Империя травы. Том 2 Уильямс Тэд
– Может быть. – Казалось, Унвер потерял интерес к разговорам.
Он коротко кивнул матери и встал. Вольфраг остался молиться за Хьяру, но Фремур вышел вслед за Унвером из шатра.
«Как странно, – подумал он. – Шан не называет Воршеву матерью и редко обращается к ней по имени. К женщине, которая его родила!»
Воршева была дочерью могущественного тана, хотя Фиколмия и не любили, а также женой принца, обитателя городов, что несколько уменьшало позор смешанной крови Унвера. И все же между ними существовала какая-то пропасть, и Фремур никак не мог понять ее причин. Шан относился к Воршеве с уважением – дал ей слуг и все, чего она только могла пожелать, – но, казалось, не чувствовал себя рядом с ней уютно.
– Что будем делать? – спросил Фремур, когда они шагали рядом.
– Говорить с другими танами. Разве ты забыл, что они нас ждут?
– Нет. Но я не знаю, о чем с ними говорить. О том, что на сестру твоей матери напали и она близка к смерти? Неужели у тебя нет чувств?
Унвер сделал несколько шагов, прежде чем ответить.
– А какое чувство я должен испытывать? Гнев? У меня его полно. Я думал, что Эолейр не такой, как остальные обитатели городов. Мой отец много говорил о нем, когда я был ребенком, и однажды он сказал: «Графу Эолейру я доверяю больше всех». Но он предал наше доверие.
– Тогда позволь нам его наказать! Накажем всех обитателей городов. Их король послал своих солдат к границе наших земель, чтобы диктовать нам условия, словно мы дети, в то время как сам отнял у нас наш выкуп. Давай пойдем и предадим их лагерь огню. Пусть увидят, что такое настоящие мужчины.
И вновь Унвер ответил не сразу. Фремур видел, что Одобрег и остальные таны ждут шана, собравшись возле огромного костра, который развели, чтобы избавиться от холода хмурого утра.
– Ты обеспокоен жизнью моей матери и ее сестры, Фремур, – наконец заговорил Унвер. – Ты стараешься оказать мне честь? Или за этим стоит что-то другое?
Фремур покраснел, и ему оставалось надеяться, что обветренные щеки это скроют.
– Разве мне не следует опасаться гибели сестры твоей матери от рук обитателей городов?
Унвер лишь приподнял бровь и посмотрел в сторону костра.
– Ну ладно, я скажу, – решился Фремур. Он и сам не знал, почему это оказалось так трудно, но ему пришлось сглотнуть, прежде чем он снова заговорил. – Она хорошая женщина и не заслужила того, что с ней случилось.
– Я согласен, – ответил Унвер, продолжая смотреть вперед. – Но я все еще думаю, что ты скрываешь часть правды.
– Я о ней тревожусь. Ты это хотел услышать? Да, я неравнодушен к Хьяре. Я собирался попросить тебя отдать ее мне… Я имел в виду настоящую свадьбу, – поспешно добавил он. – Клянусь Пронзающим Небо, неужели ты мог подумать, что я имел в виду что-то другое.
На мгновение суровый рот Унвера изогнулся в мимолетной улыбке.
– Ничего другого мне и в голову не приходило, – ответил он. – Но она намного старше тебя, Фремур. Почти в два раза. И едва ли принесет тебе сыновей или даже дочерей.
– Мне все равно. – И это было правдой, вдруг сообразил Фремур.
Он столько лет прожил под отвратительным правлением своего брата, желая только одного: избавиться от тяжелой руки Одрига. Но неожиданно оказалось, что мир полон самыми разными возможностями. Какое значение имеют сыновья, если он стал таном Клана Журавля? Ведь очень скоро Дети травы вернутся в земли, с которых их прогнали в далеком темном прошлом? Зачем иметь сыновей, когда все будут помнить его имя – Фремур, великий соратник шана Унвера?
Словно угадав величие мыслей Фремура, Унвер покачал головой.
– Ты говоришь правду, – только и сказал он. – Она хорошая женщина. И, если ты хочешь, чтобы она стала твоей женой, а она согласится, я тебе ее отдам.
Фремур едва не спросил, какое значение имеет то, чего хочет Хьяра, но вспомнил, как его брат Одриг отдал Кульву, любовь Унвера, другому мужчине. Эта рана еще не исцелилась, почувствовал Фремур и промолчал.
