Звездный десант Хайнлайн Роберт
— Кто вам сказал? Я могу рассказывать все, что мне угодно!
— Я так понял, сэр, из рассказа моего знакомого из министерства.
— Хррммм!..
Это было все, что мне удалось в тот вечер от него услышать. Чтобы он решился показать мне лабораторию, понадобилась еще неделя.
Большую часть здания занимали теперь другие исследователи, но свою лабораторию он так и не отдал, хотя и не пользовался ею больше. Он заявил, что она засекреченная, и никого близко к ней не подпускал. Не дал он и демонтировать свою установку. Когда он отпер дверь и впустил меня внутрь, в лаборатории пахло, как в склепе, который не открывали много лет.
Ему было нипочем: он уже успел достаточно выпить. Вообще емкость на выпивку у него еще была о-го-го. Он стал читать мне лекцию по математическому обоснованию теории времени и темпорального смещения (слов «путешествие во времени» он не употреблял), но предупредил, чтобы я не записывал. Не послушайся я его, мало что изменилось бы: он начинал абзац словами: «Отсюда очевидно, что…» и переходил к таким сложным материям, которые были очевидны, я думаю, только господу Богу да ему самому, но уж никак не нам, простым смертным.
В одну из пауз я сумел вклиниться:
— Мой друг сказал мне, что вам так и не удалось откалибровать установку. Значит, вы не можете заранее определить точную величину предполагаемого темпорального смещения?
— Что? Чушь собачья! Молодой человек, если это нельзя измерить — это не наука. — Он немного побулькал, как кипящий чайник. Потом продолжал: — Вот, смотрите. Я вам покажу. — Он отвернулся и стал крутить ручки. От его оборудования на виду были только «темпоральный локализатор» — просто невысокая платформа, окруженная металлической сеткой, — да пульт управления, вроде тех, что используются для автоклавов или вакуумных камер. Наверное, если бы мне дали подойти к пульту поближе, я смог бы разобраться, как им управлять. Но мне было довольно резко велено держаться в сторонке. Я увидел восьмиканальный рекордер Брауна, несколько мощных соленоидных пускателей и еще полдюжины других, тоже хорошо известных устройств, но без схемы прибора толку от них было ноль.
Он повернулся ко мне и решительно спросил:
— Есть у вас какая-нибудь мелочь в карманах?
Я достал из кармана пригоршню монет. Он порылся в ней и выбрал две пятидолларовые монеты — два новеньких, симпатичных пластиковых шестиугольника, выпущенных в этом году. «Лучше бы он взял монеты помельче, — подумал я, — у меня уже маловато их остается».
— Нож у вас найдется?
— Да, сэр.
— Нацарапайте на каждой монете свои инициалы.
Что я и сделал. Потом он велел мне положить их рядышком в камере.
— Заметьте время. Я установил смещение ровно на одну неделю, плюс-минус шесть секунд.
Я посмотрел на часы. Доктор Твитчел сосчитал:
— Пять… четыре… три… два… один… пошел!
Я взглянул на платформу. Монет не было. Мне не пришлось делать вид, будто у меня глаза на лоб полезли: одно дело — услышать об этом опыте от Чака, и совсем другое — увидеть самому.
Доктор Твитчел отрывисто сказал:
— Вернемся сюда через неделю, и вы увидите, как появится одна из них. А вторая… Вы видели на платформе обе? Вы сами их туда положили?
— Да, сэр.
— А где был я?
— У пульта управления, сэр. — Он действительно был в добрых пяти метрах от огораживающей платформу сетки и не приближался к ней ни на шаг.
— Отлично. Идите сюда. — Он сунул руку к себе в карман. — Вот одна из ваших монет. Вторую получите через неделю. — Он вручил мне зеленую пятидолларовую монету. На ней были мои инициалы.
Я ничего не сказал: трудно говорить, когда у тебя отвисла челюсть.
Он продолжал:
— Вы рассердили меня своими замечаниями на прошлой неделе. В среду я заглянул сюда (а я не был тут уже больше года) и обнаружил на платформе эту монету. Тут я понял, что установка была в действии. То есть будет. Вот я и решал целую неделю, показать ее вам или нет.
Я посмотрел на монету. Пощупал ее.
— Значит, когда мы пришли сюда, она уже была у вас в кармане?
— Разумеется.
— Получается, что она была одновременно и у меня в кармане, и у вас? Как же это может быть?
— Господи, у вас что, глаз нет, молодой человек? У вас голова на плечах натуральная или муляж? Неужели вы не можете осмыслить простой факт только потому, что он лежит за пределами привычного? Сегодня вы принесли эту монету с собою, и мы зашвырнули ее на неделю назад: вы сами видели. Неделю назад я ее здесь нашел. Положил в карман. Принес сегодня сюда. Ту же самую монету… точнее, более позднюю репликацию ее пространственно-временной структуры: на неделю старше, старее. Но обыватель назвал бы ее «та же самая». Хотя сходства между ними не больше, чем между младенцем и взрослым человеком, который из него вырос.
Я взглянул на него:
— Доктор, отправьте меня в прошлое. На неделю назад!
Он взглянул сердито:
— И речи быть не может!
— Почему? Разве на людях эта штука не работает?
— Что? Разумеется, работает.
— Тогда почему нет? Я не боюсь. И представьте только, как это было бы здорово для будущей книги… если бы я мог на собственном опыте убедиться и подтвердить, что темпоральный сдвиг Твитчела действует.
— Вы уже убедились на собственном опыте. Можете так и написать.
— Пожалуй, — задумчиво произнес я, — но мне же не поверят. Этот опыт с монетами… Я верю, потому что я видел его. Но любой, кто прочтет мои записки, решит, что я просто подвергся внушению, что меня надули каким-то ловким трюком.
— Вот черт бы вас подрал, сэр!
— Так это же не я — люди скажут. Они не поверят, что я действительно видел то, что описываю. Вот если бы вы отправили меня на неделю назад, я бы мог описать свои собственные ощущения и…
— Сядьте. И выслушайте меня.
Он сел; мне сесть было некуда, но он этого не заметил.
— Я уже ставил эксперименты на людях, давным-давно. И именно поэтому я решил никогда больше этого не делать.
— Почему? Они погибли?
— Что? Не порите чушь! — Он посмотрел на меня угрожающе и добавил: — И не смейте ни о чем таком писать в своей книге.
— Как скажете, сэр.
— Эксперименты показали, что живые существа переносят темпоральное перемещение без вреда. Я доверился коллеге — молодому преподавателю, который вел у нас рисование и другие подобные предметы на архитектурном факультете. Он, пожалуй, был больше инженером, нежели ученым, но мне он нравился: у него был очень живой ум. Этого молодого человека — ничего, наверное, не случится, если я скажу вам его имя, — звали Леонард Винсент; он так жаждал испробовать это… Он хотел испытать Большое Перемещение — на пятьсот лет. Я не сумел отказать. Я уступил.
— И что произошло?
— А откуда я знаю? Пятьсот лет! Мне никогда не узнать…
— Вы думаете, он попал на пятьсот лет в будущее?
— Или в прошлое. Он мог очутиться в пятнадцатом веке. Или в двадцать пятом. Шансы совершенно равные. Принцип неопределенности, симметричное уравнение… Я даже иногда думаю… да нет, не может быть. Так, случайное сходство имен.
Я не стал спрашивать, что он имеет в виду, потому что в этот момент вдруг тоже обнаружил это сходство имен, и волосы у меня на голове встали дыбом. Но я быстро выбросил это из головы: у меня были другие проблемы. Да, кроме того, это и было наверняка лишь случайное сходство: не мог же человек в пятнадцатом веке попасть из Колорадо в Италию…
— И я решил впредь не поддаваться подобному искушению. Это ведь не наука: это ничего не добавляет к знанию. Если он попал в будущее — на доброе здоровье. А вот если в прошлое… тогда, получается, я отправил своего друга на расправу варварам, а может, и на съедение диким зверям.
«А может быть, — подумал я, — вы обрекли его на участь Великого Белого Бога». Но я промолчал.
— Я ведь не прошу, чтобы вы отправили меня слишком далеко. То есть надолго.
— Давайте больше не будем об этом, прошу вас.
— Как скажете, доктор. — Но я был не в силах остановиться. — Э-э, позвольте сделать одно предложение?
— Ну? Высказывайтесь.
— Мы могли бы получить почти тот же результат простой имитацией.
— Что вы имеете в виду?
— Совсем понарошку: сделаем все так, как будто бы мы действительно собрались переместить во времени живой объект — объектом буду я — вплоть до того момента, когда надо нажать кнопку. Тогда я смогу понять смысл процедуры. Пока, честно говоря, я его не вполне понимаю.
Он немного поворчал, но ему так хотелось продемонстрировать мне свою игрушку… Он взвесил меня и отобрал металлические гири, равные моему весу: сто семьдесят фунтов.
— Это те же самые весы, на которых я взвешивал беднягу Винсента.
Вдвоем мы уложили грузы на одном краю платформы.
— Какое время установим? — спросил он. — Выбирайте, вам решать.
— Э-э, вы сказали, что время можно установить точно?
— Да, сэр, именно так я и сказал. А вы сомневаетесь?
— Нет-нет-нет! Ну-с, так. Сегодня двадцать четвертое мая… Предположим, мы… Как, скажем, насчет такого смещения: тридцать один год, три недели, один день, семь часов, тринадцать минут и двадцать пять секунд?
— Бледно, молодой человек. Когда я говорю «точно», то имею в виду «с точностью до одной стотысячной». У меня просто не было возможности откалибровать установку с точностью до одной стомиллионной.
— Да?.. Понимаете, профессор, мне очень важно, чтобы все было как на самом деле — я ведь так мало об этом знаю. Ну, давайте просто поставим тридцать один год и три недели. Или это тоже — излишество?
— Ничуть. Максимальная ошибка не превысит двух часов. — Он опять что-то повернул. — Можете занять свое место на сцене, юноша.
— И это — все?
— Все. Все, кроме энергии. Конечно, с сетевым напряжением, которого хватило на перемещение двух монет на неделю, я бы не смог совершить такого броска. Но, поскольку мы не собираемся включать установку на самом деле, это не имеет значения.
Я был разочарован. Наверное, и вид у меня был соответствующий.
— Значит, у вас нет всего необходимого, чтобы выполнить подобное перемещение? Значит, все это — только теоретически?..
— Черт подери, сэр! Ничуть не теоретически.
— Так у вас же нет достаточной энергии…
— Раз вы так настаиваете, будет и энергия. Подождите.
Он ушел в угол и снял трубку телефона. Телефон, похоже, установили, когда лаборатория еще была новенькая: с тех пор как я вышел из хранилища, такого старого аппарата я не видел.
Последовала беседа с дежурным электриком. На повышенных тонах. Нецензурной бранью профессор не воспользовался: он прекрасно обходился без нее, но при этом хлестал языком гораздо больнее, чем те «артисты», мастера жанра, которые пользуются обычными ругательствами.
— Меня не интересует, что вы думаете, почтеннейший. Прочтите свою инструкцию. Я имею право получить все возможности лабораторного корпуса в свое распоряжение. В любое время, когда захочу. Читать умеете? Или мы встретимся завтра в десять в кабинете ректора, чтобы он прочел вам ваши обязанности? Ах, вы умеете читать? Может, и писать тоже? Или ваши таланты исчерпываются чтением? Тогда запишите: полную аварийную мощность на высоковольтные шины Мемориальной Лаборатории Торнтона ровно через восемь минут. Повторите!
Он положил трубку.
— Вот люди!..
Подойдя к пульту, он что-то поправил. Потекли минуты. Вдруг я даже с того места, где стоял, увидел, как стрелки приборов метнулись вправо, а наверху загорелась красная лампочка.
— Вот и энергия, — объявил он.
— И что теперь?
— Ничего.
— Я так и думал.
— Что вы хотите сказать?
— То, что сказал: ничего не будет.
— Боюсь, что не вполне вас понимаю. Более того: я надеюсь, что неправильно вас понял. Я имел в виду, что если я не нажму кнопку, то ничего не произойдет. Но если я нажму ее, то вы переместитесь ровно на тридцать один год и три недели.
— А я говорю, что ничего не будет.
Его лицо потемнело.
— Сэр, я полагаю, что вы намеренно ведете себя столь оскорбительно.
— Считайте как хотите, доктор. Я приехал сюда проверить правдивость дошедших до меня слухов. И я их проверил. Я увидел пульт управления с красивыми лампочками. Похоже на декорацию для фильма ужасов про сумасшедшего профессора. Я увидел салонный фокус с парой монеток. Фокус слабый, надо заметить: монеты вы выбирали сами, а я пометил их так, как вы велели. Да любой циркач может показать этот фокус лучше вас. Я выслушал долгую лекцию. Но разговоры — штука дешевая. То, что вы якобы изобрели, невозможно. Кстати, в министерстве это знают. Ваш доклад никто не запрещал: его просто подшили в ту папку, куда складывают все проекты вечных двигателей. Наверняка время от времени его достают почитать смеха ради.
Я думал, старикана хватит удар не сходя с места. Но единственным рефлексом, который у него остался, на который я мог рассчитывать, было его тщеславие. Надо было дожимать старика.
— Спускайтесь, сэр. Выходите. Я сейчас выпорю вас. Выдеру голыми руками.
Я думаю, он был так разъярен, что, пожалуй, мог бы и выпороть, несмотря на разницу в возрасте, весе и физической силе. Но я ответил:
— Я тебя не боюсь, папаша. И твоей фальшивой красной кнопки тоже не боюсь. Валяй, нажимай!
Он взглянул на меня. На кнопку. Но не двинулся с места. Тогда я хихикнул и сказал:
— Правильно ребята говорили: ложная тревога. Твитчел, вы напыщенный старый обманщик. Полковник Трэшботэм был прав.
Это сработало.
Глава 10
Он с размаху ударил по кнопке. Я хотел крикнуть ему: «Не надо!» — но было поздно. Я уже куда-то падал. Последней судорожной мыслью было: я не хочу! Я все выкинул на ветер. Я довел почти до апоплексического удара несчастного старика, не сделавшего мне ничего худого. И я даже не знал, в какую сторону двигаюсь. Хуже того, я вообще не был уверен, попаду ли я туда, куда хочу попасть… И тут я упал.
Свалился я, наверное, с высоты не более метра-полутора, но был совершенно не готов к этому падению и рухнул, как куль.
И тут же кто-то спросил:
— Откуда это вы свалились, черт возьми?
Спрашивавший оказался мужчиной лет сорока, лысым, но крепким и поджарым. Он стоял, руки в боки, лицом ко мне. Умное, интеллигентное лицо его было приятным, несмотря на то что он явно был в этот момент на меня сердит.
Я сел. Оказалось, что сижу я на покрытой слоем опавшей хвои гранитной гальке. Рядом с мужчиной стояла женщина — привлекательная, даже красивая, немного моложе его, — смотрела на меня ошеломленно, но молчала.
— Где я? — спросил я самым дурацким манером. Мне следовало спросить: «Когда я?», но это прозвучало бы еще глупее, и вдобавок я об этом не подумал. Достаточно было взглянуть на них, и было ясно, куда я не попал: я был явно не в 1970-м. Но и не в 2001-м тоже: в 2001-м в таком виде ходили только на пляже. Похоже, меня занесло в другую сторону.
Потому что ничего, кроме ровного, густого загара, на них не было. Но им, видимо, этого хватало: они явно не чувствовали неловкости.
— Давайте по очереди, — возразил он. — Я спросил вас, как вы сюда попали. — Он взглянул вверх. — Парашют в ветвях вроде не запутался, так? И вообще, что вы здесь делаете? Это — частные владения. Вы здесь явно без разрешения. И что это за маскарадный костюм вы напялили?
На мой взгляд, одет я был вполне нормально. Особенно по сравнению с ними. Но спорить я не стал: другие времена — иные нравы. Похоже, у меня тут будут неприятности.
Она положила руку ему на плечо.
— Не надо, Джон, — сказала она ласково. — По-моему, он ушибся.
Он глянул на нее и снова уперся своим острым взглядом мне в лицо.
— Вы ушиблись?
Я попытался встать — это у меня получилось.
— По-моему, нет. Так, пара синяков будет. А какое сегодня число?
— А? Число? Сегодня первое воскресенье мая. Третье мая, по-моему. Так, Дженни?
— Да, милый.
— Слушайте, — сказал я торопливо, — я сильно ушиб голову. Наверное, я потерял ориентировку. Какое сегодня число? Только полностью — месяц и год?
— Что?
Мне бы лучше было помалкивать, пока я не узнаю год сам — из газеты или с настенного календаря. Но я больше не в силах был ждать: я должен был узнать это немедленно.
— Какой год?!
— Крепко тебя, браток, тряхнуло. Семидесятый.
Он опять уставился на мою одежду.
Облегчение мое было безмерным. Получилось! Я попал куда следует! Я не опоздал!
— Спасибо, — сказал я. — Огромное вам спасибо. Вы даже не представляете… — Он все еще смотрел на меня так, словно решал, не пора ли вызвать подкрепление, и я поспешил добавить: — У меня бывают внезапные приступы потери памяти. Однажды я так потерял… целых пять лет.
— Я думаю, это очень неприятно, — процедил он. — Теперь вам лучше? На вопросы отвечать можете?
— Ну что ты пристал к человеку, милый? — ласково сказала она. — По-моему, он славный. Наверное, он просто ушибся.
— Посмотрим. Ну?
— Вроде бы сейчас я себя чувствую прилично. Но буквально минуту назад у меня еще все путалось.
— О’кей. Как вы сюда попали? И почему вы так странно одеты?
— Честно говоря, я не совсем представляю, как я сюда попал. И уж точно не знаю, куда я попал. Эти приступы налетают так внезапно… А что касается моей одежды — можно сказать, что это просто некоторое чудачество. Ну… ну вот, скажем, вы тоже необычно одеты. Точнее, раздеты.
Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— Да уж, при определенных обстоятельствах, наверное, наша одежда — точнее, ее отсутствие — тоже вызвала бы вопросы. Но мы предпочитаем, чтобы оправдывались незваные гости. Видите ли, вы здесь — чужой, одетый или раздетый. А вот мы — свои, независимо от одежды. Вы попали на территорию денверского клуба нудистов.
Джон и Дженни Саттон оказались современными, невозмутимыми, дружелюбными людьми. Джона явно не удовлетворили мои скользкие объяснения. По-моему, он хотел устроить мне перекрестный допрос, но Дженни удержала. Я крепко держался за свою байку про «приступы амнезии» и утверждал, будто бы последнее, что я помню, — вчерашний вечер, когда я был в Денвере, в Нью-Браун-Пэлас. Наконец он сказал:
— Ну что ж, все это очень интересно, просто увлекательно. Я думаю, кто-нибудь из наших, кто едет в Боулдер, захватит вас, а оттуда вы доберетесь до Денвера на автобусе. — Он опять глянул на меня. — Но если я приведу вас в клуб, то все это будет чертовски подозрительно.
Я оглядел свой костюм. Я испытывал неловкость от того, что я был одет, а они — нет. Я имею в виду, что не они, а именно я чувствовал себя не в своей тарелке.
— Джон, если я разденусь, это упростит проблему? — Такая перспектива меня не смущала. В нудистских клубах я раньше не бывал — чего мне там делать? — но мы с Чаком пару раз ездили на выходные в Санта-Барбару, а на пляже кожа кажется естественной, а одежда — нет.
Он кивнул.
— Безусловно.
— Дорогой, — сказала Дженни, — а ведь он может быть нашим гостем.
— Хмм… пожалуй. Любимая, ты, наверное, греби к людям. А там побеседуй, дай понять, что мы ждем гостя из… откуда лучше сказать, Дэнни?
— Хм, из Калифорнии. Из Лос-Анджелеса. Я действительно оттуда. — Я чуть не брякнул «Большой Лос-Анджелес» и понял, что придется следить за собой: кино опять «кино», а не «завлекино»…
— Ага, из Лос-Анджелеса. Дэнни из Лос-Анджелеса — этого вполне достаточно. Мы зовем друг друга только по имени. Так что, милая, распусти слух, что мы ждем гостей. Да с таким видом, словно уже предупреждала об этом. А через полчаса скажи, что идешь к воротам встречать нас. И приходи сюда. Не забудь прихватить мою сумку.
— Сумку, милый? Зачем?
— Спрятать этот маскарадный костюм. Даже для чудаков вроде Дэнни он выглядит… необычно.
Я встал и пошел за кусты — Дженни ушла, и предлога уйти в раздевалку у меня не было. А за кусты прятаться пришлось: не мог же я раздеться на виду у Джона, демонстрируя, что у меня вокруг талии обернуто золото на двадцать тысяч долларов (в семидесятом цена золота была где-то около шестидесяти долларов за унцию). Снял я это богатство быстро: вместо корсета я сделал из золота пояс, который было гораздо легче снимать и надевать при мытье — впереди я приделал шнурки для крепления.
Сняв одежду и пояс, я завернул золото в тряпки и попытался сделать вид, будто моя одежда весит ровно столько, сколько она должна весить. Джон посмотрел на сверток, но промолчал. Он предложил мне сигарету — пачка сигарет была у него прикреплена к лодыжке. Сигареты оказались такого сорта, который я уже и не мечтал когда-нибудь еще попробовать.
Я помахал ею в воздухе, но она не зажглась. Джон дал мне прикурить.
— Ну, — тихо сказал он, — теперь мы одни. Ты ничего не хочешь мне сказать? Мне ведь придется поручиться за тебя в клубе, и я, по крайней мере, имею право убедиться, что от тебя не будет неприятностей.
Я сделал затяжку: вкус был грубый, я отвык от таких сигарет.
— Джон, чего-чего, а неприятностей от меня не будет. Неприятности — это то, чего я хочу меньше всего.
— Хммм… наверное. Значит, «приступы головокружения»?
Я задумался. Ситуация была совершенно невозможная. Джон имел право знать. Но он, безусловно, не поверил бы мне. Я бы на его месте не поверил. А если он поверит мне, будет еще хуже: начнется тот самый шум, которого я так хочу избежать. Наверное, если бы я был настоящим путешественником во времени, выполняющим научные исследования, то я бы стремился к известности, предъявлял бы доказательства и предлагал ученым исследовать себя.
Но я не был путешественником-ученым. Я был лицом сугубо частным и собирался при этом провернуть одно дельце, привлекать внимание к которому с моей стороны было бы глупо. Я просто тихо и незаметно искал свою Дверь в Лето…
— Джон, если я расскажу правду, то ты мне не поверишь.
— Ммм… наверное. И все же… прямо с неба падает человек. Но не расшибается в лепешку. На нем странная одежда. Он не знает, где он и какой сегодня день. Дэнни, я читал Чарльза Форта, как и большинство грамотных людей. Но я никогда не думал, что увижу что-то подобное своими глазами. Конечно, увидев, я не рассчитываю, что объяснение будет простым, как разгадка карточного фокуса. И все же?
— Джон, судя по тем оборотам, которые ты употребляешь, ты юрист. Я не ошибаюсь?
— Нет. Я юрист. А что?
— Могу я рассчитывать на конфиденциальность нашего разговора?
— Хмм… Ты что, хочешь стать моим клиентом?
— Если ты ставишь вопрос так, то да. Мне, похоже, потребуется совет юриста.
— Выкладывай. Это конфиденциально.
— О’кей. Я из будущего. Путешественник во времени.
Некоторое время он молчал. Мы лежали на песке: я — чтобы согреться (май в Колорадо солнечный, но прохладный); Джон, похоже, привык и просто загорал, размышляя и жуя хвоинку.
— Ты прав, — сказал он, — я не верю. Давай лучше держаться версии с приступами амнезии.
— А я тебе говорил, что ты не сможешь в это поверить.
Он вздохнул.
— Скажем так: не хочу. Я не хочу верить в переселение душ, в привидения и прочую такую чертовщину. Я люблю простые вещи — их я понимаю. Наверное, и большинство людей тоже. Так что мой тебе первый совет: пусть это останется нашей конфиденциальной беседой. Не раззванивай про это дело.
— Это меня устраивает.
Он перевернулся на другой бок.
— Я думаю, будет весьма разумно, если мы сожжем твою одежду. Я что-нибудь тебе подберу. Она горит?
— Вряд ли. Плавится, я думаю.
— И лучше обуйся. Мы тут обычно ходим в ботинках; твои сойдут. Если начнут спрашивать, говори — на заказ шил. Ортопедические, для улучшения походки.
— А они действительно такие.
— Ну и о’кей. — Прежде чем я успел двинуться с места, он начал разворачивать мою одежду. — Что за черт?!
Было уже поздно, пришлось разрешить ему развернуть узел.
— Дэнни, — спросил он подозрительным тоном, — это действительно то, на что это похоже?
— А на что это похоже?
— Смахивает на золото.
— Оно самое.
— Где ты его взял?
— Купил.
Он пощупал золотой пояс, помял мертвый, податливый металл, взвесил его в руке.
— О господи… Дэнни, слушай внимательно. Я задам тебе один вопрос, и будь осторожен, когда станешь на него отвечать: клиенты, которые мне лгут, мне не нужны. Я им отказываю. А соучастником я быть не хочу. Ты приобрел это законным путем?
— Да.
— Может быть, ты не знаешь Указа 1968 года о Золотом Запасе?
— Знаю. Я приобрел это золото законно. Я намерен продать его Монетному двору в Денвере за доллары.
— Может, ты ювелир?
— Нет. Джон, я сказал тебе сущую правду: хочешь — верь, а хочешь — нет. Там, откуда я, это продают в магазине, совершенно законно. А теперь я хочу обратить это в доллары, и чем скорее, тем лучше. Я знаю, что хранить это запрещено. Что мне будет, если я приду в Монетный двор и попрошу взвесить это?
— В конечном итоге ничего. Если будешь держаться версии о своих «припадках». Но пока поверят, могут крепко помотать нервы. — Он взглянул на золото. — Наверное, лучше его пока припрятать.
— Закопать, что ли?
Читать бесплатно другие книги:
