Идеальность Матюхин Александр

Вика заехала в семь вечера на такси. Сестрица была навеселе – похоже, она не переставала пить с завтрака.

– Надо попудрить носик! – бормотала Вика с заднего сиденья, а потом достала из сумочки крохотную серебристую флягу, отвинтила крышечку и присосалась к горлышку, как заправский вампир. – Будешь?

Из фляги пахло чем-то острым с пряностями. Запах дорогого алкогольного напитка.

– Я до клуба подожду.

У Леры кружилась голова. Она рассчитывала, что в суете клуба никто не обратит внимания, что вместо алкоголя в бокале болтается минералка. Ну или кола, на худой конец.

Домчались быстро, без пробок – и уже на парковке перед двухэтажным зданием из темного стекла на Леру выплеснулись давно забытые, покрытые пылью, где-то много лет прятавшиеся ощущения.

Подмигивала синяя неоновая вывеска «Вирус-клуб». У дверей стоял широкоплечий охранник дядя Витя. Тщательно прилизанные редкие волосы, на бычьей шее – золотая цепь. Даже серый пиджак все тот же, потертый, с чуть короткими рукавами, будто в этом пиджаке дяде Вите тесно.

– Мамочки мои! – воскликнул он, увидев приближающуюся Леру. Морщинистое, побитое жизнью лицо растянулось в улыбке. Дядя Витя сжал Леру в крепких объятиях. От него пахло одеколоном. – Как же тебя сюда снова занесло? Столько лет! Я думал уже… того… померла где-нибудь!

– Не дождетесь! – ответила за сестру Вика, выхватила Леру из рук охранника и потащила за дверь, в узкий коридор, стены которого были обклеены афишами разных лет, рекламными плакатиками и этикетками от бутылок алкоголя.

Слегка оглушенная и растерянная, Лера скользила взглядом по глянцевым лицам и надписям. Узнавала старых диджеев, умерших рок-звезд, затасканных рэперов, вспоминала вечера, которые проводила здесь; память подсказывала даты и мелодии, имена и события. Где-то играла музыка. Что-то из современного, непонятного.

Коридор вывел в холл, где с одной стороны был гардероб, а с другой две девушки на ресепшене мило улыбались, не узнавая гостью. Когда-то гардеробщица тетя Рая выдавала Лере одежду без номерка, потому что хорошо ее знала. Времена изменились. Прошлая жизнь утекла безвозвратно.

За спинами девочек, за прозрачной стеклянной дверью, Лера увидела танцпол, барную стойку, зону со столиками, релакс-зону. Все в бледно-синих оттенках, искрящееся и мелькающее. Людей немного. Кто-то танцует. Вечер еще не вступил в свои права. Пройдет час-другой, и на танцполе будет не протолкнуться.

– Добро пожаловать! – сказала одна из девушек. – Вы бронировали или просто так?

– Мы, родная, постоянные посетители! – ответила Вика, достала флягу и сделала несколько глотков. – Позови-ка нам Толика… В смысле Анатолия Владимировича. Очень нужен!

В голове проснулась старая Лера – радостно заулыбалась.

Толик, Анатолий, блин, Владимирович. Владелец клуба и хозяин небольшого бизнеса по производству «домашнего видео». Старый, старый друг. Не сосчитать, сколько раз он держал Лерины волосы, пока она блевала в туалете. Сколько отпаивал кофе по утрам. Сколько стоял за камерой, когда Лера кувыркалась с нанятыми им проверенными мальчиками-моделями.

Какой же с Толиком был шикарный секс! Неизменно под кайфом. Таблетки, алкоголь, марки, курево. Что угодно. Яркие звездочки из глаз, вертолеты в голове, тени, пожирающие сознание. Улетные ощущения. Настолько яркие, что даже сейчас, спустя семь лет, не утратили свежести и заставили испытать мимолетное чувство неловкости.

Интересно, как поживает его бизнес на волне стримингов, «Онлифанс» и расплодившихся платформ?

Отворилась неприметная дверь. Толик набросился, распахнув объятия, сгреб маленькую, тощую, костлявую Леру своими огромными натренированными лапищами.

– Неужели! Лерка! Блин! Сколько лет! Я уже думал…

У нее закружилась голова от знакомых запахов (все та же туалетная вода, «Aqua Di Gio», или как там ее?), а еще – от чертовски знакомых объятий и прикосновений. От пальцев, шарящих по телу, сжимающих плечи, пробежавшихся по позвоночнику, шее, ухвативших за подбородок.

Лера и Толик встретились взглядами, и Лера поняла, что его глаза – это глаза Дениса. Такие же темные, глубокие, мудрые не по возрасту. Денису было тридцать четыре. Толику – за пятьдесят. Лера хотела бы, чтобы Денис дожил до этого возраста. Он наверняка тоже был бы крутым мужчиной, держащим себя в форме, ухаживающим за собой, умным, нежным и ласковым.

– Пойдем! – шепнул на ухо Толик. – Нет, побежим! Сейчас же, за мной! Вика, не отставать!

Ему не составило труда потащить на себе Леру – она едва казалась носками туфель пола – и заодно прихватить Вику, которая весело махала ошарашенным девчушкам с ресепшена.

Сразу за дверью – коридорчик со стеклянной стеной, открывающей обзор на сцену клуба. Потом еще одна дверь, в кабинет Толика. Знакомый до дрожи в животе.

Толик усадил Леру на кожаный диван, Вику в кресло, а сам рухнул на стул за рабочий стол. Раньше на столе валялись кипы папок, какие-то книги, сотовые телефоны. Сейчас, кроме ноутбука, ничего не было. Чистота и порядок, признак возраста. На полу растянулись ребристые тени от жалюзи.

– Немедленно! За мой счет! Отмечаем возвращение! – ревел Толик, шевеля мясистыми пальцами, на каждом из которых красовалось массивное кольцо. – Я уже не верил, Лерчик! Думал, всё. Пропала наша девочка. Растворилась с концами! – Он поднес к уху телефон, отдал кому-то несколько распоряжений. (Накрыть столик в вип-зоне, приготовить блюдо «13-А» и «11-В», принести шампанское и вино, а еще? Чтоб два раза не вставать, тащите коньяк.) Потом спросил чуть тише, с нотками обиды в голосе, обращаясь к Лере: – Ты чего трубку не брала, а? Зараза ведь. Я с ума сходил. Ни дозвониться, ни поговорить толком. Приезжал сто раз. Под дверью стоял. Не открыла.

Действительно, не открывала никому, не отвечала на звонки и письма. Закрыла сообщения в соцсетях. Не выходила на улицу. Не выходила даже из комнаты – особенно когда кто-то стучал в двери. С кровью вырезала себя старую из внешнего мира. Стандартная практика, когда сходишь с ума. Та Лера до сих пор сидела в темнице и боялась выбраться.

– Прости. Ты же знаешь, что случилось. Так было лучше.

– Так не было лучше! – отрезал Толик. – Это фраза-паразит. Люди думают, что ею можно оправдать любые поступки. Мы могли бы помочь тогда, понимаешь? Все вместе. Что я, не соображаю, что ли? Хотела девочка соскочить, о’кей. Отвез бы в нормальную клинику, привели бы тебя в порядок, пристроили бы на нормальную работу. Я же не бесчувственный мешок, чтобы кидать свою любовь просто так.

Лера неуверенно пожала плечами:

– Работу я нашла, вылечилась. Все хорошо.

– Правильно! – подхватила Вика и свинтила с фляги крышечку. – Толик, милый, давай жить настоящим! К черту старое! Лера здесь, с нами, живая и здоровая. Ей срочно, до безумия, нужно проветрить голову и прийти в себя. Хотел помочь тогда? Давай помогай сейчас!

Толик смотрел на Леру, будто размышлял, стоит улыбнуться или нет. Он изменился. Прибавилось морщин вокруг глаз. Седина заскользила в некогда черных до блеска волосах. Стареющий атлант, дитя прошлого века. Как будто старший брат Дениса. Удивительно, что Лера не поняла этого раньше.

– Знаете что, девочки, – сказал он, – гулять так гулять. На всю ночь. Да? И не отказываемся. Иначе я обижусь. Лерка, обижусь на всю жизнь!

Вика подняла над головой флягу:

– Мы согласны! С таким мужчиной хоть на край света!

– Гулять так гулять! – улыбнулась Лера.

Пашка писал Лере: «Тут десятки папок с распечатками!»

И еще: «Папки с именами, как досье. На каких-то людей. Про маму вашу, про Вику, еще про кого-то. В каждой папке – распечатанные листы, везде есть заголовок „Расшифровка разговора“. Как будто у тебя сестра шпион. Круто?»

Рассортированные по годам, они лежали на овальных столиках вдоль стен. Высокие стопки папок-скоросшивателей, какие можно увидеть в бухгалтерии или в канцелярском магазине. За каждым столиком – зеркало, создающее странный и завораживающий эффект, будто папок в десятки раз больше, чем есть на самом деле.

Пашка разглядывал обложки, листал, не понимая, для чего это и зачем.

Взял папку. Название: «Запись 012. О преодолении комплексов. Расшифровка от (март)».

Открыл, прочитал первую страницу.

«В две тысячи десятом мне было двадцать два. Вике – семнадцать. Лере – девятнадцать. Мы с детства звали Леру „Средняя“. Это была шутка, забава, ничего больше. Надеюсь, это не из-за нас у нее развились комплексы, которые вырвались наружу и разрушили к чертовой матери всю ее жизнь.

Знаю, рано говорить, что Лера окончательно себя угробила. Это некрасиво. И вообще нужно быть оптимисткой (коей я являюсь). Верить в лучшее, все дела.

Но! (Не могу удержаться.) Посудите сами: в две тысячи восьмом Лера стала сниматься в хоум-порно! Это такая штука, типа дома с одним партнером, на камеру. А еще вариант: идет трансляция, люди платят деньги и в прямом эфире смотрят, как Лера с мужиком себя ублажают! Можете вообще представить?! А потом она пошла по рукам! То есть со всеми подряд, не только с одним мужиком! Как это возможно? Откуда эта зависимость?

И, главное, если бы ей в жизни чего-то не хватало, я бы поняла. Но нет! При деньгах, папа помогал, как всем нам, своя машина, дом ей собирались построить. Что могло щелкнуть в голове, чтобы ввязаться в такое?

Я вам скажу что. Психические расстройства, наркотики, алкоголь и желание стать независимой. Пагубное желание, надо заметить. Поругалась с отцом, перечеркнула вообще все. Бунтарка без мозгов, так это называется.

Я погуглила, посмотрела одну мерзость (всего сорок две записи), где наша Средняя трахается с каким-то пузатым бородатым чмошником на балконе ночью! Ладно, милая, тебе нравится, когда жирный трется пузом о твою задницу, но ведь все соседи в курсе, чем ты там занимаешься. А еще один миллион и сто двадцать шесть тысяч просмотревших! Понимаете, сколько извращенцев в мире?

Злюсь. Три-четыре-пять. Глубокий вдох. Закрыть глаза. Кислород сжигает негативную энергию. Я спокойна. Продолжим».

Больше всего походило на дневниковые записи. Пашка живо представил Нату, сидящую перед компьютером и набирающую текст.

Или, может, она хотела написать книгу? Этакие мемуары блондинки. Это сейчас модно.

В другой папке, на открытой наугад странице, прочитал следующее:

«Как избавиться от „тяжелых“ воспоминаний? Их нужно пережить заново. В голове, разумеется, а не по-настоящему. Я же не блондинка какая, чтобы реально искать, например, тех своих одноклассников, которые однажды заставили меня съесть целый пакет сахарной пудры. (В седьмом классе я была слишком худенькой, и кое-кто решил, что меня надо подлечить таким вот образом. Не буду казаться излишне хвастливой, но папа потом прилюдно наказал всех трех козлов и заставил их извиниться. Папочка, ты у меня самый лучший!)

Я хотела бы составить список комплексов, которые тянут меня назад. Ведь у меня есть цель, я к ней стремлюсь, мне нужно искать пути достижения.

Итак. Раз уж вспомнила, правда?

