Уэллс. Горький ветер Даль Дмитрий
– Бросьте обманывать меня, Гэрберт. Я прекрасно знаю, что она есть. И хотя мой тайный агент оказался безнадежным простаком и предателем и толку от него было мало, но косвенно он убедил меня в существовании машины времени. А волк, который совершил ночную вылазку в ваш дом, добыл для меня последние доказательства. Он сам видел ее.
– Так оборотень – это ваших рук дело, – удивился Уэллс.
– Не совсем. Он работал и на профессора Моро, и на меня. Ему очень были нужны деньги. Так что в ту ночь, когда он пробрался в вашу квартиру и к вам, господин Уэллс, он выполнял два поручения сразу. Подозреваю, что если бы ему удалось вынести что-то стоящее, он организовал бы между нами с профессором аукцион. Жалко, что нам пришлось с ним так расстаться. Пуля в голову. Серебряная. Специальная. А толковый был бы сотрудник. Но я ни о чем не жалею. Нет. Нет. Ни о чем. Даже моя комбинация с реанимированием Джека-потрошителя пускай и пошла не в ту сторону и привела к глобальным и нежелательным последствиям, но все же сыграла свою роль. Я разбудил это сонное царство.
– Потрошитель – это ваших рук дело? – удивился я.
– О да. Я хотел подвести под удар профессора Моро, который со своей Резервацией и Островом давно мешал нам. Нет ничего хуже вольнодумного ученого, который не ограничен рамками морали, нравственности и закона. Профессор Моро и вы, Уэллс, были главными занозами в короне нашей империи. Но если вас я мог заставить работать на себя, – для этого мне нужен был такой человек, как Тэсла, – то профессора не могло заставить ничто. Его можно было только убить. Или заставить действовать, чтобы показать его силу, его сумасшествие и опасность для общества и короны. Вы думаете, профессор долго продержится? Или у него получится захватить и удержать власть? Вы ошибаетесь, друг мой. Профессор Моро сейчас поможет нам справиться с другой старой головной болью. Он уничтожит Ржавые ключи. Хозяева теней навсегда уйдут в тень. А после этого мы раздавим профессора. Мы уничтожим его вместе с семьями оборотней и его идеей о Космополисе. Войска уже готовы. Они ждут только приказа, чтобы начать операцию «Большой Лондонский пожар». Профессор Моро обречен. Таким образом, я, как обычно, остаюсь в выигрыше. Профессор мертв. Вы у меня в руках и будете выполнять мои приказы. Я стану новым королем Британии. А затем и властелином мира. Согласитесь, скучно быть королем всего одного королевства, когда под ногами огромная круглая земля.
– Вы сумасшедший и недостойный человек. Пошлая личность. Любые открытия и научные изобретения должны идти на благо всего человечества. Во имя его процветания. А не для возвеличивания одного индивидуума, – возмутился Уэллс.
– Очнитесь, Гэрберт. Эдисон давно доказал, что наука должна работать на благо бизнеса и обогащения отдельной горстки людей. Все, что нельзя заставить приносить деньги, бессмысленно. Каждое изобретение должно приносить доход.
– Доход людям, человечеству.
– Людям требуются Пастухи. Без Пастухов человечество быстро вымрет, перегрызет друг друга. Поэтому наука должна служить Пастухам, только им видно, как и куда должна развиваться цивилизация. Остальное все мифы, фикция, блеф, дурно разыгранный спектакль.
Мы стояли под прицелом винтовки. Весь наш замысел держался на тонком волоске, который вот-вот оборвется с первым выстрелом. Флумен зло смотрел на нас, переводя ствол винтовки с одной цели на другую. Какие странные и страшные ощущения оттого, что ты неожиданно перестал быть человеком, а превратился в живую мишень, при этом я еще и осознавал абсолютную свою беспомощность. Что бы я ни сделал, как бы ни поступил, пуля будет быстрее.
– Вы все мне не нужны. Только Уэллс. Так что без обид.
Флумен нацелился на меня и выстрелил.
Я напрягся, предчувствуя, как пуля прилетает мне в живот и я падаю, захлебываясь кровью, но вместо этого я увидел, как из ствола винтовки распустилась большая алая роза.
– Что за дьявольщина? – вытаращился на розу Флумен.
Он перевернул винтовку и пристально осмотрел цветок, который теперь рос из ствола. Он не мог поверить в реальность происходящего. Это было невозможно, и в то же время это случилось. Оружие смертоубийства превратилось в клумбу.
Я с радостной улыбкой ударил его в лицо справа и закрепил успех мощным ударом в челюсть снизу. Флумен растерянно клацнул зубами и упал на землю, которая вокруг него тут же поросла колючками.
– Что это было? – спросил Уэллс.
Я не знал ответа. И неожиданно почувствовал незримое чужое присутствие, которое было доброжелательным и теплым. Это старый знакомец дракон Примум приветствовал мое возвращение в Межвременье.
– Дракон Примум не может допустить пролитие крови на вверенной ему территории, – ответил я.
– Что будем делать с этим дурным господином? – спросил Штраус.
– Я бы больше не беспокоился на его счет.
Бессознательное тело Флумена оплетала дикая колючка, впивалась в него, сжимала, но он, упокоенный моими ударами, похоже, ничего не чувствовал. Еще несколько минут, и колючка полностью оплетет его, а еще через некоторое время то, что когда-то называлось господином Флуменом, строило планы по преобразованию мира, подчинению его своему единоличному правлению, превратится в колючее перекати-поле и покатится по Межвременью, отдавая ему всего самого себя.
– В таком случае пойдемте. Не хотелось бы попусту тратить время, – сказал Уэллс.
На что я тут же возразил:
– Здесь нет времени.
– Все равно. Нам пора. Веди нас к Архиву, – приказал Уэллс.
На этот раз путь к Дому Дракона занял у меня меньше времени, потому что теперь я знал дорогу. И хотя я просто шел вперед, не выбирая пути, дорога сама подстраивалась под меня, ложилась в нужном направлении, так что, куда бы я сейчас ни пошел, хоть задом наперед, все равно бы вышел к Дому Дракона. Направление не имело значения, как и сама дорога. Только в конечной цели содержался смысл всего.
Мы проходили через поляны с поющими растениями, которые нараспев исполняли чудесную музыку. В ней не было слов, но при этом я знал, о чем они поют. Они пели о мирах, где цветут цветы и порхают бабочки, где нет смерти и нет страданий, где все могут творить и наслаждаться своими творениями. Они пели о безоблачном небе, в котором порхают миллиарды беспечных и счастливых цветов, распуская в разные стороны свои лепестки, которые затем прорастали в другие цветы. В этом месте так хотелось остановиться и замереть, чтобы в полной мере раствориться в чудесных звуках, порождающих новую жизнь! Но мы прошли мимо.
Мы проходили сквозь лес железных деревьев, опутанных проводами, по которым проносились сгустки электрической энергии. Небо в этом странном месте было черным с белыми облаками, похожими на плесень. Здесь было настолько чужеродно и недружелюбно, что мы ускорились, чтобы только побыстрее выбраться отсюда. К тому же я заметил, что у нас появились преследователи. Размером с комнатную собачку железные сороконожки заинтересовались нами и теперь бежали в небольшом отдалении. Когда мы задерживались, они тоже сбавляли ход. Когда мы останавливались, они тоже замирали. Они не хотели идти с нами на контакт. Страшно было даже подумать, к чему могло привести такое желание. Им были просто любопытны непонятные существа, которые забрели в их уголок Межвременья. Наконец они отстали, а мы оказались в новом мире, который сперва нас напугал, но потом мы привыкли, поскольку никто вокруг не замечал нашего появления.
Физически присутствуя в этом мире, мы оставались невидимыми для его обитателей. И нам не нужно было принимать для этого эликсир невидимости, разработанный Уэллсом. Мир просто не замечал нас. А вокруг творилось удивительное. Мы оказались в большом городе, застроенном деревянными двух- и трехэтажными домами. По улицам этого города резво бежали существа, похожие на черепах, на панцирях которых в удобных седлах сидели мохнатые псоглавцы. Они были повсюду. Разъезжали на черепахах, с которыми при этом во время поездки вели увлеченные беседы на своем, непонятном нам языке. Разгуливали по улицам, закутанные в разноцветные туники, из которых выглядывали безволосые, вполне человеческие руки и ноги.
Уэллс с восхищением рассматривал все, что окружало нас. Он молчал, но по его горящим глазами было видно, какой глобальный мыслительный процесс сейчас происходит в его голове. Он видел то, чему все скептики мира отказывали в существовании. Он видел живое проявление многообразия мира и то, что планета Земля, с ее государствами и правительствами, не единственно возможная форма существования разумной жизни. Были и другие альтернативные формы развития как самой жизни, так и общества, и мы проходили сквозь них, наблюдая со стороны чужую жизнь, познать которую могли лишь сторонними безучастными наблюдателями.
Мы прошли еще несколько причудливых мест, полных неразгаданных тайн, прежде чем я увидел знакомые очертания дремлющего дракона Примума, который все так же возлежал возле большого двухэтажного дома с колоннами и балконом, в прошлое мое посещение его не было. На балконе сидел, свесив ноги сквозь прутья решетки, знакомый мне старик Хранитель и кидал камешки в голову Примуму. Дракон же не обращал на них внимания, мирно посапывая и раздувая ноздри.
Наше появление на поляне перед Домом Дракона сначала заметил старичок Хранитель. Он перестал кидать камешки в дракона, замахал приветливо руками, встал и скрылся в здании. И только после этого дракон проснулся, почувствовал, что ему чего-то не хватает, обернулся, посмотрел на пустой балкон и неодобрительно хмыкнул. После этого он вновь обратился к лесу, из которого мы вышли, и увидел нас.
– С возвращением, друзья. Рад вас видеть. Проходите. Старик давно вас заждался. Он ждет вас с того момента, как пришел сюда впервые.
Мы вошли в здание. На пороге нас встречал старик Хранитель. Сложив руки на груди, он смотрел на нас с хитрым прищуром, словно что-то такое знал, о чем мы сами не догадывались. То, что происходило после, оказалось для меня полной неожиданностью. Уэллс подошел к старику и замер, напряженно вглядываясь в него. Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Я не понимал смысла этой немой сцены, пока Уэллс не протянул руку к старику. Старик в ответ тоже протянул руку. Они соприкоснулись, и дальше началось настоящее волшебство. Я видел, как старик на моих глазах задрожал и стал расплываться в бесформенное человекоподобное пятно. При этом они продолжали держать друг друга за руки. Безликий старик продолжал преображаться, словно кто-то лепил из него, как из мягкого пластилина, новое существо. И вот уже из безликого дрожания стали проявляться черты лица, которые показались мне знакомыми до боли в сердце. Напротив Уэллса стоял второй Уэллс. Старик потерял свою индивидуальность и отзеркалил своего гостя, став им. В следующее мгновение оригинальный Гэрберт Уэллс сделал шаг, его зеркальная копия шагнула навстречу. И они слились воедино. Старик Хранитель оказался поглощен Гэрбертом Уэллсом, который сам стоял, потрясенный случившимся, так еще до конца не осознав того, что произошло.
В двери заглянул довольный глаз Дракона Примума. Он подмигнул мне и заявил:
– Дом Дракона избрал нового Хранителя Межвременья.
Уэллс обернулся и спросил:
– Простите, что вы сказали?
– Поздравляю. Теперь вы новый Хранитель Межвременья. Дом Дракона принял вас и признал достойным нести эту службу.
– А куда делся прежний Хранитель? – спросил я, обеспокоенный судьбой старика.
– Он отправился к другим перерождениям. Его ждут новые приключения.
Дракон Примум снова подмигнул.
Уэллс почувствовал слабость в ногах и стал оседать на пол. Я бросился к нему, но моя помощь не потребовалась. Под ним выросло из пола удобное кресло, в которое он и опустился.
– Вы искали укрытие в Межвременье. Межвременье предоставило его вам. Теперь вы можете ждать своего нового воплощения столько, сколько потребуется. Пока народы Земли не смогут вас принять, не используя корыстно ваш гений, – сказал дракон Примум, и большой глаз мигнул и пропал.
Дверь закрылась.
Мы остались одни.
– Что мы теперь будем делать? – спросил я.
Штраус выглядел невозмутимо, словно все, что произошло за последнее невременье, было таким же будничным и обыденным, как поход в табачную лавку.
Уэллс сидел и смотрел безучастно в одну точку на книжном стеллаже. И с каждой минутой из взгляда его уходили растерянность и удивление, их место занимало знание.
Дом Дракона принял его, а теперь он принимал Дом Дракона.
– Теперь ты можешь не беспокоиться обо мне или о моих изобретениях. Мы в надежном убежище, которое я покину, когда человечество дорастет до принятия меня. Но тебе здесь не место. Ты должен вернуться, чтобы закончить дело, подчистить все хвосты, позаботиться о машине времени. Николас, ты должен исполнить последнюю миссию, – сказал Уэллс.
– А как же Штраус? – растерянно спросил я.
Прощаться с Уэллсом, который за столь краткое время нашего сотрудничества стал моим другом и семьей, не хотелось.
– Он нужен мне здесь. А ты должен стать моим Хранителем и проводником в реальном мире. Так что нам предстоит расстаться.
Уэллс посмотрел на меня. И в его глазах было столько мудрости и уверенности, что я сразу поверил в то, что он знает, о чем говорит. Он полностью прав и делает единственно правильный выбор.
– Мне уже уходить? – спросил я.
Голос предательски дрогнул.
– Еще нет. Осталось два последних дела. Где они?
Уэллс привстал из кресла, вытянул шею и стал осматриваться в поисках чего-то, о чем я не знал. Неожиданно он произнес подряд несколько звуков, которыми обычно зовут кошек. И из глубины Библиотеки прибежали три большие кошки. Они были мне знакомы. Я много раз видел их дома у Уэллса. Они имели привычку появляться из ничего и уходить ни во что. Никто никогда не видел, где живут эти кошки, чем они питаются. Они были словно призраки-хранители дома Уэллса на Бромли-стрит.
– Я так и знал, что вы не просто кошки. И не просто так приходили ко мне. Хотя формально вы еще и не приходили, потому что только что появились на свет. Я призвал вас, чтобы вы отправились на Землю и служили мне. Каждая из вас будет появляться в особое время, чтобы стать мне сигнальным маячком. Тебя я нарекаю Миледи.
Дымчатая кошка выгнула спину и довольно замяукала.
– Ты будешь служить мне предостережением против неправильных поступков и действий.
Мне показалось, что кошка Миледи кивнула, словно приняла свое назначение.
– Тебя будут звать Портос. Ты будешь символом будущего.
Все три кошки были большими, но этот кот ориентальной породы и среди двух своих родичей выделялся размерами. Он был просто огромным, размером с большую собаку.
– Ты будешь служить мне маяком знаковых событий, которые изменят будущее как мое, так и всего человечества. Поскольку будущее предопределено и в то же время неопределенно, ты будешь моим надежным проводником к Межвременью, в которое я однажды приду и стану его Хранителем.
Портос принял свое предназначение с достоинством. Этот кот держался так, словно был как минимум принцем крови.
– А тебя я назову Пиратом.
Третий кот, большой, черный, с зелеными глазами и рваным ухом, и правда больше всего походил на Пирата.
– Ты будешь появляться в минуту опасности, чтобы предупредить нас. Идите и не мурлычьте понапрасну. Служите мне и всему человечеству.
Уэллс властно взмахнул рукой, и кошки растворились в воздухе, словно их никогда и не было.
– Теперь я знаю, откуда появлялись эти мяукающие создания, – сказал Гэрберт. – Я сам же и отправил их к себе, чтобы они помогали нам жить. Осталось еще одно дело. Я хочу вместе с тобой увидеть своими глазами мир моего Космополиса. Мир, к которому я так стремился всю свою жизнь. Но, прежде чем мы туда отправимся, я хочу, чтобы ты выслушал мое последнее указание. После того, как мы посетим Космополис, ты вернешься в реальный мир в тот день, когда мы его покинули, перевезешь машину времени в надежное укрытие. Я предоставлю тебе подробные инструкции по всем вопросам. После этого ты соберешь машину времени и при ее помощи вернешься назад во времени и убьешь меня.
– Что?!! – не смог сдержать я изумленный возглас возмущения.
– Ведь эта история о том, как Николас Тэсла убил Гэрберта Уэллса. Она изначально была об этом. И как бы мы ни хотели обмануть самих себя, она останется такой.
– Но зачем? – спросил я.
– Затем, чтобы в реальном мире я и мои изобретения прекратили существовать. И в таком случае исчезнут профессор Моро и другие опасные для человеческой цивилизации явления.
– Но если я убью вас в прошлом, то и в настоящем, здесь, вы исчезнете.
– Совсем нет. Я здесь уже не Гэрберт Уэллс. Я здесь Хранитель Межвременья. Я останусь. И когда человечество достигнет того уровня самосознания, при котором безграничный источник энергии будет использован ради отопления и освещения городов, а не ради уничтожения миллионов людей и всего живого в окрестностях нескольких сотен ярдов, я вернусь.
– Но зачем же вы отправили кошек, чтобы они вас там предупреждали? Если в реальном мире я вас убью.
– О, реальных миров может быть великое множество. К тому же кто-то должен помочь мне открыть Дверь в стене и привести меня в Межвременье. И этими проводниками будут они: Портос, Миледи и Пират. Но хватит об этом. Настала пора отправиться в Космополис. Как я уже говорил, по возвращении ты получишь инструкции касательно моего убийства и вернешься домой, в Лондон, в тот день и час, когда мы покинули его.
Уэллс решительно поднялся из кресла и шагнул ко мне навстречу.
Глава 42. Космополис
Только в Межвременье возможно совершить путешествие в несуществующий мир нереализованного будущего, и только Гэрберт Уэллс мог открыть мне дорогу в этот мир, став моим Вергилием в странном и до невероятности увлекательном путешествии.
Сколько я помню дни, проведенные с Уэллсом за научными опытами, экспериментами и философскими беседами, мы все время обсуждали, каким будет будущее человечества, и неизменно приходили к моделированию Космополиса как идеальной формы существования людей. Конечно, привычный нам хомо сапиенс не способен в силу своей эгоистической сути свободно развиваться в Космополисе, поэтому людям предстоит сделать следующий шаг по лестнице эволюции к хомо новусу. Мы тысячу раз обсуждали это, мечтали и проектировали, пытаясь детально представить этот земной рай, но я никогда не думал, что мне посчастливится увидеть его своими глазами.
Почувствовав новые возможности, которые открылись после того, как он стал Хранителем библиотеки, Уэллс предложил прогуляться в Космополис, чтобы посмотреть, ради чего мы рискнули всем и пожертвовали столь многим. Я не мог поверить, что это возможно. Мне казалось, что это несмешная шутка, тогда Гэрберт молча подошел к ближайшему книжному стеллажу, протянул руку, взял книгу в зеленом переплете с золотым тиснением и потянул на себя. Стеллаж разделился на две части и преобразился в дверь, которую Уэллс открывал за книжку-ручку.
Дверь открывалась мучительно медленно, словно не хотела пускать нас в несуществующий мир. По напряженному лицу Гэрберта было видно, каких усилий ему стоит это открытие. Он нахмурился, брови сошлись к переносице, губы сжались, отчего усы образовали готическую арку надо ртом, а глаза блестели от азарта первооткрывателя. Наконец он справился, дверь открылась, и в библиотеку хлынул золотистый поток света, который на мгновение ослепил меня. Я зажмурился и отвернулся.
Уэллс оценил это как признак нерешительности, протянул руку и неожиданно произнес:
– Иди за мной, и в вечные селенья из этих мест тебя я приведу.
Я обернулся и увидел необычный город, который виднелся в дверном проеме. Свет больше не слепил меня, я взял Гэрберта за руку, и вдвоем мы шагнули за дверь, переступили границу реального и нереального.
Я очутился в большом городе, заполненном светом и различными звуками, которые в первые несколько минут слились у меня в единое какофоническое звучание. Я замер, боясь сделать хотя бы один шаг. Голова закружилась, и я схватился за первое, что попалось под руку, – фонарный столб, на котором висел странный круглый предмет, разделенный на множество секций. Предмет этот был очень похож на гнездо омелы, которые любят паразитировать на деревьях, то ли убивая природную естественную красоту дерева, то ли, наоборот, дополняя и украшая ее. Стоило мне коснуться столба рукой, как этот омелоподобный шар осветился изнутри, словно пробудился, по его поверхности пробежали цветовые волны. Он оторвался от фонарного столба, слетел вниз и повис перед моим лицом.
– Приветствую вас в Космополисе, путешественник. Я ваш личный МОБПУТ–1301134, готов сопроводить вас в любую точку города, рассказать обо всем на свете и сделать ваше путешествие незабываемым, – изнутри омелы раздался приятный мужской баритон.
– Позвольте полюбопытствовать, а что такое МОБПУТ? И что означают эти цифры? – спросил Уэллс, которого не удивило появление этого шара. Он отнесся к нему как к чему-то само собой разумеющемуся. Если бы омела не слетела с фонарного столба, он, вероятно, был бы поражен этим обстоятельством, обхватил бы столб поудобнее и стал бы его трясти, чтобы картина мира приобрела целостность.
– МОБПУТ – МОБильный ПУТеводитель. Цифры означают серию и дату выпуска. 13 – серия, 01 – месяц, 134 – год от основания Космополиса. Я буду сопровождать вас на время всего путешествия по городу.
– Сколько это будет стоить? – спросил Гэрберт.
– Я не понимаю вашего вопроса, – тут же отозвалась омела.
Уэллс нахмурился и попробовал переформулировать вопрос:
– Чем я могу компенсировать потраченное на нас время?
– Вероятно, вы имеете в виду архаичную форму товарно-информационного обмена под названием «деньги». В Космополисе не существует денег. Все услуги, товары и информация предоставляются безвозмездно.
– Что значит безвозмездно? Тогда на какие средства все это существует и работает? – изумился я вслух.
– Не понимаю вашего вопроса, – отозвался МОБПУТ.
Уэллс посмотрел на меня как на неразумного ребенка и сказал:
– Мой друг удивлен, как может существовать такая большая и сложная система, как город, если отсутствует стимул к труду. Ведь человек трудится, чтобы получать за это оплату, на которую он может осуществить свои желания. Даже если человек трудится на любимой работе, его интересы этим не ограничиваются. Здесь же, если я правильно понимаю, каждый человек может получить все, что хочет, без малейших усилий, словно по взмаху волшебной палочки. Тогда откуда появляется желание трудиться, человек может лениться и проживать жизнь в праздности, ведь ему доступно все.
– Человек воспитывается от рождения как человек полезный. Вся система направлена на то, чтобы в процессе воспитания и обучения выявить, какими талантами человек наделен, реализация каких способностей может принести человеку максимальное счастье. Когда потенциал счастья определен, все направляется на обучение и реализацию этих возможностей. Человека изначально воспитывают с магистральной линией – трудиться и реализовываться. При этом большая часть профессий связана так или иначе с творчеством.
– Но ведь есть же люди, не способные ни к чему, неталантливые от природы. Обыкновенные, – сказал я.
– Обыкновенных людей не бывает. Бывают лишь невыявленные или несвоевременные таланты. Вот если у человека врожденный талант добывать огонь при помощи камней или трения палками, то это талант из прошлого. Где-нибудь в каменном веке он мог бы реализоваться максимальным образом, принося его обладателю счастье. Но в современном обществе он устарел и не имеет возможности реализации.
– И что происходит с этим человеком? На фоне остальных успешных людей он загибается и спивается? – спросил Уэллс.
– У нас нет несчастных людей. Для архаично-талантливых мы организовываем тематические парки полного присутствия, где воссоздается идеальная для таких людей социальная обстановка. Но у нас не так много подобных архаиков. Со временем их рождается все меньше и меньше. В основном мы можем правильно уловить и развить талант, который применим в современных условиях. Все люди в Космополисе ужасно талантливы.
– Получать удовольствие от работы, когда ты делаешь научные открытия, пишешь книгу, снимаешь фильм, создаешь новые механизмы, – это вполне понятно и естественно. Но как же люди, которые должны трудиться на заводе по производству продуктов питания или там по обработке заказов по предоставлению товаров и услуг? – продолжал расспросы Уэллс.
– Все эти функции у нас исполняют автоматы. Люди трудятся на более творческих работах, самая простая из которых – координатор роботизированных матриц, – ответил МОБПУТ.
– И что, у вас нет ни одного лентяя, который отказался бы от труда ради постоянных развлечений, как это делали многие люди в нашем времени, что могли себе это позволить по финансовому положению в обществе? – изумился я.
– У нас нет бесцельников. Ведь человек, не имеющий любимого дела и цели в жизни, обречен на несчастное существование и, как следствие этого, развитие целого букета физических и психических заболеваний, таких как алкоголизм, наркомания, военизированная агрессия. Всего этого нет в Космополисе.
– У вас нет алкоголя? – спросил я.
– Он есть во множестве различных комбинаций, но нет алкоголизма. Человек может позволить себе расслабиться, приятно провести время, чтобы на следующий день с новыми силами вернуться к любимому делу, – отозвался МОБПУТ.
– Вы хотите сказать, что у вас нет заболеваний? – спросил Уэллс.
– Человек – живой организм, а живому организму свойственно болеть. Но в первые недели после рождения в организм внедряются микмехи, микроскопические биомеханизмы, которые бдительно следят за его здоровьем, отслеживают все изменения и предотвращают развитие заболеваний, а если оно все же случилось, то оперативно излечивают его. Поэтому у нас могут быть люди, заболевшие простудой на пять минут, или сломавшие ногу на три минуты. В остальном люди здесь так увлечены делом, что им некогда болеть.
– Вы хотите сказать, что вы победили старость и теперь человек может жить вечно? – спросил Уэллс.
– Человеческая оболочка изнашивается, несмотря на все действия микмехов. Микмехи могут предотвращать болезни, следить за гармоничным развитием тела человека, устранять негативное влияние среды, но они не могут сделать человека бессмертным. В среднем человек в Космополисе живет больше, чем в ваше время.
– Какая средняя продолжительность жизни в Космополисе? – спросил я.
– Триста лет, – ответил МОБПУТ.
– Но как это возможно, если, по вашему же утверждению, Космполис существует всего лишь 134 года? – нашел логическую нестыковку Уэллс.
– В Космополисе пока нет ни одного старца. Но на основании показаний микмехов каждому человеку рассчитан КОПРОЖИЗ, КОэффицент ПРОдолжительности ЖИЗни, который, впрочем, можно откорректировать путем введения определенных алгоритмов обновления, но глобальным образом увеличить его нельзя. Да, у нас нет пока ни одного старейшины, и все население Космополиса молодо, но мы можем спрогнозировать демографическую ситуацию на столетия вперед.
– Хорошо. Веди нас по городу. Если у нас будут вопросы, мы попросим у тебя разъяснений, – приказал Уэллс.
Омела МОБПУТа крутанулась вокруг своей оси и поплыла вперед, указывая нам дорогу.
Это был не город, а огромный человеческий муравейник, но не тот, где человек становился всего лишь деталью, винтиком в социуме, а тот, где каждый человек был самодостаточной, значимой для окружающих личностью. Здесь не человек трудился ради города и общества, а город и общество трудились ради человека. Вокруг меня простирались пересечения улиц, и десятки высотных домов в сотни этажей возносились к небу, и там, в вышине, они соединялись друг с другом гирляндами закрытых лестниц и переходов, по которым гуляли люди и ездили механизмы.
Я видел раньше небоскребы во время моего пребывания в Америке, но и помыслить не мог, что они могут быть настолько высокими и величественными. В Америке это были массивные здания, своеобразный вызов человека небу, они загромождали небо, старались оградить человека, стоящего на тротуаре, от солнца и облаков. В то время как небоскребы Космополиса скорее символизировали союз человека с небом. Они были настолько воздушными и изящными, что оставляли впечатление нерукотворного создания.
Между небоскребами курсировали летательные аппараты. Они были разные по размерам, какие-то управлялись пилотами, в каких-то не наблюдалось никого, но были и такие, где пилот просто не мог поместиться.
Десятки тысяч леталок размером с воробьев наполняли небо, сновали по своим делам, ведомым только им самим и программам, которые управляли их полетами. Они забирали с распределительных складов товары и развозили их по клиентам. Они осуществляли множество разнообразных операций, вникать в которые у нас не было ни времени, ни желания.
Тысячи леталок размером с орлов лавировали между зданиями, контролируя их жизнедеятельность. В случае, если они обнаруживали аварийную ситуацию, отправляли сигнал тревоги на центральный городской мозг, по которому к месту аварии высылались ремонтные воробьи.
Сотни воздушных медуз изящно с ускорением взмывали от тротуаров к самым вершинам небоскребов и медленно опускались назад к мостовым. В их полупрозрачных куполах, опутанных искрящимися жгутами и переливающейся огнями бахромой, двигались люди, которым срочно требовалось подняться на самый верх небоскребов или вернуться с небес на землю.
Десятки леталок размером с дельфинов, управляемые пилотами, развозили пассажиров между небоскребами и за пределы города. Они же и поднимали их в самую небесную вышину, где высоко-высоко над крышами всех жилищ плыли два небесных левиафана, которые, несмотря на свои размеры, не затмевали солнце, а отражали его свечение, наводняя свежестью и яркостью мир на земле.
Почему-то мне не хотелось сравнивать эти леталки с привычными в моем времени дирижаблями, аэростатами и планерами. При условии их функциональной схожести, они не имели ничего общего в дизайнерском исполнении с местными летающими аппаратами, как, впрочем, и все здесь разительно отличалось от привычных для нас предметов, словно эволюция технической мысли пошла по совершенно иному, неведомому нам пути.
МОБПУТ повел нас вперед по мостовой к посадочной площадке, к которой опускалась воздушная медуза. Возле нее стояли люди, одетые, в отличие от лондонцев нашей эпохи, которые предпочитали строгую однотипную практичную одежду, разнообразно и вычурно, словно через свои платья и костюмы люди пытались выразить свою индивидуальность. В то же время их одежда была практичной и функциональной, каждый элемент ее был тщательно продуман и удобно воплощен. Двое мужчин о чем-то увлеченно разговаривали, но я не мог разобрать ни слова из-за защитного купола, который их экранировал от окружающего мира. Рядом стояла девушка и листала руками что-то невидимое в воздухе. Она работала в своем собственном смоделированном мире, который был недоступен посторонним, в то же время, продолжая передвигаться по городу, ведомая личными автоматическими помощниками. Еще несколько мужчин терпеливо, без намека на раздражение, ожидали прибытия медузы. В их поведении не было ничего необычного и любопытного, поэтому они тут же потеряли для нас интерес.
Медуза плавно опустилась на посадочную площадку и подняла покровы купола, выпуская людей. После того как все вышли, мы вошли внутрь. Не было никакой толчеи, раздражения или торопливости. Все было сдержанно и величественно, точно мы были на каком-то великосветском приеме. Купол закрылся, и медуза плавно оторвалась от площадки, стремительно набирая скорость. Мы воспарили над землей, и опомниться не успели, как оказались на самой вершине одного из небоскребов. Медуза выпустила нас, и мы пошли вслед за МОБПУТом, который следовал одному ему известным маршрутом.
Он привел на панорамную смотровую площадку, где кроме нас не было ни одного человека. Увлеченным повседневными делами и работой, людям не оставалось времени, чтобы предаться созерцанию города из одной с самых высоких точек.
МОБПУТ замер в воздухе у края площадки и заговорил. Он начал рассказывать об истории сотворения Космополиса, но Уэллс перебил его:
– Скажи пожалуйста! Каждый занимается своей любимой работой. Но есть ли какие-то глобальные общечеловеческие проекты, идеи, цели, над которыми сейчас трудятся граждане Космополиса?
МОБПУТ радостно заиграл огнем и тут же заговорил:
– Все помысли людей сейчас устремлены в космос, который активно осваивается и завоевывается. Человеческий разум направлен на открытие и познание космических законов. Космические корабли землян на постоянной основе летают между планетами Солнечной системы и осваивают трассы дальнего космоса. Готовится отправка первой космической экспедиции для колонизации одной из планет земного типа.
Я хотел задать вопрос, который волновал меня больше всего, но Уэллс опередил:
– Удалось ли людям установить контакт с инопланетными цивилизациями?
– Первый контакт состоялся восемь лет назад. Подробнее об этом вы можете узнать по специальному запросу. На сегодняшний момент человечество находится в дипломатических отношениях с восемью инопланетными цивилизациями, и список этих цивилизаций с каждым годом расширяется. Космополис подал заявку на вступление в Союз Разумных, который объединяет разнопланетные цивилизации. В следующем году состоится собрание Союза, на котором будет принято решение о нашем включении в Космическое братство.
Размах деятельности Космополиса поражал. Как и его внешний вид, что открывался с обзорной площадки. Космополис распространялся во все стороны и уходил далеко за горизонт, так что я не видел ни начала, ни конца. Складывалось впечатление, что на Земле не осталось ни одного свободного места, которое бы не занял Космополис. Но в то же время он состоял не только из городских кварталов, застроенных домами и дорогами, но также из парков и водоемов, которые зелено-голубыми оазисами вносили разнообразие в городской пейзаж.
– А как управляется Космополис? Кто стоит во главе города? – спросил Гэрберт.
– Город управляется Советом, в который входят ученые и профессионалы своего дела.
– Вы имеете в виду политиков? – переспросил я.
– В архаичное время была такая профессия – политик. Но сейчас с развитием Космополиса она утратила свое значение. Поскольку общество направлено на саморазвитие и научное постижение мироздания. Нет потребности в профессиях-паразитах, – ответил МОБПУТ.
– А как же дипломатические контакты с инопланетянами?
– С этим прекрасно справляются ученые ксенопсихологи и социоматики. Этот мир управляется учеными и художниками, чья деятельность нацелена на процветание всего общества, а не процветание отдельных индивидуумов, которым посчастливилось присосаться к государственной машине, – произнес МОБПУТ.
– Это потрясающе! – не смог сдержать возглас восхищения Уэллс.
– Какие у вас пожелания по посещению Космополиса? – спросил МОБПУТ.
– Покажи нам людей, которые живут и гордятся своей профессией, которые получают удовольствие от своей работы, – попросил Уэллс.
– Я не могу показать вам каждого человека в Космополисе. На это уйдет большое количество времени. Если вы хотите, я могу произвести точный расчет, но уже сейчас могу сказать, что требуемое время для проведения этой операции в десятки раз будет превышать мой рабочий ресурс, – ответил МОБПУТ.
– Отменяется. Я неверно задал задание. Я прошу тебя показать одного-двух человек, которые получают удовольствие от своей работы, – поправил запрос Уэллс.
МОБПУТ крутанулся вокруг своей оси, замер и через мгновение выдал решение:
– Чтобы не тратить время на перелеты, я покажу вам профессионала, обитающего в этом жилом конгломерате. Моделятор реальности живет двумя этажами ниже этого уровня.
– Наш визит будет уместным? Мы не помешаем ему? – спросил Уэллс.
– Сейчас сделаю запрос, – отозвался МОБПУТ. – Господин Юсов ждет нас.
Для спуска мы воспользовались скоростным лифтом, который вызвал МОБПУТ. Прозрачная кабина поднялась из крыши, распахнула перед нами двери, и мы вошли внутрь. Спуск мы даже не заметили, потому что через мгновение кабина остановилась на залитом светом этаже. Здесь практически не было мебели, только огромные выпуклые экраны висели в воздухе. На них транслировалось видеоизображение, которым управлял человек в серебряном костюме, сидящий в стальном коконе. Он даже не обратил внимания на наше появление, так был увлечен своим делом. Никакой мебели, ничего лишнего на этаже не было, что могло бы отвлекать и смущать владельца.
МОБПУТ подплыл к серебряному человеку и завис рядом. Мы подошли и увидели, что глаза человека скрывали большие черные очки. Он обернулся, посмотрел слепо на нас и помахал приветственно.
– Поступил запрос, что вы хотите увидеть работу Моделятора реальности. Вероятно, вы, ребята, собираетесь сменить профессию. Похвально. Попробую показать вам на паре примеров, что я делаю. Загружаем мир. Коротко. Моделятор реальности создает с нуля новый мир, в котором могут действовать как земные социально-общественные и научно-технические законы, так и отличные от земного аналога. Мир может создаваться для личных целей. В таком случае он будет иметь статус закрытого, и попасть в него можно будет только по индивидуальному приглашению, высланному лично Мастером. Также мир может быть создан для общественного использования. И тогда он будет иметь статус открытого. После процесса его формирования любой гражданин Космополиса может войти в такой мир, жить в нем и пользоваться им. Сейчас я покажу, что это такое. Для удобства демонстрации я покажу вам элементы разработанных мной миров. Приятного погружения.
На этих словах перед нашими лицами в воздухе материализовались очки, подобные тем, что были на серебряном человеке. Мы надели их, и мир вокруг перестал существовать. Мы оказались в другом мире, который чем-то был знаком мне.
Модель первая
Укрывшись за заводским экипажем с тяжелым револьвером в руке, когда над головой свистят пули, а рядом лежит тело несчастного, которому не повезло этим утром оказаться не в том месте и не в то время, Туровский испытал давно позабытое чувство азарта. Он, словно старый охотничий пес, списанный на пенсию, вдруг опять унюхал лисий след, вокруг трубят рожки, грохочут выстрелы, но ему все нипочем, главное – след и цель. Он будто во времени провалился и вновь оказался на своем первом деле, когда, еще вчерашний сержант полиции Санкт-Петрополиса, занялся частной практикой и оказался под перекрестным огнем бандитов, которым все равно, какой формы у тебя значок и что написано у тебя в лицензии.
Стреляли кучно, так что даже голову из-за капота не высунуть. По всей видимости, у Серых доков организовали засаду, только вот непонятно, каким образом эти наглые стрелки втравили в авантюру Гонзу Кубинца. В его преданной дружбе Туровский никогда не сомневался. Он с ним столько всего вместе хлебнул, что доверял ему больше, чем самому себе. Стало быть, кто-то умудрился перехватить звонок с завода и проявил чудеса оперативности, прибыв к Серым докам первым. А это приводит к неутешительным выводам, что на «Туровской» пивоварне завелась крыса. И Даг нисколько не сомневался, что за этой крысой и засадой стоит господин Лерман, владелец «Волчьей пивоварни», которому изысканные пенные сорта «Туровского» как кость в горле. Ведь сколько бы он ни пыжился, ни боролся по правилам, вытеснить Туровского с рынка никак не получалось. Вот и решил разыграть мокрую карту. А что? Пуля в голову, тело под пристань, «Туровская» пивоварня уходит с молотка, и приобретает ее господин Лерман, чтобы сделать частью своей «Волчьей» империи. Не выйдет, не на того напали.
Даг дождался затишья между выстрелами и осторожно выглянул из-за капота. В такой темени стрелка точно не разглядеть. Громыхнули два выстрела, он нырнул назад в укрытие, ругая стрелка последними словами из жаргона уличного плебса, но стрелок был неважнецкий, пули ушли куда-то в сторону.
Туровский попытался определить, откуда стреляли, но сделать это одним глазом, рискуя получить пулю в лоб, оказалось крайне затруднительно. Судя по звуку, стреляли из пистолета, значит, бандит находится где-то неподалеку. Даг изловчился несколько раз выстрелить в том направлении, откуда, по его предположению, палили, но результата это не принесло. С тем же успехом он мог с завязанными глазами стрелять по комарам. Ой, какие же они дикие, мелкие и голодные были в этом году! Хорошо, что с наступлением холодов прекратили докучать, чего нельзя сказать об этом стрелке, который его достал. Нельзя же все оставшееся утро заниматься вялой перестрелкой друг с другом. Во-первых, холодно, не август месяц все-таки, а вполне себе такой октябрь. Во-вторых, мокро, а синоптики обещали проливной дождь, хотя они еще те гадалки на кофейной гуще.
Стрелок явно засел вон за той синей будкой причального сторожа. Больше ему деваться некуда. А это могло означать одно из двух: или старика Дубова уже нет в живых, или он сам и есть стрелок. В последнем Туровский сильно сомневался, так что на горизонте маячило два свежих трупа, а это изрядно омрачало ему настроение. Он решил попробовать сперва рвануть до того фонарного столба, за которым может укрыться разве что обгоревшая спичка, а потом, если ему повезет, одним рывком допрыгнуть до будки сторожа, а там жизнь покажет, у кого кулаки крепче и чей хук справа более эффективен. Но стрелок, видно, умел читать мысли, потому что он сделал пару выстрелов, на шляпу Дага посыпался стеклянный дождь, и затих. «Может, у злодея патроны кончились?» – родилось предположение. Туровский осторожно выглянул. Для острастки продырявил будку сторожа в трех местах и вновь спрятался, но в ответ не стреляли. А через минуту чуть дальше по набережной взревел мотор катера. Сомнений не оставалось – бандит пытается улизнуть.
Туровский выскочил из-за укрытия и бросился бегом в сторону отчаливающего катера. Он его не остановит – не прыгать же на борт с проворством молодой мартышки из зоопарка, это только в фильмах про агента Петровича срабатывает, но вот модель агрегата и номер стоит попытаться запомнить. Пробегая мимо будки, он заметил старика Дубова. Он лежал лицом на столе, и из спины его торчала рукоять ножа. Спи спокойно, старый ворчун, ты поймал свой страховой случай, сгорел на работе, где, по логике мироздания, должен был досидеть до гробовой доски. Впрочем, так и получилось, только лет на десять раньше ожидаемого. Туровский затормозил у края пирса, увидел уходящий черный катер модели «Ласточка», неприметная, повседневная машина, на таких полгорода катается, номерные знаки замазаны какой-то дрянью. Даг не удержался и сделал пару выстрелов по катеру, но с тем же успехом мог просто высыпать патроны в канал.
Контакт разорвался, и мы вернулись в покои Модулятора реальности. Он не дал нам перевести дух и загрузил в новую модель.
Модель вторая
Раздался раздирающий слух скрежет и вслед за ним ритмичный лязг. Десантную капсулу основательно тряхнуло. Она стала заваливаться набок, но включившиеся стабилизаторы выровняли падение. Где-то в стороне уныло ухнуло, и тут же прозвучал взрыв. За ним последовала оглушающая канонада. Шлемофон десантной брони приглушил звуки, но не убрал полностью. Капитан Курц Дон Горн продолжал слышать грохот взрывов, понимая, что каждый разрыв несет в себе гибель кого-то из братьев. И его жизнь также висит на волоске.
Жизнь солдата – игра со смертью в прятки. Чуть зазеваешься – и готовься к слиянию с вечностью в чертогах Универсума. «Миллиарды станут единым целым. Один станет как миллиард», – говорили Верховные Братья. Сколько Курц помнил себя, он все время слышал эти слова, которые звучали как мантра. С детства, которое он практически не помнил, за исключением редких эпизодов, им втолковывали, что жизнь в Миру – это испытание, ниспосланное Универсумом, чтобы определить место каждой единицы в грядущем слиянии. И каждый должен показать себя с лучшей стороны, выложиться по полной, положить свою жизнь на построение Храма Универсума, стать кирпичиком в его целом. Чтобы все народы обитаемых миров смогли выйти из тьмы заблуждений и встроиться в Универсуме. Тот, кто откажется принять веру, поднять знамя Храма, заслуживал уничтожения. Так говорили Верховные Братья. Так учили они в Инториумах, куда попадали все дети по достижении шестилетнего возраста и где жили они до совершеннолетия.
В Инториумах из сырых живых заготовок делали граждан Храма. На последнем году обучения они получали специализацию. Те, кому повезло, становились солдатами Экспедиционного корпуса. Они отправлялись на освоение новых территорий, нести свет истины диким необразованным народам, для которых учение Универсума – тьма черной дыры. Но дикари не способны принять учение на веру, поэтому требовались солдаты, пушечное мясо, которые готовы пожертвовать собой, чтобы занять достойное место в Универсуме. Курцу Дон Горну повезло. Он сразу получил распределение в боевое братство. Повезло ему и в том, что не пришлось долго ждать Похода. Иные выпускники Инториума, бывало, годами ждали отправки Экспедиционного корпуса, проводя в виртуальных тренировочных сражениях месяц за месяцем.
Новая встряска. На этот раз взорвалось где-то рядом. Десантную капсулу подбросило. По корпусу пошла нарастающая вибрация. Стабилизаторы пытались ее заглушить, но не справлялись. Десантная капсула предназначена для эксплуатации в экстремальных условиях, но и у нее есть предел прочности. Если долго и упорно долбить в одно и то же место, рано или поздно образуется дыра.
Солдат имеет право видеть, как гибнут его товарищи, а также имеет право посмотреть в глаза своей смерти. Поэтому любой член экипажа мог включить изображение, поступающее с внешних камер, и наблюдать реконструируемую картину боя. Но обычный выбор солдата – нестись в капсуле навстречу неизвестности, молиться и надеяться на благополучный исход. Их готовили к тому, чтобы они не задумываясь отдали жизнь на благо Универсума. И время нахождения в десантной капсуле они тратили на то, чтобы подготовиться к тому, что начнется там, на поверхности планеты, к тому, для чего их готовили в Инториумах. Пускай и не все доживут до этого. Наблюдение за боем могло рассеять внимание, снизить решимость, посеять страх в сердцах слабых духом. Но Верховные Братья не запрещали этого, несмотря на все риски.
Курц Дон Горн недолго думал, прежде чем включить картинку. Он чувствовал, что готов к возложенной на него миссии. Только не хватало какой-то маленькой детали, чтобы запустился механизм воина. Поэтому он отдал мыслеприказ, и перед глазами развернулось объемное изображение. В мгновение он перестал быть человеком, а стал десантной капсулой, что неслась сквозь пространство, огонь и смерть, что кружили вокруг нее, к выглядывающей далеко внизу голубой планете.
Их было несколько сотен, десантных капсул, что высеял Исподрун, огромный экспедиционный крейсер, что висел высоко над ними, отчаянно прикрывая высадку из всех бортовых орудий. Вокруг кружили тучи терцев, истребителей. Они держались звеньями по шесть машин. Хаотично бороздили космос, рассыпаясь в разные стороны, чтобы тут же собраться вместе и слаженно ударить по кораблям врага. Их было несколько десятков крейсеров, не идущих ни в какое сравнение с Исподруном. Защитники Квантума, планеты, на которую сейчас проводилась высадка Храмовников, сопротивлялись отчаянно, не щадя себя. Они не были готовы к появлению врага и теперь стягивали со всех концов системы боевые силы, чтобы отразить нападение и прекратить высадку Экспедиционного корпуса на планету. Только у них не было никаких шансов. Пограничные крейсера не способны сдержать их натиск. К тому же к планете подходил второй Исподрун. На границе системы его продвижение задержали боевые станции Квантума, которые он уничтожил, разложив на атомы, и продолжил путь.
Насколько позволял обзор – вокруг плясал огонь. В оранжевых всполохах, разрывающих черноту космоса, летели десантные боты. Квантумцы отчаянно их отстреливали. Корабли планетарной обороны прицельно били по вражеских спорам, что высеивал Исподрун. Боты горели, взрывались один за другим. Страшное зрелище, способное подорвать боевой дух нестойких. Лишь один из десятка доберется целым до поверхности планеты. Столь высокую цену платили Храмовники во имя идеи великого Универсума.
За несколько часов до входа в чужую планетарную систему по всем палубам Исподруна прозвучал громкий голос брата Кована. Он входил в число трех Верховных Братьев, что возглавляли Экспедиционный корпус. Брат Кован рассказал бойцам о том, что ждет их на планете Квантум. Во вводной лекции говорилось об инфраструктуре планеты, о ее жителях, о том сопротивлении, что возможно они встретят при десантировании. Также ставились боевые задачи, обозначались наиважнейшие цели, которые требовалось выполнить в течение первого часа после десантирования. Брат Кован не предупредил их о том аде, что развернется вокруг во время высадки. Подразумевалось, что они должны быть к нему готовы.
Но Курц Дон Горн не был готов. То, что он увидел вокруг, чуть было не уничтожило его. Он впервые в жизни почувствовал страх, который грозил перерасти в леденящий, уничтожающий разум ужас. Как бы ни велика была идея Универсума и как бы ни сильна была вера в него, не каждый был способен вот так просто смириться со своей смертью. Как бы ни старались Верховные Братья в деле воспитания Храмовника, но полностью стереть человеческое у них не получилось. В каждом оставалась, пусть и крохотная, частичка того первобытного человека, что когда-то разводил костер возле пещеры и отпугивал огнем диких животных, защищая свою семью. Кто с мечом и щитом сражался против врагов, оберегая свои земли от захватчиков. Кто впервые вышел в космос на примитивном исследовательском корабле, чтобы облететь планету и вернуться домой с уникальными данными. Кто впервые отправился в полет длиною в жизнь к отдаленным планетарным системам, еще до изобретения Пробойников и прокладки подпространственных туннелей. Этот человек делал свое дело, но в то же время боялся. И как бы ни пытались Верховные Братья уничтожить в них чувства, оставив только чистый разум, рациональный, лишенный всей наносной шелухи, у них не получалось довести это до конца.
Теперь, оказавшись в стальной скорлупке, сброшенной на чужую планету, Курц Дон Горн понял отчетливо, что он хочет жить во что бы то ни стало. Он не готов умереть во имя Универсума, во славу Храма Его. Он не хочет так бездарно расходовать свою жизнь. Несмотря на распределение, участь простого солдата его не устраивает. Он хочет большего. Он хочет сам распоряжаться чужими жизнями. Он хочет стать одним из Верховных Братьев, что сейчас в безопасности сидели в Исподруне, решая, кому умереть, а кому жить. Но что он мог сделать, находясь в вибрирующей от перегрузок десантной капсуле?
Отчаянье затопило его разум. Находись рядом кто-то из Верховных Братьев, живым бы он не ушел. Курц разорвал бы его в клочья голыми руками, даже бронекостюм бы не помог. Отчаянье сменила ярость, которая на мгновение ослепила его. Курц готов был броситься на братьев, что испытывали с ним одну и ту же судьбу в десантной капсуле, но он не видел их. Только бескрайний космос, чье спокойствие оскверняли стальные корабли, поливающие друг друга огнем из всех бортовых орудий.
Курц Дон Горн увидел, как крейсер Квантума выплюнул сгусток энергии, который понесся навстречу капсуле, в которой он падал к планете. Он видел, словно в замедленной съемке, как луч энергии тянется к нему. Еще несколько мгновений – и он сотрет десятки человеческих жизней из реальности, в том числе и его. И Курца совсем не утешала мысль, что тем самым он воссоединится с Универсумом, где «миллиарды станут единым целым, а один станет как миллиард». Ярость, игравшая его разумом, не позволяла ему смириться с этой участью.
Курц Дон Горн увидел, как пространство вокруг сплелось в гигантскую сеть, миллионы голубых энергетических нитей связали корабли, капсулы, истребители, планеты, светило и даже самую крохотную мельчайшую частичку, что болталась миллионы лет в космосе. Ничто здесь не происходило просто так. Все имело свою причину и последствия, все было взаимосвязано, и, увидев эту связь, Курц Дон Горн смог воздействовать на реальность. Силой мысли он потянулся к синим нитям и дернул одну из них. Звено терцев соединилось вместе и тут же атаковало крейсер Квантума. Курц дернул другую нить – и на пути вражеского луча, который должен был распылить его капсулу, оказался квантумский истребитель, который словно нарочно вылетел ему навстречу. В то мгновение, когда предназначенная им смерть изменила свои планы, Курц почувствовал, как силы покинули его. Он стал слабым, как ребенок. Перед глазами поплыли красные круги, и он потерял сознание, разрывая мысленную связь со следящими системами десантной капсулы.
Курц Дон Горн не знал, что то, что он сейчас испытал, квантумцы называли «поймать молнию», а людей, способных на это, искали по всем Двенадцати мирам Содружества эмиссары «Золотого корпуса», чтобы воспитать из них элитных гвардейцев, которые были бы способны не только поймать молнию, но и укротить ее, и в итоге стать ей.
– Хорошо. Но скажи, а есть ли в вашем мире проблемы? – спросил Уэллс, как только мы покинули Моделятора реальности Юсова.
– Конечно, как и в любом другом городе, в Космополисе каждый день возникают проблемы, которые мозги районов и центральный мозг решают в круглосуточном режиме, – ответил МОБПУТ.
– Нет. Я имел в виду другое. Как бы правильно сформулировать? А есть ли в Космополисе несчастные люди? Если есть, то покажи нам.
МОБПУТ неподвижно завис в воздухе, что выглядело очень неестественно, поскольку до этого он ни на мгновение не останавливался. Он летал, вращался вокруг своей оси, переливался огнями. Теперь же он просто висел, как будто его отключили от источника питания.
– Кажется, вы его испортили, Уэллс, – заметил я.
Гэрберту, видно, тоже так показалось. Он протянул руку и постучал кончиком указательного пальца по корпусу МОБПУТа. Это не произвело никакого впечатления на прибор. Он молчал.
– Вероятно, включился какой-то протокол, который блокирует ответы на неудобные вопросы, – задумчиво произнес Уэллс. – Что позволяет мне сделать вывод, что не все так просто в Космополисе, хотя, надо признаться, то, что мы увидели, производит изрядное положительное впечатление.
МОБПУТ вздрогнул, поднялся на два фута вверх, налился оранжевым светом и заговорил:
– Для выполнения вашего запроса мне пришлось связаться с центральным мозгом города. Как и в любом человеческом обществе, есть здоровые люди, а есть временно больные. Если человеческое тело мы научились лечить до наступления заболевания путем ежедневного контроля и профилактики при помощи микмехов, то душевное состояние человека – куда более сложный процесс, который, с одной стороны, зависит от корректной жизнедеятельности мозга. С другой стороны, от точной настройки более сложного конструкта, который именуется душой.
– Кажется, он пытается нам сказать, что у них тут есть свой вариант Бедлама, – сказал я, и МОБПУТ тут же мне ответил:
– Бедлам – архаичное учреждение для лечения душевнобольных. В какой-то степени это определение может подходить под наш случай. Только у нас нет таких массовых заболеваний, чтобы для этого потребовалось целое учреждение. Наши случаи скорее локальны и единичны и быстро устраняются. Позвольте продемонстрировать. Для демонстрации данного явления я покажу вам учебный фильм, который сделан для корректоров сознания. Демонстрация вживую, как вы изволили выразиться, несчастных людей запрещена.
При слове «запрещена» Уэллс недовольно поморщился. Даже здесь, в мире, где царила полная свобода личности, оказалось что-то запрещенное. Это было так же неприятно, как во время романтической прогулки с девушкой ясным летним днем угодить под снегопад.
МОБПУТ еще немного поднялся вверх и раскрылся на две половинки, как раскрывается книга. Из его центра протянулся луч света, который развернулся и образовал в свободном пространстве на крыше картинку. Она мгновенно заполнилась вращающимися геометрическими фигурами, которые выглядели объемно и очень реалистично, словно находились вживую здесь на крыше. Проекция расширилась. Из МОБПУТа зазвучала приятная музыка, которая сменилась дикторским басом. Одновременно с этим мы увидели парк с густыми зелеными насаждениями, в которых прогуливались довольные и счастливые люди.
– Космополис – крупнейшее городское образование планеты Земля. Здесь выстроены все условия, чтобы человек мог саморазвиваться и реализовываться, но, к сожалению, и в условиях максимально благоприятных для жизни индивидуума случаются сбои. В поиске счастья человек находит любимый род занятий, который позволяет ему обрести его. Но бывают случаи, когда человек настолько увлечен своей работой, что доводит себя до несчастья и саморазрушения.
Читать бесплатно другие книги:
