Carpe Jugulum. Хватай за горло! Пратчетт Терри

– Послушай… убирайся с глаз моих, понял? Лучше проверь, нельзя ли что-нибудь сделать с этим ужасным запахом, которым несет из уборной. Мать говорит, у нее от этого запаха слезятся глаза. И вот еще что… выпрямись и ходи прямо! – крикнул ему вслед Влад. – Эта твоя хромота выглядит глупо!

Агнесса заметила, что удалявшаяся спина Игоря на мгновение замерла. Казалось, он вот-вот что-то скажет, но потом слуга лишь заковылял дальше.

– Как большой ребенок, – покачал головой Влад. – Мне жаль, что тебе довелось стать свидетельницей столь неприятной сцены.

– Мне тоже жаль, – кивнула Агнесса.

– Придется его заменить. Отец держит Игоря из жалости. Он перешел нам по наследству вместе со старым замком, скрипучей крышей и странными запахами на главной лестнице, которые, должен сказать, были все же не такими противными, как те, с которыми нам пришлось столкнуться здесь. Ну и ну… Нет, ты только посмотри. Стоит на пять минут отвернуться…

В высоком черном подсвечнике горела огромная, вся заплывшая воском свеча.

– Король Веренс везде установил такие современные керосиновые лампы, а Игорь заменяет их на свечи! Где он только их берет, ума не приложу! Лакки выдвинула предположение, что он лепит эти свечи из своей ушной серы…

Они находились в длинной комнате рядом с Главным залом. Влад поднял свечу так, чтобы свет от нее падал на стену.

– Ага, картины уже развесили. Ну что ж, познакомлю тебя с семьей…

Свечной свет падал сейчас на портрет высокого, худого и седого мужчины во фраке и плаще с красной подкладкой. Мужчина выглядел весьма утонченным, правда, несколько суховатым и сдержанным. Над нижней губой поблескивал удлиненный клык.

– Мой двоюродный дедушка, – пояснил Влад. – Последний… обладатель титула.

– А что это за звезда на ленте? – спросила Агнесса.

Она услышала вопли толпы, пока еще разогревающейся, но уже входящей во вкус.

– Орден Гвота. Он построил наш фамильный дом. Замок Тольконеприближайтеськнему, как мы его называем. Не знаю, слышала ли ты про него.

– Странное название.

– О да, дедушка сам подсмеивался над этим. Местные возницы обычно предупреждали всех забредавших в наши места людей. «Только не приближайтесь к этому замку! – твердили они. – Даже если вам придется провести ночь на дереве, только не приближайтесь к нему! Что бы с вами ни случилось, ни в коем случае к нему не приближайтесь». Как говаривал дедушка, лучшей рекламы и не придумать. Зачастую уже к десяти часам вечера все спальни были заняты, а люди продолжали колотить в дверь и просить, чтобы их впустили. Путешественники не ленились делать крюк в несколько миль, только бы узнать, чем вызвана такая суета. Боюсь, другого такого замка уже никогда не будет. Но порой дедушка слишком увлекался игрой на публику. Он так часто вставал из своего гроба, что даже установил специальную вращающуюся крышку. Ага, а это тетя Кармилла…

Агнесса уставилась на очень строгую женщину в обтягивающем черном платье. Губы женщины были подведены темно-сливовой помадой.

– Говорили, якобы она любила принимать ванну, наполненную кровью двухсот девственниц. Но я в это не верю, – пожал плечами Влад. – Лакримоза как-то подсчитала, что кровь уже восьмидесяти девственниц переполнит даже самую большую ванну.

– О да, эти мелкие детальки всегда так важны… – откликнулась Агнесса, несколько взвинченная этими подробностями. – И кстати, в такой ванне очень трудно найти мыло.

– К сожалению, тетя Кармилла была растерзана толпой.

– Люди иногда бывают так неблагодарны.

– А это… – Свет скользнул вдоль стены. – Мой дед…

Лысая голова. Пристальный взгляд окаймленных темным глаз. Два зуба, как иголки, два уха, как крылья летучей мыши, ногти, которые не подстригались уже много лет…

– Но половина картины – голый холст! – удивилась Агнесса.

– Согласно семейному преданию, мой дед, когда его рисовали, очень проголодался, – сказал Влад. – Он всегда отличался прямолинейным подходом. Видишь красновато-коричневые потеки? Настоящий приверженец старого стиля. А это… это какой-то наш далекий предок.

Следующая картина представляла собой лишь потемневший лак, сквозь который проглядывала какая-то сгорбленная фигура с клювом.

Влад быстро отвернулся.

– Мы проделали долгий путь, – промолвил он. – Эволюционировали, как выражается отец.

– Они выглядят очень… могущественными, – задумчиво произнесла Агнесса.

– О да, они были очень могущественными и вместе с тем очень тупыми, – хмыкнул Влад. – Мой отец считает, что глупость и вампиризм неразрывно связаны. Как будто все те, кто жаждет крови, непременно должны быть тупыми как пробка. Отец – очень необычный вампир. Он и мать воспитали нас… иными.

– Иными, – эхом откликнулась Агнесса.

– Вампиры не особенно связаны семейными узами. И, по словам отца, это естественно. Люди растят своих последователей, своих преемников, ну а мы живем так долго, что в итоге взращиваем собственных конкурентов. В общем, мы не испытываем особо сильных семейных чувств.

– Правда? – Пальцы Агнессы нащупали в кармане пузырек со святой водой.

– Но также отец утверждает, что единственный выход – это самосовершенствование. Следует разорвать круг вампирской глупости. В нашу пищу начали вводить чеснок, сначала – незначительными дозами, потом – больше, чтобы мы привыкали. Он с раннего детства подвергал нас воздействию религиозных символов, наверное, в нашей детской были самые странные обои в мире, не говоря уж о бордюрчике с Герти – Танцующей Чесночинкой. Кстати, следует отметить, влияние подобных символов на вампиров сильно преувеличено. Он даже заставлял нас днем выходить на улицу и играть. То, что нас не убивает, делает нас сильнее, говаривал он.

Агнесса взмахнула рукой. Святая вода щедрой струей вылетела из пузырька и залила Владу всю грудь.

Широко раскинув руки, он громко взвыл. Водяные струйки стекали по его жилету, по его штанам прямо в башмаки.

Агнесса даже не подозревала, что все окажется так легко.

Но потом Влад опустил голову и весело подмигнул ей.

– Бедная жилетка! Ты только посмотри на нее. Тебе известно, что вода делает с шелком? Это пятно потом не отмоешь. Как ни три, отметина все равно остается. – Он посмотрел на Агнессино застывшее лицо и вздохнул. – По-моему, нам следует еще кое-что прояснить. На будущее.

Он поднял взгляд на стену, снял с креплений очень большую остроконечную алебарду и сунул ее Агнессе в руки.

– Вот, возьми и отруби мне голову. Пожалуйста, – попросил он. – Погоди-погоди, только сниму шейный платок. Не хочу запачкать его кровью. Готово. Ну?

– Ты хочешь сказать, к этому тебя тоже с самого детства приучали? – неверяще спросила она. – Но каким образом? Каждый день после завтрака упражнения с мясным топориком? Если понемногу отрезать голову каждый день, потом будет совсем не больно?

Влад закатил глаза.

– Вампирам отрубают головы. Это международно признанный факт, – сказал он. – Уверен, нянюшка Ягг уже гонялась бы за мной по всему замку. Не бойся, в этих пухленьких ручках достаточно силы, я аб…

Она замахнулась.

Неожиданно Влад оказался сзади нее и ловко выхватил алебарду из ее рук.

– …Солютно уверен в этом. Однако мы обладаем очень, очень хорошей реакцией.

Влад потрогал лезвие большим пальцем.

– Тупое, как я и думал. Моя дорогая госпожа Нитт, неужели ты не понимаешь, что избавляться от нас вы будете долго и мучительно? Овчинка не стоит выделки. К примеру, старый Магирато, мой дед, вряд ли стал бы делать Ланкру столь великодушное предложение. Мы опустошаем вашу страну? Нет. Врываемся в ваши спальни? Определенно нет. Разумеется, Веренса придется немного понизить в должности, но давай признаем – он скорее чиновник, нежели король. А тот, кто станет нам другом… вскоре обнаружит, что мы умеем быть благодарными. Так каков смысл в сопротивлении?

– Вампиры умеют быть благодарными?

– Мы все время учимся.

– То есть, вместо того чтобы быть очень плохими, вы будете просто плохими? Ты об этом говоришь?

– Мы говорим о том, моя дорогая, что пришло наше время, – раздался позади нее чей-то голос.

Агнесса и Влад дружно обернулись.

В галерею вошел граф. Он был одет в домашнюю куртку. По обе стороны от него шли вооруженные люди.

– Ну и ну, Влад… Играешь с едой? Добрый вечер, госпожа Нитт. Кстати, Влад, похоже, у ворот собралась толпа.

– Правда? Как интересно. Никогда не видел настоящей толпы.

– Я надеялся, твой первый опыт будет более захватывающим, – фыркнул граф. – В этой толпе нет души, ей не хватает страсти. Тем не менее мы не можем допустить, чтобы наш обед был испорчен. Я велю им разойтись.

Двери Главного зала распахнулись как будто сами собой.

– Не желаешь ли взглянуть? – спросил Влад.

– Э… По-моему, мне надо припудрить… Я просто пойду и… В общем, вернусь буквально через минутку, – пробормотала Агнесса, торопливо пятясь.

Свернув в незаметный коридорчик, она подбежала к маленькой дверце и отодвинула засовы.

– Почти вовремя, – проворчала нянюшка. – Мы едва не продрогли.

– Они пошли смотреть на толпу. Но здесь есть и другие вампиры, не только стражники! Их привезли на повозках! И они не совсем… похожи на слуг, но подчиняются приказам графа и его семейства.

– Сколько их? – спросила Маграт.

– Понятия не имею, не было времени выяснять! Влад пытался узнать меня получше!

– Отличный план, – одобрила нянюшка. – Вдруг он разговаривает во сне?

– Нянюшка!

– Ну что, посмотрим на его светлость в действии? – предложила нянюшка. – Можно прокрасться в старую караулку. Оттуда в щелочку все видно.

– Сначала я хочу увидеться с Веренсом! – сказала Маграт.

– Никуда он не денется, – махнула рукой нянюшка, входя в маленькую комнату рядом с дверью. – Вряд ли они собираются убивать его. Пока он в безопасности.

– По-моему, они и в самом деле новые вампиры, – произнесла Агнесса. – Во всяком случае, на старых вампиров они совсем не похожи.

– Значит, мы будем противостоять им здесь и сейчас, – заявила нянюшка. – Эсме именно так и действовала бы.

– А у нас хватит сил? – спросила Агнесса. «Матушка бы таких вопросов не задавала», – хмыкнула Пердита.

– Нас же трое, – ответила нянюшка, доставая флягу и вынимая из нее пробку. – Кроме того, мы не одни, нам помогают. Никто не хочет?

– Это же укипаловка, нянюшка! – воскликнула Маграт. – Ты хочешь сразиться с вампирами пьяной!

– Судя по всему, уж лучше пьяной, чем трезвой, – сказала нянюшка, делая глоток и передергиваясь. – Насколько я помню, единственный разумный совет, который дал Агнессе господин Овес, касался того, что настоящие охотники на вампиров всегда слегка навеселе. А я стараюсь прислушиваться к разумным советам.

Ветер был настолько сильным, что даже шатер содрогался. Огонек свечи плясал и раскачивался. Всемогучий Овес осторожно сидел на своей походной койке (любое резкое движение заставляло ее складываться с вызывающей синяки злобностью) и судорожно листал свои блокноты. Паника нарастала с каждой минутой.

Он приехал сюда вовсе не затем, чтобы работать экспертом по вампирам. Во имя великого Ома! Предмету «Умертвия и всякие безбожные твари» была отведена часовая лекция раз в две недели, которую читал совершенно глухой дьякон Троп. Этот зачет даже не был включен в выпускные экзамены! Примерно в двадцать раз больше времени было уделено «Сравнительной теологии», и сейчас Овес жалел, действительно жалел, что у преподавателей не нашлось времени, чтобы рассказать ему, к примеру, о том, где точно находится сердце и с какой силой нужно вбивать кол.

Ага… вот они. Эти сбивчивые записи сохранились лишь потому, что были сделаны на обратной стороне его эссе по «Жызнеписаниям Пророков» Трума.

«…Кровь – это жызнъ… вампиры подчин. лишь тем, кто превр. их в вампиров… аллиловый дисульфид, активный ингр. чеснока… порфирия отсутств. Приобрет. привычки?… естест. почва, оч. важ… как можно больше вамп. пьют кровь жертвы, чтобы она стала рабом всех… „групповое сосание“… кровь как нечестивый символ… Вампиры контролируют: лет. мышей, крыс, ноч. животных, погоду… вопреки легенде большинство жертв становятся пассивными, но НЕ вампирами… созданный вампир испытывает страшные муки и жажду крови… носки… чеснок, святые лики… солнечный свет – смертелен? убив вампира, освобождаешь все его жертвы… физическая сила и…»

Ну почему никто никогда не говорил, что все это крайне важно? Полстраницы занимал портрет дьякона Тропа. Троп получился как живой.

Овес сунул блокнот в карман и с надеждой сжал в пальцах медальон. После четырех лет обучения в семинарии он так и не понял, чему именно нужно верить. Расколы в церкви случались настолько часто, что иногда весь учебный план менялся в течение одного дня. Но кроме того…

Об этом их предупреждали. Говорили, что, мол, особых надежд не питайте. Это случается не со всеми, а только с пророками. Ом так не поступает. Ом работает изнутри.

…Но он надеялся, что когда-нибудь Ом проявится очевидным и недвусмысленным образом, который нельзя будет объяснить ветром или нечистой совестью. Хотя бы один раз небеса разверзнутся, скажем, секунд на десять, и прогремит голос: «ДА, ВСЕМОГУЧИЙ ХВАЛЫ ДОСТОЙНЫЙ ВСЕГДА СЛАВИВШИЙ ОМА ОВЕС! ВСЕ ЭТО – ЧИСТАЯ ПРАВДА! И МЕЖДУ ПРОЧИМ, ТО ТВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ О КРИЗИСЕ РЕЛИГИИ В ПЛЮРАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ БЫЛО КРАЙНЕ СОДЕРЖАТЕЛЬНЫМ!»

Дело было не в том, что ему не хватало веры. Но одной веры недостаточно. Он жаждал уверенности. Хотя сейчас он бы вполне удовольствовался надежным руководством по уничтожению вампиров.

Овес встал. За его спиной хищно лязгнула всеми сочленениями походная койка.

Он обрел знания, однако эти знания не помогали.

Но разве Джотто не заставил выброситься на берег самого Левиафана, Повелителя Кошмаров, отчего море и суша покраснели от крови? Разве сильный верой Орда не вызвал внезапный глад и мор на всех землях Смеля?

Все это они определенно сделали. И в это он безоговорочно верил. Но частичка его никак не могла забыть некогда прочитанное в одной книжке: мол, редкий красный прилив на побережье Урта был вызван нашествием крошечных морских существ, и событие это весьма повлияло на местную морскую флору и фауну, а странная циклическая смена воздушных потоков может вызывать полное отсутствие облачности над Смелем в течение целых нескольких лет.

Это не могло не тревожить.

Овес неплохо знал всякие древние языки, а потому ему позволяли рыться в новых библиотеках, которые, как грибы, вырастали вокруг Цитадели.

Однако потом появился новый повод для беспокойств: юный охотник за истиной вместо истины наткнулся на правду. «Третье Странствие Пророка Сены» странным образом походило на новый перевод «ПесчаногоЗавета» из «Лаотанской Книги Всё и Вся». На одной из полок он нашел сорок три поразительно похожих друг на друга описания великого потопа, и в каждом из них человек, весьма похожий на епископа Рога, спас избранных рода человеческого, построив волшебную лодку. Детали, правда, не всегда совпадали. Иногда лодка была сделана из дерева, иногда – из банановых листьев. Где-то новость о приближении суши приносил лебедь, где-то – игуана. Конечно, в хрониках других религий эти истории назывались не более чем легендами и мифами, тогда как плавание, описанное в «Книге Сены», считалось святой истиной. И тем не менее…

Разумеется, Овес продолжил свое обучение и вскоре превратился из слегка преподобного в довольно-таки преподобного, однако сомнения никуда не девались. Ему очень хотелось с кем-нибудь обсудить свои открытия, однако церковные расколы происходили настолько часто, что ни у кого из вышестоящих отцов так и не нашлось времени его выслушать. Стук молотков духовных лиц, прибивавших свои варианты истины Ома к храмовым воротам, был настолько оглушительным, что периодически у отца Овса тоже возникало искушение купить рулон бумаги, молоток и внести свое имя в длинный список очереди на ворота, но пока он себя пересиливал.

И прежде всего потому, что у него на все было две точки зрения, причем абсолютно противоречащие друг другу.

В один прекрасный момент он даже подумывал подвергнуть себя процедуре изгнания беса, но отказался от этой мысли, поскольку в подобных процедурах церковь традиционно использовала весьма смертоносные методы, и серьезные люди, которые никогда не улыбались, ничуть не удивились бы, услышав, что агрессивный дух, которого он требует изгнать, – это его собственный.

Овес назвал звучавшие в голове голоса Хорошим Овсом и Плохим Овсом. Оба голоса соглашались с данной терминологией, но применяли ее по-разному.

С раннего детства в Овсе жила некая частичка, которая считала святые храмы дурацкими и скучными и периодически пыталась рассмешить его, когда, по идее, он должен был сосредоточенно внимать проповедям. Мальчик вырос, выросла и эта частичка. Она-то и стала тем Овсом, который стопками поглощал самые разные книжки и чуть ли не наизусть запоминал пассажи, бросавшие тень сомнения на буквальную истину «Книги Ома». Именно этот Овес всегда подталкивал его в бок и подзуживал: «Если уж это неправда, чему вообще ты можешь поверить?»

А другая частичка твердила: мол, истины бывают разными.

А первая отвечала: разными – это значит «отличающимися от той, которая и есть настоящая правда»?

А вторая говорила: что значит «настоящая»? Определение, пожалуйста.

А первая сразу начинала кричать: это значит, что еще совсем недавно омниане по-настоящему запытали бы тебя до смерти за одни такие мысли! Помнишь те времена? Помнишь, как люди умирали лишь потому, что пытались использовать разум, который, как ты считаешь, подарил им бог? Какая истина способна оправдать все эти муки?

Этот ответ он так и не смог сформулировать. А потом начались головные боли и бессонные ночи. Церковь раскалывалась практически постоянно, но данный раскол положил начало войнам в его голове.

Подумать только, сюда его послали подлечиться, потому что брат Мельхио, увидев его трясущиеся руки и услышав, как он постоянно бормочет что-то себе под нос, начал беспокоиться за его здоровье!

Перепоясывать чресла Овес не стал. Он не был уверен, как осуществляется данная процедура, а спросить стеснялся. Поэтому он просто поправил шляпу и вышел под бурное ночное небо, затянутое густыми, необщительными тучами.

Ворота замка распахнулись, и из них в окружении солдат вышел граф Сорокула.

Это было отступление от традиционного сюжета. Несмотря на то что жители Ланкра не часто практиковали подобные методы, на генетическом уровне они знали: когда толпа собирается у ворот, тот, кого толпа осаждает, должен орать что-нибудь вызывающее из окна горящей лаборатории или участвовать в мелодраматической схватке с каким-нибудь героем на зубчатой стене.

Чего осаждаемый не должен делать, так это раскуривать сигару.

Толпа замолчала и замерла с неуверенно поднятыми лопатами и вилами. Тишину нарушало только потрескивающее пламя факелов.

Граф выпустил кольцо дыма.

– Вечер добрый, – поздоровался он, когда кольцо улетело. – Вы, вероятно, толпа.

Кто-то из задней части толпы, отставший от хода событий, метнул булыжник. Граф лениво поймал его.

– Вилы – это просто здорово, – сказал он. – Мне нравятся вилы. В общем, проверку они проходят. И факелы – о них можно даже не говорить. Но косы… нет, боюсь, никак не могу согласиться. Косам отказать. Должен заявить, очень неподходящее оружие для толпы. Можете мне поверить. Простой серп гораздо эффективнее. Стоит начать размахивать косами, и кто-нибудь обязательно лишится уха. Так что слушайте внимательно и учитесь.

Он подошел к очень крупному мужчине с вилами.

– Вот тебя, молодой человек, как зовут?

– Э… Джейсон Ягг, господин.

– Кузнец?

– Агась.

– С женой и детьми все в порядке?

– Агась.

– Молодец. Ни в чем не нуждаешься?

– Э… агась. То есть не нуждаюсь, господин.

– Отлично. Так держать. Кстати, буду весьма признателен, если вы не станете шуметь во время ужина, хотя прекрасно понимаю ту жизненно важную традиционную роль, которую вы должны играть. Сейчас я прикажу слугам вынести горячего пунша в кружках. – Он стряхнул пепел с сигары. – Кстати, позвольте представить вам сержанта Крапута, для друзей – Билл В-Дугу. А этот человек, который ковыряет ножом в зубах, – капрал Швиц, у которого, насколько я знаю, совсем нет друзей. Полагаю, есть вероятность, правда весьма незначительная, что он приобретет их здесь. Так вот, сержант Крапут, капрал Швиц, а также их люди, которых лишь с большой натяжкой можно назвать солдатами, ну, вы понимаете, легко пришло, легко ушло, подраться-побуянить, в принципе они все-таки солдаты… – Капрал Швиц, злобно поглядывая на толпу, достал наконец из ярко-желтого коренного зуба кусок своего нехитрого солдатского рациона. – В общем, они заступят на дежурство примерно через час. Исключительно ради обеспечения безопасности, как вы понимаете.

– Потроха наружу выпустим да соломы внутрь нахерачим, – выразился капрал Швиц.

– О, это какой-то военный жаргон, я в нем практически не разбираюсь, – сказал граф. – Однако я от всей души надеюсь, что никаких неприятностей не возникнет.

– А я наоборот, – изрек сержант Крадут.

– Они такие проказники, – вздохнул граф. – Ну, господа, приятного вечера. Нам пора.

И он скрылся во дворе замка. Ворота, толстые деревянные створки которых со временем приобрели твердость стали, закрылись.

Некоторое время по внешнюю сторону ворот царила тишина, которую потом нарушило приглушенное бормотание. Примерно такими голосами должны были бы совещаться игроки, у которых неожиданно отобрали мяч.

Граф кивнул Владу и театральным жестом раскинул руки в стороны.

– Та-да! Вот и вся проблема…

– Думаешь, удастся провернуть этот трюк еще раз? – раздался голос со стороны лестницы.

Вампиры посмотрели на трех ведьм.

– А, госпожа Ягг, – произнес граф, нетерпеливым жестом приказав солдатам удалиться, – Ваше величество. Агнесса… Итак… три – это кто-то придет? Или кто-то умрет?

Когда Сорокула направился к ним, под ногой нянюшки Ягг треснула каменная плита.

– Вы думали, я настолько глуп, уважаемые дамы? – спросил он. – Рассчитывали, я позволю вам бегать туда-сюда, если бы существовала хоть малейшая возможность того, что вы можете причинить нам вред?

Молния распорола небо.

– Я могу управлять погодой, – сказал граф. – И низшими существами, к которым, позвольте заметить, относятся и люди. А вы решили устроить заговор и вызвать меня на… поединок? Занятная картинка. Тем не менее…

Ноги ведьм оторвались от пола. Вокруг закружился теплый воздух. А снаружи замка вдруг поднялся ветер, и пламя факелов, которые сжимали в руках собравшиеся у стен, затрепетало, будто флаги.

– Что с нами происходит? – прошипела Маграт. – Почему наша сила троих не действует?

– Ну, во-первых, он должен стоять неподвижно… – ответила нянюшка.

– Немедленно прекрати! – закричала Маграт. – Как ты смеешь курить в моем замке?! Курение серьезно вредит окружающим!

– А как насчет «Вы за это еще заплатите»? Это ведь обязательная реплика, – поинтересовался граф, игнорируя слова Маграт, и стал подниматься по лестнице.

Ведьмы беспомощно, словно воздушные шарики, раскачивались перед ним в воздухе. Дверь зала с треском захлопнулись.

– Кто-то обязательно должен ее произнести, – настаивал граф.

– Вы за это еще заплатите!

Граф просиял.

– Надо же, я даже не заметил, как шевелились ваши губы…

– Убирайся прочь и возвращайся в могилу, откуда ты явился, нечестивый призрак!

– А он откуда тут взялся? – спросила нянюшка.

Прямо перед вампирами откуда-то сверху свалился всемогучий Овес.

«Он пробрался сюда по хорам, – сообщила Пердита Агнессе. – Внимательнее смотреть надо».

Балахон священнослужителя был покрыт пылью, воротник порвался, но глаза сверкали священным гневом. Он сунул что-то графу прямо в лицо и быстренько глянул в зажатую в другой руке небольшую книжицу.

– Э… «Изыди, ты, червь Ревма, и не смей боле…»

– Прощу прощения? – переспросил граф.

– «…Боле тревожить мене…»

– Можно, я перебью?

– «…Ибо дух, что мучит тебя…»

– Что?

Граф вытащил блокнот из вдруг ставшей безвольной руки Овса.

– «Наковальня ведьм», если не ошибаюсь? – уточнил он. – А почему ты так удивлен? Я помогал писать эту книгу, ничтожество!

– Но… вы… она была написана несколько веков назад! – выдавил Овес.

– И что? Я внес свой вклад в написание «Ведра гвоздей ведьм», «Разводного ключа ведьм»… и самого «Великого инструментария»! Понимаешь? Это тебе не какие-то глупые романчики про вампиров! – почти прорычал граф. – О, я помню твоих пророков. Чокнутые бородатые старики с гигиеническими привычками дурностаев, но, клянусь всем безумством мира, в них была страсть! Они не занимали свои умы псевдосвятой чепухой и мучениями. Они произносили идиотские слова так, словно верили в них, доказывали их истинность с пеной святости у рта. Вот они были настоящими священнослужителями, в их животах бурлили огонь пополам с желчью! А ты – жалкое посмешище.

Он отбросил блокнот в сторону и взял в руку медальон.

– А, священная черепаха Ома, которая, насколько помню, должна заставить меня съежиться от страха. Ну и ну. Очень плохая копия. Дешевка.

– Да что тебе может быть известно об этом, враг рода человеческого? – нашел в себе силы откликнуться Овес.

– Нет-нет, – поморщился граф. – Это для всякого рода демонов.

Он отдал черепаху Овсу.

– Тем не менее попытка засчитывается, – сказал он. – Если мне когда-нибудь захочется выпить чашку чая с булочкой или послушать хоровое пение, я обязательно загляну в вашу миссию. Но в данный момент ты мне… мешаешь!

И он ударил священнослужителя так сильно, что тот отлетел под длинный стол.

– Вот где истинное место смиренным, – возвестил граф. – Ну, теперь осталось дождаться, когда появится матушка Ветровоск. Это может произойти в любую минуту. Неужели вы думали, что она понадеется на вас?

По залу разнесся грохот ударов огромного железного дверного молотка.

Граф с довольным видом кивнул.

– Вероятно, это она, – сказал он. – Иначе и быть не может. Самый подходящий момент.

Дверь открылась, ветер с завыванием влетел в зал, принеся с собой дождь, мелкие веточки и похожую на сорванный лист матушку Ветровоск. Она была промокшей до нитки и грязной, ее платье было разорвано в нескольких местах.

Агнесса вдруг поняла, что никогда не видела матушку мокрой – даже после самого сильного дождя, но сейчас на ней сухого места не было. Вода текла с нее ручьем, оставляя на полу мокрые следы.

– Госпожа Ветровоск! Как любезно с твоей стороны заглянуть к нам, – поклонился граф. – Ты проделала столь долгий путь в такую темную ночь. Прошу, устраивайся у огня и отдохни.

– Я пришла сюда не отдыхать, – сказала матушка.

– По крайней мере выпей что-нибудь, перекуси.

– Я пришла сюда не есть и не пить.

– Тогда зачем же?

– Ты знаешь, зачем я пришла.

«Она выглядит какой-то маленькой, – сказала Пердита. – И усталой».

– Ах да. Запланированное сражение. Великая игра. Торговая марка Ветровосков. И… позволь предположить… твое торговое предложение будет звучать приблизительно так: «Если я одержу победу, я рассчитываю, что ты освободишь всех и уберешься обратно в свой Убервальд». Я прав?

– Нет, я рассчитываю на то, что ты сдохнешь.

Агнесса с ужасом заметила, что матушка слегка покачивается. Граф улыбнулся.

– Превосходно! Но… я могу догадаться о ходе твоих мыслей, госпожа Ветровоск. Вряд ли этот план у тебя единственный. Сейчас ты стоишь здесь, передо мной, и вот-вот упадешь в обморок от изнеможения, однако… я не совсем уверен в том, что говорят мне мои глаза.

– Мне совершенно наплевать, в чем ты уверен, а в чем – нет, – перебила его матушка. – Зато я уверена в том, что ты меня отсюда не выпустишь. Потому что ты понятия не имеешь, куда я могу отправиться и что буду делать. Ведь я могу следить за тобой, мои глаза будут повсюду. Я могу оказаться за любой дверью. Многие люди обязаны мне, и я могу обратиться за помощью к ним. Я могу напасть с любой стороны, в любой момент. И злости мне не занимать.

– Ну и что? Если бы я был настолько неучтив, то мог бы убить тебя прямо сейчас. Достаточно обычной стрелы. Капрал Швиц?

Наемник махнул рукой, очевидно, изобразив то, что у наемников сходило за салют, и поднял арбалет.

– А в этом ты уверен? – спросила матушка. – И твой громила уверен, что успеет выстрелить второй раз? Что я буду стоять на прежнем месте?

– Ты не умеешь менять форму, госпожа Ветровоск. И, судя по твоему виду, сейчас тебе не до беготни.

– Она говорит о перемещении своей сущности в другую голову, – подсказал Влад.

Ведьмы переглянулись.

– Прости, Эсме, – сказала наконец нянюшка Ягг. – У меня чтой-то голова совсем не варит. Видимо, маловато выпила.

– Ну да, конечно, – кивнул граф. – Знаменитый трюк с Заимствованием.

– Но ты не знаешь, куда я отправлюсь, и не знаешь, насколько далеко, – устало произнесла матушка. – Не знаешь даже, в чью голову. И вообще, голова ли это будет. Тебе известно обо мне только то, что ты смог прочесть в мыслях других людей, а они многого обо мне не знают. Очень многого.

– Итак, твоя сущность перенесется в другое место, – подытожил граф. – Примитивный фокус. Знаешь, я много путешествовал и довольно повидал всяких странных стариков в бусах и перьях, которые могли переместить внутреннее я в рыбу, насекомое… даже в дерево. Как будто это имеет значение. Дерево горит. Уж извини, госпожа Ветровоск, но, как любит говорить король Веренс, наступает новый мировой порядок. Наш порядок. А ты остаешься в прошлом…

Он вздрогнул. Три ведьмы упали на землю.

– Неплохо, – сказал он. – Удар прямо в лоб. Я действительно почувствовал его. Никому в Убервальде не удавалось пробить мою защиту.