Идеальность Матюхин Александр
Говорила: Я не дам нам быть далеко друг от друга, слышишь?
Говорила: У меня нет никого на свете, кто был бы ближе. Это так невыносимо. Чудовищно. Я не могу отпустить тебя, слышишь?
Настя не слышала. В предрассветной серости она вздрогнула всем телом, напряглась и тут же расслабилась. Лера поняла – все кончено. Она смотрела на крохотное личико и закрытые глазки, дотронулась до носа и до тонких детских губ, а после начала громко кричать, до омерзения, до боли в горле.
В комнату вбежала перепуганная мама, забрала Настю, закричала тоже, побежала звонить врачам, папе, всем, кому могла дозвониться.
Лера не верила в смерть дочери. Эта мысль крепко засела в тот день и не давала успокоиться.
Лера уснула на полу детской. Просыпалась от шума и топота. Видела папу – грустного и молчаливого. Врачей. Кто-то трогал ее за плечо, задавал вопросы. Сквозь усталую дрему она не могла сообразить, почему все обращаются к ее дочери в прошедшем времени. Она же здесь, в кроватке, с нами!
Засыпала снова. Вернее, проваливалась в иной мир, где все было хорошо, но неправдоподобно. Приходила в себя. Сначала за обеденным столом – рядом сидела Вика и сбивчиво рассказывала о своем муже. Потом в папином автомобиле – из радио играл шансон, рядом прижалась мама, чьи глаза были влажными от слез. Потом на кладбище, не веря и не понимая, что происходит. Какой странный маленький гробик. Запах сырой земли и табака. Сигарета в уголке губ. С двух сторон стоят Ната и Вика. Ната шепчет: «Ну хоть сейчас веди себя достойно!» Куда уж достойнее? Где Настя? Лера ведь обещала ей, что никогда не бросит. Они должны быть вместе! Вместе и навсегда!
Эта мысль не давала успокоиться.
В доме было пусто и непривычно тихо. Лера поднялась в детскую комнату, перерыла белье, перевернула все в кроватке, поискала в шкафах, под стульями, нигде не нашла дочь. Спустилась, в надежде застать Настю у стола, в детском стульчике. Не было ее и там. У камина сидел на корточках папа и забрасывал в огонь свежие поленья. В воздухе витал запах сырого дерева. Папа тяжело дышал, будто в горло ему попал пепел.
– Настю не видел? – спросила Лера, присаживаясь за стол.
По столу были рассыпаны кухонные ножи, валялся помидор, стопкой стояли грязные тарелки. В граненом стакане плавал кусок черного хлеба.
Папа обернулся, припечатал тяжелым взглядом:
– Приди в себя. Отоспись, перестань, наконец, пить. И затуши сигарету. У нас курят на улице.
Она только сейчас обнаружила зажженную сигарету во рту, поднялась и неторопливо вышла на крыльцо.
Насти и там не было.
Зато вдоль забора цвела белая сирень. Через дорогу, дальше, за забором дышал лес – свежие изумрудные листья трепетали на макушках деревьев. По голубому небу плыли кучевые облака, к дождю.
Несправедливо, что всю эту красоту Настя не может увидеть. Куда же она запропастилась, почему умерла?
Отвлекшись, Лера заметила, что сжимает в руке кухонный нож. Кто-то позвал ее. Справа у крыльца стояла мама, плотно прижимающая кулаки к лицу, с выпученными страшными глазами, растрепанная, испуганная.
– Дочь, не надо! Лерочка, милая, положи нож, слышишь? Не нужно!
Она думала, что Лера себя порежет. Глупость несусветная.
Сзади ее обхватили руками, заломили кисть, заставляя разжать пальцы. Нож со звоном выпал на деревянные половицы. Папа прижал Леру к себе, запыхтел в ухо. Лера не сопротивлялась.
– Отпусти, мне нужно выспаться, – сказала она.
А потом вспомнила, куда делась Настя. Вспомнила и решила, что дочери там не место.
В гробу холодно, тесно и темно.
…в первую очередь сорвала с потолка фотографию Насти, скомкала ее и выбросила.
Собрала все игрушки в кучу, затолкала в мешок, не поленилась, вышла на улицу и выбросила в мусорный бак. По лицу хлестал холодный дождь. Лера огляделась, надеясь увидеть кого-нибудь – Нату, санитаров, кого-то, на ком можно было бы выместить страх и злость. Улица оказалась безлюдной.
В голове медленно проворачивались мысли. Обрывки воспоминаний то и дело выплывали на поверхность, похожие на засвеченные негативы, где сложно что-то разобрать. Она помнила запах апрельского леса, помнила, как орудовала лопатой, разрывая Настину могилу. В зубах у Леры тогда был нож, холодное лезвие противно елозило по губам.
Следующее воспоминание: теплая постель в детской комнате на втором этаже, пробуждение, безумный папин взгляд. Он тряс ее за плечи, словно хотел оторвать голову. Орал: «Где Настя?! Куда ты дела Настю?!» А она помнила только странное светлое чувство единения в душе. Как будто все плохое осталось позади, и теперь им с дочерью больше нечего бояться.
Память все же странная штука.
Лера вернулась в квартиру, закуталась в халат.
– Это все Ната, – сказала громко и вслух. – Хочет довести меня до нервного срыва. Мелкая месть, ничего не скажешь.
Первым делом она проверила новостные каналы, но не обнаружила ни слова о смерти писательницы в Эльдорадо. Возможно, все новости появятся утром, сейчас уже слишком поздно.
А ведь хороший может выйти скандал, особенно если полицейские обнаружат в доме Риммы Ивановны еще и Нату. Как она выкрутится, интересно? Это тебе не игрушки в квартиру сестры подбрасывать.
Впрочем, мстить Лере не хотелось. Хотелось, чтобы от нее отстали раз и навсегда. Она размышляла: есть ли смысл звонить Толику? Тот наверняка не спит, примчится по первому же звонку – идеальный мужчина из прошлого. Но нужен ли он сейчас? Его неуемная энергия захлестнет мгновенно и направит все мысли и ощущения в другое русло, непродуктивное. А ей лучше сосредоточиться кое на чем важном…
Открыла первую попавшуюся папку с распечатками и начала читать.
Расшифровка запись диктофон (71.1.2)
Вечерний чай
Пятое сентября две тысячи восемнадцатого
(Ната возбуждена и радостна, хотя скрывает это. Возможно, использовать для эпизода п. 12.1 – налицо расстройство (уточнить). Эмоциональные горки, психология. Иногда бормочет себе под нос, будто говорит сама с собой. Обращается к сестре. Пьет чай – успокаивается.)
Римма Ивановна, радость моя, ну скажите, скажите, зачем я во все это ввязалась?! Одерните меня, неправильно это, как-то… не по-человечески, что ли. Я должна прощать! Бог сказал, что надо прощать. Все хорошие люди говорят, что надо прощать! Так почему я веду себя как монстр? Почему все еще испытываю отвратительную скользкую ненависть к этому человеку? К ним обоим! (Да, уважаемая моя г-жа Бельгоцкая, я до сих пор не знаю имени той потаскушки, что трахается с моим мужем, но мне пока и не интересно. Нужно сосредоточиться на Денисе. Дело делается хорошо, если не отвлекаться на что-то другое. Решу с Денисом, возьмусь за неизвестную стерву.) Мне наплевать, что он там обо мне думает. Маски сорваны. Я для него тупая богатая блондинка. Ни за что меня не ценит. Все достижения – пшик. Представьте! Каждую ночь я ложусь в постель вместе с ним и думаю, как он обнимал какую-то другую женщину, как мял ее, целовал, трахал. Простите за это слово, но оно отлично подходит, не правда ли? Он ведь не любит ее, иначе бы давно ушел. Или, думаете, он со мной из-за денег? Вряд ли. Денис и сам неплохо зарабатывает. Тогда зачем? Я задавала себе этот вопрос много раз. С тех самых пор, как узнала об этих его «пробежках». Нет ответа. Вы мне подскажете, милая моя Римма Ивановна? Сможете подсказать? У меня слоятся ногти от стресса. Я так не могу. Это вам не Подольская и даже не Викин муженек. Тут близкий человек… Говорю, и думаю, что все ведь уже запущено, винтики крутятся, и Денис рано или поздно умрет. Возможно, через месяц или через полгода. Я все правильно делаю, и пути назад нет. Вы не осудите меня, я знаю. Вы желаете мне только добра, скажите, как вы умеете: «Так и надо, Ната, умница! Продолжай в том же духе!» Я знаю, спасибо! Но вы же должны одернуть меня хотя бы для порядка, для чистоты совести…
Лера дочитала до конца первой страницы и поняла, что лист дрожит у нее в руке. Звук, который издавал на кухне чайник, перешел в затяжное шипение, потом резко смолк. В квартире стало тихо.
В груди зародился зуд. Пройдет несколько минут, и он расползется по всему телу, доберется до головы, заразит мысли и обрушит Леру в то состояние, к которому она сейчас не готова. «Ревинол» пить нельзя, может случиться передозировка.
По-хорошему, ей бы лечь спать, а не накручивать себя еще больше. Но как преодолеть желание? Как побороть информационный голод, когда безумно хочется перечитать вообще все, что лежит в папках?
А что если такие же папки увидел Пашка? И после того, что он там прочел, было надежнее убить его, чем попытаться с ним договориться?
И что значит фраза про Дениса, который в любом случае умрет?..