«Если только Хьяра выживет! – подумал он. – Тогда мое счастье будет полным».
Но эти мысли не прогнали холодный, тяжелый узел страха, что Хьяра может умереть.
Таны смотрели, как они приближаются, и вышли им навстречу.
– Как сестра твоей матери? – спросил Одобрег. – Она жива?
– Да, – ответил Унвер.
– И не благодаря обитателям каменных городов, – добавил Фремур. – Как они могут называть себя мужчинами, если наносят удар ножом беспомощной женщине?
– В особенности собственным ножом моей матери, – сказал Унвер, но так тихо, что его слышал только Фремур.
Он не понял, что имел в виду шан, и ему оставалось лишь сомневаться, правильно ли он расслышал его слова.
– И что мы теперь будем делать? – спросил Этвин, тан Белоголовых Уток. – Они не только прислали вооруженных мужчин, которые перебрались через реку, но и дошли до самого Кровавого озера. Они нанесли удар нам в сердце. Лишь духи смогли предотвратить самое коварное убийство, какое только можно представить.
– Она будет жить, – сказал Фремур, с удивлением услышав гнев в своем голосе. – Она будет жить.
Пока некоторые из танов с опаской смотрели на него, Унвер движением руки пригласил их сесть у костра.
– Давайте обсудим то, что должны, – сказал он. – Поговорим об оскорблениях, крови и мести.
Несмотря на суровые слова, Унвер выказывал странное нежелание выступать против обитателей каменных городов, как показалось Фремуру. Он не хотел сейчас задавать вопросы шану, но другие таны вполне компенсировали молчание Фремура.
– Конечно, Одобрег прав, – сказал Анбальт. – По меньшей мере, мы должны поймать этого Эолейра до того, как он с триумфом вернется в лагерь эркинландеров, который расположен рядом с Фингерлестом.
Унвер посмотрел на него из-под полуприкрытых век, словно устал от этих разговоров.
– Ты думаешь, я не послал людей за ними сразу, как только услышал, что произошло? – спросил шан. – Ты думаешь, я глуп?
– Нет, Великий шан. – Анбальт не поднимал глаз. – Никогда.
– Тогда знайте, что я послал за ними Ваймунта, тана Клана Дрофы и дюжину всадников. Возможно, они уже поймали беглецов. Это одна из причин, по которой я не хочу принимать решения. Если они вернутся с ним, тогда почти ничего не изменилось.
– Если не считать того, что он пытался убить твою тетю! – сказал Фремур.
Унвер бросил на него нетерпеливый взгляд.
– Есть вещи, которые мне до сих пор непонятны, и дело не просто в разногласиях Луговых тритингов…
– А это кто? – перебил его один из танов, глядя в сторону северной равнины. – Смотрите, к нам приближается всадник.
Все повернулись, чтобы на него взглянуть.
– У него на голове раскрашенные перья, – сказал Фремур, самый молодой из них и гордившийся зоркостью своих глаз.
– Он из отряда Ваймунта, – сказал Одобрег. – Возможно, они поймали беглецов.
Они стояли и смотрели, как приближается всадник, и вскоре уже смогли понять, кто это.
– Молодой Харат, – сказал Одобрег. – Трудно сказать, кто выглядит более измученным – он или его лошадь.
Всадник подъехал к ним и соскочил с лошади на обе ноги.
– Приветствую, шан Унвер! – сказал он. – Ваймунт послал меня, потому что я самый быстрый всадник.
– У тебя самая быстрая лошадь, – сказал Одобрег. – Мне ли не знать, я сам ее тебе продал.
Харат нахмурился, бросил на него косой взгляд, но не стал отвечать.
– Эркинландеры атаковали Клан Бизона у реки Фингерлест, – сказал он. – Говорят, они убили две сотни членов клана.
Все таны заговорили одновременно, требовали подробности и проклинали обитателей каменных городов.
– Я не думаю, что во всем Клане Бизона можно насчитать двести человек, – заговорил Унвер, но Фремур почувствовал за его словами глубокий гнев.
Однако юноша не испугался.
– Там были также Кланы Ястреба и Полоза, которые пришли за невестами. Может быть, кто-то из них также убит. Я повторяю лишь то, что сказал тан Ваймунт, Великий шан.