Обожаю готовить. Готовка – моя страсть. Прошла курсы „юных поварят“ в четырнадцать лет. Но я боюсь взяться за готовку тортов. Знаете почему? На курсах была одна девушка, которая идеально пекла кремовые торты. К ним нельзя было придраться. Если бы любой популярный повар из телепередач попробовал ее торт, он бы отдал ей победу безо всякой конкуренции. А мой торт не получался три занятия подряд. У меня подгорал крем, расползалась форма, вечно что-то разваливалось.

В воспоминаниях то и дело возникает кулинарный класс, последний день занятий. Торт – финальный аккорд всего обучения. У меня от волнения дрожат руки. (А я мысленно шепчу: «Давай, Ната, не нервничай! Уделай всех!») Мне всегда и везде нужно быть первой, понимаете? Я так сосредоточена на готовке, что не сразу слышу аплодисменты. Мой торт в духовке, и я вижу, что он совсем не идеален. Хлопанье ладоней повсюду. Ищу взглядом источники звука, вижу ту самую девчонку и просто умопомрачительный по красоте торт перед ней. Лучший торт из тех, что мне доводилось видеть. Крем, черника, розочки, дольки банана, форма… Можно долго смеяться над моим комплексом, но, когда кто-то с легкостью делает что-то в сто раз лучше тебя, волей-неволей начинаешь сомневаться в собственных силах. Девчонке аплодировали, а я ощущала пустоту в душе, пропасть между нами. Мое увлечение, мою страсть как будто втоптали в грязь. Разве смогу я хотя бы приблизиться к такому идеалу?

Мне, конечно, дали аттестат, но я сожгла его в тот же вечер, пока никто не увидел. Не хотела позора, потому что на самом деле провалила финальное задание. Это как занять второе место в любом виде спорта – самое обидное, что вообще можно придумать для спортсмена.

Ужаснейшее воспоминание. С тех пор я ни разу не пекла кремовый торт. Не могла себя заставить. У меня дрожат руки, даже когда я просто читаю новый рецепт. Пора признать: комплекс не дает мне развиваться.

К примеру, встретила замечательного молодого человека и хочу устроить ему шикарнейший вечер. Где, блин, торт?! Заказывать? Увольте. Только испечь. Смогу ли я преодолеть себя?

Думаю, да. Первый этап – перегрызть канат. Второй этап – попробовать исправить ситуацию. Сегодня же займусь тортом. У меня скачано шесть разных рецептов. Ягоды и фрукты в холодильнике. Я взрослая и самостоятельная женщина. Надо испечь торт и принести его родителям.

Канат я уже перегрызла. Только это тайна. Огромная всепоглощающая тайна».

Пашка сделал несколько фотографий, сбросил Лере, заценить.

Очень хотелось прихватить несколько папок, чтобы изучить их в спокойной обстановке. Просто так, без причины. Люди любят брать чужие вещи и изучать чужие жизни.

А еще под столиками лежали тетради. В них оказались аккуратно вклеены вырезки из глянцевых журналов.

«Двенадцать поз для занятий сексом на природе».

«Как подобрать правильный крем для загара».

«Выбираем мясо на шашлыки. Почувствуй себя мужиком».

Кто-то собирает марки, а кто-то – вырезки со штампами, бывает.

Пашка потянулся за упавшей сигаретой и под одним из столиков заметил несколько журналов. Они были разные по толщине и ширине. Не все глянцевые, да еще и сложенные кое-как. Наверное, поэтому он и обратил на них внимание.

Взял несколько штук. Старые номера региональных журналов. «7 дней», «Миллениал», Life. Полистал. Закладок здесь никаких не было, номера шли вразнобой, годы издания – с две тысячи четвертого по две тысячи восьмой. Еще до того, как Ната встретила Дениса.

Пашка сел на пол, скрестив ноги. Подтянул ближе всю стопку, начал листать, пытаясь уцепиться взглядом за что-то общее. В заголовках, в содержании.

В одном из номеров «Кулинарного поединка» от две тысячи пятого года фигурировала статья о Веронике Подольской. Она открыла свой небольшой бизнес по производству кулинарных изделий. Часть заметки была вырезана, часть – обведена красным маркером.

В номере журнала «7 дней» от две тысячи седьмого нашлась статья под заголовком: «Вероника Подольская: любое желание можно исполнить. Главное – захотеть». С фотографии на Пашку смотрела симпатичная чуть полноватая девушка с голубыми глазами и темными волосами. В руках она держала поднос с кексами. Фото было обведено красным маркером.

Пашка взял еще несколько журналов, пролистал заголовки и – точно! – нашел заметки о Веронике, успешном кондитере и бизнесвумен. Кое-где часть заметок аккуратно вырезали, оставив заголовки, или обвели маркерами. В двух журналах лицо Вероники оказалось заклеено клейкими листиками.

Внизу стопки лежало три журнала «Дикая природа» от две тысячи девятого года. Что-то об охоте, ориентировании на местности, ловле рыбы… Все чудесатее и чудесатее, как говорилось в одной сказке.

Пашка сфотографировал пару страниц с заметками о Веронике, отправил Лере.

«Это должно быть интересно. Ната очень любит Подольскую. С чего бы? Давай проверим».

Лера до сих пор не прочла ни одного сообщения. Хочется верить, что она спит, но надо все же заехать, проведать. Тем более что Пашкины сообщения явно вызовут у нее еще больший интерес к серфингу в Интернете.

Время летело стремительно.

– Засиделся! – буркнул Пашка, хотя еще не собирался уходить.

Он бегло прочитал несколько статей о бизнесе Вероники. Уникальность состояла в том, что Вероника открыла свой бизнес через Интернет. В те годы это было редкое явление. Не имея офиса, кондитерской лавки, магазинов, Вероника пекла кремовые торты, кексы, мармеладные плюшки на заказ дома и продавала их через Интернет-площадки. За полтора года она вышла на оборот в семь миллионов рублей в квартал, что с учетом низких затрат можно было смело считать бешеным успехом.

Пашке было неинтересно. Он в бизнесе понимал мало. Да, полноватая голубоглазая девушка почти десять лет назад подняла неплохие деньги. Но при чем тут Ната? Зачем она хранит журналы со статьями о Веронике? Кто вообще хранит такое? Может быть, наблюдает за карьерой близкой подруги? Есть ли у Наты вообще близкие подруги?

Он потратил еще минут пятнадцать, тщательно перебирая папки с распечатками. Искал упоминания о Веронике. Не нашел.

Где-то в глубине дома скрипнула дверь. Или половица. Или еще что-то.

Звук этот разнесся в тишине не хуже пистолетного выстрела.

Пашка уставился в дверной проем, прислушиваясь. Если Ната вернулась, а она вообще-то могла вернуться в любой момент, дела плохи. И это уже не игра под названием «Подсмотри за сестрой старой подруги». Это серьезное преступление. По голове не погладят.

И о чем он только думал?

Звук не повторился. Может, показалось, но рисковать не стоило. Пашка быстро убрал журналы на место, вышел в коридор. В комнате за его спиной погасли лампы, и сразу стало понятно, что дом пуст и темен. Ночь сожрала его. Кроме собственного дыхания, Пашка больше ничего не слышал.

Он стал медленно спускаться по лестнице, вглядываясь в провалы окон, сквозь которые в дом затекал густой рыхлый мрак. Под ногой скрипнула ступенька – звук был точно такой же, как услышанный недавно. Сердце прыгнуло в груди. Вот ведь…

Дом как будто отозвался еще одним скрипом. Где-то за спиной. С высоты второго этажа.

Пашка развернулся. Кто-то стоял наверху, у деревянных перил. Темный силуэт. Его, Пашку, обошли сзади. Переиграли.

А потом вспыхнул свет.

Яркий, слепящий свет танцпола выбивал из головы ненужные мысли.

Лера кружилась, прыгала, обнималась, хохотала. Как раньше. Как в прошлой жизни. Сколько времени когда-то она провела среди потных танцующих и пьяных тел? Сколько выпила, сколько сбила каблуков? Никогда и никому не сосчитать. Это время плотно упаковано в коробки и сохранено на жестком диске памяти.

Вокруг тоже толпились, обнимались, прыгали и хохотали. Где-то у сцены потерялась Вика. Она крикнула, ткнув пальцем: «О, чур, мой мужик!» – и растворилась в толпе. Почти наверняка ее сегодняшний вечер закончится в чужой квартире, на чужой постели с каким-нибудь молодящимся сорокалетним дядькой.

Толик был рядом. Пошел за напитками. Он умел уговаривать – Лера за последние полчаса выпила уже два бокала рома с колой. Пришлось признать, она отвыкла от алкоголя. Тут же захотелось курить, но в кармане были только проклятые подушечки жвачки. Голова кружилась. Молоденький диджей объявил со сцены время ностальгии и врубил ремикс на «Руки Вверх!».

Появился Толик с двумя бокалами.

Волосы у него растрепались, рубашка оказалась расстегнута на груди. В полумраке, разрываемом яркими полосками света, Толик казался моложе своего возраста.

– А правда, что ты себя вчера порезала? – спросил он, прильнув губами к ее уху.

– Обманывают. Кто-то ловит запоздалую популярность на моей теме.

– Я тоже не поверил. Моя девочка всегда была сильной. Раз уж выкарабкалась тогда, то выкарабкаешься и сейчас!

– Это точно!

Лера выпила молочный коктейль с привкусом чего-то приторно-горького в несколько глотков, смакуя в мыслях слова «моя девочка», примеряя на себя: годятся или нет для нынешнего состояния.

– Мне жаль, что ни разу не открыла дверь, когда ты приезжал тогда, – наконец сказала она.

Толик кивнул. Он, кажется, один тут не танцевал. Стоял среди беснующейся толпы, широко расставив ноги, и просто пил.

– Так надо было, понимаешь? Так для всех было лучше!

– Уже не важно, – ответил Толик. – Десять лет прошло. Главное, что ты вернулась. Веселись!

Она всегда его слушалась. Ну или почти всегда. Сначала обожала, потом влюбилась, потом разочаровалась. С Толиком были сложные отношения, на грани. Лера и сама не до конца понимала, что между ними происходило. Иногда даже возникали нелепые мысли, что Толик воплощает для нее отца. Только не настоящего, а такого, какого ей хотелось бы.

Лера сообразила, что пялится на Толика, а он прекрасно это видит и улыбается. Позволяет, значит, пялиться.

– Пошел ты! – беззлобно фыркнула Лера, но Толик ее, конечно же, не услышал в общем гвалте и шуме вокруг.

Кто-то толкнул его в плечо. Ром расплескался по грязному полу. Толик растворился в толпе, видимо, за новой порцией, а Лера отдалась во власть танцпола, забыв обо всем.

Как же давно она не танцевала вот так, расслабленно и дико, на изломе эмоций, пьяная и довольная! Как же ей хотелось забыть обо всем, что случилось в последние дни! Чтобы смерть Дениса была всего лишь сном – на это же можно надеяться, правда? И чтобы завтра утром она обнаружила, что выходит из «Вирус-клуба» на съемки очередного ролика, на дворе две тысячи девятый, бояться нечего, переживать не о ком. Под сердцем бьется еще одно сердечко. Не будет преждевременных родов, скандалов, депрессии, мертвого ребенка, психоневрологического диспансера. Наоборот, все будет хорошо.

Если бы она тогда не сбежала с Пашкой, то отправилась бы в клуб. Здесь бы пила, танцевала, нюхала, курила, трахалась. Здесь бы оставалась королевой жизни навечно. В объятиях Толика, в глазах сотен тысяч подписчиков на «Порнхаб», «Юпорн», «Онлифанс» и десятке других сервисов. Доросла бы до дорогих съемок в Америке, на Мальдивах, до собственного контракта с крупными порностудиями. Зарабатывала бы больше, чем отец, между прочим. Отстроила бы себе дом напротив его дома. Чтобы позлить, да? Чтобы он каждое утро видел, куда катится его дочь.

А что мешает сейчас, да-да, сейчас вернуться к исходной точке?

– Я жду этого! – шепнула она самой себе.

Лера из прошлого – та самая, по-настоящему счастливая Лера – впилась ноготками в мякоть сознания и принялась выбираться наружу. За ней огромным черным хвостом потянулись воспоминания. Те самые, которые никогда не должны были появляться на поверхности.

