Тишина в Хановер-клоуз Перри Энн

Шарлотта резко отвернулась от картины. Она здесь не для того, чтобы наслаждаться живописью, и не ради дружбы с Вероникой. Не исключено, что Вероника и есть Пурпурная, а Джулиан Данвер убил Роберта Йорка. Долг требовал незаметно проскользнуть в оранжерею и попытаться подслушать их разговор, хоть это и неприлично.

Войдя в оранжерею, Шарлотта остановилась и стала разглядывать каллу, словно заинтересовавшись цветком. Потом двинулась дальше, переводя взгляд с цветов под ногами на виноградную лозу над головой. Она прошла по дорожке несколько шагов и едва не ударилась о пальму в горшке, когда увидела Веронику и Джулиана, застывших в таком страстном объятии, что ее щеки залились румянцем. Подобная бестактность в любое другое время была бы непростительна, и Шарлотта не смогла бы ничего объяснить, не выдав с головой себя, своих целей и, возможно, поставив Эмили в крайне неловкое положение, чреватое изгнанием из общества.

Она поспешно отступила в заросли винограда — и едва не лишилась чувств от ужаса, приняв прикосновение листьев за чью-то руку. Удержавшись от крика, Шарлотта убедилась в своей ошибке, с трудом взяла себя в руки и вышла из оранжереи, но лишь для того, чтобы столкнуться с тетей Аделиной. Она мысленно выругалась, чувствуя себя глупо и понимая, что у нее странный вид — волосы растрепаны, щеки горят.

— С вами все в порядке, мисс Барнаби? — вскинула брови тетя Аделина. — Вид у вас немного расстроенный.

Шарлотта набрала полную грудь воздуха. Ложь должна быть убедительной.

— Я чувствую себя так глупо, — начала Шарлотта, изобразив на лице обезоруживающую — как она надеялась — улыбку. — Я пыталась разглядеть цветок над головой и потеряла равновесие. Прошу прощения. — Она провела рукой по выбившимся прядям. — А потом запуталась в ветках винограда и никак не могла высвободиться. Но растение я не повредила.

— Конечно нет, моя дорогая, — слабо улыбнулась Аделина. Ее карие глаза были похожи на обтянутые бархатом пуговицы. Шарлотта понятия не имела, поверила ли ей женщина. — Полагаю, нам пора выпить чай. Мне самой позвать Джулиана и Веронику или вас не затруднит?

— Я э… — Шарлотта инстинктивно загородила проход. — Я уверена, что через минуту они сами придут.

Взгляд Аделины был пристальным и скептическим.

— Я видела в оранжерее бугенвиллею, — вдруг сказала Шарлотта. — Такой приятный оттенок пурпурного цвета. Кажется, в таком платье вы однажды вечером видели Веронику?

Похоже, Аделина испугалась.

— Это была не Вероника. — Ее голос, чистый и красивый, в этот раз звучал глухо. — Я абсолютно уверена.

— О, наверное, я вас неправильно поняла. Мне показалось… — Шарлотта умолкла, не зная, как закончить фразу. Она пыталась застать тетю Аделину врасплох и выведать что-нибудь полезное, одновременно не пуская ее в оранжерею, чтобы она не увидела в высшей степени нескромного объятия. И не только ради Вероники, но и самой Аделины. Возможно, ее никто так не обнимал — и уже не обнимет.

— Нет, нет, — покачала головой Аделина. — У нее походка не такая, как у Вероники. О женщине можно многое сказать по походке, а та дама двигалась не так, как другие. В ней была грация, моя дорогая. Эта женщина обладала силой и знала об этом — и тем не менее, мне кажется, она боялась. Если могла позволить себе бояться.

— О, — пробормотала Шарлотта. — Но тогда… кто она?

На лице Аделины отразились самые разные чувства: понимание, боль, легкий юмор.

— Не знаю, мисс Барнаби. Я не спрашивала. Есть много тайн — любовь, ненависть, — о которых лучше не говорить.

— Вы меня удивляете, — тон Шарлотты был необычно резким, даже обвинительным. — Я считала вас более искренней.

Тонкие, чувственные губы Аделины сжались в полоску.

— Время искренности прошло. Вы понятия не имеете, какая боль кроется за всем этим. Закрывая глаза, мы немного ослабляем ее, а разговоры могут развеять иллюзии. — Кивком головы она указала на оранжерею. — Сегодня вы уже сделали доброе дело, мисс Барнаби. Либо вы позовете Веронику, либо мне придется сделать это самой.

— Я позову, — послушно сказала Шарлотта.

В голове ее было тесно от мыслей. Может, Пурпурная была любовницей Джулиана? А Вероника знала или догадывалась, что за призрак ей противостоит — прежняя возлюбленная? И поэтому она позволила себе дать волю чувствам еще до того, как была объявлена помолвка, не говоря уже о свадьбе?

Но в таком случае кто убил Роберта Йорка и почему?

Остается предательство. А что, если сама Вероника выслеживает убийцу мужа? Может, Роберта убил Джулиан и ей это известно? И именно этот ужас пожирает ее — и лежит между ней и Лореттой?

— Вероника! — громко позвала Шарлотта. — Мисс Данвер говорит, что через несколько минут подадут чай. Вероника!

Глава 8

Питт решил дойти до Мейфэр пешком. День был не слишком приятный: низкое, серое небо висело над городом, похожее на тяжелую крышку, а ветер свистел в ветвях деревьев и обжигал кожу, не прикрытую шарфом, и забирался в уши, заставляя напрягаться все тело. По Парк-лейн ехали экипажи, но пешеходов не было видно; уличные торговцы знали, что ничего не заработают в этом районе, где жители могут позволить себе лошадей.

Питт шел пешком потому, что направлялся к Данверам и старался оттянуть визит, насколько это было возможно. Далси мертва, и спросить о Пурпурной можно только Аделину Данвер. К холоду прибавлялось чувство вины — в памяти часто всплывало милое, открытое лицо Далси. Почему он не догадался закрыть дверь в библиотеку, прежде чем она заговорила? Питт не мог сказать, какие именно слова послужили причиной ее смерти — упоминание о Пурпурной или о пропавшем ожерелье. Но расследование показало, что финансовое положение Пирса Йорка более чем устойчиво, и несмотря на его слова, сказанные Далси, он так и не заявил о пропаже жемчужного ожерелья.

Поиски друзей Роберта Йорка, которые могли залезть в долги и решиться на ограбление, тоже оказались бесплодными. Не удалось Питту также найти слуг, которые в тот период работали в доме Йорков, а впоследствии были уволены. Дворецкий нашел себе работу в сельской местности, камердинер уехал за границу, горничные растворились среди многочисленных служанок, наводнивших Лондон и его окрестности.

Приблизившись к дому Данверов, Питт остановился. Воздух был влажным и пропитался кисловатым дымом многочисленных каминов, от которого першило в горле. Как бы то ни было, нельзя просто стоять на улице, словно бродяга. Несомненно, где-то есть ниточка, которая в конечном счете приведет к убийце. Возможно, кончик этой ниточки находится в руках Аделины Данвер.

Мисс Данвер встретила его вежливо, но с нескрываемым удивлением. Из описания Шарлотты Томас составил о ней довольно точное представление, но все равно был поражен умом, который светился в круглых, прятавшихся под кустистыми бровями глазах. Она оказалась еще менее привлекательной, чем рассказывала Шарлотта: крючковатый тонкий нос, выступающий вперед подбородок. И лишь услышав ее голос, глубокий и чистый, Питт понял, какую красоту имела в виду Шарлотта.

— Добрый день, инспектор. Я понятия не имею, чем могу вам помочь, но, разумеется, попытаюсь. Садитесь, пожалуйста. Не помню, чтобы я когда-нибудь встречалась с полицейским. — Она рассматривала его, не скрывая любопытства, словно экзотическое животное, привезенное из дальних стран для развлечения публики.

Впервые за многие годы Питт почувствовал себя неловко, не зная, куда девать руки, ноги, полы пальто. Он осторожно присел, пытаясь принять изящную позу, но тщетно.

— Спасибо, мэм.

— Не за что. — Аделина не отрывала взгляда от его лица. — Как я полагаю, речь идет о смерти бедного Роберта Йорка? Это единственное преступление, к которому я имела хоть какое-то отношение, — надеюсь, очень далекое. Разумеется, я была с ним знакома, хотя есть много людей, которые знали его гораздо лучше. — Она едва заметно улыбнулась. — Но у меня есть преимущество наблюдателя, а не участника событий, и вполне возможно, я могла видеть нечто, ускользнувшее от других.

Питту казалось, что его видят насквозь, обвиняя в отсутствии такта.

— Вовсе нет, мисс Данвер. — Он тоже нерешительно улыбнулся, сомневаясь, стоит ли пытаться очаровать ее — все могло закончиться тем, что он выставит себя круглым дураком. — Я обращаюсь к вам потому, что хочу получить ответ на один конкретный вопрос, а из всех домочадцев вы с наименьшей вероятностью связаны с этим событием и поэтому не будете смущены или расстроены.

— Вы пытаетесь проявить такт, — одобрительно кивнула она. — Благодарю, что не оскорбляете мой ум бессмысленной вежливостью. Но что такого я могу знать? Должна признаться, теряюсь в догадках.

— Вы видели в этом доме женщину — высокую, стройную, черноволосую, в ярком платье необычного цвета, вишневом или пурпурном? Одну, не среди обычных гостей?

Аделина замерла. Если бы не легкое колыхание кружевной косынки на худой, почти плоской груди, можно было подумать, что она не дышит.

Питт ждал, пристально глядя в ее черные глаза. Теперь увиливать уже не было смысла. Либо она решится на откровенную наглую ложь, либо скажет правду.

В холле часы пробили семь. Казалось, их удары длятся бесконечно, но в конце концов все стихло.

— Да, мистер Питт, — сказала Аделина. — Я видела такую женщину. Но нет смысла спрашивать меня, кто она, потому что я не знаю. Я дважды видела ее в доме и, насколько могу судить, не встречала ее в других местах — ни до, ни после этого.

— Благодарю вас, — серьезно сказал Питт. — А она оба раза была в одной и той же одежде?

— Нет, но тона очень похожи — один раз темнее, другой светлее, насколько я помню. Однако это было ночью, а газовые лампы могут ввести в заблуждение.

— Вы не могли бы описать все, что помните?

— Кто она, инспектор?

Это слово подчеркнуло дистанцию между ними, напомнив Питту, что Аделина не так проста, как кажется.

— Не знаю, мисс Данвер. Но она моя единственная ниточка к убийству Роберта Йорка.

— Женщина? — Глаза Аделины удивленно раскрылись. — Полагаю, вы намекаете на что-то непристойное. — Это было утверждение, а не вопрос.

Томас широко улыбнулся.

— Не обязательно, мисс Данвер. Думаю, могла иметь место кража, о которой не сообщалось, поскольку знал о ней только сам мистер Йорк, и вором могла быть эта женщина; или же она могла быть свидетелем убийства.

— Вы не перестаете меня удивлять, — признала Аделина, и линия губ ее несколько смягчилась. — И вы не можете найти эту женщину?

— Пока нет. И эта неудача выглядит странно. Вы можете описать ее?

— Я заинтригована. — Аделина слегка склонила голову набок. — А как вы узнали об ее существовании?

— Кое-кто видел ее в доме Йорков, и тоже при свете газовых ламп.

— И их описания недостаточно? Или вы опасаетесь, что вас намеренно вводят в заблуждение?

Стоит ли ее пугать? Питт вспомнил доверчивое лицо Далси так отчетливо, словно она вышла из библиотеки только вчера.

— Описание, данное этой девушкой, было очень кратким. — Питт не стал смягчать удар. — Но я не могу вернуться и расспросить ее снова, потому что на следующий день после нашего разговора она выпала из окна верхнего этажа и разбилась насмерть.

Худые щеки Аделины побелели. Она хорошо знала, что такое трагедия. Ей было уже за пятьдесят, и на своем веку она повидала много смертей, которые не оставили ее равнодушной. Большая часть ее жизни была посвящена триумфам и горестям других людей — иначе и быть не могло.

— Мне очень жаль, — тихо сказала Аделина. — Полагаю, вы имеете в виду камеристку Вероники Йорк?

— Да. — Ему не хотелось выглядеть глупо или нагнетать обстановку. — Мисс Данвер… — Он умолк.

— Да, инспектор?

— Пожалуйста, не рассказывайте никому о нашем разговоре, даже членам семьи. Они могут нечаянно проговориться. Не желая зла.

Брови Аделины сдвинулись вверх, худые пальцы стиснули подлокотники кресла.

— Я вас правильно поняла? — Ее голос был едва слышен, но звучал четко, с красивыми модуляциями.

— Я уверен, что она все еще где-то рядом — временами очень близко, — ответил Питт. — Кто-то из ваших родных или знакомых знает, кто она, — и возможно, знает, что на самом деле произошло той ночью, три года назад, в Хановер-клоуз.

— Но не я, мистер Питт.

Он слабо улыбнулся.

— Если бы я так думал, мисс Данвер, то не стал бы попусту тратить свое время, расспрашивая вас.

— Но вы думаете, что кто-то из нас — осмелюсь предположить, кто-то из близких мне людей — знает эту ужасную вещь?

— Люди хранят тайну по многим причинам, — ответил Питт. — Большинство — из страха за себя или из желания защитить любимого человека. Скандал может разгореться из-за мелких грешков — если они захватят воображение. А для некоторых скандал хуже тюрьмы или финансовых убытков. Восхищение равных по положению — это гораздо более ценный приз, чем мы думаем, и за него было пролито много крови и причинено много страданий. Женщины выходят замуж за нелюбимого человека гораздо чаще, чем мы можем предположить. Люди все время притворяются, чтобы окружающие считали их счастливыми. Мы нуждаемся в масках — или в иллюзиях; немногие могут появиться на публике обнаженными. Люди готовы убить, чтобы сохранить свою одежду.

Аделина пристально смотрела на него.

— Вы странный человек. Почему вы стали полицейским?

Томас опустил взгляд на ковер. Ему не пришло в голову увиливать и тем более лгать.

— В первую очередь потому, что моего отца обвинили в том, чего он не совершал. Правда полезна, мисс Данвер, и хотя она бывает болезненной, в конечном счете ложь оказывается хуже. Иногда я ненавижу правду — когда узнаю вещи, которые предпочел бы не знать. Но это трусость, потому что мы просто боимся жалости.

— И вы думаете, что в этот раз правда тоже причинит боль? — Аделина не отрывала от него взгляда, а ее пальцы перебирали кружева на юбке.

— Нет, — честно ответил он. — Не больше, чем уже причинило убийство. Как она выглядела, мисс Данвер? Вы можете описать ту женщину?

Аделина на мгновение умолкла, вспоминая.

— Высокая, — медленно начала она. — Полагаю, явно выше среднего роста; такой грацией не могут обладать маленькие женщины. И она стройная, а не… — Мисс Данвер заморгала, отыскивая подходящее слово. — Не пышнотелая. Но тем не менее… Да, чувственная. Но ее чувственность заключалась не в формах, а в движениях. В ней были страсть, стиль и какая-то дерзость, словно она танцевала на лезвии ножа. Прошу прощения — это звучит глупо?

— Нет. — Питт покачал головой, не отрывая взгляда от ее лица. — Если мои догадки насчет нее верны, это подходящее сравнение. Продолжайте.

— У нее были темные волосы — при свете газовых ламп они казались черными. Лицо я видела мельком; помню только, что оно очень красивое.

— Какое именно? — настаивал Питт. — Красота бывает разной.

— Необычное, — медленно проговорила Аделина, и Питт понял, что она пытается вспомнить ту сцену: свет газовых ламп на лестнице, яркое платье, поворот головы. — С идеальными пропорциями лба и носа, щеки и линии шеи. Ничего, что обычно считается красивым, — ни изогнутых бровей, ни губок бантиком, ни ямочек на щеках. Она смутно напомнила мне кого-то, но я абсолютно убеждена, что не видела ее раньше.

— Убеждены?

— Да. Можете мне не верить — дело ваше, но это правда. Это не Вероника — вероятно, именно ее вы вообразили — и уж точно не моя племянница Харриет.

— Кого она вам напоминает? Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.

— Я пыталась, мистер Питт. Единственное, что могу сказать, — скорее всего, я видела ее фотографию. Впечатления художника могут быть обманчивы. Со временем они меняются вместе с изменением моды, вы не замечали? Они рисуют вас такими, какими, по их мнению, вы хотели бы выглядеть. Но фотографии дают удивительное сходство. Мне очень жаль, но я понятия не имею, кто она такая, и настаивать нет никакого смысла. Если я вспомню, то обязательно вам сообщу. Обещаю.

— Тогда пообещайте мне еще одну вещь, мисс Данвер: вы не будете ни с кем обсуждать это или упоминать в письме. Вообще. Я не шучу. — Питт слегка наклонился вперед. Если он ее и напугает, то ради спасения ее жизни. — Роберт Йорк мертв, и Далси тоже, причем оба погибли в своем доме, где чувствовали себя в безопасности. Дайте мне слово, мисс Данвер.

— Хорошо, мистер Питт, — согласилась она. — Если вы действительно считаете, что дело настолько серьезное, я ни с кем не буду это обсуждать. Можете не волноваться. — Взгляд ее круглых глаз был серьезен. — Господи, мистер Питт, ваше беспокойство немного пугает!

Выйдя на залитую серым светом улицу, Томас повернул на юг. Он должен найти женщину в пурпурном. Очевидные места — гостиницы и театры, где она, скорее всего, встречалась с клиентами, — уже исчерпаны. Питт опросил швейцаров, проституток, которые могли видеть в ней конкурентку, а также сутенеров и владелиц борделей. Они либо не знали ее, либо не хотели говорить. Все это подтверждало его первоначальную догадку — она шпионка, а не женщина, которая зарабатывает себе на жизнь проституцией. Ее не интересовали мужчины вообще — только определенные. И она тщательно заметала следы.

Поиски Пурпурной — это утомительная и скрупулезная полицейская работа. Питту уже было известно по крайней мере одно место, которое она посещала несколько раз, а теперь у него есть довольно точное описание. Ни один из тех, кто зарабатывает деньги на сексуальных услугах, ему не поможет — посредникам платят за молчание. Но на улицах Лондона есть и другие люди, почти незаметные. Они могут помнить, потому что зарабатывают на прохожих, и их голодные глаза следят за каждым, надеясь увидеть хоть малейший признак готовности что-то купить.

Питт сошел с тротуара, поднял руку и крикнул, останавливая двухколесный экипаж, катившийся по Парк-лейн сквозь сгущающийся туман. Пошел снег. Инспектор забрался в коляску. Назвал адрес гостиницы, швейцар которой запомнил Пурпурную, откинулся на спинку сиденья и стал ждать, когда закончится это медленное и холодное путешествие. Не самое подходящее время для начала поисков — торговцы, которые ему нужны, работают по ночам, — но ничего другого в голову не приходило, а сидеть и ждать он не мог.

Питт остановил кэб неподалеку от гостиницы, на углу, и вышел напротив прилавка, за которым мужчина в белом фартуке и черной шляпе с лентой продавал горячих угрей. Рядом с ним девушка предлагала густой гороховый суп по полпенни за чашку.

Почувствовав распространявшийся во влажном воздухе запах еды, Питт автоматически сунул руку в карман. Он не разделял любви коренных лондонцев к угрям, но был неравнодушен к гороховому супу. В очереди перед ним стояла краснолицая женщина, и когда ее обслужили, он протянул полпенни и с удовлетворением взял горячую чашку. Жидкость была густой и немного комковатой, но вкусной и ароматной, а тепло постепенно распространялось внутри, придавая сил.

— По вечерам вы тоже торгуете? — небрежно спросил он.

— Иногда летом мы продаем угрей, — ответил мужчина. — А в эту пору все сидят по домам. Да и денег у них обычно не густо.

— А кто тут бывает вечером?

— Вы какое время имеете в виду? Если рано, до восьми или девяти, то вот она. — Торговец указал на маленькую девочку, которая стояла, дрожа от холода, на тротуаре ярдах в пятидесяти от них. У ее босых ног виднелся ящичек с душистыми фиалками. На вид девочке было лет десять-одиннадцать.

— Я возьму еще чашку супа. — Питт протянул мужчине полпенни и взял у девушки суп. — Спасибо. — Повернувшись, он пошел прочь.

— Эй! Чашку-то верните! — крикнул ему вслед мужчина.

— Верну, — не оборачиваясь, ответил Питт. — Пустую.

Он подошел к цветочнице. Она была всего на несколько лет старше Джемаймы — худенькое личико, ветхое белье под простым темным платьем, выцветшая шаль. Замерзшие ноги покрылись красными и синими пятнами.

Питт поставил горячий суп на тротуар и выудил из кармана еще два пенса.

— Я возьму два букетика фиалок для моей жены, — сказал он, протягивая монетки.

— Спасибо, сэр, — поблагодарила девочка, глядя на него большими синими глазами, потом покосилась на суп, от которого шел пар.

Питт взял чашку, сделал глоток и снова поставил.

— Я купил больше, чем в меня влезет, — сказал он. — Доешь, если хочешь.

Девочка колебалась; она знала, что в этой жизни не бывает ничего бесплатного.

— Мне он не нужен, — повторил инспектор.

Она очень осторожно протянула руку и взяла чашку, не отрывая взгляда от Питта.

— Ты давно торгуешь на этой улице? — спросил Томас, понимая, что цветочница вряд ли ему поможет — слишком юная. Но он купил суп, не думая о Пурпурной.

— Два года, — ответила девочка, прихлебывая суп и облизывая губы.

— По вечерам тут много народу?

— Прилично.

— А другие торговцы есть?

— Немного. Два или три.

— Кто они? Чем торгуют?

— Женщина продает гребни, но она рано уходит. Иногда девушка со спичками. Да, и продавец пудинга с изюмом — они бывают тут по вечерам. А иногда продавцы новостей. Они не стоят на месте, а ходят. Обычно приходят с Севен-Дайалс, потому что там типографии.

Питту не требовалось задавать дополнительных вопросов — он знал, кто такие продавцы новостей: люди с великолепной памятью и, как правило, с неплохим чувством юмора, которые продавали «горячие новости», обычно о преступлениях и супружеских изменах. А если ничего щекочущего нервы не происходило, они не останавливались перед тем, чтобы сочинить новость, с мельчайшими подробностями и нередко даже с фотографиями.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Питт и взял пустую чашку. — Вечером вернусь.

Ужинать он пришел домой, преподнеся удивленной и обрадованной Шарлотте фиалки, а в десять часов заставил себя снова выйти в холодный туман.

Погода стояла мерзкая, и рядом с гостиницей не оказалось никого, кроме толстого юноши с мучнистым лицом, продавца пудинга с изюмом, который был прикрыт тряпками, чтобы сохранить тепло. Клиентами парня были выходящие из гостиницы мужчины, но за те полчаса, что Питт стоял неподалеку, притопывая ногами, чтобы согреться, а потом пару раз быстрым шагом обошел квартал, он не видел ни одной женщины, которая использовала бы гостиницу для своего ремесла.

Питт поговорил с продавцом сладкого пудинга, но ничего не узнал. Парень стоял тут лет пять, но ни разу не видел женщину в пурпурном платье.

Следующей ночью Питт пришел снова, но тоже безрезультатно, а через день отправился не к гостинице, а к театру «Лицеум». Он поговорил с продавцом мятной воды, который видел женщину в ярко-розовом, но не мог вспомнить, какого она роста, и думал, что волосы у нее были рыжими.

После полуночи Питт, злой из-за впустую потраченного вечера, с замерзшими ногами и поднятым воротником, пробирался сквозь вывалившую из театра толпу, которая оглушила его криками и смехом. Увидев парня, торговавшего сэндвичами с ветчиной, он решил купить себе один. Есть ему не хотелось, но он любил ветчину. Питт прокладывал себе дорогу в толпе, не обращая внимания на локти и пышные турнюры, запах духов, пота и пива, пока не добрался до лотка с сэндвичами. В кармане у него лежал трехпенсовик, но замерзшие пальцы никак не могли ухватить монетку.

Парень выжидающе смотрел на него. Он был худым, а его щеки горели лихорадочным румянцем. Жизнь у него собачья, и Питт это знал: стоит на улице в любую погоду, зачастую полночи, а для того чтобы заработать на жизнь, покупает мясо на кости, сам готовит, а затем нарезает сэндвичи. Он зарабатывает меньше полпенни на каждом проданном сэндвиче, а испорченный или потерянный товар может свести на нет дневную выручку.

— Две штуки, пожалуйста. — Питт наконец ухватил монетку и протянул ее парню. Тот дал ему два сэндвича и пенни сдачи.

— Спасибо. — Откусив первый сэндвич, Питт обнаружил, что тот на удивление хорош. — Давно тут стоишь?

— Часов восемь, — ответил парень. — Сэндвичи свежак, начальник. Я сам их делал! — Он явно разволновался.

— Превосходные, — с воодушевлением согласился Питт, хотя самое большое удовольствие сейчас испытывал о мысли о доме. — Я имел в виду, давно ли ты обосновался на этом месте? Три, четыре года?

— А. Ну да, с четырнадцати лет.

— Ты не помнишь, не появлялась ли тут года три назад очень красивая женщина в ярком темно-розовом платье? Видная женщина, высокая, с темными волосами. Пожалуйста, подумай как следует, это очень важно.

— Что за женшеня, начальник? Одна из этих? — Он слегка наклонил голову, указывая на роскошную женщину с распущенными волосами и румянами на пухлых щеках.

— Да, только подороже и пошикарнее.

— Да, видел одну в таком платье, тока, по мне, она больше похожа на леди — хотя была с жельтменом, который ей не муж.

— Откуда ты знаешь?

— Ха! — Парень недоверчиво скривился. — Он на нее так таращился… Зенки быдто блюдца. А она держала его на расстоянии, хоть я мало шо видел, так шо наточняк не знаю. У одних есть шик, у других — нет, а кончается все одинаково. Но она была настоящей красавой, это как пить дать.

— Фигуристая? — Питер изобразил в воздухе нечто напоминающее песочные часы, едва не выронив сэндвич.

— Не. — Брови парня удивленно поползли вверх. — Не. Дело было летом, и на ней было платье с вырезом. Костлявая она была! Но все равно шикарная!

— Высокая или низкая? — Питт непроизвольно повысил голос.

— Высокая. Чай, ростом с меня, не меньше. А вам зачем? Знакомая, шо ли? Но больше я их не видел. Ничем не могу помочь. Должно быть, куды съехала или вышла замуж — хотя, ежли честно, это вряд ли. Скорее, плохо кончила. Подцепила какую болячку или кто-нибудь ее прирезал. А мож, померла от чумы или холеры.

— Может. А ты можешь вспомнить мужчину, с которым она была? Она уехала или ушла? В каком направлении?

— Ну, ты пристал! Я не разглядел жельтмена, с кем она была, рази шо он был тож шикарным. Не таким, как те, шо здесь ошиваются. Не клерк и не торговец, шо выходят развлечься по вечерам. Какой-то франт, решивший прошвырнутся по дешевым кабакам. Сюда приходят такие, когда хотят погулять без своей хозяйки, но тока шобы никто из знакомых не видел.

— Куда они поехали? Вместе?

Парень окинул Питт презрительным взглядом.

— А то как же, вместе. Думаете, жельтмен поведет шлюху, даже самую шикарную, в театр, шобы потом распрощацца с ней на крыльце?

— В кэбе или в экипаже?

— А то как же, в кэбе. Хто ж это берет свой экипаж, чтобы возить шлюху? Подумайте кумполом, начальник!

— Хорошо. А где тут ближайшая стоянка кэбов?

— За углом, ярдов сто дальше по улице.

— Спасибо, — сказал Питт и, прежде чем парень успел выразить свои сомнения, исчез в снежном вихре позади навеса у театра.

— Чеканутый, — ухмыльнулся торговец и нащупал в кармане монетки. — Сэмвичи с ветчиной! Свежие сэмвичи с ветчиной! Всего пенни за штуку!

Следующие два дня Питт бродил по снегу с мокрыми и замерзшими ногами, задыхаясь от дыма и тумана, зажатого между крышами домов и серым, холодным небом. Он разыскал всех кэбменов со стоянки и допросил их. Он также нашел двух трубочистов, работавших в этом районе три года назад. Один разбогател, и теперь у него была доля в кофейне, а второй нашел лучшее место работы. Все они могли лишь описать Пурпурную и подтвердить, что она приезжала и уезжала в кэбе в гостиницу и в театр.

И только один кэбмен вспомнил, где забирал ее. В Хановер-клоуз.

Питт вернулся домой таким замерзшим, что ему едва не сделалось дурно.

Руки и ноги болели, а неудача мучила его не меньше, чем холодная ночь.

Было уже далеко за полночь, и из дома не доносилось ни звука. Горел только свет в холле. Томас вставил ключ в замок, нащупав скважину замерзшими кончиками пальцев. Ему пришлось повозиться, чтобы открыть дверь.

Внутри было тепло. Шарлотта сгребла угли в кучу, а к двери гостиной прикрепила записку, так чтобы ее невозможно было не заметить.

Дорогой Томас!

Камин в кухне еще теплый, котелок полный, а в кастрюле горячий суп — если захочешь. Приходил странный человек, еще засветло, и оставил для тебя письмо. Сказал, что знает о женщине в розовом — думаю, он имел в виду Пурпурную. Он назвался «продавцом новостей» — не знаю, что это такое. Я положила письмо на камине в гостиной.

Разбуди меня, если нужно.

Твоя Шарлотта

Питт открыл дверь гостиной, нащупал вентиль газовой лампы и включил ее. Увидев письмо, он вскрыл конверт, выхватил лист бумаги и развернул.

Уважаемый мистер Питт!

Я слышал, что вы расспрашиваете о женщине, которая носит необычный оттенок розового, и что вам очень нужно ее найти. Я знаю, где она, и если вы не откажетесь компенсировать мои труды, я отведу вас к ней.

Если вас заинтересовало мое предложение, приходите в таверну «Три блохи», что в Севен-Дайалс, завтра около шести часов.

С. Смит

Питт улыбнулся, аккуратно сложил письмо и сунул в карман.

Следующим вечером он, плотно закутавшись в шерстяной шарф, медленно шел под ледяной моросью по серому переулку в районе Севен-Дайалс. Он знал, почему Смит выбрал эту часть города — здесь печатались газеты, и поэтому здесь собирались торговцы новостями. Они зарабатывали на жизнь тем, что продавали новости и занимательные истории, находясь в постоянном движении и выкрикивая заголовки захватывающих историй и драм. В большинстве своем это были недавние преступления — чем ужаснее, тем лучше. Иногда попадались любовные письма самого нескромного характера. Письма могли быть адресованы какой-нибудь знаменитости, известной красавице, а еще лучше, «от одной дамы — одному джентльмену». Если правда оказывалась слишком пресной, они придумывали новые истории на старые сюжеты: несчастные женщины, убивающие неверных любовников, или бедные дети, плод незаконной связи. Должным образом рассказанные, эти истории вышибали слезу у многих слушателей. Как правило, торговцы новостями были людьми предприимчивыми и наблюдательными, и Питта не удивило, что один из них заметил и запомнил Пурпурную. Профессия этих людей состояла в том, чтобы пересказывать истории о страсти, убийствах и красивых женщинах.

Было очень холодно, а в узких переулках ветер дул с удвоенной силой. По пути Томасу то и дело попадались неясные фигуры: сгорбленные спины, втянутые в плечи головы и отвернутые в сторону лица. В дверных проемах тела спящих жались друг к другу, словно в поисках тепла. В свете газового фонаря блестели осколки разбитой бутылки из-под джина.

Питт нашел «Три блохи» почти сразу, всего один раз свернув не туда. Расталкивая шумных посетителей таверны, он проложил себе дорогу к стойке. Хозяин в залитом пивом ситцевом фартуке и с приспущенными рукавами рубахи с опаской вглядывался в незнакомое лицо.

— Да?

— Кто-нибудь меня искал? — тихо спросил Томас. — Меня зовут Питт.

— А мне откуда знать? Я вам тут не справочная!

— В некотором смысле. — Питт заставил себя вежливо улыбнуться, сунул руку в карман и достал монетку в шесть пенсов. — Всякая услуга должна быть оплачена, если она того стоит. Если кто-то будет меня спрашивать, скажете. А я пока выпью сидра.

Хозяин недовольно посмотрел на деньги, налил мутный сидр в кружку и подвинул Питту.

— Уже спрашивал. Зовут черный Сэм. Вон он, в углу, — синяя рубашка и коричневое пальто… А за сидр отдельно.

— Естественно, — согласился Питт и прибавил два пенса. Потом взял кружку и жадно отхлебнул. Сидр был резким и сладким — и на удивление вкусным.

Сделав большой глоток, Томас медленно двинулся в угол, на который указал хозяин, пытаясь разглядеть торговца новостями среди посетителей. По всей видимости, в таверне был не один человек этой профессии, поскольку она располагалась рядом с типографиями — повсюду виднелись подвижные лица, быстрые глаза и сухопарые фигуры людей, пребывающих в постоянном движении.

Питт увидел мужчину с необычно темной кожей, одетого в ярко-синюю рубашку; он сидел с кувшином эля. Их взгляды встретились, и Питт понял, что это и есть Смит. Мужчина явно кого-то ждал, скользя взглядом по лицам посетителей. Питт протиснулся к нему и остановился перед заставленным кружками столом.

— Мистер Смит?

— Он самый.

— Питт. Вы сказали, что можете мне помочь — за соответствующую мзду.

— Точно, могу. Пейте свой сидр. Потом я уйду, а за мной — вы, через минуту или две. Я не хочу, чтобы парни тут подумали, что им что-то угрожает. Буду ждать на той стороне улицы. Надеюсь, вы всё захватили с собой? Я не работаю в долг. Новость есть новость, и этим я зарабатываю на жизнь.

— Иногда, — холодно возразил Питт. — А иногда это ложь. Мне приходилось слышать много красивых сказок. — Сказками называли захватывающие мелодрамы, которые придумывали в отсутствие новостей; в городе циркулировали несколько таких знаменитых историй.

Черный Сэм улыбнулся, обнажив кривые зубы, на удивление чистые.

— Конечно. Только они служат для развлечения дам, вроде как поплакать всласть, и оттого, что история малость… приукрашена, никакого вреда не будет. Это искусство.

— Точно. Но я люблю без прикрас. Или ничего.

— О, вы свое получите, не волнуйтесь. — Сэм встал, взял свою кружку, допил все до последней капли, поставил кружку на стол и протиснулся мимо Питта, не глядя на него. Через секунду он исчез.

Питт без спешки допил сидр и вышел на улицу. Мелкая морось прекратилась, и стало холоднее. Звезд не было видно — город накрыла пелена дыма от десятков тысяч труб. На другой стороне улицы маячила неясная фигура Сэма. Питт перешел дорогу.

— Сколько? — тихо спросил Сэм, не двигаясь с места.

— Полкроны — если женщина в розовом платье окажется той, кого я ищу.

— А что помешает вам сказать, что это не она?

Питт предвидел этот вопрос.

— Моя репутация. Если я обману тебя и не отдам честно заработанное, никто не станет делиться со мной информацией и я не смогу делать свою работу.

Сэм на секунду задумался, затем принял решение. Среди людей, живущих на грани между выживанием и отчаянием, слухи распространяются быстро, а его собственное существование зависело от умения разбираться в людях.

— Заметано, — согласился он. — Идите за мной.

Сэм выпрямился и пошел быстрым размашистым шагом, больше похожим на бег. Питт едва поспевал за ним; он привык быть на ногах весь день, но передвигался, как правило, размеренным шагом, даже в бытность констеблем. А в последнее время он часто нанимал кэб и от скорости, взятой продавцом новостей, стал задыхаться.

Через пятнадцать минут они оказались в дальней части Севен-Дайалс, в более приличном районе, хотя улицы тут по-прежнему были узкими, а опытный глаз без труда различал дома с меблированными комнатами, часть из которых явно была приспособлена под бордели. Если Пурпурная живет здесь, то у нее действительно наступили тяжелые времена — по сравнению с театром «Лицеум» и гостиницей, где ее запомнил швейцар.

Продавец новостей остановился на покрытом грязью тротуаре.

— Вон та лестница, — ровным голосом сказал он. Для него эта пробежка была все равно что неспешная вечерняя прогулка. — Постучите в дверь наверху и спросите Фреда. Он скажет, где искать вашу даму. Я подожду тут. Если он подтвердит, то я верю, что вы спуститесь и дадите мне полкроны. Так будет честно. Если нет — значит, мы прогулялись зря.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Аристократ и джентльмен Лайл Мессинг, лорд Блэкстон, на грани разорения. Тайная служба короны предла...
Мадлен Вальдан весьма успешно играла роль блестящей куртизанки, в действительности находясь на тайно...
Юная Каллиопа Уортингтон словно попала в страшную сказку: укрывшись от непогоды в заброшенном имении...
Антигона Престон в ярости: мать заставила ее обручиться со злобным стариком лордом Олдриджем! Хуже т...
В 1983 году, написав серию романов о Спящей Красавице, Э. Н. Рокелавр создала для читателя без компл...
Состоятельный, привлекательный холостяк ищет невесту, готовую позаботиться о сиротках под его опекой...