Навеки мой Линден Кэролайн
Джеку пришлось отправить одного из слуг на поиски карт. Он смутно помнил, что, устраивая в поместье званые вечера, мать приказывала расставить в библиотеке ломберные столики. Но это было много лет назад. После смерти отца Джек ни разу не приглашал гостей в Олвин-Хаус.
Он наблюдал за тем, как миссис Кэмпбелл устраивается на том же диване, где накануне вечером мучила его видом своих босых ступней. Сегодня на ней было форменное платье, лишенное каких-либо соблазнительных деталей, но от этого испытываемое Джеком влечение к этой женщине лишь усилилось. Кто она такая, и почему он не в силах заставить ее прекратить сводить его с ума? Вскоре Майклз вернулся с колодой карт, и миссис Кэмпбелл поблагодарила его такой обворожительной улыбкой, что Джек вздрогнул. Как же ему хотелось, чтобы эта женщина так же улыбалась и ему!
– Ловко у вас получается, – заметил он, когда его гостья принялась тасовать карты так, словно всю жизнь работала крупье. Однако вместо того, чтобы задуматься, где она научилась столь сомнительному навыку, Джек принялся мечтать о том, чтобы эти проворные пальцы заскользили по его обнаженной коже.
Продолжая тасовать карты, Софи скромно улыбнулась.
– Каждая женщина – кладезь скрытых талантов, ваша светлость.
В голове Джека замелькали запретные и опасные мысли. Ему хотелось спросить, какими же скрытыми талантами обладает его гостья, но вместо этого он заерзал в кресле и добавил:
– И тайн?
– Как и большинство мужчин, полагаю. – Софи раздала карты и положила колоду на стол. – Вы когда-нибудь играли в «мушку»?
– Да.
– Без ограничений?
Эта разновидность игры могла сделать человека банкротом за одну ночь.
– Ищете очередную жертву?
Софи захлопала ресницами и взяла в руки свои карты. Теперь Джек понимал, что это следовало воспринимать как предостережение, а вовсе не приглашение к флирту.
– Вы знаете меня слишком хорошо, сэр.
Джек не знал ее вовсе, и его любопытство росло.
– Для «мушки» у нас недостаточно игроков.
Софи строго посмотрела на него поверх своих карт, которые, как ему показалось, намеренно держала перед лицом.
– Но у нас и денег нет. Это урок, ваша светлость, призванный уберечь вас в будущем от крупных проигрышей.
Герцог взял со стола карты.
– Пас.
– Что? – Пас означал конец игры. – Нет, вы не можете сделать пас. Ведь тогда игра попросту не состоится.
– И сбережет мои деньги. Видите, как легко. Мы ничего не проиграли.
– Но и не выиграли!
Джек снова положил карты на стол и произнес:
– Мне не нужно ничего выигрывать. А почему к этому стремитесь вы?
– Это захватывающе, – чуть поколебавшись, ответила Софи. – Понимаю, что такой ответ прозвучит странно, но я бы порекомендовала вам взглянуть на игру с данной точки зрения.
Герцог откинулся на спинку кресла.
– Вчера я выиграл, – произнес он.
На щеках Софи выступил румянец.
– О чем, уверена, наверняка пожалеете.
Он внимательно посмотрел на свою гостью.
– Нет, – возразил герцог. – Не думаю.
Софи бросила на него настороженный взгляд.
– Мой проигрыш был чудовищным, раз вы испытали хотя бы малейшее удовлетворение от победы.
Чувство удовлетворения оказалось отнюдь не ничтожным.
– Выиграв, я достиг цели.
Глаза Софи вспыхнули, и она швырнула карты на стол.
– Господи, вы так отчаянно опекаете Филиппа, будто он ваш сын.
Джек задумался над тем, как бы поступил на его месте отец. Покойный герцог был в высшей степени порядочным человеком. И будь он жив, Филипп, без сомнения, сидел бы сейчас здесь, тихий и смиренный, в ожидании наказания. Джек представил, как брат чистит навоз в конюшнях или помогает пахать на одной из ферм, принадлежащих Кирквудам.
Разумеется, будь их отец жив, Филипп вряд ли ступил бы на кривую дорожку. Герцог был терпеливым человеком и мог простить многие юношеские забавы. Но до определенного момента. Он хотел, чтобы его сыновья стали сильными, благородными мужчинами, и на корню пресек бы пагубное увлечение Филиппа азартными играми. Чего, к сожалению, не удалось сделать Джеку.
– Филипп вряд ли относится ко мне с таким уважением.
Софи принялась собирать карты.
– Пожалуй, нам следует начать с чего-нибудь более простого.
Она вновь перетасовала карты и бросила две из них перед герцогом:
– «Очко».
– Что я выиграю? – тихо поинтересовался герцог.
– Не меня.
Он снова улыбнулся:
– Как насчет… музыки?
Софи вскинула голову:
– Что?
– Вы сыграете мне на рояле.
– Но он расстроен.
Однако Джек лишь отмахнулся. Он видел, с каким восхищением она смотрела на инструмент. Вероятно, музыка много для нее значила. Джек ничего не ответил. Просто ждал.
Софи взглянула на карты, которые держала в руке. Поменяла их местами.
– Ваши уши завянут, – наконец предостерегла она герцога. – Однако если настаиваете, значит, так тому и быть.
– Я готов рискнуть.
– В таком случае вам лучше сосредоточиться на картах и выиграть.
Они играли целый час. Джек согласился на это лишь для того, чтобы получше узнать свою гостью, но заметил, что увлекся. Конечно же, он был знаком с этой игрой. Много лет назад Джек коротал время за карточным столом, когда мать вынуждала его сопровождать ее на многочисленных балах и званых вечерах. Тогда он весьма неплохо играл, и теперь довольно быстро восстановил утраченные навыки. Уже в самом начале игры Джек понял, что миссис Кэмпбелл играет так, как он и не мечтал. Она улыбалась и болтала легко и непринужденно, но при этом от ее внимания не ускользало ничего. Миссис Кэмпбелл чувственно касалась пальцами карт. А то, как она наклоняла голову и с улыбкой спрашивала, не хочет ли герцог взять еще одну карту, отвлекало внимание. И делалось это наверняка специально. Мастерство миссис Кэмпбелл казалось сверхъестественным. Вскоре Джек догадался, что она держит в уме все сброшенные карты, тем самым увеличивая шансы на победу.
В общем, гостья играла как профессионал.
Возможно ли такое? Джек старался максимально сконцентрироваться на игре, чтобы избежать унижения, хотя его голова была занята многочисленными мыслями об этой женщине. Если она действительно была профессионалом, это объяснило бы ее убедительную победу над Филиппом, играющим, по ее же собственным словам, весьма безрассудно. Ведь Джек был уверен в том, что брата отвлекала соблазнительная грудь соперницы, но теперь понял, что дело не только в этом.
Но если миссис Кэмпбелл действительно играла не хуже профессионалов, зарабатывавших на жизнь азартными играми, то почему до сих пор не обчистила Филиппа до нитки? Она определенно могла это сделать. Питала к Филиппу какие-то чувства? Но немного поразмыслив, Джек понял, что она любила выигрывать, однако не слишком большие суммы. Именно этим объяснялся написанный на ее лице ужас и гневные обвинения в том, будто он привлек к ней излишнее внимание. Софи была завсегдатаем «Веги», где все ее знали и были не прочь с ней сыграть. При этом она не стремилась привлекать к себе внимание. Выигрывая крупные суммы вечер за вечером, миссис Кэмпбелл снискала бы себе дурную славу.
Но это не объясняло всего. Джек не следил за тем, сколько проиграл ей в «Веге», хотя сумма наверняка была внушительной. На эти деньги вдова могла бы с комфортом жить целый год. Миссис Кэмпбелл сказала, что порой проигрывает. Джек готов был биться об заклад, что происходило это редко. Даже теперь, когда на кону не было денег, ее лицо приобрело сосредоточенное выражение. Она хотела выигрывать. Причем всегда.
Что же тому причиной? Долги? Очевидно, муж оставил ее без средств к существованию. Да и кем он был, этот самый муж? Почему не обеспечил супругу? Похоже, она вышла замуж в совсем юном возрасте, коль овдовела так рано. Могла растратить деньги, не подумав о том, чтобы выгодно вложить. Джек сдвинул брови. Нет, это совсем на нее не похоже. Миссис Кэмпбелл хорошо просчитывала каждый шаг. Интересно, какой она станет, если вдруг сбросит эту маску сосредоточенности и перестанет контролировать каждое действие?
Размышляя о том, для чего Софи нужны деньги и как обойти ее защитную стену, чтобы выяснить причину ее действий, Джек не взял еще одну карту, хотя намеревался сделать это. Еле заметно улыбаясь, Софи перевернула ее и удивленно заморгала. Шестерка треф сделала сумму ее карт больше двадцати одного очка.
Джек подсчитал собственные очки, которых оказалось четырнадцать, и испустил торжествующий возглас.
– Но как… – Софи перевернула остальные карты в колоде. Каждая была достоинством в четыре очка или меньше, и Софи выиграла бы, если бы взяла любую из них. Она заставила себя улыбнуться. Вероятно, она допустила ошибку.
– Отличная игра, сэр.
– Выиграть должны были вы. – Удивленный собственной неожиданной победой, Джек был настроен великодушно.
Улыбнувшись, Софи принялась собирать карты:
– Нет-нет! Любой игрок достоин победы, если играл честно и не жульничал.
С этим Джек не мог поспорить. Его гостья играла, чтобы побеждать, однако проигрывала изящно и с достоинством.
– Наверное, мне надо считать себя превосходным учителем, коль собственный ученик сумел обыграть меня в течение часа. Предпочитаете, чтобы я сыграла сейчас? Или сделать это позднее? – Софи отложила колоду, улыбаясь так непринужденно, словно они с герцогом были старинными друзьями.
Джек испытал непреодолимое желание поцеловать ее. В платье служанки, тасующая карты подобно опытному игроку, эта женщина все равно умудрялась быть ослепительной. Уже много лет у Джека не было такого замечательного утра, хотя его до сих пор мучили оставшиеся без ответов вопросы. Миссис Кэмпбелл представляла собой загадку, и Джек не верил в то, что просто околдован ею. Он мог с легкостью провести остаток дня и даже недели в попытке выведать ее секреты. Но более всего хотел найти ответ на вопрос, как заставить миссис Кэмпбелл улыбаться искренне.
Однако, поцеловав ее сейчас, он вряд ли продвинется в расследовании.
– Мне бы хотелось получить свой выигрыш поскорее, – ответил Джек. – Пожалуйста.
Вместе они направились через весь дом в музыкальный салон. Перед дверью миссис Кэмпбелл замедлила шаг.
– Боже!
Пока они играли в карты, слуги сняли с мебели чехлы и всюду протерли пыль. Они будут сновать по дому целый день, приводя в порядок каждое помещение. Обычно это делалось перед приездом его светлости, но на сей раз у слуг такой возможности не было. Джек поднял крышку рояля и выжидательно посмотрел на миссис Кэмпбелл.
Она опустилась на стул и с вызовом спросила:
– Слуги настроили рояль?
– Сомневаюсь.
Пальцы Софи привычно пробежались по клавишам.
– В таком случае ваши уши подвергнутся настоящему испытанию.
Джек улыбнулся:
– У меня не такой хороший слух, как у вас, и скорее всего я не замечу фальши.
Софи пробормотала нечто вроде: «Бойтесь того, что ваши желания могут исполниться», – и заиграла, взяв сначала несколько фальшивых нот, но вскоре ее руки обрели уверенность. Джек сел так, чтобы видеть ее лицо, которое теперь больше не было настороженным.
Он давно уже уяснил, что собственные слабости нужно честно признавать. Так вот: миссис Кэмпбелл очень быстро становилась его слабостью. Он был ею полностью околдован. Джеку хотелось знать о ней больше: начиная с того, что заставляет ее смеяться, и заканчивая тем, как она выглядит без одежды. Однако он точно знал, что подобные желания до добра не доведут.
Но, видит бог, сейчас ему было безразлично.
Софи сыграла первое произведение, автором которого был Моцарт. Поглощенный созерцанием ее лица, он ничего не сказал, когда она закончила играть. Однако вместо того, чтобы подняться со своего места, Софи осталась сидеть. Выражение ее лица изменилось, и Джеку показалось, будто в ее глазах промелькнула тоска. Губы изогнулись в еле заметной улыбке, когда она взяла несколько нот, прежде чем заиграть снова.
Джек чувствовал, что эта музыка имеет для нее большое значение. Если первое произведение миссис Кэмпбелл играла с вдохновением, то второе явно трогало ее до глубины души. Она раскачивалась в такт музыке, а порой наклоняла голову, и звуки на мгновение стихали. Джек мог поклясться, что она вторит аккомпанементу, который слышит только она одна.
– Мне незнакомо это произведение, – проговорил он, когда последняя нота будто растворилась в воздухе, оставив после себя легкую грусть.
– Это была любимая вещь моей мамы, – тихо ответила Софи. Ее взгляд затуманился, словно она находилась где-то далеко отсюда.
– Вы выучили это произведение, чтобы играть для нее?
Софи с благоговением провела пальцами по клавишам, но сделала это так, что они не издали ни звука.
– Это красивый инструмент, ваша светлость, – наконец произнесла она. – Вам необходимо настроить его должным образом. – По телу Софи пробежала еле заметная дрожь, и она вдруг почувствовала, что вот-вот заплачет.
Проклятье! Ну конечно, она упоминала о матери в прошедшем времени. Джек знал, каково это – потерять любимого родителя, а ведь он был гораздо старше Софи, когда умер его отец.
– Мне очень жаль, – тихо произнес он.
Не глядя на герцога, Софи осторожно опустила крышку рояля и поднялась со своего места.
– Прощу прощения, сэр, мне необходимо немного отдохнуть. – Она присела в витиеватом, но вместе с тем грациозном реверансе и вышла из комнаты.
Джек последовал за ней, желая хоть как-то ее утешить, однако вскоре понял, что сам стал причиной ее грусти. Софи шла не оглядываясь, а когда оказалась около лестницы, неожиданно побежала. Ощущая себя полным идиотом, Джек слушал, как ее шаги эхом отозвались под сводами коридора у него над головой.
Глава 9
Софи не виделась с герцогом до ужина. К тому времени она успокоилась и твердо решила никогда больше не играть для него на рояле. Софи не знала, что подвигло ее сыграть отрывок из оперы Томаса Арна «Артаксеркс». Это было любимое произведение мамы, снискавшее ей скромную славу в Европе. Вероятно, виной всему рояль – великолепный инструмент, хотя немного расстроенный. Как бы папе понравилось на нем играть! И как бы мама пела в роскошном музыкальном салоне с прекрасной акустикой!
Однако ей не следовало предаваться подобным воспоминаниям и размышлениям. Если бы родители были живы, они пришли бы в ужас, узнав, во что ввязалась дочь. Софи всегда повторяла себе, что они непременно поняли бы, почему она сделала тот или иной выбор в жизни, но эта… затруднительная ситуация… попросту глупость. Ничего не случилось бы, если бы Софи держала себя в руках. И теперь единственный способ выпутаться из передряги – быть собранной и не терять головы.
Внизу гостью дожидалась миссис Гибсон.
– Его светлость на улице, – сообщила она.
– Под дождем? – удивилась Софи.
Экономка улыбнулась:
– Нет, мэм, на террасе.
Она провела гостью по коридору мимо галереи к широко распахнутым двустворчатым дверям. Поблагодарив экономку, Софи вышла на выложенную плитами террасу, освещенную четырьмя медными лампами, свисающими с крыши.
Дождь превратился в густой туман. Он падал на землю широкими полосами, и со стороны казалось, будто темные облака спускаются на землю. Небо приобрело золотисто-серый оттенок, словно тучи немного рассеялись под натиском заката. Сад, который Софи наблюдала из голубой гостиной, располагался справа от террасы, перед ней раскинулась просторная ухоженная лужайка. Каменная тропинка вела к озеру, его можно было разглядеть из-за деревьев, окаймляющих дальний берег.
– Очень красиво, – произнесла Софи.
Герцог обернулся, посмотрел ей в лицо, а потом на ноги, от вида которых по его телу прошла чувственная дрожь.
– Да. – Он снова перевел взгляд на лужайку, а Софи подошла ближе и встала рядом. – На самом деле озеро – это запруда на ручье, убегающем далеко в лес. В детстве мы с Филиппом часто там гуляли. Под мостиком нас всегда ждал ялик, на нем мы уплывали подальше от дома, чтобы искупаться или половить рыбу.
– Звучит чудесно.
– Так и было. – Герцог немного помолчал. – Я должен извиниться за то, что произошло.
Софи понимала, что он имеет в виду, но машинально одарила его ослепительной улыбкой.
– За то, что похитили меня из Лондона?
Герцог усмехнулся. Нет, миссис Кэмпбелл знала, что он ничуть об этом не сожалеет.
– За то, что попросил вас сыграть.
– Я предупреждала вас, что рояль расстроен… – Софи постаралась придать своему голосу беззаботности, но во взгляде герцога читалось такое участие, что она замолчала.
– Моя просьба пробудила печальные воспоминания, но я совсем не хотел этого и потому прошу прощения.
Софи сглотнула внезапно возникший в горле ком.
– Не надо извиняться. Вы же не знали. Если честно, мне не следовало исполнять это произведение. Так много времени миновало с тех пор, как я сидела за роялем…
– Вы потеряли мать, будучи ребенком? – спросил Джек.
– Да, мне было двенадцать лет.
– Какая трагедия. Мне жаль. Она имела отношение к музыке?
– Да. Если я вела себя грубо или шалила, мама не ругалась, а пела. Наш дом всегда был наполнен музыкой. Я играла ее любимую арию, которую она пела множество раз… до тех пор, пока не лишилась своего чистого высокого сопрано. Думаю, все были глубоко разочарованы, что мне не достался мамин голос. Лишь скромные навыки пианистки. Хотя я много занималась музыкой.
– В школе не было учителя музыки? – спросил герцог, когда Софи замолчала, погрузившись в грустные воспоминания.
– Учитель был. Но это совсем не то, – пробормотала она.
Уроки в академии миссис Эптон не шли ни в какое сравнение с выступлениями ее матери перед царем или вечерами в Милане. Ни один педагог не мог научить Софи чувствовать музыку так, как отец. Ведь такой жизни и эмоций не было ни у кого в академии. Отец Софи устроил бы с помощью этого старого расстроенного рояля целое представление, от которого у слушателей на глаза навернулись бы слезы. Он играл бы так искусно, что никто не уловил бы ни одной фальшивой ноты.
– А мой отец поощрял мое увлечение рисованием, – произнес герцог. Софи бросила на него удивленный взгляд, но он смотрел на озеро. – Он и сам рисовал, хотя его рисунки больше напоминали чертежи. Отец изображал дома, а я – живущих в них людей. – Герцог поднял руку и указал направо. – Вон там, за углом дома располагается купальня, которую он спроектировал.
– Вы и сейчас рисуете? – тихо поинтересовалась Софи.
– Нет.
– Почему?
Порыв ветра окропил их дождем, и Софи не смогла устоять перед желанием подставить лицо под капли и глубоко вдохнуть мягкий влажный воздух. Она никогда не призналась бы в этом вслух, но вечер получился замечательный. В Лондоне Софи вряд ли порадовалась бы дождю, грозившему испортить ее туфельки, но сегодня просто стояла на террасе и наслаждалась покоем и живописным видом.
Когда Софи открыла глаза, герцог смотрел на нее точно завороженный. Его лицо было напряжено, но во взгляде уже не осталось прежней сдержанности. Их глаза на мгновение встретились, но потом герцог вновь отвернулся.
– Наверное, по той же причине, по какой вы перестали заниматься музыкой. Другие проблемы требовали моего времени и внимания.
Некоторое время они молча смотрели на дождь.
– Этот дом служил мне убежищем, – продолжил герцог. – В детстве, когда все уроки были сделаны, я отправлялся в лес или на озеро. И вот теперь дом принадлежит мне… одному. Мать его терпеть не может, а Филипп предпочитает иные развлечения. Мне вовсе не хочется, чтобы в моем убежище поселились ссоры и гнев. – Он повернулся к Софи. – Мне не следовало принуждать вас к поездке сюда. Я разозлился на Филиппа, но… Что сделано, то сделано, и не могу повлиять на дождь. Вы простите меня? – Он протянул руку.
И Софи медленно вложила в нее свою ладонь. Герцог не надел перчаток. Она тоже.
– Да, ваша светлость.
– Давайте обойдемся без титулов. Называйте меня просто Вэр.
– Хорошо. Вэр.
Джек все еще держал ее руку в своей и легонько сжал пальцы, прежде чем отпустить. Софи тотчас спрятала ладонь в складках платья и пошевелила пальцами.
– Я хотел поужинать в столовой внизу, но она…
– Слишком роскошна для обычного ужина? – предположила Софи.
– Мне на ум пришло только слово «гнетущая», – ответил он, и его лицо осветила улыбка.
– Слишком велика для двоих?
Герцог рассмеялся, застав Софи врасплох. Жаль, что он смеялся редко.
– Да. – Герцог подал ей руку.
И Софи неуверенно положила на нее свою ладонь. Красивый, увлеченный ею и вот теперь еще и невероятно обаятельный. Ей следовало быть осторожной, чтобы не попасть в западню.
Глава 10
Джек завтракал, когда Уилсон принес первую порцию дурных новостей.
– Ваша светлость, мистер Перси здесь.
Но сейчас Перси должен был усердно трудиться в особняке герцога Вэра в Мейфэре. Он знал свое место, поэтому его появлению в Олвин-Хаусе было только одно объяснение. Джек свернул газету, за которой Уилсон послал на рассвете одного из слуг, и встал из-за стола.
– Где?
– В приемной, ваша светлость.
Джек бросил взгляд на дверь. Миссис Кэмпбелл еще не появлялась. А он уже предвкушал встречу с ней.
– Миссис Кэмпбелл встала?
– Полагаю, что так. Миссис Гибсон нашла для нее кое-какую одежду, но сказала, что вся она требует переделки.
Разумеется. У Софи не было с собой одежды. Только сейчас он заметил, что его напряжение росло с каждой минутой. Часы тикали, а гостья все не появлялась.
– Хорошо. – Дворецкий услужливо распахнул дверь, и Джек отправился на встречу с секретарем.
Ричард Перси стоял в приемной. Судя по забрызганным грязью сапогам и насквозь промокшей одежде, он приехал из города верхом.
– Ваша светлость. – Он отвесил поклон при появлении герцога. – Прошу простить меня за это вторжение…
– Но ее светлость, моя мать, сходит с ума от беспокойства, – сухо закончил вместо него Джек. – Это так?
– Да, сэр. – Секретарь слегка расслабился.
Джек знал, что беспокойство матери никак не связано с ее переживаниями о его благополучии. Это было даже и не беспокойство вовсе, а скорее гнев. С того момента как Джек унаследовал титул, мать все уши ему прожужжала о том, что он должен быть безупречен абсолютно во всем. То обстоятельство, что он устроил скандальную сцену в игральном клубе, подрывало представления матери о благопристойности, а от известия, что сын внезапно уехал в Олвин-Хаус в обществе женщины, проигравшей ему свою свободу, ее и вовсе мог хватить удар.
Джек размышлял о том, что мог сообщить матери Филипп. Он всегда был не прочь пересказать какие-нибудь сплетни, а сцену в «Веге» смело можно было назвать самым скандальным поступком Джека за последние несколько лет. Правда, Филиппу пришлось бы признаться в том, что он снова играл, нарушив слово, данное брату в обмен на уплату долга Багуэллу. А признаваться в собственных проступках Филипп не любил.
Что ж, в любом случае поступок Джека затмит любую его провинность. Ни для кого не было секретом, что герцогиня отдавала предпочтение младшему сыну, унаследовавшему большинство ее черт. А вот Джек – наследник – был сыном своего отца.
– Можете заверить ее светлость, что я в полном порядке и вернусь в город, когда сочту нужным.
– Вы намерены задержаться надолго, ваша светлость? – Перси попятился, заметив холодный взгляд герцога. – Я спрашиваю это для себя, а не по просьбе вашей матушки, сэр.
– Нет, – бросил Джек. – Всего несколько дней.
– Конечно. – Секретарь облизал губы, а затем достал из кармана запечатанное письмо и протянул его герцогу. – Ее светлость просила вам передать.
Джек взял письмо, даже не взглянув на него.
– Уилсон пошлет кого-нибудь приготовить вам комнату. Обсушитесь. И можете вернуться в Лондон, как только ваша лошадь поест и отдохнет. Надеюсь, вы сумеете обойтись без меня несколько дней.
Отвесив поклон, секретарь удалился. Джек громко выругался в пустой комнате. Письмо в его руке казалось тяжелым, точно наковальня. Он догадывался о его содержании. С того самого дня как Джек унаследовал титул, мать не переставала повторять, что сын должен помнить о долге, своем положении и необходимости вести себя так же безупречно, как отец и остальные герцоги до него.
Джек сломал печать и прочитал письмо. Как он и ожидал, оно источало смешанное с негодованием смятение и заканчивалось строгим выговором. Мать бранила его за то, что он полностью пренебрег ролью главы семьи, уподобившись Филиппу и подавая ему пример поведения, которого тому следовало избегать. Герцогиня писала, что ее младший сын унижен и потрясен произошедшим. Намекала на то, что в свете последних событий Филипп станет совершенно неуправляемым.
Джек поджал губы. Филипп давно стал неуправляемым, и это не имело никакого отношения к действиям старшего брата.
Однако самой неприятной оказалась завершающая часть письма:
«Я шокирована твоим поступком, но что еще хуже – ты поставил меня в неудобное положение. Сегодня вечером я собиралась посетить бал у Бентамов и рассчитывала на то, что ты составишь мне компанию. Полагаю, что ты забыл о своем обещании, вынудив меня непростительно запоздало послать свои извинения хозяевам бала. Леди Стоув с дочерью тоже приглашены и очень ждали встречи с тобой. Вот уж не думала, что ты бросишь их так беспечно. Твоему отцу это не понравилось бы…»
А вот это несправедливо. Семья Джека дружила с семейством Стоув с незапамятных времен. Покойный граф был ближайшим другом отца Джека, а леди Стоув с его матерью были практически неразлучны. По трагическому стечению обстоятельств граф погиб в той же катастрофе, что и отец Джека. Правда, покойный герцог протянул еще неделю, прежде чем отправиться следом за своим другом. На смертном одре отец умолял сына позаботиться о леди Стоув и ее юной дочери Люсинде, и Джек пообещал это. За семь лет, что минули с того момента, он делал для этих двух женщин все, что в его силах. И никогда их не бросал.
Да, он действительно забыл о предстоящем бале. Обычно Джек посещал мероприятия, на которых присутствовали леди Стоув с дочерью. В этом сезоне состоялся дебют Люсинды, и Джек знал, что его отец хотел бы, чтобы сын помог обеспечить юной дебютантке успех в обществе. Последний раз Джек видел Люсинду после Рождества, и она призналась, что очень нервничает.
Однако мать вовсе не волновало состояние Люсинды. Она пыталась пристыдить сына, чтобы вынудить вернуться в Лондон. Джек не привык, чтобы им манипулировали. К тому же он до сих пор не решил, как поступить с миссис Кэмпбелл, которую находил опасно соблазнительной и гораздо более привлекательной, чем любой бал.
Сунув письмо в карман, Джек медленно направился обратно в столовую. В письме содержалось одно предостережение, которое он не мог проигнорировать. Конечно, Филипп нашел способ свалить вину на брата, отведя от себя все подозрения. И до тех пор, пока герцогиня будет верить в то, что ее младший сын – жертва, а не мерзавец, продолжит выплачивать ему денежное содержание, вместо того чтобы воззвать к здравому смыслу. Наверное, Джеку стоило раскрыть бухгалтерские книги и показать матери, какую сумму он потратил на то, чтобы погасить долги Филиппа. Ведь тот наверняка ничего ей не сказал. Отец считал, что женщина не должна заниматься подобными проблемами, но ведь герцогиня следила за расходами на ведение хозяйства и предоставляла их мужу на рассмотрение и одобрение. Покойный герцог относился к жене и младшему сыну снисходительно, освобождая от хлопот и ответственности за любые их действия. Теперь все это легло на плечи Джека, и мать надеялась, что он будет поступать так же, как его отец. Только вот сам Джек был совсем в этом не уверен.
Вернувшись в столовую, он увидел там миссис Кэмпбелл. Сегодня на ней было простое темно-зеленое платье. Джек задумался, откуда оно взялось, но потом напомнил себе, что не должен беспокоиться о ее одежде до тех пор, пока гостье есть что надеть. Увы, декольте платья было чуть скромнее, чем у предыдущего.
– Доброе утро, – с улыбкой поприветствовала герцога миссис Кэмпбелл.
– Доброе утро, – ответил он, занимая свое место за столом.
Каким-то образом Джеку следовало удержать Перси от встречи с Софи. До него секретарь работал у его отца, и Джек подозревал, что тот был больше предан титулу, нежели самому герцогу. Перси не слепой, и если доложит герцогине о том, что ее старший сын сбежал в Олвин-Хаус с красивой женщиной, та придет в ярость. Однако Джек не желал размышлять о том, почему это так для него важно.
– Не хотите исследовать чердак?
Софи с удивлением подняла голову, и Джек сообразил, насколько странно прозвучал его вопрос.
– Вы же спрашивали про темницу и пыточные камеры, которых в Олвин-Хаусе, к сожалению, нет. А чердак – лучшее, что я могу вам предложить. Дождь продолжается, и это означает, что мы застряли в доме. Я пытаюсь придумать хоть какое-то развлечение, чтобы убить время.
Губы гостьи изогнулись в хитрой улыбке, которую Джек находил столь очаровательной.
– Как я могу отказаться, когда предложение было сделано столь заманчиво?
Они закончили завтракать, и Джек попросил Уилсона принести несколько ламп. Он тихо предупредил дворецкого, что ничто не должно помешать мистеру Перси как можно скорее вернуться в Лондон. После этого направился в восточное крыло вместе с миссис Кэмпбелл, испытывая необъяснимое желание поскорее исследовать пыльный чердак.
– Какие же вещи мы там обнаружим? – спросила Софи, когда его светлость открыл дверь, ведущую на чердак. В лицо ему пахнуло спертым воздухом.
– Если честно, не знаю. Я не поднимался сюда много лет.
Подхватив подол платья, она последовала за герцогом вверх по лестнице.
– Еще одно место игр с Филиппом?
Джек с улыбкой обернулся. С этого ракурса он разглядел декольте платья Софи, отчего едва не споткнулся и не выронил лампу.