Расписной Корецкий Данил

– Но почему ты ничего не писал, не рассказывал?

– Не мог. Не имел права.

Строгие казенные обороты привычны для граждан советской России. Мать успокоилась окончательно.

– А жена? Когда она приедет?

– Мы развелись.

Генрих хмыкнул. Но Лизхен не обратила на это внимания.

– В жизни всякое бывает, обойдётся. Главное, что можно убрать этот ужас. Слава богу! Я прямо испугалась, как тебя увидела. Ой, заболталась… Помойся, отдохни, я сейчас быстро накрою на стол…

Мать уже не готовила немецкие блюда, отец перестал быть трезвенником и даже перешагнул черту умеренного потребления. Он опрокидывал большие стопки одну за другой, почти не притрагиваясь к отварной молодой картошке, свежим котлетам и зелени. Вольф, наоборот, пил мало, но с жадностью налегал на забытую домашнюю еду. Лизхен, подперев пухлым кулачком подбородок, наблюдала с тем умиленным выражением лица, которое было бы у любой матери в подобной ситуации.

– Ты стал таким большим, совсем взрослым… Конечно, жаль, что с женой расстались… Я все хочу внуков понянчить… Может, успею еще… У тебя на примете-то никого нет?

– Почему, есть, – кивнул Владимир. Он не любил говорить с набитым ртом, но сейчас не стал соблюдать это правило. – Только она старше меня…

– Подумаешь! – мать махнула рукой. – И я старше Генриха на два года. Даже на два с половиной! А у вас какая разница?

– Тринадцать лет.

– Тринадцать?!

– И она замужем.

– Вот те на! А кто муж-то?

– Генерал.

Генрих снова хмыкнул:

– От генерала небось не уйдет! – и опрокинул очередную стопку.

– Уйдет. Как только осмотрюсь здесь, позвоню, и она приедет. Примете невестку?

Мать разулыбалась:

– Конечно! Не разместимся разве в таких хоромах? Заселяйтесь в твою комнату и живите! Места хватит.

«Хватит ли?» – подумал Вольф. Если всю жизнь прожить в коммуналке, то изолированная двухкомнатка действительно покажется дворцом. Но Софья привыкла к просторным командирским квартирам. Вряд ли ей понравится тесниться вчетвером на тридцати двух метрах. А ночью? Она так кричит и стонет, что перепугает родителей. Нет, надо будет снимать жилье. Но где взять деньги? Да и вообще… Вот так бросить Москву, привычный образ жизни, обеспеченный быт генеральской жены и очертя голову приехать в какой-то Тиходонск?.. Сейчас это казалось совершенно невероятным!

– О чем задумался, сыночек?

– Да так… О жизни. Как она сложится…

Владимир отправил в рот последний кусок и сыто отвалился на спинку стула.

– Ой, я сейчас чай принесу! – мать убежала на кухню.

– Значит, Вольдемар, ты прибыл разрабатывать наших ментов? – Генрих испытующе смотрел на сына в упор. – Что же они сотворили, если прислали сотрудника аж из Москвы?

– Ты хорошо освоил служебный лексикон, отец. Только я не затем приехал. Меня выгнали из Конторы. И теперь я действительно лейтенант милиции.

Отец понимающе кивнул:

– Значит, не можешь сказать. Ладно. Дело такое…

Генрих опрокинул еще одну стопку.

– Ты стал много пить.

– Да. Раньше не пил совсем, и все окружающие считали меня идиотом. Помнишь, даже избить хотели, ты тогда заступился с этим своим лысым другом… А теперь пью, и меня считают нормальным. Хотя это тогда я был нормальным, а не сейчас. Просто мир вокруг нас ненормален. Он всегда так и говорил.

–Кто?

– Иоганн… Он хотел переделать мир в нормальный. А я засадил его за решетку. Это очень большой грех. Очень. Он снится мне по ночам. Мертвый. Подходит ко мне и наставляет палец. Мертвый, представляешь? Наверное, его уже нет в живых…

Владимир покачал головой:

– Жив, жив. Не могу сказать, что совсем здоров, но его уже выписали из больнички. Устроился неплохо, ходит в авторитетах…

У отца отвисла челюсть.