Возникший из толпы Толик обнял Леру за талию. И сразу стало спокойно. Лере захотелось запустить ладонь под его расстегнутую рубашку, провести пальцами по груди и ниже. Она повернулась к нему спиной. Дыхание у Толика было горячим, медленным.

– Денис… – пробормотала Лера, думая о прошлом. – Денис, я хочу тебя прямо сейчас…

– Пойдем ко мне в кабинет.

У них даже голоса были похожи.

Денис мертв.

А Толик жив.

Его пальцы медленно опустились на ее бедра. Лера задрожала, ощущая, как внизу живота накатывает теплая волна наслаждения.

– Жизнь продолжается, – сказал Толик на ухо. – Чтобы ни случилось. Ты уже взрослая, сама должна решать, что для тебя хорошо, а что нет. И отвечать за свои поступки, так ведь?

– Ага. Снова грузишь своими взрослыми псевдофилософскими размышлениями, – ответила Лера, извиваясь будто в такт музыке, но на самом деле в его объятиях.

Еще немного, и у нее сорвет крышу. Она ведь не умеет сдерживаться. Никогда не умела. Терапия, таблетки, тренинги, курсы – все это не помогало. Просто повода не было срываться. А теперь вот появился.

– Пойдем в кабинет, – повторил Толик голосом Дениса, взял Леру за руку и повел сквозь толпу.

Гремела музыка, от которой дрожал пол и прыгало в груди сердце. По коже бежали мурашки. Лера не сопротивлялась, да и не хотела. Она падала в темноту памяти, где было хорошо и радостно.

Толик провел ее за дверь, в холл, мимо гардероба. Лера поймала свое отражение в зеркале. Лера из прошлой жизни, дерзкая и надменная, та самая королева жизни, подмигнула ей и улыбнулась. Яркая вишневая помада размазалась по подбородку. Тушь под левым глазом размылась. Волосы растрепались.

Новая Лера не улыбалась. Но ее никто не слушал. Она была здесь не к месту.

Толик распахнул дверь кабинета, вошел первым, втянул Леру и уронил ее на кожаный скрипучий диван. Она успела глубоко выдохнуть, прежде чем Толик – большой, широкоплечий, сильный Толик – рухнул на нее сверху и впился губами в губы.

Может быть, у него с Денисом были похожи голоса. Может быть, она одинаково сильно любила их обоих. Но сексом они занимались по-разному.

Лера из прошлого закрыла глаза и застонала. Ей нравился этот секс. Давно забытый.

– Продолжай! – попросила она. – Продолжай, милый, любимый, хороший. Продолжай…

…Он зажмурился от яркого света, а потом почувствовал удар в плечо.

Оступился, упал с лестницы, ударился затылком о ступеньку и нелепо съехал на пол. В глазах потемнело, а боль, расплескавшись волнами, стремительно охватывала все тело.

Рука скользнула по стене и безвольно упала. Глаза наполнились слезами, сквозь них Пашка различил что-то. Что-то, мешающее двигать правой рукой… Что-то длинное, странное.

Это была стрела с разноцветным оперением. Стрела, погрузившаяся в плечо.

Пашка поднялся, ощущая, как бешено пульсирует кровь в висках. Перевел взгляд на лестницу и увидел наверху знакомый силуэт.

Взвизгнула тетива – этот звук Пашка услышал особенно четко, – а затем боль впилась зубами, словно бешеная собака.

Он не удержался и заорал. Кончик стрелы торчал из области живота, чуть ниже солнечного сплетения. Разноцветное оперение дрожало.

Умирать было больно. Совсем не так, как представлялось.

Пашка попытался побежать по коридору. Но всего лишь попытался – медленно, хромая, держась за стену. Толкнул плечом дверь в комнату, через которую проник в дом. Увидел распахнутое окно, развевающиеся занавески, успел подумать о черноте, которая вливалась с улицы, и о том, что не слышал шагов. Совсем ведь не слышал.

Что-то ударило его по затылку, звон оглушил, а затем та самая чернота распахнула перед Пашкой мягкие колючие объятия и приняла его в себя.