Сновидец. Мистер Невозможность Стивотер Мэгги

35

Ронан приснил Мэтью случайно.

Дело было под Рождество. Когда дни становились короче, а ночи длиннее. В это время года он по обыкновению становился беспокойным. По мере того как дни шли на убыль, внутри него росло предвкушение, вырываясь наружу под конец декабря и оставляя его снова прежним.

Теперь он понимал, что причина крылась во всплеске силовой энергии. Но тогда, будучи ребенком, сновидцем, которому не дозволялось облекать сны в слова, он не знал ничего иного, кроме своего беспокойства. К тому же его волнение усугублялось поведением Диклана. Если Ронан по мере приближения зимнего солнцестояния становился все более живым, то с Дикланом происходило обратное. У него появлялись круги под глазами. Настроение резко ухудшалось. В то время братья еще не ссорились, как в более старшем возрасте, но семена разлада уже дремали в промерзшей почве.

Та зима выдалась на редкость теплой, и за несколько дней до Рождества Аврора отправила мальчиков на улицу погонять мяч. Счастью Ронана не было предела, когда братья обнаружили, что побелевшие поля вокруг фермы заполонили скворцы. Сотни, возможно, тысячи. Впервые завидев братьев, выходящих из дома, птицы взмыли в небо, превратившись в огромную ленту из темных точек, словно ноты на странице тетради, и также быстро приземлились всего в нескольких ярдах от них.

Это было намного заманчивей, чем пинать мяч. Какое-то время братья вместе играли в игру, кто сможет подойти к стае ближе.

Ронан победил. Отчасти потому, что был ниже ростом, чем Диклан, и, следовательно, более незаметным, но также потому, что хотел этого с невероятной силой. Мальчик оказался очарован этой стаей летунов, этим многоголовым существом, свободно отрывающимся от земли. Каждая птица была индивидуумом, но взлетая в небо, они становились одним целым, чем-то более величественным, чем могли бы быть сами по себе. У Ронана не было слов, чтобы описать, какие чувства они в нем рождали, он был в восторге. И жаждал поделиться этим с Дикланом.

– Хотел бы я иметь птичье войско, – сказал он.

Диклан скривил губы.

– Не думаю, что это слишком интересно.

– Тебе никогда ничего не интересно. Ты самый скучный человек из всех, кого я знаю.

Диклан подобрал мяч. Очевидно, игра была окончена.

Без предупреждения Ронан рванул прямиком в стаю. На мгновение воцарилась тишина, а затем все птицы взлетели разом, окружив его со всех сторон.

Это напоминало сон. Крылья сверху, крылья снизу, крылья. Бесчисленное количество птиц. Слишком много голосов, чтобы различить один. Мальчик поднял руки. Земля и воздух кишели птицами, так надежно скрывая обоих братьев, что со стороны казалось вполне возможным, что они покинули землю вместе со стаей.

– Представь себе полет, – подумал он. – Представь, что летишь наяву. Представь, что видишь сны наяву…

Вскоре птицы улетели, и остался просто мальчик, стоящий посреди поля. Он не летел. Бодрствование мало напоминало сон. Его старший брат стоял чуть поодаль, зажав мяч под мышкой и глядя на него с выражением смутного недовольства.

Никогда раньше Ронан не испытывал такой агонии, но даже сейчас не мог подобрать слов, чтобы выразить ее.

Несколько дней спустя, в самую короткую ночь в году, Ронану снились птицы, только на этот раз их было меньше, и это были вороны, а не скворцы. Птицы во сне целенаправленно слетались к месту на поле, изучая что-то в траве. Они бормотали себе под нос: посторонитесь, расступитесь, пропустите.

Вороны разлетелись, едва Ронан подошел взглянуть, что их заинтересовало. В траве на этом месте он обнаружил белокурого младенца.

В своем сне Ронан без подсказки понимал, что это его новый брат.

Ребенок ему улыбнулся. Маленькие ручки уже тянулись к Ронану, чтобы его взяли на руки. Он был так счастлив, так рад его видеть.

Не стоило и говорить, что этот брат будет рад ему всегда.

– Привет, – сказал он малышу.

И тот засмеялся в ответ.

Ронан тоже рассмеялся, и противное чувство, поселившееся внутри после той игры в мяч, рассеялось. Он поднял своего нового брата из травы.

А потом он проснулся. Мэтью Линч все еще был поблизости, в коридоре за закрытой дверью спальни, визжащий и абсолютно новехонький.