– Ты… Ты…

– Да. Я его видел.

– Там?!

– Да, там. Где же еще?

На лице Генриха проступило выражение озарения.

– Это из-за него тебя так разукрасили?

– Точно.

– И что они от него хотели?

Владимир замялся:

– Этого я сказать не могу.

Генрих вздохнул:

– Значит, ты тоже причинял ему вред. Это рок нашей семьи! Из-за нас должен страдать бедный Иоганн!

– Не такой уж он бедный, – буркнул Владимир. В словах отца был резон. Из-за него Иоганн сел в тюрьму, из-за него получил заточку в бок.

За столом наступила напряженная тишина.

– Почему вы такие грустные? – спросила Лизхен, занося чайник.

Волка оформлял на службу лично начальник отдела кадров Тиходонского УВД подполковник Уварин.

– У нас это первый случай. – Дородный сорокапятилетний мужчина с пшеничными усами перелистывал личное дело Вольфа с такой осторожностью, будто отдельные листы могли быть смазаны контактным ядом отсроченного действия. На лице ясно читалось выражение недовольства. – Да и вообще я никогда не слышал про переводы из КГБ…

– Ни одного случая за последние двадцать лет, – тихо дал справку капитан-инспектор, почтительно стоящий по левую руку от начальника.

– Вот-вот, – вздохнул подполковник. – Да еще эта чехарда с фамилиями… То Вольф, то Волков, что все это значит?

– Там есть обоснование, – смиренно пояснил Владимир. – Я служил в режимной части, немцев в нее не брали, а я подходил по всем статьям… Вот и сделали временно Волковым. А потом эта фамилия попала в наградные листы, так и остался на ней. В деле есть меморандум.

– Где?! Ничего здесь нет! – Уварин потряс папку так, что растрепались страницы. – Половина листов изъята! Где они? В местном Управлении КГБ? Что это значит? «Действующий резерв»? То есть вы работаете и на них, и на нас?

– Никак нет, товарищ подполковник, – с солдатской четкостью ответил Вольф.

– Из Комитета я уволен.

– Ну-ну, – угрюмо пробурчал подполковник. – Только майор Мусин из УКГБ звонил час назад. Просил, чтобы вы зашли к нему, в тридцать второй кабинет.

– Странно, – искренне удивился Владимир.

– Очень…

Словно спохватившись, Уварин попытался изменить выражение лица и перейти На более дружелюбный тон.

– Правда, и из оставшихся материалов видно, что вы верой и правдой послужили Отечеству. Три боевых ордена – это не хухры-мухры… Особо отмечается ваша боевая подготовка и военный опыт… При переводе вам присвоено звание старшего лейтенанта, это тоже высокая оценка…

Попытка не удалась. Гримаса недовольства вернулась на место.

– Но эта ваша роспись! Она вообще не лезет ни в какие ворота! Ну, бывают армейские или флотские татуировки: якорь, пропеллер, надпись «ВДВ»… И то мы рекомендуем выводить их. А тут натуральные тюремные наколки! Я еще не видел милиционеров, похожих на зэков!

Вольф пожал плечами. Он уже не изображал смирного прилежного солдата. Он снова стал самим собой.

– По соображениям государственной безопасности я не имею права обсуждать эту тему. Шкуру я снять не могу. Мой послужной список, думаю, говорит сам за себя. Так же, как и государственные награды.

Подполковник поморщился. Вопрос о зачислении дерзкого новичка на службу вместе со всеми его татуировками решен в Москве. В этом вопросе он бессилен. Можно было только показать, кто здесь кому подчинен.

– Забывайте про госбезопасность. У нас другой масштаб, здесь в почете рутинная работа. Не за ордена и медали. Повседневный, скромный труд по предупреждению и раскрытию преступлений. Нам нужны пахари!

Уварин запнулся, уставившись в очередной лист. На лице отразилась целая гамма эмоций.

– Вы в самом деле лично знакомы с товарищем Грибачевым? И можете связываться с ним в любое время?

Владимир пожал плечами:

– В любое вряд ли. Ночью как-то неудобно…

– Ну а днем?!

– Днем я ему звонил…

Подполковник озабоченно почесал затылок. С одной стороны, справок о контактах принимаемого на службу лица с руководителем государства ему еще видеть не приходилось. С другой – если в кандидате заинтересован хоть самый маленький начальник, в кадры обязательно кто-то позвонит и замолвит словечко. А раз этого парня выперли из Комитета, к тому же сослали из Москвы в Тиходонск, значит, он никому не нужен. Какие бы справки ни находились в его деле и какими бы орденами он ни был награжден. Следовательно, обходиться с ним можно как угодно. Хотя и не перегибать палку. Надо держать ухо востро. А включить заднюю передачу никогда не поздно.

– Ну-ну… На какую должность вы претендуете?

– Претендую? Да у меня вообще нет никаких претензий.

– Ваш опыт оперативной работы для нас не подходит. В контрразведке своя специфика, в милиции – своя… Боевые навыки – это, конечно, важно. Но у нас перестрелки случаются не так часто. Хотя сейчас положение изменилось. В городе действует опасная вооруженная банда, она уже убила несколько человек… В патрульно-постовую службу для начала пойдете?

– Пойду… Мне не выбирать…

Подполковник захлопнул личное дело.

– Ну, если так… Начнете с должности командира взвода. А дальше посмотрим.

– Мне не выбирать, – повторил Владимир.

– Тогда можете идти. Приступайте к работе.

Когда Владимир вышел, Уварин протянул личное дело инспектору.

– Держи, Веселов. Готовь приказ: комвзвода в Центральный райотдел. И имей в виду, с этим парнем надо быть чрезвычайно осторожным. Намекни аккуратно Баринову. Начальник райотдела должен быть в курсе.

– Есть, товарищ подполковник, – четко ответил инспектор, привычно зажимая папку под мышкой.

– И вот еще что… Когда он уйдет, выйди следом и посмотри: зайдет ли он к «соседям».

УВД и УКГБ находились в одном здании: от входа до входа – сорок метров.

– Проследить? – задание для кадровика было явно непривычным. Он заметно растерялся.

– Что тут следить? – раздраженно сказал начальник. – Просто выйди и посмотри. Хочешь – купи себе мороженое на углу. Погуляй немного на свежем воздухе – в сторонке, разумеется. Или перейди на другую сторону. Как в кино. Потом придешь и доложишь.

– Есть, товарищ подполковник!

Майор Мусин оказался худощавым, подтянутым человеком, в стандартной комитетской униформе – недорогом строгом костюме и белой сорочке с галстуком. Он встретил Владимира как старший брат: сердечно пожал руку, радостно улыбался, расспрашивал о семье. Словом, с точностью следовал правилам оперативной психологии, предписывающей обязательно располагать к себе собеседника.

– Ваше личное дело поступило к нам, – наконец приступил он к делу. – Точнее, его большая часть. Надо сказать, не часто приходится видеть такие материалы. У нас в области всего три человека с подобным опытом. У одного – это еще опыт военных лет. – Майор улыбнулся еще шире. – Я буду вас курировать, если появятся какие-то вопросы, проблемы, трудности – обращайтесь без стеснения.

– Курировать?! Я же уволен и переведен в другое ведомство!

– Это ничего не значит. Комитетчики бывшими не бывают. В случае необходимости мы вам поможем, а если понадобится – вы нам!

– Я? Каким образом?

– Положение дел в милиции теперь входит в сферу наших интересов. Я буду вам признателен за любую информацию.

Старший лейтенант милиции Волков встал.

– Приятно было познакомиться. Но я уже не служу в Конторе. А функции агента-осведомителя выполнять не собираюсь. Я приехал сюда работать. В Центральном РОВД, командиром взвода патрульно-постовой службы. Если вас заберут в вытрезвитель, наверное, я смогу помочь.

– Да-да, конечно, – кивнул Мусин. – Это дело сугубо добровольное. Но вы мне можете звонить в любое время. Я готов помогать коллеге без всяких условий.

– Спасибо, – кивнул Владимир. – Кстати, я поселился У родителей, это тесно и неудобно. Вы могли бы помочь с квартирой? В Москве обещали, что этот вопрос будет поставлен.

– Совершенно точно, – Мусин кивнул. – Вопрос есть. Но, к сожалению, квартир нет. У нас самих длинная очередь. Честно говоря, я и сам ожидаю уже пять лет. Не исключено, что со временем…

– Спасибо, я все понял, – сказал Волков и попрощался.

– Он заходил к «соседям», пробыл там пятнадцать минут, – доложил Веселое, явно довольный собой. – Потом вышел и направился в сторону центра…

– Молодец, молодец, Джеймс Бонд, – без улыбки похвалил подчиненного Уварин и нетерпеливо указал ему на дверь. – Достаточно, свободен.

Когда инспектор вышел, Уварин снял трубку прямого телефона.

– Наши подозрения подтвердились, товарищ генерал. Только что московский гость сходил на инструктаж к своим коллегам.

– Гм… Вот так открыто, у всех на виду? – в голосе начальника Управления слышалось сомнение. – Где же конспирация? А без конспирации какое это, к черту, оперативное внедрение? Что-то тут не то…

– А чем проще, тем лучше. Тем более новые времена, новые методы…

– Значит, надо работать по линиям служб, наводить порядок в подразделениях. Этого мы вычислили, так могут еще пятерых тайно заслать. Смотрите, чтоб все было в ажуре!

Команда относилась ко всем заместителям, но принял ее к исполнению подполковник Уварин.

– Есть, товарищ генерал! – ответил он с той же четкостью, которую недавно изображал Вольф и старательно демонстрировал Веселое. Потому что готовность выполнить любой приказ начальства – залог продвижения по службе. Причем гораздо более весомый, чем честность, мужество и оперативное мастерство.

В тряском «уазике» было жарко, воняло бензином и машинным маслом. За открытыми окнами проплывали улицы вечернего Тиходонска. Богатяновка – знаменитое место,

все равно что Молдаванка в Одессе. «На Богатяновской от-крылася пивная…» Завернули на Лысую гору: пустырь со старыми, приговоренными к сносу домишками, почти все жители уже отселены, скоро здесь поднимется коттеджный поселок… А пока пустующие остовы богатяновских завалюх притягивают бомжей, бродяг и местных пьяниц. ПМГ-12 прокатилась по агонизирующему поселку, но ничего подозрительного обнаружить не удалось. Возле одного из немногих жилых домов сидела на лавочке безразличная ко всему старушка.

– Здравствуйте, бабушка! – приоткрыл дверцу старший лейтенант Волков. – Милиция давно проезжала?

– Так мы не вызывали, – удивилась она. – Последнее время тихо, слава богу. А вот третьего дня ночью и песни пели, и орали, будто режут кого… У нас все равно телефон-автомат поломан – как вас вызывать…

– А сами не приезжают?

– А чего ж им приезжать, коли не звоним, – еще больше удивилась старушка.

– Бывало, и накручиваем целый день – все равно не едете…

– Спасибо, бабуля…

Волк с лязгом захлопнул дверцу. Лысая гора входила в маршрут ПМГ-6. Сегодня патруль должен был трижды проконтролировать здесь обстановку. Выругавшись, он записал результат в журнал. Круглое явно неодобрительно покряхтел.

– Бензина мало дают. Если ездить везде, на четверть смены только и хватит!

– Да? А девчонок катать вам бензина хватает? Кстати, давай на набережную!

На набережной веяло прохладой, пахло рекой, у пивбара «Рак» выстроилась небольшая, строго сосредоточенная очередь. Пакгаузы знаменитого тиходонского купца Парамина, хотя и взятые под охрану государством, но не ремонтируемые, а потому успешно продолжающие разрушаться.

– Ну-ка, давай медленней…

Острым взглядом Волк прочесал кусты, посветил фарой в темные углы.

– Поехали.

Панорамный кинотеатр «Шторм», когда-то большая редкость, один из шести в Союзе. На маленького Вольфа произвели неизгладимое впечатление красные ковровые дорожки, торжественный оркестр в вестибюле, выдаваемые у входа в зал картонные очки с розовыми квадратиками целлулоида, делавшие экранное цирковое представление выпуклым и объемным. Сейчас он заброшен: потускнел, осел, покрылся пылью. Группа курсантов расположенного рядом мореходного училища лихо поет под гитару. Напротив, у причальной стенки, пришвартована парусная шхуна, на которой те же курсанты ходят на судоводительскую практику.

Дальше злачные места: ресторан «Речной», бар, шашлычная… Вдали мелькнула милицейская машина.

– Давай к восьмому! – приказал Волков.

Круглов с явной неохотой пошел на сближение, машины стали борт к борту. Кроме патрульных, в ПМГ-8 сидели две девушки. Шатов молодцевато выскочил наружу, подошел, доложился по форме:

– Товарищ старший лейтенант, за время дежурства никаких происшествий не произошло. Старший экипажа сержант Шатов!

– Кто в машине? – строго спросил Волк.

– Потерпевшие. У них сумочку выдернули. Ищем по горячим следам…

– Что ты несешь? Если грабеж, то почему не доложил дежурному, если ищете – почему стоите на месте? А сейчас я у них спрошу, кто у них что вырвал и кто вставить хочет!

Шатов увял и опустил голову.

– Быстро выгоняй их и неси службу, как положено!

Волк достал контрольный журнал, но раскрывать не стал. Слишком много недостатков – это мина, заложенная под зад самому себе.

– Давай наверх!

ПМГ-12 стала карабкаться по крутому подъему. Печатный переулок. Сколько помнил Волков, здесь всегда текла вода. Зимой и летом, осенью и весной. В рации раздался странный треск, потом треск повторился. Как будто кто-то переложил трубку с места на место. Или дважды провел ногтем по микрофону. Волк бы не обратил на это внимания.

«Слышь, маякует! – сказал кот. – Небось передает другим, что ты сегодня зверствуешь!»

– Это Шатов остальных предупреждает? – спросил Волк. Круглов едва заметно улыбнулся.

– Пусть предупреждает! Я пришел во взвод не на один день. И контроль будет постоянный! Так всем и передай!

Патрульный автомобиль вывернул с Печатного переулка на Магистральный проспект. Два центровых квартала – знаменитый Брод. Воспетые известным поэтом красивые женщины в открытых сарафанах, девушки в мини-юбках, шумные подростки с завязанными на впалых животах полами клетчатых рубах, солидные «взросляки», выбравшиеся сюда по старой памяти. Конечно, сейчас здесь не так многолюдно, как десять лет назад, но все равно гораздо оживленней, чем в других местах. Пьяных не видно, ничего подозрительного не происходит. Вот и ПМГ-5. Машина медленно ползет, прижимаясь к тротуару, патрульные фильтруют взглядами гуляющую публику. Словом, несут службу, как положено. Волков взглянул на часы и сделал отметку в контрольном журнале.

– Скала – Двенадцатому, – с хрипом и треском прорвался сквозь эфир голос дежурного. – Скала – Двенадцатому…

Старший лейтенант Волков отстегнул тяжелую трубку, вдавил тангету.

– Двенадцатый на связи.

– Где ПМГ-4? По Левому берегу уже две заявки, а они не выходят на связь!

Волков взглянул на часы.

– Минут сорок назад были на маршруте. Где сейчас, не знаю. Я нахожусь в районе моста, могу подъехать.

– Заречная, пять, заправка, оттуда позвонил мужчина, заявил грабеж.

– Вас понял.

Круглов, не дожидаясь команды, включил проблесковый Маяк и дал газ.

– Обедать поехали, сто процентов.

– Если так, почему Сергеев не доложился?

– А чего докладываться? Там всех делов минут на двадцать.

Волков выругался:

– Что вы за люди?! Сколько раз повторять: нельзя выходить из-под контроля, нельзя оставаться без прикрытия! А вдруг на них напали и перестреляли обоих?

Круглов усмехнулся и покрутил головой:

– Да что мы – в Афганистане? За восемь лет службы я всякое видел. Напивались, дрались, оружие теряли… Но никаких нападений никогда не было! А вы вторую неделю, и все как на войне!

– Как не было нападений? А «Призраки»? В городе орудует опаснейшая банда! Налеты, стрельба, трупы! Это что, не война?

Сержант поморщился.

– «Призраки» на инкассаторов нападают. За деньгами охотятся. Это совсем другое дело…

– Сегодня на инкассатора, а завтра на ПМГ! Надо всегда рассчитывать на худшее!

Волков в сердцах взялся за рацию:

– Четвертый, я Двенадцатый, прием! Четвертый, я Двенадцатый, прием!

ПМГ-4 не отвечала.

Оставаться без прикрытия нельзя! Уходить со связи нельзя!! Терять управление группами нельзя!!!

Эти аксиомы ему накрепко вбил в голову майор Шаров, и весь последующий боевой опыт их неоднократно подтверждал. Если связь с группой потеряна, все остальные по тревоге ищут ее, чтобы выяснить причину!

– Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, ответьте Двенадцатому! – властно скомандовал Волк. В его голосе появились такие нотки, что Круглов удивленно покосился на нового замкомвзвода.

– Пятый на связи!

– Шестой на связи!

– Седьмой на связи!

– Восьмой на связи!

Волк замешкался, но только на мгновение.

– Внимание всем! ПМГ-4 не выходит на связь! Объявляется боевая тревога! Всем группам… отставить! Всем машинам прочесать зону патрулирования ПМГ-4 с целью обнаружения и оказания помощи экипажу! Я иду на Заречную пять, к заправке…

Эфир недоуменно трещал и шелестел.

– Не понял?

– Сняться с маршрута?!

– С чего тревога-то?

– Какую помощь? Шашлык хавать вместо них?

– Выполнять приказ! – рявкнул Волк.

Круглов качал головой. Лицо его выражало крайнюю степень неодобрения. Наверняка такие же лица и у других патрульных. Им это непривычно. Но если пойти на поводу и принять их правила игры, то недолго превратиться в такого же безответственного разгильдяя.

«Уазик» несся по мосту. Горящий тысячами огней город остался сзади, на высоком правом берегу, внизу плескалась отблескивающая в лунном свете река, впереди чернело Левобережье, прошитое редкими блестками фонарей.

– Двенадцатый, я Скала, что у вас происходит? – вмешался дежурный.

– Ничего. Ищу ПМГ-4.

– Маршруты не оголять! Запрещаю снимать патрули с маршрутов!

– Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, выполняйте приказ! – повторил Волк.

Мост закончился, машина нырнула в темноту. Синие вспышки отражались на окружающих Южное шоссе деревьях. Если ехать пятнадцать часов подряд, попадешь в Баку. Но перед дальней дорогой лучше заправиться. Справа тускло светились желтые лампочки бензоколонки. Здесь царило запустение: ни одной машины, наверное, и бензина нет – конец квартала, фонды выбраны.

От диспетчерской навстречу «уазику» бросился человек в белой, забрызганной кровью тенниске.

– Скорей, почему так долго? – возбужденно кричал он, прижимая платок к разбитому лицу. – Их двое, побежали вон туда!

– В машину, быстро! – скомандовал Волк, чувствуя, как просыпается в нем охотничий азарт. – Опишите одежду, приметы…

Потерпевший быстро запрыгнул на заднее сиденье.

– Ты там кровью все не испачкай, – пробурчал Круглов, хотя испачкать что-либо сзади было невозможно – только испачкаться.

Машина, дребезжа, набрала скорость. Пустынная дорога, по обе стороны длинные серые заборы – промзона. Здесь негде спрятаться, можно только бежать вперед.

– Ни за что, сволочи, без всякого разговора – сразу в морду, – возмущался терпила [78] . – У меня всего-то три рубля и было, даже бутылку белой не купишь. Ну, попросили бы по-хорошему…