Загадочное происшествие в Стайлзе Кристи Агата

Глава 7

Пуаро платит долги

Когда мы вышли из «Приюта фермера», Пуаро мягко оттеснил меня в сторону. Я понял его намерение. Он хотел дождаться своих знакомых из Скотленд-Ярда.

Вскоре они появились, и Пуаро, выступив вперед, обратился к менее рослому брюнету:

– Боюсь, вы не помните меня, инспектор Джепп?

– Бог ты мой, неужели я вижу мистера Пуаро? – воскликнул инспектор и, повернувшись к своему спутнику, добавил: – Вы помните, как я рассказывал вам о мистере Пуаро? Мы работали вместе с ним по делу о фальшивках сбежавшего в Брюссель Аберкромби… Ах, славные были времена, мусье! А вы помните «Барона» Альтара? Тот шельмец оказался крепким орешком! Как он ловко водил за нос полицию половины европейских стран… Но мы сцапали его в Антверпене благодаря вам, мистер Пуаро.

Пока они увлеченно обменивались общими воспоминаниями, я успел подойти поближе, и меня представили инспектору уголовной полиции Джеппу, который, в свой черед, представил нас обоих своему спутнику, старшему инспектору Саммерхэю.

– Едва ли, господа, мне имеет смысл спрашивать, что вам здесь понадобилось, – заметил Пуаро.

Джепп понимающе прищурил глаз.

– Да, вы правы. Могу сказать, что это дельце вполне очевидно.

– Позвольте с вами не согласиться, – веско возразил бельгиец.

– О, да бросьте! – впервые подав голос, воскликнул Саммерхэй. – Преступление-то ясно как божий день. И негодяя практически взяли с поличным. Непонятно только, как он мог оказаться таким дураком!

Однако Джепп озабоченно взглянул на Пуаро.

– Погодите, Саммерхэй, не кипятитесь, – шутливо произнес он. – Мы с мусье давно знакомы… и нет в мире другого такого человека, к чьему мнению я предпочел бы прислушаться. Я почти не сомневаюсь, что у него припрятан козырь в рукаве. Разве я не прав, мусье?

– Да, вы правы… я пришел к определенным заключениям, – с улыбкой признал Пуаро.

Саммерхэй еще выглядел сомневающимся, но Джепп продолжал испытующе взирать на бельгийца.

– Мы пока, конечно, ознакомились лишь с внешней стороной дела, – заявил он. – Ярд имеет преимущества в делах того рода, где убийство раскрывается только, как говорится, после расследования. Многое зависит от выявления горячих следов, и в данном случае мистер Пуаро, безусловно, опередил нас. Мы и сегодня не приехали бы сюда, если б тот смышленый доктор не предупредил нас быстро через коронера. Но вы были здесь с самого начала и могли обнаружить какие-то полезные подозрительные детали… Если же судить по показаниям, сделанным в ходе дознания, то мистер Инглторп убил свою жену так же несомненно, как то, что я стою здесь перед вами, и если бы не вы, дорогой Пуаро, усомнились в этом, а кто-то другой, то я рассмеялся бы ему в лицо. Честно говоря, меня удивило, что присяжные сразу же не обвинили его в предумышленном убийстве. По-моему, они могли бы так и поступить, если бы не коронер; видимо, именно он склонил их к столь неопределенному вердикту.

– Может, у вас даже заготовлен ордер на его арест? – предположил Пуаро.

Выразительное лицо Джеппа мгновенно лишилось живости, скрывшись за непроницаемой официальной маской.

– Может, и заготовлен, а может, и нет, – сухо ответил он.

– Мне очень не хотелось бы, господа, чтобы его арестовали.

– Пожалуй, мы так и подумали, – саркастически заметил Саммерхэй.

Джепп с забавным смущением поглядывал на бельгийца.

– Не могли бы вы, мистер Пуаро, приоткрыть свои карты? От вас нам достаточно даже легкого намека… мы понятливы. Вы ведь осматривали место преступления, и кому, как не вам, знать, что столичной полиции не пристало выносить поспешные ошибочные заключения?

– Именно так я и думаю, – важно произнес Пуаро. – Ладно, вот что я вам скажу. Вы можете использовать ваш ордер на арест мистера Инглторпа. Но не получите за это никакого одобрения. Ибо дело против него будет прекращено в один миг! Comme a![29] – и он звонко прищелкнул пальцами.

Джепп помрачнел, а Саммерхэй скептически хмыкнул. Что до меня, то я буквально онемел от изумления. В голове крутилась лишь мысль о том, что Пуаро обезумел.

Джепп, достав носовой платок, мягко промокнул лоб.

– Ну, я не посмею сделать этого, мистер Пуаро. Я верю вам на слово, но у меня есть начальство, а оно спросит, какого черта я тяну тут резину. Не могли бы вы пролить хоть немного света на причины вашей убежденности в его невиновности?

– Немного света можно пролить, – задумчиво помолчав, согласился Пуаро. – Хотя, признаться, мне не хотелось бы. Это вынудит меня раскрыть карты. А я предпочел бы пока еще продолжать тайное расследование, но ваши слова, увы, справедливы… кто поверит на слово бывшему бельгийскому полицейскому! Однако Альфред Инглторп должен быть на свободе. Я поклялся в этом, как известно моему другу, мистеру Гастингсу. Итак, скажите-ка, мой добрый Джепп, когда вы собираетесь наведаться в Стайлз?

– Ну, часика через пол. Сначала нам необходимо встретиться с коронером и доктором.

– Отлично. Загляните по пути ко мне, я живу в последнем деревенском коттедже рядом с усадьбой. И мы все вместе отправимся в Стайлз. И тогда мистер Инглторп предоставит вам нужные сведения, либо, если он откажется, то я предоставлю вам такие доказательства, которые убедят вас в том, что обвинение против него абсолютно ничем не подкрепляется. Договорились?

– Отличная сделка, – охотно ответил Джепп. – И от имени Ярда, я буду вам очень обязан, хотя, должен признаться, пока не вижу ни малейшей лазейки в имеющихся против него свидетельствах. Однако вам всегда удавалось потрясти нас!.. Ладно, до скорого, мусье.

И оба детектива решительно удалились, причем Саммерхэй продолжал скептически улыбаться.

– Итак, друг мой, – воскликнул Пуаро, не давая мне опомниться, – что же вы думаете? Mon Dieu![30] Я пережил несколько досадных моментов на этом дознании. Вот уж не представлял, что этот позер так глупо лишится памяти… Решительно, он выбрал дурацкую тактику.

– Гм! Возможно, помимо глупости, есть и другие объяснения, – возразил я. – Ведь если обвинения против него справедливы, то что, кроме молчания, могло защитить его?

– Ну, пожалуй, есть еще множество оригинальных способов, – воскликнул Пуаро. – Послушайте, допустим, я совершил это убийство; тогда я придумал бы с полдюжины правдоподобных историй! Гораздо более убедительных, чем тупое беспамятство мистера Инглторпа.

– Мой дорогой Пуаро, – невольно рассмеявшись, заметил я, – не сомневаюсь, что вы придумали бы и шесть дюжин! Но – отбросим шутки – полагаю, теперь вы не можете всерьез верить в невиновность Альфреда Инглторпа, несмотря на то что только что наговорили этим детективам?

– Почему же нет, я уверен в этом, как и раньше! Ничего не изменилось.

– Но ведь свидетельства против него на редкость убедительны.

– Вот именно, на редкость убедительны.

Мы свернули к калитке коттеджа Листуэйз и поднялись по уже хорошо знакомой мне лестнице.

– Да, да, чересчур убедительны, – пробурчал Пуаро, словно разговаривая сам с собой. – Подлинные свидетельства обычно бывают смутными и сомнительными. Их нужно проверять… тщательно анализировать, просеивать через мелкое сито. Но обвинение против него кажется настолько определенным, точно заранее подготовлено. Нет, друг мой, это свидетельство хитроумно сфабриковали, однако излишнее хитроумие в итоге зачастую оборачивается против самого хитреца.

– Почему же вы так решили?

– Пока свидетельства против него были смутными и, скажем так, неосязаемыми, их было крайне сложно опровергнуть. Но преступник перестарался и накинул на шею Инглторпа столь явную петлю, что ее можно скинуть одним махом.

Я молча размышлял над его словами, а Пуаро через минуту-другую продолжил:

– Давайте рассмотрим сущность этого дела. Вот, допустим, некий мужчина задумал отравить свою жену. Раньше он жил своим собственным умом, изворачивался, как говорится, всеми правдами и неправдами, добывая себе средства к сществованию. Отсюда, по-видимому, следует, что некоторым умом он не обделен – в общем, не полный болван. Итак, как же он собирается осуществить задуманное? Идет прямиком в ближайшую аптеку и, оставив свою подпись в журнале, покупает стрихнин, выдав абсурдную историю о собаке, которую никому не составит труда опровергнуть. Причем он не стал использовать отраву в тот же вечер. Нет, он дожидается крупной ссоры с женой, такой бурной, что о ней известно всем домочадцам и в силу чего, естественно, их подозрения теперь будут направлены на него. Он никак не защищает себя, не устраивает себе ни малейшего алиби, сознавая при том, что фармацевт неизбежно даст показания. Bah![31] Никто не заставит меня поверить, что этот человек мог быть настолько глуп! Так мог действовать разве что безумец, не решающийся сам совершить самоубийство и решивший предоставить властям право повесить его!

– И все-таки… я не понимаю… – начал я.

– Я тоже кое-что не понимаю, – перебил Пуаро. – Говорю вам, mon ami, это преступление заводит меня в тупик. Меня, Эркюля Пуаро!

– Но если вы считаете его невиновным, как объяснить то, что он прикупил стрихнин?

– Элементарно. Он не покупал его.

– Но Мэйс же узнал его!

– Нет, уж простите, он всего лишь видел мужчину с черной бородой, как у мистера Инглторпа, в таких же очках и одетого в том оригинальном и броском стиле, какой предпочитает мистер Инглторп. Не мог он узнать человека, которого, вероятно, и видел-то только издали, поскольку, если помните, и сам появился в деревне всего две недели тому назад, а миссис Инглторп преимущественно заказывала лекарства в тэдминстерской аптеке Кута.

– Значит, вы считаете…

– Mon ami, вы помните, каким двум моментам я придавал особое значение. Оставим пока первый, но какой же второй?

– То, что Альфред Инглторп странно одевается, у него черная борода и он носит очки, – припомнил я.

– Точно. А теперь представим, что кто-то захотел выдать себя за кого-то, к примеру, за Джона или Лоуренса Кавендиша. Просто ли было бы осуществить такое желание?

– Вряд ли, – задумчиво сказал я. – Конечно, если бы какой-то актер…

– А в чем, собственно, сложность? – жестко оборвал меня Пуаро. – Вот что я скажу вам, друг мой: оба они чисто выбриты. Чтобы успешно выдать себя за одного из них при свете дня, понадобился бы гениальный актер, к тому же натурально имеющий некоторое сходство с ними. Однако в случае с Альфредом Инглторпом ситуация совершенно иная. Стиль одежды, борода и очки, скрывающие глаза, – вот самые яркие черты его внешности. Ну а о чем преступник инстинктивно думает в первую очередь? Как отвести подозрения от себя, не так ли? И как же это лучше всего сделать? Бросив подозрения на кого-то другого. И в нашем случае как раз имеется нужный человек. Ведь все будут склонны поверить в виновность мистера Инглторпа. Заранее предрешено, что он будет главным подозреваемым; но для убедительности нужно, конечно, вещественное доказательство – к примеру, такое, как покупка яда, и ее легко организовать, учитывая странную внешность мистера Инглторпа. Как вы помните, молодой Мэйс ни разу лично не разговаривал с мистером Инглторпом. Так как же он мог усомниться, является ли на самом деле Альфредом Инглторпом бородатый, экстравагантно одетый очкарик?

– Да, вряд ли, – согласился я, зачарованный красноречием Пуаро. – Но если он ничего не покупал, то почему не сказал, где находился в шесть часов вечера в понедельник?

– Ах, в самом деле почему? – успокоенно произнес Пуаро. – Если бы его арестовали, то он, вероятно, заговорил бы, но мне не хотелось бы, чтобы дело дошло до ареста. Я должен заставить его понять опасность положения. За его молчанием, разумеется, кроется нечто дискредитирующее. Пусть Инглторп и не убивал свою жену, тем не менее он остается мерзавцем, и ему есть что скрывать, даже если отбросить убийство.

– Что бы это могло быть? – задумчиво протянул я, побежденный доводами Пуаро, хотя у меня по-прежнему оставались слабые сомнения в верности его очевидных заключений.

– Неужели вы не догадываетесь? – улыбаясь, спросил Пуаро.

– Нет, а вы догадываетесь?

– О, да, недавно у меня появилась одна версия… и оказалось, что она вполне правдоподобна.

– И вы даже не поделились со мной, – с упреком заметил я.

Пуаро смущенно развел руками.

– Простите меня, mon ami, но вы же отнеслись к моему мнению с решительным… скажем так, dsapprobation[32]. – Он серьезно посмотрел на меня. – Вот скажите-ка мне… теперь-то вы понимаете, что его нельзя было арестовать?

– Возможно, – с сомнением ответил я, поскольку меня совершенно не волновала судьба Альфреда Инглторпа, и скорее уж я считал, что его не мешало бы хорошенько припугнуть.

Пуаро внимательно посмотрел на меня и глубоко вздохнул.

– Ладно, друг мой, что еще поразило вас на этом дознании, – меняя тему, поинтересовался он, – помимо Альфреда Инглторпа?

– О, в остальном я как раз ожидал примерно таких показаний.

– Неужели вам ничего не показалось странным?

На ум мне сразу пришли показания Мэри Кавендиш, но я предпочел уклониться от прямого ответа.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, к примеру, показания мистера Лоуренса Кавендиша…

– Ах, Лоуренса! – воскликнул я, облегченно вздохнув. – Нет, ничего особенного в его показаниях я не заметил. Просто он по натуре весьма застенчив.

– Hein?[33] Неужели вас не поразило даже его предположение о том, что его мать отравилась случайно, выпив слишком много тонизирующего лекарства?

– Нет, не сказал бы, что поразило. Доктора высмеяли его, разумеется. Но для дилетанта такое предположение вполне естественно.

– Месье Лоуренс, однако, не дилетант. Вы сами говорили мне, что он изучал медицину и получил диплом врача.

– Да, верно. Я как-то не подумал об этом, – пораженно ответил я. – Тогда действительно, странно.

– Его поведение, – кивнув, продолжил Пуаро, – выглядело странным с самого начала. Из всех домочадцев только он, вероятно, мог бы распознать симптомы отравления стрихнином, однако, как мы знаем, он – единственный – активно поддерживает версию естественной смерти. Я еще мог бы понять, если бы так говорил месье Джон. У него нет профессиональных знаний, да и по натуре он лишен воображения. Но месье Лоуренс… нет! И вот сегодня он высказывает предположение столь смехотворное, что и сам знает, сколь оно смехотворно. Тут есть о чем поразмыслить, mon ami.

– Да, это сильно запутывает положение, – согласился я.

– Теперь перейдем к миссис Кавендиш, – продолжил Пуаро. – Она тоже говорила не все, что знает. Что вы думаете о ее показаниях?

– Не знаю, что и думать. Кажется немыслимым, что она может покрывать Альфреда Инглторпа. Ее показания, однако, прозвучали именно так.

– Да, странно. – Пуаро задумчиво кивнул. – Несомненно, однако, что она слышала из того «конфиденциального разговора» гораздо больше, чем пожелала сообщить.

– И однако менее всего я заподозрил бы ее в склонности к подслушиванию!

– Безусловно. Но в ее показаниях мне показалось убедительным только одно. Да, я ошибся. Доркас оказалась совершенно права. Ссора произошла раньше, около четырех часов, как она и говорила.

Я с интересом взглянул на него. Меня и раньше удивляло его упорное внимание к столь мелкой детали.

– Да, сегодня обнаружилось много странностей. К примеру, с чего вдруг доктор Бауэрштайн ни свет ни заря, на редкость своевременно, в полном облачении прогуливался у ворот усадьбы? Удивительно, почему никто не обратил внимания на этот факт.

– Может, он страдает бессонницей, – с сомнением предположил я.

– Слишком просто свалить на бессонницу то, что может иметь гораздо более сложные причины, – заметил Пуаро. – Такое объяснение вполне всеобъемлюще, но ничего не проясняет. Надо будет присмотреться к нашему даровитому доктору Бауэрштайну.

– Какие же еще ошибки можно обнаружить в показаниях? – саркасически поинтересовался я.

– Mon ami, когда люди утаивают правду, – рассудительно ответил Пуаро, – то следует быть настороже! В общем, если не ошибаюсь, на сегодняшнем дознании только один, от силы два человека безоговорочно и искренне говорили правду.

– Да бросьте, Пуаро! Я не стал бы, конечно, упоминать Лоуренса или миссис Кавендиш. Но есть еще Джон и мисс Говард, разве они хоть что-то скрывали?

– Вы ошибочно отнесли их в одну компанию, друг мой. Хотя один из них, согласен, ничего не скрывал…

Его слова неприятно поразили меня. Какими бы маловажными ни казались показания мисс Говард, она давала их в такой откровенной и непосредственной манере, что мне и в голову не пришло бы усомниться в ее искренности. И тем не менее я привык относиться с огромным уважением к проницательности Пуаро, за исключением тех случаев, когда он оказывался, как я определял это для себя, «глупым упрямцем».

– Неужели вы и вправду так думаете? – удивился я. – Мисс Говард всегда казалась мне в высшей степени честной… практически до бестактности.

Пуаро так загадочно взглянул на меня, что я совсем растерялся. Его взгляд, казалось, выдавал и одновременно утаивал какие-то важные знания.

– И мисс Мэрдок тоже, – продолжил я, – ее ответы прозвучали совершенно правдиво.

– Верно. Хотя странно то, что она ничего не слышала, хотя спала в смежной со спальней миссис Инглторп комнате. Зато миссис Кавендиш аж из другого крыла дома отчетливо услышала грохот упавшего стола.

– Ну, девушка молода… Просто крепко уснула.

– О да, безусловно! Должно быть, у нее на редкость крепкий сон.

Мне не понравилось, каким тоном он это произнес, но тут до наших ушей донесся громкий стук, и, выглянув в окно, мы увидели, что внизу нас ждут двое столичных полицейских.

Пуаро схватил шляпу, лихо подкрутил усы и, озабоченно смахнув незримую пылинку со своего рукава, предложил мне следовать за ним вниз, к выходу, где мы присоединились к детективам и все вместе направились в Стайлз.

По-моему, появление в доме двух полицейских из Скотленд-Ярда стало потрясением для всех его обитателей – особенно для Джона, хотя, разумеется, после неопределенного вердикта присяжных он понимал, что в свое время полицейские сюда к ним обязательно заявятся.

И все-таки присутствие столичных детективов впервые заставило его глубоко осознать трагизм сложившейся ситуации.

По пути к особняку Пуаро и Джепп о чем-то тихо совещались, и в итоге столичный инспектор официально потребовал собрать в гостиной всех домочадцев, за исключением слуг. Я понял задумку такого собрания. Пуаро хотелось щегольнуть своими уникальными находками.

Лично я, правда, сомневался в успехе его представления. Пуаро, возможно, имел отличные и убедительные резоны для доказательства невиновности Инглторпа в убийстве, но Саммерхэю требовались доказательства вещественные, а я сомневался, что Пуаро сможет их предоставить.

Вскоре уже домочадцы собрались в гостиной, и Джепп закрыл дверь. Пуаро учтиво рассадил всех по креслам. Взгляды обитателей Стайлза были прикованы к полицейским из Скотленд-Ярда. По-моему, все мы впервые осознали, что смерть Эмили – не просто дурной сон, а прискорбная и осязаемая реальность. Раньше о подобных историях нам доводилось только читать, а теперь мы сами стали героями драмы. Завтра ежедневные газеты запестрят броскими заголовками, разнеся эту новость по всей Англии: «Таинственная трагедия в Эссексе», «Отравление богатой леди»… Напечатают фотографии особняка Стайлз-корт, снимки родственников под заголовком «Семья покидает дознание» – деревенскому фотографу скучать не придется! О криминальных историях посторонних людей каждый из нас читал сотни раз, абсолютно не представляя, что с нами произойдет нечто подобное. И вот убийство совершено в этом самом доме. И в гостиной нам приказали собраться «детективы, уполномоченные расследовать преступление». Все эти популярные расхожие фразы пронеслись в моей голове, пока все рассаживались, до того, как Пуаро объявил о цели собрания.

По-моему, все немного удивились, что именно он, а не один из столичных полицейских взял инициативу в свои руки.

– Мадам и месье, – сказал Пуаро с легким поклоном, точно знаменитость, приглашенная для чтения лекции, – я пригласил вас собраться здесь с определенной целью. И тема нашего собрания касается Альфреда Инглторпа.

Последний сидел немного особняком – по-моему, каждый неосознанно слегка отодвинул от него свое кресло – и слегка вздрогнул, когда Пуаро произнес его имя.

– Мистер Инглторп, – продолжил бельгиец, обращаясь непосредственно к нему, – на этот дом опустилась мрачная тень – тень убийства.

Инглторп удрученно покачал головой.

– Моя бедная жена, – пробормотал он, – бедная Эмили! Ужасное несчастье.

– Не думаю, месье, – многозначительно произнес Пуаро, – что вы полностью осознаете, насколько ужасным оно может стать… лично для вас, – и заметив, что на лице Инглторпа не отразилось понимания, добавил: – Мистер Инглторп, вы находитесь в смертельной опасности.

Детективы явно занервничали. Мне показалось, что официальное предупреждение: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде» – буквально вертелось на языке Саммерхэя.

– Теперь вы поняли свое положение, месье?

– Нет. Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – медленно произнес Пуаро, – что вас подозревают в отравлении вашей жены.

По гостиной пронесся легкий вздох людей, оценивших прямоту этого высказывания.

– Господи, какая чудовищная идея! – вскочив, воскликнул Инглторп. – Меня подозревают в… отравлении моей дорогой Эмили?!

– На мой взгляд, – пристально глянув на него, произнес Пуаро, – вы не в полной мере осознаете, какое крайне неблагоприятное впечатление произвели ваши показания на дознании. Итак, мистер Инглторп, услышав теперь мои пояснения, вы по-прежнему откажетесь сообщить, где находились в шесть часов вечера в понедельник?

Альфред Инглторп со стоном опустился в кресло и закрыл лицо руками. Пуаро встал перед ним.

– Говорите! – угрожающе воскликнул он.

Преодолев себя, Инглторп опустил руки и взглянул на него. Затем нарочито медленно покачал головой.

– Так вы не желаете говорить?

– Нет. Это просто чудовищная мысль… я не могу поверить, чтобы кто-то мог обвинить меня в упомянутом вами преступлении…

Пуаро задумчиво кивнул с видом человека, принявшего решение.

– Soit![34] – сказал он. – Тогда я сам предоставлю эти сведения.

Альфред Инглторп вновь вскочил с кресла.

– Вы? Что вы можете предоставить? Вы же ничего не знаете… – резко выкрикнул он.

Пуаро обвел взглядом собравшихся.

– Мадам и месье! Я буду говорить. Слушайте! Я, Эркюль Пуаро, утверждаю, что человек, зашедший в аптеку и купивший стрихнин в шесть вечера понедельника, не мог быть Альфредом Инглторпом, поскольку в шесть вечера того дня мистер Инглторп провожал домой миссис Рэйкс с соседней фермы. Я могу предоставить вам не менее пяти свидетелей, которые присягнут в том, что видели их вместе как в шесть часов, так и немного позже. И, как вам, возможно, известно, монастырская ферма, где живет миссис Рэйкс, находится по меньшей мере в двух с половиной милях от деревни. И данное алиби не вызывает абсолютно никаких сомнений!

Глава 8

Новые подозрения

В гостиной воцарилось оцепенелое безмолвие. Джепп, удивленный менее всех нас, первым нарушил молчание.

– Вот это да! – воскликнул он. – Просто великолепно! Это бесспорно, мистер Пуаро? Полагаю, вам известны все эти свидетели?

– Вуаля! Я составил для вас их список с именами и адресами. Конечно, вам придется встретиться с ними. Но вы узнаете все, что требуется.

– Ничуть не сомневаюсь. – Джепп понизил голос. – Очень вам признателен. Хороши бы мы были, арестовав невиновного… – Он глянул на Инглторпа. – Но, простите мое любопытство, сэр, почему же вы сами не сказали этого прямо на дознании?

– Я скажу вам, – вмешался Пуаро. – Ходили некоторые слухи…

– Злонамеренные и совершенно ложные! – не выдержав, возмущенно выпалил Альфред Инглторп.

– И мистеру Инглторпу крайне не хотелось вновь давать повод для столь скандальных слухов. Я прав?

– Совершенно правы, – согласился Альфред. – Мою бедную Эмили еще даже не предали земле, так разве удивительно, что мне решительно не хотелось давать повод для новых ложных слухов?

– Между нами говоря, сэр, – заметил Джепп, – я скорее предпочел бы любые слухи, чем арест по обвинению в убийстве. И смею думать, что ваша бедная супруга предпочла бы то же самое. И если бы не вмешательство нашего знаменитого мистера Пуаро, то вы как пить дать уже сидели бы под арестом!

– Безусловно, я вел себя глупо, – проворчал Инглторп, – но вы не представляете, инспектор, как мне докучали этими клеветническими слухами, – добавил он, стрельнув злобным взглядом в Эвелин Говард.

– Теперь, сэр, – оживленно сказал Джепп, повернувшись к Джону, – я хотел бы, если не возражаете, осмотреть спальню вашей покойной матушки, после чего нам придется немного побеседовать со слугами. Но вам не о чем беспокоиться, меня любезно согласился проводить месье Пуаро.

Когда все разошлись, бельгиец знаком пригласил меня следовать за ним наверх. На втором этаже он взял меня за руку и увлек в сторону.

– Немедленно идите к другому крылу. Встаньте там прямо возле обитой сукном двери и ждите меня, – прошептал он и, оставив меня, быстро вернулся к детективам.

Следуя его указаниям, я занял пост возле этой обитой сукном двери, тщетно пытаясь понять, что скрывается за его поручением. Чего ради мне надо стоять тут на страже? Я задумчиво поглядывал на тянущийся от двери коридор. И тогда у меня возникла одна идея. В этом коридоре находились комнаты остальных членов семьи, за исключением Синтии Мэрдок. Возможно, дело именно в этом. Надо ли мне будет доложить потом, кто входил сюда или выходил отсюда? Я честно стоял на посту. Время шло. Никто не появлялся. Ничего не происходило.

Только минут через двадцать ко мне присоединился Пуаро.

– Вы никуда не отходили?

– Нет, я торчал здесь, как столб. Ничего не произошло.

– Вот как! – Я не понял, доволен он или разочарован. – Значит, вы совсем ничего не видели?