Кровь среди лета Ларссон Оса

~~~

Винни привел Ребекку Мартинссон в подвал своего дома. Они спустились по крашенной в зеленый цвет каменной лестнице и оказались в комнате, которая, очевидно, использовалась одновременно в качестве погреба, продовольственного склада и столовой. Здесь царил страшный беспорядок. В воздухе чувствовалась сырость; белые стены, на которых местами осыпалась штукатурка, то там, то здесь испещряли влажные подтеки и пятна. Сделанные из досок полки были уставлены банками с вареньем, коробками с гвоздями и шурупами, самыми разными хозяйственными принадлежностями, бутылками с олифой и наполовину испарившимся растворителем, кисточками, склеившимися от застывшей краски, наждачной бумагой, ведрами, электроприборами и мотками провода. На стенах висели самые разные инструменты.

Винни шикнул на Ребекку и приложил указательный палец к губам. Затем взял ее за руку и подвел к стулу, на который она села, а сам опустился на колени и постучал ногтем по полу.

Ребекка не двигалась.

Винни достал из нагрудного кармана куртки пустой пакет из-под печенья, развернул его, шелестя бумагой, вытащил остававшийся там кусочек и разломил. Откуда ни возьмись появился маленький мышонок. Он пробежался по полу, описав фигуру зигзагообразной формы, остановился перед Винни и поднялся на задние лапки. Это был буро-серый зверек ростом не больше четырех-пяти сантиметров. Винни протянул ему половинку печенья. Мышонок хотел взять у него лакомство, но, поскольку Винни не разжимал пальцев, принялся есть прямо у него из рук. Послышался тихий хруст. Винни повернулся к Ребекке.

— Мышь, — сказал он.

Ребекка удивилась, что зверек не испугался человеческого голоса и продолжал грызть печенье. Она кивнула Винни и широко улыбнулась. Крупный молодой человек и крохотный мышонок являли собой удивительное зрелище. Ребекка спрашивала себя, как удалось Винни приручить зверька и победить его страх. Может, терпением, которого хватало на то, чтобы вот так сидеть на корточках и ждать?

«Удивительный юноша», — подумала она.

Винни попытался погладить мышонка указательным пальцем, но на этот раз страх пересилил голод. Серой молнией мелькнула мохнатая спинка и скрылась в куче мусора у стены.

Ребекка проводила животное взглядом.

Теперь пора. Она не могла оставлять надолго припаркованную на обочине дороги машину.

Ребекке послышалось, будто Винни что-то сказал. Она посмотрела на него.

— Мышь, — повторял Винни.

Ребекке стало грустно. Ей показалось, что она никогда не встретит человека более близкого ей, чем этот умственно отсталый юноша.

«Почему я не могу любить людей? — спросила она себя. — Почему не доверяю им? Всем, кроме Винни. Он не умеет притворяться».

— Пока, Винни, — сказала она.

— Пока, — равнодушно отозвался он.

Ребекка снова вышла на зеленую лестницу. Она не слышала, как во дворе остановился автомобиль, как хозяин дома взошел на крыльцо. В ту самую секунду, как она открывала дверь в прихожую, на пороге появилась грузная фигура Ларса-Гуннара. Словно скала, она преградила путь Ребекке; внутри у нее похолодело от страха.

Девушка посмотрела Ларсу-Гуннару в глаза. Он смерил ее удивленным взглядом.

— Какого черта… — выдавил он наконец из себя.

~~~

В половине десятого утра криминалисты обнаружили зарытое на берегу озера пулевое ружье калибра 30–06.

А в четверть одиннадцатого полицейские сверили списки владельцев огнестрельного оружия и автомобилей, отметив всех, у кого была машина с дизельным двигателем и пулевое ружье.

Анна-Мария откинулась на офисном стуле. Поистине замечательная вещь! Можно почти лежать, как на кровати или как в стоматологическом кресле, только без стоматолога.

Получившийся список включал четыреста семьдесят три фамилии. Анна-Мария пробежала их глазами. Из всего списка ей был знаком только один человек, Ларс-Гуннар Винса.

Он числился владельцем «мерседеса» с дизельным двигателем. Анна-Мария заглянула в другой список. Судя по нему, у Винсы было три ствола: один дробовик и два пулевых ружья, среди которых охотничье марки «Тикка» калибра 30–06.

Следовало бы изъять все ружья подходящего калибра для следственного эксперимента. Однако Анне-Марии захотелось сначала переговорить с Ларсом-Гуннаром. Как-никак речь шла о ее бывшем коллеге.

