Идеальность Матюхин Александр

Это кайф – заниматься сексом с крутыми парнями, зная, что на тебя смотрят сотни или даже тысячи человек. На тебя дрочат. Тебя боготворят. Ищут твое имя в Интернете. Разве не этого она хотела? Всем назло.

Лера из телевизора выгнула спину и громко застонала.

Лера из настоящего пошла в ванную, ощущая, как мир пошатывается, слепнет и глохнет вместе с ней.

Надо пережить. И бежать. Забыть. И бежать. Вырваться. И бежать.

Если только чей-нибудь член не прорвет иллюзию хорошей жизни и не вернет Леру в прошлое, где ей безусловно нравилось. Недолго – но нравилось!

Ты ведь этого хотела?

В ванной она ощупала зеленые кафельные стены, чувствуя влажность подушечками пальцев. Взяла безопасную бритву, засунула в карман. Взвесила шансы проткнуть кому-нибудь глаз зубной щеткой. Смирилась. Вымыла лицо холодной водой, стирая кровь с губ. Два зуба болели. Один едва держался – Лера вырвала его с глухим хрустом, раздавшимся внутри головы. Острый укол боли отдался в левом глазу и немного привел ее в чувство. Комок крови шлепнулся в раковину. Лера улыбнулась собственному отражению. Дырка будет видна в кадре, отлично. Она постарается улыбаться на камеру как можно чаще. Естественный протест, раз уж ничего больше не остается.

А еще она решила, что не сбежит из города сразу. Сначала найдет Нату и вышибет из нее дурь. Избавит сестрицу от идеальности. Окунет в ванну со льдом.

Зуб Лера тоже убрала в карман и вышла в комнату.

– Я же сказал – раздевайся! – скривился мужик. – Тянешь время, красавица. Где запал, где страсть, а?!

Двое уже избавились от трусов и теперь расслабленно теребили в паху, разогреваясь. Четвертый мужик развесил камеры GoPro на спинке кровати, а большую камеру положил на плечо.

С экрана телевизора улыбался вспотевший пьяный Толик, завязывающий Лерины запястья шнуром.

«Сама напросилась… – подумала Лера отстраненно. – Кого теперь винить?»

И сразу другая мысль, неожиданно резкая: а что если она все еще в прошлом? Вдруг под таблетками записывает порно в таком вот подвальчике Толика, чтобы слить затем в Сеть и заработать денег? Наркотики разъели ее мозги и впрыснули фантазии о нормальной жизни, о Денисе и Пашке, о безумии Наты и смерти Бельгоцкой.

Вдруг она все еще пытается доказать папе, что может обойтись без его денег и связей?

Она медленно расстегнула оставшиеся пуговицы на блузке, стащила ее, бросила к ногам. Сняла джинсы, предварительно зажав в руке безопасную бритву. Свободной рукой расстегнула лифчик.

Мужик в красных кроссовках присвистнул, улыбаясь. Мужикам у кровати уже не нужно было ничего теребить – все и так прекрасно стояло.

«Они оба войдут в меня».

«Я буду кричать от удовольствия».

«А потом отправлюсь в две тысячи девятый, искать неродившуюся Настю и живого пока еще Пашку».

Мужик подскочил к Лере, крепко сжал пальцами сосок. По затылку пробежали мурашки, а губы мгновенно пересохли.

– Снимаю, – сказал тот, что с камерой, и направил на Леру объектив.

В телевизоре Лера из прошлого сидела в позе наездницы, упершись руками в колени незнакомца.

Той Лере было хорошо. Она шептала внутри головы:

«Выпусти меня, и я покажу, что прошлое можно вернуть. В полном объеме, как надо».

В дверь вдруг заколотили. Часто, сильно, кулаками.

– Открывайте! – мужской голос, знакомый. – Давайте, ну! Не тяните резину!

В руке у того, кто держал камеру, появился пистолет. Лера не разбиралась в оружии, но надеялась, что это какой-нибудь травмат, не серьезнее. Мужик в кроссовках подошел к двери, провернул ключ, открыл.

В коридоре стоял папа.

Лера выдохнула, сообразив, что задержала дыхание чуть ли не минуту назад. Перед глазами поплыли черные круги. Она растерянно подумала, что стоит перед отцом в одних трусиках, нелепая и глупая, с безопасной бритвой в руке.

Папа был одет не по форме, а в костюме и при галстуке. За его спиной маячили то ли телохранители, то ли помощники. И еще Лере вдруг показалось, что она увидела Нату. Где-то там, в глубине коридора.

– Ты кто, дед? – спросил мужик в кроссовках.

Папа мягко отодвинул его в сторону. Двое широкоплечих мужчин, чей род занятий не вызывал сомнений, тоже в черных костюмах, бритые под ноль, ворвались и в мгновение ока положили мужика в кроссовках на пол лицом вниз. Действовали профессионально, беззвучно, заломили руки, перемотали запястья пластиковой муфтой. Мужик взвизгнул и затих.

Второй, с камерой, сделал вид, что пистолет, который он держит, – просто так, игрушка-безделушка, и попятился к кровати, подняв руки.

Лера сообразила, что папа смотрит на нее, быстро нагнулась, подняла лифчик, завозилась, надевая. Из телевизора раздался протяжный стон, папа перевел взгляд на изображение и несколько секунд разглядывал, как к молодой Лере пристраивается сзади накачанный вспотевший мужчина.

– Значит так, ребята, – сказал папа и брезгливо посмотрел на того, что с камерой. – Поигрались, и хватит. Я ее забираю, вот бабки, как вам обещали.

– Руки-то зачем ломать?.. – простонал лежащий на полу.

– Чтобы быстрее дошло.

Папа шевельнул головой, и его телохранители подошли к Лере, подняли ее одежду, помогли застегнуть блузку и натянуть джинсы. Действовали быстро, будто им часто приходилось вот так одевать девушек.

У Леры до сих пор кружилась голова. Казалось, мир снова сломался. Где-то тут обязательно должна быть фантазия, где-то – болезненный бред, а где-то – крохотная толика реальности. Вот только как различить, где что?

Лера из прошлого испуганно юркнула в темноту сознания. Она боялась папу и любила его. Гремучая смесь безумия.

Папа смотрел порно на экране. Потом взял пульт с кровати и поставил на паузу. Подмигнул обнаженным мужикам, стоящим в углу у тумбочки. Все у них, конечно, обмякло.

– Вы тут можете и сами с собой, да? – усмехнулся папа. – Раз уж начали. Гей-порно, я слышал, тоже неплохо продается.

Лера глупо хихикнула, застегивая пуговицу на джинсах. Папа снова шевельнул головой, телохранители взяли его дочь под локти и повели из комнаты.

Она услышала, как папа сказал:

– Счастливо оставаться.

Потом темнота накрыла, а ноги подкосились, будто из тела вытащили все кости разом. Лера обмякла, успев подумать лишь о том, что действительно видела в коридоре Нату. Красивую, аккуратно причесанную, в черных очках и черном же дорогом костюме. Это углубления от ее шпилек на ковре. Сомнений нет.

Она много чего вспомнила, пока плавала в вязкой темноте.

Удивительно.

Вот Вика и Лера разбирают ворох старой одежды.

Папа недавно купил загородный дом и нанял рабочих, чтобы те сделали капитальный ремонт. Рабочие сдирали со стен обои, снимали полы, вываливали разный хлам на заднем дворе у подъездных ворот. Туда же сваливали одежду, которую нашли на чердаке.

Одежды много, она вываливается из драных мешков, пахнет пылью, гнилью и плесенью. Лера лезет в мешки первой, вытаскивает белую рубашку с одним рукавом, натягивает через голову и оглушительно чихает. Вика некоторое время размышляет, осторожно заглядывает то в один мешок, то в другой, развязывает тесемки. Лера между делом натягивает синие шорты, которые велики ей на два или три размера. Теперь десятилетняя девочка похожа на бродягу, однажды увиденного ею на остановке.

– Смотри, я вылитая Ната! – хохочет Лера, имея в виду случай, который произошел за пару дней до этого. Младшие сестры застукали старшую в мамином платье, с накрашенными губами и в парике. Долго смеялись. – Я теперь вся такая фифа, что никто меня не узнает! Самая красивая на земле!

Вика тоже смеется и не отстает, вываливает содержимое одного из мешков в траву. Целая гора тряпья: старая фуфайка, платья, шорты, джинсы, майки и даже несколько белых мужских рубашек. Вика роется, как собака, натягивает на себя что-то не слишком грязное и изношенное, становится похожей на чучело.

– Я любимая папина дочь! – кривляется она. – Пожалуйста, скажите папочке, что я его люблю!

