Идеальность Матюхин Александр
Лера приблизилась, подхватила невесомый полусгнивший гробик одной рукой, а второй замахнулась – и воткнула ржавое лезвие старого ножа Нате под ключицу. Лезвие легко вошло до рукоятки. Ната закричала, заваливаясь назад, и вскинула руку с пистолетом.
Выстрел не просто оглушил – разорвал барабанные перепонки. Пуля, похоже, прошла совсем близко от лица. Левый глаз погас, будто его выключили. Что-то больно ударило по голове, Лера дернулась, теряя равновесие, но не отпустила рукоятки ножа, навалилась на Нату и упала вместе с ней, на нее. Выдернула лезвие и ударила еще раз, под подбородок. Ната стукнула ее рукоятью по челюсти, зубы чиркнули друг о дружку и вроде бы даже сломались. Не впервой, не страшно.
– Думаешь, я тебе завидовала?! – Лера выплюнула сгусток крови Нате в лицо. – Вот и умри с этой мыслью!
Она навалилась всем телом на нож, погружая его глубже в тело Наты. Леру снова ударили, но уже не сильно.
Шум в голове вырвался наружу, и Лера поняла, что кричит.
Она упала лицом в траву. Хриплое и горячее дыхание сестры смешивалось с ее собственным.
Гробик лежал рядом, опрокинутый набок. Крышка его съехала, и Настя, милая, родная Настенька, вывалилась наружу. Только это была уже не она, конечно же, не она, ну а как иначе?..
Лера закрыла глаза. Капли дождя били по лицу.
От прошлого больше ничего не осталось. Пора было двигаться дальше.
Она вышла к дому со стороны леса, когда быстрый осенний дождь уже закончился. Привычно обогнула кирпичный забор по утоптанной тропинке, подошла к калитке, под качающийся свет круглого фонаря, и там замерла, кусая губы. Ноги крутило судорогами от холода, нижняя челюсть дрожала последние минут двадцать. Вдобавок не отпускал шум в голове, с той стороны, где пролетела пуля. Хотелось лечь где-нибудь и не двигаться, чтобы холод обратился в тепло, дал уснуть раз и навсегда. Она бы так и сделала, если бы не Настя из прошлого, прижатая к груди, укрытая, притихшая.
Ради нее Лера выбралась из леса. Нужно было жить.
Размышляла несколько секунд. Потом набрала на домофоне знакомый код, вошла во двор. Калитка не скрипнула. Все окна, кроме одного, кухонного, были темны. А в кухне горел крохотный светильник, очерчивая маслянистым светом силуэт у окна.
Мама.
Значит, сейчас около пяти утра. Мама почитала книгу и стала смотреть на улицу, встречая рассвет, поджидая полугодовалую внучку, которая приходила к ней из леса время от времени и пугала – или радовала – детской улыбкой и милым взглядом.
– Мам, я тебе ее принесла, – прошептала Лера, медленно двигаясь по бетонной тропинке к крыльцу дома. – Настоящую Настю, из прошлого, какой она была. Ты же ее ждала здесь все это время, да? Ты же этого хотела?
Силуэт шевельнулся, исчез. Через секунду зажегся свет на крыльце, мама выскочила из двери, в наспех накинутом халате, босиком. Бросилась к Лере:
– Ты что здесь делаешь?! Как тут оказалась?!
В тишине ночи ее крики больно впились в уши. Лера поморщилась:
– Мам, потише, разбудишь…
Мать уже стояла рядом, в ужасе прижав ладони к лицу.
– Господи, Лера! Что с тобой случилось…
– Это все из-за сестричек! – хихикнула Лера. – Представляешь, мы друг другу всю жизнь завидовали. Оказывается, меня хотели убить… Позвони кому-нибудь, пожалуйста. Папе, в полицию, кому-нибудь. Они ищут. Наверняка ищут меня. – Она шагнула к матери, протягивая сверток. – А это тебе, мам. Я же знала, что вы встретитесь. Мы все рано или поздно встретимся и будем вместе. Нельзя было разлучаться. Я глупая была, совершенно чокнутая. Но теперь все не так.
Мама закричала – резко и безумно. Этот крик вывел Леру из транса, и она с удвоенной силой почувствовала, как сводит ноги и болит плечо, как из изуродованного уха медленно течет кровь, а в голове шумит и потрескивает, будто помехи радио. Оставалось только, чтобы сквозь помехи выплыли строчки колыбельной.
Она упала на колени, не удержавшись, растеряв остатки сил. Снова прижала сверток к груди, хотя чувствовала влагу и холод под тряпьем. Никакой там не было жизни.
