Загадочное происшествие в Стайлзе Кристи Агата

– Привет, Лоуренс, я давно искал вас, – покривив душой, заявил я.

– Неужели?

– Да. Правда, мне надо передать вам одно сообщение… от Пуаро.

– Какое же?

– Он попросил меня улучить случай, когда мы с вами будем одни, – многозначительно понизив голос, сказал я, краем глаза внимательно следя за его реакцией.

Мне всегда отлично удавалось, что называется, создать нужную атмосферу.

– Итак?

Выражение его смуглого печального лица ничуть не изменилось. Догадывался ли он, о чем я собираюсь сказать ему?

– Он попросил сказать ва, – произнес я почти шепотом, – «Найдите лишнюю кофейную чашку, и тогда сможете обрести душевный покой».

– Какую чашку, что он имел в виду? – Лоуренс уставился на меня с совершенно естественным изумлением.

– Вы не понимаете?

– Абсолютно. А вы?

– Трудно сказать.

– Наверное, вам лучше спросить Доркас или кого-то из горничных, если ему нужно узнать о кофейных чашках. Это их забота, а не моя. Мне ничего особенного не известно о кофейных чашках, за исключением того, что некоторыми мы никогда не пользуемся, они остаются идеальной мечтой. Старинный вустер[36]… Вы интересуетесь фарфором, Гастингс?

Я покачал головой.

– О, вы многое теряете. Старинный тонкий фарфор поистине прекрасен… даже смотреть на него – чистое наслаждение, не говоря уж о том, чтобы держать в руках.

– Возможно, но что мне передать Пуаро?

– Передайте, что я не понимаю, о чем он говорит. С чего вдруг мне заниматься какими-то загадочными поисками?

– Отлично.

Я уже направился обратно к дому, когда внезапно его слова заставили меня обернуться.

– Скажем так, я не понял цель его сообщения. Кстати, будьте любезны, повторите его еще разок.

– «Найдите лишнюю кофейную чашку, и тогда сможете обрести душевный покой». Вы уверены, что не понимаете смысл его сообщения? – озабоченно спросил я.

– Нет, – покачав головой, задумчиво ответил Лоуренс, – не понимаю. Но… хотелось бы понять.

Из дома донесся сигнал гонга, и мы вместе направились в столовую. Джон пригласил Пуаро остаться на ленч, и они уже сидели за столом.

По молчаливому согласию за едой все избегали упоминать о недавнем несчастье. Разговоры велись об успехах военных действий или на другие нейтральные общие темы. Но после того как Доркас, подав на десерт сыр и печенье, удалилась, Пуаро вдруг склонился к миссис Кавендиш.

– Простите меня, мадам, за неприятные напоминания, но у меня родилась одна интересная версия… – «интересная версия» Пуаро уже вполне могла стать поговоркой, – и мне хотелось бы задать вам парочку вопросов.

– Мне? Пожалуйста, естественно.

– Вы очень любезны, мадам. Мне хотелось бы узнать вот что: верно ли я помню ваши слова о том, что дверь в спальню миссис Инглторп со стороны комнаты мадемуазель Синтии была закрыта?

– Конечно, она была закрыта, – удивленно ответила Мэри Кавендиш. – Я так и сказала на дознании.

– На задвижку?

– По-моему, да, – она озадаченно посмотрела на него.

– Я имею в виду, – пояснил Пуаро, – уверены ли вы, что она была закрыта на задвижку, а не просто заперта на ключ?

– О, теперь я поняла, что вы имеете в виду… Нет, пожалуй, точно не вспомню. Я говорила о запертой двери в том смысле, что ее не удавалось просто так открыть, но, по-моему, все двери в ее спальне были заперты изнутри.

– Однако, насколько я понял, по вашим воспоминаниям, та дверь могла быть закрыта на ключ?

– Видимо, да.

– То есть, мадам, когда вы вошли в комнату миссис Инглторп, вам не пришло в голову посмотреть, на задвижку или на замок закрыта та дверь?

– Я… по-моему, на задвижку.

– Но вы не обратили внимания на нее?

– Нет. Специально я не смотрела.

– А я посмотрел, – вдруг вмешался Лоуренс, – и случайно заметил, что дверь закрыта именно на задвижку.

– Ах, тогда больше нет вопросов, – явно помрачнев, заметил Пуаро.

Помимо воли я порадовался тому, что на сей раз его «версия», очевидно, оказалась тупиковой.

После ленча Пуаро предложил мне проводить его до дома. Я весьма сдержанно согласился.

– По-моему, вас что-то расстроило? – обеспокоенно спросил он, когда мы проходили по парку.

– Нет, ничуть, – холодно ответил я.

– Вот и славно. Вы сняли большую тяжесть с моей души.

Но это как раз не входило в мои намерения. Я надеялся, что он обратит внимание на натянутую учтивость моих манер. Тем не менее его беспокойство слегка уменьшило мое справедливое недовольство.

– Я передал Лоуренсу то, что вы просили, – смягчившись, сообщил я.

– И что же он ответил? Пришел в полнейшее недоумение?

– Да. Я безусловно убедился, что он понятия не имеет, в чем смысл ваших слов.

Я надеялся увидеть огорчение Пуаро, но, к моему удивлению, он заявил, что очень рад, поскольку так и думал. Гордость не позволила мне опять задавать вопросы.

А Пуаро быстро перешел к другой теме:

– Интересно, почему мадемуазель Синтия сегодня не вышла к ленчу? Что могло случиться?

– Она уехала в госпиталь. С сегодняшнего дня она возобновила свою работу.

– Надо же, какая трудолюбивая юная леди… И очаровательная вдобавок. Она напоминает мне картины, виденные в Италии. Хотелось бы, кстати, взглянуть на эту благотворительную аптеку. Как вы думаете, она согласится показать ее мне?

– Не сомневаюсь, что она с удовольствием все вам покажет. Это интересное местечко.

– Так она работает там ежедневно?

– По-моему, она трудится там целыми днями, кроме среды, а по субботам возвращается к ленчу. В общем, выходных у нее немного.

– Я запомню. Увы, в наше время женщинам приходится много работать, и мадемуазель Синтия весьма талантлива… безусловно, эта юная особа очень сообразительна.

– Да. По-моему, она окончила специальные курсы и сдала трудный экзамен.

– Несомненно. Ведь это серьезная и ответственная работа. Видимо, у них там хранятся и сильные ядовитые вещества?

– Да, она упоминала про них. Они хранятся под замком в специальном шкафчике. Полагаю, фармацевтам приходится быть крайне осторожными. Покидая аптеку, они запирают дверь и обычно забирают ключи с собой.

– Более чем разумно. А тот шкафчик, случайно, стоит не рядом с окном?

– Нет, напротив, в глубине комнаты. А почему вы им заинтересовались?

– Просто интересно, – пожав плечами, ответил Пуаро. – Ничего особенного. Вы зайдете ко мне?

Мы как раз подошли к его коттеджу.

– Нет. Пожалуй, я лучше вернусь в Стайлз. Мне хочется прогуляться по лесу.

К усадьбе примыкал живописный лесной массив. После прогулки по ухоженному усадебному парку приятно было неспешно пройтись по тенистым и прохладным лесным тропинкам. Слабый ветерок едва шевелил листву, даже птичий щебет звучал слабо и приглушенно. Немного прогулявшись, я опустился на траву у подножия раскидистого старого бука и благодушно и снисходительно предался размышлениям о человеческой натуре. Я даже простил Пуаро его нелепую таинственность. В сущности, я пребывал в согласии со всем миром. Прикрыв глаза, я расслабленно зевнул.

Мои мысли вернулись к преступлению, и оно вдруг показалось мне давним и поразительно нереальным.

Я опять зевнул.

«Вероятно, – грезилось мне, – на самом деле миссис Инглторп жива. Конечно, это всего лишь дурной сон. А реальность заключалась в том, что Лоуренс прикончил Альфреда Инглторпа крокетным молотком. Зачем же Джон поднял по этому поводу такой абсурдный шум и идет, крича во все горло: «Говорю вам, я не потерплю этого!»

Внезапно, вздрогнув, я выплыл из дремотного забытья.

И мгновенно осознал, что оказался в весьма затруднительном положении. Примерно ярдах в четырех от меня стояли лицом друг к другу Джон и Мэри Кавендиш и, очевидно, бурно спорили. И также очевидно, они не замечали моего соседства. Но прежде чем я успел встать или заговорить, Джон повторил слова, на которых закончился мой сон:

– Говорю вам, Мэри, я не потерплю этого.

В ответ раздался невозмутимый и мягкий голос Мэри:

– А разве вы имеете право критиковать мои действия?

– Об этом будут говорить все в деревне! Только в субботу похоронили мою мать, а вы уже готовы опять шляться с этим типом…

– Ах, – пожав плечами, бросила она, – если бы вас волновали только деревенские сплетни!

– Но разве у меня нет причин волноваться? Мне уже надоело, что этот тип вечно околачивается у нас дома. И вообще, говорят, он из польских евреев.

– Примесь еврейской крови говорит лишь в его пользу. Она способна воздействовать на… – она дерзко взглянула на мужа – на флегматичную тупость заурядного англичанина.

Ее глаза пылали огнем, а голос оставался ледяным. Я не удивился, заметив, как побагровело лицо Джона: видно, кровь бросилась ему в голову.

– Мэри!

– Что дальше? – Ее тон не изменился.

Мольба исчезла из его голоса, и он сурово спросил:

– Насколько я понимаю, вы собираетесь продолжать видеться с Бауэрштайном против моей воли?

– Если захочу.

– Вы бросаете мне вызов?

– Нет, но отрицаю ваше право осуждать мои действия. Разве у вас нет знакомых, которых не одобряю я?

Джон отступил на шаг. Краска медленно отхлынула с его лица.

– Что вы подразумеваете? – неуверенно спросил он.

– Вы сами знаете! – выразительно ответила Мэри. – Разве вы не понимаете, что не имеете никакого права диктовать, с кем мне лучше дружить?

Джон умоляюще глянул на нее, лицо его исказилось от мучительной боли.

– Никакого права? Разве у меня нет никакого права, Мэри? – нервно спросил он, протянув к ней руки. – Мэри…

На мгновение мне показалось, что она колеблется. Ее лицо смягчилось, но потом она почти в ярости отвернулась от него.

– Никакого!

Женщина быстро пошла к усадьбе. Джон догнал ее и схватил за руку.

– Мэри, – его голос теперь звучал совсем тихо – вы влюблены в этого Бауэрштайна?

На лице ее отразилось сомнение, но внезапно его сменило странное выражение, древнее как мир и одновременно вечно юное. Так загадочно, вероятно, улыбался египетский сфинкс.

Она спокойно высвободилась от него и, уходя, бросила через плечо:

– Возможно.

Мэри быстро пересекла полянку и удалилась, оставив Джона стоять в полном остолбенении.

Немного выждав, я шумно двинулся вперед, специально наступая на сухие хрусткие ветки. Джон обернулся. К счастью, он принял как должное то, что я появился здесь уже после их сцены.

– Привет, Гастингс. Ну как, вы доставили вашего маленького сыщика к его коттеджу в целости и сохранности? Оригинальный чудак! А он действительно может помочь нам?

– Ну, в свое время он считался одним из лучших детективов.

– О, ладно… Наверняка тут все далеко не так просто. Хотя, наш мир, похоже, изрядно деградировал.

– Вы так полагаете? – удивился я.

– Видит бог, да! Все началось с этого ужасного несчастья. И теперь по всему дому и парку снуют люди из Скотленд-Ярда, выскакивая в самых неожиданных местах, точно чертики из табакерки. Никогда не знаешь, где увидишь их в очередной раз. Кричащие заголовки во всех газетах, ославили на весь мир… Ох, будь прокляты пронырливые журналисты! Представляете, сегодня утром у наших ворот собралась уже целая толпа любопытных. Точно у нас здесь бесплатно показывают живых преступников, подобных тем, кто выставлен в виде восковых фигур в одном из залов музея мадам Тюссо… Какая бешеная популярность, не так ли?

– Не падайте духом, старина Джон! – ободряюще воскликнул я. – Все это когда-нибудь закончится.

– Когда-нибудь!.. Да скандальная шумиха уже сделала свое дело, и вряд ли мы теперь сумеем оправиться и вновь гордо держать наши головы.

– Нет, нет, вы начинаете извращенно воспринимать ситуацию.

– А разве она не достаточно безумна сама по себе, раз нас преследуют эти грязные журналисты и пялятся, как довольные идиоты, куда бы мы ни пошли? Но хуже всего другое…

– Что?

– Вы когда-нибудь задумывались, Гастингс – это стало моим ночным кошмаром, – кто совершил это злодейство? Временами мне даже кажется, что это мог быть какой-то ужасный несчастный случай. Поскольку… поскольку я абсолютно не представляю… кто же мог сотворить такое? Теперь, после оправдания Инглторпа, не осталось никого… Никого, я имею в виду, кроме одного из нас…

Да, действительно, такой ночной кошмар вполне мог лишить покоя любого человека. Один из нас! Верно, конечно, так и должно быть, если только…

И вдруг у меня возникла новая версия. Я быстро обмозговал ее. Тьма начала проясняться. В новом свете я увидел таинственные действия Пуаро, его намеки… все совпадало. Глупец, как же я сам не догадался раньше, и какое же это облегчение для всех нас!

– Нет, Джон, – уверенно заявил я, – это не один из нас. Разве это возможно?

– Я понимаю, но все же, кто еще это мог быть?

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

Заговорщицки оглянувшись по сторонам, я прошептал:

– Доктор Бауэрштайн!

– Ну да! Невозможно.

– Еще как возможно.

– Но какую выгоду он надеялся получить от смерти моей матери?

– Это пока непонятно, – признал я, – но уверяю вас, Пуаро тоже пришел к такому выводу.

– Пуаро? Неужели? А вы как узнали?

Я сообщил Джону, как сильно разволновался бельгиец, услышав, что доктор Бауэрштайн заходил в Стайлз вечером перед фатальной ночью, и добавил:

– А потом он еще два раза произнес: «Это меняет все… все дело». Я много размышлял над его словами. Вы знаете, что, по словам Инглторпа, последний оставил чашку кофе в холле? В общем, как раз тогда и заявился Бауэрштайн. Разве не возможно, что доктор подсыпал что-то в кофе, пока шел вслед за Инглторпом по холлу?

– Вряд ли он решился на такой рискованный шаг, – недоверчиво хмыкнув, заметил Джон.

– Верно, рискованный, но тем не менее возможный.

– Кроме того, откуда он мог знать, что это кофе матушки? Нет, старина, такая версия не пройдет.

Тогда мне вспомнилась еще одна подробность.

– Да, вы правы. В тот кофе он ничего не подсыпал. Послушайте, как все произошло на самом деле…

И я поведал ему о какао, пробу которого Пуаро сдал на анализ.

– Но ведь доктор Бауэрштайн уже проверял тот напиток, – едва дав мне договорить, возразил Джон.

– Вот, вот, в том-то и хитрость. Я тоже не понимал этого раньше. Разве вы не догадываетесь, что это значит? В том-то и дело, что проверял его сам Бауэрштайн! Если он виновен в убийстве, то ему ничего не стоило послать на анализ обычное какао, сделав его заново. И разумеется, там не обнаружили никакого стрихнина! Но ведь никто и не помышлял подозревать Бауэрштайна или провести повторный анализ… никто, за исключением Пуаро, – прибавил я, запоздало признавая прозорливость моего друга.

– Ладно, но что вы скажете про горький привкус, ведь за какао его не скроешь?

– Что ж, может, он сказал про это для отвода глаз. И вообще есть еще масса других способов. По общему признанию, он считается одним из самых сведущих в мире токсикологии…

– Сведущих в каком мире? Что-то я не понял, кем он считается? Что за непонятное слово вы произнесли?

– Ну, в силу своей профессии он больше любого из нас знает о ядах, – пояснил я. – В общем, как мне думается, он придумал, вероятно, какой-то способ устранения горечи стрихнина. Или просто воспользовался другим безвкусным, никому не известным ядом, который вызывает такие же, как при отравлении стрихнином, симптомы.

– Гм, да, такое возможно, – согласился Джон. – Но погодите, как же он мог добраться до какао? Его-то не оставляли в холле.

– Нет, не оставляли, – неохотно признал я.

И вдруг внезапно мысль об ужасной возможности промелькнула в моей голове. Я надеялся и молился, чтобы она также не пришла на ум Джону. Искоса глянув на него, я заметил лишь, что он озадаченно нахмурился, и облегченно вздохнул, поскольку ужасная мысль, промелькнувшая в моей голове, заключалась вот в чем: а ведь доктор Бауэрштайн мог иметь сообщника в доме.

Хотя, с другой стороны, это казалось совершенно невероятным. Не могла же быть убийцей такая красавица, как Мэри Кавендиш! Однако в истории известны имена прекрасных отравительниц…

Вдруг мне вспомнилось, как в первый день моего прибытия за чаем Мэри заметила, сверкнув глазами, что женщины склонны использовать яд. И в каком странном возбуждении она пребывала в тот роковой вечер вторника! Могла ли миссис Инглторп обнаружить какую-то связь между ней и Бауэрштайном и пригрозить рассказать ее мужу? Стало ли это той точкой, той угрозой, которая побуждает человека к преступлению?

Потом мне вспомнился загадочный разговор между Пуаро и Эвелин Говард. Не это ли они скрывали? Не эту ли ужасную возможность пыталась отвергнуть Эвелин?

Да, по-моему, все сходится.

Неудивительно, что мисс Говард предпочла бы «скрыть правду». Теперь я догадался, почему она оборвала фразу, сказав лишь: «Ведь Эмили сама…» И в глубине души я согласился с ней. Разве не предпочла бы миссис Инглторп забыть о таком оскорблении, не желая подвергать плачевному бесчестью имя семьи Кавендиш?

– Существует еще одно возражение, – резко произнес Джон, и от неожиданности я вдруг испытал чувство вины. – И оно заставляет меня усомниться в правдоподобии вашей версии.

– Какое же возражение? – спросил я, обрадовавшись, что он больше не думает о том, как яд мог попасть в какао.

– Пожалуй, тот факт, что сам Бауэрштайн потребовал провести вскрытие. А ведь мог и не требовать. Наш славный Уилкинс склонялся к тому, что матушка умерла от сердечной недостаточности.

– Да, – с сомнением произнес я. – Но наверняка тут ничего не известно. Возможно, он считал, что в конце концов так будет безопаснее. Кто-то ведь мог позднее заговорить об отравлении. И тогда в приказном порядке могли провести эксгумацию. И если бы обнаружились следы стрихнина, то Бауэрштайн оказался бы в сложном положении, поскольку никто не поверил бы, что ученый его квалификации мог ошибиться, согласившись с диагнозом сердечной недостаточности.

– Да, такое тоже возможно, – признал Джон. – И однако, – прибавил он, – будь я проклят, если понимаю, какие у него могли быть мотивы.

– Послушайте, – вздрогнув, сказал я, – возможно, я кругом ошибаюсь. Но запомните, наш разговор надо сохранить в тайне.

– О, конечно… само собой разумеется.

Разговаривая, мы продолжали прогулку и вскоре вошли через калитку в усадебный парк. До нас сразу донеслись оживленные голоса, поскольку под тем же тенистым платаном, что и в день моего прибытия, уже накрыли чайный стол.

Синтия успела вернуться из госпиталя, и я, устроившись на стуле рядом, сообщил ей, что Пуаро хотел бы навестить ее в аптеке.

– О, здорово! Я с удовольствием покажу ему наши сокровища. Лучше всего ему подойти к нам как-нибудь к чаю. Надо будет договориться с ним. Он такой славный человек! Хотя и немного странный. На днях он заставил меня снять брошку и приколоть ее прямо, заявив, что я приколола ее кривовато.

– Это в его духе, – рассмеявшись, согласился я, – он аккуратен почти до безумия.

– Да неужели?

Мы немного помолчали, и тогда, мельком глянув в сторону Мэри Кавендиш, Синтия тихо сказала:

– Мистер Гастингс…

– Да?

– Мне нужно поговорить с вами после чая.

Ее брошенный на Мэри взгляд заставил меня насторожиться. Я заметил, что они не испытывали друг к другу особой симпатии. Впервые я вдруг задумался о будущем этой девушки. Миссис Инглторп не оставила никаких распоряжений по поводу ее судьбы, но мне представлялось, что Джон и Мэри, вероятно, будут уговаривать ее остаться жить с ними, по крайней мере до окончания войны. Джон, как я знал, относился к Синтии с большой симпатией и вряд ли захотел бы расстаться с ней.

В этот момент вернулся Джон, ненадолго заходивший в дом. Его обычно добродушное лицо исказилось от сильного раздражения.

– Проклятые детективы! Не представляю, что еще они могут искать. И так уже перевернули вверх дном каждую комнату. Кошмар какой-то, сколько нам еще терпеть их присутствие? Сейчас они, по-моему, вовсю пользуются тем, что мы пьем чай в саду. Надо будет в следующий раз при встрече высказать наше недовольство этому инспектору Джеппу!

– Типичные последователи Пола Прая[37], – проворчала мисс Говард.

Лоуренс вяло заметил, что, видимо, ничего не находя, они попросту изображают кипучую деятельность.

Мэри Кавендиш промолчала.

После чая я пригласил Синтию прогуляться, и мы вместе направились в рощицу.

– Итак? – спросил я, когда листва скрыла нас от любопытных глаз.

Вздохнув, Синтия опустилась на траву и сбросила шляпку. Пронизывающие листву солнеч-ные лучи позолотили ее чудные каштановые волосы.

– Мистер Гастингс… вы всегда так добры и так много знаете…

В этот момент меня вдруг потрясло осознание того, что Синтия поистине очаровательна! Намного очаровательнее Мэри, которая никогда не говорила мне ничего подобного.

– Смелее, – ободряюще сказал я, видя, что она колеблется.

– Я хотела попросить у вас совета. Что мне делать?

– Делать?

– Да. Видите ли, тетушка Эмили обычно говорила, что обеспечит меня. Наверное, она забыла или не думала о том, что может умереть… в любом случае я осталась без средств! И теперь не представляю, что мне делать дальше. Как вы думаете, мне лучше сразу уехать отсюда?

– Боже сохрани, нет! Я уверен, что они не захотят расстаться с вами.

Синтия робко помолчала, пощипывая траву своими изящными пальчиками.

– Миссис Кавендиш так не думает, – заметила она. – Она ненавидит меня.

– Ненавидит вас? – изумленно вскричал я.

Синтия кивнула.

– Да. Я не знаю причин, но она меня терпеть не может… и он тоже не может.

– Вот тут вы ошибаетесь, – сердечно произнес я, – напротив, Джон вас очень любит.

– О, да… Джон любит. Но я имела в виду Лоуренса. Не то чтобы, разумеется, меня волновало, любит меня Лоуренс или нет. Но все-таки правда ведь, весьма неприятно, когда тебя никто не любит?

– Но вас любят, Синтия, милая, – пылко возразил я. – Я уверен, что вы ошибаетесь. Послушайте, есть же Джон… и мисс Говард…

– Да, Джону я, видимо, нравлюсь, – уныло кивнув, согласилась она, – и Эви, разумеется, ведь при всех своих грубоватых манерах она готова любить даже мух. Но Лоуренс обычно упорно избегает разговоров со мной, да и Мэри с трудом заставляет себя быть вежливой… Ей хочется, чтобы здесь осталась Эви, но я ей не нужна, и… и… в общем, теперь я не знаю, что мне теперь делать.

И бедняжка залилась слезами.

Не представляю, что вдруг на меня нашло. Вероятно, мой разум помутился от ее красоты, очаровательной позы и залитых солнцем локонов; вероятно, также сыграло роль чувство облегчения от общения с человеком, который, совершенно очевидно, не имел никакого отношения к случившейся трагедии; вероятно, у меня еще возникла искренняя жалость к столь юной и одинокой девушке. Во всяком случае, я подался вперед и, взяв ее изящную ручку, заявил:

– Выходите за меня замуж, Синтия.

Сам того не желая, я нашел великолепное лекарство от ее слез. Она мгновенно выпрямилась и, высвободив руку, довольно резко сказала:

– Не говорите глупостей!

– Но это не глупость, – уязвленно возразил я. – Я прошу вас оказать мне честь стать моей женой.

К моему изумлению, теперь Синтия разразилась смехом и назвала меня «милым чудаком».

– Вы, разумеется, поистине милосердны, – признала она, – но зачем же делать то, что вам не хочется?

– Нет, хочется. Мне хотелось бы…

– Ладно, не важно, что вам хотелось… Но ваше предложение не нужно как вам, так и мне.

– Что ж, разумеется, тогда все понятно, – напряженно ответил я. – Хотя, право, я не вижу тут ничего смешного. И, по-моему, нет ничего странного в таком предложении.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

В один не очень прекрасный день выяснилось, что я обладаю даром мгновенного перемещения в пространст...
Число Врат, через которые твари проходят на Землю возросло в разы. Уровень тварей атакующих людей та...
На день рождения Кейт получила… огромный паровоз «Серебряная Стрела»! Девочка так хотела, чтобы в её...
«Расследование». Инспектор Скотленд-Ярда принимает участие в расследовании странного дела: трупы про...
Гена развелся с Аней, но забыть ее не смог, и не только потому, что все еще любит бывшую.Полковник А...
В городке Последний путь, что стоит на краю цивилизации, люди живут простые, добрые и отзывчивые, вс...