Сохраняя веру Пиколт Джоди

– Для атеиста это, знаете ли, довольно проблематично.

В зале раздаются смешки.

– Какие мнимые религиозные чудеса вы исследовали в последние два месяца?

Иэн кладет ногу на ногу:

– Я занимался кровоточащей статуей в Массачусетсе, так называемым древом Иисуса в Мэне, а потом Верой Уайт.

– Чем она вас заинтересовала?

– По слухам, – пожимает плечами Иэн, – она видит Бога, совершает чудеса и у нее стигматы. Я захотел разоблачить ее как мошенницу.

– Расскажите нам, пожалуйста, что вам удалось выяснить, – говорит Мец с видом охотника, напавшего на след.

Несколько секунд Иэн смотрит на него, вспоминая ту речь, которую они отрепетировали не далее как накануне. Потом по лицу телеатеиста медленно расплывается улыбка.

– Если честно, мистер Мец, мне не удалось выяснить ни черта!

Адвокат, уже приготовившийся пустить в ход следующий вопрос, вдруг запинается:

– Прошу прощения?

Иэн наклоняется к микрофону:

– Я сказал «ни черта». – Он кивает стенографистке. – Так и пишите.

Почуяв конфликт между адвокатом истца и знаменитым свидетелем, публика начинает гудеть.

– Вы, наверное, хотите сказать, – решает помочь Мец, – что не обнаружили никаких чудес?

– Протестую! – восклицает Джоан. – Это попытка переиначить свидетельские показания!

– Протест принимается.

– Нет, мистер Мец, – отвечает Иэн. – Я хочу сказать, что не обнаружил ничего, позволяющего назвать Веру Уайт шарлатанкой.

Мец начинает трястись. Только бы судья и Джоан Стэндиш этого не заметили! Мец вспоминает свою первую встречу с Флетчером, когда тот прямым текстом сказал, что раскопал и пока скрывает нечто сенсационное про Веру Уайт. Вспоминает, как тот давал письменные показания, при каждом вопросе ссылаясь на Пятую поправку. Тогда, видя раздражение Джоан Стэндиш, Мец находил это забавным. Но теперь он понимает: Флетчер молчал, чтобы не лжесвидетельствовать. Чтобы под присягой не противоречить тому, что потом, опять же под присягой, скажет на суде. Там, в кабинете Меца, Флетчер врал, но в этом его не обвинишь. Свидетель, если хочет, может просто выйти и запеть государственный гимн. Что угодно, лишь бы это не противоречило официально зафиксированным предварительным показаниям. У него-то проблем не будет, а будут они только у адвоката, который его недооценил. Мец сам позволил Флетчеру оставить при себе некое главное открытие, касающееся Веры Уайт, при условии, что он выложит на суде ряд других фактов – не столь ошеломляющих, но все же компрометирующих. Это беспокоило Малкольма, однако полного отказа от сотрудничества он никак не ожидал.

– Не может быть, чтобы вы ничего не раскопали.

– Господин адвокат, вы предлагаете мне солгать?

У Меца стучит в висках. Он решает попробовать другие вопросы из тех, которые они заранее обсудили. Может быть, Флетчер все-таки вернется в намеченную колею?

– Вы когда-нибудь видели, как Вера Уайт совершает чудо?

Немного помедлив, Иэн отвечает:

– Не совсем.

– Где вы были тринадцатого октября?

– В своем «Виннебаго», припаркованном перед домом Уайтов.

– Что произошло около десяти часов вечера?

– Я наткнулся на Веру. В буквальном смысле. Она бродила в лесу. В темноте.

– Мать знала о том, что девочка не дома?

– Нет.

– И что же случилось?

– У Веры пошла кровь. Она… потеряла сознание, и я отнес ее домой. К матери.

– Давайте уточним. Ребенок бегал в темноте, в крови и на грани обморока, а мать ничего об этом не знала?

Иэн хмурится:

– Когда я принес девочку миссис Уайт, она отреагировала незамедлительно. Тут же повезла дочь в больницу для оказания медицинской помощи.

– Возможно ли, что Вера Уайт убежала из дому, потому что собственная мать ее травмировала?

– Протестую!

– Протест отклоняется! – объявляет судья Ротботтэм.

– Я ничего такого не видел, – пожимает плечами Иэн.

– Но это возможно?

– Мистер Мец, как вы ранили Веру, я тоже не видел, но могу предположить, что это возможно.

Адвокат молчит. Он не понимает, какую игру затеял Флетчер. Они же на одной стороне! Им обоим, хотя и по совершенно разным соображениям, выгодно показать, что чудеса, якобы совершаемые этой девчонкой, – фальшивка.

– Вы можете привести нам другие примеры, свидетельствующие о том, что миссис Уайт не справляется со своими родительскими обязанностями?

Иэн хмурит брови, изображая глубокое раздумье. Потом его лицо проясняется, и он с улыбкой говорит Мецу:

– Нет. Зато я могу привести вам доказательства обратного. Стараясь найти компромат на Веру и ее мать, я наблюдал за ними. На протяжении всего этого времени миз Уайт, на мой взгляд, заботилась о дочери очень хорошо.

Взгляд Иэна, скользнув по лицам зрителей, останавливается на Мэрайе, как бы говоря: «Вот видишь!» Потом он опять фокусируется на Меце, в чьих поблескивающих глазах читается отчаянное желание не ошибиться в расчетах.

– Вы провели два месяца, наблюдая за Верой и ее матерью?

– Можно сказать и так.

– Поделитесь с нами, пожалуйста, вашими наблюдениями.

Иэн соединяет руки пирамидкой:

– В данный момент мне не приходит в голову ничего примечательного.

– Это довольно странно, – говорит Мец, – если учесть, что около месяца назад вы летели в Канзас-Сити на одном самолете. – В качестве доказательства он передает секретарю список пассажиров на бланке с логотипом авиакомпании.

Иэн делает над собой усилие, чтобы лицо его не выдало. Что Мец предпримет собственное расследование и откопает письменные улики – этого следовало ожидать. Но знать о самом факте поездки не означает знать ее цель. Вопрос в том, насколько глубоко Мец копнул.

– Не расскажете ли нам, что вы узнали за время вашего совместного путешествия с Верой и Мэрайей Уайт?

Мец смотрит на Флетчера, желая, чтобы тот раскрыл карты: дескать, да, я следил за ними и выяснил то-то и то-то.

– Совместного? – Иэн изображает удивление. – Я и не знал, что они тоже были в том самолете. Я летел первым классом, а в экономкласс даже не заглядывал. – Он хитро улыбается Мецу. – Это совпадение.

– Вы, по собственному вашему признанию, расследовали историю предполагаемых чудес Веры Уайт, однако в самолете оказались не из-за нее. Тогда куда же вы летели, мистер Флетчер?

Лицо Иэна превратилось в непроницаемую маску.

– Я навещал друзей.

– Каких друзей? – спрашивает Малкольм, подойдя почти вплотную.

– Возражаю, Ваша честь, – вмешивается Джоан. – Не понимаю зачем, но адвокат ответчика давит на собственного свидетеля.

– Да, мистер Мец, – соглашается судья. – Мистер Флетчер ответил на ваш вопрос.

Мец уже не может смотреть на Иэна. Боится, что задушит этого сукина сына.

– У меня все, – скрежещет он и садится рядом со своим клиентом.

– Какого черта?! – шепчет Колин.

Малкольм смотрит на противниц, которые тоже оживленно перешептываются.

– Нас обманули, – говорит он.

– Какого черта?! – шепотом спрашивает Джоан у Мэрайи.

Та молча комкает край своей юбки. Когда Иэн вышел давать показания, она на секунду утратила способность дышать. Вдруг все то, в чем он ее уверял на протяжении последних нескольких недель, оказалось бы ложью? Вдруг он посмеялся бы над ней?

– Вы знали! – выдыхает Джоан. – Боже правый!

– Он хочет мне помочь, – тихо говорит Мэрайя. – Но он считал, что вас не нужно было заранее ставить в известность.

Адвокат пристально смотрит на нее:

– Тогда скажите мне: насколько далеко он готов зайти?

Когда Иэн встречает взгляд Джоан, между ними словно бы пробегает ток. Общая цель прочно связывает их.

– Вы сказали, что некоторое время наблюдали за Мэрайей, так? – спрашивает она.

– Да.

– И она произвела на вас впечатление хорошей матери?

– Да.

– Пожалуйста, расскажите об этом поподробнее.

Иэн наклоняется вперед на свидетельском месте:

– Мэм, я никогда еще не видел женщины, которая бы так самоотверженно оберегала своего ребенка. Миз Уайт делала все возможное, чтобы оградить Веру от прессы, от религиозных фанатиков и даже от меня. Как уже сказал мистер Мец, она отправилась вместе с дочерью в Канзас-Сити. Но это кажущееся бегство было попыткой защитить ребенка. Когда же у Веры начали кровоточить руки, в больнице мать не отходила от нее ни на шаг. Я был там и видел. Не скрою: направляясь в Нью-Ханаан, я ожидал увидеть своего рода ведьму – женщину, желающую привлечь к себе внимание, заставляя дочь изображать чудотворицу. Но мои ожидания не оправдались. Миз Уайт – хорошая женщина и хорошая мать.

– Протестую! – кричит Мец.

– На каком основании? – спрашивает судья.

– Ну… он же мой свидетель!

– Протест отклоняется. – Ротботтэм кивает Иэну. – Пожалуйста, продолжайте, мистер Флетчер.

– Я хотел добавить только одно: в детстве, а рос я в Джорджии, мне говорили никогда не вставать между медведицей и ее детенышем, потому что за него она порвет кого угодно. Разумеется, я уже тогда предпочитал не слушать того, во что мне полагалось верить. Поэтому однажды, когда мне было лет восемь, я встретил медведицу с медвежонком, подошел слишком близко и в итоге просидел три часа на дереве, пока мамаша не решила, что уже нагнала на меня достаточно страху. Но я никогда не забуду, как животное на меня посмотрело. Взгляд медведицы сразу заставил меня почувствовать, какую глупость я совершил, встав у нее на пути. Прошло тридцать лет, и точно такое же желание во что бы то ни стало защитить свое дитя я прочел на лице Мэрайи Уайт.

Джоан подавляет улыбку: Иэн Флетчер все-таки прежде всего актер. Знает, как себя подать.

– Спасибо, мистер Флетчер, – говорит она и улыбается оппоненту. – И вам спасибо, мистер Мец. У меня больше нет вопросов.

Тринадцать тридцать пять. Впервые за двенадцать часов Вера открывает глаза. В этот момент медсестра стоит к ней спиной, поэтому только через несколько секунд по показаниям приборов понимает, что девочка пришла в себя.

– Тихо, дорогая, – говорит сестра, когда ребенок начинает судорожно глотать воздух. – У тебя трубочка в горле. – Она вызывает доктора Блумберга и хирурга-педиатра. – Дыши спокойно.

Но Вера продолжает шевелить губами. Кажется, что ей не хватает воздуха, но на самом деле она пытается произнести слово «мама».

– Мистер Мец, кто ваш следующий свидетель? – спрашивает судья.

Адвокат истца поднимает голову:

– Ваша честь, могу я к вам подойти?

Джоан тоже подходит, готовясь к битве по поводу психиатра, о котором оппонент говорил с утра.

– Я хочу вызвать свидетеля, которого нет в списке, – заявляет Мец.

– Ваша честь, мы ведь уже говорили об этом так называемом эксперте, – незамедлительно возражает Джоан. – Сама я в области психиатрии не эксперт, и мне нужно время, чтобы собрать информацию о том смехотворном заболевании, которое мистер Мец откопал в недрах энциклопедии «Британника».

– Я говорю не о специалисте по синдрому Мюнхгаузена, – нетерпеливо отвечает Малкольм. – Это другой человек. Поскольку его нет в списке свидетелей, он находится здесь, в зале.

Джоан негодующе раскрывает рот:

– Тогда вы могли бы и вовсе не предоставлять мне никакого списка!

– Послушайте, Иэн Флетчер неожиданно оказался враждебным свидетелем. Он не осветил в своих показаниях те факты, на которые я рассчитывал.

Судья поворачивается к Джоан:

– Что скажете?

– Я категорически против, Ваша честь.

Мец улыбается ей и одними губами произносит:

– Апелляция!

Джоан, стиснув зубы, пожимает плечами:

– Ну хорошо. Вызывайте.

Удовлетворенный, Мец направляется к своему месту. Его следующий свидетель выставит Флетчера лжецом. Опровергнет показания этого нежданного защитника Мэрайи. Таким образом удастся компенсировать тот ущерб, который Флетчер ни с того ни с сего нанес делу.

– Истец хотел бы пригласить для дачи показаний Аллена Макмануса.

По залу пробегает ропот замешательства. Журналисты сдвигаются со своих мест и подбирают ноги, чтобы их коллега мог пройти к свидетельскому месту. Макманус, явно удивленный, подходит к секретарю и принимает присягу. Мец мысленно благословляет Лейси Родригес, в очередной раз откопавшую больше информации, чем он просил. Она добыла для него даже то, о существовании чего мало кто подозревает: списки исходящих и входящих междугородних вызовов офисных телефонов.

– Назовите, пожалуйста, ваше имя и адрес для протокола.

– Аллен Макманус. Бостон, Массачусетс-роуд, два-четыре-семь-восемь.

– Где вы работаете, мистер Макманус?

– Я редактор отдела некрологов в газете «Бостон глоб».

Мец убирает руки за спину:

– Как вы узнали о Вере Уайт?

– По заданию редакции я присутствовал на психиатрическом симпозиуме в Бостоне. Одна леди, выступавшая там, рассказала о своей пациентке – девочке, которая разговаривает с Богом. Но тогда я еще не знал, что девочку зовут Вера Уайт.

– А как вы это выяснили?

– Мне на работу прислали по факсу статью об умершей женщине, которую оживила собственная внучка. Это произошло в том же самом городке, где принимает та дама-психиатр. А еще мне анонимно позвонили и сказали, чтобы я подумал, кому может быть выгодно выдавать девочку за целительницу.

– Что же вы предприняли после этого звонка?

Макманус гордо вскидывает подбородок:

– У меня за плечами долгие годы журналистских расследований. Вот и в этом деле я решил разобраться. Именно благодаря мне общественности стало известно о том, что Мэрайя Уайт четыре месяца лечилась в психиатрической больнице.

– Привычны ли для вас подобные анонимные звонки?

Аллен теребит воротник рубашки:

– Вообще-то, в отделе некрологов мы нечасто слышим по телефону измененный голос. У нас в редакции есть определитель, и я записал номер на случай, если захочу связаться с тем, кто звонил.

– Что же это был за абонент, мистер Макманус?

– Сэр, я не могу назвать источник.

Репортеры одобрительно гудят, а судья хмурится:

– Можете, мистер Макманус, и назовете. Иначе я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду.

Несколько секунд Аллен молчит, соображая, есть ли у него выбор. Потом выуживает из кармана блокнотик и, полистав его, отвечает:

– Три-один-ноль-два-восемь-восемь-три-три-шесть-шесть.

– Вы узнали, чей это номер?

– Да.

Малкольм Мец подходит к столу, за которым сидят оппоненты, и поворачивается к Мэрайе.

– И чей же, мистер Макманус?

Судья угрожающе покашливает, но в этом нет необходимости: теперь Макманус, прищурясь, смотрит на того, кто недавно его оскорбил:

– Это сотовый телефон. Зарегистрирован на Иэна Флетчера.

В ту минуту, когда Аллен Макманус занял свидетельское место, Иэн словно бы прирос к своему стулу. Он не мог пошевелиться, хотя понимал, что оставаться в зале ни в коем случае нельзя. Как он умудрился так недооценить Меца?

Сейчас Иэн сидит через два ряда от Мэрайи и видит, как она, подняв плечи, цепенеет, когда слышит, что это по его вине в прессу проникли гадкие слухи о ней. Я должен был сказать ей, думает он. Если бы сказал сам, она бы простила.

Ему хочется, чтобы она к нему повернулась. Хочется увидеть ее лицо.

Минуту назад, возвращаясь на место после своего выступления, он подмигнул ей. Тогда она сияла, словно луна. А теперь сидит бледная, глядя темнеющими, как синяки, глазами, куда угодно, только не на Иэна.

Он замечает, что не отрываясь смотрит на нее. Так смотрят на рушающееся здание или на горящий лес – словом, на что-то влекущее за собой трагедию. Не моргает он даже тогда, когда она закрывает лицо руками и плачет в голос.

На протяжении тридцати секунд Джоан пытается успокоить клиентку, что никогда не было ее сильной стороной. Потом она встает, кипя злобой. Если бы дело слушалось в присутствии присяжных, все обстояло бы иначе. Допрашивая Макмануса, она бросила бы тень сомнения на тот факт, что в момент совершения анонимного звонка телефон действительно находился в руках Иэна, а не кого-нибудь из его помощников или не был украден. Да мало ли, дескать, к кому аппарат мог попасть? Но говорить это судье не имело смысла. Он уже сам все взвесил и, точно так же как остальные, пришел к выводу: Флетчер почти наверняка воспользовался своим телефоном сам, а значит, виновен в предательстве с отягчающими обстоятельствами.

– Вы работаете в газете «Бостон глоб»? – рявкает она.

– Да.

– Как давно?

– Шесть лет.

– Где вы учились?

– Окончил школу журналистики в Колумбийском университете. Потом работал внештатным корреспондентом в газете «Майами геральд».

– Кто направил вас на ту конференцию?

– Уве Теренбаум, редактор отдела особых мероприятий. Если я не слишком сильно занят некрологами, он иногда посылает меня на всякие симпозиумы и конференции.

Джоан расхаживает перед Макманусом взад-вперед, как ткацкий челнок. Оттого что он следит за ней взглядом, у него даже слегка кружится голова. Чего от этого червяка можно добиться, Джоан еще не знает, но интуиция подсказывает ей: его ахиллесова пята – самолюбие. Чем более глупый вид он будет иметь, тем лучше.

– Как вы считаете, мистер Макманус, вы хороший журналист?

Аллен выпячивает грудь:

– Смею надеяться.

– У вас хорошая репутация в среде ваших коллег?

– Конечно.

– Вас отправили на эту конференцию, потому что вы один из лучших репортеров газеты?

– Вероятно, – произносит Макманус и как будто бы даже становится выше.

– Вы, наверное, очень обрадовались, когда выяснили, что вам звонил Иэн Флетчер.

– Еще как! – признается Аллен. – Я хочу сказать, это имя у всех на слуху.

Джоан барабанит пальцем по ограждению свидетельского места:

– После того как вам стало известно, что телефон принадлежит мистеру Флетчеру, вы с ним говорили?

– Я пытался, но…

– Да или нет?

– Нет.

– Вы просто воспользовались подсказкой, которую он вам дал?

– Да.

– То есть отправились в Гринхейвен?

– Да, – говорит Аллен.

– И там вам удалось получить доступ к медицинским документам Мэрайи Уайт?

– Нет. Я нашел доктора, который подтвердил мне, что она лежала в этой больнице.

– Понимаю. Он был лечащим врачом Мэрайи Уайт?

– Нет…

– Он вообще контактировал с Мэрайей, когда она лечилась в Гринхейвене?

– Нет.

– Он знает подробности истории ее болезни?

– Он знает главное.

– Это не ответ на мой вопрос, мистер Макманус. – Джоан хмурит брови. – В ходе вашего тщательного расследования удалось ли вам выяснить, что муж поместил Мэрайю в клинику насильственно?

– Нет…

– Удалось ли вам выяснить, что перед госпитализацией она не получила возможности испробовать другие способы лечения от депрессии?

– Гм… Нет.

– Удалось ли вам выяснить, что, выражаясь обиходным языком, нервный срыв произошел у Мэрайи вследствие измен мужа?

– Нет.

– Удалось ли вам выяснить, что по этой причине она совершила попытку самоубийства? – наседает Джоан, глядя на свидетеля в упор. – Мистер Макманус, вы не выяснили основополагающих фактов. Так с чего же вы взяли, будто вы хороший журналист?

– Протестую!

– Хорошо, я снимаю последний вопрос, – говорит Джоан, в общем-то и не ожидавшая ответа.

Когда становится ясно, что плакать Мэрайя не перестанет, судья объявляет часовой перерыв. Прежде чем репортеры успевают повставать со своих мест, Джоан выталкивает клиентку из зала и быстро ведет по коридору в туалет. Там она держит дверь изнутри, чтобы никто не помешал.

– Мэрайя, в показаниях Флетчера ничего ужасного не было. И та газетная статья нам тоже погоды не сделает. Обо всем этом никто и не вспомнит, когда придет наша очередь говорить. – Мэрайя не отвечает, и Джоан неожиданно понимает почему. – Дело не в том, что он сказал! Дело в том, что вы знали, как он собирается обойтись с Мецем! Господи, да вы влюблены!

– Все не так просто…

– Это никогда не бывает просто.

– Думаю, сейчас мне лучше побыть одной.

Джоан смотрит на свою клиентку с тревогой:

– Не знаю, хорошая ли это идея…

– Вы боитесь, что я достану из рукава бритву? – с горечью спрашивает Мэрайя. – Вас настолько впечатлили выступления свидетелей Меца?

– Я не это имела в виду. Я…

– Все в порядке, Джоан. Пожалуйста.