Империя травы. Том 2 Уильямс Тэд

Глава 49

Дорога сборщиков

Ярнульф занял свое орлиное гнездо за час до рассвета, готовый действовать или умереть, а быть может, к тому и другому; его нервы были настолько напряжены, что ему казалось, стоит кому-то до него дотронуться, и он зазвучит, как струны лютни.

Он несколько недель готовился к этому дню и сейчас снова и снова повторял молитву, обращенную к Богу, просил даровать ему силу и твердость руки, чтобы глаз видел, а разум точно знал, что нужно делать, чтобы реализовать свой единственный – тут у него не было сомнений – шанс.

Дважды изогнутый лук достался ему от тритингов, которые сражались верхом; Ярнульф купил его в Эркинланде, у мастера, научившегося искусству делать такие луки у Луговых тритингов. Он обошелся ему в несколько серебряных квинтисов, но он ни разу не пожалел о своем приобретении.

Но даже из такого мощного лука ему придется сделать выстрел с очень значительного расстояния от лагеря, поэтому он построил помост высоко на дереве, на склоне холма, работая бесшумно всего по одному часу в день, чтобы успеть добыть достаточное количество дичи и не вызвать подозрений долгими отлучками. Когда помост был готов и надежно закреплен, Ярнульф сделал огромное количество пробных выстрелов – неизменно далеко от лагеря, – чтобы выяснить, как ветер, высота и растительность влияют на полет стрелы, потом спускался вниз и собирал выпущенные стрелы. Ярнульф знал, что ему придется натянуть лук до предела своих возможностей и сил, но теперь у него появилась уверенность, что он сумеет сделать точный выстрел. Ни в одной из легенд не говорилось, что королева Утук’ку носит доспехи, и, хотя она будет окружена вооруженными, быстрыми, как молния, королевскими Зубами, Ярнульф не сомневался, что ему удастся направить стрелу с железным наконечником ей в сердце прежде, чем кто-то из них успеет понять, что случилось.

Сейчас лук лежал рядом с ним на помосте, завернутый в ткань вместе со стрелами и тетивой, чтобы сохранить их в сухости и тепле. Когда придет время, он внесет последние поправки в выбранный наконечник, а потом сделает ставку на единственный выстрел.

«И, если Бог будет добр, а мое сердце чистым, сука королева умрет. И моя клятва Отцу и Повелителю нашего мира будет исполнена. Возможно, хикеда’я сумеют меня поймать и убить, но это не будет иметь значения. Меня с радостью примут в Небесах».

В полдень, когда в лагере возникло оживление, Ярнульф сел и принялся растирать руки, чтобы их согреть, наблюдая, как воины хикеда’я и все остальные мечутся, точно вечно занятые муравьи. Очевидно, что-то происходило, и он уже не сомневался, что всеобщее волнение вызвано прибытием королевы.

Он вытащил лук из защитного чехла, закрепил тетиву на одном конце, прижал его ногой и согнул, чтобы надеть петлю на другой конец. Он проделывал это множество раз, тщательно продумывая каждый следующий шаг, и сейчас ему казалось, будто он движется, как во сне.

Натянув тетиву и продолжая наблюдать за суетой в лагере, Ярнульф взял стрелу, которую выбрал. Он решил, что не станет втирать в нее кровь дракона, пока не придет время стрелять: едкая жидкость проест железо, если будет находиться на нем слишком долго, но держал наготове глиняный кувшин, а также осколок камня, чтобы размазать черное тягучее вещество, когда придет время.

Ярнульф продолжал наблюдать за лагерем, и вдруг у него появились сомнения. Если армия норнов готовится к приезду королевы, почему они снимают палатки Ахенаби и других офицеров и аристократов? Неужели они не останутся здесь до тех пор, пока отряд королевы не напоит лошадей и не отдохнет, прежде чем двинуться дальше?

Большая группа воинов Жертв впрягала восьмерку лошадей в огромную повозку, где лежал связанный спящий дракон. На глазах у Ярнульфа Саомеджи, одетый во все белое, подвел Го Гэм Гара к ее задней части, надел на гиганта большое деревянное ярмо и приковал его к повозке. Го Гэм Гар не сопротивлялся, и Ярнульф понял, что Саомеджи использовал кристальный прут, которым его контролировал.

Ярнульф догадался, что Го Гэм Гар будет толкать повозку сзади, если лошади не смогут сдвинуть ее с места, когда колеса попадут в большие рытвины. Из чего следовало, что хикеда’я не просто собирали палатки, а намерены в самом скором времени покинуть лагерь. Однако он не видел никаких признаков приближения каравана королевы, к тому же Ахенаби и все остальные явно никого не ждали. Более того, Жертвы построились в походную колонну и начали покидать лагерь, направляясь на юго-восток, к Эркинланду, в земли смертных.

Ярнульф больше не мог ждать, ему требовалось выяснить, что происходит. Он оставил лук и все остальное на помосте, быстро спустился на землю, перескакивая с одной ветки на другую, и зашагал к лагерю.

Он шел мимо сновавших взад и вперед хикеда’я, которые не обращали на него ни малейшего внимания, но Го Гэм Гар заметил.

– О, малыш смертный! – взревел монстр. – Здесь еще осталось место. Быть может, они найдут для тебя маленькое ярмо, которое подойдет для твоих плеч, и ты поможешь мне тащить ящерицу в Наглимунд.

Наглимунд! Ярнульф знал это место, но не понимал, почему гигант о нем упомянул. Вокруг замка развернулось ужасающее сражение во время Войны Возвращения, его захватили хикеда’я, но позднее смертные отбили. Для многих его имя все еще олицетворяло зло, хотя уже довольно давно Наглимунд превратился в обычную крепость смертных.

Ярнульф увидел, как Саомеджи дает указания полудюжине Певцов, которые вытаскивали книги, ларцы и мешки из кареты Ахенаби и укладывали их в багажный фургон. Ярнульф подумал о том, какое множество смертей, должно быть, находится там – чума, яды и заклинания, позволяющие калечить и убивать. Существо, которое прежде было Мако, стояло рядом с Саомеджи и смотрело единственным тусклым глазом, в котором едва теплилась жизнь. С тех пор как Ахенаби его оживил, Ярнульф старался держаться подальше от бывшего воина Жертвы, но сейчас не мог себе этого позволить – ему требовалось выяснить, что происходит в лагере.

– Милорд Саомеджи, – сказал Ярнульф, приблизившись и в последний момент вспомнив, что необходимо поклониться: с тех пор как они вернулись с драконом, Саомеджи вел себя как аристократ. – Я вижу необыкновенное оживление в лагере. Вы не расскажете мне, что происходит?

Одетый во все белое Саомеджи, чья кожа была едва ли темнее, повернулся к Ярнульфу, и его глаза засияли, словно два солнца.

– Мы уходим, – сказал Певец.

– Но почему? Я думал, мы ждем королеву и ее армию?

– Какое право у тебя спрашивать о перемещениях Матери всего сущего?

– Никакого, лорд Саомеджи. Но я надеялся получить награду за помощь, которую оказал командиру Мако.

– Ха. – Губы Саомеджи изогнулись в злобной усмешке, когда он посмотрел в сторону застывшего в неподвижности Мако. – Командир Мако. Теперь он нечто меньшее – и большее одновременно. Но королева не намерена здесь останавливаться. Мы встретим ее в другом месте. Время летит быстро, и планы изменились.

– Вы должны встретить ее в Наглимунде?

Выражение лица Саомеджи стало застывшим, как закрытое окно.

– Где ты это слышал?

– Мне сказал гигант, – ответил Ярнульф. – Но я не знаю, где находится это место, – солгал он.

– Гигант думает, что он нам необходим, но так будет недолго. – Саомеджи поджал губы, с трудом скрывая неудовольствие. – Да, мы отправляемся в место, которое смертные называют Наглимунд. И, если ты все еще рассчитываешь получить награду, садись в седло и готовься выехать.

Мысли Ярнульфа разбегались. Он сильно рисковал, оставаясь здесь, ведь в любой момент он мог лишиться жизни, если Саомеджи или Ахенаби решат, что он больше им не нужен. Ярнульф уже не раз задавался вопросом: почему хикеда’я так долго разрешают ему оставаться с ними. И откуда ему знать, встретится ли когда-нибудь эта группа Жертв с королевой, не говоря уже о том, позволят ли Ярнульфу оказаться настолько к ней близко, чтобы он смог осуществить задуманное? Но, если он намерен исполнить свою клятву и довести миссию до конца, ему придется искать другую возможность, другой шанс.

– Если честно, – наконец ответил Ярнульф, – я бы не хотел углубляться в земли смертных. Я исполнил свой долг перед королевой, но у меня остались и другие дела.

Слова Ярнульфа привлекли внимание Саомеджи. Певец внимательно на него посмотрел, как если бы, подобно своему господину Ахенаби, мог прочитать мысли стоявшего перед ним человека.

– Значит, ты намерен снова стать Королевским Охотником? – спросил Саомеджи.

– Именно этому меня учили. И я всегда успешно выполнял свои обязанности. – Но, если он хотел, чтобы ему поверили, следовало сделать еще кое-что. – Однако прежде, чем я уйду, есть один вопрос… серебро.

– Серебро?

– Мако согласился платить мне серебряную монету за каждый день, в который я сопровождал Когтей. И даже если вы окажетесь скупцом и заплатите только за путешествие в Урмшейм, это все равно много серебра, – но я надеюсь получить плату за каждый день, когда я помогал вам спуститься с горы. Я сделал все, что обещал, и даже больше. Вы, лорд Саомеджи, представите дракона королеве и получите похвалу и новую должность. А я прошу лишь о том, что заслужил.

– Я не ищу новых должностей, – ответил Саомеджи, но в его словах прозвучала скорее печаль, чем гнев. – Мне нужно лишь признание моей верности.

– И я уверен, что вы его получите, милорд. Но я хочу вернуться к более спокойной жизни, чтобы снова выслеживать и ловить беглых рабов. Вы выполните обещание Мако?

Саомеджи собрался что-то ответить, но его лицо вновь превратилось в каменную маску, скрывавшую мысли хикеда’я от внешнего мира. Он подозвал одного из слуг и сделал несколько жестов на языке Ордена Песни, которого Ярнульф не понимал. Слуга поклонился и ушел.

– Он принесет тебе серебро, смертный, по одной монете за каждый день твоих трудов. И, когда ты окажешься среди других Охотников и начнешь хвастать своим богатством, расскажи им, что хозяева хикеда’я держат свое слово, даже если оно дано смертному рабу. Мать всего сущего щедра.

– Я никогда не сомневался в доброте королевы, милорд, – сказал Ярнульф.

Для Нежеру этот день был полон сюрпризов.

Первый случился еще до рассвета, когда она дожидалась своих преследователей. Ее украденная лошадь скакала несколько дней практически без отдыха и едва держалась на ногах. Нежеру уже знала, что ее преследует отряд в полдюжины Жертв, и прекрасно понимала, что даже дополнительные умения Зуба не помогут ей справиться с таким количеством хикеда’я в открытом бою. Поэтому она оставила лошадь выше на холме, нашла большой гранитный выступ, торчавший, словно язык змеи, из покрытого зарослями вереска склона, и спряталась, чтобы дождаться врагов.

«Да, врагов, – с горечью подумала она. – Но это не мой выбор. Все из-за Ярнульфа. Из-за того что мой народ поверил ему, а не мне. И из-за Саомеджи, еще одного полукровки, который назвал меня предательницей и направил за мной отряд воинов Сорокопутов. Теперь Певец мне должен».

Нежеру сомневалась, что доживет до рассвета, а потому не особенно рассчитывала, что сумеет отомстить Ярнульфу.

Она лежала, прижавшись к граниту и глядя на залитый дождем лес. Нежеру уже видела легкий намек на движение в темноте, подрагивающие ветки, тихий стук по влажной земле, и дюжины раз пожалела, что Ярнульф не оставил ей лук и достаточно стрел, чтобы отправить преследователей в Сад, но у нее был лишь меч Мако и ножи на поясе.

«Не просто меч Мако – меч Суно’ку, – напомнила она себе. – Один из величайших клинков нашего народа, который помог его хозяину пробиться через строй северян и спасти сотни хикеда’я».

Но Суно’ку мертв. Так закончилась история героя. Его раздавила рухнувшая гора у врат Наккиги, и хвалебные песни и цветы, положенные у его могилы в склепе Клана Айора, не вернут храброго Суно’ку к жизни.

«Впрочем, в любом случае обо мне не сложат песен – кто станет воздавать честь предателю? Если я умру здесь, то навсегда останусь именно такой в памяти моего народа».

Саомеджи и смертный Ярнульф отняли у нее больше, чем жизнь.

Когда Нежеру посмотрела сквозь тусклый свет на лес внизу, она увидела первых преследователей – и так получила свой первый сюрприз. Они были Жертвами хикеда’я, тут не могло быть ни малейших сомнений – Нежеру заметила бледные пятна их лиц еще до того, как сумела разглядеть что-то еще, – но, когда они выехали на открытое место, Нежеру не могла отвести глаз от нашивок на рукавах их темных курток.

Они не были Сорокопутами.

Она увидела руну, соответствовавшую звуку «Зо». Это были представители Легиона Зошо, названного в честь кречетов, что главенствовали над всеми птицами озера Румия, находившегося у подножия горы Наккига.

Значит, ее выслеживает не один отряд хикеда’я. Вот почему лошади преследователей всегда остаются свежими. Но как такое может быть, если только они не появились из форта, находившегося ближе, чем Сорокопуты? Сколько крепостей Жертв построено в землях, которые, как им говорили, давно перешли к смертным? И зачем такое количество Жертв послали за Нежеру, одинокой Жертвой, пусть они и считают ее предательницей?

Нежеру так и не узнала, нашли они ее след, или она выдала себя каким-то другим образом, но через несколько мгновений после того, как она их заметила, Кречеты спешились, оставили лошадей за деревьями и начали подниматься по склону, на котором она пряталась. Нежеру видела, что они не просто хотят оказаться в более высокой точке: все воины двигались, как разведчики, стараясь наклоняться ближе к земле, используя темные заросли вереска для прикрытия. Они не знали, что у нее нет лука и стрел, и просто не хотели рисковать. Она едва не рассмеялась.

«Некоторые из них старше меня на много великих лет, однако преследуют так, словно я самый опасный зверь в лесу», – подумала она.

Нежеру не знала, оправданна ли их осторожность. Мысли о Суно’ку заставили ее вспомнить не только о гибели великого генерала, но и смертельный фокус, который устроили хикеда’я для смертных во время долгого отступления к Наккиге после поражения в Войне Возвращения. Она перекатилась немного в сторону, выглянула из-за гранитного уступа, и ее надежды быстро растаяли – ей не удалось обнаружить камней, которые она могла бы сбросить вниз, чтобы причинить вред преследователям.

Значит, все сведется к схватке на мечах, хотя Нежеру не сомневалась, каким будет исход. Она рассчитывала лишь на достойную смерть с клинком Суно’ку в руках.

Нежеру беззвучно повторяла песнь смерти, прислушиваясь к почти беззвучному приближению Кречетов, снова осторожно проползла вперед, чтобы проверить их число – их оказалось пятеро, – из чего следовало, что еще один, скорее всего, остался с лошадьми.

«Если я не смогу стать героем, то согласна быть печально знаменитым ужасом. Как жаль, что я не проживу так долго, чтобы услышать жуткие истории о себе. Никогда не покидайте свои постели по ночам, – будут рассказывать юным ученикам, – или Нежеру Предательница придет за вами…»

Ее отвлек негромкий крик, донесшийся снизу. На мгновение она подумала, что это команда перейти в атаку, и приготовилась вскочить на ноги и вступить в бой, но увидела, как один из Кречетов катится вниз по склону. Это показалось ей невозможным – никакой тренированный воин не потеряет так легко равновесие на склоне горы, – затем еще один Кречет покачнулся, и Нежеру обнаружила, что он держится за ребра, а его рука покраснела от крови. Стрелы! Но откуда стреляют?

Остальные Кречеты отступили к ближайшим деревьям и сняли с плеч луки. Когда они начали выпускать стрелы, оказалось, что они летят не в сторону Нежеру, а куда-то ниже по склону.

Она наблюдала с удивлением и смешанными чувствами за тем, как Кречеты обменивались стрелами с невидимым врагом. Теперь она слышала только гудение насекомых, да изредка жужжала стрела.

Наконец, через сотню ударов сердца, или даже больше после того, как вылетела стрела, Нежеру решила, что ей следует попытаться спастись, пока стороны обстреливают друг друга, приподнялась на корточки, готовясь броситься вверх по склону туда, где была привязана ее лошадь, но в последний момент ее внимание привлекло внезапное движение: несколько человек выбежали из густого леса у основания склона и помчались к соснам, где прятались Кречеты.

«Нет, это не люди, а зида’я, – подумала она, изумленная и смущенная. – Воины зида’я!»

Кречеты не стали дожидаться, когда Дети Рассвета до них доберутся, а выскочили из-за деревьев с громкими криками, имитируя голоса охотящихся птиц. Зида’я двигались им навстречу безмолвно, но быстро. Ни одна из сторон не держала в руках луки, и Нежеру поняла, что у них закончились стрелы. Солдат хикеда’я было меньше: Нежеру насчитала только четверых, двое держали в руках мечи, двое других – ручные топорики ксакри – «скорпионы», получившие свое имя из-за похожих на крючки лезвий. Семь воинов зида’я были вооружены мечами и короткими копьями.

И тут произошел следующий сюрприз. Должно быть, хикеда’я устали после долгого преследования, но они были поющими смерть Жертвами, и она ожидала, что они с легкостью отобьются от семерых зида’я. Всю жизнь Нежеру твердили, что их живущие в лесу мягкие родственники отличаются слабостью и трусостью, что они сдались порочному миру за пределами Наккиги, в то время как хикеда’я славятся силой и храбростью.

Но эти зида’я сражались по-настоящему.

Даже в первых лучах встающего солнца Нежеру с легкостью следила за схваткой. Кречеты были одеты в темные цвета своего легиона, но одежда зида’я поражала самыми разными оттенками коричневого, серого и зеленого, даже волосы у Детей Рассвета были разного цвета, и только одна общая деталь: блестящие броши на плечах; однако даже острые глаза Нежеру не могли разглядеть с такого значительного расстояния символы, на них начертанные.

Зида’я не стали дожидаться противника, полагаясь на свое численное превосходство, и устремились вниз по склону им навстречу. Они атаковали хикеда’я почти небрежно, словно бежали на встречу с давно утраченным любовником. Наконец они сошлись; Нежеру видела тусклый блеск оружия и слышала звон клинков, потом хикеда’я отступили на более высокое место, оставив одного из своих товарищей неподвижно лежать на скалистом склоне. Зида’я побежали вслед за ними. Кречеты перестали кричать, и две группы снова вступили в схватку молча, после чего бой разбился на несколько отдельных поединков.

Довольно быстро стало очевидно, что Кречеты окружены и очень скоро будут уничтожены, и, хотя Нежеру удивил такой неожиданный исход, она поняла, что после того, как зида’я покончат с ее преследователями, они увидят в ней еще одного врага. Она повернулась и стала подниматься обратно вдоль каменного уступа, потом быстро полезла вверх по склону, старясь не шуметь и не привлекать к себе внимания, надеясь, что сможет добраться до лошади прежде, чем ее заметят сражающиеся воины.

У нее не вышло.

– Хайке! – крикнул кто-то снизу. – Туча!

Зида’я заметили ее и приняли за врага.

Нежеру добралась до своей лошади, невыразимо благодарная за то, что у тех, кто остался внизу, больше нет стрел. Лошадь из Наккиги не издала ни единого звука, когда Нежеру вскочила в седло. Ей оставалось бежать и надеяться, что Кречеты, сражавшиеся за свою жизнь, смогут хотя бы немного задержать зида’я.

«Клянусь Садом, я видела это собственными глазами – воины Детей Рассвета столь же сильны, как и Жертвы!»

Нежеру заставила лошадь преодолеть вершину горы и поскакала вниз, в сторону поросшей лесом долины. Это какие-то специально обученные воины, вроде Когтей или Зубов королевы Наккиги? Или все, что ей говорили о зида’я, полнейшая ложь?

Она подумала о Ярнульфе, который так хотел лишить ее веры в королеву и свой народ, так хотел, чтобы она поняла: правда всей ее жизни – ложь. Нежеру чувствовала себя отравленной жестокими вещами, которые он ей рассказал.

А что, если он не врал?

Бегство завело Нежеру еще глубже в лес. Она понятия не имела, откуда появились зида’я, но знала, где находились преследовавшие ее хикеда’я, поэтому скакала на юг сквозь ночь, позволяя лошади находить путь между деревьями. Уже после полуночи она услышала шум погони, стук копыт далеко разносился во влажном воздухе. Должно быть, зида’я покончили с Кречетами и забрали своих лошадей. Она не сомневалась, что у них более свежие кони, чем у нее.

В тот момент, когда луна исчезла, Нежеру оказалась на звериной тропе, во всяком случае, ей так показалось, на которой было полно препятствий: низко нависавшие ветки, деревья, растущие посреди неровной тропы, но все же Нежеру двигалась вперед гораздо быстрее, чем по густому лесу. К несчастью, ее преследователи получили такое же преимущество.

Нежеру наклонилась к шее лошади и помчалась дальше, отчаянно рассчитывая, что ей удастся как можно дольше оставаться впереди. Очень скоро она поняла, что тропа слишком длинная, чтобы ею пользовались олени или бизоны. Вероятно, это была дорога, очень старая, и Нежеру отчаянно напрягала память, пытаясь понять, куда она может ее привести.

Как и большинство воинов своего ордена, Нежеру не слишком внимательно изучала то, о чем рассказывали священники и летописцы. Историю преподавали, как серию войн и сражений, побед и отступлений. Но, когда она скакала по древней дороге, дождь хлестал ей в лицо, а из-за спины доносился приближавшийся топот копыт, Нежеру поняла, что ей удалось отыскать нечто очень древнее. Отрывок из поэмы, которую читал ей в детстве отец, всплыл у нее в памяти.

«В Старом сердце, за горами…»

Тропа, которая извивалась вдоль склонов холмов и лесистых долин почти две лиги, неожиданно стала прямой. Казалось, деревья по обе стороны от нее уже не хотели на ней расти, хотя их ветки переплетались, образуя темный туннель.

«В Старом сердце, за горами, защищенном от ветра и солнца, лежит…»

Нежеру вдруг увидела колонны из потемневшего камня, вздымавшиеся вверх сквозь зеленую листву. Ей пришлось крепко ухватиться за гриву лошади, когда та перепрыгнула через разбитую арку, лежавшую поперек древней дороги, и Нежеру, не задумываясь, придержала лошадь. Центральный фрагмент арки представлял собой круг с расходящимися лучами, похожий на солнце, на цветок, на… звезду.

«Врата Звезды», – сообразила она. Должно быть, тропа, по которой она следовала, являлась Дорогой сборщиков, широким проспектом, идущим через город с севера. И теперь к ней полностью вернулись воспоминания – она слышала голос отца и слова из детства.

«В Старом сердце, за горами, защищенными от ветра и солнца, лежат руины Дерева Поющего ветра, одного из девяти городов нашего народа».

Должно быть, это Да’ай Чикиза, город-убежище. Ей даже не приходило в голову, что она однажды его увидит, Нежеру не представляла, что окажется так далеко от темных улиц Наккиги. Но вот она здесь, и по шуму приближавшейся погони она поняла, что вскоре ей предстоит последняя битва в жизни, среди разрушающихся стен и рухнувших башен.

Зои не вызывали к королеве с того момента, как Джиджибо приходил к Утук’ку с необычным, испускавшим сияние плодом. Она об этом не жалела. В присутствии древней королевы она испытывала чувства, каких не знала раньше, а еще ей было невероятно страшно, словно ее запирали в темной клетке со смертельно опасным зверем.

Шли дни, Зои продолжала выходить из фургона, когда огромная процессия останавливалась, и собирала лекарственные растения, неизменно в компании с одним из безмолвных Зубов королевы. Всякий раз местность вокруг была другой, и, хотя зима приближалась, они двигались на юг, и холодные равнины возле заснеженных гор сменились залитыми дождем холмами и золотыми или темно-зелеными лесами.

И, если Зои не вызывали к королеве в течение дней, когда луна Небесного Певца тускнела и убывала, Вордис регулярно отправлялась к Утук’ку и возвращалась с множеством историй, большую часть которых узнавала от разговаривавших друг с другом женщин хикеда’я.

– Мы уже близки к концу путешествия, – сказала она. – Сейчас мы далеко углубились в земли смертных, во Фростмарше, и вошли в Эркинланд.

– Но как такое может быть? – спросила Зои. – Почему смертные не сражаются с нами? Я жила среди них. Они ненавидят хикеда’я и называют их демонами. Почему они позволили такому большому отряду войти в Эркинланд?

Вордис покачала головой.

– Я не знаю, Зои. Может быть, смертные и наши хозяева заключили мир.

Зои сильно в этом сомневалась, но она знала, что им нельзя говорить свободно.

– Меня не всегда называли Зои, – сменила она тему. – Это имя дал мне магистр Вийеки, когда взял из рабских бараков. При рождении я получила имя Дерра. – Она коротко рассмеялась. – Это смешно. Оба означают «звезда».

– Значит, Звезда – твое истинное имя, – с улыбкой сказала Вордис. – Даже в Наккиге кто-то его признал.

Слова подруги странным образом утешили Зои, да и просто сам факт присутствия Вордис; впервые с того момента, как ее в первый раз привели к королеве норнов, Зои перестала чувствовать приближение неминуемой катастрофы. Слепая девушка стала первой смертной, с которой она подружилась с тех пор, как много лет назад жила с Асталинскими сестрами, и Зои сама не понимала, как сильно ей не хватало такого дружеского общения. В рабских бараках не было места верности и дружбе, а смертные рабы, жившие в доме Вийеки, завидовали ей и ненавидели из-за привилегированного положения.

Внимание Зои внезапно привлекло красное сияние, которое она увидела в окне фургона.

– Небо, – сказала Зои. – Что-то горит.

Вордис удивила неожиданная смена темы, но Зои ничего не стала объяснять, встала и быстро подошла к окну. Несколько долгих мгновений она лишь смотрела вперед, вдоль линии фургонов, в сторону далекого красного сияния.

– Куда мы направляемся? – спросила она пересохшим от волнения голосом.

– К месту, которое называется Уджин э-да Сикхуней, так сказала Затворница, – ответила Вордис. – «Капкан охотника». Прежде я про него не слышала. Смертные называют его Наглимунд.

Зои хорошо знала это имя, как и все, кто жил в северных городах смертных, когда она там жила. Именно в Наглимунде произошло ужасное сражение между хикеда’я и смертными, это было место черной магии и смерти, но люди овладели им задолго до появления Зои в Эркинланде.

Пока Зои, вытянув шею, смотрела в окно, она увидела, что они едут по речной долине. На другом берегу, на фоне полуночных звезд, ввысь уходила линия гор. Между рекой и горами стояли разбитые стены, словно череп, скалящий зубы в гримасе, а из-за разрушенных бастионов крепости в небо поднимались многочисленные мерцающие языки – сигнальные огни и факелы. Темный покров дыма или пыли окутывал руины, и отраженный свет пламени мерцал в нижней части тучи, словно алые молнии.

«Ад, – подумала она, вспомнив эйдонитскую легенду о судьбе грешников. – Конечно, это ад, а не Наглимунд».

Печально известная крепость стала образом войны и уничтожения, но все разрушения казались недавними, словно это случилось только что, а не несколько десятилетий назад, прошедших с окончания войны Короля Бурь. Зои продолжала смотреть, не в силах отвести взгляд, и в ее сердце поселились холод и тревога. Ей показалось, что Время, как змея, символ Клана Хамака, проглотило свой собственный хвост. Наглимунд в огне, и прошлое вернулось, чтобы пожрать настоящее.

Глава 50

Порошок из костей дракона

Даже Саймон, рожденный в стенах Хейхолта, не знал, почему половина комнат названа так, а не иначе. Галерея Дина, Кладовка Голубого рыцаря, Коридор Прогулок капеллана – все они получили свои имена задолго до того, как кто-то из живущих ныне помнил. Глядя на графиню Иссолу, изучавшую Комнату Размышлений епископа, помещение с высоким потолком, расположенное над королевской часовней, Саймон праздно размышлял о том, кем был этот епископ и почему его размышления потребовали, чтобы для них пришлось выделить просторный зал, названный в его честь. Окна выходили в сад Маленькая радость, окруженный стенами и находившийся в самом сердце цитадели, – его посещали, главным образом, садовники, изредка забегали влюбленные, искавшие уединения, хотя сейчас там никого не было.

Графиня оглядела стены, увешанные картинами с религиозными сюжетами и портретами благочестивых мужчин, потом остановилась, чтобы рассмотреть сад, который осенью выглядел не лучшим образом, деревья почти полностью лишились листвы, живые изгороди стали коричневыми и съежившимися.

– Каждый год мне кажется, что зима забирает немного больше, чем прежде, – сказала Иссола. – Это долгое сражение, которое жизнь постепенно проигрывает.

Саймон фыркнул.

– Прошу меня простить, миледи, но вы намного моложе, чем я. Вам не кажется, что подобные слова следовало бы произносить мне?

Ее улыбка была печальной и красивой.

– Возможно. Или дело в различии в нашем положении. У вас есть наследник, ваш внук, а также чудесная внучка. Вы же знаете, что она также может взойти на престол.

– Конечно. И пусть Господь поможет вам и тем, кто подойдет к ней не с той стороны. Она свирепа, как вдова Луговых тритингов. – Он произнес эти слова в шутку, но его сердце сжалось при упоминании Моргана, который все еще находился где-то на границе Эркинланда. Интересно, как много известно Иссоле – Пердруин всегда славился своими шпионами, – но Саймон решил не спрашивать. – Но почему, если мне будет позволено проявить такую дерзость, вы так и не вышли замуж, графиня? – вместо этого спросил он. – Вы сожалеете об отсутствии наследника, но я полагаю, что дюжины – нет, сотни – достойных и богатых мужчин с радостью взяли бы вас в жены.

Она подняла руку, отмахиваясь от всех претендентов взмахом длинных пальцев.

– Конечно, они существуют, ваше величество. Даже будь я толстой, словно бык, с лицом, как у морского черта, у меня имелись бы поклонники. Трон Пердруина достаточно привлекателен. Но у меня другие желания. Я не хочу быть супругой амбициозного мужчины, – сказала она, и ее красивое лицо стало суровым. – Я слишком напряженно работала ради своего народа, страдала от одиночества и насмешек ограниченных умов, чтобы просто передать всю свою власть мужу и стать племенной кобылой для будущих поколений.

В ее голосе Саймон уловил такой глубокий гнев, какой не должен был таиться за изящной внешностью.

– В таком случае вы очень похожи на своего отца Стриве. Он никому не позволял диктовать себе условия и мог бы торговаться с самим дьяволом и одержать победу.

– Как вы, вероятно, догадываетесь, я поздний ребенок, – сказала графиня. – Однако вы можете не знать, что моя мать была лишь одной из женщин, которых он содержал. И единственная причина, почему он не желал жениться, состояла в том, что мой отец не хотел иметь законных детей – у него имелось множество бастардов, но ни один из них не мог стать наследником, пока он сам не сделает выбор. Никто из сыновей графа не обладал интересовавшими его качествами, но он увидел что-то во мне – как сейчас вы, – так я стала его наследницей.

– А как же остальные? Неужели вы не опасались, что кто-то из них поднимет против вас мятеж?

– Некоторые так и поступили, – ответила Иссола. – Но вам ничего о них неизвестно, а это значит, что мятежи быстро терпели неудачу. Только не подумайте, будто я всех убила! – На мгновение ее глаза широко раскрылись, она стала похожа на невинную молодую женщину, и Саймон мог с легкостью забыть, что она рассказывает об устранении соперников. – Моего ближайшего сводного брата, Константе, – лучшего из безразличных ко всему детей старого графа – отправили на далекий юг еще до того, как отец назвал меня наследницей. Константе так и не вернулся домой. – Она улыбнулась, и Саймону показалось, что он видит в ее улыбке искреннюю печаль. – Я скучаю по нему, да защитит Господь его душу. В детстве мы с ним очень дружили.

– Очевидно, ваш отец сделал правильный выбор, – сказал Саймон, посчитав, что опасную тему наследников можно считать закрытой. – Народ Пердруина живет в мире и процветает.

– Мы всегда живем в мире, – весело сказала она. – Разве мы могли бы процветать, если бы вставали на чью-то сторону?

– Вы меня поправили. – Внезапно, несмотря на привлекательность стоявшей перед ним красивой женщины, Саймон почувствовал глубокую усталость. – Итак, расскажите, графиня, что в таком случае привело вас в Эркинланд? О чем вы хотите со мной поговорить?

– О том, что вы плохо поступили с народом Пердруина, король Саймон.

– В самом деле, графиня? И что же плохого я сделал?

– Вы властелин Верховного Престола, ваше величество. Пожалуйста, сделайте одолжение, не говорите, что вы ничего не знаете. Ваш Королевский указ подписан всего год назад.

Теперь, когда он увидел ее открытое презрение, Саймон был еще больше впечатлен. Даже Мири в моменты самого опустошительного гнева не могла достигать состояния такой спокойной ярости.

– Я всего лишь половина Верховного Престола, как вы знаете, но я не думаю, что королева Мириамель могла сделать нечто столь важное – в чем бы оно ни выражалось – без моего ведома.

Но Саймон вдруг почувствовал тревогу: Мири много раз говорила ему, чтобы он не обращал внимания на мелкие проблемы, возникающие при управлении государством, и он предоставлял ей их решать. Но она неизменно рассказывала ему все, что имело существенное значение.

– Я говорю о ваших нейтральных портах здесь, в Эркинланде, – Гренфод, Лестмут и Мермунд, среди прочих. Теперь вспомнили?

– Должен признаться, что нет, – ответил Саймон.

Иссола встала так стремительно, что ему показалось, будто она сейчас чем-то в него запустит. Один из вооруженных стражей шагнул вперед от двери, но Саймон махнул рукой, остановив его. Графиня повернулась, ее платье взметнулось в воздух, а потом подошла к окну и посмотрела вниз.

– Пердруин – островная страна, ваше величество. Мы выживаем благодаря собственному уму, скорости наших кораблей и мастерству капитанов. Мы никогда не просили об одолжениях, лишь предлагали взаимовыгодный обмен. Но ваш закон – удар прямо нам в сердце.

– Клянусь, я не понимаю, о каком законе вы говорите, графиня. Расскажите, что вас так разгневало, и я выясню, как можно вам помочь.

Она повернулась, недоверчиво на него посмотрела, и постепенно гнев начал отступать.

– Это возможно? Очень хорошо, – сказала Иссола. – Королевский указ о Морских портах, скрепленный печатью и подписанный вашей рукой – вашей, ваше величество, а не королевой или менее значительным дворянином. Смысл в установлении законов для нейтральных портов, но, на самом деле, его цветистый язык скрывает весьма неприятные для нас намерения. Он полностью ограничивает свободу синдиката, вот что прячется за пышным слогом. Вы лишили нас права продавать наши товары к северу от границы Наббана и нанесли вред вашим собственным гражданам, предоставив монополию Северному Альянсу. Теперь, когда он лишился конкурента, у него появилась возможность диктовать вам свои цены.

Саймон покачал головой.

– Клянусь вам, что, если я и подписал такой закон, то сделал это, не вникнув в то, что там говорилось.

– Не самое лучшее объяснение из уст монарха, – сказала она с горечью.

– Чего вы хотите? – Его усталость обратилась в гнев, и лишь с большим трудом он удерживался от того, чтобы перевернуть стол и сбросить на пол вино, хлеб и чаши. – Что вы от меня хотите, графиня? Я могу сказать только то, что знаю, а мне об этом ничего не известно. Возможно, тут моя вина – клянусь Проклятым Деревом, к сожалению, я слушаю далеко не все, что моя жена мне говорит, но я слушаю! – однако из моих слов нельзя сделать вывод, что я солгал. Я ничего не знал! – Он посмотрел на графиню, но в ее встречном взгляде прочитал совсем не то, что ожидал.

Вместо страха или гнева он увидел нечто другое, хотя ее выражение – сузившиеся глаза, покрасневшие щеки, приоткрывшийся от удивления рот – могло быть и тем, и другим. Однако следующие слова подтвердили, что он понял правильно.

– Значит, король простолюдинов скор на гнев. – Она вернулась в свое кресло. Слуги, задержавшиеся в дверном проеме, после возмущенных слов короля на этот раз не устремились к ней, чтобы помочь. – Тем не менее я не стану приносить извинения, ваше величество, ведь то, что я сказала, – правда. Возможно, вы действительно знаете не все, что делается от вашего имени.

Он нахмурился.

– Боюсь, так и есть, и в еще большей степени, чем я догадывался. Я выясню, что произошло, даю вам слово, и разберусь с законом, о котором вы говорите. – Он заметил, что его руки, все еще сжатые в кулаки, лежат на столе. – Позвольте мне пригласить своих советников, и мы вместе установим истину.

– Сомневаюсь, что они скажут правду, во всяком случае некоторые из них, если я останусь здесь. – Она встала. – Но я буду ждать нашей следующей встречи, король Саймон, мне очень хочется узнать, что вам удастся выяснить. – Графиня направилась к двери, неожиданно, легко и невозмутимо, как парусник, чьи паруса подхватил утренний бриз. Затем она повернулась. – Да, совсем забыла! Прошу прощения, ваше величество, после того как вы уделили мне столько времени и позволили быть такой откровенной, могу ли я попросить еще несколько мгновений вашего внимания?

Саймон немного успокоился и мог позволить себе широкий жест.

– Конечно, графиня. Любое время, проведенное в вашем обществе, доставит мне удовольствие.

Она сделала легкий реверанс и улыбнулась.

– Но в вашем времени нуждаюсь не я, а один из тех, кто прибыл со мной. Он ждет снаружи, мечтая о мгновениях разговора с вами, – он задержит вас совсем ненадолго.

Саймон не совсем понимал, зачем другому гражданину Пердруина с ним говорить.

– И он ждал все это время?

– Он принадлежит к терпеливой расе, – сказала Иссола. – Так мне прислать его, когда я уйду?

Удивленный и не понимающий, во что он себя втравил, Саймон кивнул.

– Конечно, миледи.

– Вы очень добры, король Саймон. Я думаю, король простолюдинов может дать тем, в чьих жилах течет благородная кровь, несколько уроков хорошего тона. – Затем она сделала глубокий реверанс и вышла.

В наступившие мгновения тишины Саймон вновь почувствовал невероятную усталость. Иногда ему казалось, что он вновь оказался в лесу Альдхорт своей молодости и бредет по снегу, голодный, измученный и лишенный надежды. У него было столько забот и проблем, но совсем не хотелось заниматься делами, он мечтал только об одном – чтобы Мири вернулась, и тогда он мог бы управлять спокойным королевством и знать, что его семье и народу не грозит опасность.

Дверь распахнулась. В первый момент, когда Саймон посмотрел на незнакомца в капюшоне, он ощутил суеверный страх, но, когда посетитель скинул капюшон, удивился еще сильнее.

– Клянусь Риапом, – сказал он, – …вы ниски!

Незнакомец склонил голову. У него была кожа такого же цвета, как у Тиамака, но Саймон сразу обратил внимание на большие, широко расставленные глаза и грубую кожу на щеках и шее.

– Да, король Сеоман.

Саймон удивленно рассмеялся.

– Очень немногие так меня называют, и почти все они ситхи. А как зовут вас?

– Мое имя Тэй Сейсо, и я Смотрящий за морем на корабле графини Иссолы «Ли Фозена»… но сам я не важен. Я принес вам послание от Спара.

Саймон почувствовал, что он ошеломлен слишком большим количеством вещей, о которых ничего не знал.

– И каково же оно? – спросил Саймон.

– Совет старейшин моего народа, тинукеда’я из Наббана, доверил мне передать послание вам и только вам. Даже моя госпожа, графиня Иссола, не знает, что я скажу. – Он искоса посмотрел на слуг. – Я должен говорить так, чтобы меня слышали только вы.

Саймон внимательно оглядел ниски. Тэй Сейсо был невысоким, но жилистым, с длинными сильными руками, характерными для его народа.

«Клянусь Деревом, – выругал себя Саймон, – если ты боишься оказаться наедине с таким маленьким парнем, тебе лучше вернуться в постель и никогда ее не покидать».

Он отослал всех слуг, оставив лишь двух стражников за дверью.

– Ну, что ж, – сказал Саймон, когда они вышли. – Теперь мы остались вдвоем, сэр, и я готов выслушать ваше тайное послание.

Ниски поклонился.

– Мы связаны с вашим домом любовью к вашей жене. Она пришла и поговорила со старейшинами ниски в Наббане, потому что они хотели поделиться с ней своими тревогами – но не они стали причиной моей миссии. – Он сильно заморгал, как лягушка. – Смотрящие за морем Пердруина и Наббана принадлежат к народу ниски. Для нас границы почти ничего не значат. В портах Ансис Пеллипе мы каждый день слышим новости от наших южных братьев и сестер, когда они туда прибывают. Мне дала задание сама Ган Лаги, одна из старших служителей Спара, я должен сообщить вам, что в Наббане создалось тяжелое положение, и королеве Мириамель грозит опасность, если она там останется.

Саймон почувствовал, что задыхается.

– Что вы хотите сказать? Какая опасность?

– Друсис, граф Тревинта и Эдне, брат герцога, мертв. Его убили.