи: пачка сигарет, телефон и пепельница. Во время разговора Ли периодически трогал их и передвигал с места на место. Он напомнил мне одного из старомодных журналистов издания Rolling Stone 70-х годов. В то время музыкальные обозреватели считали, что несут реальную социальную ответственность.

Ли отметил, что работа критика в Корее появилась совсем недавно. «Когда я был ребенком, не существовало подобной профессии, но теперь все изменилось. Корея стала демократической страной только в 1987 году. С тех пор мы сделали значительный шаг вперед. Корейская политика очень быстро меняется». По словам Ли, его мнение не влияет на продажи. «Фанатов не волнуют рецензии, они просто покупают музыку. МР3 настолько дешево стоит, что мои отзывы не имеют весомого эффекта с точки зрения бизнеса. Это просто не важно. Но если у музыканта плохая репутация, она повлияет на то, как часто он будет появляться на телевидении или радио».

Данный факт подчеркивает принципиальное различие между корейской и западной культурой. Как говорит Ли: «В Корее нет модели «плохого мальчика». Все дети должны быть chak han». Ребенок chak han, значит, хороший ребенок. Или, скорее, даже «примерный», что отличается от просто «хороший». Филантроп, отдающий миллионы долларов на благотворительность, совершает доброе дело. Но он не chak han. А вот ребенок, помогающий бабушке мыть посуду, chak han. Это понятие не так масштабно, как доброта, оно больше связано с соответствием традиционным социальным ценностям, а не с духовной или метафизической добротой.

«Корейцы позиционируют себя как хорошие мальчики или хорошие девочки, – сказал Ли. – Если артист употребляет наркотики, это возмущает людей, что создает большую проблему. Подобные факты способны разрушить карьеру, особенно, если это секс-скандал».

Однако, обратите внимание, как много на сцене «сексуальности». Взять хотя бы поп-звезду Hyuna (Хёна). В интервью и на публике она вся такая обворожительная и зажигательная.[34]

Несмотря на то что запретов времен диктатуры Пака Чон Хи больше не существуют, звукозаписывающим компаниям и артистам по-прежнему приходится считаться с законами о защите молодежи, которые были приняты Кореей в 90-х годах, с одной стороны, чтобы исключить сексуальную эксплуатацию детей, а с другой стороны, чтобы оградить детей от материалов, которые могут их развратить и испортить. Последний момент до сих пор остается весьма актуальным.

В соответствии с законодательством компании звукозаписи устанавливают строгие возрастные ограничения для музыкальных альбомов, иногда даже необоснованные. Mirotic, песню бой-бэнда TVXQ! первоначально могли покупать только те, кому уже исполнилось восемнадцать, из-за строк I’ve got you under my skin. Их пришлось заменить на I’ve got you under my sky[35], чтобы законно продавать более молодой аудитории.

Если песня имеет рейтинг 19+, то ее свободная ротация облагается высокими штрафами. Это означает, что такая песня лишается возможности проигрываться на радио или телевидении.

Когда Lady Gaga приехала в Сеул с туром Born This Way Ball, ее концерт ограничили категорией 19+. Очень неожиданный поворот! Любой, кому было восемнадцать лет и меньше, не допускался даже в сопровождении взрослого.

Ли отозвался о корейской цензуре: «Стандарты очень расплывчаты и противоречивы».

Так один из самых загадочных запретов, вызывающий недоумение у человека со стороны, конечно, не у корейца – это запрет на японскую музыку, фильмы, мангу.

Японским группам не разрешалось давать концерты в Корее. Действие запрета начало ослабевать лишь в 1997 году, но даже сейчас он полностью не отменен.

Послабление в правилах происходит удивительно медленно, и началось совсем недавно. В 1999 году в Корее разрешили показ японских фильмов в кинотеатрах, но только тех, которые выиграли призы на международных кинофестивалях.

Предложенные Ли объяснения, почему так долго сохранялся запрет на все японское, прозвучали несколько цинично и прагматично. Несмотря на распространенное мнение, будто запрет был ответом на недавнюю колонизацию Кореи Японией, настоящая причина оказалась чисто деловой: корейское правительство и культурную индустрию слишком беспокоило то, что японцы могут целиком захватить местный рынок. Сейчас качество корейских культурных товаров значительно улучшилось, поэтому Корея «почувствовала, что угроза уменьшилась», считает Ли.

Потрясающе, но целых 4 % населения прослушивались в 2012 году на шоу Superstar K, крупнейшем телевизионном конкурсе пения в Корее. Это 2,08 миллиона потенциальных K-pop звезд, прошедших сквозь отбор только за один год в стране с населением 50 миллионов. Даже такое шоу-монстр, как American Idol, набрало в 2012 году только около 80 000 участников, что составило 0,03 % от населения США.

Данный факт свидетельствует о том, что волна Халлю и стратегия корейского правительства извлечь из нее выгоду, вызвали в умах молодых корейцев буквально «тектонический» сдвиг в восприятии собственного будущего.

«Примерно десять – пятнадцать лет назад корейцы и не помышляли о музыке и кино как о законном бизнесе, – рассказывает Син Хён Кван, чей телеканал MNET транслирует реалити-шоу Superstar K. – За рубежом актеров называют «артистами-исполнителями». Но здесь мы воспринимали их как ddan ddara (сленговое слово, возможно, японского происхождения, которое означает «мошенник»). Мы связывали их с выступлениями в мужских клубах. Но сейчас, как и два-три года назад, самая желанная профессия – певица». Син – воплощение нового респектабельного облика корейской индустрии развлечений: спокойный и образованный, невероятно стильный, в модных очках и идеально выглаженном черном блейзере.

MNET – ведущий музыкальный канал Южной Кореи, принадлежит CJ E&M, крупнейшей в Корее медиакомпании, дочернему предприятию конгломерата CJ Group, когда-то отделившегося от Samsung Group. (Все здравомыслящие крупные корейские компании отхватили свой кусок от K-pop пирога. Собственно, как и корейское правительство, которое вложило в эту сферу значительные средства.) CJ имеет устоявшийся бренд с пятнадцатилетней историей для своей музыкальной телевизионной сети MNET, а ее киноотдел является одним из самых успешных кинопродюсеров и дистрибьюторов в Азии.

CJ и Samsung давно уже не связаны, хотя принадлежат членам одного холдинга. Но у CJ E&M, безусловно, осталась поразительная деловая хватка, присущая его бывшей материнской компании.

Упоминая о ней, Син заявил: «В других странах нет ничего подобного». И он не шутил. Трудно найти предприятие, преуспевающее во многих областях. CJ E&M является основной компанией по развитию корейской поп-культуры. Она состоит из полностью интегрированных подразделений, которые тесно связаны и подпитываются друг от друга, образуя высокоэффективную и высокотехнологичную экосистему. В их сферу деятельности входят музыкальное телевидение (например, MNET), кинопрокат, живые выступления (именно CJ E&M поставила мюзикл Mamma Mia в Китае), видеоигры и «smart media», которые, в сущности, представляют собой социальную сеть, созданную как рабочую площадку для продвижения и продажи всего вышеперечисленного. Холдинги зарабатывают деньги в тесном сотрудничестве друг с другом. Например, подготавливая концерт, CJ E&M одновременно выпускает музыкальную или танцевальную видеоигру, связанную с его темой. Именно благодаря такой модели поведения «рука руку моет» Корея и стала известной.

Компания была основана в 1995 году, но в 2011 году она превратилась в настоящий бренд, стремясь успешно конкурировать с другими азиатскими странами. Вряд ли найдется слишком много компаний за пределами Кореи, которые смогли бы настолько быстро организовать подобную систему массовых развлечений. Но даже если бы они это сделали, им потребовались бы годы, чтобы подняться на вершину.

Каким же образом удалось добиться такого стремительного успеха? Модель экосистемного бизнеса CJ E&M является хорошим примером общей экспортной стратегии Кореи: она основана на ясном понимании каждого, что общими усилиями можно добиться гораздо больше, чем по отдельности. Корейское правительство, индустрия развлечений, ИТ-компании и даже корпорации, которые никак не связаны с развлечениями, знают, что должны работать вместе, чтобы Халлю затопила весь мир.

Существует еще одна более неприглядная причина, по которой Корее не приходится опасаться, что другие страны попытаются подражать экспортной модели К-рор. Процесс создания звезд настолько жесткий, что вряд ли найдется много восходящих талантов, которые могли бы с ним смириться.

И только корейская молодежь давно уже привыкла к напряженному жестокому учебному давлению, крайне строгой дисциплине, постоянной критике и недосыпу.

Конечно, и в других странах найдутся целеустремленные трудолюбивые молодые люди, которые сделают все, чтобы стать звездами. (Сразу приходит на ум Индия.) Но этим странам, скажем прямо, не хватает корейских финансовых ресурсов и организационных навыков, чтобы наладить мировой экспорт своих звезд. Модель K-pop требует, чтобы музыкальные компании инвестировали много средств, не рассчитывая на быструю отдачу.

«K-pop – это план на пять-семь лет вперед, – комментирует Ли Му Вон, – и даже США не может себе такого позволить». Для других стран было бы невыгодно вкладывать так много денег только в обучение.

Многие K-poр-музыкальные продюсеры, возможно, ввязались в этот бизнес, предполагая, что станут просто менеджерами исполнителей. Но позже они выяснили, что на самом деле им предстоит исполнять роль «долгосрочной няни». K-pop – «отеческая» система, которая воспитывает звезд. Приходится беспокоиться не только об отношениях внутри группы, но и оберегать ее участников от вождения в пьяном виде, наркотиков или сексуальных скандалов. Подготовка K-pop-звезд – это обучение человека всему, чему только возможно. Поэтому члены группы учатся даже этикету.

Я помню момент, когда K-pop стал настолько популярным. Это случилось достаточно резко и быстро. Сначала отовсюду звучали все эти не отвечающие стандартам грустные песни, затем в середине 90-х появилась подражательная музыка, которая казалась достаточно приятной, но не сильно отличалась от самых невообразимых воплощений американского ритм-энд-блюза. И вдруг, словно из ниоткуда, возник K-pop и стал настолько же крутым, насколько уникальным, завораживающим, утонченным и вызывающим зависимость.

Это походило на неожиданный крутой поворот, как будто Корея внезапно решила отменить метрическую систему или нарушить правила дорожного движения. MNET, запущенный в 1997 году, сыграл важную роль в изменении взглядов корейской общественности на индустрию развлечений. Точно так же, как телеканал MTV изменил представления американцев о музыке, MNET сместил фокус с песни на видео.