Однако существовало то, чего Ронан не знал. Он не понимал, что приснил Мэтью. Что Мэтью – его сон. Сейчас Ронан уже не мог вспомнить, как в то время себе это объяснил, но, должно быть, это было что-то уместное и тщательно продуманное, поскольку все, что он помнил о том времени, это собственный восторг от того, что у него появился новый младший брат. В его памяти не осталось подробностей того события, пока однажды, во время одного из его особенно деструктивных периодов в старшей школе, Диклан не припер его к стенке и не выложил всю историю. Ниалл Линч тоже любил рассказывать истории, но они всегда были наградой. Только эта стала наказанием. Предупреждением.

– Мэтью тебе приснился, – сказал Диклан. – Неужели не дошло? Если тебя убьют, его жизнь тоже оборвется.

– Я не мог этого сделать, – ответил Ронан, хотя и понимал, что брат говорит правду. Он изо всех сил гнал от себя это воспоминание. Чему способствовал тот факт, что Мэтью не материализовался рядом с проснувшимся Ронаном. Как и присненный лес, он появился в некотором удалении от своего сновидца.

И кроме того, в таком случае он не смог бы подобрать слов, чтобы рассказать о случившемся. Что делать ему было запрещено.

– Я был там, – сказал Диклан. – И знаю, что произошло. Отрицай сколько угодно, реальность это не изменит. Ты должен научиться держать это под контролем. Его жизнь зависит от тебя.

С тех пор Ронан жил под бременем этой ответственности.

– Больше нет, – подумал он теперь. Линии снова станут мощными. У Мэтью будет собственная жизнь.

– Тебе придется сделать выбор, – напомнил Брайд.

Они мчались прочь от Бостона уже несколько часов, когда Брайд резко затормозил. В месте остановки не было ничего примечательного. Одноколейная гравийная дорога вела к лесистой площадке для пикника с гниющей скамейкой.

Ронан снова огляделся, пытаясь решить, не слишком ли увлекся своими переживаниями из-за Диклана, Адама и Хеннесси, что не заметил, как далеко они уехали. Сквозь густые деревья поблескивало озеро. На его взгляд, природа по-прежнему напоминала Новую Англию.

– Мы все еще в Массачусетсе, да?

– Коннектикут, – ответил Брайд. – Но ты все же прав. Что-то происходит. Мы должны освободить линию Илидорина как можно скорее, иначе упустим шанс. Так говорят деревья. Из всех мест, что мы проехали, здесь энергия мощнее всего. Хотелось бы больше, но не думаю, что тогда нам хватит времени приснить что-нибудь для плотины. Мы не успеем добраться вовремя.

– Вовремя? – спросил Ронан.

Но Брайд лишь молча распахнул дверцу. Прохладный свежий воздух ворвался в салон автомобиля. День был чудесный. Один из тех, когда владельцы надевали крошечные пальто на своих собак и отправлялись в длительные прогулки по живописным местам. Как тот день, когда Ронан в последний раз навещал Адама в Гарварде. Такой день, который Ронан провел бы, ремонтируя заборы и сайдинг, если бы вернулся в Амбары.

Тот день, когда Ронан и Брайд сидели на сухих листьях позади машины, прислонившись к ней и разворачивая маски для сна. Бензопила вспорхнула на ветку дерева над ними и принялась ждать.

– Что ты чувствуешь? – спросил Брайд.

Нечто странное. Казалось странным делать это без Хеннесси. Ронан тут же поклялся, что вернется за ней. Он все исправит. Поможет ей.

Однако Брайд спрашивал совсем не об этом. Ронан приложил ладони к земле, чтобы ощутить энергию линии, но в голову сразу хлынули образы Адама, который порой делал так, когда гадал. Поэтому он сложил руки на коленях и прислушался.

Силовая линия была близко. Не безграничная, но живая. Подходящая. Он чувствовал, как ее низкий, медленный пульс пытается синхронизироваться с его сердцебиением, или наоборот.

– Все в порядке. Я никогда раньше не был на плотине. Откуда мне узнать, как ее можно уничтожить?

– Я знаю как. Покажу во сне.

– Значит, ты хочешь приснить что-то здесь, чтобы уничтожить плотину там, внизу? – спросил Ронан и сам ответил на свой вопрос: – Полагаю, это что-то должно быть способно перемещаться.

– Верно, – согласился Брайд. – Как дельфины к линии передачи. Или как те солнечные псы, которых ты послал на помощь братьям.

В его голосе не было горечи. Диклан пытался их убить, однако Брайд не выплюнул слово «братья» со злостью. Напротив, если уж на то пошло, его голос смягчился на этом слове. Он твердо произнес «солнечные псы», а затем почти с теплотой слово «братьям». Сейчас казалось, что история с солнечными псами приключилась давным-давно. В ту пору Ронан и Хеннесси были в Линденмере, в присненном Ронаном лесу, и с помощью Брайда, который на тот момент был не более чем просто голосом в их головах, пытались изгнать Кружево. Брайд в спешке испарился, когда Модераторы начали охоту на других сновидцев, а Ронану позвонил Диклан, встревоженный, что Мэтью в опасности. Ронан навсегда запомнил абсолютный ужас, который пронизывал его с головы до ног, когда он умолял лес использовать силу линии для создания солнечных псов. Он помнил, как мчался через весь штат на помощь Диклану и Мэтью. Полная противоположность его нынешним делам. И он ясно помнил, как, приехав на место, обнаружил, что псы исполнили его приказ. Спасли жизни братьев.

Полная противоположность поступку Диклана.

Способности брата не так беспокоили Диклана, когда Ронан до необходимости оставался надежно скрыт в тени.

– У нас не так много времени, – произнес Брайд.

Ронан не обладал уверенностью, что сможет сосредоточиться на своих мыслях. Сейчас он не думал о будущем. Он блуждал в прошлом.

– Я сделаю все возможное, чтобы сконцентрироваться на сне, – сказал Брайд. – После этого все изменится. Последний рывок.

Сновидцы провалились в сон.

Они очутились на плотине. И поскольку сон принадлежал Брайду, он был невероятно ярко передан. Ронан видел это, мог почувствовать запахи, прикосновение не по сезону теплого ветерка на своей коже. Сновидцы шли пешком. Все было словно наяву. Он слышал стук своих ботинок о зигзагообразную дорожку, по которой они шли бок о бок. Звук их шагов эхом отдавался от задней стены невысокого бетонного здания, обозначенного как центр для посетителей, мимо которого они проходили. Облако мошкары, роящейся в зарослях сухого кустарника. Жужжание жука-вонючки, разбуженного жарой.

Ронан гадал, смог ли бы он отличить этот сон от реальной жизни.

– Что ты чувствуешь? – спросил Брайд.

– Перестань спрашивать хотя бы во сне, – отрезал Ронан. – Меня это бесит.

Дорожка привела сновидцев к смотровой площадке. Они молча облокотились на перила, чтобы получше рассмотреть огромную белую плотину. Масштабы места потрясали. По одну сторону строения блестела голубая гладь искусственного озера, по другую, в сотнях футов ниже, сдерживаемое изгибом дамбы, сверкало запруженное русло реки Роанок. Их окружали горы. Ронану показалось, что озеро выглядит немного необычно, и он никак не мог понять почему, вода словно карабкалась по склонам.

– Их утопили, – сказал Брайд. – Эти горы были созданы не для того, чтобы стоять по подбородок в воде; вместо этого здесь должна быть долина реки. В этом виновна плотина. Только представь себе, под озером есть города. Красиво, не правда ли? Как на кладбище. Как бы ты ее уничтожил?

Довольно долгое время они просто стояли рядом, пока Ронан изучал плотину и размышлял, насколько максимально маленькой и простой могла быть греза, чтобы нанести урон дамбе. До того как они заснули, парень рисовал себе в воображении нечто огромное и мощное, достаточное, чтобы проломить стену сооружения, но теперь это казалось неприемлемым. Воды оказалось гораздо больше, чем он представлял. И все эти галлоны должны были куда-то деваться, а кто знает, сколько домов и дорог построено ниже по течению от этого места.

Он не хотел никого убивать.

Значит, надо придумать что-то поэтапное и немного предостерегающее. Но не слишком. Ровно настолько, чтобы люди убрались с дороги, но не успели предотвратить разрушение. Неумолимое, непоправимое.

Его сердце громыхало в груди. Еще совсем недавно он созерцал ликвидацию мусорной свалки и пытался понять, как к этому относится, а теперь просчитывает уничтожение проекта, в строительство которого, несомненно, вложены миллиарды долларов и многие годы работы. Электричество, вырабатываемое плотиной, использовалось для питания всех жилых домов в окрестных горах. Наверное. Ронан не слишком разбирался в работе электричества.

Он вспомнил, как чудесно грезилось в Линденмере, где силовая линия была полна энергии, где лес помогал ему сосредоточиться и все было так, как ему нравилось. Он представил, каково было бы наполнить мир энергией еще больше. Подумал о маленьких сновидцах Алданы-Леон. О зеркалах Рианнон Мартин. О Мэтью. О себе. Каково было бы жить, не опасаясь, что его комнату заполонят крабы-убийцы или он погибнет, истекая ночной грязью.

Он вспомнил также о том, как Диклан беспокоился, что Ронан совершит шаг, который закроет для него дорогу обратно.

– Страшно видеть, как быстро заболевает мир, – произнес Брайд. – Десятилетия назад казалось, что у нас годы в запасе. Несколько лет назад казалось, что месяцы. Несколько месяцев назад казалось, дни. И теперь с каждым днем, с каждой минутой, с каждой секундой быть сновидцем все труднее. Слишком много шума. Даже здесь, в горах. Даже во сне он оглушает. В этом мире скоро не останется места для тайн, тех, что разрушают себя сами, когда их вынуждают кричать. Не останется места секретам, секретам, которые теряют свою загадку, как только их раскрывают. Не останется места для необычного и неизведанного, поскольку все будет каталогизировано, закатано в асфальт и подключено к розетке.

Ронан вспомнил перчатки Адама, брошенные на его ботинки в прихожей.

Вспомнил, как хотел ощутить, что создан для чего-то большего, чем просто умереть.

– Я знаю, что в тебе две сущности, – сказал Брайд. – Знаю, что ты принадлежишь обоим мирам. Так будет всегда.

– Что, если все это слишком? – спросил Ронан. – Я уверен, что хочу в этом участвовать.

– Ты хочешь.

– Откуда ты можешь знать, чего я хочу? Ты не знаешь, что я чувствую.

Голос Брайда звучал мягко и вкрадчиво.

– Я знаю, что ты уже принял решение. И сделал это давным-давно.

– Когда мы сидели на ховерборде? После убийства Рианнон Мартин?

– Еще раньше.

– Когда решили пойти с тобой?

– Раньше.

– Нет, – сказал Ронан.

– Да.

Все разочарование Ронана вырвалось из него с такой силой, что сон содрогнулся. Воздух мерцал. Озеро бурлило. Он устал от уроков. Устал от игр. Загадок. Внезапно на ум пришла та стая рождественских скворцов, окружившая его на поле, и Диклан, молчаливо взирающий со стороны. Снова это мучительное желание полета и невозможность выразить его словами. Ронана резко окатило волной то ли страха, то ли ярости.

– Ты не можешь знать, когда я принял решение! – прорычал он.

– Могу, – мягко возразил Брайд. – Поскольку точно знаю, когда ты меня приснил.

36

Что такое реальность?

Реальность создаете вы.

Вот так просто Ронан снова попал в свой самый страшный сон. Исчезла плотина. Пропало озеро. Испарились тепло и краски сна Брайда, сменившись давним кошмаром Ронана. Он оказался в ванной комнате Амбаров и смотрел на себя в зеркало. Позади своего отражения он заметил Брайда, стоящего в дверном проеме.

– Нет, – произнес Ронан.

– Я появился только потому, что ты попросил, – сказал Брайд.

– Нет.

– Не отрицай. Ты знаешь это. Всегда знал.

– Я не знал.

– Знал, – настаивал Брайд. – Знал в глубине души. Если бы ты не попросил, само по себе ничего не произошло бы.

Сон изменился. Теперь они попали в Линденмер. Их окружали массивные деревья Ронана, стоящие на поляне, где в тот далекий день Ронан и Хеннесси слушали голос Брайда. Отличить этот сон от реальности было почти невозможно. Детали были идеальны. Каждый кружевной завиток папоротника. Каждый поросший лишайником клочок земли. Каждая пылинка и насекомое, сверкающее в воздухе.

– Нет, – снова сказал Ронан. – Твое имя знали все. Ползли слухи.

– Ты приснил слухи.

– Нет. Я не могу. Только ты способен это делать. Шары…

– Этими способностями меня наделил ты.

Лес был полон звуков. Тихий шорох крыльев. Когтей. Лап. Клыков. Даже после всех уроков Брайда у Ронана было не меньше шансов испортить сон, чем когда он принес крабов-убийц в общежитие Адама и устроил побоище.

– Зачем ты это делаешь?

– Почему ты не впускал Адама в свои сны? – спросил Брайд. – Ты был уверен, что он поймет. Ты хотел притвориться.

Он нахмурился, совсем чуть-чуть, и Ронан почувствовал, как мужчина мысленно прогоняет прочь из сна вторгающиеся в него когти и клыки. Без усилий. Контролируя, как не смог бы Ронан.

– Я ничего не хотел, – возразил парень. Ложь. Сон швырнул ее обрато ему в лицо. Ронану показалось, что его сейчас вырвет.

– Ты знал о Хеннесси, а я нет.

– Я знаю то же, что знает Линденмер, – тихо сказал Брайд. – Я – это вы оба.

О Боже. Ронан прокручивал информацию у себя в голове. Вспоминал все, чему Брайд его научил. Пытался припомнить, когда впервые его увидел. Впервые услышал. Как решил ввязаться в игру и найти его. Вероятность существования другого сновидца казалась невероятно притягательной. А вероятность существования сновидца, который знает, что делает, соблазнительней вдвойне. Он мог создать его сам, во сне, точно так же, как эти когти и клыки. Он нуждался в наставнике. И получил его.

Нет.

Парень попытался вспомнить, говорил ли когда-нибудь ему Брайд что-то такое, чего не знал ни Ронан, ни Линденмер, расположенный на силовой линии и способный видеть многие события.

Боже. Брайд получал информацию от деревьев. Он часто знал, о чем думает Ронан, еще до того, как парень успевал открыть рот. Ронан посмотрел на Брайда и снова поймал себя на мысли, что мужчина выглядит знакомым или вроде того, однако вновь оттолкнул прочь то, что и так уже знал. Кроличья нора продолжала вести вниз. Под ним не было дна. Он все еще падал.

Сон перенес их на побережье Ирландии. Дикий ястреб парил над темным океаном. Ронан почувствовал привкус соли во рту. Холод пронизывал его насквозь, ледяная сырость пробирала до костей. Что совсем не походило на сон. Скорее напоминало реальность. В точности как наяву. Ронан уже плохо понимал разницу между ними.

– Ты хотел, чтобы я появился. – сказал Брайд.

– Я хотел кого-то настоящего.

Реальность мало значит для людей, подобных тебе. Брайд мог не утруждаться произносить это вслух. Ронан и сам это знал. Глубоко в его душе были надежно скрыты все знания Брайда.

– Все оказалось сложнее, чем я думал, – сказал Брайд. – Быть здесь. Я считал, что будет проще. Полагал, что знаю, чего хочу. Но это намного громче. Намного, намного громче. Я… сбит с толку.

Сердце Ронана разрывалось.

– Это твой путь, – сказал Ронан.

– Твой путь, – возразил Брайд.

Ронан закрыл глаза.

– Ты всего лишь сон.

Брайд покачал головой.

– Мы уже выяснили, что ты думаешь по этому поводу, поскольку я сам тебе рассказал. Что ты чувствуешь, Ронан Линч?

Предательство. Одиночество. Ярость. Он словно был под воздействием очередного приступа ночной грязи. Ему казалось, он больше ни секунды не вынесет вида Брайда. Казалось, больше не вынесет ни секунды, оставаясь в собственной голове. Казалось, он вообще не понимает, просыпался ли когда-нибудь от своего худшего сна.

Мрачный океан вскипел, а затем загорелся. Разум Ронана вскипел и сгорел тоже. Что угодно может вспыхнуть, если ударить посильней.

– Ничего, – ответил Ронан. – Я ничего не чувствую.

Теперь горела и трава. Пылающие волны накатывали на галечный берег, поджигая его. Огонь побежал вверх по утесу, а затем диковинное пламя перекинулось через край и охватило грязь и траву. Огонь делал свое дело, тихо нашептывая на своем тайном языке. Однако Ронан уловил суть. Пламя было голодно.

– Ровно в эту минуту Хеннесси пытается приснить что-нибудь, что навсегда выведет из строя силовую линию, – сказал Брайд. – Ты чувствуешь ее? Мы можем остановить ее вместе либо я сделаю это в одиночку, а ты можешь попытаться остановить меня и позволить отключить линию, убив при этом все сны. Так или иначе. Ты должен принять решение. Это мой путь, твой путь или ничто? Хоть раз в жизни перестань себе лгать. Перестань прятаться за мной. Чего же ты хочешь, Ронан Линч?

В его голове раздался нежный голос милой Авроры. Она призывала Ронана предать свой сон земле.

Ронан глубоко, прерывисто вдохнул. Все вокруг, кроме него самого, пылало в огне.

– Я хочу изменить мир.

37

В тот день, когда исчезла силовая линия, стояла чудесная погода.

Этот полдень в Новой Англии выдался не по сезону теплым, притом в самом приятном смысле. Было не настолько жарко, чтобы все разговоры вертелись вокруг малоприятных вещей, типа изменений климата и растущих цен на авокадо. Однако достаточно тепло, чтобы местных жителей посетило желание сбросить пальто и перчатки и немного пройтись, прогуляться с детьми или даже смахнуть паутину с бадминтонных ракеток, завалявшихся в гараже.

Такие дни, говорили люди, напоминают о том, ради чего все это задумывалось.

Трое Зетов в этот не по сезону теплый полдень не наслаждались чудесной погодой, они усердно грезили. Двое из них, Брайд и Ронан Линч, спали всего в нескольких метрах от едва различимой машины. Они заснули совсем недавно, но их одежда уже была усыпана сухими дубовыми листьями, сорвавшимися с окрестных деревьев. Было что-то неправильное в том, что листва укрывала их спящие тела. Совсем не то же самое, что видеть усыпанную листьями крышу или бревно. Подобная картина у любого человека вызывала тревогу.

Она казалась неправильной. Противоестественной.

Третий сновидец, Хеннесси, грезила на огромном кресле-мешке в маленькой комнатке чайного домика. За ней внимательно приглядывали две пары женских глаз. Одна из женщин, настолько старая, что цифры уже не казались уместными для описания ее возраста, нежно водила пальцами по лбу Хеннесси. Другая настороженно стояла в дверях, сжимая в руке присненный меч с выгравированными на рукояти словами «Из хаоса». Она была готова немедленно пустить его в ход, если Хеннесси проснется с кошмаром вместо грезы, способной спасти их всех.

– У меня плохое предчувствие по этому поводу, – сказала женщина с мечом.

– Все будет хорошо, – ответила старуха, снова проводя пальцами по лбу сновидицы, ее рука слегка дрожала.

Не смогли насладиться теплым полднем и любящие спящих Зетов близкие люди.

Адам Пэрриш, влюбленный в Ронана, сидел на полу своей комнаты в общежитии, перед ним горела одинокая свеча и лежали карты таро лицевой стороной вверх. Парень пристально смотрел на пламя, отпустив свой разум блуждать в пространстве сновидений. Он пытался дозвониться до Ронана, но в трубке снова и снова раздавались гудки. Адам понимал, что играет в опасные игры, но все равно продолжал пытаться, каждый раз позволяя своему сознанию все дальше улетать от тела.

Ронан! Ронан! Однако всякий раз ему удавалось заметить лишь мелькнувшего Брайда. Все вокруг казалось горячим. Он чувствовал запах дыма. Он сам был дымом, плывущим, улетающим.

«Ох, Ронан, что ты наделал, – с несчастным видом подумал он. – Что ты творишь?»

Мэтью Линч, любящий своего брата Ронана, отправился на прогулку. Не рассеянно блуждать как греза, а целенаправленно идти подобно обычному подростку. Пока Диклан занимался своими секретными делишками, мальчик договорился об экскурсии по местной школе. Мэтью собирался закончить среднюю школу. Он так решил. Он понятия не имел, чем займется после выпуска, но до тех пор собирался следовать совету Джордан и относиться к себе как к настоящему, может, тогда и Диклан это заметит. В школьном кабинете стояла невыносимая духота, и через крошечное окошко рядом с ним мальчик видел теплые краски дня. Было трудно не пожелать оказаться снаружи, а не здесь.

Мэтью вдруг поймал себя на том, что думает об огне. Он не совсем понимал, с чем это связано. Мальчик коснулся своей щеки. Горячая. Видимо, в школе не отрегулировали отопление с учетом не по сезону теплой погоды.

Диклан Линч, который также любил Ронана, оказался загнан в угол собственной квартиры горсткой Модераторов, крайне рассерженных тем, что они сбились со следа трех Зетов, ускользнувших в розовом саду, и к тому же лишились Провидца, который смог бы дать следующую зацепку. Они не стали размышлять, как собираются использовать Диклана, чтобы добраться до Ронана, а решили просто его схватить и разобраться с деталями позже. Он был их единственным козырем.

– Я не лучший рычаг давления, – заверил их Диклан. И подумал о пистолете, который был приклеен скотчем под крышкой кухонного стола. До него было четыре фута, а значит, с тем же успехом могло быть и четыреста. Даже если бы каким-то чудом ему удалось завладеть оружием, что значил один пистолет против целой толпы Модераторов?

– Что касается моего брата, он полагает, что я пытался его убить.

Он не мог не думать о том, как бы ему сейчас пригодился присненный Брайдом шарик. Или как солнечные псы Ронана, выпущенные из бутылки, мгновенно опустошили бы квартиру. Вот это сила. Немногие люди обладали подобной властью.

«Ох, Ронан, – подумал он, внезапно разозлившись, что брат никогда не пытался увидеть картину полностью и подумать в перспективе. – И что ты будешь делать теперь?»

Джордан, которая любила Хеннесси, опустив голову и нахмурив брови, читала новости в телефоне, пока неспешно шла из своей студии в квартиру Диклана. Писали о массовой уличной гонке в Бостоне, в результате которой семь водителей были госпитализированы в районные больницы в критическом состоянии. Начальник полиции выступил с заявлением, в котором призвал водителей помнить, что жизнь не видеоигра и не кинофраншиза; подобные действия влекли за собой реальные последствия.

Она гадала, сработала ли ловушка для Брайда; Диклан не брал трубку.

«Жаль, что ты не умерла» – так сказала Хеннесси.

Щеки Джордан пылали, пока она брела по тротуару. Горели огнем. В груди ныло и жгло. Она не понимала, почему Хеннесси так поступала. Если бы они по-прежнему жили вместе, то могли бы все обсудить. Хеннесси успокоилась бы и ударилась в печаль, вместо того чтобы впадать в бешенство, и рано или поздно девушка махнула бы на все это рукой. Они бы снова достигли взаимопонимания. Впрочем, возможно, не обе сразу. У Джордан редко случались нештатные ситуации. Однако для Хеннесси аварийное положение было привычным ходом вещей.

«Хеннесси, – подумала Джордан, – почему ты скрыла от меня воспоминания?»

Никто из них не догадывался, что ровно в этот момент судьба чудесного теплого дня разыгрывалась в умах спящих Зетов.

Сновидцы перемещались внутри общего сна, борясь друг с другом за контроль.

Сперва появилось Кружево, причудливое и полное ненависти.

Затем плотина Смит-Маунтин, охваченная ленивым разумным пламенем, пожирающим ее основание.

После сновидцы оказались в «Игре», где каждый из них, сидя за рулем автомобиля, сражался за лидерство не только в гонке, но и во сне.

Картинки сменяли одна другую: студия, ферма, мусорный контейнер на парковке, где раздавалось пение сладкоголосой оперной дивы; девочка-подросток, ищущая Хеннесси в галерее; огнедышащий дракон, пролетающий над машиной; пуля, попавшая женщине в голову; Брайд, присевший рядом с телом Лока посреди белесого поля.

– Эта игра, – проговорил Брайд обращаясь к телу Лока. – Ваша игра плохо закончится. Взгляни вокруг. Правила поменялись. Понимаешь? Теперь ты понимаешь, на что мы способны? Оставьте моих сновидцев в покое.

– Брайд, – позвал Ронан, однако Брайд его проигнорировал.

– Спасибо, что уделили внимание. Без вас я бы не справилась, – сказала Хеннесси. Девушка стояла у невидимой машины, наблюдая, как Брайд пробирается сквозь дебри своих воспоминаний. – Боже! Помнишь, как ты сказал мне убить моих двойников? А по сути, вышло, что мы пустились в бега с твоим?

Она знала о Брайде. Знала, поскольку, как и бывает в пространстве грез, сон без лишних вопросов поделился с ней знанием. Знанием о том, Брайд – греза. Сон Ронана.

– Как ты делаешь это с ним? – спросил Ронан.

Хеннесси прищурилась, глядя на горизонт, где клубился дым.

– Я слышала, как он поведал одну умную вещь тому Модератору в розовом саду… ты слышал? Он сказал, что не играет в игры разума, а убавляет громкость того, что не имеет смысла. Почему он не научил нас этой фигне? Я могла бы воспользоваться ею раньше. Я использую ее сейчас! Он так усердно твердил нам, что реальность, а что сон, но он говорил это и себе тоже, не так ли? Он знает о том, кто он такой, не больше чем мы. Так что теперь реально, Брайд? Что ты чувствуешь?

Брайд не ответил. Он продолжал блуждать у себя в голове.

– Само собой, у него личный интерес во всей этой истории, – продолжила Хеннесси. – Он говорил что-нибудь о том, чтобы помочь Мэтью не заснуть без тебя? Он имел в виду, что хотел бодрствовать сам. Чертов эдипов комплекс, дружище.

– Заткнись, – прорычал Ронан. – Ну и каков твой грандиозный план? Вывести из строя силовую линию, чтобы не выпустить Кружево?

Хеннесси указала на него пальцами, сложенными в виде пистолетов.

Затем сунула руку в карман и достала серебряный шар. Можно было с уверенностью сказать, насколько это возможно во сне, что, хотя шар и похож на те, что приснил Брайн, но этот совершенно другой.

Импульсы его предназначения проносились сквозь пространство сна.

Его цель: остановить силовую линию.

– И что дальше? – спросила Хеннесси. – Мы, типа, устроим вечный бой? Так, что ли? Я попытаюсь запустить эту вещицу и вырубить линию, а ты изменишь сон, чтобы я забыла, что делала, и так снова, и снова, и снова?

Двое Зетов пристально смотрели друг на друга. Сон пульсировал невысказанными чувствами, однако ни одно из них не было продиктовано злобой. На самом деле мысли было всего две. «Я должна это остановить», – крутилось в голове у одного сновидца. «Я должен это начать», – думал другой.

Ну а третий Зет, тот самый, который был сном, продолжал свое странствие. Он направлялся к трейлеру «Эйрстрим», появившемуся как раз вовремя, чтобы он к нему успел. Каким-то образом Хеннесси с идеальной точностью, используя свой художественный взгляд, воссоздала для него это воспоминание. Она была невероятно сильна, создавая это творение.

На горизонте продолжал клубиться дым. Там, среди кукурузных полей, медленно и верно рушилась плотина Смит-Маунтин, пожираемая неуправляемым, потусторонним огнем. Жуткие темные цапли, тонкие, словно след дыма от свечи, кружили над пламенем. В любой момент они были готовы подхватить огонь и перенести его туда, куда велит Ронан. Им бы не потребовалось много времени, чтобы проделать путь до Коннектикута к настоящей плотине в Вирджинии. Неким образом Ронану удавалось сохранять угрозу пожара и одновременно беседовать с Хеннесси, при этом незаметно меняя сон у нее за спиной. Он был невероятно силен в этот момент.

– Сейчас здесь нет Кружева, – сказал Ронан. – Оно не вернется, пока мы работаем вместе. Я способен вечность держать его подальше. Мы сможем передохнуть. Хеннесси, я нашел тебя. Ты тонула, и я пришел за тобой. Мы хотели пройти этот путь вместе. Помнишь? Не заставляй меня умолять.

Хеннесси поднесла серебряный шар к лицу и прищурилась, прикрыв им глаз, точно пират. Они оба это чувствовали. Не близость, отчуждение. Отсутствие потенциала. Словно телевизор с выдернутым из розетки шнуром. Она не ответила. Хеннесси всегда было что сказать, но на этот раз она промолчала.

– Ты просто морочишь всем голову, – сказал Ронан. Он уже видел едва заметные изменения сна, хотя они все еще оставались скрытыми от глаз Хеннесси. За спиной девушки медленно собирались птицы. Сотни. Тысячи пернатых наводнили поля. Он слегка пошевелил пальцами, и стая встрепенулась, словно надвигающаяся буря. В них также было заложено единственное стремление: заполучить шар Хеннесси. Уничтожить вещицу, чтобы Ронан проснулся без него. Уничтожить, чтобы вместо этого Ронан проснулся с разрушающим плотину пламенем.

– Ты подумала о последствиях? Ты не смогла справиться, и поэтому на кону судьба всего мира?

– Я – резина, а ты – клей, Ронан Линч, – ответила Хеннесси. – Что довольно забавно, ведь Брайд – часть тебя, но он все равно более прав, чем ты. Ты продолжаешь мыслить, как несновидец. Что ж, по крайней мере, я рассуждаю, как фальсификатор, – она указала ему за спину.

Ронан едва успел оглянуться и заметить стоявшую там Хеннесси с еще одним серебряным шаром в руке. Этот казался даже сильнее, чем тот, что был у первой Хеннесси. Он не просто лишал восприятия. А накрывал одеялом небытия. Шумоподавляющим, звуконепроницаемым, расслабляющим, рассеивающим краски, вычеркивающим из жизни, и его птицы были нацелены не на ту Хеннесси и не на тот шар, и… Хеннесси проснулась посреди комнатки чайного домика.

– Лилиана, – сказала Кармен Фарух-Лейн.

– Знаю, – отозвалась Провидица.

Они обе смотрели на маленький серебряный шар, зажатый в парализованных руках Хеннесси. Женщины не видели, как он появился. В этот момент их сознание исказилось и обратилось внутрь себя. Одна часть мозга пыталась доказать, что шар всегда там был. Другая настаивала, что это не так.

Правило объектов сновидения звучало так: если что-то сработало во сне, то сработает и в реальной жизни.

Шар Хеннесси сработал во сне.

И сработал в реальной жизни.

В этот не по сезону погожий день последствия сказались мгновенно.

То тут, то там с неба сыпались присненные птицы, они отскакивали от ветровых стекол и падали на тротуар, где, не успев прийти в себя, засыпали. Присненные псы, к большому удивлению их владельцев, внезапно погружались в сон прямо посреди собачьих площадок.