Право учить. Повторение пройденного Иванова Вероника

Формирует Кружево… А ведь я видел, какое именно. Кровь и Разум. Правда, второе было не совсем готово, а вот первое… Прозрачный студень, заполнивший сосуды и мышцы, а может, и не только их. С этого всё и начинается?

«Не берусь утверждать, но… Было бы логично сначала подчинить питающую жидкость, а потом с её помощью начать работу со всеми прочими частями тела…»

И результатом этих усилий должно стать… что? Кукла, готовая выполнить любой приказ некроманта?

«Похоже на то…»

Как это мерзко!

«Мерзко?..» — Лёгкое удивление.

Лишать покоя мёртвое тело — всего лишь преступление перед памятью усопших. Но лишать посмертия ещё до Порога… Это преступление перед жизнью. Придумавший и осуществивший такое злодейство не заслуживает прощения. И не получит его.

«Назначаешь себя палачом?»

Других претендентов всё равно нет.

«Пожалуй… Что ж, не вижу смысла отговаривать — происходящее слишком губительно для мира, чтобы рассуждать о морали…»

Спасибо. Но сначала…

Я поднялся, разочаровав молодого герцога, настроенного на некое пикантное зрелище, но он справился со своими чувствами и вежливо спросил:

— Что-то нашли?

— Да.

— И каковы новости? Хороши или плохи?

— Это несущественно, милорд. Позвольте вашу руку.

Сжимаю вялое запястье, положив подушечку большого пальца на голубоватый ручеёк, мерно бьющийся под кожей. Впрочем, меня занимает не столько ритм пульса и наполнение сосудов, как та жидкость, что течёт по ним, а слабенькие толчки помогают быстрее сосредоточиться на Кружеве.

Алое, всё ещё алое. Попадаются слабее окрашенные брызги, но они меняют свои очертания и размеры, время от времени распадаясь на более мелкие фрагменты и уже не соединяясь снова, а потом… Или мне кажется? Снова возвращают себе прежний цвет?

«Не кажется…»

Они исчезают?

«Очень похоже… Погибают в схватке с чистой кровью…»

Это возможно?

«Жизнь всегда борется за своё существование… Кровь — часть живого существа, а значит, сама является таковым, и когда в неё попадают живые, но чуждые вещества, она начинает войну…»

Но не всегда побеждает, верно?

«Таковы правила… Хотя победителей может и не быть, тогда как побеждённые есть в любом случае…»

Кровь Льюса борется с ядом. И побеждает?

«Думаю, да…»

Допускает ли это шанс для других?

«Возможно… По всей видимости, вместе с водой в тело поступает только небольшое количество отравы, но, накапливаясь, она увеличивается в размерах и начинает разрастаться сама, пожирая чистую кровь и занимая её место… Как плесень…»

И если не пить много воды, концентрация яда будет недостаточной для начала изменения?

«Более того, малое количество отравы будет уничтожено самой кровью, без помощи извне…»

Но этот процесс сопроводится признаками, характерными для простуды?

«Скорее именно простуда и послужила причиной того, что кровь начала борьбу…»

Как это?

«Возможно, если бы герцог выпил более тёплую воду, распространению отравы ничто не смогло бы помешать, а от ледяной началось воспаление, заставившее кровь бросить все силы против болезни — и настоящей, и искусственно вызванной…»

Счастливый случай?

«Можно считать и так…»

Тогда Льюс — редкий везунчик.

«Если учесть, что он стал-таки единственным наследником, да…»

Кстати о наследстве.

Я отпустил запястье молодого человека и спросил:

— Вы говорили, что желали смерти своему брату. Почему?

Льюс отвёл взгляд, но вовсе не потому, что собирался лгать или иным способом скрывать от меня причину своего недостойного желания. Он просто не хотел видеть в моих глазах отражение своей боли.

— Кьез… Он всегда был сильнее меня и лучше подходил для наследования титула. Да и отцу он нравился больше.

О боги, какая нелепость! Младший брат обвинял старшего в тех же грехах. И всего-то нужно было, что однажды отбросить обиды и поговорить по душам. Признаться друг другу в подозрениях, чтобы понять, насколько они необоснованны. И тогда… Они стали бы друзьями. Какая жалость…

— Послушайте меня внимательно, милорд. Желать другому смерти — дурно. И даже не потому, что желания, обретая форму мыслей и слов, рано или поздно станут явью. Дожидаясь гибели своего врага, вы теряете шанс на приобретение друга. Не делайте так больше, хорошо? Не разбрасывайтесь истинными сокровищами.

— Так просто… Но, к сожалению, слишком поздно, — вздохнул Льюс с некоторым облегчением, вызванным, как думается, тем, что скорая гибель избавляет не только от надежд, но и от исправления ошибок.

— Поздно? Вы проживёте ещё не один десяток лет, и дай вам боги прожить их с блеском!

Серый взгляд подёрнулся дымкой.

— Что вы сказали?

— Ваша болезнь уйдёт. Вместе с остатками отравы. Если, конечно, вы не будете снова пить испорченную воду.

— Я… не умру?

— Не в ближайшее время.

— Вы… Вылечили меня?

— Нет, я здесь ни при чём, благодарите свою кровь и слабость своего тела, подхватывающего простуду от глотка холодной воды.

Льюс забылся беспокойным, но радостным сном, а я устроился в одном из кресел, вытащив его к середине комнаты и установив так, чтобы мог видеть одновременно и дверь, и окно. Как ни забавно это прозвучит, наш отдых был вполне заслужен многотрудными часами от обеда до ужина (правда, никто так и не собрался предоставить нам ни одной перемены блюд).

Трудился в основном я, хотя и на долю молодого герцога выпало несколько обязанностей, полностью соответствующих силам, которыми он располагал. В частности, отбором из обширной библиотеки личных покоев тех томов, которые можно безболезненно сжечь. Признаюсь, меня посетило сомнение, согласится ли недурно образованный человек на столь варварское обращение с книгами, но Льюс, потратив на размышления не больше минуты, дал высочайшее разрешение делать с предметами обстановки всё, что угодно моей душе, объяснив это очень простой причиной: будем живы — книг раздобудем, а если их огненное упокоение поможет кому-то выжить, можно считать, они были написаны не зря. Я поддержал высказанную точку зрения и заверил своего коллегу по заточению, что лишнего жечь не буду, после чего соорудил костерок, благо камин в одной из комнат имелся.

Да, надо сказать, смежных комнат в покоях, отведённых герцогу, было всего три: гостиная, кабинет, совмещённый с библиотекой, и спальня. В последнюю мы и перебрались, когда за окнами начали сгущаться сумерки, а процесс познания, как и положено, происходил в кабинете. А поскольку кроме нас рядом никого не оказалось (личные слуги и стража Льюса тоже чувствовали себя неважно, а потому были отделены от своего господина, дабы не допустить тлетворного влияния на его здоровье), мы были вольны заниматься любым непотребством. И занялись.

Всерьёз заинтересовавшись влиянием теплоты жидкости на поведение яда, растворённого в ней, я притащил из спальни тазик для омовения, вылил в него часть воды, которая в избытке была предоставлена Магайону (разумеется, для пущей уверенности, что герцог отравится), и приступил к медленному и осторожному нагреванию, которое, помимо успокаивающего зрелища горящего пергамента, имело и другие положительные результаты.

В самом деле, с повышением теплоты частички яда начинали всё быстрее и охотнее выстраиваться в цепочки, схожие по своим качествам с теми, которые получаются при плетении Кружев заклинаний. Наибольший эффект был достигнут, когда вода сравнялась по своей теплоте с человеческим телом, но это как раз было неудивительно: вряд ли неизвестному кудеснику для его целей требовались иные условия, нежели те, что обеспечивает живой организм. Правда, количество образующихся цепочек не увеличивалось, из чего можно было заключить, что в воде не присутствуют питательные вещества, способствующие росту «живого» яда в размерах. Чтобы довести эксперимент до логического завершения, я продолжил нагрев, и весьма порадовался собственной предусмотрительности, потому что стал счастливым обладателем первого и наиболее доступного способа решения проблемы. Как только состояние воды приблизилось к закипанию, цепочки практически перестали образовываться, а во время самого процесса кипения исчезли вовсе. Когда часть закипевшей воды была отлита в кувшин и слегка остужена (пришлось выждать ещё полтора часа), можно было праздновать победу: кипячение уничтожило малейшие следы яда. И в этом смысле Льюсу тоже повезло, потому что, как простудившегося, его поили травяными настоями, а они, естественно, приготавливаются путём выдерживания лекарственной зелени и прочей трухи в кипятке.

Выяснив, каким образом можно обезопасить людей, не заставляя пить жуткую смесь пресной и морской воды из городских колодцев, я перенёс своё внимание и усилия на решение второй задачи, а именно: как быть с уже отравленными. Поскольку образец для опытов имелся (и даже не возражал против своего участия в исследованиях), медлить и сомневаться было некогда. Вена на левой руке Льюса была проколота и зажата моей ладонью, а герцогу было строго-настрого приказано дышать ровно и глубоко. Не знаю, понимал ли молодой человек мои действия, но они были исполнены глубокого смысла. Я следовал своему прямому назначению. Разрушал.

Как учат умные книги, количество крови в теле человека в отдельные периоды — величина постоянная, разве что сия жидкость может время от времени становиться то гуще, то жиже. А поскольку она перемещается по кругу, постепенно проходя через все участки тела, можно предположить, что рано или поздно через один и тот же сосуд протечёт вся кровь, следовательно, можно изъять из неё отравленные струйки.

На практике это оказалось не таким простым делом, как в теории: мне приходилось одновременно следить и за Кружевом Крови, чтобы знать, когда к месту прокола подплывает яд, и не позволять Пустоте сожрать ни одной капли здоровой крови. После часа утомительной процедуры, существенно сократившей количество отравы в теле герцога, выпить обнаруженного в одном из шкафов густого красного вина понадобилось и Льюсу, и мне. Герцогу — для пополнения жидкости в организме, мне — для восстановления сил, которых было потрачено столько, что полбутылки «Медвежьей крови» не принесли закономерно ожидаемого хмеля.

За трудами время пролетело незаметно, как и положено. А поскольку молодому герцогу отдых был не только предписан, но и всячески необходим, я отправил своего подопечного спать и теперь с лёгкой завистью прислушивался к сонному дыханию, доносившемуся со стороны кровати. Самому-то мне спать было строжайше запрещено…

Льюс принял заявленный мной титул без раздумий, а, став свидетелем странных манипуляций, принёсших существенное облегчение и телу, и духу, более ни капли не сомневался в том, что меня следует называть Мастером. Даже хуже — он был твёрдо уверен, что, пока я рядом, ничего дурного не случится. По определению. Сложившееся положение могло вызвать только печальную улыбку, но всё было правильно: молодой герцог действовал в полном соответствии с вбитыми в голову ещё в детстве заблуждениями, удачно подтвердившимися и в зрелом возрасте.

Не отличаясь болезненным любопытством, я никогда не интересовался подноготной возникновения и развития клана Мастеров, однако после близкого знакомства с Рогаром всё же заставил себя вникнуть в детали. Разумеется, обратившись к первоисточнику, то бишь к своему кузену, который, собственно, некогда всё и затеял. Не скажу, что Ксо делился информацией охотно. Напротив, корчил усталые и недоумённые рожи, спрашивая: «А оно тебе надо?» Я твердил, что «надо». Он не верил, и пришлось приложить немало сил, чтобы выудить необходимые мне сведения, изложив таки которые, Ксаррон укоризненно вздохнул, вкладывая в свой вздох примерно такой смысл: «Зачем было тратить время занятого родственника на ерунду, понятную и так?»

Понятную, да. Но, несмотря на всю простоту, ерунда эта имела занятные черты.

Сам по себе Мастер может не отличаться выдающимися физическими и умственными качествами, будучи человеком средних достоинств. Его сила и слабость состоит совсем в другом — в умении занимать строго предписанное место.

Мастера не владеют магией в том объёме, чтобы иметь возможность нанести кому-то вред: об этом был великолепно осведомлён мэнсьер, запирая дверной замок. Мастера, как правило, недурно владеют воинскими искусствами, но крайне редко применяют их на практике, предпочитая совершенствовать иные навыки. Нет, не поймите меня превратно — с Мастером трудно справиться в честном поединке, а от удара в спину не спасёт ничто, но именно в способности не только уйти, а и не допустить такого удара и состоит мастерство. Третья сторона зеркала, вот что такое «Мастер».

Ему неинтересно уметь всего лишь отражать любую атаку и не нужно предугадывать действия противника. Он вынуждает врага самого делать шаги, что приведут к поражению. Просто? Очень. Только, пожалуй, более трудоёмко, нежели махать мечом. Но для того, чтобы потянуть за нужные ниточки, необходимо оказаться в центре паутины. Так и Мастер сначала должен занять единственно верное место — в пространстве, во времени, в сердцах и умах людей, а потом… Наблюдать за происходящим, изредка, мягко и неназойливо поправляя курс, по которому движется корабль действия. Понятно? Нет? Поясню ещё раз. Мастер не решает проблемы сам, а только подталкивает других к решению. Верному, кстати, для тех, с кем случилась беда, а не для себя самого. Чаще всего участие Мастера сводится к беседе или нескольким советам, которым вольно и не следовать. Но бывает и так, что достаточно просто выслушать, а человек, доверяя словам обдуманные и случайные мысли, самостоятельно находит выход из лабиринта. Говорят, именно умение слушать и отличает Мастера от всех прочих… Не знаю. За собой я такого не наблюдал. Точнее, слушать люблю, правда, не могу удержаться от того, чтобы не превратить исповедь в беседу. Наверное, это глупое и напрасное стремление, но поступать иначе пока не научился. Может быть, с течением времени я и смогу так же безошибочно, как Рогар, оценивать окружающих и влиять на их жизнь, не прибегая ни к словам, ни к действиям…

«Сможешь, если очень этого захочешь…» — подтверждает Мантия.

Думаешь?

«В сём искусстве нет ничего, что трудно было бы освоить… Необходимо только время и старание…»

Значит, Мастером может стать любой?

«В известном смысле да… Но мало кто захочет…»

Убоявшись трудностей?

«Не находя собственной выгоды…»

Да, верно. Знания, умения и поступки не приносят Мастеру личного обогащения, потому что служат всем, кроме него самого. Печальная правда жизни — достойнейшие люди не получают от мира ничего, кроме мимолётного восхищения, уважения, смешанного со страхом, и зависти к иллюзорной власти.

«Не путай, любовь моя: мир дарит им себя целиком, а вот населяющие его существа… Не столь благодарны и щедры…»

О да! Но каждое из них готово поручить свою судьбу рукам Мастера в надежде избежать самостоятельности в принятии решений.

«И в несении ответственности, конечно же…»

И ответственности… Странно. Неужели никто из них не догадывается, что всё равно вершит себя сам? Без участия «доброго дядюшки», следящего за правильностью каждого шага?

«Тот, кого посетит подобная догадка, сам становится Мастером… Мастером своей судьбы…»

Тогда я совершил преступление, присвоив себе этот титул.

«Да неужели?»

Сама посуди: всё и всегда делалось вне зависимости от моих желаний. Меня просто толкали то в одну, то в другую сторону, выстраивая столь узкие и тесные рамки, что все мои действия были предопределены.

«Например?»

Взять хотя бы совершеннолетие, вскоре после которого мне наконец-то объяснили, что я из себя представляю. Какого результата они ждали? Побег должен был произойти в ста случаях из ста.

«Верно. Однако не забывай ещё и о разности целей… То, к чему стремилась твоя семья, и то, чего добивался ты, находились на разных ступенях разных лестниц…»

И чего же я мог добиваться?

«Ты бежал от избытка знаний и поступал совершенно разумно, поскольку нельзя объять всё сразу: мудрость, подобно изысканному лакомству, следует вкушать малыми порциями и подолгу смаковать, прислушиваясь к собственным ощущениям… Поэтому, когда на тебя вывалили чуть больше, чем было нужно, ты испугался и поспешил вернуть привычный ритм жизни, для чего понадобилось избавиться от назойливых источников знаний… Хотя бы на некоторое время…»

Да уж, назойливых. Непонятно только, почему мне позволили сбежать.

«А что изменило бы ограничение свободы? Ровным счётом ничего… Только усугубило бы сопротивление и прочие неприятности. Разве нет?»

Честно говоря, не знаю. Упрямиться? Возможно. Но сопротивляться… У меня не хватило бы сил.

«И ты начал бы поддаваться внешним воздействиям, теряя твёрдость и целеустремлённость… Именно такого исхода событий твоя семья и не хотела допускать…»

Но почему? Им было бы проще управлять мной в… таком состоянии.

«Э нет, любовь моя, не проще… Представь себе кусок льда. Пока он твёрд и холоден, его можно взять в руку и отправить в полёт, при этом быть уверенным, что цель будет достигнута… Но как только лёд становится водой, он перестаёт подчиняться в той мере, что раньше: воду не сожмёшь в кулаке и не бросишь далеко-далеко, не так ли?.. Мягкость и податливость ещё не означают лёгкости обращения… А чем быстрее лёд крошится, тем скорее он растает…»

Значит, меня никто не собирался ломать?

«Да, как бы заманчиво ни выглядел результат этого стремления… Послушное оружие всегда предпочтительнее своевольного — ты сам мог убедиться на примере с кайрис… Но такое оружие хорошо в руке хозяина, а владеть тобой никто и не собирался…»

Я — незавидное приобретение, да?

«Скажем иначе, ты — слишком беспокойное приобретение…»

И Рогар это понимал?

«Когда обратил на тебя внимание? Разумеется… Но решил рискнуть и…»

Выиграл?

«Внакладе не остался, уж точно…» — хохотнула Мантия.

Но я всё ещё иду по тропе, проложенной для меня и за меня.

«Разве это плохо?»

Нет. Наверное, даже хорошо. И всё-таки… Я не чувствую, что поступаю по собственной воле.

«И не почувствуешь никогда… Если действия правильны и необходимы, они разделяются всем миром, что живёт и дышит вокруг тебя и вместе с тобой, и ваша воля становится единой… Но ты просил предупредить…»

Что-то происходит?

«Прислушайся…»

Я последовал очередному мудрому совету.

В самом деле, гул голосов, шаги, глухой звон. Где-то за дверьми, в коридорах. Старикан решил сократить время ожидания и нанести удар? Что ж, посмотрим, как ему это удастся.

Я покинул кресло и вышел в гостиную, взглядом пробежавшись по закрытым окнам. Да, они так и остались закрытыми, потому что первая же моя попытка освежить застоявшийся в комнатах воздух наткнулась на неудовольствие со стороны охранников, о чём недвусмысленно сообщила арбалетная стрела, с визгом вонзившаяся в дерево. Намёк был понят, и нам с герцогом пришлось довольствоваться щелями между рассохшимися брусками рам.

Во дворе темно. Хорошо, хоть в окна никто не лезет: на два фронта сражаться всегда несподручно. Впрочем, для меня не так уж важна протяжённость и конфигурация периметра атаки. Главное — вовремя остановиться.

Да, место примерно в середине гостиной вполне подойдёт. Кресла и столик оттащим в сторону, ковёр свернём, чтобы не споткнуться. А шум приближается… Ну ничего, мне и нужно-то совсем немного: сосредоточиться. Язычки Пустоты соскользнули с кончиков пальцев вниз, вытягиваясь, и змеиными кольцами свернулись на полу у моих ног, портя полировку паркета. Два гибких бича, которыми можно перерубить пополам всё, что душе угодно. Сталь, дерево, плоть… Можно было бы придержать их внутри, но тогда рискую не успеть отразить первую атаку.

Эх, и почему я не могу обратиться за помощью!

«Она необходима?»

Не так чтобы очень, но… Было бы спокойнее знать, что в любой момент могу позвать кого-то из домашних.

«Конечно, спокойнее… Тебе… — хмыкнула Мантия. — А каково было бы им?»

Что ты имеешь в виду?

«Вечно сидеть в ожидании плохих известий, а потом спешить с вероятностью не успеть — такой участи ты желаешь своим близким?»

Пожалуй, нет.

«То-то! И потом, если тебе так уж надо… „Глаза“ твоего кузена можно найти в любом уголке Четырёх Шемов…»

Соглядатаи Ксаррона? Повсюду?

«Разумеется…»

И здесь они есть?

«Где? В этой комнате?»

В этом городе.

«Больше чем уверена…»

Если б ещё знать, как их отыскать!

«Очень просто: такой человек, скорее всего, самостоятелен в своих поступках, занимается делом, позволяющим оправдывать частые отлучки и подозрительное обывателю поведение, не особенно привлекает к себе внимание, но и не теряется в толпе, а, кроме всего прочего, ненавязчиво и совершенно случайно пересекает твой путь…»

Исчерпывающее описание. Вот только под него подойдёт слишком много народа.

«Много? А ты подумай лучше…»

Думаю. Да далеко ходить не надо: например, тот капитан, который…

Шум приблизился настолько, что в общем гуле можно было различить отдельные голоса, а на запертую дверь обрушились удары, от третьего из которых замок приказал долго жить, и створки распахнулись настежь.

Появившийся на пороге человек вложил абордажную саблю в ножны, ослабил ремешки стального нагрудника, повёл искривлённым вследствие давнего перелома носом, принюхиваясь к аромату, исходящему из открытой бутылки, и только потом, хитро прищурившись, сказал:

— Так это из-за тебя весь переполох?

Даже если Паллан и был одним из лазутчиков Ксо, приставленных следить за мной, я был ему несказанно рад, но не удержался, чтобы слегка не пустить пыль в глаза:

— Разве кто-то просил о помощи?

— А что, сам бы справился? — поддержал игру капитан.

— Одной левой.

— И то верно! Хорошо, когда хоть одна рука свободна: есть чем донести выпивку до рта!

Моряки — бравые ребята, в чём я смог лишний раз убедиться, обозрев разномастную, но весёлую и дружную компанию, внявшую уверениям милорда Гарсена и взявшуюся за оружие, дабы не допустить грешного душегубства со стороны мэнсьера. Разумеется, управляющий портом вряд ли допускал трагический исход событий, но моё чрезмерно долгое отсутствие насторожило и его, и Богорта. А ведь я вовсе не обещал вернуться к какому-либо сроку… Но они поверили мне. Поверили в мою правоту и решимость, сами преисполнившись таковой. Да, следовало бы расцеловать их всех, в обе щёки. И почему лицемерные нормы морали запрещают лицам одного пола такую невинную вещь, как касание губами чьего-то лица? Не знаю, как где, но в Южном Шеме, к примеру, любовь выражается вовсе не такими поцелуями, а… Впрочем, сейчас это не имеет значения.

Проснувшийся Льюс был приятно удивлён воодушевлением наводнившей дом толпы моряков, готовых «за милорда герцога» вздёрнуть на рее всех недоброжелателей разом. Но, к моему удивлению (и, признаюсь, удовольствию), молодой человек повёл себя именно так, как и требовалось, чтобы закрепить нечаянное доверие: посмеялся над рискованной шуткой, пообещал пару вольностей, глотнул вместе с кем-то крепкого вина — в общем, сделал всё, чтобы спасители его жизни почувствовали свою значимость. Я бы и сам так не смог, наверное. Или смог бы, но не так, а вот Льюс оказался человеком, вполне подходящим на роль правителя. Пусть в эти минуты он немного играл и был не до конца искренен, не беда: мгновения триумфа запомнятся надолго, а поскольку Магайон доказал, что ум — одна из фамильных черт, в полной мере передавшаяся от отца к сыну, уроки нынешнего дня принесут свои плоды в будущем. Непременно.

Меня немного удивила лёгкость, с которой Гарсен захватил резиденцию мэнсьера, но гордо надувший щёки Богги прояснил ситуацию: понадобилось не так уж много усилий, чтобы испортить видимость посредством тумана, из которого магу-погоднику удалось соткать несколько иллюзий, помешавших страже установить точное число, вооружение и направление движения нападавших. Я от всей души поблагодарил чародея и (небывалое для меня событие) выпил с ним за упокой душ тех охранников, которые оказали сопротивление (слава богам, таковых оказалось немного — видно, старикан был не по нраву даже собственным слугам). Но одного тоста Богорту было мало, и только усилиями управляющего портом, а также благодаря свежеприобретенному авторитету герцога удалось отвадить мага от мысли упиться в моём обществе до беспамятства. Правда, смутно подозреваю, что, когда меня по приказу Льюса пригласили проследовать во двор, Богги наверстал упущенное в гордом, но недолгом одиночестве.

Мэнсьера никто и не подумал связывать: только раздели до исподнего с целью увериться, что в складках одежды не прячется кинжал или пузырёк с ядом, призванные помочь избежать нежелательных расспросов. Впрочем, даже унизительно раздетый, старик не утратил своего благообразного вида, и тому, кто не был свидетелем вспышки его чувств, и в голову бы не пришло, что этот пожилой господин способен на убийство.

Льюс, по-прежнему страдающий от озноба, но сменивший одеяло на более подобающий случаю плащ, подбитый белым мехом, стоял напротив мэнсьера и, совершенно очевидно, никак не мог принять нужное решение.

— Вы хотели меня видеть, милорд?

— Да, Мастер. Мне нужен ваш совет.

— Какого рода?

Я подошёл ближе, занимая место как раз между герцогом и стариком, ожидающим наказания. А в том, что оно последует, сомневаться не приходилось: хоть Магайон и медлил в нерешительности, настоящей причиной был вовсе не вопрос «казнить или помиловать», а широта выбора доступных казней.

— Этот человек совершил преступление.

— Я не судия, милорд, и никогда им не буду. Вы хотите услышать приговор из моих уст?

— Не совсем так, Мастер… — Льюс устремил взгляд вдаль, в темноту неба над оградой, недоступную свету факелов, щедро озаряющему двор. — Вы говорили, что любите охотиться, так вот вам шанс — разгадка тайны кроется в памяти мэнсьера. Бывшего. Попробуете её узнать?

Я улыбнулся и коротко поклонился герцогу:

— Благодарю за столь щедрый дар, милорд. Если вы не против.

— Разумеется. Действуйте, как сочтёте необходимым.

— Да, милорд.

Старик встретил мой взгляд презрительно сжатыми губами, словно предупреждая: не скажу ничего. Но когда меня останавливали предупреждения?

— Не думал увидеться с вами вновь при таких печальных обстоятельствах, почтенный.

— К чему эти церемонии? — ядовито выдавил мэнсьер. — Мы с вами — взрослые люди. Хотя…

Он снисходительно скривился, словно только сейчас отметил мой возраст.

— Не смотрите на моё лицо, почтенный, я прожил под лунами этого мира достаточно, чтобы говорить с вами на равных.

На самом деле я мог быть и много старше старика, поскольку не имел понятия, как долго Остров, на котором прошли моё детство и юность, блуждал в Межпластовом Потоке. По здравом размышлении понимаю: чтобы втиснуть мне в голову необходимые знания, требовалась уйма времени. Вполне возможно, вдвое или втрое больше, чем видимый возраст моего тела по здешним меркам.

Конечно, моим словам снова не поверили, и я немного обиделся. Как раз в той мере, чтобы обзавестись здоровой злостью, потребной для ведения допроса:

— От кого вы узнали об отравленной воде?

Мэнсьер промолчал, но по дрожанию морщин на бледном лице стало ясно — старика удивил мой вопрос. Он ожидал в первую очередь всего, чего угодно: обвинений, насмешек, издевательств, только не вопроса, касающегося воды.

— Думаете, почему я не стал спрашивать о причинах, побудивших вас покуситься на жизнь герцога? Полноте! Эти причины ясны и круглому дураку. Мне даже не хочется знать, с какого перепуга вы решились вовлечь меня в свои злоумышления — с возрастом дряхлеет не только тело, но и ум человека.

Скрип зубов показал, что я двигаюсь в верном направлении, если намереваюсь лишить своего вынужденного собеседника душевного равновесия.

— Кто рассказал вам об отраве?

И вновь угрюмое молчание, слишком напряжённое, чтобы быть искренним.

Конечно, старику неугодно моё общество и неприятна моя персона. Понимаю. Но он не может не отдавать себе отчёта в том, что запирательство не приведёт к приемлемому результату. Проще говоря, чем упорнее мэнсьер не желает отвечать, тем больше оснований у герцога и у меня прибегнуть к методам, не влияющим на тела и души благотворно. И нам совсем не обязательно причинять боль самому обвиняемому, разумнее начать с членов его семьи.

Вообще-то подобная практика не всегда оправданна и эффективна, потому что, как мне рассказывал мастер дознаний с пристрастием, обходительный и тихий Гебра Иль-Айхан, с которым меня столкнули судьба и поручение тогдашнего моего господина, иные упрямцы, напротив, выжидают, пока в живых не останется ни одного их родственника, ближайшего или отдалённого, лелея в сознании мысль: если останусь один, то меня нечем будет шантажировать. Да, такие встречаются. Но большинство людей и нелюдей, попав в руки палача, покоряются совсем другому желанию — выжить. И по возможности не нанести своим естественным стремлением вред любимым и родным.

Именно неуёмная тяга к жизни позволяет вызнавать тайны, почитавшиеся священными. А ещё — гаденькое существо по имени Месть, заставляющее одного желать другому тех же (а зачастую ещё и больших) страданий. Всякое бывает. Но сколько бы причин ни насчитывалось, много или мало, они были, есть и будут. А значит, славное дело дознания не исчезнет во тьме веков за ненадобностью.

Помнится, мы славно проводили время. Пили, слушали струнные напевы и сладкие голоса, вкушали лакомства, которыми нас мог одарить хозяин скромного хирмана. Меня в ту пору несказанно увлекала тема наказаний за преступление, потому что я был на грани совершения серьёзного проступка, и Гебра охотно делился со мной… Нет, не таинством ведения допросов, хотя из затейливого узора слов было почерпнуто многое: я узнал, к примеру, как и на какие чувства следует давить, чтобы достигнуть желаемого, да и кое-что ещё. Но главное, моему воображению было где разгуляться, когда порядком захмелевший, но не утерявший чёткости речи Иль-Айхан в красках начал рассказывать об излюбленных инструментах своего ремесла и их применении. Кстати, после этих рассказов сон пришёл ко мне только на пятые сутки, и то неохотно. Но речь о другом.

Мэнсьер не желает отвечать на вполне безобидный вопрос. Почему? Стоит задуматься.

Чего проще ляпнуть первое пришедшее на язык имя? Пока найдут да разберутся, время будет выиграно. Или можно было сказать: мол, никого не слышал, ничего не видел, по старости лет страдаю слабоумием — тоже вариант. Наивный, конечно, но существующий. Вообще, словоохотливость высоко ценится допрошающими: глядишь, в потоке извергаемых фраз проскользнёт нужная. Молчунов любят меньше, потому что они хороши для целей противника. Но почему молчит старик?

Думаю, он великолепно представляет себе, какие действия последуют. А что, рей хватит на всех с лихвой. И дыб — тоже. Ему не дорога семья? Допускаю. Но тогда можно было бы бить кулаком в грудь и кричать: ничего не скажу, хоть всех убейте. А он молчит. Странно.

Тупик, полный и окончательный. А раз уговорами дело не решить, придётся жульничать.

Я позволил сознанию накрыть двор лучиками «паутинки»: гулять так гулять! Сил всё равно осталось немного, особенно после небезуспешной попытки лечения герцога. Будет зверски болеть и кружиться голова. Даже если лягу. Но, фрэлл подери, мне хочется узнать причину молчания упрямого старика!

Незримые ниточки протянулись от меня к людям, находящимся во дворе: уцелевшим и признавшим поражение стражникам, хмелеющим от победы морякам, хмурым и испуганным родственникам и домочадцам мэнсьера. Струны «паутинки» дрожали и звенели, принимая на себя удары чувств, заполнивших собой пространство. Нет, слишком уж их много. Понадобится большее сосредоточение.

Я отвёл взгляд от старика и смежил веки ровно настолько, чтобы зрение затуманилось и чёткие контуры не раздражали глаз. Воздух совсем неподвижен… Хорошо, так будет легче проследить связи.

Мэнсьер окружён многими тенями. Отчаяние. Страх. Презрение. Уязвлённая гордость. Злость. Нежность… Нежность?! Совсем неподходящая гостья здесь. Да ещё такая печальная и виноватая… Кажется, нашёл: наживка заглочена, леска натянулась. И кто же у нас на крючке?

Пригласив обнаруженное чувство прогуляться по «паутинке», я ждал недолго — не понадобилось и вдоха, чтобы узнать, что из себя представляет искомая «рыбка».

Она стояла среди прислуги. Юная, лет четырнадцати, не более. Темноволосая, но с кожей на несколько тонов светлее, чем, к примеру, у Юлеми. Ровные полукружья бровей, правильные черты, ещё по-детски мягкие, но обещающие вскорости стать восхитительными. Фигурка тоненькая, с наметившейся, но ещё не налившейся грудью. Привлекательная особа, признаю. На старости лет мэнсьера посетила страсть? Отрадно — значит, он был счастлив и может с лёгким сердцем уйти за Порог. Или не может?

Девушка старательно смотрела куда угодно, лишь бы не встречаться глазами со стариком, словно боялась выдать тайну их отношений, но из-за этого упорства напряжение чувств только усиливалось. Неужели он молчит, стараясь обезопасить свою возлюбленную? Примем такое допущение. Но сразу возникает вопрос: от чего обезопасить?

Ох, как я не люблю на голодный желудок напрягать Уровни Зрения! Пресветлая Владычица, на что трачу себя? На сущие глупости…

Неспешным шагом направляюсь к девушке, на ходу переводя зрение в состояние, способное различать внешние магические поля. Хм… Нехорошо. Даже дурно: в том месте пространства, которое занимает юная прелестница, отчётливо просматривается Кружево заклинания, что-то мне напоминающее. Именно по этой причине молчит старик? Боится, что его слова вызовут неблагоприятное действие чар? Что ж, задачка из разряда давно пройденных, и я могу её решить. Нет, не так — должен решить, потому что мне нужны сведения.

— Какая милая госпожа! — Останавливаюсь в полушаге от девушки, так близко, что почти слышу, как бьётся её сердечко. — Настоящая жемчужина!

Слуги вокруг непроизвольно расступаются, и спустя несколько мгновений я оказываюсь почти наедине со своей целью, остатками «паутинки» ощущая, как мэнсьер затаил дыхание.

Агаты тёмных глаз смотрят мимо меня, и мне это не нравится. Беру пальцами узенький треугольный подбородок и заставляю девушку поднять взгляд.

— У вас наверняка уйма поклонников, милая госпожа?

Страх заставляет её душу корчиться в судорогах — вот что я вижу. Значит, красавице тоже известна опасность наложенных чар. Плохо. Нужно успокаивать.

Тыльная сторона моей правой ладони, слегка поглаживая, спускается по бледной щеке вниз, на хрупкую шею. Пальцы тянут за собой ворот нижней рубашки, до самого корсажа, стягивающего и без того стройную талию. Ай-вэй, как ты дрожишь! Не бойся, милая, всё поправимо.

Рука продолжает движение, достигая бёдер, и вновь поднимается, но уже с другой стороны тела, скользит по ягодицам, вверх, по позвоночнику… Есть!

Ложбинка чуть выше оконечного позвонка заполнена тем, чего там быть не должно: твёрдый комочек размером немногим больше ореха. Надо на него взглянуть.

— Могу поклясться, ваше тело безупречно, милая госпожа… Так стоит ли прятать его под одеждой?

Встаю за спиной у девушки и расшнуровываю корсаж. Медленно. Так медленно, что самому становится противно. Но торопиться нельзя: заклинание может быть рассчитано на активацию не только словами, но и действиями, и если я сразу схвачусь за него, могу совершить непоправимую ошибку.

Хватка корсажа постепенно ослабевает, и вскоре он отправляется ожидать окончания спектакля куда-то под ноги. За ним следуют и верхние юбки, одна за другой плавно сползая с девичьих бёдер, пока между мной и притаившимся врагом не остаётся единственная преграда в виде полотна рубашки.

Страницы: «« ... 2324252627282930 »»

Читать бесплатно другие книги:

В книге рассказывается о завоевании цветущей могущественной империи инков испанскими конкистадорами,...
«Работа над ошибками» – одно из прославивших Юрия Полякова произведений. Герой повести, журналист, с...
«Историкам точно известно число людей, погибших и раненных во всех войнах, которые велись на протяже...
«По широкой мощеной дороге, проложенной еще в незапамятные времена от Нильских переправ к Городу Мер...
«Инспектор, как всегда, нагрянул без предупреждения. Сбылись мои кошмарные сновидения! Во всех детал...