Идеальность Матюхин Александр
Она всегда твердила, что нужно знать меру, но на Дениса ее уговоры не действовали. Он знал, как правильнее.
Ната сваливала шмотки с какой-то бешеной внутренней радостью. Так радуются разбитой кружке с вишенками на керамическом боку, которую подарила свекровь. Радуются возможности выбраться из тесного купе, в котором ехал десять дней.
Вчера вечером закат полыхал оттенками красного, а на безоблачном небе рассыпались звезды. Наверняка это последние теплые дни осени. Грех не воспользоваться.
Она заталкивала одежду в жестяную бочку, где Денис обычно сжигал опавшие листья.
В тихом и пустом доме Ната сходила с ума. Весь день она провела в «ламповой» комнате в компании с бутылкой текилы, привезенной из Англии. Уникальный вкус, куча денег на ветер, да, да, да – а когда глотаешь из горла, спирт спиртом.
Пару раз Нату тошнило. Она бежала к туалету и выплескивала горечь текилы вместе с горечью воспоминаний. Потом возвращалась к папкам с распечатками и алкоголю. В стотысячный раз перечитала статью о гибели Подольской. Водила пальцами по фотографии сгоревшей кондитерской. Порывалась открыть одну из папок любимой писательницы. А потом решила сжечь прошлое.
Галстуки. Поло. Джемперы. Кепки. Сверху положила любимые черные очки Дениса. Принесла из подвала жидкость для розжига, обильно полила. В ноздри ударил въедливый запашок. Подлила сверху остатки текилы и швырнула пустую бутылку в кусты.
Чиркнула спичкой. Взметнувшиеся языки огня слились с красками заката. Одежда горела быстро, а Ната бегала к дому и обратно, приносила охапками все, что принадлежало умершему мужу, кидала в огонь, придавливала кочергой.
Книги. Журналы. Запонки. Игровая приставка с джойстиками. Порножурналы. Коллекция зубочисток со всего света.
Она не заметила, как солнце закатилось за крыши домов. Теперь свет исходил только от костра – яркий, насыщенный, дикий. Казалось, что кроме костра больше в мире ничего нет. Ната подкармливала огонь, пока не обнаружила, что из вещей Дениса остался только велосипед.
Пахло гарью и пластмассой. Не нужно было швырять в костер игровую приставку. Она плохо горела и шумно потрескивала.
Потом Ната принесла коробку с «безделушками». Это была ее коробка. Личный опыт сексуального раскрепощения. Тщательно подобранные игрушки, уже не нужные и даже лишние. Она высыпала в огонь фаллоимитаторы, страпоны, кожаные маски и костюмы, мастурбаторы и латексные перчатки, анальные шарики и веревки. Огонь с жадностью принял угощение. Необычное зрелище – то, как плавится тридцатисантиметровый член. Денис был хорош в постели, тут не поспоришь, но даже он не мог соревноваться с этой никогда не унывающей штуковиной.
Ната смотрела на огонь, пока тот не зачах. Только тогда поняла, что волосы и одежда пропахли дымом, вернулась в дом и долго мылась под душем, соскребая с себя прошлое. Кое-где на коже проступила кровь, но ей было наплевать.
Она уснула в комнате на первом этаже, свернувшись на крохотном диванчике для гостей, проснулась нетрезвая и разбитая и почти сразу же откупорила бутылку ликера – тоже какого-то коллекционного, несомненно, редкого и очень дорогого. Денис любил покупать дорогой алкоголь, потому что все богатые люди его покупают. Гости должны видеть красивые бутылки, этикетки с надписями не по-русски, и восхищаться правильным выбором. Но он даже не знал, зачем добавлять в виски содовую.
Показная идеальность. Этим Денис и отличался от Наты. Насквозь искусственный лгун.
Запах гари не исчез. Кажется, он стал еще сильнее.
Ната пила ликер, пока не почувствовала острое желание выговориться. Тогда она поехала к Римме Ивановне. После смерти Дениса она бывала в доме писательницы чуть ли не каждый день.
Машина на выезде вильнула, задний бампер чиркнул по краю ворот. А и плевать. Ната была уверена, что пешком не дойдет, слишком уж пьяна. Поэтому что? Поэтому машина не роскошь, а необходимое средство передвижения. В районе Эльдорадо ни один полицейский не остановит «лексус» Наты. Все здесь знают ее отца. Хорошо быть ячейкой богатого общества.
Запах гари преследовал даже в гостях.
Ната спрашивала:
– Вы не ощущаете? Пахнет как будто пластмассой или горелой резиной. Неужели это латексный член до сих пор горит?
Римма Ивановна не ощущала.
– От прошлого не так-то легко избавиться, – говорила Ната. – Впивается в кожу и не отпускает. Нужно будет соскрести. Хотя запах костра мне всегда нравился. Он успокаивает. Может быть, я латентная пироманка? Любила в детстве смотреть, как что-то горит. Не оттянешь. Пялилась на огонь в камине часами. Папа очень любил шутить, что я стану пожарником.
Потом позвонила Вика, и Ната поехала к ней. Любимой сестренке она никогда не отказывала.
Затем Ната намеревалась приехать домой и заняться уборкой. Тщательнейшей уборкой. Такие уборки Денис называл смешным словом «антидепрессняшка», намекая, что Ната проецирует свою депрессию на глажку, мытье окон, чистку газонов и мойку посуды. Он был, конечно, прав, но Ната все равно злилась – в первую очередь из-за того, что Денис не принимал ее депрессии всерьез. Он думал, что Ната хочет втянуть его в своеобразную игру.
Игру «Пожалей несчастную жену». Ему казалось, что он может сгрести Нату в охапку, дождаться, пока она выплачется у него в объятиях, и все будет хорошо. А генеральная уборка – это лишнее. Денис плохо разбирался в семейных отношениях. Именно поэтому Ната начала ходить в гости к престарелой и почти всеми забытой писательнице. С ней до поры до времени было уютно.
Она подъехала к воротам своего дома, когда уже почти стемнело. Заглушила мотор и, сидя в тишине, аккуратно допила ликер из горлышка. Столько алкоголя в ней не плескалось со времен студенческой юности. Тогда, на первом курсе, надо было поддерживать образ общительной обаятельной девушки, которая вроде бы легко доступна, но при этом никогда не переходит определенную черту. Таких девушек любили все парни. А кто владеет вниманием парней – владеет миром.
Бутылка полетела на заднее сиденье. Ната нажала на кнопку автоматического открывания ворот, но механизм не реагировал.
– Ну же! Не заставляй меня злиться! Этот вечер должен быть хорошим!
Она вышла на улицу, и осенняя морось, похожая на паутину, стремительно налипла на голые участки кожи. Холодный ветер лизнул щеки, заставив почти сразу же протрезветь. Ната вспомнила, как зацепила ворота бампером. И точно – ворота не закрылись до конца. Можно было даже расслышать тихое гудение. Где-то заклинило.
– Так всегда и случается… – пробормотала она, звеня ключами. – Когда где-то прибывает, где-то обязательно убывает.
Пустынная темная улица, освещенная редкими фонарями, навевала мысли о фильмах ужасов. Где-то тут обязательно должен прятаться маньяк. Ну или какой-нибудь монстр. В общем, пьяная одинокая девушка рискует не дожить до утра. Три раза «ха».
Ната быстро открыла калитку, прошмыгнула во двор и провернула ключ изнутри. Это ведь надо умудриться так саму себя напугать! С другой стороны, раньше большой загородный дом казался ей уютным местечком, а сейчас не было в нем ничего уютного. Только тени, тишина и много пустого пространства. Надо съехать к родителям. Они обрадуются. Папа уже неделю зовет.
Лера называла Нату «папиной дочкой». Раньше это имело значение, но сейчас не все ли равно? Семья на то и нужна, чтобы всегда помогать друг другу.
Запах гари тянулся с заднего двора. Ната направилась туда, намереваясь залить бочку керосином и поджечь остатки еще раз, чтобы к утру ничего не осталось.
И больше никакого алкоголя в ближайшее время. Она ведь не Лерка-холерка, чокнутая наркоманка, трахальщица и алкоголичка. Нельзя до такого опускаться.
Ната не сразу сообразила, что видит тонкую полоску света, ползущую по земле. На заднем дворе фонарей не было. Она подняла голову и сразу же определила источник света: окно ее журнальной комнаты.
Ната нахмурилась, пытаясь вспомнить, выключала ли свет. Вполне возможно, что нет. Пьяные люди, знаете ли, не слишком хорошо себя контролируют. Однако она была уверена, что все выключала.
Подошла к бочке и поискала кочергу. Не нашла. Из обуглившегося нутра шел жар. Пластмасса и латекс слиплись в огромный бурый ком.
Затем Ната увидела открытое окно на первом этаже. И кочергу, прислоненную к белой стене.
В мыслях сразу выскочило имя. Лера. Нет, быть такого не может. Совершенно точно. Разве что потаскушка попросила кого-нибудь помочь разобраться.
Но кто будет помогать психованной наркоманке? У нее вообще остались друзья?
Ната потянулась за телефоном, но вдруг передумала. Холодный ветер и мелкая дождливая морось принесли свежесть мыслей. Она поняла, что надо делать.
Перелезла через окно в темноту гостиной, чтобы не греметь ключами и не щелкать замком входной двери. Разулась. На цыпочках прошла по коридору к лестнице на второй этаж и убедилась, что наверху действительно кто-то есть. Дверь в журнальную комнату была открыта, свет сползал по ступенькам.
В тишине Ната расслышала щелчок фотоаппарата и почувствовала злость.
Это была глубокая, старая злость, возникшая еще в тот день, когда Ната поняла, что Денис ей изменяет. Тогда она еще не знала, с кем и как часто, была ли это интрижка на один раз, или все серьезно. Злость зародилась в недрах души и сделала мышцы похожими на желе, а мысли – вялыми и темными. Злость парализовала. В то время Нате удалось с ней справиться. Пара тренингов и вебинаров с психологом – и злость оказалась заперта внутри. Затем ее заменило чувство мести.
А сейчас все вернулось.
– Сучка… – прошипела Ната сквозь зубы.
Не включая свет, она спустилась в подвал. В подвале все было просто: два шкафа слева, железный ящик справа. Прямо – стол и полки, где скапливался всякий хлам. Нату интересовал железный ящик. Она открыла дверцу, запустила руки внутрь, нащупала деревянный приклад арбалета.
Подарок папы. Он, фанат охоты, пытался втянуть в это дело и Дениса. Денис же совершенно не годился для таких дел. Стрелять не умел, терпения никакого. Бродить по лесу в поисках живности считал скучнейшим делом. Арбалет положил в ящик и вспоминал о нем только по каким-нибудь праздникам, когда хотелось пострелять по мишеням во дворе.
Ната выудила арбалет, достала комплект стрел. Четыре штуки. Почувствовала сладкую дрожь предвкушения охоты.
Кто бы там ни был, он умрет. Вечер должен закончиться идеально.
Улыбаясь, Ната вышла из подвала и направилась к лестнице. Тихо скрипнула ступенька. Она поднялась на второй этаж, не сводя взгляда с полоски света из журнальной комнаты. За дверью шевелилась чья-то тень. Можно было расслышать шелест страниц. Ублюдочный вор решил разворошить ее личную жизнь.
Гнев переполнял. Ната едва сдержалась, чтобы не войти в комнату сразу. Потом одумалась: очистить папки от крови будет непросто. Лучше подождать.
Тяжесть арбалета придавала ей уверенности. Ната бесшумно прошла по коридору, застыла в темноте у двери в их с Денисом спальню. Тихую и пустую.
Через несколько минут свет погас. Скрипнула дверь. Ната различила чей-то силуэт и представила, что это Лера. Как все было бы просто, верно? Всадить стрелу между лопаток сестры, вызвать полицейских и рассказать трогательную историю о том, что увидела открытое окно, подумала про воров и попыталась защититься…
Силуэт двинулся к лестнице, и одновременно с ним двинулась Ната. Она остановилась у края лестницы, прицелившись. Одного выстрела должно хватить. Чтобы не бегать потом за раненой дичью по всему дому.
Нащупала рукой выключатель. Щелкнула. Яркий свет залил лестницу и весь второй этаж.
Внизу на лестнице стояла не Лера. Это был ее парень или друг, Пашка.
Взвизгнула тетива, отправляя стрелу в цель.
Пашка успел полуобернуться, и стрела тяжело вошла ему в правое плечо. Он оступился, упал, вскрикнул.
Ната торопливо зарядила арбалет второй стрелой, натянула затвор до щелчка. Спустилась на несколько ступеней. Азарт охоты пустил по артериям адреналин.
Можно было вызывать полицию. Но зачем, если дичь еще жива?
Она выстрелила второй раз. Стрела воткнулась в живот, разорвав одежду. Пашка заорал, хватаясь руками за воздух.
Ната подошла ближе. По полу поползли тонкие струйки крови. Они выглядели не так круто, как обычно бывает в фильмах, но все же завораживали.
Пашка сумел подняться и выбраться в коридор. Ната не стреляла, наслаждаясь следом крови, размазанным по полу. В коридоре стояла недопитая с утра бутылка виски. Ната прихватила ее.
Пашка вломился в комнату, через которую проник в дом. Заляпал кровью паркет.
Ната замахнулась и что есть силы ударила бутылкой Пашку по голове. Аккурат в залысину на затылке.
– Убегающий от проблем – слаб не только телом, но и духом, – произнесла она. – Хорошая цитатка, надо выложить в своем аккаунте.
Вокруг Пашки был густой осенний лес, пахнущий дождем, перегноем, грибами, смертью. Так, наверное, мог выглядеть персональный загробный мир, куда Пашка хотел угодить после смерти.
Но это ему показалось. Сразу стало понятно: накинулся морок, выдрал из реальности и погрузил в приятное сновидение. Мозг сбегает от проблем и боли. Спасается.
В лесу все было не так, как Пашка хотел. Запахи не те, ощущения… Подвох…
Вдобавок проступили неясные тени, какие-то дерганые силуэты, в глазах двоилось, и вот уже Пашка увидел Нату и еще одну Нату, и они заталкивали его в багажник автомобиля и переговаривались одинаковыми голосами. А в багажнике едко пахло выхлопами и машинным маслом. Запахи немного отрезвили, наваждение рассеялось, Ната стояла одна, в темноте, зажав в губах сигарету – его, Пашкину, самокрутку! – и пыталась прикурить, чиркая спичками и ломая их.
Он шевельнулся, неловко уперся в канистру с «незамерзайкой». С хрустом отломилось оперение стрелы, торчащей в плече. Боль взвилась до затылка, Пашка застонал, но Ната его не слушала. Ей удалось закурить. Она захлопнула багажник, завела мотор.
Пашка снова оказался в лесу – теперь он уже четко все понимал про морок и боль – и попытался выкарабкаться из влажной высокой травы. Где-то журчал ручей. Рука не слушалась, живот болел, а из носа и рта капало. Кровь или что-то еще – не разобрать.
Очнулся в помещении. Куда-то его уже перенесли. Было тепло. Кто-то (конечно же, Ната!) уложил его на бетонный пол и прикрыл до пояса старым драным одеялом. Пашка сразу заметил дверь, потому что сквозь узкую щель проникал густой оранжевый свет, рассеивающийся по пыльному полу. Когда глаза привыкли к полумраку, он смог различить множество картонных коробок. Из некоторых вывалилось содержимое: книги, одежда, пустые бутылки и прочий разнообразный хлам, который обычно убирают в подвал, чтобы забыть навсегда. Тут же лежали мешки с цементом, осколки кирпича, куски линолеума.
У одной из стен тихо гудели два старых холодильника. Когда они синхронно замолчали, стало слышно, что над головой кто-то ходит. Донесся приглушенный голос. Скрипели половицы.
Что это за дом, интересно? Куда его привезли?
Осторожно, чтобы не вызвать очередную волну боли, Пашка нащупал стрелу в области живота. Острый конец торчал справа сбоку, распоров кожу. Ранение точно не смертельное. Вот только вряд ли кто-то повезет Пашку к врачу в ближайшее время…
Дверь приоткрылась, впуская густой свет, и вошла Ната. Черные очки, на голове – платок, скрывающий волосы, платье помятое, с пятнами крови. В руках Ната держала пластиковый контейнер.
– Очнулся?
– Смотря для каких целей интересуешься… – с трудом выдавил он. Казалось, звук голоса сдирает кожу внутри рта, будто мелкая наждачная бумага.
Ната подошла, присела рядом. Контейнер поставила у его головы, извлекла плоскогубцы.
– Зубы драть будешь? – усмехнулся Пашка.
Ната не ответила, а зажала плоскогубцами стрелу в животе, надавила и с хрустом переломила у основания.
От вспыхнувшей боли он едва не заорал, рефлекторно попытался схватить Нату за запястье, но не смог. А она засунула руку под Пашкин бок, нащупала кончик стрелы и вытащила ее с громким чавкающим звуком.
Пашку разом покинули силы. Он обмяк, изо всех сил пытаясь не провалиться обратно в лес, во влажную траву, в загробный мир.
Ната между тем нащупала наконечник второй стрелы, под лопаткой, резко выдернула и ее тоже. Тут же достала из контейнера пузырек перекиси, обильно полила на обе раны. Пашка задергался от боли.
– Может, лучше к врачу? К врачу, а?! – зашипел он сквозь зубы.
– Заткнись! – коротко бросила Ната, раскладывая на полу пузырек йода, какую-то мазь, пачку стрептоцида, свернутый рулон ваты.
Несколько минут она возилась с ранами, прижигая и обрабатывая их с двух сторон. Потом направилась к холодильникам. В полумраке было не разглядеть, что там лежит. Ната вернулась с кубиками льда в целлофановой упаковке. Положила одну на живот, вторую на плечо.
Пашка затих. Холод приятно растекался под кожей, заглушая боль.
– Ты какая-то извращенная маньячка… – прошептал Пашка. – Так обычно не делают, если хотят завалить человека.
– Мне твоя смерть не нужна, – ответила Ната. – Ты мне ничего не сделал… Если не считать, что сунул нос куда не надо. Но, я думаю, договоримся.
– Конечно, договоримся.
Она едва заметно улыбнулась и посмотрела ему в глаза:
– Передумал умирать?
– Что?..
– Ты же всегда был трагической фигурой. Помню, один раз Лерка притащила тебя к папе в качестве своего ухажера. А ты напился вискаря и рассказывал Вике, что хочешь умереть. Типа, у тебя депрессия и постармейский синдром. Какую-то чушь нес. Наш отец к твоим годам в Афгане уже побывал, так что мы, конечно, посмеялись. Но ты глуп, как и моя сестричка, поэтому не заметил… И каково сейчас? Когда у тебя две новые дырки в теле, хочется умирать? Мне почему-то кажется, что не очень.
В воздухе разлился запах йода. Пашка попытался собраться с мыслями – не очень-то хорошо получалось, потому что одурманенный болью мозг не хотел включаться, не хотел генерировать что-либо подходящее.
– Я не хочу умирать прямо сейчас, – наконец сказал он. – В каком-то подвале, как собака. Тем более не хочу, чтобы меня убила именно ты.
– Это почему?
– Потому что люди умеют прощать. Я пришел к тебе в дом, чтобы попросить прощения за Леру. Она дурочка, сама не ведает, что творит. Да, переспала с Денисом, да, поступила как стерва, как полная безрассудная сволочь. Но она готова приползти на коленях, лишь бы ты ее простила. Я поэтому и приехал. Из-за твоей сестры. Какой бы идиоткой ни была, она верит, что ты умеешь прощать.
Ната неопределенно хмыкнула.
– Смешно. Как все повернулось! Она сломала мне жизнь, а я, стало быть, теперь выгляжу исчадием ада? В этой истории я жертва. Или кому-то не ясно? Я потеряла любимого мужа, потеряла веру в настоящую, искреннюю любовь. Лера спала с Денисом почти год за моей спиной и даже не думала раскаиваться. А когда почувствовала опасность, то сразу «готова приползти на коленях»? Это лицемерие, Паша. Нельзя так. Я могу прямо сейчас всадить в тебя еще одну стрелу, в голову, например, но никогда не буду лицемерить и просить за это прощения.
А ведь она может всадить, без шуток.
– В общем, я не собираюсь тебя переубеждать. – Ната сложила вещи в контейнер и поднялась, стряхивая пыль с колен. – Но и убивать тоже не буду, не бойся. Умрешь там, где захочешь.
– Тогда почему ты меня оставляешь здесь?
– Я же говорила, нужно будет договориться. Завтра утром вернусь. Сделаем несколько звонков, а потом посмотрим. Силен не тот, кто говорит, а тот, кто делает.
Она вышла, закрыв дверь.
Свет погас, и стало темно. Хоть глаз выколи.
Нет ничего лучше для возбужденного больного мозга, чем забраться с ногами на широкий подоконник, положить ноутбук на колени и бродить по Интернету. Это раньше люди гуляли на улице, а сейчас – в дебрях поисковых запросов и открытых страниц.
Лера почти не спала минувшей ночью. Она насыщалась сексом с Толиком. Как будто много лет внутри нее сидел дикий зверь, которого Лера хотела приручить, дрессировала его в отношениях с другими мужчинами, сажала на диету, угрожала, уговаривала, а он только делал вид, что подчинился, но на самом деле выжидал подходящего случая. Случай подвернулся, зверь сорвал намордник и с протяжным хриплым криком вырвался из Лериного нутра. Лера из прошлого – так звали зверя.
Толик был неутомим. Две таблетки «Виагры» помогли ему справиться с Лериным желанием. Зверя он не укротил, но приблизил Леру к высокому порогу удовольствия – по шкале от одного до десяти эта ночь была на крепкую восьмерку.
Где-то с трех часов ночи воспоминания сделались туманными и смазанными, как невысохшая краска на листе бумаги. Потом Лера и вовсе провалилась в прерывистый и беспокойный сон. В этом сне ей было хорошо, она лежала на кровати обнаженная, гладила свои грудь, волосы, бедра и выпрашивала токены у невидимых поклонников, которые наблюдали за ней через глазок камеры. Кто-то писал в приватном чате: «Тебе ведь это нравилось, да? Тебе всегда хотелось внимания». Где-то играла музыка, и хотелось петь. В чате писали: «Завидуй! Завидуй!» А она не понимала: чему вообще завидовать? Кому?
Потом проснулась, обнаружила, что Толика нет, а на часах почти полдень.
Толик оставил сообщение, что уехал по делам и ждет ее вечером в клубе. Он намекал на продолжение. Конечно, именно сейчас она не могла ему ответить. Нужно было сбегать в душ, позавтракать и прийти в себя.
Лера выискивала в Интернете, к чему снится порнография. Ничего вразумительного, естественно. Сонники составляли консерваторы, плохо разбирающиеся в современных тенденциях. Это слегка раздражало.
На столе завибрировал телефон, уведомляя, что пришло сообщение в мессенджер. Лера нехотя спустилась с подоконника, проверила.
Пашка.
«Привет. Я тут внезапно оказался сильно занят. Давай наберу через два-три дня, хорошо?»
Она тут же позвонила. Пашка взял на третьем гудке.
– Ты куда пропал?
– Лерчик, слушай… Мне что-то нехорошо, вдобавок много работы, давай позже…
Голос у него оказался хриплый, уставший.
– Мне заехать? Ты что там подхватил у Наты в доме? Заразу какую-то? – Лера нервно усмехнулась. – Скажи, что привезти. Я мигом примчусь.
В трубке помолчали. Потом Пашка ответил:
– Не нужно. Все нормально. Я не дома… По работе смотался за город. Лер, позже все расскажу, хорошо? Это срочно надо было. Как закончу, свяжусь.
Он отсоединился, едва договорив последнее слово. Лера снова перезвонила, тревожно кусая губы. Абонент оказался временно недоступен. Перезвонила. Тот же результат. Перезвонила еще раз. Женский голос сообщил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
– Это я и без вас знаю! – пробормотала Лера. – Что за херня?!
Утренняя вялость растворилась, как сахар в кофе, оставив горьковатый привкус. Лера прошлась по просторной кухне, задумчиво разглядывая экран телефона.
Значит, ничего не закончилось, верно?
Набрала Толика:
– Привет!
Хотела промурлыкать, как положено, но вышло с хрипотцой и устало.
– Пиццу тебе заказал, приедет через двадцать минут, – ответил Толик. – Ты как вообще?
– Я нормально… Слушай… Такое дело… Помнишь наш разговор о Пашке? Ты обещал пробить его номер, ну, типа, геолокация или что-то в этом роде.
– Сбрось номер, попробую. Через полчаса перезвоню, договорились? Ничего не обещаю, моя девочка.
Он положил трубку, и Лера снова рухнула в пропасть эмоциональной ямы. Села на пол около окна, с чашкой в руке, с телефоном – в другой. Раз пять набрала Пашку, натыкаясь на «абонент недоступен», и с каждым звонком чувствовала, как падает еще ниже, в сырую темноту леса, где ее поджидает Лера из прошлого.
– Я не должна снова сорваться.
В две тысячи девятом это было ее привычным состоянием. С утра Лера ехала в клуб к Толику, готовая тусить день напролет, выпить столько алкоголя, сколько влезет, готовая, чем черт не шутит, отснять трехчасовое порно одним дублем. А уже к обеду вдруг ощущала полное эмоциональное истощение. Хотелось спать и всех ненавидеть. Мысли о сексе становились неприятны до боли в животе. Алкоголь драл горло, будто был нашпигован иглами. Но проходил час, и Лера забиралась на стол в кабинете Толика с криком: «Трахай меня! Трахай, пока я не потеряю сознание! Где твоя камера? К черту свет! Мотор! Только мотор!»
И ведь это было нормально для той Леры. Ей нравился такой ритм жизни.
Она снова вспомнила день, когда помочилась на тест. Раннее утро, тошнота и головокружение. Задержка месячных на полторы недели. Привкус табака на губах. Выползла из-под пледа, стараясь не шуметь. Толик спал на кожаном диване, а она – в кресле у рабочего стола. Захватила сумочку, юркнула в туалет. Что чувствовала в тот момент, когда увидела две полоски? Нервозность, мысли о Толике, о том, что нужно заканчивать с такой жизнью. Хотелось курить. Мама, мамочка, ты была права. Что скажет папа? Плевать.
Сидя на унитазе, приняла решение. Последний день съемок – и финал! Нужно спасаться.
Теперь же, почти десять лет спустя, поняла, что финал в две тысячи девятом оказался открытым. Ничего еще не закончилось. Нельзя исправить человека, который не очень-то хочет исправляться.
В руке завибрировал телефон. Толик.
– Значит, слушай. Я быстро, потому что занят. Не благодари. Пробил телефончик этого твоего друга. Он не у Наты. В каком-то другом доме в том же районе. Обычный жилой дом. Живет какая-то тетка, писательница. Не знаю, не разбираюсь в литературе. Вроде бы популярная раньше была.
– Что за адрес? – спросила она. – Как фамилия тетки? Сбрось мне информацию, я поищу.
– Ты уверена, что надо туда лезть?
– Говори фамилию. Давай же, ну. Я поищу.
Толик продиктовал адрес и фамилию, и Лера, вскочив, бросилась в спальню. На журнальном столике лежал планшет. Схватив его, тут же начала серфить в Интернете, собирая сведения.
О дивный цифровой мир! Как же легко оказаться в твоих сетях и как же сложно оттуда выбраться!
– Ты еще в реальности? – спросил Толик. – Через час созвонимся, идет? Пицца сейчас приедет, не пропусти.
– Отлично. Спасибо. Ты лучший в мире.
Лера отключилась. Интернет проглотил. Как же просто. Набираешь три слова – Римма Ивановна Бельгоцкая, – и вот на десятидюймовом экране одна за другой выскакивают десятки разнообразных вкладок.
«Википедия», «Кинопоиск», «Лабиринт», «Озон», издательства, журналы, какие-то заметки, статьи, полноценные истории, а еще миллион «читать бесплатно», «скачать все книги», «одним файлом за один клик».
Лера почувствовала, как задрожали кончики пальцев, а под кожей забегали первые болезненные разряды тока. Привычное ощущение. Она знала, что будет дальше. Пузырек с таблетками валялся в сумке, она не доставала его с прошлой ночи. Надо бы выпить. Курс лечения никто не отменял. Но чуть позже. Буквально через десять минут, хорошо? Еще одна вкладка. Одна статья. Сохранить в папку. Не забыть взять у Толика флешку. Или позвонить, пусть купит по дороге. Вот эту статью тоже сохранить. Полезная. Или нет. Потом разберемся. Главное, не захлебнуться в информации, как раньше. Прошлая Лера утонула, нынешняя – не должна.
Запахло сигаретным дымом. Она обнаружила, что в пепельнице на столе тлеет третья сигарета. И когда успела выкурить? В уголке экрана подмигивала красная батарейка.
Она прошла по комнатам, медленно затягиваясь дымом, но не чувствуя вкуса. Искала зарядку от планшета. В горле болело. Спину ломило. Шея, впрочем, тоже побаливала. Часы в спальне показывали половину четвертого вечера. Время куда-то исчезло. Лера обменяла его на информацию. Да, так честнее.
Присела на край кровати, где ночью кувыркалась с Толиком. В складках измятой простыни валялся USB-шнур. Лера смутно припомнила, как этим шнуром Толик пытался перемотать ей руки. Хотел пожестче, как раньше, а она не отказала. Где-то в углу зрения подмигивала красная лампочка. Или это батарейка на планшете?
Надо сделать передышку, а то мерещится всякое.
Поставила планшет на зарядку, сварила кофе. Чтобы отвлечься от навязчивого желания немедленно вернуться в Интернет, взялась за уборку и потратила на нее почти час. За это время выпила две чашки кофе и поняла, что проголодалась. На столе стояла коробка из-под пиццы с сухими корками. И когда успела съесть?
Не удержалась, прилипла к планшету, быстро просматривая последние сохраненные вкладки. Впитывала новости как губка.
Перечень книг Риммы Ивановны Бельгоцкой. Список премий и регалий. Мультфильмы и фильмы по мотивам ее детских повестей и сказок. Образ жизни. Статьи в куче журналов. Заметки на сайтах.
Много лет Римма Ивановна писала для детей и подростков. Сочиняла стихи. Проводила собственный семинар. Выпустила четыре книги для взрослых, какие-то детективы, уже не столь популярные. Два года назад вышел фильм по ее сценарию: драма о жизни бомжей в Москве. Провалился. На сайте одного издательства год назад появился анонс о новой детской серии Бельгоцкой, но пока ничего не вышло.
Вроде бы ничего странного. Но что-то не давало покоя.
А главное – почему телефон Пашки оказался в ее доме?
Лера обхватила голову руками, будто так можно было поймать все еще ускользающую мысль. Картинка не складывалась.
Одна вкладка, вторая, третья. Зажженная сигарета.
Решение пришло быстро. Она схватила планшет, сбросила Толику сообщение, что не сможет сегодня к нему вернуться. Переночует у себя. До созвона.
Через двадцать минут была уже в районе Эльдорадо. Примерно в это же время скользкая, извивающаяся мысль наконец выплыла из темных вод сознания.
Лера остановилась через дорогу от дома Риммы Ивановны Бельгоцкой. Вид на него загораживал высокий забор из красного кирпича. На газоне перед забором цвели какие-то растения с яркими бутонами. У синих ворот валялась пустая банка из-под кока-колы.
Набрала Толика. Он ответил через пять или шесть гудков. Голос уставший. Еще бы, ворвалась в его жизнь и дергает постоянно.
– Что-то случилось?
– Дашь мне пять минут? – Она снова попыталась промурлыкать фразу, но ничего не получилось. – Мне нужен человек для диалога. Пашки нет, а он всегда меня слушал. Остался только ты.
– Пять минут дам. Но прислоню телефон к уху и буду мычать в трубку, если что. У меня работа.
– Замечательно. Значит, слушай. – Лера пробежалась по открытым в планшете вкладкам. В голове бурлили мысли. Хотелось их выплеснуть как можно скорее. – Я подъехала к дому Риммы Бельгоцкой, известной в советское время детской писательницы. Смотрел фильм «Мальчик и удочка»? Это по ее книге. А еще сказки про Бобра Ефимыча? Ну, у всех были такие книжки-раскладушки. Тоже она.
– Я в детстве увлекался пиратами, разбойниками и ковбоями.
– Я тоже, но Бельгоцкую знаю, потому что Ната была от нее без ума. В детстве собирала все ее книги. Помню, в нашей комнате была отдельная полка под томики Бельгоцкой. Ната читала нам главы вслух. Потом прошло, когда ей исполнилось лет тринадцать или четырнадцать. Переросла. Но это ниточка, улавливаешь?
– Ну, Ната обнаружила, что ее любимая писательница из детства живет по соседству.
– После развала Советского Союза Бельгоцкую почти не издавали. Несколько книг для взрослых, разный реализм и драмы. Фильм по ее сценарию провалился. Анонс будущей книги уже долго висит на сайте. Детей и мужа нет, родственников, похоже, тоже. Только Ната.
– И это нормально. Многие советские писатели не смогли найти себя в изменившихся реалиях. Современным детям пираты и ковбои не нужны. Только хардкор. Супергерои, Поттеры разные. Вот тетка и релаксирует в обществе давней поклонницы.
– Слушай дальше. Я перерыла очень много сайтов. Бельгоцкую никто не видел уже почти полгода. Она вела колонку для одного сетевого журнала, но перестала. То же самое с ее блогом на литературном сайте. Дата обновления – начало лета. И все. Оборвала контакты и связи.
– И никто ее не ищет?
– Ну, она непопулярная и одинокая. А людям нужен хайп. В Интернете про ее исчезновение ни слова. Человек просто выпал из общественной жизни. Не было заголовков, что известная писательница вышла из дома и не вернулась… Нет. Просто исчезла. Знаешь, что это значит?
– Старушка решила пожить для себя, а не для Интернета?
– Со знаменитыми людьми происходят три вещи: они либо умирают – и об этом пишут везде, потому что новость приносит новых читателей; либо с ними что-то происходит – и об этом снова везде пишут; либо о них забывают, и они тихо-мирно уходят навсегда. Тоже умирают, но журналистам нет никакого дела. Про Бельгоцкую никто ничего не пишет. И вот тут ты мне говоришь, что у нее в доме находится Пашкин телефон.
Лера перевела дух. Об асфальт у ног разбилась первая дождевая капля. Вечный осенний дождь, который преследовал Леру со дня смерти Дениса, снова догнал ее. Над домом Бельгоцкой нависли тяжелые черные тучи.
– Таблетки пила? – внезапно спросил Толик.
– Почему спрашиваешь?
– Ты порылась в Интернете, нашла информацию, что человека нет в Сети, и решила, будто она умерла? Послушай себя со стороны. Я думал, действительно нашла что-то интересное. А тут такое…
– У меня есть Пашкин телефон плюс пропажа пожилой писательницы. И Ната между ними. Что тебе еще нужно? – Лера почувствовала, что злится. – И еще мы точно знаем, что она решила мне отомстить. Не вижу противоречий.
– Зато я вижу. Ты как обычный сетевой пользователь – выстраиваешь теорию на основании пары зацепок. У тебя тут убийства, шантаж, обманы. Полный набор. Не слишком ли много всего, солнце? Переведи дух, приезжай ко мне, отдохнем.
– А ты очень уж рационален! – огрызнулась Лера. – Вспоминаю старого доброго Толика. Ты и десять лет назад таким же был, помнишь? Только от тебя и слышала про «отдохнем».
– Не начинай, пожалуйста… – пробормотал Толик. – Разговор будет не в твою пользу.
– Ты никогда не позволяешь эмоциям брать верх. Всегда рационален и спокоен.
– А что в этом плохого? Я по крайней мере на старость заработал, бизнес держу. Понимаешь? В этом нет ничего плохого, солнце. Подумай и приезжай в клуб.
– Пошел ты, – сказала Лера на удивление спокойным голосом и отключилась.
Она тут же закурила, отодвинулась глубже под пластиковый козырек, по которому тарабанил дождь. Капли прибивали пыль на дороге. Холодный ветер забрался под куртку, напомнив, что в жизни у Леры далеко не все так хорошо, как она думала с утра.
Вихрь мыслей в голове закружился с новой силой.