Мама продолжала кричать. Крик утонул в резком порыве ветра.
Кто-то дотронулся до Леры сзади. Она шевельнула головой, чувствуя резкую боль от любого движения, и краем глаза увидела силуэт.
Слева от нее на дорожку тяжело и устало плюхнулась Вика. Голова ее была в крови, лицо тоже. Вика пьяно улыбалась, разглядывая Леру.
– Не хочу знать, что ты сделала с Натой… – пробормотала она. – Жалко, что вот так получилось. Ведь это ты испортила ей жизнь, а не наоборот. А потом еще и убила. И при этом ты, Лерка, останешься положительным героем, потому что такие, как ты, всегда каким-то образом оказываются положительными. Наверное, потому что тебя жалко.
Шум в Лериной голове перекрывал некоторые слова. Сестра говорила что-то еще, но Лера видела только движение губ.
Захотелось поделиться радостью. Она откинула край свертка:
– Зато я нашла дочь, смотри. Правда, милая?
Вика осеклась, закашляла, будто сдерживая рвоту, и вдруг закричала так же громко, как мама.
– Почему вы все кричите? – спросила Лера. – Я ведь правда ее нашла. Мертвую, да. Но нашла. Вы бы не радовались? Скажи, Вика, разве ты не радовалась бы?
Шум внутри головы стал невыносимым. Лера легла на бетон, прислонившись щекой к ледяной шершавой поверхности, прижала к себе мертвый сверток и стала тихонько напевать колыбельную. Для себя, не для дочери.
По утрам она любила читать сонник. Даже после того, что произошло. Странные привычки имеют свойство въедаться в подкорку сознания намертво.
Ей до сих пор было тревожно во сне. Ждала, когда же схватят за руку, потащат на съемки. Но некому было – Лера из прошлого ушла окончательно.
Иногда во сне появлялась Настя, и Лера просыпалась, вздрагивая, рыская руками в поисках свертка. Сон быстро рассеивался, приходило настоящее: четырехместная больничная палата в бюджетной больнице, круглый телевизор на подоконнике, потрескавшаяся штукатурка, запахи лекарств, вареной курицы, соленых огурцов, фонарный свет сквозь занавески, шум машин, разговоры из коридора и бубнение из ноутбука соседки слева.
Реальность была так хороша и стабильна, что Лера радовалась каждому короткому пробуждению и не хотела проваливаться обратно в вязкую темноту сна. Она попросила принести сонник. Читала по алфавиту, чтобы отвлечься и продержаться как можно дольше. Но сон был сильнее, дрема накатывала, веки тяжелели, Лера засыпала, чтобы проснуться чуть более здоровой, чем раньше.
У койки то и дело появлялись знакомые и незнакомые лица.
Открыла глаза: пожилой врач много говорил, не ожидая ответов. Что-то про трудное восстановление, сон и операции.
Открыла глаза: двое молодых людей устало задавали вопросы про Нату и Вику, про дочь, наркотики и таблетки, про прошлое и настоящее. Лера пыталась ответить, но не могла, сил не хватало. Ей в руку вкладывали карандаш, она с трудом выводила буквы и за минувшую вечность написала лишь несколько слов дрожащим почерком.
Снова открыла глаза: Пашка сидел, молчал и улыбался. Он держал Леру за ладонь, гладил волосы, шептал разные слова, смысл которых иногда терялся в эмоциях. Лере хотелось расцеловать Пашку, прижаться к нему, потереться щекой о его щетину, но не было сил даже улыбнуться как следует. В голове постоянно шумело: шум приходил волнами, иногда становился чуть тише, а иногда вытеснял все остальные звуки. Левый глаз вращался в глазнице, но ничего не видел. Он был укрыт плотной повязкой. Лера разглядывала Пашку и хотела, чтобы он не растворился после ее следующего сна. Хотела, чтобы Пашка вернулся.
Инвалидное кресло совсем ему не шло. Пашка сидел с таким видом, будто оказался в нем по недоразумению. Он презирал больницы и явно хотел выбраться отсюда как можно быстрее.
– Паршиво выглядишь, – говорил Пашка каждый раз, когда она приходила в сознание.
Как-то он прикатил и остался на весь день. Лера поняла, что может засекать время, а значит, ей определенно стало лучше. Пашка гладко побрился, где-то раздобыл потертый военный камуфляж, но все-таки был в тапочках на босу ногу и с марлевой повязкой, закрывающей нижнюю половину лица.
– Я сразу к тебе рванул, – сказал он. – Меня не пустили. Неделю околачивался рядом, выжидал. Курить хочется – закачаешься. Я бы почку продал за сигарету. А на улицу не пускают, сволочи.
– Как ты выжил?
– Тебе еще никто ничего не рассказывал? – Она слабо мотнула головой. – Проявил чудеса героизма. Это если кратко. Два дня провалялся в подвале дома твоей младшей сестры.
Он рассказал, как выбрался из подвала и дозвонился до отца Леры. Тот приехал минут через двадцать. Тут же рванули к Вике, обнаружили запертую дверь. Телефоны были отключены. Они поехали к Лере, но и там никого не нашли. Василий Ильич прихватил только папки с бумагами и розовый ноутбук. Подключились его люди, которые рыскали по городу и за городом остаток дня и всю ночь. Среагировали на чье-то заявление о выстрелах в лесу неподалеку от дачного поселка, начали прочесывать лес, обнаружили Викину машину. Но ничего больше. А ближе к утру позвонила Лерина мама и сообщила, что у нее во дворе две дочери и мертвая внучка…
Папа примчался мгновенно, вместе со скорой и кучей знакомых. Леру и Вику сразу увезли в больницу, а знакомые начали прочесывать лес заново, в поисках Наты.
Тут Пашка замялся, не зная, видимо, как бы поделикатнее рассказать. Подробности он явно знал.
– Не томи… – шепнула Лера. Ей до сих пор казалось, что пуля угодила в голову и застряла где-то под левым глазом.
– Ты же в курсе, что откопала дочь? – спросил Пашка.
Лера кивнула, давая понять, что это-то как раз хорошо помнит. Тогда он продолжил.
Ната лежала у края ямы, наполненной водой. Рядом валялся пистолет. В ключице торчал нож, воткнутый наполовину. Лезвием он уперся в кость и поэтому дальше не прошел. Ната лишилась сознания, получила обморожение и потеряла много крови, но каким-то образом все еще была жива.
– Не умерла? – пробормотала Лера, невольно подавляя сожаление.
– Мне кажется, она выжила только из-за того, чтобы умереть как-нибудь более идеально! – фыркнул Пашка. – Знаешь, как она планировала тебя убить? Без сучка и задоринки, блин! Кто-то слил файлы из розового ноутбука, который твой отец прихватил с собой. Не знаю, откуда пошло, может, Василий Ильич сам и забросил информацию. Это ноутбук Риммы Бельгоцкой, и в нем был черновик романа. Триллер о безумии, основанный на откровениях Наты. В нем она подробно рассказала план мести. Сначала Ната хотела довести тебя до нервного срыва, путем возврата в прошлое: все эти пьяные вечеринки, назойливые репортеры, блогеры, Толик и изнасилование в подвале на камеры. С Викиной помощью она сделала дубликат ключей от твоей квартиры и подменила лекарства на пустышки. Срывы должны были широко освещаться в Интернете, чтобы привлечь внимание, но в первую очередь, чтобы выбить тебя из колеи, опрокинуть в яму. После этого ты должна была исчезнуть. Вроде как не выдержала очередного приступа. А чтобы исчезновение прошло успешно, Ната выкопала яму в лесу. Почти две недели копала, никого не привлекая. Готовилась. Она размышляла, сжечь тебя или закопать заживо. Вроде бы решила просто закопать.
– «Просто закопать!» – фыркнула Лера. – Блин, меня бы никто не нашел! Самое ужасное, что и не искали бы.
– Все верно. Ната планировала оставить пару сообщений от твоего имени, где ты говорила бы, что сваливаешь в другой город. Никто не удивился бы, ты же странная девушка. Короче, повезло, что ты полезла в дом Бельгоцкой. Это спутало все Натины планы.
– Вообще-то, сначала ты залез в дом к Нате. Не стоит забывать.
Пашка рассмеялся:
– Меня, между прочим, зашивали. Я теперь серьезный ветеран и все такое. Буду гордиться.
– Я тоже буду тобой гордиться…
Пашка отсмеялся, держась за правый бок, после чего продолжил:
– Нату и Вику арестовали на два месяца. Идет расследование. А тебя ждет лечение, сама понимаешь. Ты какую-то чушь несла той ночью. Твоя мать говорит, что ты с ума сошла.
– А Настя?..
– Ее похоронили как положено. – Пашка опустил ладонь Лере на лоб. Она почувствовала, какие холодные у него пальцы. – И тебе тоже надо все это похоронить. Давно пора.
– Кажется, именно это я и сделала во дворе дачного дома… – шепнула Лера, собравшись с мыслями. – Похороны прошли успешно.
24 декабря 2019 г.
Папе
Только тебя я по-прежнему люблю.
Знаешь, всегда знала, что кругом лжецы и предатели. Идеальный человек тот, кто живет сам по себе и ни от кого никогда не зависит. Не должно быть друзей, приятелей, коллег по работе, переписок с незнакомцами.
Сам по себе. Эгоист.
И еще ты, папа.
Прости, я обожглась так, что раны не заживут никогда. До сих пор чувствую жар предательства на лице.
На меня глазели во время судебного заседания – десятки людей в зале, сотни журналистов, миллионы людей в Интернете. Я представляю, как облизывали мои фото прыщавые подростки на форумах, перемалывали косточки, обсуждая, выливали помои, иронизировали, тупо шутили… У меня слишком хорошее воображение. О, я прекрасно все понимаю.
Ты слышал, о да, ты слышал все, о чем рассказывали на суде. Прости, что тебе пришлось присутствовать там. Прости, что мое «дело» отправило маму в больницу с нервным срывом.
Не знаю, сколько раз сказать «прости», чтобы ты поверил, как искренне мне жаль. Я хотела бы, чтобы все осталось за закрытыми дверьми, внутри семьи и только там.
Беды, невзгоды, несчастья, болезни.
Ты учил решать проблемы внутри семьи. Я хорошо запомнила уроки.
Какой получился бы прекрасный финал, если бы все закончилось после похорон Дениса! Сначала я так и планировала, ты же понимаешь. Хотела остаться чистейшей в этой передряге и не дать никому повода даже заикаться о нашем браке в негативном ключе. Мы с Денисом были счастливой парой, а потом одному из нас не повезло. Какой трагизм. Новостные ленты показали бы мое уставшее лицо на редких фото, осветили бы церемонию похорон и забыли бы обо мне на много лет. Как я и хотела.
Но ты же прекрасно знаешь, что случилось потом. Я решила избавиться от любовницы. И это правильно. Никто не должен уйти безнаказанным. Предатели умирают.
Мне часто снится сон, сотканный из воспоминаний. Мы с г-жой Бельгоцкой сидим друг напротив друга в уютных креслах у камина. За окном льет осенний дождь. У меня в руках чашка чая. Я рассказываю, что узнала, с кем спит Денис. Я растеряна и обеспокоена. Не знаю, что делать и как реагировать. Г-жа Бельгоцкая гладит меня по ладони и говорит что-то вроде: «Ты знаешь, что делать. Ты сильная, никому и никогда не давай повода сломать тебя. Будь принципиальной, как всегда».
Я помню, что в тот момент решила убить Леру. Просыпаюсь.
Прости меня еще раз. Во мне слишком много агрессии.
Здесь неплохо.
Разрешают писать письма, кормят и нормально относятся. Не курорт. Тяжелее всего заниматься скучной однообразной работой. Я теперь помощница библиотекаря. Представь, каково это. В библиотеке нет ни одной книги на английском языке.
Зато много журналов по психологии, ЗОЖ и о здоровом питании. Буду изучать их, куда деваться.
Закроем гештальт с Риммой Ивановной. Я отравила ее, как только узнала о предательстве. Не мой метод, конечно, но так нужно было сделать.
Прости, папочка, любимый, дорогой!
Я бы рассказала тебе как-нибудь. Всю правду. Оставила бы письма или написала бы свою книгу. Только для узкого семейного круга. Назвала бы ее так же, как хотела назвать книгу г-жа Бельгоцкая: «Идеальность».
Это ведь про меня.
Да и вообще про всех нас в каком-то смысле. Современный мир жесток. Покажешь слабость – сожрут. Отыщут в Интернете хоть маленькую грязную деталь в биографии – набросятся и обглодают до костей.
Наверное, я была слишком наивна, раз думала, что смогу быть идеальной в таком мире.
И глупая – раз думала, что бумага хранит секреты надежнее, чем чаты в мессенджерах.
Думаю, что надо было все сжечь. Сразу и наверняка. Дом, распечатки, ноутбук, журналы, г-жу Бельгоцкую, Дениса. Только огонь может очистить все раз и навсегда.
О, запах дыма! Он прекрасен. Вспоминаю его, папа, и думаю о тебе.
Мы все прекрасны, когда горим. Кто-то от любви, кто-то от ненависти, а кто-то просто так.
Когда-нибудь сгорю и я.
Например, сегодняшней ночью.
Целую тебя, папочка. Люблю, люблю, люблю. Надеюсь, ты простишь, потому что другого выбора у тебя не будет.
Читать бесплатно другие книги:
