Расписной Корецкий Данил

Глава 3

НАГРАЖДЕНИЕ

Вольф вышел из метро у гостиницы «Москва» в пятнадцать сорок пять. Воздух пах весной, на деревьях набухли почки, обрели бодрость и весело чирикали воробьи.

Неделю назад он вернулся из санатория в Крыму. Там было солнечно, в подогреваемом бассейне с морской водой разрешалось купаться с утра до вечера. Что он и делал. Правда, отдыхающие дикими глазами смотрели на его татуировки. И он чувствовал барьер отчуждения везде: и в столовой, и в клубе, и на танцплощадке. По возвращении Петрунов сообщил новости: враг, против которого проводилась операция «Старый друг», нейтрализован. Встреча на высшем уровне прошла успешно, Грибачев очень доволен. Вольф удостоен государственной награды, а поскольку неоднократно награжденный орденоносец должен выглядеть солидно, ему присвоено звание лейтенанта.

Лауре стало лучше, ее уже выписали из клиники, и она успешно возвращалась к обычной жизни. Александра Сергеевна по своей инициативе регулярно приезжала к нему в Кузьминки. Вольф уже привык к новым отношениям, привык к ее телу и раскованным манерам, сам себе он признался, что с тещей ему хорошо в постели. Моральная сторона дела отошла на второй план: они с Лаурой подали на развод.

Как всегда, в центре было много народа. Святой для каждого советского человека треугольник: ЦУМ – ГУМ – Красная площадь, кишел радостными, возбужденными, огорченными и безразличными людьми. Пористые серые сугробы таяли, по тротуарам текла вода, брызгая грязными каплями, хрустели под подошвами кусочки льда. Опасаясь запачкать наполированные до блеска форменные ботинки, он смотрел под ноги, прыгая через лужи и удивляясь обилию протаявших из-под снега сигаретных пачек, спичечных коробков, окурков и прочего мусора.

Награждение было назначено на семнадцать часов, однако прийти следовало заранее. Ровно в шестнадцать Вольф в новенькой лейтенантской форме подошел к Боровицким воротам, где переминались с ноги на ногу несколько торжественно-отутюженных военных и штатских. К своему удивлению, он волновался больше, чем перед атакой дворца в Борсхане. Даже больше, чем на правилке в «Индии» Владимирской тюрьмы.

Попасть на самую охраняемую территорию страны оказалось проще, чем предполагал Вольф. Очередь продвинулась быстро. Сидящий за стеклом человек в форме капитана милиции окинул его цепким взглядом, безошибочно выбрал нужный листок, заглянул в удостоверение, сверился со списком и любезно кивнул:

– Проходите, Владимир Григорьевич.

Вольф нажал на турникет, вертушка провернулась, раздался зуммер, перемигнулись слева зеленые лампочки, и два настороженных офицера в форме с васильковыми петлицами сразу утратили к нему интерес, переключившись на следующего посетителя – седого майора авиации.

За воротами гостей встречали два неприметных молодых человека в униформе гражданских аппаратчиков среднего уровня – стандартных костюмах, галстуках и белых сорочках. Один держал плакат с надписью: «Лауреаты», другой – такой же плакат с надписью «Награжденные». Вольф подошел ко второму, представился, тот нашел фамилию в своем списке и поставил галочку.

– Меня зовут Сергей Иванович, – сказал молодой человек. – Подождите немного, только не курите и не держите руки в карманах. Сейчас пойдем на инструктаж к товарищу Павловскому.

Вольф понятия не имел, кто такой Павловский, но кивнул и стал ждать. Награждаемых было около двух десятков, в основном военные: трое рядовых и офицеры – от капитана до майора. Солдаты чувствовали себя явно неуютно и жались в сторонке, не зная, куда девать руки. Офицеры стояли вроде отдельной группой, но не очень тесной: каждый сам по себе. Белые перчатки – принадлежность парадной формы все держали в руках или карманах, чтобы не измять раньше времени. Только Вольф надел их как положено. Большинство общевойсковиков, один летчик, несколько моряков.

Впрочем, знаки различия здесь мало что значили: на форме самого Вольфа были нашиты десантные петлицы. Когда будут зачитывать Указ о награждении, может возникнуть накладка: лейтенант госбезопасности с петлицами ВДВ! Явная расшифровка!

Когда Вольф поделился своими сомнениями с Петруновым, тот только усмехнулся:

– Не забивай голову глупостями, на таком уровне накладок не бывает! Там все продумано!

Что ж, посмотрим…

Штатские держались особняком. Один, высокий и грузный, показался Вольфу знакомым. Напрягшись, он вспомнил: конструктор шестиствольного штурмового пулемета «дождь», когда-то он приезжал в рохи-сафедскую бригаду на испытания своего чудовища. Трунов или Трынин… Остальные, наверное, тоже разработчики оружия.

Молодой человек с плакатом «Лауреаты» уже повел свою группу к Кремлевскому дворцу. Пятеро осанистых мужчин в одинаково дефицитных дубленках и ондатровых шапках, чинно шли гуськом, как первоклассники.

– Нам тоже пора, – Сергей Иванович озабоченно посмотрел на часы. – Один не явился, удивительная безответственность! Что ж, тем хуже для него. Пойдемте!

Стерильно-чистые сухие аллеи, аккуратно подстриженный, готовый зазеленеть кустарник, тщательно убранные газоны… Здесь не бывает грязного снега и брошенных окурков, суеты и давки, очередей и скандалов. Малолюдно, тихо, спокойно и комфортно. Это другой мир, и населяют его другие люди. Вольф остро ощущал свою чужеродность и чувствовал, что попал сюда случайно.

Когда раздевались в огромном вестибюле с высоченным лепным потолком и огромными зеркалами, ощущение собственной ничтожности усилилось. Судя по всему, такие же чувства испытывали и все остальные. Было ясно: совершенный каждым подвиг послужил только разовым пропуском в мир высшей власти. Ни завтра, ни послезавтра – никогда! – никто из них не сможет зайти сюда по каким-то делам или просто для того, чтобы посмотреть на эту великолепную позолоченную лепнину.

Гардеробщицы не соблюдали субординацию: одна обошла майора и взяла шинель у съежившегося от невольно допущенной дерзости рядового. Сделано это было буднично и без какого-либо злого умысла: просто для персонала, допущенного к обслуживанию небожителей, все «чужаки» сливались в однородную массу.

Вольф подошел к зеркалу поправить форму. Хотя среди офицеров он был самым младшим по званию, два ордена Красной Звезды на груди сразу привлекли повышенное внимание окружающих. У большинства наград не было, у некоторых позвякивали юбилейные медали. Только на черном кителе лысеющего капитан-лейтенанта подводного флота, который причесывался рядом, блестел такой же орден. Вольф заметил, что на расческе подводника осталась целая прядь волос. Не только он обратил на это внимание. Тут же рядом оказался Сергей Иванович, что-то тихо спросил.

– Лучевка, – ответил капитан-лейтенант. – Вроде вылечили, а волосы лезут.

Сопровождающий отступил на шаг.

– Пройдите, пожалуйста, вон в ту дверь.

– Да не бойтесь, это ведь не заразно! Иначе разве б меня сюда пустили?!

– Товарищ военный, прошу пройти в ту дверь, – повторил молодой человек. И неожиданно обратился ко второму подводнику-старлею:

– И вы тоже! Проходите туда, такой порядок.

Откуда-то появился, будто выдвинулся из колонны, широкоплечий человек с внимательным взглядом.

– Прошу, товарищи, я вас провожу!

Подводники переглянулись. Они явно растерялись и не знали, что делать.

Вольфу захотелось дать в рожу и Сергею Ивановичу, и Широкоплечему. Он напрягся.

«Ты это кончай! – сказал кот. – Костей не-соберешь. Сгниешь в БУРе»1.

1 – БУР (устар.) – барак усиленного режима. В настоящее время ПКТ – помещение камерного типа: «тюрьма в тюрьме» для злостных нарушителей режима.

Кот был прав, как никогда. Подводники ушли с охранником, а остальных Сергей

Иванович по широкому, с ковровой дорожкой коридору проводил в небольшой конференц-зал. Половину занимали ряды кресел, в первой половине стоял полированный стол в виде буквы «О». Через несколько минут в боковой, отделанной деревянными панелями стене открылась дверь, в нее вошли пятеро. Аккуратный человек в строгом черном костюме, белой сорочке и с черным галстуком уверенно занял место председателя. Почтительно державшиеся сзади чиновники сели по сторонам.

– Вставайте с места и начинайте выходить сразу, как назовут вашу фамилию. Не надо ждать, пока прозвучат имя-отчество и наименование награды. Пока вы дойдете, все это успеют сказать, – негромко говорил старший чиновник, внимательно оглядывая аудиторию.

Очевидно, это и был товарищ Павловский. Судя по почтительности свиты, он пользовался большим влиянием и занимал значительную должность. Но в отличие от большинства других начальников не обзавелся красной ряшкой и пивным животом: очевидно, в этом мире существовали иные стандарты внешности руководителя…

– Докладывать коротко и четко, военные называют звание и фамилию, гражданские – фамилию, имя и отчество. «Лейтенант Иванов», или «Иванов Иван Иванович». Больше ничего не говорить. Останавливаться за полтора метра до Генерального секретаря, на ковре есть тонкая линия. Ближе не подходить.

В зале царила тишина. Каждый слушал очень внимательно и боялся что-нибудь перепутать. Пожилой штатский с седой бородкой и в очках стал даже лихорадочно черкать в блокноте.

– На Генерального секретаря не дышать, ни с какими вопросами к нему не обращаться. Улыбайтесь. После вручеция награды военные говорят: «Служу Советскому Союзу!» Гражданские говорят: «Спасибо, товарищ Генеральный секретарь!» Рукопожатие контролировать: не затягивать, сильно не давить. Сейчас все вымоют и продезинфицируют руки. если руки потеют, выходя на сцену, вытрите ладонь платком. У кого парадные перчатки – не снимайте: гигиена важнее этикета. Но руки вымойте все равно.

Чиновник доброжелательно улыбнулся:

– У фуршетного стола не толпиться, друг друга не отталкивать. Надеюсь, вы не голодны. Помните, это не торжественный обед, а просто способ неформального общения. Можете съесть несколько бутербродов. Спиртным не увлекайтесь. Продолжительность неофициальной части полтора-два часа. Особо задерживаться не стоит. Вопросы есть?

– Есть, – седобородый очкарик, который черкал в блокноте, встал. Лицо его выражало преданность и послушание. – Может быть, лучше вообще не употреблять спиртного? Ведь партия борется с пьянством!

Павловский переглянулся со свитой и развел руками:

– Уверяю, что принуждать вас никто не будет. Еще вопросы?

Вольфу хотелось спросить, куда увели подводников.

«Боже упаси! – остерег кот. – Сиди и рта не открывай!»

Больше вопросов не оказалось.

Павловский поднял над столом большое шило с расплющенным острием.

– Сейчас вам раздадут такие инструменты, проделайте дырочки в кителях и пиджаках. Потом прошу пройти в туалетную комнату, привести в порядок обувь, вымыть и протереть спиртом руки. После этого вас отведут в зал награждений, – закончил инструктаж Павловский.

Через двадцать минут награжденные, вытянув перед собой пахнущие спиртом руки, вышли из туалета. Народу в вестибюле заметно прибавилось. Значительного вида муж чины и ухоженные женщины сдавали в гардероб шубы и Дубленки, поправляли прически перед большими зеркалами. Витал аромат духов. Все как в театре. Только тише: ни смеха, Сдающегося под высокими сводами, ни улыбок, ни свободной раскованности. Торжественно-приподнятую атмосферу сковывали строгие правила, хорошо известные приглашенным. Да у распахнутых дверей в главный зал дворца не было билетеров.

Сергей Иванович стоял, как часовой, вглядываясь в каждого и сверяясь со своим списком.

– Проходите, товарищи, проходите в зал, занимайте первый ряд справа от прохода. Именно правый, левая сторона для награжденных генералов.

Когда Вольф, разглаживая перчатки, поравнялся с чиновником, тот взял его под локоть.

– А вам, Владимир Григорьевич, надо пройти в другое место. Попрошу в эту дверь.

– Но у меня не вылазят волосы! И нет лучевой болезни! И вообще я здоров! – Он резко вырвал руку. – Или вы насчет татуировок? Уже донесли?

– Успокойтесь, – удивленно поднял брови Сергей Иванович. – При чем здесь ваши волосы, какие татуировки? Вы проходите по секретному Указу, поэтому награждаетесь отдельно. Так положено. Потом вы можете присоединиться к остальным, фуршет будет общим. Пожалуйста, в этот коридор.

– А куда делись… подводники?

– Какие подводники? А-а-а… Их наградят отдельно и очень торжественно. Но вручать им награды будет не товарищ Грибачев. С учетом вероятности риска… Они тоже придут на общий фуршет. Это ваши знакомые?

–Нет.

– Странно, – пробурчал Сергей Иванович. – Тогда какая вам разница?

Они снова шли вдоль ряда дверей по длинному пустынному коридору, и мягкая дорожка пружинила под подошвами. Наконец коридор расширился. В круглой рекреации стояли кожаные диваны и журнальный столик, высокую двустворчатую дверь заслонял собой человек в черном костюме с наушником в ухе. В его позе явно чувствовалась военная выправка. Сопровождающий остановился.

– Вот мы и пришли. Не забывайте инструктаж!

– Это Волков? – спросил человек, заглянув в блокнот.

– Да, – кивнул Сергей Иванович. – А мой опоздавший не появлялся?

– Появлялся, – на каменном лице проступило подобие улыбки. – С генералом приехал.

Человек в черном костюме посторонился, открывая дорогу.

Небольшой, ярко освещенный зал был почти пуст. Внушительные фигуры охранников по углам казались монументальными скульптурами. Никакой сцены тут не было – в торце стояла трибуна, длинный полированный стол, за ним угадывалась неплотно прикрытая потайная дверь. На первом ряду кресел сидели несколько генералов и старших офицеров. «До десяти», – конкретизировал Вольф. В специальной разведке так обозначали количество подлежащих уничтожению целей. Но сейчас этот термин не годился. «Четыре генерала, четыре полковника, один лейтенант», – поправился он.

На вошедшего лейтенанта никто не обратил внимания, даже головы не повернули. Он сел с краешку и устремил взгляд на замаскированную дверь. Именно оттуда должен появиться Грибачев и именно туда напряженно смотрели все остальные. Но ничего не происходило. Пять минут, десять, пятнадцать… Вольф понял, что Генеральный секретарь начал с награждения по открытому списку.

Никто не шевелился и не разговаривал. Генералы и полковники, положив руки на колени, сидели, как прилежные первоклассники. Прошло полчаса, наконец потайная дверь открылась. Начальник охраны генерал Никитский, как и положено, вошел первым, затем появился Грибачев, за ним председатель КГБ Рябинченко и министр обороны Бахрушин. Замыкали процессию начальник штаба Рыбаков, начальник Главного разведывательного управления Латынин и еще несколько генералов.

Награждаемые вскочили и замерли по стойке «смирно». Что-то сразу изменилось. Присутствие облеченных высшей властью людей, которых большинство присутствующих видели только по телевизору да на газетных фотографиях, делало происходящее нереальным, как сон. Мгновенно возникла торжественная и строгая атмосфера, казалось, даже лампочки стали светить ярче. Зал уже не производил впечатления пустого, возможно, оттого, что внимание присутствующих сосредоточилось на блеске маршальских и генеральских звезд.

Появилась остальная свита: заведующий протоколом, начальник наградного отдела, секретари, референты. Вошедшие привычно заняли места по протокольному расписанию, Генеральный секретарь оказался в центре, Рябинченко и Вахрушев по сторонам от него, остальной генералитет выстроился чуть сзади. Секретари и референты приступили к работе: один разложил на столе списки, другой, сверяясь с ними, сортировал маленькие квадратные коробочки, третий раскрывал коробочки и доставал ордена, четвертый дублировал проверку по списку. Грибачев улыбался.

– Ну здравствуйте, здравствуйте, герои! Да-да, вы действительно герои, не надо бояться этого слова! Потому что честно исполнили свой долг и правильно выполняли задание партии. Вы заслужили свои награды в полной мере. Да вы садитесь, товарищи, садитесь… Приступим к награждению.

Вольф встречался с Грибачевым дважды: когда отличился на учениях в Рохи Сафед и когда получал последнее задание. С тех пор Генсек внешне почти не изменился, только стал вальяжней и уверенней.

– Генерал-лейтенант Аничкин… – торжественно начал начальник протокола.

Генерал, очевидно, тоже проходил инструктаж, только в другом месте. Он встал и строевым шагом направился к трибуне.

– Василий Федорович…

Здесь не было сцены, и Василий Федорович Аничкин оказался на месте раньше, чем начальник протокола закончил читать. Он стоял напротив Грибачева, и, глядя на напряженную генеральскую спину, Вольф сквозь дорогое сукно вдруг увидел, что между лопатками у него течет пот.

– За разработку перспективных видов ракетной техники награждается орденом «Знак Почета»!

Возникший сбоку референт мгновенно подал орден Генсеку, а тот привычно закрепил его на мундир.

– Поздравляю с наградой! – сказал Грибачев. Свита зааплодировала.

– Служу Советскому Союзу! – рявкнул генерал и, нарушая инструктаж, добавил: – Спасибо, Сергей Михайлович!

Вольф мысленно усмехнулся: Аничкин знает, что за такое нарушение его никто не накажет.

– Лейтенант госбезопасности Волков Владимир Григорьевич. За выполнение специального задания, имеющего значение для международного престижа государства…

Никто не вставал и не выходил.

«Тебя зовут, просыпайся!» – возбужденно закричал кот.

Вольф как током ударило: он настроился, что младшего по званию вызовут последним! И это его ждет Грибачев, удивленно взглядываясь в зал, это из-за него завертели головами генералы и полковники, это он опаздывает на награждение!

Вольф вскочил и быстро рванулся вперед.

– …Награждается орденом Красного Знамени!

Он успел вовремя.

– Лейтенант Волков для награждения прибыл! – отчеканил он, тоже нарушив инструкцию.

Но Грибачев не обращал внимания на мелочи: он широко улыбался, и сейчас улыбка казалась совершенно искренней.

– Здравствуй, Владимир Григорьевич, здравствуй, боец! А ты ведь сделал большое дело, очень большое! – Генсек взял орден и принялся крепить к мундиру. Выполняя инструкцию, Вольф задержал дыхание и отвернул лицо в сторону.

– Они ведь тебя увольнять хотели, но я сказал: пусть служит. Кожу испортили, не беда: главное – ты дела не испортишь.

Грибачев быстро завинтил гайку, отошел на шаг и полюбовался своей работой.

– Такой молодой, а вся грудь в орденах, – сказал он, обращаясь к сидящим в первом ряду.

Потом по очереди повернулся к Рябинченко и Вахрушеву:

– Это ведь ваш боец! Какой молодец, а?

Министр и председатель оживленно кивали и улыбались лейтенанту, как лучшему другу.

– Пожелаем ему еще многих наград!

Маршал, генералы и полковники зааплодировали. «Нет уж, лучше больше не надо», – подумал Вольф и стал по стойке «смирно».

– Служу Советскому Союзу!

– Я часто привожу тебя в пример, боец, – сказал Грибачев. – Надо бы нам переговорить, хочу узнать мнение масс. Надеюсь, не потерял мои телефоны?

– Никак нет, Сергей Михайлович.

– Тогда звони! – Грибачев энергично потряс его руку.

Рябинченко и Вахрушев обменялись многозначительными взглядами.

Когда обласканный Вольф возвращался на место, изумленные генералы и полковники с первого ряда не сводили с него глаз. И не только из-за сверкающих на груди орденов. Один взгляд был особенно пристальным. Выделив из общей массы лицо, Вольф узнал заместителя начальника по боевой подготовке рохи-сафедской бригады спецназа майора Шарова. Теперь тот был в форме полковника. Шаров едва заметно подмигнул и улыбнулся:

– Полковник Гребенюк… Награждение шло своим чередом.

– Генерал-лейтенант Раскатов…

Вольф насторожился и всмотрелся в лицо очередного награждаемого. Высокий, крупнотелый, большеголовый, грубые черты лица, неприятный – большой и пухлый рот. Точно. Бывший командир бригады в Рохи Сафед. На груди блестела Золотая Звезда, которую он получил за акцию особой роты в Борсхане. Сейчас Грибачев прикрепил к мундиру Красное Знамя. «За умелое руководство важной боевой операцией». Когда Шарову вручили Красную Звезду «за проведение важной боевой операции», Вольфу стало ясно: кто, как всегда, рисковал жизнью, а кто в очередной раз урвал за чужой риск более высокую награду.

Церемония завершилась, и сопровождающие провели девять офицеров и генералов в фуршетный зал. В огромном помещении были накрыты десятки столов. Самый длинный предназначался для награжденных – здесь собрались все: и из общего, и из секретного списка, и лауреаты.

«Первый стол», – подумал Вольф. «Точняк», – хихикнул кот, соглашаясь. А может, кот это и подумал.

«Первый стол», впрочем, состоял из двух половин: за дальней расставили награжденных, за ближним расположились их начальники: руководители Академии наук, министерств и ведомств. Последними подошли Рябинченко и Вахрушев. Военные и гражданские генералы оживленно общались между собой и иногда обращались к награжденным, но те, под гнетом субординации и чинопочитания, держались скованно. Мордатый генерал Аничкин, который наверняка ведрами пил кровь из подчиненных, на безобидную реплику министра обороны закашлялся, покраснел и промямлил что-то невнятное.

И за «первым», и за остальными столами ничего не ели и не пили, очевидно, ожидая какого-то сигнала. Гости переминались с ноги на ногу, почти все, кроме привилегированных особ, чувствовали себя неловко и напряженно. Остро пахнущая копченая колбаса, аппетитно слезящаяся ветчина, валованы с красной и черной икрой, бурые сморщенные маслины и гладкие зеленые оливки, нежные сыры, нарядные бутылки с водкой, коньяком и шампанским притягивали голодные взгляды, дразнили и заставляли сглатывать слюну.

«Ты хавки с собой набери, когда еще так пожрать придется», – пропищал кот. Вольф не обратил на него внимания.

Сигналом к трапезе стало появление Грибачева. Он поднял узкий бокал с шампанским и произнес тост в честь героев сегодняшнего дня, но сам пить не стал, а только пригубил. Вольфа мучила жажда, и он выпил свой бокал залпом. Потом еще один. Закуски быстро разбирали, без толкотни удалось дотянуться до бутерброда с сыром, который мгновенно проскочил в желудок и только разжег голод.

Со всех сторон раздавался звон ножей и вилок о фарфоровые тарелки, скрип скручиваемых пробок и хлопки шампанского.

Грибачев поднял тосты за родину и партию, пожелал награжденным счастья и новых достижений на благо самой лучшей в мире страны и ушел. Через несколько минут ушел Рябинченко, следом Вахрушев, за ним президент Академии наук и другие руководители – по цепочке, направленной сверху вниз. Как только уходил более важный начальник, менее важный тут же утрачивал к происходящему интерес и тоже «линял», затем наступала очередь следующего…

Может, оттого что с уходом небожителей обстановка стала менее строгой, может, под влиянием выпитого, но постепенно в зале становилось все оживленней. Громче стали разговоры, чаще звучал смех, звонче соприкасались бокалы.

– Давай выпьем, лейтенант, – подошел к Вольфу облученный подводник. У него на кителе сверкал второй орден Красной Звезды.

– Я вижу, тебе тоже за шкуру залилось, за просто так столько наград не дают.. Выпьем за то, что живы остались. Да нет, водку!

Официанты подносили закуски и новые бутылки. После нескольких рюмок водки Вольф ощутил приятное расслабление. Как будто лопнули и свалились путы условностей и обязательств, наложенных ограничениями инструкций, да и самой обстановкой Кремлевского дворца. Он прошел через все круги тюремного ада и остался жив, а еще раньше с боем взял дворец диктатора в Борсхане и тоже остался жив, а еще раньше спасся при десантировании, когда Серегин навалился вдруг на его парашют. Есть чему радоваться!

– А чего ты в перчатках? – спросил вдруг подводник. —. Обгорел, что ли?

– Вроде того, – кивнул Вольф. – А где ваш товарищ?

– Вон там. Он на меня обиделся, не подходит. А чем я виноват? Это ж не я его увел…

Капитан-лейтенант продолжал что-то говорить, но Вольф уже не слушал. Взяв рюмку с водкой, он прошел ближе к главной части «первого стола» и нашел полковника Шарова. Тот стоял рядом с генералом Раскатовым, который оживленно болтал с другими генералами. Шаров держался индифферентно: в беседу старших не встревал, молча пил водку и с аппетитом закусывал. Казалось, он не обращал никакого внимания на происходящее. Но это только казалось. Когда Вольф приблизился, Шаров скользнул по нему косым взглядом и, улыбнувшись, повернулся навстречу.

– Товарищ полковник, лейтенант Вольф представляется по случаю награждения орденом! – четко доложил Вольф, вытянувшись в струнку. Строевую стойку портила только рюмка, которую он держал на уровне солнечного сплетения.

– Здорово, Волк! – улыбнулся полковник. – Я вижу, ты не стал заниматься спокойной работой!

Шаров провел пальцем по трем орденам Вольфа. История двух из них была хорошо известна полковнику.

– Как и вы, товарищ полковник!

Вольф в свою очередь тронул награды полковника. Тот же комплект: Красное Знамя и две Красных Звезды. Лейтенант помнил только Знамя: за штурм дворца в Борсхане.

Они обнялись. Ордена стукнулись друг о друга. Свободное поведение Шарова и Вольфа привлекло внимание старших начальников.

– Знакомьтесь, товарищи, этот герой служил у меня в бригаде, – торжественно произнес Раскатов. Генералы смотрели с недоумением: лейтенант не представлял для них никакого интереса. Раскатов, понизив голос, стал что-то объяснять.

Вольф отвел Шарова в сторону.

– Как живы-здоровы, товарищ полковник?

– Главное, что живы! Вот эта Звездочка за Узбекистан. Помнишь Московский отряд? А сегодняшняя за… в общем, за одну операцию, пока не могу говорить… А ты как?

– Тоже жив пока… У меня теперь операции другие: полгода – как скотина среди диких зверей, по краю ходил…

– Понимаю, братишка, понимаю! Давай выпьем за то, чтобы за краем не оказаться!

Звякнули рюмки, полилась в гортань теплая, будто безградусная, жидкость.

– А как… полковник Чучканов? – напряженным голосом спросил Вольф. Шаров дернул щекой.

– Чего им сделается… Раскатов выше ушел, его на свое место поставил. Начальник главка спецназов, генерал… Он за Раскатова держится, я – за него. Мы с ребятами дело сделаем, они награды получат. В этот раз, правда, Чуче не дали. Ходит с надутой мордой, сам увидишь.

– А он что, Тоже здесь?

– Да, среди приглашенных. С женой.

– С Софьей Васильевной?!

– Ну да. С кем же еще?

Вольфа будто жаром обдало. Сердце колотилось, как перед сигналом к атаке. Он не слышал, что говорил Шаров, да и вообще ничего не слышал: разговоры вокруг превратились в неясный раздражающий гул. К нему приблизился Раскатов и еще три генерала. Вытянутые вперед рюмки и улыбки на лицах свидетельствовали, что обычный лейтенант и лейтенант – личный знакомый Генерального секретаря – просто несоизмеримые фигуры. Они что-то говорили: извивались их губы, двигались подбородки, шевелились языки, но звуковой фон не менялся: тот же бессмысленный, однообразный и утомляющий шум… Наплывали крупными планами генеральские лица, они деформировались, как в кривых зеркалах комнаты смеха, но смеяться Вольфу не хотелось. Чужие руки хлопали по погонам, трогали награды – это усиливало раздражение.

Звякнуло стекло: напрягшиеся пальцы сломали ножку рюмки, и она разбилась о паркет. Вольф понял: его раздражает невозможность делать то, что хочется. Он отстранил Раскатова, протиснулся между плотными фигурами генералов и, как сомнамбула, пошел по залу. Невзрачные люди, обступив столы, жадно ели и некрасиво пили. Мужчины, изображая галантных кавалеров, чокались с заурядными женщинами, которые наверняка не делают зимой педикюр, потому что его не видно под закрытой обувью. Взгляд поисковика сканировал гостей, но логика бойца специальной разведки подсказала, что Софье не место в этой серой массе, она никогда не присоединится к голодной застольной толпе…

У дальней стены выстроился длинный ряд стульев на гнутых золоченых ножках, на них сидели и вокруг стояли люди. Вольф направился туда, вглядываясь в лица равнодушных к бесплатной выпивке и закуске гостей. Крашеная блондинка со слабыми волосами, полный генерал с лицом больной жабы, похожая на испуганную птичку генеральша…

Он пролистывал лица, как страницы скучной книги, пока не наткнулся на лик коротко стриженной улыбчивой брюнетки с широко распахнутыми глазами, точеным носиком и четко очерченным ртом…

Зал сразу затянулся пеленой, ненужные и неинтересные люди расплылись и потеряли очертания, как незадолго перед этим слились в безобидную невнятицу ненужные и отвлекающие звуки. Остался только один прозрачный овал вокруг Софьи Васильевны. Она сидела в свободной позе, положив ногу на ногу и поставив на колено бокал с шампанским. Аккуратная – волосок к волоску прическа, загадочное мерцание зеленых глаз, улыбка, демонстрирующая миру ровные жемчужные зубки… На ней было сильно декольтированное красное платье, откровенно обнажающее белые плечи с едва заметными веснушками. Несмотря на приличное расстояние, Вольф прекрасно различал детали – прозрачный овал увеличивал, как линзы бинокля, а может, это делали огромные, широко распахнутые глаза под ключицами. Он отчетливо видел крохотную родинку на шее, бриллиантик в мочке прижатого к голове ушка, ямочку на подбородке, не отросшие волоски под туго натянутыми отблескивающими колготками… Новые туфли, как всегда, на высоченной шпильке, матово блестели, но он рассмотрел сквозь черную кожу туго сжатые колодкой маленькие пальчики с розовым лаком на ноготках.

Внутри включился механизм самонаводящейся зенитной ракеты. Мимо проходил мутный официант, Вольф одним движением снял с подноса четкую бутылку, оклеенную серебряной фольгой.

Под высоким потолком ярко светили тысячесвечовые люстры, отражаясь в лаке узорчатого паркета. По паркету целеустремленно и стремительно рубил строевым шагом атлетически сложенный блондин с волевым лицом, в парадной форме офицера воздушно-десантных войск: мундир цвета морской волны, белая рубашка, черный галстук, отутюженные брюки с голубым кантом, потерявшие крахмальную упругость белые перчатки и черные полуботинки, уверенно попирающие видавший виды пол Кремлевского дворца. Блестел парашютный значок с цифрой «60» под голубым куполом, отливали рубиновой эмалью три боевых ордена, золотились на золотых же однопросветных погонах маленькие лейтенантские звездочки. Левая рука привычно давала отмашку в такт шагам, правая, словно противотанковую гранату, сжимала непредусмотренную уставом бутыль шампанского.

Необычный марш привлекал всеобщее внимание – закрывались рты, челюсти переставали жевать, лица гостей с заинтересованным недоумением поворачивались в сторону лихого лейтенанта. Гул голосов постепенно смолкал, тем отчетливей выделялся чеканный шаг десантника. Он уже подходил к цели, и коротко стриженная брюнетка тоже стала поворачивать к нему аккуратную головку.

– Бах! – железные пальцы одним движением сорвали витую проволочку, пробка улетела к потолку, белая пена выплеснулась на паркет.

На красивом лице отразилось изумленное узнавание: меньше всего ожидала Софья Васильевна встретить здесь влюбленного солдатика из пустыни Рохи Сафед.

Бум! Колено лейтенанта ударилось о кремлевский паркет, рядом стукнуло донышко бутылки, белые перчатки легли на щиколотку Софьи Васильевны и высокий каблук ее «лодочки», еще одно движение, и изящная дорогая туфелька оказалась в руке молодого офицера. Струя шампанского полилась в нее, словно в хрустальный бокал, брызги и пена летели во все стороны. Недоумение на лице Софьи Васильевны сменилось восторгом.

– За самую лучшую женщину в мире! – хрипло произнес Вольф и, обливаясь, выпил из импровизированной шампанницы.

«Ну ты ваще…» – сказал кот, то ли одобряя, то ли осуждая.

Наступила немая сцена. Такого чопорно-официальный Кремлевский дворец еще не видел. Вольф сорвал белую перчатку и протер мокрую туфельку изнутри. Синие зэковские перстни выделялись здесь еще контрастнее, чем обычно. Сановитые гости попятились, расширяя круг. Он погладил спрессованные покрасневшие пальчики и надел туфельку обратно. Софья Васильевна с торжеством оглядывала других женщин.

– Что здесь происходит?! – раздался трубный голос коренастого генерала в новеньком парадном мундире. В руке он держал тарелочку с бутербродами и рюмку коньяка. – Отвечай, Софья, что ты делаешь?!

– Я?! – удивилась Софья Васильевна. – Я ничего не делаю. Сижу и жду, когда ты принесешь бутерброды.

Это была чистая правда. Волк встал на ноги и оказался лицом к лицу с Чучкановым. За последние годы тот еще больше раскабанел.

– Софья Васильевна просто сидит, – подтвердил Волк. – А я за нее выпил. Ватка с помадой – ведь это совсем не то, правда?

Генерал всмотрелся.

– Ах, это ты! Опять?

– Да, это я. Вам ведь не удалось подставить меня под «Дождь». Поэтому я жив.

– К тому же пьяный!

– А в бубен? – спросил Вольф, прикидывая, где под слоем жира находится точка солнечного сплетения.

«Окстись, босяк, – предостерег кот. – Здесь ловить нечего. Повяжут!»

– Что? – Чучканов растерянно смотрел на татуированную руку Вольфа с вытянутым указательным пальцем. – Ты кто?

– Конь в пальто! – остроумно ответил Вольф и с трудом натянул мокрую перчатку. – Мы с Софьей уходим. Пошли, Софья!

Он взял женщину за руку, но та высвободилась. Вольф растерялся.

– Пойдем, Софья, мы должны жить вместе! Я ждал этого много лет…

– Вы пьяны, лейтенант, – Чучканов шагнул вперед, оттесняя тушей Вольфа от своей жены. – Покиньте зал. Кто-нибудь, позовите охрану!

– Сам покидай! – Вольф сильно толкнул генерала, тот с трудом удержался на ногах, но тарелка упала и со звоном разбилась.

Все-таки Чучканов был десантником. Хорошим или плохим – другой вопрос. Но когда принесенные жене бутерброды разлетелись по полу, он повел себя как хороший, не думающий о последствиях, безбашенный боец: без лишних слов, с маху ударил дерзкого лейтенанта в ухо. Вольф успел присесть и ткнул-таки пальцем в нужную точку, но не пробился сквозь жир. Пришлось добавить крюк слева. Генерал завалился набок и грузно рухнул на лаковый узорчатый паркет.

– Прекрати! Что ты делаешь! – закричала Софья.

– Пойдем со мной! Ты моя!

Вольф снова попытался взять ее за руку и вновь безуспешно. Тогда он наклонился, сдернул ладное женское тело со стула и перебросил через плечо. Софья визжала и колотила по мощной спине кулачками. Не обращая ни на что внимания, лейтенант пошел к выходу. Собравшиеся вокруг гости поспешно расступались. Ногой он распахнул дверь и вышел в огромный, тоже затянутый пеленой вестибюль

«Слева! – тревожно предупредил кот. – И справа! Их много, не уйти!»

– Товарищ лейтенант, отпустите женщину! – раздался уверенный голос слева. Это была не просьба, а приказ. Жесткий приказ, облаченный в вежливую форму.

– Немедленно отпустите женщину! – послышался такой же голос справа. Жесткость и здесь выпирала сквозь вежливость, как шипы кастета сквозь наброшенный для маскировки платок.

– Ты что, оглох?! – зловеще прошептали сзади, без всякой дипломатии. – Или думаешь, с тобой тут шутки шутят?!

Вольф так не думал. Он уже знал, что первым ударит тот, кто сзади. Между лопаток или в поясницу, так, чтобы наверняка обездвижить и вывести из строя. Он остановился и осторожно поставил Софью на пол.

– Извини… Кажется, я сделал глупость. Но я давно хотел забрать тебя…

– Как «забрать»? Разве я вещь? – Софья раздраженно поправляла прическу. Зеленые глаза были широко распахнуты, щеки раскраснелись. Вольф не мог оторвать от нее взгляда. Сердце колотилось у самого горла. Софья перехватила его восхищенный взгляд и улыбнулась.

– А вообще интересно… Меня еще никогда не похищали!

– Пройдемте с нами, товарищ лейтенант! – сильные руки взяли Вольфа под локти.

Пелена рассеялась. Вокруг стояли крепкие молодые люди в одинаковых костюмах. Шесть или семь – наверное, вся дежурная смена Девятого управления. Не очень много для опытного бойца специальной разведки.

– Без грубостей! – рыкнул Волк. – Немедленно отпустить!

– Осторожно с ним, – негромко сказал кто-то, и руки разжались. Связываться с героем-десантником охране явно не хотелось.

Вольф оглянулся. Команду подал Сергей Иванович – давешний сопровождающий.

– Нехорошо, Владимир Григорьевич, – Сергей Иванович скорбно покачал головой. – Вы ведь не в казарме и не в пивной на Арбате. Вы хоть понимаете, где находитесь?

– Сейчас мы ему объясним, – сказал старший охранник. – Пройдемте, лейтенант!

Вольф криво улыбнулся и высокомерно оглядел всех.

– Это вы, товарищи, не понимаете, с кем разговариваете! – значительным тоном произнес он. – Я лично знаком с Сергеем Михайловичем Грибачевым. Вот, глядите!

Чтобы залезть в нагрудный карман, пришлось снять перчатки. И когда татуированные пальцы поочередно поднесли визитную карточку Генерального секретаря к лицам окружающих его людей, их удивленные взгляды нервно перебегали с фамилии «Грибачев» на синие тюремные перстни и обратно. Но здесь, в Кремлевском дворце, фамилия перевешивала. Строгие лица охранников постепенно смягчались. И Сергей Иванович стал доброжелательней, как в начале вечера.