Она посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. После обеда можно будет съездить к нему, захватив с собой Свена-Эрика.

~~~

Ларс-Гуннар Винса смотрел на Ребекку Мартинссон. На полдороге в город он вспомнил, что забыл дома бумажник, и вернулся. «Что это, заговор?» — думал он. Ведь он предупредил Мимми, что собирается в город. Неужели она позвонила этой чертовой шпионке из адвокатского бюро? Трудно поверить, но похоже на то. И вот она уже здесь.

У нее в руке зазвонил мобильный, но Ребекка не отвечала. Ларс-Гуннар, сжав зубы, смотрел на ее телефон. Оба они не говорили ни слова, а он не умолкал.

Ребекка подумала, что ей надо ответить, это наверняка Мария Тоб. Но странное оцепенение мешало ей нажать кнопку.

Вдруг мобильный полетел на землю. Это Ларс-Гуннар ударил ее по руке или все-таки она сама разжала пальцы?

Винса преградил ей путь на улицу. Теперь Ребекка не сможет выйти. Она почувствовала, что от ужаса теряет рассудок.

Ребекка развернулась и помчалась на второй этаж. Лестница оказалась крутой и узкой. Лак на ступеньках лежал, словно толстое стекло. Ребекка карабкалась на четвереньках, боясь поскользнуться. С боку мелькали грязные и пожелтевшие от времени обои в цветочек.

Она слышала за спиной тяжелые шаги Ларса-Гуннара. Единственное, что оставалось, — закрыться в какой-нибудь комнате. Но где?

Прямо напротив нее оказалась дверь в туалет. Ребекка вбежала в нее и успела повернуть замок. В тот же момент Ларс-Гуннар нажал снаружи на дверную ручку.

Окно в туалете выходило на улицу, но Ребекка не чувствовала в себе сил бежать. Она буквально оцепенела от ужаса. Не удержавшись на ногах, девушка опустилась на крышку унитаза. Ее трясло. Плотно прижав локти к животу, она закрыла лицо руками, которые дрожали и судорожно дергались, так что Ребекка била саму себя по губам, носу, подбородку, царапая лицо острыми, как иголки, ногтями.

Снаружи послышался грохот — это Ларс-Гуннар стучал в дверь. Ребекка зажмурила глаза, но слезы все равно струились по щекам. Она хотела прижать ладони к ушам, но руки ее не слушались, судорожная дрожь не унималась.

— Мама! — закричала Ребекка, когда дверь с треском отворилась.

Что-то больно ударило ее по ноге. Потом Ребекка почувствовала, как на ней рвется одежда. Она не решалась открыть глаза.

Ларс-Гуннар тянул ее вверх за воротник.

— Мама, мама! — кричала она, но наружу прорывался лишь жалостливый писк.

Винса уже слышал такое раньше. Шестьдесят с лишним лет назад его отец гонялся за матерью по кухне. Детей она заперла в соседней комнате. Ларс-Гуннар был старшим. Побледневшие младшие сестры вжались в диван, а он со средним братом колотил в дверь. Винса слышал мамины мольбы и плач. Все, что попадалось отцу под руку, с грохотом летело на пол. Папа хотел заполучить ключ, и вскоре он его нашел. И теперь настал черед Ларса-Гуннара с братом кричать от боли под отцовским ремнем, а запертая в соседней комнате мама отчаянно стучала в дверь.

С чего тогда все началось? Ларс-Гуннар уже не помнил. Отца могло разозлить что угодно.

Он ударил Ребекку лбом о раковину. Девушка затихла, и в голове у Винсы смолкли стоны и плач из прошлого. Он разжал пальцы — Ребекка безвольно упала на пол.

Заглянув ей в лицо, Ларс-Гуннар встретил бессмысленный взгляд округлившихся глаз. Кровь стекала со лба. Девушка напомнила ему косулю, которая чуть не угодила под колеса его машины на дороге в поселок Гелливааре. Она так же смотрела на него и тряслась.

Ларс-Гуннар взял девушку за ноги и выволок ее из туалета.

На лестнице стоял Винни.

— Что?.. — заикаясь, спросил он, показывая на Ребекку.

Его голос походил на крик испуганной чайки.

— Что?..

— Ничего, Винни, — спокойно ответил Ларс-Гуннар. — Иди на улицу.

Но Винни его не слышал. Не спуская глаз с Ребекки, он сделал несколько шагов по направлению к лестнице и повторил свой вопрос: «Что?»

— Это тебя не касается, — сказал Ларс-Гуннар с раздражением в голосе. — Иди на улицу.

Он выпустил Ребекку и несколько раз взмахнул руками в сторону сына, будто хотел отпугнуть его. Потом спустился на первый этаж, вытолкал Винни на двор и запер дверь. Однако и стоя на пороге юноша продолжал твердить: «Что? Что?..» Представив себе, как он в растерянности топчется на крыльце, Ларс-Гуннар еще больше возненавидел женщину, которую оставил на втором этаже. Она сама виновата, будет знать, как лезть не в свое дело!

Ларс-Гуннар преодолел лестницу в три прыжка. То же самое он говорил Мильдред Нильссон: «Не лезьте не в свое дело. Оставьте нас в покое. Меня, Винни и весь поселок».

Это случилось в конце мая. Однажды Винса развешивал во дворе белье. Почки на деревьях еще не распустились, но на грядках кое-где появились первые всходы. Стоял солнечный и ветреный день. Вот уже шесть лет, как умерла Ева, Винни шел тринадцатый год. Мальчик беззаботно бегал по двору, он всегда умел развлекать себя сам. В то же время Ларс-Гуннар не мог оставить его без присмотра, чтобы позволить себе хоть немного отдохнуть в одиночестве.

Ветер трепал простыни и сорочки, точно флаги. Внезапно за спиной Ларса-Гуннара возникла Мильдред Нильссон. Она хотела что-то сказать, и он приготовился слушать. Что-что, а говорить священники умеют.

Немного смутившись, Ларс-Гуннар полез в корзину за своими поношенными кальсонами. Стирка не сделала их ослепительно-белыми, хотя, несомненно, они стали чище. Однако он быстро оправился от чувства неловкости. В конце концов, почему он должен ее стыдиться?

Мильдред Нильссон хотела, чтобы Винни прошел конфирмацию.

— Послушайте, — сказал ей Винса. — Пару лет назад сюда уже приходили какие-то святоши. Они обещали молиться за то, чтобы Винни исцелился, но я выгнал их вон. Я не привык уповать на Бога.

— Я и не обещаю вам этого! — воскликнула Мильдред. — То есть я буду молиться за него, пусть даже у себя дома, а не на глазах у всех. Но я не желаю Винни другой судьбы. Господь благословил вас этим мальчиком. Ваш сын не мог быть лучше, чем он есть.

~~~

Ребекка поднялась на колени и оттолкнулась руками от пола. Сделала рывок — и проползла несколько сантиметров. Так она снова добралась до туалета, но у нее не хватало сил встать на нош. Тогда девушка забилась в угол. Ларс-Гуннар поднимался по лестнице.

«Легко ей говорить „Господь благословил“, — рассуждал тогда Ларс-Гуннар. — Ведь не ей заниматься Винни с утра до вечера. И она не знает, как чувствует себя человек, от которого ушла жена. А мне приходится думать и о будущем Винни». Развешивая застиранный пододеяльник, Ларс-Гуннар задумался о том, что ждет мальчика через несколько лет, когда он достигнет половой зрелости. Ни одна девушка не захочет такого парня. Что, если он станет опасен? В голове мелькали мысли одна страшнее другой.

А после ухода Мильдред появились тети из ее свиты. Они уговаривали Ларса-Гуннара разрешить Винни конфирмироваться, даже предложили организовать праздник. «Винни должно понравиться, — говорили они, — а если нет, можно будет немедленно все прекратить». Даже его кузина Лиза приходила. Она обещала справить Винни новый костюм, чтобы ему не пришлось идти к первому причастию в поношенной куртке.

И тут Ларс-Гуннар взбесился. Они уговаривали его не пожалеть денег на костюм и вечеринку! «Когда я отказывался платить за него? — взревел он. — Если бы я хотел на нем сэкономить, давно бы сдал его в приют!»

Он купил Винни костюм и часы. Эти две вещи — последнее, в чем нуждался Винни, но Ларс-Гуннар не возражал. Он не хотел прослыть скупердяем.

Однако потом началось нечто странное. Винсе стало казаться, что любовь Мильдред к его мальчику что-то отнимает у него самого. Люди словно забыли, что он сделал для Винни. Не то чтобы Ларсу-Гуннару было дорого их сочувствие, но ему действительно приходилось в жизни несладко. Сначала его мучил отец, потом предала Ева, и теперь он вынужден в одиночестве воспитывать своего безнадежно больного сына. Ларс-Гуннар мог бы выбрать другую дорогу. Но, получив образование, он вернулся в родной поселок. Он совершил Поступок.

Ева наплевала ему в душу. Ларс-Гуннар помнил, что чувствовал тогда: ему казалось, большего позора быть не может. Однако это он похоронил Еву, когда она умерла. Он оставил Винни дома и взял на себя заботу о нем.

Со слов же Мильдред выходило, что Ларс-Гуннар — просто везунчик. «Все так, — ответил он тогда одной тете из „Магдалины“. — Но все-таки иметь такого сына очень тяжело, слишком много хлопот». И она возразила ему, что дети всегда доставляют родителям хлопоты. Зато Винни не покинет отца, как другие сыновья, когда вырастет. Она еще много говорила о том, о чем не имела ни малейшего представления. Ларс-Гуннар молчал. Он понял, что объяснять бесполезно.

С Евой было то же самое. Люди жалели Ларса-Гуннара, когда его бросила жена. Но когда в поселке появилась Мильдред, пошли другие разговоры. «Бедняжка», — вот как они называли теперь ее. Еву! Иногда Ларсу-Гуннару хотелось поподробнее расспросить сельчан, что они имеют в виду. Или они думали, что она осчастливила его, оставив одного с умственно отсталым сыном?

Он знал, что говорят за его спиной.

Иногда Ларс-Гуннар жалел, что согласился на конфирмацию Винни, но было поздно. Теперь он не мог запретить мальчику водить компанию с Мильдред, в этом случае Ларс-Гуннар точно прослыл бы завистником. Винни было хорошо с ней, у него ведь не хватало ума раскусить ее. И вот теперь у Винни появилась другая жизнь, в которой не оставалось места отцу. А Ларс-Гуннар по-прежнему стирал его белье, переживал и отвечал за него.

Ларсу-Гуннару стало казаться, что именно он всегда был главной целью Мильдред. Винни она только использовала. С тех пор как в поселке появилась вся эта женская мафия и бабы пошли за Мильдред, точно глупые гусыни, Ларс-Гуннар стал мешать ей. Ясное дело, она ему завидовала. Что и говорить, Винса пользовался в поселке авторитетом: председатель Общества охотников, полицейский! И при этом он уважал людей и прислушивался к их мнению. И они доверяли ему, а этого Мильдред не могла вынести. Иногда Ларсу-Гуннару казалось, что она просто задалась целью отобрать у него все.

Между ним и Мильдред началась война, по крайней мере, оба они это осознавали. Она пыталась дискредитировать его, он защищался как мог. Но Ларс-Гуннар не был создан для такого рода игр.

Женщина снова заползла в туалет. Сейчас она лежит, свернувшись калачиком между унитазом и раковиной, и закрывает руками лицо, пытаясь защититься. Ларс-Гуннар снова хватает ее за ноги и тащит на лестницу. Ее голова бьется о ступеньки, издавая ритмичный стук. Бамс-бамс-бамс… А снаружи кричит Винни. Но Ларс-Гуннар не может закрыть ладонями уши. Надо быстрее заканчивать. Еще немного.

Он вспомнил путешествие на Майорку. Это была одна из затей Мильдред. Община организовала для детей поездку за границу, и Мильдред хотела, чтобы Винни отправился с ними. Ларс-Гуннар отказался наотрез. И тогда она сообщила ему, что церковь может послать специального сотрудника, чтобы присматривать за Винни, этот вопрос уже поднимали на собрании общины. «Сами подумайте, — говорила она Ларсу-Гуннару, — как много нужно другим подросткам: оборудование для слалома, поездки, компьютерные игры, разные дорогие побрякушки, одежда. А Винни ничего этого от вас не требует». И Ларс-Гуннар все понял. «Дело не в деньгах», — снова возразил он. Однако в глубине души он знал, как все это будет выглядеть в глазах односельчан: он не жалеет Винни, лишает возможности жить по-человечески, отнимает у него последнюю радость. И Ларс-Гуннар снова сдался и достал бумажник. А люди в поселке опять говорили о том, как много Мильдред делает для Винни. Какое счастье для мальчика, что она сюда переехала!

Но и этого ей было мало. Она решила сжить Ларса-Гуннара со свету. И когда кто-то прокалывал ей шины или этот дурак Магнус Линдмарк поджег ее сарай, она не стала писать никаких заявлений. И поползли слухи о том, что полиция ничего не может сделать. Именно этого она и хотела — лишний раз унизить Ларса-Гуннара.

А потом она покусилась на его место в Обществе охотников.

Эта земля принадлежала церкви только на бумаге. На деле это был его лес, Ларса-Гуннара. Арендная плата действительно оставалась низкой. Но уж если на то пошло, охотникам тоже надо платить за их работу. Ведь лоси причиняют лесу серьезный ущерб, их численность надо держать под контролем.

Ларс-Гуннар помнил то осеннее утро. Сначала они распланировали охоту. На рассвете снова повторили, кому и что делать. Солнце еще не взошло, а собаки уже рвались с поводков, так им не терпелось в лес.

Весь день охотились. Ларс-Гуннар запомнил холодный осенний воздух и лай собак в отдалении. Потом делили добычу, разделывали туши. А вечером все вместе ужинали у камина.

Мильдред настрочила жалобу. Ей и в голову не пришло для начала просто поговорить. Она напоминала, что Торнбьёрн был когда-то осужден за браконьерство, что он убивал зверей без лицензии и якобы Ларс-Гуннар потом выгородил его. Она требовала, чтобы им двоим запретили охотиться на церковных землях. «Это просто возмутительно, — писала Мильдред, — особенно если вспомнить о волчице, которую община взяла под свою охрану».

У Ларса-Гуннара каждый раз сжималось сердце, когда он вспоминал обо всем этом. Мильдред хотела его изолировать, превратить в жалкого неудачника вроде Мальте Алаярви. Ни работы, ни охоты. Он беседовал с Торнбьёрном Илитало. «Что я могу? — разводил руками тот. — Я буду счастлив, если меня не уволят». Ларс-Гуннар чувствовал, что погружается в трясину. Он представлял, во что это выльется через несколько лет: он будет стареть дома, рядом с Винни, и оба они, как два идиота, будут вечерами пялиться в ящик.

Но это несправедливо! Тому минуло двадцать лет, как Торнбьёрн Илитало охотился без лицензии. Она просто использовала его, чтобы навредить Ларсу-Гуннару. «Чего она хочет от меня?» — спрашивал он Торнбьёрна Илитало. Но тот лишь пожимал плечами.

Ларс-Гуннар замкнулся в себе и целую неделю ни с кем не общался. Он почувствовал вкус предстоящей жизни. Ночами он пил, чтобы уснуть.

В тот вечер накануне дня летнего солнцестояния он устроил себе праздник. Хотя «праздник» — не совсем подходящее слово. Ларс-Гуннар просто заперся на кухне, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Он говорил и пил сам с собой, сам себя утешал. Потом лег в постель и попробовал уснуть. И тут он почувствовал, будто кто-то ударил его в грудь. Точнее, что-то ударило его изнутри. Последний раз нечто подобное было с ним еще в детстве.

Винса сел в машину и попытался взять себя в руки. Он чуть было не скатился в канаву, когда выезжал за ворота. И тут выскочил Винни в одних кальсонах. Он махал руками и кричал. Ларс-Гуннар выключил мотор. «Если хочешь поехать со мной, — сказал он сыну, — надень что-нибудь». «Нет-нет», — замотал головой Винни, вцепившись в ручку автомобильной дверцы. «Ну, тогда и я никуда не поеду», — спокойно сказал Ларс-Гуннар.

Сейчас все это словно подернулось туманом в его памяти. Он хотел поговорить с Мильдред, но она его не слушала. Винни спал на пассажирском сиденье.

Ларс-Гуннар хорошо помнил, как ударил ее. «Довольно, — думал он. — Хватит».

Однако, сколько он ни бил, Мильдред не умирала. Она хрипела и стонала. Она дышала. Ларс-Гуннар снял с нее туфли. Чулки он засунул ей в рот.

Он был еще пьян, когда притащил ее в церковь и повесил на цепях перед органными трубами. Его не пугало, что кто-нибудь может зайти и увидеть его.

Но тут появился Винни. Он проснулся и сразу направился в церковь. Юноша остановился в проходе между рядами скамей и молча смотрел на отца.

Ларс-Гуннар протрезвел в мгновение ока. В тот момент он страшно разозлился на Винни и испугался за себя. Он хорошо запомнил, как тащил сына к машине и как потом они молча возвращались домой.

Каждый день Ларс-Гуннар ожидал полицейских, но его никто не беспокоил. Точнее, они приходили, но лишь затем, чтобы задать ему те же вопросы, что и другим: «Не видел ли он чего, не слышал ли?»

Винса помнил, как надевал резиновые перчатки. Они лежали у него в багажнике. Нет, он не думал ни об отпечатках пальцев, ни о чем подобном. Это сработало автоматически. Прежде чем взять в руки лом, он натянул перчатки. Чистое везение.

А потом жизнь пошла своим чередом. Винни, похоже, все забыл. Он вел себя как обычно и ни о чем не тревожился. Ларс-Гуннар тоже успокоился, к нему вернулся здоровый сон.

«Я похож на раненого зверя, который затаился в берлоге и ожидает появления охотников в любую минуту, — думал он, глядя на забившуюся в угол Ребекку. — Когда за мной придут — вопрос времени».

А потом позвонил Стефан Викстрём. То, что ему все известно, Ларс-Гуннар сразу понял по его голосу. Потому он и звонил. Он говорил, что пастор изменил свое мнение по вопросу аренды и сейчас склоняется к тому, чтобы аннулировать договор. А потом они обсуждали предстоящую облаву на лося, и у Ларса-Гуннара возникло чувство, будто Стефан совсем перестал интересоваться охотой.

Но в этот момент туман в голове Ларса-Гуннара рассеялся. Он вспомнил, как стоял на берегу и ждал Мильдред, а потом повернулся к дому священника и заметил фигуру в окне на втором этаже. Сердце забилось как сумасшедшее. Если бы не звонок Стефана, у Ларса-Гуннара не возникло бы никаких подозрений.

«Чего он хочет от меня?» — спрашивал себя Винса. И тут же отвечал: «Он хочет власти надо мной, как Мильдред».

~~~

Винса помнил, как они с Викстрёмом ехали в машине к озеру. Ларс-Гуннар сказал священнику, что хочет подготовить лодку к зиме и закрепить весла цепями. Викстрём постоянно ныл насчет Стенссона и аренды, словно ребенок. Ларс-Гуннар слушал его вполуха. Викстрём твердил об аннулировании договора и о том, что Бертил Стенссон не ценит его работу. Винсе ничего не оставалось, как терпеть его болтовню. Собственно, чего хотел этот священник? Он жаловался Ларсу-Гуннару на пастора, словно мальчик, который показывает маме оцарапанную руку: «Видишь? Болит», — и хочет, чтобы его пожалели.

Собственно, какой из Викстрёма охотник? Его приняли в общество, только чтобы угодить пастору.

Проклятый червяк! Ларс-Гуннар готов заплатить любую цену за все, что сделал. Но только не Стефану Викстрёму!

Священник не сводил глаз с дороги, точнее, с той ее полосы, что была освещена фарами. В автомобиле его слегка укачивало, поэтому он всегда смотрел вперед.

Внезапно его охватил страх. Стефан почувствовал, как у него сжимается желудок.

Он говорил о чем угодно, только не о Мильдред, но ясно ощущал ее присутствие, словно она сидела на пассажирском месте позади него.

Стефан вспомнил, что видел в ту ночь накануне праздника летнего солнцестояния из окна своей спальни. Вдруг на берегу, рядом с лодкой Мильдред, появилась человеческая фигура. Она сделала несколько шагов вперед и исчезла за деревянной избушкой во дворе краеведческого клуба. Больше она не появлялась. Однако позже, обдумывая увиденное, Стефан все больше убеждался в том, что это был Ларс-Гуннар и в руке у него что-то было. Викстрём до сих пор не считал ошибкой, что не сообщил о своих подозрениях в полицию. Во-первых, они с Винсой играли в одной команде, так как оба состояли в Обществе охотников. А во-вторых, Стефан все-таки был священником, а Ларс-Гуннар — его духовным сыном. Служитель церкви подчиняется другому закону, нежели мирянин, и, как духовный отец, Викстрём вовсе не обязан доносить на Винсу, просто ему надо поговорить с ним. Таков его долг, бремя, возложенное на него Господом. И Стефан готов его нести. «Да будет воля Твоя», — мысленно произнес он. И добавил: «Хоть я и не могу согласиться с тем, что иго Твое благо, а бремя легко».[33]

Они прибыли на место и вышли из машины. Винса дал Стефану нести цепи и велел идти впереди.

Светила полная луна, Мильдред шла рядом. Стефан чувствовал ее за плечом.

Он вышел на берег и положил цепи на землю. «Беги, — шепнула ему в ухо Мильдред, — беги».

Но Стефан не мог бежать. Он стоял и ждал Ларса-Гуннара, чей силуэт медленно проступал из темноты. В руках Винса держал ружье.

~~~

Ларс-Гуннар взглянул на Ребекку Мартинссон. Она сидела неподвижно и больше не дрожала. Однако была в сознании и не отрываясь смотрела на него.

Такое в ее жизни уже случалось. И тогда перед ней так же стоял мужчина, заслоняя своей фигурой солнце, светившее в кухонное окно. Черты его лица стирались в полумраке, а вокруг головы словно сиял нимб. Это был пастор Томас Сёдерберг. «Я любил тебя, как собственную дочь», — сказал он Ребекке. А она размозжила ему череп.

Когда Ларс-Гуннар склонился над Ребеккой, она взяла его за воротник рубашки. Точнее сказать, девушка положила правую руку Винсе на грудь и только коснулась воротника средним и указательным пальцами. И словно под тяжестью ее руки Ларс-Гуннар нагнулся еще ниже.

— Как можно жить с этим? — выдавила из себя она.

«С чем? — мысленно переспросил ее Винса. — Со Стефаном Викстрёмом?» Он больше жалел лосиху, которую убил двадцать лет тому назад возле поселка Паксуниеми. Не успела она упасть, как из леса вышли два ее детеныша. Ларс-Гуннар долго корил себя и за нее, и за них. Раз уж так получилось, их тоже надо было пристрелить, а не дать им погибнуть мучительной смертью от голода.

Винса поднял люк над входом в подвал и подтащил к нему Ребекку, схватив ее за ноги. Винни стучал в кухонное окно. Ларс-Гуннар видел его лицо с вытаращенными от ужаса глазами, мелькнувшее между веток пластмассовой герани.

И тут наконец девушка обнаружила признаки жизни. Она принялась извиваться в руках у Ларса-Гуннара, потом схватилась за ножку кухонного стола и сдвинула его с места.

— Отпусти, — приказал Ларс-Гуннар, заламывая ей руки.

Ребекка оцарапала ему лицо. Она вырывалась и изгибалась, словно корчилась в судорогах. Ларс-Гуннар поднял ее за шиворот, ноги висели как плети. Она молчала, кричали только глаза: «Нет! Нет!» Он бросил ее вниз, словно мешок мусора. Она упала на спину. Послышался стук, а потом все стихло.

Ларс-Гуннар опустил крышку люка. Обеими руками ухватился за сервант, стоявший у южной стены, и сдвинул его на крышку. Это оказалось нелегко, но Винса справился.

Ребекка подняла веки. Она сразу поняла, что некоторое время пробыла без сознания. Однако недолго, всего несколько секунд. Она слышала, как Ларс-Гуннар поставил на крышку люка что-то тяжелое.

Ребекка широко раскрыла глаза, но ничего не видела. Кругом царила непроглядная темень. Откуда-то сверху доносились шаги. Девушка поднялась на колени. Левая рука не слушалась. Тогда Ребекка схватилась правой рукой за левое плечо и дернула изо всех сил. Что-то хрустнуло, а потом острая боль, точно огненная стрела, обожгла ей плечо и спину. Ныло все тело, кроме лица. Его Ребекка не чувствовала вообще. Она попробовала потрогать его рукой. Щеки словно онемели. С подбородка свисало что-то влажное. Губа? Сглотнув, Ребекка почувствовала вкус крови.

Она встала на четвереньки на земляной пол. Джинсы тут же промокли на коленях. Воняло крысами. Если она здесь умрет, они сожрут ее.

Ребекка поползла вперед. Она пыталась нащупать лестницу, но все время натыкалась на стенку, облепленную клейкой паутиной. Наконец девушка обнаружила ступеньку и встала перед ней на колени, положив на нее руки, словно собака на задних лапах. Теперь ей оставалось прислушиваться и ждать.

Управившись с сервантом, Ларс-Гуннар вытер со лба пот.

Винни затих. Винса выглянул в окно и увидел, как его сын ездит по двору на велосипеде. Ларс-Гуннар не удивился, подобное случалось и раньше: когда Винни бывал сильно напуган или расстроен, он принимался слоняться из угла в угол или совершать другие бесцельные и бессмысленные действия. Ему требовалось около получаса, чтобы прийти в себя, и на это время он будто отключался. Увидев такое в первый раз, Ларс-Гуннар настолько испугался, что даже шлепнул юношу. Этот удар ожег ему ладонь. Тогда Винса смотрел на свою руку и вспоминал отца. А Винни все равно не стало лучше. Только хуже. Теперь Ларс-Гуннар знал, что мальчик сам успокоится, надо только дать ему срок.

Однако времени не было.

Ларс-Гуннар вышел во двор.

— Винни! — позвал он.

Юноша не обратил на отца никакого внимания, продолжая колесить по двору.

Тысячи раз Ларс-Гуннар прокручивал у себя в голове этот сценарий. Винса представлял себе, как они с сыном весь день гуляют по лесу или катаются на санках по замерзшей реке; как вечером, довольные, возвращаются домой. Винни ложится в постель и засыпает. А потом…

Однако в действительности все сложилось не так. Намного хуже. Ларс-Гуннар вытирал ладонью лоб и щеки. Неужели слезы?

Он вспомнил Мильдред. Все началось с нее. Только сейчас Ларс-Гуннар понял, что уже тогда ступил на эту тропу. Винса был зол на Мильдред, когда нанес свой первый удар. Однако в результате его собственная жизнь разбилась вдребезги, а ее осколки были выставлены на всеобщее обозрение.

Ларс-Гуннар направился к машине, чтобы взять ружье. Оно заряжено. Винса все лето держал его наготове на всякий случай.

— Винни, — пробормотал Ларс-Гуннар.

Вероятно, Винса хотел попрощаться, ведь он не мог расстаться с Винни просто так.

Пора. Пока еще он может держать оружие. Он не станет сидеть сложа руки и ждать их, не даст им увести мальчика с собой.

Ларс-Гуннар поднял ружье, прицелился и выстрелил. Первая пуля попала в спину. Винни упал ничком. Вторая пробила ему голову.

Винса пошел в дом.

Теперь он хотел спуститься в подвал и убить женщину. Кто она? Никто.

Однако на этот раз сервант оказался для него слишком тяжел. Ларс-Гуннар присел за кухонный стол. Потом он поднялся, открыл стеклянную дверцу настенных часов и остановил маятник. Вставил ружье в рот. Даже самая страшная мука должна когда-нибудь закончиться.

Ребекка слышала выстрелы. Сначала два подряд. А потом, после того как открылась входная дверь и кто-то вошел на кухню, раздался третий.

В ней пробудились воспоминания прошлого. Ребекка попробовала подняться на ступеньку выше, но ударилась головой о люк. Она чуть не упала, но смогла удержаться.

Сдвинуть крышку оказалось ей не под силу. Ребекка царапала ее ногтями, стучала кулаком, пока не отбила себе костяшки пальцев.

~~~

Анна-Мария Мелла и Свен-Эрик Стольнакке прибыли во двор Ларса-Гуннара Винсы в половине четвертого вечера. Всю дорогу до Пойкки-ярви они молчали. Им предстояла невеселая работа: изъять у бывшего коллеги ружье для следственного эксперимента.

Анна-Мария вела машину чуть быстрее обычного и чуть не переехала тело, лежавшее на гравии посреди двора.

Свен-Эрик выругался. Анна-Мария затормозила, оба выскочили из машины. Через секунду Стольнакке уже осматривал голову Винни, обхватив ее руками и приподняв. Залитый кровью затылок облепили огромные мухи. Прочитав вопрос в глазах Анны-Марии, инспектор отрицательно покачал головой.

— Это сын Ларса-Гуннара, — сказал Стольнакке.

Анна-Мария взглянула на дом. Служебного оружия она с собой не захватила. Черт!

— Даже не думай! — предупредил он, словно читая ее мысли. — Вызываем подкрепление.

«Их можно ждать целую вечность», — думала Анна-Мария.

Однако вскоре появились две машины.

— Тринадцать минут. — Свен-Эрик постучал по часам.

Фред Ульссон и Томми Рантакюрё приехали в обычном автомобиле. В другом, полицейском, прибыли четверо их коллег в пуленепробиваемых жилетах и черных комбинезонах.

Машина Ульссона и Рантакюрё остановилась поодаль на вершине холма. Приседая и пригибаясь к земле, полицейские быстро достигли двора. Свен-Эрик отогнал «форд эскорт» Анны-Марии на безопасное расстояние.

Четверо полицейских в черных комбинезонах въехали прямо во двор. Они выскочили из машины и тут же укрылись за ней.

Свен-Эрик достал громкоговоритель.

— Ларс-Гуннар Винса! — объявил он. — Если вы находитесь в доме, советуем вам немедленно выйти.

Ответа не последовало.

Анна-Мария взглянула на Стольнакке и покачала головой. Оба поняли, что ждать бесполезно.

Коллеги устремились к дому. Двое, один за другим, поднялись на крыльцо к входной двери. Двое оставшихся направились к окну на противоположной фасаду стене.

Раздался звон разбитого стекла, а потом наступила тишина. Прошла минута. Две.

Наконец на крыльце появился один из полицейских и замахал рукой.

Все ясно. Путь свободен.

Тело Ларса-Гуннара лежало на кухне возле дивана, стена над которым была забрызгана кровью.

Свен-Эрик и Томми Рантакюрё отодвинули стоявший на люке сервант.

— Там кто-то есть. — Томми показал пальцем вниз.

Свен-Эрик поднял крышку.

— Выходите! — крикнул он, протягивая в подвал руку.

Но никто не вышел.

Тогда Томми Рантакюрё спустился по лестнице. Через некоторое время полицейские услышали его голос:

— О черт! Успокойтесь. Вы можете встать на ноги?

Наконец над полом показалась голова. Девушка передвигалась медленно. Полицейские с двух сторон подхватили ее под мышки. Она застонала.

Анна-Мария узнала Ребекку Мартинссон.

Половина ее лица опухла и имела сине-черный цвет. На лбу зияла кровоточащая рана, а верхняя губа держалась только на полосках кожи. «Все это было похоже на пиццу с черт знает чем», — вспоминал позже Томми Рантакюрё.

Нижняя челюсть висела. Анна-Мария сразу поняла, что у Ребекки выбиты почти все зубы.

— Ребекка, — прошептала она. — Что…

Но девушка махнула рукой. Она мельком взглянула на тело Ларса-Гуннара и направилась к входной двери.