Лера оглядела комнату, плохо соображая. Нужно поискать чистую флешку. Какую угодно флешку! Коробку забрал Пашка, но он ведь не мог забрать вообще все…
Итак. Поискать сведения о Бельгоцкой. Накидать в файл выдержки из этих папок. Все самое необходимое. Про одержимости. Про то, как молниеносно мечутся мысли в голове, когда сваливается неожиданно много информации. Как в старой игре, где шарик мечется по полю и вышибает очки. Что Ната хотела сделать с Денисом? Что она с ним в итоге сделала? И почему Римма Ивановна, называемая дорогой и любимой, лежит мертвая в ванне со льдом?
Как это найти в Интернете? В нем ведь есть все. Или не все? Или есть только то, чему там положено находиться? Мир не стал свободнее или информативнее, чем двадцать лет назад. Он просто расширился до определенных – дозволенных – границ и застыл. А все, что осталось за его пределами, надежно укрыто от посторонних взглядов. Скелеты в шкафу. Черные дыры сознания. Листочки, спрятанные в папках на втором этаже дома с мертвецом. Так же и Лера спрятала Настю. От посторонних глаз и Интернета, от медиапространства, которое растерзало бы ее. Спрятала среди кленовых листьев и тишины, вдали от информации, что высушивает мозги. От суеты и бестолковости бытия. От шампуня, который «не щиплет глазки», и пугающих плюшевых игрушек. С ножом в зубах. От будущего, которого нет.
Лера заморгала, приходя в себя. Огляделась. Только что она была где-то в холодном и черном месте, а тут вдруг вернулась в квартиру, к книжным полкам, к хламу на полу, к плоскому телевизору и свету фонаря сквозь шторы. Где-то шумел дождь. Перед Лерой на кровати лежали раскрытые папки. Розовый ноутбук светился голубым экраном со строчкой пароля, который необходимо было ввести.
– Мне нужны лекарства, – сказала Лера вслух.
Ей ответила Лера из прошлого, бесстрашная и беззаботная. Она сказала: «Выпей „Ревинола“. В лучшем случае не проснешься завтра утром. В худшем – блеванешь».
Хорошая идея. Прошлая Лера имела огромный опыт выживания.
9 сентября 2019 г.
Жаль, что вы умираете.
(Расшифровка, ха-ха, оставлю на память и буду перечитывать.)
Мне правда жаль, Римма Ивановна, дорогая моя. Но вы сами виноваты.
Вдруг все стало слишком сложно. Понимаете, еще пару лет назад я была самой счастливой женщиной на свете. А теперь что? Как будто меня выстирали – старую вылинявшую вещь – и выжали до такого состояния, что затрещала рваными ранами и расползлась швами. Скажите, вы такое переживали? Наверняка, у вас ведь была долгая жизнь. Но теперь уже не скажете (грустное «ха-ха-ха»).
А у меня впервые.
Перечисляю: муж должен умереть, его любовница тоже (я пока не придумала как, но это дело времени), а вы УЖЕ умираете.
Как ощущения?
Диктофон включен, держу его в руках. Хороший у вас диктофон, дорогой, с функцией шумоподавления. Представляю, сколько вы успели записать. Все наши разговоры, верно? Можете не отвечать, я уже все знаю. Ах вы, старая мелкая стерва.
Люблю вас все равно, хотя вы и использовали меня. Буду любить после вашей смерти. Может быть, вас это утешит (смешок). Думаю распечатать все ваши расшифровки, прочитать их одну за другой, как будто это новый роман от известной писательницы. Хотя, знаете, детские книги у вас всегда лучше получались.
Вы умираете у меня на глазах. Мне казалось, что смерть должна приходить к людям в тот момент, когда никого рядом нет. Ну, знаете, как к животным. Животные специально уходят умирать в одиночестве. Есть в этом какой-то глубокий смысл.
Ваше лицо темно-серое, будто вы обмазались мокрым пеплом. Простите, но это ужасное зрелище.
Вы сидели вот здесь, милая моя. На этом самом стуле в гостиной, около камина. А я ведь предлагала перейти в спальню, чтобы вы могли прилечь. Не захотели. Вы никогда не пускали меня в спальню. Это для вас священное место, Синяя Борода. Я прекрасно умею играть по правилам и отлично понимаю, зачем вы скрывали от меня свой розовенький – о, такой девчачий! – ноутбук.
Вы хотели резко встать, это было видно. Стул опрокинулся, вы оперлись о край стола, вытянулись в струнку – а изо рта вдруг брызнула белая пена или слюна (мне не понять). Ваши глаза! Они словно выкатились из орбит, сделались красными, крутились туда-сюда. Ужасно, ужасно! Вы захрипели, застонали и вдруг упали вот так на пол. Даже что-то хрустнуло, но я сейчас не уверена, что тот звук был именно хрустом.
Вы умираете, милая моя. Страшно и абсурдно. Лицом в луже чая. А я как раз объясняла вам детали убийства Дениса. О, Римма Ивановна, дорогая моя, вы, наверное, предвкушали, как выпроводите меня за забор, а сами сядете в спальне и терпеливо будете расшифровывать мой монолог, преобразуя его в новую главу. Жаль спутывать ваши планы.
Кстати, пока вы еще слышите меня (слышите, да?): технически Дениса я не убиваю. Понимаю, что вы уже теперь никогда не узнаете подробности, но – поверьте! – я просто корректирую его смерть. Терпеливо, заметьте, и уже давно без всякой злости. Денис и так фактически мертв. При его-то диагнозе.
Мне бы самую малость хотелось, чтобы вы дожили до того счастливого мгновения, когда я вновь стану свободной и идеальной – простите за это слово! – в своем женственном вакууме существования, но выхода не было, поймите.
Я знаю ваш самый главный секрет, милая моя. Вы мечтали, чтобы ваша «взрослая» книга стала такой же популярной, как и детские. Все эти «Мальчик над городом», «Рисковый Костя Косточкин» – крутые мальчишеские сказки, но! – всего лишь сказки. А вам хотелось попасть в мир большой литературы.
За мой счет (ай-ай-ай).
Один хороший тренер по личностному росту говорил, что гармонии в жизни можно достичь только в одиночестве, наедине с самим собой. Другие люди отвлекают, не дают погрузиться в глубины сознания, сосредоточиться на внутреннем «я». Именно поэтому йога так популярна среди семейных людей и тех, кто слишком много общается или имеет сотни друзей. Человек подсознательно ищет тишину внутри. Понимаете, о чем я?
Вы теперь тоже внутри своего собственного «я». Можете размышлять об ошибках, которые совершили.
Не верю в бога. Верю в то, что человек уходит в нирвану собственных мыслей, образов и ощущений. Достигает после смерти высшего пика уединения с самим собой. Обращается в кокон информации. (Эту крутую фразу я услышала на бизнес-тренинге два месяца назад! Золотые слова, согласитесь.)
И еще верю, что вы, милая моя, хорошая и всепонимающая Римма Ивановна, будете счастливы после смерти. У вас там, наверное, полно ваших образов из книг. Особенно детских. Парень из подворотни. Танцующая тень. Девочка и ее говорящая ладошка. Я помню всех их…
Вы же были прекрасны в детской литературе. Ваши «взрослые» вещи я не понимала, хоть и прочитала их все.
Теперь ведь можно вам об этом сказать, да? Перед смертью нет тайн, а мне не очень нравилось вас обманывать. Считайте, что это не моя идея. Я вас все еще сильно люблю, несмотря ни на что.
Вы были талантливы при общении с детьми. Да что там – гениальны! Но умные, глубокие вещи не для вас. Зря вы туда сунулись. Вы искренний человек – дети это ценят! А взрослых нужно обманывать. Мир вокруг построен из лжи. Если хотите, я додумалась до этого сама, лет в четырнадцать. Именно тогда развеялся счастливый миф детства о том, что нужно быть честным, и все получится. Фигушки. Во взрослой жизни никто не любит правды, всем нужна ложь. Причем это всегда индивидуальная, особая ложь, для каждого человека она своя, чтобы он жил в собственном мирке и никогда из него не вылезал.
Так вот, вы не умели правдоподобно лгать. Ваши «взрослые» книги такие же наивные и искренние, как и книги для детей. У вас даже серийный убийца в «Сломленной чести» вышел похожим на советского мальчика-пионера с горящим взором и вот этим вот всем. Зачем вам нужно было лезть во взрослую литературу, милая моя Римма Ивановна? Только время потратили и умерли не так, как хотели…
Мысли о ваших книгах увели меня от тяжелого осознания реальности. А вот теперь посмотрела на вас и снова вспомнила. Ваша смерть… такая ненужная…
Давайте честно, хорошо?
Вы ведь не знали, что я прихожу к вам время от времени, когда вас нет дома.
Пользуюсь вашим компьютером на первом этаже.
Захожу под вашей учеткой и ищу нужную мне информацию. Этот поиск, скажем так, не совсем то, что я бы хотела оставлять на своем компьютере в истории браузера.
Еще я пользовалась вашим адресом для заказа некоторых вещей.
И еще мне нужен был ваш городской телефон. У меня дома такой реликвии нет, а ваш отлично подходит для анонимных звонков.
Простите.
Иногда я приходила к вам, чтобы просто побыть в другом мире. Ваш дом – это моя йога и нирвана. Я переодевалась в ваши одежды, которые пахнут стариной, пылью, советскими временами и вашей молодостью. Я разыскала у вас в шкафах на первом этаже множество вещей из того века, из времени, когда вам было двадцать или тридцать лет. Это так мило! Платья, сапожки, блузки, рубашки, юбки, туфельки! Одевалась, бродила по комнатам, представляла, что я и есть знаменитая детская писательница или даже – что я девочка из прошлого, прилетевшая в будущее.
Я лежала на ваших диванах, иногда засыпала. Один раз принимала ванну, хотя знала, что вы можете скоро приехать со своего литературного семинара. Или куда вы там ездили пару месяцев назад?
Отдыхаю здесь душой и телом. В бесконечных разговорах с вами могу быть искренней. А без вас, в пустом вашем доме, вдобавок ощущаю невероятную легкость. Мне кажется, что проблемы решатся сами собой, что я снова становлюсь тем самым идеальным человеком, каким должна быть для окружающих. Мир жесток, он требует обмана, а я играю по его правилам. И только в вашем доме я шлю правила к черту и становлюсь самой собой. Той самой девочкой, которая пекла кремовые пироги и не знала, что все вокруг ее обманывают.
Поэтому, милая моя, любимая Римма Ивановна, я не хочу покидать этот дом.
Поймите меня правильно, если вызвать полицию, вылезут разные неудобные вопросы. Например, почему я вызвала ее не сразу, а спустя несколько часов? И еще – что такого было в вашем чае?.. Очень, очень неудобные вопросы.
Вы еще живы?
Вижу пузырьки воздуха, вспухающие из пены на ваших губах. Дышите, милая моя. Глаза бегают под веками. Слышите меня?
Дом опечатают, появятся какие-нибудь дальние родственники, о вас напишут в Интернете, наедут блогеры, и я уже больше никогда не смогу прийти сюда и почувствовать себя воздушным шариком, наполненным счастьем. Я ведь выжатая тряпка, помните? Мне нужен покой.
Я никому не скажу, что вы умерли. По крайней мере, какое-то время. Неопределенное. Например, пока не умрет Денис. Или эта его шлюха. Или пока все вокруг не станет вновь стабильным, радостным и просто по-человечески простым.
У меня есть лед, а у вас есть ванна. Читала об этом в какой-то книге. До похорон вы сохранитесь в прекраснейшем виде, моя милая. Я умою вас, оботру, сделаю так, чтобы вы выглядели еще лучше, чем за пару минут до смерти. Буду менять лед. Ухаживать. Вы – мой лучший цветок жизни, Римма Ивановна. А я здесь – наивная девочка из прошлого. Как же мне ее не хватает…
Разве я могу отпустить вас, не попрощавшись? Но прощаться рано. Съезжу за льдом, а потом спущусь на первый этаж (раз уж вы теперь все знаете) и позволю себе побыть счастливой.
Самую малость.
Часть четвертая
Толик позвонил в половине девятого утра.
Вернее, сначала звонила мама, как обычно, около семи, но Лера не слышала звонка, потому что незадолго до этого провалилась в какой-то черный, вязкий сон, похожий на выгребную яму, из которой отвратительно пахнет.
Это была вонь откровений Наты, которые лились со страниц расшифровок.
Истории из ее прошлого. Рассуждения о настоящем. Интимные подробности их с Денисом жизни и маниакальное, детальное описание того, как она хочет избавиться от своего мужа.
Лера жадно пожирала глазами слова, написанные аккуратным почерком, но не находила самого главного – доказательств. В конце концов, Ната могла говорить что угодно, но далеко не факт, что она воплотила эти фантазии в жизнь. Ни одного ответа на вопрос, как именно Денис умер.
Лера не сомневалась, что ответ есть в других расшифровках, которые остались в доме Риммы Ивановны или у самой Наты. Возможно, распечатки найдут полицейские, но новостей о смерти писательницы не было ни в два часа ночи, ни в четыре утра. Оставалось только ждать.
Уснула она около четырех. Это сработал «Ревинол» – третью таблетку проглотила ночью. Иначе бы не смогла ни закрыть глаз, ни оторваться от чтения. Плавали, знаем. Но сейчас организму и мозгу требовалась перезагрузка. Нужно трезво мыслить. Нужно двигаться дальше.
Разбудил ее Толик.
– Ты вообще где? – спросил он хмуро. Видимо, тоже не выспался.
Лера представила, что Толик сидит в своем кабинете на кожаном кресле перед ноутбуком. Неловко отметила, что сейчас ей не хочется ехать туда. Несколько последних дней с Толиком были похожи на прыжок с парашютом. Сегодня ночью она приземлилась и слава богу, что не переломала ноги.
Больше прыгать не нужно, слышишь?
– Я спала, – ответила Лера коротко. – Только проснулась…
– Тогда прости, конечно, но у тебя, кажется, провалы в памяти опять начались. Мы же договаривались, что в десять встречаемся.
– Встречаемся?..
Лера из прошлого, все еще пьяная и радостная, пронеслась вихрем в голове, освежила события последних ночей. Точно. Договаривались. Обрывки бесед всплыли в памяти.
– Я обещал тебе подарок, – произнес Толик. Голос его все еще был хмурым, далеким. – Если забыла, напоминаю: мы общались на тему фотосессии. Хорошие интересные фотографии новой Леры. Для портфолио.
– Портфолио?
Этого она точно не помнила.
– Дорогая моя… Я же рассказывал. У меня теперь агентство. Тебя нужно сфотографировать. Мои люди все сделают в чистом виде. Продадим твой образ, будет зарабатывать деньги. Тебе ведь нужны деньги.
Эхо пьяных разговоров металось внутри головы.
– Я не очень хочу, наверное… – слабо возразила Лера, хотя понимала, что уже не отвертится. Сколько всего навалилось-то… – Я занята сегодня весь день. Может, перенесем?
– Ага. И потом я не увижу тебя еще семь лет? Ты, это самое, не ленись. Жду хотя бы к одиннадцати, адрес сброшу. Наведи марафет и приезжай в лучшем виде.
Он положил трубку, отрезав возможность посопротивляться. Впрочем, Лера уже понимала, что поехать придется. Хотя бы для того, чтобы объясниться с Толиком по-человечески и покончить с прошлым. Ну или нырнуть в него снова, потому что так тоже запросто может произойти.
Она приняла душ и немного пришла в себя. Пока готовила завтрак (омлет и гренки), проверила новостную ленту и опять не нашла ничего про смерть Бельгоцкой.
Позвонила маме, выяснила, что у той все хорошо, листья в саду желтеют, траву она повыдергивала и подожгла, закрутки расставила в подвале, и вообще мама скучает.
– Когда же ты наконец, непутевая, приедешь?
– Скоро, обязательно! – пообещала Лера.
Она действительно собиралась, но не знала когда. В жизни сейчас все было очень неопределенно.
Толик сбросил адрес – двадцать минут езды на автобусе, район возле кинотеатра. Сообщение было наполнено смайликами и сердечками. При взгляде на них Лера испытала неловкость и даже стыд. Во что она снова умудрилась ввязаться? Несколько лет жила тихо, не вылезала из конуры уюта и тишины, работала ночами, отсыпалась днями, никого не трогала – а тут вдруг обнаруживает себя то в постели с одним любовником, то в квартире с другим…
Люди не меняются, подумала Лера, время проходит, мир становится другим, но люди внутри этого мира остаются прежними.
Она хотела поехать на такси, но все же отправилась к автобусу. Денег было не так уж много. Лера отстраненно подумала о полутемных коридорах рабочего склада, о его тишине и прохладе – и ей не хотелось больше туда возвращаться. По крайней мере, не в ближайшее время. Новый темп жизни требует чего-то другого, дневного, быстрого. Возможно, это скоро пройдет, но не сейчас.
Пока ехала по адресу, еще раз позвонила маме, потому что не могла отделаться от мыслей про обман. У мамы ничего не изменилось за пару часов (в новостях снова о войне, какие-то выборы, кто-то не прав, сон приснился про квартиру, где жили всей семьей, давно еще, а ты, главное, отдыхай, доченька). Потом позвонила на работу, договорилась о двух дополнительных выходных. Начальница, тетя Валя, поворчала для вида, но разрешила. Отпуск за свой счет – почему бы и не разрешить?
Через десять минут Лера выскочила на нужной остановке, свернула с проспекта в лабиринты домов. Район был старый, застроенный хрущевками, причем самыми дешевыми, панельными. Где-то из распахнутых окон звучала музыка. На детской площадке в песочнице ковырялись дети. На лавочках у подъездов почти везде сидели либо старушки, либо мужички сомнительного вида. Каждый решил использовать редкий солнечный день по-своему.
Погруженная в мысли, Лера свернула за угол продовольственного магазина, сверилась с адресом. Через дорогу на первом этаже дома находился салон красоты «Эльвира», а слева от него, под козырьком, убегали вниз ступеньки. Какая-то креативная студия, дешевая вывеска, которая должна светиться по ночам. Похоже, сюда.
Лера спустилась к металлической двери, дернула, постучала.
Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и за дверью оказался Толик – как обычно, в черном костюме, в черных же очках, с зачесанными назад волосами. От Толика приятно пахло. Лера вспомнила, как два дня назад соскребала с себя этот запах под душем.
А жизнь-то все усложняется и усложняется.
– Заходи. – Толик взял ее под локоть, помог пройти и аккуратно закрыл дверь.
Лера увидела широкий холл, ярко освещенный, с парой стульев, с деревянной стойкой регистрации, с зеркалом и каким-то лохматым растением в горшке у стены. За стойкой никого не было. Слева находились две двери, одна из которых, судя по рисунку, вела в туалет.
– Я тебе кое-что хочу сказать, – заявил Толик, разворачивая Леру к себе.
Она вдруг увидела, что он кусает губы. Уже искусал в кровь. И еще у него почему-то дрожали руки.
В холле было тихо, из-за дверей тоже не доносилось звуков. Только где-то далеко тикали часы.
– Ничего против тебя не имею, – заговорил Толик быстро, выплевывая слова, будто пули из автомата. – Ты хорошая девушка. Тогда, много лет назад, ты мне действительно нравилась. И сейчас, в принципе… Мало что изменилось в этом плане. Я переживал очень из-за тебя, волновался. Ты мне близка была, понимаешь? Начало бизнеса, топовая модель… Жизнь течет, все течет, мы не молодеем, интересы меняются… И когда мне сказали, что тебя приведут… Когда мне сказали, что надо сделать, я, ну, знаешь, долго думал. Это тяжелое решение. Я бы никогда так не поступил в другой ситуации. Но меня прижали, понимаешь? Хорошо так прижали, и уже выбора не было. Только соглашаться. Бизнес есть бизнес, а жизнь – это жизнь. Всем жить хочется так, как они достойны. Ни больше ни меньше. Я или все потеряю, или сделаю, как она говорит.
– Что происходит? – спросила Лера.
В голове медленно прокрутилось эхо его фразы: «Она говорит…»
– Короче, Лерчик, слушай, мой тебе совет, житейский, – продолжал бормотать Толик, ставший вдруг похожим на провинившегося пса. – Сразу уезжай из города. Слышишь? Сразу! Они тебя будут ломать, чтобы ты еще пришла, припугнут хорошенько, ты на все согласись, но как только выберешься отсюда – покупай билет на самолет и вали куда-нибудь во Владивосток, подальше, чтобы она не достала. Я тебе на карточку денег закину. Сколько надо, закину. Считай, что так я прошу прощения, хорошо? Это то, что я могу сделать. Деньги на карточку. Это все. Больше никак.
Он хотел что-то добавить, но в этот момент в дверь постучали. Раз, второй. Толик дернулся. Рот его скривился.
– Открыто… – выдавил он.
Дверь отворилась, в холл вальяжно ввалились четверо мужчин. Одетые не по погоде – кто в футболке с обрезанными рукавами, кто в шортах. Один в балахоне и ярко-красных кроссовках. Шея и запястья у него были в татуировках. Посмотрел на Леру сверху вниз, ухмыльнулся и весело протянул Толику раскрытую ладонь:
– Красавчик!
На вид ему лет тридцать пять. Нос когда-то был сломан, с горбинкой. На подбородке шрам. Лера таких определяла за километр, выработался нюх.
Толик повернулся к Лере, ссутулился, убрал руки в карманы, шевельнул плечом и исчез за дверью. Лера рванулась следом, но два мужика схватили ее за руки, оттеснили к стойке регистрации.
Дверь за Толиком закрылась, засов с резким лязгом вошел в паз.
Лера открыла было рот, чтобы закричать, но потная ладонь крепко надавила ей на губы, сжала челюсти.
– Не дергайся, ну! – сказали на ухо.
В поясницу уперлось что-то твердое и острое, разорвав ткань куртки. Две руки сжали плечи, подтолкнули.
Леру проволокли за другую дверь, где оказался коридор с ковром на полу, как в гостинице. Несколько новых дверей, расположенных вдоль коридора, дальше – тупик вместо окна. Из-под потолка лился густой желтый свет. Лера пихалась локтями, брыкалась, выкручивала кисти рук, попыталась укусить ладонь, нащупала зубами мягкий скользкий палец, но мужик вовремя отдернул руку и что есть силы ударил Леру в челюсть. Хрустнул зуб, боль отразилась от скулы, ударила в ухо, пробежала мурашками по затылку.
– Без синяков, нам еще работать с ней, – равнодушно сказал кто-то из-за спины.
Она вспомнила санитаров в психушке, которые пару раз успокаивали ее во время ломки. Тоже без синяков, но болезненно, по процедуре.
Леру втащили в комнату, швырнули к широкой кровати, которая стояла в центре. Лера не удержалась, упала на колени, тут же попыталась вскочить, но получилось неловко: она скользнула ногтями по изголовью и упала снова. На коричневый ковер упало несколько капель крови.
– Меня будут искать! – пробормотала Лера, поворачиваясь.
Четверо мужиков рассыпались по комнате. Один стал разматывать шнуры, подключал удлинители к розеткам. Второй настраивал разложенные на столе видеокамеры – их было три штуки, одна большая, профессиональная, и две GoPro. Третий мужик взял пульт от крупного плазменного телевизора, висящего на стене. Лера заметила, что в комнате нет окон. Тут, должно быть, и звукоизоляция отменная. Кричать нет смысла.
Она была раньше в таких местах. Зашкварные порностудии для любителей. Толик арендовал дешевые полуподвалы по всему городу.
– Меня будут искать! – повторила Лера и растерла кровь по подбородку. Заныл выбитый зуб, хотелось коснуться его кончиком языка.
– Кому ты нужна? – спросил мужик в кроссовках. – Кто у тебя есть? Друзья? Родственники?
– Парень есть! – пробормотала Лера. Голос сбился на детский лепет.
– Тот, который только что ушел отсюда? Отличный парень, да. В штаны наложил, едва мы появились. У него долгов на двадцать мультов, плюс кредиты, плюс клуб его в залоге уже третий год. Нам даже не пришлось с ним особо общаться. Телефончик передали, он послушал, обделался и на все согласился. Раздевайся.