Обе замечают Нату слишком поздно. Она подошла со стороны подъездных ворот. Ната молчит и не улыбается. По выражению ее лица вообще сложно понять, какие чувства она сейчас испытывает.

– Блин, прости! – тут же вопит трусливая Вика и стаскивает с себя старую блузку. Та рвется с сухим треском, расползается в тонких детских пальчиках.

Кругом пыль и дурной запах. Вика путается и падает на колени. Ната вдруг смеется как ни в чем не бывало, подбегает и тоже начинает рыться в куче тряпья.

– Я и есть самая красивая! – кокетливо кричит она. – Самая красивая в мире! И папа меня больше вас любит! Потому что вы мелкие, а я взрослая, понятно?!

Лера видит ее взгляд. Холодный и озлобленный. Где-то у Наты в душе живет монстр.

Вот сцена, фортепьяно, человек, перебирающий клавиши. Прослушивание в музыкальное училище.

«Только месяц не спит, тихо в окошко глядит…»

Лера хочет петь, но слова застревают в горле. Краем глаза видит Вику – та стоит за сценой и читает что-то с телефона. В шестнадцать лет Вика еще не была толстушкой, не злоупотребляла алкоголем и уж точно не думала, что потеряет ребенка и скатится в анорексию. В семнадцать Вика была красавицей, полной энергии и оптимизма. Она почти достигла своего идеала – отставала всего на полмизинца от Наты в негласной гонке сестер.

– Пой же, ну! – говорят Лере. Она не помнит кто. – У тебя полторы минуты.

Лера открывает и закрывает рот, не может петь, а в горле изнутри что-то царапается, будто застряла рыбья кость. Или даже не так – будто кто-то пытается выбраться наружу.

Вика улыбается за сценой, поглядывает на Леру, но мыслями где-то далеко. Младшая сестра пришла поддержать Леру, потому что попросил папа. Вика не хотела здесь быть, Вике нравилось гулять с Натой и с теми парнями-одногруппниками, которые были уже достаточно взрослыми, чтобы уметь не кончать через двадцать секунд после начала секса.

– Пой, Валерия, ну же!

Она запела: сбивчиво, нервно, дважды не попала в ноты и в итоге провалилась. Никуда ее не взяли.

Спустя полгода Лера впервые пойдет в «Вирус-клуб», напьется и познакомится с владельцем.

Вике не хватило терпения даже на злосчастные полторы минуты. Она выскользнула на улицу через служебный выход и сбросила эсэмэску, что очень извиняется, но Ната не любит ждать. Всего полчаса – и старшая сестра отправится за город, в дачный домик у леса, отмечать завершение семестра с тремя («великолепными! 1! 1!») человечками с ее курса. Вика не может это пропустить.

«Извини, извини, извини, верю в тебя и все такое…»

На улице ждет мама, приехала специально. Пытается утешить плачущую Леру, которая уже поняла, что провалила творческое задание. Вдвоем они отправляются в ресторан, где Лера пробует водку. Ей нравятся чувство опьянения и легкость, которая образуется в голове.

Лера думает, что была бы не прочь поехать за город с сестрами. Но проблема в том, что ее никто не звал.

Денис. Вспоминает Дениса. Их знакомство. Он разговаривал по телефону на улице перед домом, когда Лера подъехала. День рождения Наты, точно. Единственный раз, когда ее пригласили, потому что праздновали у родителей за городом, всей дружной семьей. Ирония.

– Ты та самая средняя сестра? – ухмыляется Денис. В его словах нет злости. – Я муж старшенькой. Проходи, будь как дома.

Но ведь она знает здесь каждую трещинку.

Денис идет рядом.

– У тебя глаза как у Наты. Вы вообще похожи.

– Спасибо.

– Спортом занимаешься?

– Что?

– В отличной физической форме. Бегаешь? Фитнес? Я тоже много бегаю. Спорт – это жизнь.

Так вот откуда все взялось.

Он был болтливый, Денис. Сразу же располагал к себе. Лера поняла, почему Ната в него влюбилась. Идеальный со стороны. Такого мужчины у Леры никогда не будет. Ее удел – похотливые мужики, за плечами которых несколько разводов, алименты, офисная работа менеджерами среднего звена, одышка после пробежки и пиво на ужин.

Как же низко она себя ценит…

– Надо как-нибудь пробежаться вместе, – говорит Денис на подходе к дому. – Ты вроде бы недалеко отсюда живешь? Вика рассказывала.

Пробежались.

А вот лес. Хмурый и холодный, но очень родной.

Она бродила по нему много-много раз в последние годы. Исследовала, гуляла, искала что-то. Знала все тропинки в радиусе нескольких километров от родительской дачи. Ручьи, овраги, поваленные деревья.

В руке кухонный нож из маминого набора.

Она кого-то хотела убить здесь. Наверное, Нату – худшую сестру в мире. Потому что у Наты было все, а у Леры ничего.

Да-да, точно.

«Но не надо забывать, что ты сама этого захотела, верно?»

Это Лера из прошлого. Колет коготками в затылке.

«Ты отказалась от папиных денег, когда поступала в музыкальное училище. Могла легко пойти на коммерческое обучение, оплата была вполне по силам. Папа хотел, чтобы ты стала певицей. Он мечтал видеть тебя на сцене, помнишь? А ты проявила характер. Какой же скверный у тебя характер, да? Захотела стать самостоятельной.

И вот ты здесь».

В лесу тихо, потому что ночь. И ужасно темно. Как в могиле. Лера смотрит на небо, где растеклись пятнышки звезд. У нее кружится голова. Она забудет этот момент, точно забудет, потому что диссоциативная амнезия и все дела. Но будет помнить странное ощущение близости с лесом. Будто оставила здесь частичку души. Навсегда.

Что-то выдергивает ее из воспоминаний. Холодный дребезжащий звук. Лера вспоминает – звонок телефона в кармане.

Вязкая темнота рвется, и в прорези, обрамленные высохшими листьями, вползает серый свет реальности.

Рука с толстыми старыми пальцами. Пахнуло мужским дезодорантом. Тряска. Автомобильное окно, а в окне – небо, как будто укрытое колышущимся серым одеялом. Сквозь осеннюю серость кое-где пробиваются изгибы солнечных лучей, но битва уже проиграна, холода подступают, и через пару недель совершенно точно выпадет первый снег.

Лера неуверенно села, держась руками за голову. На плечах будто кто-то сидел.

Медленно, но сообразила, что находится в салоне автомобиля, сзади, а рядом с ней милый и родной папа.

Проклятая трель телефона раскалывала голову надвое.

– Можно мне? – спросил папа для порядка. Лера не успела ответить, а он уже выудил из нагрудного кармашка ее блузки надрывающийся телефон, прислонил к уху.

Лера неловко зажала верх блузки, там, где были вырваны пуговицы. Запоздало прилетело чувство стыда, которому следовало бы появиться еще в подвальном помещении.

– Слушаю, – сказал папа в трубку. – Нет, не Лера, вы правы. Нет, не может. Вам не нужно знать, поверьте. А вы кто такой, позвольте узнать?.. Ага. – Он замолчал на полминуты, хмуря брови и помаргивая. Потом сказал холодно, как, наверное, разговаривал с подчиненными, которые его разозлили чем-то совершенно идиотским: – Значит, слушайте меня, молодой человек. Сейчас все вопросы, связанные с Лерой, решаю я. Попрошу не перебивать, я вас слушал достаточно внимательно… Вопросы решаю я. Она и так наломала дров. Где она, когда она и что она – не вашего ума дело. Информацию от вас я услышал, принял к сведению. Договорились? Вот и славно.

Он отключился, убрал телефон в свой карман и посмотрел на Леру.

Автомобиль ехал где-то на окраине города, погружаясь в чрево заброшенных заводиков, шиномонтажек, закрытых гаражей, изрисованных граффити, проржавевших баков с мусором.

– Ты специально меня сюда завез? – спросила Лера с вызовом, но голос задрожал и сорвался.

Папа моргнул, вытащил откуда-то носовой платок, развернул его и аккуратно вытер вспотевший лоб.

– Значит, забралась в дом к Бельгоцкой?

Лера уже устала удивляться.

– Пап, откуда ты…

– Хотя постой. Давай сначала. Я пока еще не во всем разобрался, – продолжил он, так же аккуратно и очень медленно складывая платок. – Ты спала с Денисом. Начнем отсюда. Как там называют по-правильному… с зятем. Как долго?

– Пап, я ни черта не понимаю. Что происходит?

– Как долго спала? Месяц, неделю, пару раз всего?

Машину тряхнуло, и папа жестом велел водителю притормозить. Тот послушно сбавил скорость, припарковался у узкого разбитого тротуара.

– Где-то год… – пробормотала Лера, хотя, конечно, знала время совершенно точно.

Папа пожевал губами, глядя не на дочь, а куда-то за ее левое плечо. Он снова вспотел и снова достал откуда-то носовой платок, но уже другого цвета и поменьше.

– Это хорошо. Значит, не просто развлеклись. Что-то серьезное строили, какие-то планы, да? Не отвечай, не надо. Я думаю. У тебя удивительная способность вляпываться во что-то, Лерка. С самого детства. Ты постоянно куда-то лезла первее всех. В грязь, в говно. И тащила за собой остальных девочек.

– Никого я не тащила…

Папа смерил ее тяжелым, но уставшим взглядом:

– Интересно, что я тебе такого сделал в жизни, что ты мне постоянно мстишь?

– Не понимаю.

Он начал говорить неторопливо и без всяких эмоций, хотя Лера заметила, как запульсировала на виске вздувшаяся темно-синяя вена:

– Лер, ты самый сложный человек, с которым мне приходилось общаться. Что не так, подскажи? Вот прямо сейчас. Если это время для разговора отца и дочери, то давай сразу карты на стол. Что я тебе сделал? Почему ты ушла из дома в шестнадцать, а? Сбежала. Зачем тебе эта самостоятельность понадобилась? Ты искренне ее хотела? Почему?

– Я не хотела жить с вами. Просто так. Должна быть причина?

– Конечно. Я не понимаю. У тебя все было – перспективы, деньги, дом, обеспеченное крепкое будущее. Развлекайся на здоровье, живи как хочешь. – Папа развел руками. – Но ты порвала со всем сразу. Мне напомнить? Отказалась брать деньги на съем жилья в городе. Не пошла на коммерческий в училище. Я нашел тебе две работы нормальные с карьерным ростом, а ты меня просто послала куда подальше. В квартиру не хотела въезжать. И это я еще не касаюсь твоих…

– Чего? Приходов? А ты коснись. Опозорила тебя, потому что снималась в порно, выкладывала видео в Интернет. Бизнес пострадал? Помню эту историю, мама рассказывала. Она всегда рассказывает, как ты страдаешь. Что еще? Внучку потерял. Прости, мой косяк. Я бы жизнь отдала за Настю.

– Ты не позволила отвезти ее в Германию, – сухо заметил папа, глядя в окно.

– Она бы все равно умерла. Не в полгода, так в год. Зачем мучить ребенка?

– А могила? Что ты натворила потом? Это и есть твое самоутверждение? Сильная и независимая женщина, мать твою! Алкоголичка, наркоманка, порнозависимая! Лишила мать возможности ходить на могилу к внучке! Это за гранью, Лера! За гранью! – Папа все же взорвался. У всякого человека есть границы, через которые он не может переступить, не сорвавшись. – Лера, ты сводишь маму с ума! Она на таблетках все эти годы, не слезает. Каждый раз, когда мы приезжаем на дачу, каждую ночь ей мерещится, что Настя приходит из леса и смотрит в окно! Ты просто представь на секунду, каково это – слушать от родного человека такие вещи! Ладно бы ты свою жизнь угробила, я бы тебе и слова не сказал. Но ты, как осколочная граната, зацепила всех вокруг. Меня, мать, сестер. Всех!

– Такая вот я дура… – пробормотала Лера, ища сигареты в кармашке блузки. Не нашла. – Да, пап. Так бывает. Хочешь причину? Не захотела сидеть на твоих деньгах. Тут ведь как получается: если не попробовать, то и не узнаешь никогда, хорошо жить независимой или нет. Кто-то остается у тебя под боком, а кто-то улетает. Я вот улетела.

Она поняла, что на глазах проступили слезы. Папа спросил:

– И как, попробовала?

– Наверное, мне не очень удается быть независимой. Мозгов не хватает.

– Может быть, ты просто завидовала?

– Кому?

Он неопределенно пожал плечами:

– Нате, Вике, кому угодно. Я об этом думал. Сложно любить одинаково сильно сразу многих людей. А у меня к тому же три дочери, все красавицы, и каждая умница на свой лад. Кого-то из вас я любил больше, признаюсь. Но в разное время, понимаешь? Ты была моей любимицей лет до десяти. Потом подросла Вика, я стал любить больше ее. А потом Ната доросла до того возраста, когда не любить ее стало невозможно.

Лера прервала, не сдержалась:

– Она у тебя самая лучшая. Всегда.

Папа усмехнулся, протянул сигарету и зажигалку. Когда Лера прикурила, продолжил:

– Зависть, как она есть. Тебе нужна была независимость, чтобы доказать, что ты лучше Наты. Она обгоняет тебя во всем. Умнее, красивее, а какие задачи и цели перед собой ставит, а? Но я дал вам всем трамплин, чтобы оттолкнуться и прыгнуть в хорошую жизнь. Вы всегда были в равных условиях. И как в такой ситуации доказать, что ты лучшая? Правильно, отказаться от преференций. Есть такая мысль у бедных людей, которые добились всего сами. Они ставят себя выше богачей, потому что потратили больше сил, чтобы забраться на вершину. Но это не так. – Он тоже закурил, все еще поглядывая в окно. – Все люди на старте одинаковые. К каким бы сословиям ни относились, сколько бы денег ни было за душой. Но к финишу приходят только самые упорные, трудолюбивые и удачливые. И вот тут, дорогая моя, ты и ошибалась. Ты поставила себя выше сестер, но забыла про трудолюбие и упорство.

– А удача? – спросила Лера.

– Удачи не бывает без остального. Закон жизни. Подумай об этом. Может быть, и вся твоя история с Денисом – это просто банальная зависть.

Он замолчал и несколько минут неторопливо дымил, оставив Леру наедине со своими мыслями.

В затылке кололо.

Зависть.

Она не могла смотреть на происходящее под таким углом. Злилась. Не верила.

– Я был вчера в доме той старой писательницы, – сказал папа, докурив. – Ната позвонила, попросила помочь. Приехал, разобрался. Понимаешь, скольким людям я теперь буду должен? Во что вы обе меня втянули? Как маленькие девчонки, честное слово.

– Видел тело в ванне?

– Видел. Бедная женщина, надо бы ее похоронить по-человечески.

Папа замолчал снова.

– Ната каким-то образом убила Дениса, – негромко произнесла Лера. – Придумала план убийства… Звучит безумно, сложно принять, но я читала распечатки, расшифровки… Ната болтала с писательницей, как с близкой подругой. Делилась деталями. Она убивала и раньше. Девушку, которая лучше нее пекла торты.

– Пекла торты?! – хмыкнул папа, погруженный в свои мысли.

Лера поняла, что либо придется тщательно подбирать слова, либо лучше вообще замолчать.

– Ты же видел, что она хотела со мной сделать. Заманила, подговорила или запугала моего знакомого…

– За измену, – уточнил папа. – Это я как раз могу понять. Ната импульсивная девушка, у нее много стереотипов в голове. Муж изменял, потом умер, потом ты. У кого угодно снесет крышу. А тут вдобавок не кто-то со стороны, а сестра, Лерка, ну это все объяснимо.

Он посмотрел в окно. Размышлял. Лера почувствовала себя мышкой, которую кот зажал в углу и теперь решает, что с ней сделать. Сожрать или отпустить? Хотел бы сожрать – не вытаскивал бы из лап тех парней.

– Что за распечатки? – спросил он наконец. – Какие-то заметки? Видео? Что-то еще?

– Много разных бумаг, рассортированы по папкам. Судя по всему, Ната приходила к Римме Ивановне и рассказывала ей о своей жизни. Планы, воспоминания, просто беседы. Римма записывала разговоры на диктофон, потом расшифровывала и распечатывала. Кажется, она хотела написать книгу.

– О Нате?

– Да. О богатой девушке со странностями. Там и правда много странного. Про убийство девушки, с которой Ната училась в кулинарном, например. Компромата на сто лет вперед. Я прихватила и ноутбук, остался у меня дома, он зашифрован… Хочешь почистить следы? Чтобы ничто и никогда не вышло за пределы семьи? Как всегда?

Папа вздохнул:

– Нам с тобой, Лерка, придется договариваться. Потому что ситуация перестает быть управляемой, понимаешь? Ната хочет, чтобы ты уехала из города и больше никогда тут не появлялась. Она тебя ненавидит сейчас. Эмоции, все дела. Я пообещал разобраться. Вы же обе мои дочери. Нельзя рубить с плеча.

Она посмотрела в окно, на пустынную дорогу, по которой ветер тащил драный мусорный пакет. Интересно, двери заблокированы? Если рвануть сейчас на улицу, убежать, спрятаться – будет ли папа преследовать? Сам вряд ли, а вот его амбалы – да. Возможно, догонят. Пятьдесят на пятьдесят.

– Ты знаешь, что она сделала с Пашкой?

– Твой друг? А он тут каким боком?

– Он всегда боком, пап. Пашка вытащил меня из того дерьма, в котором я захлебывалась после смерти дочери. Никто не помог, а он помог. Так что немного уважения.

– Я и не собирался говорить ничего плохого.

– Так вот, если ты не знаешь, твоя старшенькая определенно сошла с ума. Она его убила, я почти уверена.

– И его убила? По твоим словам, Ната убивает всех направо и налево. Чикатило какой-то.

– Я просила Пашку зайти к Нате. Он обещал помочь с нашим… ну… недопониманием. Он поехал – и пропал! Ната тебе не рассказала? О, она еще много чего, видимо, недоговаривает. Ты уверен, что ради Наты должен ввязываться во все это? Какие у тебя причины ее прикрывать, кроме того, что мы все одна семья?

– Разве этого мало?

– Должна быть справедливость. Или тебя в армии не учили? Долг, благородство, все дела.

Он задумался. Или сделал вид, что задумался. Лера в зеркальце заднего вида поймала взглядом взгляд амбала, сидящего за рулем. Непроницаемый такой взгляд. Этот точно догонит, в случае чего.

– Я всю жизнь посвятил семье.

– Давай без этой вот демагогии. Драма, любовь… Мы с тобой толком не общались уже много лет. Это забота о семье? Ты вычеркнул меня из своей жизни просто за то, что я немного подмочила твою репутацию.

– Немного?..

– Но ведь семья важнее, папочка. Или ты забыл? Важнее денег, репутации, бизнеса. Или я снова завидую? Тогда почему ты уезжал с дачи, когда я появлялась там? И при этом готов вывезти одну из своих дочерей за город ради спасения другой? Выборочная семья получается.

– Нам надо договориться! – упрямо произнес папа. – Я не могу отвечать за каждую из вас в равной степени, пойми. Это сложный выбор. Нужно сделать так, чтобы все у всех было в итоге хорошо.

– Я не хочу никуда уезжать. Это мой город, я тут родилась и выросла. Моя квартира, мое прошлое. Вот и будет мне хорошо.

– Хорошо, – кивнул он.

– А Пашка? И что будет с Натой? Она так и продолжит вламываться ко мне в квартиру, подсылать санитаров, пытаться свести меня с ума или затащить в подвал?

– Для начала сойдемся на том, что я попробую развязать этот узел. Мне плевать, что ты думаешь о Нате, и плевать, что она вытворяет, лишь бы все это не выходило за рамки нашего семейного круга, ясно?

– Яснее некуда. Уже мозоль на языке от слова «семья».

– Ты циничная и несдержанная, как всегда.

– А ты, как всегда, крепко меня любишь, да, папочка?

Смешок застрял где-то в горле. Она говорила голосом Леры из прошлого. И когда та успела высунуться?

Папа с хрустом почесал щетину на подбородке. Обратился к водителю:

– Вань, поехали по второму адресу!

Автомобиль заурчал и плавно тронулся с места.

– Что еще за второй адрес?

– Поедешь к Вике, – сказал папа, рассматривая что-то в телефоне. – Посидишь там, пока я не приеду. В твоей квартире непонятно что еще может быть. Никуда не высовывайся и ничего не придумывай лишнего. Справишься?

– А где Ната? Она знает, что ты меня вытащил?

– Еще бы! Сидит у себя, как я велел, ждет моего приезда. Будем серьезно разговаривать. Вот как с тобой сейчас. Ведете себя как дети. Вы же сестры, вам нужно держаться вместе. Хотя я, наверное, уже слишком старый, чтобы верить в это.

– Мне нужны лекарства, – добавила Лера. – Мои таблетки… И Пашка. Реши, пожалуйста.

– Будут тебе лекарства. Сиди у Вики и не высовывайся, мало ли что. Через час-два заеду, привезу все необходимое. И подумай хорошенько, как нам все распутать. Не одному же мне выкручиваться.

Он снова уткнулся в телефон. Оставшуюся часть дороги ехали в тишине.