– Как это случилось? – резко спросил Унвер.
– Я не слышал всех подробностей, но мне рассказали, что Бизоны пробовали свое оружие, метали копья и стреляли из луков в сторону лагеря обитателей каменных городов. Все ради смеха, и так продолжалось несколько дней. А потом солдаты с другого берега застрелили нескольких Бизонов. Остальные бросились в атаку на лагерь, и началось сражение.
– И они отбросили эркинландеров от реки? – горячо спросил один из танов.
Харат с грустью на него посмотрел.
– Их там тысячи. А с нашей стороны было всего несколько сотен Бизонов.
– И почти всех Бизонов убили? – спросил Унвер.
Юноша пожал плечами.
– Мне лишь известно, что тан Бизонов потерял двух сыновей и пребывает в ярости. Тан Ваймунт отправил меня, чтобы спросить, что ты намерен делать, Великий шан. Тан Бизонов сказал: если ты не придешь к ним на помощь, они будут мстить сами.
– Один тан не может диктовать шану, что тому следует делать, – сказал Одобрег, однако Унвер поднял руку и остановил его.
– Созывайте танов, которые ближе к нам, чем в двух днях пути, – сказал Унвер. – Пусть соберутся здесь. Мы отправимся к Фингерлесту. Если обитатели городов действительно это сделали, для них все плохо закончится.
– Почему ты говоришь «если»? – потребовал ответа Фремур, и тут увидел глаза танов, потрясенных тем, что он посмел поставить под сомнение слова шана. – Я сожалею, что заговорил вне очереди, шан Унвер, но что еще ты хочешь услышать? Сестра твоей матери получила удар ножом, твоего пленника, за которого ты мог получить выкуп, украли – а теперь еще и это? Король Эркинланда смеется над нами.
На мгновение Фремуру показалось, что выражение лица Унвера относится к нему, и почувствовал, как кровь похолодела у него в жилах. К своему облегчению, он почти сразу понял, что ошибся и яростный взгляд шана означал совсем другое.
– В самом деле? Тогда посмотрим, будет ли он смеяться, когда горы мертвых тел эркинландеров будут выше, чем крыши их каменных домов. – Он повернулся к другим танам и сбросил плащ, показав необычные доспехи.
Фремур подумал, что крупные стальные пластины напоминают чешуйчатую спину крокодила из Варна. Обитатели каменных городов разбудили чудовище, сказал себе Фремур. Но вместо триумфа ощутил внезапную тревогу.
– Если люди каменных городов намерены относиться к нам как к животным, они узнают, какие у нас острые зубы. – Глаза Унвера превратились в щелки, и покрытое шрамами лицо стало страшным. Он обнажил свой изогнутый меч и поднял его к бледному небу. – Принесите мне мою боевую краску, – и его голос стал холодным, как самые лютые зимние ночи. – Приведите лошадей и всех танов! На нас напали. И теперь империя травы отправится на войну!
Глава 48
Внутренний двор
Мириамель смотрела, как слуги и оруженосцы герцога надели и закрепили на нем последние детали доспехов, инкрустированных золотом, а потом пристегнули кирасу.
– В последний раз, Салюсер, – сказала Мириамель, – я прошу вас не выходить наружу.
Она едва слышала себя из-за несмолкавших голосов священников, молившихся на старом наббанайском языке, но даже они не могли заглушить тяжелый рокот, доносившийся из-за стен – казалось, огромные волны морского прибоя бьют о скалы. Затем яростный вопль, пронзительный, точно крик чайки, перекрыл все другие звуки и тут же стих, и королева снова услышала бормотание священников.
Уже два дня дворец окружали разъяренные из-за разных слухов горожане: Салюсера обвиняли в убийстве брата и графа Далло. Герцог, его жена и дети, и даже Мири оказались пленниками.
Герцог взял шлем и ответил после небольшой паузы:
– Некоторые из них уже проникли внутрь, ваше величество, они уничтожают сады Кантии и скоро будут у дверей дворца.
– Все дело в том, что Санцеллан Маистревис строился не для осады, – сердито ответила Мириамель. – Глупо было здесь оставаться. А теперь так же глупо выходить наружу. Если кому-то и стоит выйти и говорить с народом, так только мне. Я все еще королева. Они будут меня слушать. – Но даже она понимала, что в ее словах нет убежденности.
Салюсер покачал головой.
– Я не стану рисковать вашей жизнью, ваше величество. Дикие животные снаружи не наш народ – не истинный народ Наббана, не мои подданные. Это толпа, которой заплатил Саллин Ингадарис, трусы и преступники, и худшие подонки из порта. Они понимают только силу.
Мириамель посмотрела на доспехи герцога и почувствовала, как все у нее внутри сжимается.
– Тогда хотя бы обещайте, что вы не станете надевать шлем, милорд. Его гребень сделает вас узнаваемым с расстояния в половину лиги.
Он погладил пальцами синие перья зимородка.
– Верно, а еще он напомнит тем, кого привело сюда безумие, кому они угрожают.
– Клянусь Элизией, божьей матерью, почему вы такой упрямый человек? – Мириамель не могла усидеть на месте, встала и остановилась перед Салюсером. – Подумайте о жене, герцог – и о детях! Оставайтесь здесь и защищайте их. Давайте подождем, пока уляжется гнев толпы. Если их привел лишь Хонса Ингадарис, то деньги у них скоро закончатся. Эти люди явились сюда, потому что им заплатили, а не для того, чтобы свергнуть правящий дом.
– Тогда у меня еще больше причин показать им сталь, – сказал он. – Вы слишком долго отсутствовали, ваше величество. Вы не знаете истинную природу нашего народа. Их сердца готовы воспарить, если они увидят проявление отваги. Они знают своего герцога. Они знают, что я для них сделал.
Мириамель устала от людей, которые рассказывают ей о том, чего она, по их мнению, не знает.
– Они думают, что вы убили своего брата, – сказала она. – Если бы вы меня слушали, то ничего бы этого не случилось.
Салюсер внимательно посмотрел на королеву. Сейчас его лицо выглядело гораздо старше, чем в тот момент, когда она появилась здесь, щеки запали, под глазами появилась синева. Даже усы, казалось, утратили прежний цвет и стали серыми, а не золотыми. Наконец он кивнул.
– Возможно, вы правы, – сказал он через несколько мгновений. Священники закончили одну молитву и почти сразу завели новую. – Но, какие бы ошибки я ни совершил, я полагаюсь на милость Господа. Я никогда не утверждал, что мои действия безупречны. Но обо мне никто не скажет, что, когда настал самый темный час, Салюсер, герцог Наббана, прятался во дворце, испугавшись толпы крестьян. Как я могу оставаться здесь, в окружении памятников своим предкам, и ничего не делать?
Прежде чем Мириамель успела что-то ответить, он опустился перед ней на колени.
– Благословите меня, ваше величество, перед тем, как я отправлюсь на улицы. Что бы вы обо мне ни думали, я клянусь вам, что не убивал брата – как и Далло, хотя никогда не пролью о нем слезы и не стану молиться за его загубленную душу.
– Я знаю. – Мириамель всячески сопротивлялась мысли, что Энваллис действовал по поручению герцога, когда закрывал его и стражу в склепе, здравый смысл подсказывал, что этого просто не могло быть.
Слишком сложный и странный план – ведь герцог мог добиться большего, если бы явился в Доминиат и стал ждать в окружении множества свидетелей появления брата. И, хотя она не говорила ни Салюсеру, ни кому-то другому, понимая, что герцог может совершить поступки, которые усугубят ситуацию, она уже знала, кто приказал убить Далло Ингадариса.
– Я уверена, что вы невиновны в их смертях, – сказала королева.
– Тогда благословите меня, ваше величество королева Мириамель. – И он склонил перед ней обнаженную голову.
Она коснулась его лба и сотворила Знак Дерева.
– Конечно. И я делаю это с чистым сердцем, герцог Салюсер. Пусть Господь и Усирис Искупитель присматривают за вами и охраняют вас.
Салюсер сотворил Знак Дерева над своими сияющими доспехами.
– И я прошу вас, ваше величество, позаботьтесь о безопасности моей жены и детей, что бы ни случилось.
«О легковерный глупец, – с гневом подумала Мири, готовая, однако, заплакать. – Если начнется схватка и толпа прорвет ряды солдат, я едва ли смогу что-то сделать, чтобы остановить их. Спасти себя? Может быть. Но его семью?..»
Мысль была слишком мрачной, чтобы она додумала ее до конца. Она смотрела, как Салюсер отправил своего лейтенанта в приемную – шум молитв стал громче, – чтобы тот сформировал охрану герцога. Салюсер на ходу надел шлем, и его высокий синий плюмаж заволновался, когда он сделал первый шаг. Далее следовали оруженосцы. Двое закрыли за ним дверь тронного зала, и несколько оставшихся внутри стражников поспешили задвинуть засов.
«Да хранит тебя Господь, Салюсер, – подумала Мириамель, – отважный, но глупый человек. Теперь лишь Он способен тебя спасти».
Сэр Юрген встретил ее на лестнице.
– Карета готова, ваше величество. Это единственный выезд. У восточной стороны дворца, где находятся ворота для карет, почти никого нет. Дюжина моих людей уже ждут, они готовы вас охранять. Мы выбрали лучших лошадей в Наббане, купленных у Луговых тритингов. Никто не сможет нас догнать, как только мы минуем ворота.
– Спасибо, – сказала Мири, – но мне нужно еще кое-что сделать. Пойдемте со мной.
– Но, ваше величество!..
– Идите за мной.
Мириамель поднялась на третий этаж резиденции Санцеллан, где находились покои герцога, а также его ближайших советников и семьи.
– Вы хотите взять с собой герцогиню Кантию? – спросил Юрген, который слегка задыхался – ведь ему пришлось подниматься по лестнице в полных доспехах.
– Может быть. Но сначала нужно решить другую проблему. – Она повела его по коридору и остановилась перед дверью. – Я хочу войти.
– Но дверь заперта, а у меня нет ключа, – сказал Юрген.
Шум толпы стал громче: Мириамель слышала яростные крики, влетавшие внутрь через узкие окна в конце коридора. В голосах уже не осталось ничего человеческого.
– Тогда я попрошу тебя импровизировать, – сказала Мири.
Мгновение Юрген смотрел на дверь, потом принялся стучать по ней подошвой сапога. Через мгновение изнутри донесся тревожный крик, но Мириамель махнула Юргену рукой, чтобы он не останавливался. После полудюжины ударов замок не выдержал, и дверь слегка приоткрылась.
– Я хочу войти, – сказала королева. – Или кое-кого вывести наружу. Скоро от этой двери уже не будет никакого проку, или я сильно ошибаюсь. Ломайте ее.
После нескольких тяжелых ударов Юргена дверь наконец открылась, но петли были сильно повреждены, и она стала напоминать сломанное крыло птицы. Мири увидела лорда Энваллиса, забившегося в угол спальни, в широко раскрытых глазах которого застыл ужас.
– Ваше величество! – воскликнул он со страхом и одновременно с облегчением. – Что случилось? Чего вы от меня хотите?
– Кое-что вам показать, – сказала она. – Юрген, подведи его ко мне.
Капитан стражи взял старика за локоть и заставил выйти в коридор. Мири уже направилась в его конец.
– Вот, добрый старый дядюшка Энваллис, взгляните на плоды своих трудов.
– Не сбрасывайте меня вниз, ваше величество! – Энваллис заплакал, когда Юрген принялся подталкивать его к окну. – Я старался ради блага Наббана!
– Ты плохой лжец, – сказала Мириамель и положила руку на его затылок, холодный и влажный от пота. – Смотри на то, что ты сотворил, старик. Смотри!
Продолжая прижимать его голову к окну, Мириамель посмотрела вниз, и сердце замерло у нее в груди. Толпа горожан уже преодолела внешние стены, построенные для красоты, многие принесли с собой лестницы и перебирались на другую сторону в самых разных местах, герцог со своими солдатами просто не могли их остановить. Сад заполнило множество людей, некоторые держали в руках факелы, почти все принесли деревянные дубинки, вилы или другое самодельное оружие, но Мириамель заметила, что их вожаки вооружены мечами или боевыми топорами, в отличие от обычных грабителей. Мири испытала мимолетное облегчение, увидев плюмаж Салюсера, он и его солдаты прижимались спиной к воротам, которые вели во внутренний двор, но в его распоряжении была всего сотня стражников против огромной толпы.
– О, мой добрый Эйдон, спаси нас! – вскричал Энваллис. – Что происходит?
– Твой племянник сражается за свою жизнь. Из-за тебя. Но ты ведь не один это устроил, верно?
– Я ничего не сделал! – Энваллис почти кричал. – Только то, что мне сказали. Я понятия не имел, я не знал!.. – Он тяжело дышал, точно охваченный ужасом пес.
– Тогда кто? Кто приказал тебе запереть Салюсера в склепе? Отвечай, или, клянусь Богом, я сброшу тебя вниз. И если тебе не повезет и ты не умрешь сразу после падения, то останешься лежать со сломанными костями, пока толпа тебя не заметит.
– Я не знал, что кто-то умрет! Он сказал мне, что так нужно для того, чтобы одна сторона не получила преимущества перед другой! – Энваллис повернулся к ней, его глаза покраснели. – Он сказал, что это необходимо!
– Кто? Кто это сказал?
– Лорд Пасеваллес! – Энваллис снова заплакал. – Пожалуйста, не убивайте меня, ваше величество. – Я думал, что был…
– Пасеваллес? – Холодная тяжесть в ее груди превратилась в ледяную бездну, не имевшую дна. – Ты имеешь в виду лорд-канцлера Верховного Престола?
– Да спасет меня Бог, я не знал! Я думал, что делаю то, что необходимо – мне обещали награду, воздать должное!..
Мириамель приходилось бороться с тошнотой и ужасом. Она отпустила Энваллиса и отшатнулась от окна.
– Ваше величество? – голос сэра Юргена стал хриплым от потрясения. – Он… говорит правду?
Мириамель могла лишь прижать ладони к вискам. Ее мысли разбегались в разные стороны, сталкивались, не давали думать. Почему? Пасеваллес? Неужели это правда? Зачем он так поступил?
«И что еще он сделал? – Новая мысль была подобна ледяной воде, вылитой на голову. – О, добрый Искупитель, какую ужасную змею мы пригрели на груди!»
У Мириамель закружилась голова, и королева заговорила только после того, как ей стало немного лучше.
– Оставайся с ним здесь, – сказала она Юргену. – Не дай ему уйти. Я скоро вернусь.
– Но, ваше величество, вам необходимо выбраться из дворца! – Юрген протянул руку, чтобы остановить королеву, но она решительно ее оттолкнула.
– Я знаю! И я это сделаю. Но, если яд идет от нашего двора, я должна помешать ему распространиться дальше.
Она повернулась и быстро зашагала по коридору мимо разбитой двери в покои Энваллиса, еще раз свернула, отсчитала двери, пока не оказалась перед спальней герцога. Дверь была заперта, поэтому она принялась стучать, а потом закричала:
– Откройте! Это королева! Кантия, открой дверь!
Однако дверь открыла не герцогиня, а женщина из Вранна, няня и компаньонка Кантии. Она отступила в комнату, бормоча извинения, но Мириамель не обратила на них ни малейшего внимания, устремившись через прихожую в спальню. Кантия сидела на кровати, держа на руках маленькую дочь. Бласис, ее сын, лежал на полу у ее ног и разглядывал Книгу Эйдона с красочными картинками. Он с любопытством посмотрел на вошедшую королеву, и на мгновение Мириамель показалось, что она выбралась из сна и снова оказалась в мире, где все имеет смысл. Но она уже знала, что сон о нормальном положении вещей не для нее и ей нельзя в него верить.
– Уходите! – закричала она. – Спускайтесь в конюшни прямо сейчас. Ничего с собой не берите, оставайтесь только в том, что на вас надето.
– Ваше величество, что вы имеете в виду? – Вместо того чтобы встать, Кантия отвернулась, закрыв собой Серасину, словно угроза исходила от Мириамель.
– Ты меня не слышала? Немедленно отправляйтесь в конюшни. Клянусь Элизией, Божьей матерью, у нас нет времени, Кантия. Если ты хочешь спасти жизнь своих детей, вставай!
– Но мой муж…
– Судьба герцога теперь в руках божьих. – Мири взяла ребенка из рук Кантии – герцогиня почти не сопротивлялась, однако складывалось впечатление, что она так и не поняла слов Мириамель. Няня пошла за королевой в спальню, и та передала ей девочку, которая проснулась и начала плакать, услышав незнакомый шум. – Джеса – кажется, тебя так зовут, – возьми ребенка и поспеши. Ты знаешь, где расположены конюшни? – Девушка кивнула. – Подожди герцогиню, она пойдет за тобой с мальчиком. Спускайся и нигде не останавливайся.
Темнокожая девушка повернулась и задержались лишь для того, чтобы взять мешок, лежавший возле двери, а потом поспешно вышла из спальни, прижимая ребенка к груди. Мири потянула мальчика за руку, пока он не встал на ноги, и подтолкнула его вслед за няней.
– Бласис, иди за сестрой. – Когда он вышел из спальни, Мири повернулась к герцогине. – Сколько раз я должна повторять? Вставай! Ты поедешь в моей карете.
Кантия смотрела на нее так, словно Мириамель говорила на языке, который она услышала впервые.
– Мы должны подождать Салюсера…
Терпение Мири лопнуло, и она отвесила Кантии пощечину. Голова герцогини дернулась, она посмотрела на королеву, и ее глаза наполнились слезами.
– Ты не должна терять ни минуты. – Мири схватила ее за запястье, и Кантии пришлось встать, иначе она оказалась бы на полу.
Мири обошла ее сзади и начала подталкивать к прихожей, где их ждали няня с ребенком и Бласисом, который бросил свирепый взгляд на королеву.
– Где папа? – потребовал он ответа.
– Он придет, когда сможет. А сейчас ты будешь защищать маму и маленькую сестренку. Это твой долг, Бласис. Ты должен вести себя как рыцарь.
Мири повернулась к Кантии.
– Я иду за тобой, герцогиня. Если мы разделимся, садись в мою карету и уезжай. Возница отвезет тебя в Эркинланд. Там ты будешь в безопасности. Передай моему мужу – и только ему, ты меня слышишь, – что я сказала: Пасеваллес предатель. Его следует немедленно арестовать.
Однако если они разделятся и рядом не будет самой Мири, чтобы подтвердить слова Кантии, Пасеваллес сможет убедить Саймона, что герцогиня ошибается или сошла с ума и обвиняет его в предательстве без всяких на то оснований.
«О, муж мой, если бы только я могла поговорить с тобой, как делают ситхи, сердце к сердцу, несмотря на разделяющие нас расстояния!»
И тут ей в голову пришла новая идея: она сняла с пальца золотое обручальное кольцо и вложила его в ладонь Кантии.
– Постарайся его сохранить. Когда ты увидишь короля, отдай ему кольцо и передай то, что я сказала про Пасеваллеса.
Герцогиня посмотрела на кольцо и перевела взгляд на королеву.
– Но вы ведь поедете с нами!
– Мне нужно сделать кое-что еще, прежде чем я к тебе присоединюсь. Горожане собираются поджечь дворец, Кантия. Сейчас нет времени на разговоры.
Она сжала ладонь герцогини, на которой лежало кольцо, и быстро зашагала к лестнице, откуда отправила всех вниз.
– Скажите вознице, чтобы был готов выехать в любой момент! – крикнула она им вслед.
Мири повернулась и побежала по коридору туда, где оставила сэра Юргена и Энваллиса. К ее удивлению, она обнаружила, что старик лежит на животе на полу и размахивает руками и ногами, словно тонущий пловец, а на спине у него сидит сэр Юрген.
– Он пытался сбежать, – объяснил капитан. – И я устал его удерживать.
– Мы возьмем его с собой. Он все расскажет моему мужу, а потом мы повесим проклятого предателя, который отдал приказ.
Когда Юрген поднял рыдающего пленника на ноги, ему пришлось приставить к ребрам старика кинжал, чтобы привлечь его внимание. Мири поспешно подошла к окну. Когда она увидела, что там происходит, у нее едва не подкосились ноги. Толпа уже миновала ворота и теперь растекалась по внутреннему двору под окном, они были так близко, что она уже могла разглядеть отдельные лица. Несколько солдат герцога еще продолжали защищать ворота резиденции, но группа обезумевших горожан сумела ворваться в одно из крыльев Санцеллана. Другие бежали за ними. Из окон валил дым, появились языки пламени. И Мириамель больше не видела синего плюмажа герцога.
Когда она уже собралась отвернуться от окна, она заметила Салюсера. Он потерял шлем, но она видела его блестящие доспехи, покрытые вмятинами и кровью. Толпа тащила герцога к статуе его предка, Великого Бенидривиса, основателя Третьего Империума. Открыв рот от ужаса, Мири смотрела, как кто-то перекинул веревку через вытянутую руку статуи.
Несколько мгновений Мири ничего не могла разобрать – толпа была слишком большой, – но потом несколько человек надели веревку на шею Салюсера, и его подняли вверх. Толпа вопила от восторга, а герцог отчаянно дергался у них над головами. Несколько человек пытались схватить его за ноги, но предсмертные судороги были слишком сильными, чтобы кто-то смог его удержать.
Глаза Мири наполнились слезами, она повернулась и побежала обратно, пока не наткнулась на Юргена, но не могла говорить и отвечать на его вопросы.
По дворцу метались придворные и плачущие слуги, некоторые стояли на коленях и молились. Казалось, никто не замечает Мири и ее спутников, и они уже преодолели половину большого зала, из которого имелся выход во внутренний двор, когда кто-то преградил им путь.
– Благодарение небесам, ваше величество! Я искренне рад вас видеть! – Граф Матре быстро преклонил колено и так же быстро выпрямился. – Где герцогиня и ее дети? Я их повсюду ищу!
Мириамель сразу же почувствовала недоверие к графу – если он так усердно их искал, почему они не встретили его на верхних этажах резиденции?
– Я не знаю, – ответила она. – Вам следует подняться наверх и поискать их в покоях герцога.
– Я уже там был, – сказал он. – Стучал и стучал в дверь, говорил, что это я, но никто мне не ответил.
Мири одолевали противоречивые чувства. Она не знала, можно ему верить или нет, но не сомневалась, что она не хочет, чтобы он узнал, где находятся Кантия и дети.
– Вам следует самому отсюда бежать и верить, что Господь защитит невиновных, – сказала она.
Матре посмотрел на Энваллиса, который едва держался на ногах рядом с сэром Юргеном.
– А как же вы, ваше величество? Люди обезумели от вина и жажды крови. Здесь вам не место.
– У меня имеется защита и собственный план спасения, – сказала она и тут же поняла, что этого может оказаться недостаточно, чтобы от него избавиться. – Но у меня есть для вас королевский приказ – и его выполнение свяжет вас с Верховным Престолом моей благодарностью. Возьмите с собой эту скулящую дворняжку, Энваллиса. Отведите в безопасное место, но не отпускайте. Он сыграл важную роль в происходящих событиях и должен ответить за свои преступления. Вы меня слышите? Он должен жить, но я не могу взять его с собой. Вы выведете его из дворца, граф Матре, пока еще не поздно?
По глазам Матре она видела, что мысли мечутся у него в голове, словно искры, но он колебался не более двух биений сердца.
– Конечно, ваше величество. Я доставлю его в безопасное место. Он будет пленником в доме моего отца. Вы уверены, что я вам больше не нужен?
– Да, уверена.
– Да, защитит вас Господь, ваше величество.
– Благодарю вас, граф, – ответила она. – И пусть Господь защитит всякую верную душу от ужасов сегодняшнего дня.
Юрген передал переставшего сопротивляться Энваллиса в руки Матре, и Мири с капитаном поспешили к двери, которая находилась в дальнем конце зала и выходила к конюшням. Она уже чувствовала запах дыма, идущий из западного крыла дворца, слышала крики людей, предупреждавших, что огонь вышел из-под контроля. Мириамель не хотела оборачиваться, опасаясь, что Матре следует за ними, но когда не выдержала и оглянулась через плечо, они с Энваллисом исчезли.
В конюшнях царил настоящий хаос. Стража Мири отбивалась от домочадцев Салюсера, слуг и дворян, которые пытались пробиться к воротам и покинуть дворец. Они отчаянно кричали, и солдаты с трудом сдерживали их натиск. Лошади пританцовывали на месте и ржали в стойлах, почуяв запах дыма. Двери в конюшни были широко распахнуты, королевская карета ждала, лошади запряжены, возница и три эркингарда заняли свои места. Мири увидела голову Кантии в крошечное окошко в задней части кареты, а также кусочек детского одеяла, и, наконец, выдохнула – впервые с того момента, как они с Юргеном спустились по лестнице. Герцогиня и дети были в безопасности, во всяком случае, насколько это вообще возможно в такой ситуации.