– Что?
Мужик ткнул пальцем в блузку.
– Раздевайся, говорю, – повторил он негромко, ощупывая Леру взглядом. – Давай без уговоров, хорошо? Спокойно разденься, сбегай помойся, вон душ слева. Возвращайся, и сразу на кроватку. Делаешь все, что говорит Славик, мы быстренько отснимем материал, и гуляй на недельку без проблем. Часа на полтора работы, не больше.
– Что?!
Мужик лениво и даже небрежно ударил Леру по щеке ладонью, а затем ухватил за ворот блузки, рванул, вырывая пуговицы и ткань.
– Я ж рассказываю: сделаешь все, как надо, уйдешь красивой!
В этот момент заработал плазменный телевизор на стене.
– О, мои любимые моменты! – сказал мужик. – Вчера пересматривал на ночь, готовился. Сейчас без предварительной подготовки никуда.
Лера развернулась и увидела на экране кровать, а на кровати – ноутбук, наушники, шнуры, телефон… и два обнаженных вспотевших тела, занимающихся сексом. Увидела себя почти десятилетней давности с фиолетовыми кругами под глазами, с поплывшим макияжем, с накрашенными яркой помадой губами. Лера с экрана вздыхала, стонала, охала. Лера с экрана царапала спину безымянного мужчины, закидывала ноги на его ритмично двигающийся зад. Лера с экрана то и дело бросала взгляд в камеру, подмигивала, облизывала губы, заигрывая с невидимыми зрителями. А за пределами камеры раздавались звонкие переливы падающих токенов.
Где-то за камерой в то время сидел Толик, бизнес-партнер, придумавший, как монетизировать Лерину сексуальную зависимость. Он и раньше относился к ней как к вещи, а сейчас и подавно. Какая же она всегда была дура!
Лера из прошлого внутри головы встрепенулась и вновь, как раньше, поползла по затылку, впиваясь острыми ноготками в нервы.
– Нравится? – спросил мужик в кроссовках, легонько подпихивая ее в плечо. – Нам тоже понравилось. Хотим проверить, остался ли у тебя порох в пороховницах. Ты не бойся, извращаться не будем, мы не из этих. Повторим быстренько то, что ты и так проделывала много раз. Идет?
Мужик с пультом перемотал несколько эпизодов – и вдруг на экране появился Толик. Он стоял в комнате своей квартиры, обнаженный по пояс. Настраивал камеру. На кровати за его спиной лежала, раскинув руки, Лера – нынешняя Лера! Голая и пьяная.
– О господи!.. – прошептала она.
Лера из прошлого обрадованно оскалилась. Ей нравилось. Она жаждала продолжения.
Воспоминания позавчерашней ночи наслоились на изображение с экрана, выскочили из пьяных обрывков, которые удалось зафиксировать тогда.
Подмигивание красной лампочки записи.
Толик сейчас положит руки ей на спину, проведет пальцами между лопаток, собирая капельки пота, шепнет в ухо: «Как же я соскучился…» А она перевернется и прошепчет в ответ: «Давай, красавчик, не останавливайся!»
А потом… а потом…
Тяжелая ладонь шлепнула ее по разбитой губе.
– У нас мало времени, – сказал мужик в кроссовках. – Не залипай.
В голове зашумело. Мир перестал быть реальным, он превратился в порнофильм с яркими цветами, повышенной резкостью, нарочито глупыми диалогами и абсурдным сюжетом. Вся жизнь, по сути, была порнофильмом. Ничего не закончилось после лечения и долгих лет балансирования на краю обыденности. Просто кто-то невидимый, всевластный проматывал пленку в поисках нового, самого крутого эпизода. И вот нашел.
Каково, а?
– Меня будут искать… – произнесла Лера. Слова звучали глухо, как сквозь вату.
«Пусть ищут! – взвизгнула Лера из прошлого. – Разве ты не этого хотела? Оглянись! За последнюю неделю ты вернула себе прежнюю жизнь! И разве она тебе не понравилась? Клуб, посиделки с сестрой, флешки, ощущение жизни, понимаешь? Жизни! Вернись! Оторвись! Насладись!»
Мужики уже разделись до трусов. Хотя это были даже не мужики, а парни, лет по двадцать пять, не больше. Накачанные, красивые, загорелые.
«С такими заниматься сексом – удовольствие!»
О чем ты думаешь?
С экрана на нее смотрела прошлая Лера. Она щурилась от удовольствия и стонала. Как же было хорошо тогда, да?
Настоящая Лера осторожно поднялась, ощупывая взглядом комнату.
Если ей удастся вырваться, она сбежит из города сразу же, в этот же день. На чем угодно. На вертолете, поезде, на попутках или даже пешком. Сбросит эту жизнь, как старую одежду.
Но вдруг ей сейчас понравится?
Нравилось же раньше?
Читать бесплатно другие книги:
