Спасательный корабль Гаррисон Гарри
Разумеется, они были безоружны… Все, кроме одного. У юноши, работавшего по контракту кладовщиком, был при себе краденый полицейский пистолет. Молодой человек был настолько безрассуден, что открыто демонстрировал его, хотя, скорее всего, даже не представлял себе, как им пользоваться. Естественно, охрана Совета тут же открыла огонь, и демонстранты были расстреляны на месте.
Произошло это в четверг, и новая организация арбайтов решила назвать себя «Черный четверг». Ее члены резко отличались от тех простаков-неврастеников с плакатами. По слухам, у каждого из них есть оружие, а те немногие, кого удалось задержать полиции, якобы имели при себе капсулу с ядом, они должны были проглотить ее при аресте, до начала допроса.
Оголтелый фанатизм, думал Джайлс. Человек, пусть даже арбайт, предпочитает смерть возможности отказаться от навязчивой идеи и вернуться к полезной и разумной жизни! Он никак не мог поверить, что Мара может оказаться столь же безрассудной. Он вспомнил ее улыбку и ее замечание о том, что сбор плодов иб не самая завидная работа на свете. Человек из «Черного четверга», прячущий на себе капсулу с ядом, не может так шутить и так улыбаться. Нет, этого просто не может быть…
А Бисет все говорила, говорила…
– Извини, – сказал он. – Я засмотрелся на Инженера. Ты не могла бы повторить?
– Я говорила, ваша честь, сэр, – ответила Бисет, – что вам не нужно брать на себя лишние хлопоты, не подобающие вашему происхождению. Девушка молода, а вы, в конце концов, принадлежите к противоположному полу. Бывает, что человек из Эделей, мужчина… – Голос ее на секунду дрогнул, что было для нее совсем нехарактерно, но она быстро овладела собой и продолжала: – Бывает, что человек из рода Эделей может, ненадолго, конечно, увлечься какой-нибудь арбайткой. А людям из «Черного четверга» свойственно думать, что они не хуже любого рожденного Эделем. Я совершенно уверена, что, если вы, ваша честь, не станете отталкивать ее, она разговорится. Кокетничая с вами, она выдаст себя. Об остальном я позабочусь сама.
– А ты уверена, – спросил Джайлс, – что она непременно станет, как ты выразилась, кокетничать со мной?
– Абсолютно уверена, – решительно заявила Бисет. – Мужчина… простите, сэр, человек из рода Эделей не знает этих арбайтов, а я-то знаю. Они душу продадут, только бы принадлежать к аристократии.
Джайлс взглянул на ее плотно сжатые губы. Вероятно, она права, сказал он себе мрачно, но было что-то отвратительное в том, как она это сказала.
Однако дело есть дело, и в данном случае в интересах полиции, как и Ока-фронта, арестовать арбайтов «Черного четверга» или просто вывести их из игры. Но кто бы мог подумать, что эта красивая, умненькая Мара…
Вдруг новая мысль возникла в его мозгу. Он сурово взглянул на Бисет.
– Одну секунду, – сказал он. – Мы кое о чем забыли. Ты из полиции, но мне об этом известно только с твоих слов. Может оказаться, что это ты член «Черного четверга», а Мара – из полиции.
– Да, конечно, сэр. Вы совершенно правы, – ответила она.
Ее пальцы потянулись к замку «молнии» на комбинезоне, помедлили несколько секунд, потом потянули замок на несколько дюймов вниз. Воротник расстегнулся, открывая тонкую шею, обвязанную шнурком. В темной впадине на шее светился пятнышком зеленого живого огня крошечный предмет.
Джайлс откровенно разглядывал его. Он слышал про особые полицейские иденти-споры, удостоверяющие личность, но ни разу в жизни не видел их. То, что открылось его взгляду, представляло собой прозрачный кристаллический пузырек, внутрь которого была введена живая спора; культивация таких спор составляла один из наиболее тщательно охраняемых секретов полиции и Совета. Пузырек был прикреплен к шее Бисет специальным физиологическим клеем и соединялся с ближайшим кровеносным сосудом почти невидимой трубкой тоньше волоса. По этой трубочке, как по капилляру, поступала кровь Бисет, питавшая спору, отчего спора светилась своим собственным, неповторимым светом.
Отделенная от кровеносной системы Бисет, она бы погибла, даже если бы ее без промедления связали с кровеносной системой человека. Любое другое тело было для нее ядом.
– Моя идентификационная карточка, – сказала Бисет.
Она держала в руке белую карточку, тоже окаймленную несколькими миллиметрами прозрачного кристаллического вещества – материала, подделать который практически невозможно. Обычное удостоверение личности арбайта, но один из уголков карточки был ярко-зеленым. Джайлс взял карточку, приложил окрашенный уголок к крошечной живой драгоценности на шее. Цвета совпали.
– Да, – проговорил он. – Спасибо. Теперь я тебе верю.
Он протянул ей карточку. Бисет застегнула ворот на комбинезоне.
– Значит, я могу рассчитывать на вашу помощь, ваша честь, сэр?
– Да, – натянуто произнес он. – Ты можешь на меня рассчитывать. Хотя подожди…
Неожиданные резкие ноты в голосе Джайлса заставили ее остановиться.
– Полиция служит Совету, а Совет представляет род Эделей. Я здесь единственный из этого рода. Ты будешь следовать моим указаниям. Я приказываю тебе никого не арестовывать и не допрашивать без моего разрешения. Это понятно?
Лицо ее оставалось непроницаемым, но на какое-то мгновение она заколебалась, и тут из динамика прозвучал голос Капитана.
– Время, – прогремело над ухом.
Джайлс переключился мгновенно. Но сосредоточиться на действиях Инженера, цель которых была ему мало понятна, оказалось непросто. Одетая в скафандр фигура Инженера толкалась в обшивку двигателя неуклюжими движениями пьяного, не совершая мало-мальски осмысленных действий.
– Эдель, – раздался голос Капитана, – вы слышите меня? Начинайте. Постарайтесь быстрее добраться до Инженера. Осторожно… охватите тело… осторожно…
Джайлс с трудом маневрировал рукоятками и кнопками для пальцев. Непривычные механические вальдо были похожи на руки человека, но значительно мощнее. Джайлс сосредоточился на том, чтобы как можно бережнее обхватить Инженера вокруг места, которое на человеческом языке называлось талией.
Но он переосторожничал. Он держал Инженера всеми шестью пальцами и тут же выпустил. Тело в скафандре подскочило вверх и поплыло над корпусом, связанное с кораблем только шлангами жизнеобеспечения. Джайлс попытался поймать его, но инстинктивно, на человеческий манер, воспользовался двумя пальцами вместо альбенаретских трех, и Инженер опять выскользнул из захвата.
Джайлс не слышал голоса Капитана в динамике. Он сделал еще одну попытку, используя все три пальца на каждой механической руке, и на этот раз надежно схватил Инженера.
Сквозь оболочку спасательного корабля донесся резкий звук. Капитан включила транспортное устройство и передвигала к шлюзовой камере агрегат с вальдо, обхватившими Инженера.
– Приготовьтесь, Эдель, – прозвучал голос Капитана из динамика. – Сейчас будет трудный момент. Вам нужно втащить Инженера через край шлюза в камеру и поместить так, чтобы его не унесло, когда я буду закрывать наружную дверь шлюза.
Джайлс что-то пробурчал. Маневр для любого обученного альбенаретца проще простого, но для нетренированного человека это все равно что балансировать тарелкой на острие ножа, а потом, на секунду оставив ее в воздухе, дотянуться до другой и положить ее поверх первой. Ему придется ослабить захват обоих вальдо в надежде, что инопланетянин останется лежать на краю шлюза, пока Джайлс не схватит его под другим углом. Если он допустит малейшую ошибку, Инженера отнесет в сторону и все придется начинать сначала. И с каждой минутой Инженер все ближе к смерти, если еще не умер.
Где-то, на задворках сознания, Джайлс смеялся над самим собой. Чем он занят? Тем, что изо всех сил пытается спасти жизнь существу, для которого смерть – лучшая награда и высшая из наград. Но, как ни странно, в этот момент точка зрения альбенаретца ничего не значила для Джайлса. Он не принадлежит к альбенаретской цивилизации, он человек. А люди всегда борются со своей смертью и смертью тех, кого любят или за кого они чувствуют ответственность, борются, пока не исчерпают последней надежды.
Джайлс осторожно высвободил фигуру, одетую в скафандр, из шестипалой металлической хватки. Он быстро вывернул обе рукоятки, изменяя угол наклона к телу. Затем снова двинул ими, чтобы ухватить Инженера.
Тот уже начал отплывать от спасательного корабля, но Джайлс под действием адреналина в крови творил чудеса. Он довольно удачно зацепил Инженера всеми шестью пальцами, помедлил секунду, пережидая, пока схлынет чувство облегчения, и стал медленно поворачивать Инженера вниз, в сторону шлюзовой камеры.
Продвижение внутрь прошло гладко, но узел шлангов все выскакивал через наружную дверь. Если не внести шланги в камеру, они не дадут надежно закрыться двери.
Джайлс действовал довольно рискованно, хотя до сих пор не решался одновременно использовать две руки вальдо. Теперь, когда Инженер в шлюзе, нельзя позволить ему опять вылететь наружу. Поэтому Джайлс одной рукой придерживал Инженера на полу камеры, а другой потянулся к шлангам.
На долю секунды он почувствовал, что внимание его раздваивается. Так чувствует себя человек, впервые попробовавший старый трюк – попытался одной рукой почесать голову, а другой круговыми движениями гладить себя по животу. Но вскоре механические пальцы нащупали и зацепили плавающие шланги и втянули их обратно в шлюз.
Едва шланги оказались в камере, наружная дверь стала закрываться. Капитан не промедлила ни секунды. Джайлс выпустил рукоятки из ноющих рук и, задыхаясь, привалился к стене корабля. Его одежда намокла от пота.
Инопланетянка была права. То, что совершил Джайлс, было бы не под силу арбайту. Эта работа требовала не только здорового тела и крепких нервов, но и уверенности в себе; требовала подобно игроку не бояться риска… Тут Джайлс обнаружил зрителей. Все арбайты корабля, с Марой и Бисет в первом ряду, столпились у прохода в соседнем отсеке и молча смотрели на него.
Он открыл рот, чтобы отослать всех назад, но голос Капитана, с шипением произносящий непривычные слова человеческой речи, опередил его:
– Назад! Вон! Эдель, прикажите вашим людям убраться и помогите мне, когда я открою шлюз.
– Вы слышали? – выпалил Джайлс. – Возвращайтесь на свои койки и держитесь подальше. Через минуту мы понесем Инженера. Путь должен быть свободен!
Они моментально исчезли. Джайлс повернулся, чтобы присоединиться к Капитану, но та жестом приказала ему остановиться.
– Стоп, – сказала инопланетянка на языке альбенаретцев, – если вы дотронетесь до него, вы навредите себе.
Капитан была права. Внутренняя дверь шлюза отворилась, и они увидели Инженера. Его скафандр был покрыт инеем, как и внутреннее помещение шлюзовой камеры. Капитан вошла в шлюз, предварительно обернув руки пластиком. Неловкими, но быстрыми движениями она отсоединила шланги и внесла неподвижное тело Инженера в помещение корабля.
– Идите впереди меня, – сказала она Джайлсу. – Удостоверьтесь, что путь к хвостовому отсеку свободен. Когда мы дойдем туда, скафандр достаточно согреется, и вы тоже сможете прикасаться к нему.
– Я понял, – сказал Джайлс.
Он поспешно направился к кормовому отсеку. Капитан, следуя за ним, донесла Инженера до койки Ди и уложила его, пристегнув закрепленные на поясе скафандра ремешки для инструментов к раме постели.
– Приступаю, – сказала она.
Смотав пластик со своих рук и осторожно поставив мощные пальцы по линии изгиба шлема, она стала осторожно поворачивать его. Послышался тихий звук засасываемого воздуха, и все еще покрытый инеем шлем оказался в ее руках. Они наконец увидели лицо Инженера.
Глаза Инженера были закрыты, а темная кожа приобрела пепельный оттенок, будто ее посыпали серым порошком. Дышит он или нет, понять невозможно.
– Как он? – спросил Джайлс.
– Хорошо. Жизнь еще теплится, – коротко ответила Капитан. Ее руки метались по скафандру, расстегивая пряжки и разминая швы. – Эдель, позади вас на койке лежат инструменты, найдите ножницы. Срежьте ими шнуры с его ног. Не пытайтесь разжать зажимы. Режьте. Это понятно?
– Понятно, – ответил Джайлс.
Он нашел ножницы.
Разрезая шнуры, он воочию убедился, насколько ненадежен ветхий скафандр. На центральной его части повреждений, похоже, не было. Но на каждой руке и ноге, перевязанных шнурами, в нескольких местах скафандр разгерметизировался. Шнуры ограничили область утечки воздуха; в секциях, где воздушное давление отсутствовало, ноги Инженера безобразно раздуло. Джайлс случайно дотронулся до такого места, и отек под его пальцами раздулся рядом, как старый шланг, готовый прорваться под напором жидкости.
Джайлс разрезал последние шнуры на лодыжках, Капитан освободила Инженера от скафандра до пояса. Еще минута – и Инженер остался в космическом костюме инопланетянина.
Глаза Инженера еще были закрыты. Понимал ли он, что его принесли на корабль и пытаются привести в чувство? Он не двигался, но пару раз слабый свистящий звук вырвался из его горла.
– Как он? Он умрет? – спросил Джайлс.
– Он умирает, – сказала Капитан. Она обернулась к Джайлсу. – Теперь уйдите отсюда. И держите своих людей подальше от кормового отсека. Я хочу, чтобы здесь никого не было. И чтобы они не смотрели сюда. Ясно? Последние часы альбенаретца – это не спектакль для гуманоидов.
– Разумеется, я уйду и не пущу сюда никого, – сказал Джайлс. Он повернулся и прошел через ближайшую переборку в отсек, где ждали арбайты. Внезапно позади раздался резкий скрежет металла. Обернувшись, он увидел, что койка Фрэнко буквально выдрана из пазов и поставлена в отверстие переборки, образуя барьер.
Хотя койка не закрывала отверстия целиком. Со стороны стены оставалась щель, сквозь которую вполне мог бы пролезть человек. Но с середины корабля инопланетяне были не видны, чего и требовала Капитан.
– Я думаю, вы поняли, что это означает, – обратился Джайлс к арбайтам. От крайней усталости его голос был хриплым. Джайлс показал на койку, блокирующую вход в кормовую секцию. – Капитан сказала, что никто из нас не должен входить или заглядывать туда. От своего имени я тоже запрещаю подходить к переборке…
Он внезапно умолк. Впервые с тех пор, как они попали на борт корабля, бело-голубые лампы на стене, питающие светом лозу иб, вдруг потускнели.
– Повторяю, – прохрипел Джайлс, – держитесь подальше от кормового отсека. Там нет ничего, что вам может понадобиться. – Он многозначительно кивнул на примитивный санузел, отгороженный переборками центрального отсека. – Оставайтесь здесь и не шумите. Если вы нарушите мои приказания, вы будете иметь дело не только со мной. Капитан, вероятно, тоже примет свои меры, и в этом случае я не могу обещать вам защиту.
Он на ощупь пробрался через проход в переборке и вслепую отыскал свою койку. Сон мгновенно настиг его…
Джайлс, еще не проснувшись окончательно, уже бежал бегом. Воздух сотрясался от криков. Лампы на потолке опять сияли бело-голубым светом. Он бежал на звук сквозь толпу арбайтов, которые собирались к бреши в заблокированной задней переборке. Джайлс сдвинул койку, загораживавшую дорогу, и ворвался в кормовой отсек. Крики прекратились так внезапно, будто кто-то зажал рот кричавшему.
Джайлс оказался лицом к лицу с Капитаном. В длинных темных руках Капитан держала, словно сломанную куклу, Ди. Глаза девушки были закрыты. Инженера не было видно, но одежду Капитана, пол и койку покрывали пятна темной крови инопланетянина.
– Возьмите ее. – Капитан сделала шаг вперед, протягивая Джайлсу не пришедшую в сознание Ди. – Несмотря на запрет, она явилась сюда. Но ей не причинили вреда.
Джайлс принял бесчувственное тело Ди.
– Где Инженер? – почти заикаясь, спросил он по-альбенаретски.
– Он с честью прошел следующие Врата Пути, – ответила Капитан и неожиданно перешла на терралингву: – То есть прошла та его часть, которая и есть его «я». А оболочка, – Капитан обернулась и кивнула на конвертер, – оболочка может быть пущена в дело.
В толпе арбайтов, стоявших в проходе, раздался стон. Джайлс взглянул на конвертер. Главная дверь в его верхней части была приоткрыта. Щель достаточно широкая, чтобы просунуть в нее тело Инженера, и расчленять труп не было никакой необходимости. Джайлс бросил взгляд на груду инструментов. Ни на одном из них он не увидел темной крови.
– Чья это кровь? – спросил он по-альбенаретски.
– Человек, – ответила Капитан тоже по-альбенаретски. – Мне надоели ваши вопросы и ваши люди.
Она прошла мимо Джайлса, чуть не сбив его с ног. Арбайты рассыпались в стороны, затем опять стали стекаться в кормовой отсек, чтобы поглазеть на пятна крови, конвертер и на Ди.
Джайлс тоже посмотрел на Ди. На ее шее проступали темные пятна от кровоподтеков: два с одной стороны и один с другой – след мощной трехпалой руки.
– Что случилось? – Перед ним стояла Мара. Она нагнулась, чтобы приподнять голову девушки, лежащей без чувств. – Фрэнко говорил, что у нее бывают кошмары. Может быть, после очередного страшного сна она, забыв обо всем, пошла к своей койке. Но почему она кричала? Что она увидела?
– Бог знает, – мрачно произнес Джайлс. Он взглянул на закрытые глаза девушки. – И вряд ли она захочет вспоминать, что же произошло, когда придет в себя.
Глава 6
Дилетантские прогнозы Джайлса оправдались. Когда Ди очнулась на койке в центральном отсеке, она ничего не помнила. Казалось, она чувствует растерянность и стыд, как после наркотического сна. Она рыдала и льнула к Маре и Бисет. Любой мужчина, включая Фрэнко, которого, похоже, она не узнавала, приводил ее в истерическое состояние.
Мара и Бисет решили по очереди дежурить подле нее, и Ди на короткое время забылась неспокойным сном. Время от времени она с криком просыпалась, но мучившие ее кошмары, по-видимому, стали отступать. Она не помнила ничего из того, что увидела в кормовом отсеке. Последнее, что удержала ее память, – момент, когда Инженера несли из шлюза.
Фрэнко за какие-то сутки превратился из круглолицего юнца в бледного, измученного мужчину. Он был на грани срыва и не мог поверить, что Ди не хочет его видеть. Джайлсу даже пришлось поставить Хэма охранять девушку.
А тем временем арбайты явно выходили из повиновения. За исключением Хэма, которому, по всей видимости, было безразлично, что произошло с телом Инженера, и Джайлса, насильно заставлявшего себя есть, никто не притрагивался к плодам иб. Сначала все отказывались и от сока, но жажда взяла свое. В конце концов Джайлс собрал их всех в центральном отсеке.
– Послушайте меня, – начал он. – Попытайтесь понять. Мы сейчас одни в космосе, окруженные пустотой на много световых лет. Этот спасательный корабль – единственное, что дает нам шанс выжить. Если мы останемся живы, то только благодаря кораблю, Капитану и, разумеется, Инженеру. Не отводите глаз, когда я говорю с вами. Попытайтесь взглянуть со стороны на все, с чем вы росли, чему учились, что считали само собой разумеющимся. Этот замкнутый цикл с конвертером совершенно такой же, как и у нас на Земле, только упрощенный… Смотрите на меня, я к вам обращаюсь!
Бледные лица повернулись к нему. Спасибо и на том, что они подчинялись простым командам. Но приучить их мыслить в категориях этой чужой непривычной обстановки… И все же надо пытаться.
– Я хочу, чтобы вы беспристрастно разобрались во всем, – продолжал Джайлс. – Двигатели нуждались в ремонте. Это факт. Инженер должен был выйти наружу, произвести ремонт даже ценой своей жизни, и он был готов к этому. Это тоже факт. Выход в космос действительно стоил ему жизни, а Капитан не может пренебречь питательными веществами, которые могут поддержать жизнь в нас – повторяю, именно в нас, людях, а не в альбенаретцах. Капитан помещает тело Инженера в резервуар с замкнутым циклом, питающий лозу иб. Вот они, факты. Не чье-либо мнение, с которым можно соглашаться или не соглашаться, а факты. И последний факт: если вы не будете есть, вы умрете.
– И в себе тоже поддерживать жизнь, – невнятно пробормотал мужской голос.
– Кто это сказал? Эстивен? – Джайлс бросил взгляд на арбайта. В отличие от прочих, Эстивен раскраснелся, и в глазах его читался вызов. – Что ты имеешь в виду – в ком это в себе?
– Я имел в виду его – Капитана! – произнес Эстивен уже громко. – Он тоже живет за счет плодов иб и за счет Инженера. Я сказал, что он положил туда Инженера для поддержания своей жизни… ваша честь, сэр!
Последние три слова прозвучали почти дерзко, но Джайлс предпочел не обращать на них внимания. Он совсем забыл, что арбайты считали альбенаретского Капитана мужчиной. Мгновение он раздумывал, не сказать ли им правду, но решил, что чем меньше сюрпризов на борту, тем лучше.
– У альбенаретцев не принято, как у нас, сопротивляться перспективе смерти, – спокойно проговорил Джайлс. – И тебе это известно. Капитаном движет чувство долга, а не забота о себе.
– Извините меня, ваша честь, сэр, – сказал Эстивен. Обычно тихий, замкнутый, сейчас он был почти агрессивен. – А вы уверены в этом?
Надо его осадить, подумал Джайлс.
– Эстивен, – сурово проговорил он, как бы ставя точку, – можешь не сомневаться, что я всегда уверен в своих словах. Иначе я не стал бы говорить. А теперь, если ты не хочешь сообщить нам что-нибудь более ценное, сядь и помолчи. Ты понял?
– Да, ваша честь, сэр… – Вся воинственность с него слетела.
– Хорошо, – сказал Джайлс, обращаясь к остальным. – Я не собираюсь приказывать вам есть. Я просто прошу вас приходить сюда два раза в корабельные сутки и смотреть, как мы с Хэмом едим. Хэм?..
Огромный арбайт поднялся с места, прошел в кормовой отсек и вернулся с двумя мисками с мякотью плодов. Одну из них он протянул Джайлсу. Джайлс старался есть со всей возможной флегматичностью. Маске безразличия он научился в школе-интернате в первый же год. А Хэму и впрямь было все равно. Наблюдавшие за ними арбайты поначалу сидели молча, но, когда Хэм стал безмятежно слизывать налипшие на пальцах остатки мякоти, Ди, а за ней Гросу и Фрэнко стало плохо. Они поспешили к санузлу.
Почти то же повторилось спустя шесть часов, а потом еще трижды, пока наконец Бисет и Мара не уселись с мисками, в которые положили с чайную ложку мякоти и с трудом проглотили ее. Еще две попытки, и ели уже все, включая Ди.
Тем временем Ди и Фрэнко вернулись в кормовой отсек, на прежнее место, предоставляющее хотя бы иллюзию уединения. Остальные спали в центральном отсеке, за исключением Хэма, который переместился на койку наверху в носовом отсеке, туда, где раньше Джайлс спал один.
Для арбайта низшей касты такая инициатива была просто поразительной, но Джайлс счел, что лучше бы не задавать никаких вопросов. Арбайты вроде Хэма в таких случаях чрезвычайно смущались и теряли дар речи, боясь дать неправильный ответ. Между тем теперь, когда люди наконец приспособились к обстановке и вновь стали есть, Джайлс обдумал нынешнее положение вещей. В нормальной ситуации он как-нибудь вознаградил бы арбайтов, чтобы поощрить их и дальше вести себя хорошо. Но здесь, на спасательном корабле, с наградами было не так просто.
В конце концов он остановился на несколько необычной возможности. Ему необходимо поговорить с Капитаном, и, может быть, представится шанс поговорить об особом одолжении.
После смерти Инженера Джайлс выждал несколько корабельных суток. Выбрав момент, когда все арбайты находились в центральном или кормовом отсеке, он подошел к переборке, за которой Капитан проводила время в полной изоляции от всех. Джайлс обратился к ней по-альбенаретски:
– Капитан, я хотел бы поговорить с вами.
После небольшой паузы раздался голос инопланетянки:
– Входите.
Джайлс вошел в отсек и увидел Капитана. Она сидела перед одной из контрольных панелей управления. Не вставая с места, она развернула свое кресло, чтобы быть к нему лицом.
– Капитан, – сказал Джайлс, – не сообщите ли вы мне, сколько времени еще пройдет до посадки на планете?
– До Белбена мы доберемся за сто восемь корабельных дней или чуть меньше того.
– Ясно, – сказал Джайлс. – Это довольно долго.
– Столько на это нужно времени, – произнесла Капитан. Человеческое ухо не способно различать альбенаретские интонации. Но все же на этот раз Джайлс почувствовал некую отчужденность, словно Капитан увеличила дистанцию между нею и всеми, кто находился на борту.
– Насколько я понимаю, более подходящего места назначения нет? – спросил Джайлс.
– Нет никакого другого.
– Прошу вас выслушать меня, – сказал Джайлс. У него было чувство, будто он идет по полю, начиненному капканами и минами, причем он не может их не только обнаружить, но даже вообразить. То, что он намеревался сказать, было вторжением в опасную зону чужих чувств и совести. – В мире под названием 20 В-40 есть шахтерская колония людей и там же, если судить по нашим лоциям, альбенаретская космическая станция. Я, разумеется, ничего не понимаю в навигации, мне доводилось управлять только своим маленьким космокатером в пределах Солнечной системы; и все же, если не ошибаюсь, в настоящее время расстояние от нас до 20 В-40 вдвое короче, чем до Белбена.
– Возможно, – сказала Капитан. – Тем не менее место назначения – Белбен.
– Но почему, если 20 В-40 ближе?
– Белбен с самого начала был местом нашего назначения. Мой корабль гибнет, но доставить пассажиров для меня дело чести.
– Сто восемь дней – это очень долго, и мои люди не выживут в этих условиях.
– Выжить? – произнесла Капитан. – Ах да, я и забыла, что вы, люди, не имеющие понятия о Пути и Вратах, дрожите и спасаетесь бегством при одной мысли о Переходе. Но это касается только вас самих. Мой долг – доставить вас, а живыми или мертвыми – мне безразлично.
– А мне нет, – сказал Джайлс. – Я несу ответственность за жизни моих соплеменников. И я прошу доставить нас на 20 В-40.
– Нет, – объявила она. И закрыла глаза, словно очень устала. – Я не могу больше позволить никаких отклонений от Пути.
– Капитан, – медленно проговорил Джайлс. – Я принадлежу к роду Стилов, а Стилы очень богаты, причем частью этого богатства я могу распоряжаться по своему усмотрению. Если вы повернете корабль в сторону 20 В-40, я обещаю – а обещание человека, рожденного в семье Эделей, равносильно подписанному контракту, – что заплачу вам столько, сколько необходимо, чтобы построить для вас другой корабль, точно такой же, как тот, что вы потеряли. Или же заплачу сначала вашим соплеменникам, чтобы они построили такой корабль, а затем подарю его вам. Таким образом, вы ничего не потеряете.
Капитан открыла глаза и мгновение разглядывала его.
– Но я все равно потеряю, – сказала она. – Вы принадлежите к иной цивилизации и не поймете. Вся команда, а теперь, когда скончался Инженер, и все офицеры были награждены смертью при гибели моего корабля. Новый корабль сам по себе для меня ничего не значит. Он лишь развлечет меня. Но если я приму его, это будет оскорблением чести моей команды и офицеров, ныне прошедших через следующие Врата, – ведь они не могут принять его вместе со мной.
Она замолчала. Джайлс молча стоял перед ней, ощущая, как уходит последняя надежда. Он предлагал целое состояние и никак не ожидал, что оно может быть отвергнуто.
– Вы правы, Капитан, – сказал он медленно. – Я не понимаю. Но я хотел бы понять. Может, если я пойму, мы найдем и другие возможности для взаимопонимания.
– Нет, – ответила Капитан. – Я ничего не обязана вам объяснять, а вы – понимать.
– Не могу с вами согласиться, – сказал Джайлс. – Я всегда считал, что альбенаретцев и людей связывают не только торговля и космонавтика. Понимать друг друга – не только наш долг, но и необходимость и как отдельных личностей, и как представителей разных цивилизаций.
– Ваша точка зрения лишена смысла, – сказала Капитан. – То, о чем вы говорите, попросту невозможно. Вы не с Альбенарета, то есть не принадлежите к народу. Значит, вам не дано понять образ мыслей народа, какие бы усилия я или кто-либо другой для этого ни прикладывал.
– Полагаю, – возразил Джайлс, – что ваши слова не вполне справедливы. Мне кажется, это ваше личное мнение, и только, и ошибаетесь вы, а не я. Я же прошу вас лишь сделать попытку.
– Нет, – ответила Капитан. – Для этой попытки требуются силы. Мои же силы сейчас ограниченны. Я не стану тратить их впустую.
– Но это же не впустую, – настаивал Джайлс. – Это крайне важно для вас и для вашей чести. И для меня и моей чести. Важно с точки зрения жизни моих арбайтов. И для ваших соплеменников, и для моих, ведь обе цивилизации могут захиреть, если не будет найден новый способ взаимопонимания.
Капитан опять закрыла глаза.
– Не стоит больше обсуждать это, – сказала она. – О чем еще вы хотели поговорить со мной?
– На борту сейчас больше побегов иб и плодов, чем нужно для такой немногочисленной группы, – заговорил он. – Во время ухода Инженера свет горел не так ярко, как раньше. Моим людям было бы легче выносить это путешествие, если бы свет регулярно и на короткие периоды приглушался. Ведь лоза иб и при снижении освещения сможет снабжать нас достаточным количеством еды.
– Свет должен остаться, – ответила Капитан, не открывая глаз. – Все должно остаться в неизменном виде, пока мы не доберемся до места назначения. А теперь, человек из рода Эделей, я устала от разговоров и хочу остаться одна.
– Очень хорошо, – сказал Джайлс. – Я больше не буду говорить с вами – сейчас.
Он вернулся к своей койке. Сел, мысли его путались. Ведь существует же какой-то способ убедить Капитана изменить направление, чтобы приземлиться в ближайшем мире. Вдруг он заметил, что на его койке сидит Хэм и молча наблюдает за ним.
– Что ты тут сидишь! – воскликнул Джайлс, раздраженный молчанием и пристальным взглядом великана. – Займись чем-нибудь! Иди поговори с другими! Если ты будешь торчать тут в одиночестве, они не примут тебя к себе!
Не произнеся ни слова, Хэм встал и побрел через проход в переборке в среднюю секцию корабля, к арбайтам.
– И вы, все прочие, тоже отправляйтесь туда! – прибавил Джайлс, повышая голос. – Хэм один из вас, и я хочу, чтобы вы относились к нему так же, как к остальным. Запомните это!
Он почувствовал слабый, но болезненный укол в душе – он сознавал, что переносит на арбайтов свое раздражение, но заставил себя отбросить эту мысль. Вытянувшись на койке, он прикрыл глаза рукой, чтобы защитить их от непрерывных потоков света, льющихся с потолка. Может быть, если он поспит, он придумает, как переубедить Капитана.
Когда он проснулся, арбайтов за переборкой не было слышно, и все же ему показалось, что его разбудил какой-то шум. Он прислушался. За переборкой словно кто-то пытался вздохнуть и не мог.
Он молча сел, подобрав ноги. Отсюда ему были видны койки в среднем отсеке корабля, но звук шел не оттуда и не из-за дальней переборки, где спали Фрэнко и Ди.
Не понимая, в чем дело, Джайлс продолжал прислушиваться. Звук доносился с койки, которая, как и его собственная, была разложена в носовой части корабля.
На ней лежал Хэм, прижав к лицу кулаки; его большое тело скрючилось на длинной и узковатой для него постели. Джайлс молча подошел к изголовью.
Большой арбайт рыдал. Лицо он прикрывал громадными ручищами, а часть покрывала, застилавшего койку, засунул в рот, чтобы заглушить плач. Из его сомкнутых глаз струились слезы.
Джайлс нахмурился.
– Хэм, – сказал он тихо.
Великан не отвечал.
– Хэм! – повторил Джайлс так же тихо, но настойчиво.
Глаза Хэма открылись и уставились на Джайлса не то с удивлением, не то с испугом.
– В чем дело, Хэм? – спросил Джайлс.
Хэм мотнул головой, по щекам его катились слезы.
Какое-то время Джайлс смотрел на него в полном замешательстве. Потом сел на пол рядом с его койкой, чтобы приблизить губы к уху арбайта и говорить совсем тихо.
– Ну вот, Хэм, – сказал он мягко. – Теперь можешь рассказать мне, в чем дело.
Хэм снова замотал головой.
– Нет, можешь, – проговорил Джайлс, и в его ласковом голосе послышалось напряжение. – Что-то тревожит тебя. Что именно?
Хэм постарался подавить рыдания и наконец, вытащив изо рта тряпку, пробормотал одно едва слышное слово:
– Ничего…
– Не может быть, – сказал ему Джайлс. – Взгляни на себя. Ну-ка, говори, что тебя тревожит? Или кто? Отвечай.
– Я болен, – шепнул Хэм.
– Болен? Чем? Какая у тебя болезнь?
Но Хэм снова засунул в рот тряпку и молчал.
– Хэм, – все еще мягко сказал Джайлс, – когда я задаю тебе вопрос, я хочу, чтобы ты мне ответил. Что у тебя болит – живот?
Хэм отрицательно покачал головой.
– Тогда что же? Рука? Нога? Голова?
На все предположения Хэм отвечал тем же покачиванием головы.
– Что это за болезнь? – требовательно спросил Джайлс. – Ты ощущаешь боль в каком-то определенном месте?
Хэм снова потряс головой. Потом закрыл глаза и кивнул. Слезы полились с новой силой.
– Ну так как же? – настаивал Джайлс.
Хэм вздрогнул. Не открывая глаз, он вытащил ткань изо рта.
– Да, – прошептал он.
– Что да? Что болит? Голова? Руки? Ноги? Что?
Хэм молча, как прежде, качал головой. Джайлс с трудом подавил нарастающее раздражение. Хэм не виноват, что не способен ничего объяснить. Искать слова должен не этот великан арбайт с его ограниченным запасом слов, а он, человек из рода Эделей, наделенный возможностью объяснять.
– Скажи мне, если можешь, Хэм, – сказал Джайлс. – Когда это началось? Сразу после того, как мы перебрались в спасательный корабль? Или несколько часов назад? Или ты плохо себя почувствовал на большом космическом лайнере?
И наконец из обрывков разорванных фраз начала складываться картина. Хэм не хотел вербоваться для работы во внешних мирах. Как понял Джайлс, причиной тому были его статус и цель жизни на Земле. Джайлс только теперь задумался о них по-настоящему.
Арбайтов вроде Хэма взращивали, специально предназначая для тяжелой физической работы. Они были, по сути, особым видом, существующим отдельно от прочих групп рабочего класса. Чтобы они не разочаровались в своей работе, относительно простой и монотонной, на них распространялся генный контроль. С его помощью формировался низкий уровень интеллекта и склонность к покорности. Формально они были, разумеется, свободны, как и другие арбайты. Иногда кому-нибудь из них удавалось даже вырваться из рабочих казарм и завязать постоянные семейные отношения с нормальной женщиной из числа арбайтов, но такие случаи были редки.
В социальном отношении они были беспомощны. Большинство из них проживали свою сравнительно короткую жизнь в обществе сотоварищей, они были более других подвержены болезням, особенно пневмонии, и редко кто из обитателей казарм доживал до тридцати пяти лет.
И Хэму казармы заменяли весь мир, а Джейз, друг, с которым они пили пиво, был для него чем-то вроде семьи. Зачатый в пробирке, выращенный в среде таких же, как он, мальчиков с низким уровнем интеллекта, отправленный в казармы в возрасте тринадцати лет, сразу после достижения зрелости, Хэм был психологически совершенно не готов к тому, чтобы отправиться за много световых лет от дома в компании превосходящих его арбайтов. У Хэма было отнято все, что было для него привычным. Никогда ему уже не вернуться в казарму, где живут его старые друзья. Не доведется ему больше участвовать в дружеских пирушках и столь же дружеских потасовках, в шутках и розыгрышах, не удастся радоваться работе вместе с товарищами. И самое главное, он больше никогда не увидит Джейза.
Потребовалось какое-то время, прежде чем Джайлсу удалось связать воедино бессвязный, прерывистый шепот великана. И тогда ему открылись изъяны в тех сведениях о низшем классе арбайтов, которые он, как и все прочие, принимал на веру, не задумываясь. Предполагалось, что люди типа Хэма в силу своего невежества всегда неизменно жизнерадостны, неизменно храбры, поскольку им не хватает ума и они никогда не сомневаются в себе. Их размеры и сила внушают им равнодушие к мнению других, более слабых и более умных представителей рода человеческого.
Теперь он понял, что все это неправда. Однако и новое понимание, чувствовал он, еще не раскрывает всей проблемы. Хэма мучило нечто большее, чем несоответствие его натуры тому, что думают о нем другие. Джайлс продолжал задавать арбайту ласковые, но настойчивые вопросы и в конце концов доискался до более глубоких вещей.
Для Хэма чрезвычайно важен был его сотоварищ Джейз. При этом он размышлял о нем в такой детской манере, что оказывалось совершенно несущественным, были ли отношения, которые Хэм пытался описать, гомосексуальными. Суть в том, что никто никогда не любил Хэма – ни мать, ни отец, ни брат, ни девушка. Только Джейз. А Хэм любил Джейза. Двенадцать лет, проведенных в казармах, они составляли друг другу компанию за пивом. Это, в сущности, означало, что всегда после окончания работы они выпивали вместе.
А затем Хэма внезапно забрали и отправили на корабле в какую-то колонию в чужом мире, и вряд ли там найдется хотя бы один такой же арбайт, как он. Он даже не мог написать Джейзу, это было бы для него слишком сложной творческой задачей – написать нечто большее, чем бесстрастный текст, содержащий простейшие фактические сведения.
И вот, переживая потерю, Хэм все глубже погружался в свое горе, о котором не подозревал никто вокруг. Он не умел обозначить эту терзавшую его боль, но Джайлс, понемногу заполняя пробелы в горестном повествовании Хэма, понял причины ее.
Дело было в том, что Хэм, у которого украли Джейза, отчаянно нуждался в ком-нибудь, к кому он мог бы привязаться. И бессознательно в конце концов привязался к Джайлсу. Джайлс, единственный среди инопланетян и арбайтов высшей касты, составляющих теперь среду Хэма, был крупным сильным мужчиной и обладал признаками, которые Хэм привык связывать с собственными товарищами.
И этой реакции не приходилось особенно удивляться, размышлял Джайлс. Он сопоставил свою жизнь с жизнью Хэма. Они находились на противоположных концах социального спектра, однако в обоих случаях неумолимая рука обычая и власти подхватила их, сформировала по своему усмотрению и определила для них будущее, когда они были еще слишком молоды, чтобы понимать, что с ними творят. Оба были словно прокляты… Но Хэму все же оставили свободу любить – пусть даже одного из сотоварищей. Когда-то у Джайлса были близкие отношения с Полом Окой, может быть, ближе, чем с кем бы то ни было, но их нельзя было назвать сотоварищами, даже в том обыденном, рабочем смысле слова, который подразумевается в казармах Хэма.
Что же касается девушек… женщин… Джайлсу внезапно пришло в голову, что никто никогда не любил его и сам он никого не любил. Его родители были рядом, во плоти и крови, но возраст и образ жизни отдалили их от него. Братья и сестры, если бы они у него были, воспитывались раздельно и стали бы друг для друга вежливыми незнакомцами. Он не страдал от отсутствия привязанностей, которые для Хэма были главной составляющей жизни, он признавал их существование. Но для него любовь была долгом, а долг – любовью. На этом пресекались движения его души, и он не надеялся ни на что большее.
Мысли его вернулись к Хэму. Хэм бессознательно взял Джайлса за руку и держал ее в своих огромных ладонях, рыдая над ней. Хэм никогда не поймет, почему он несчастлив. И наверное, хорошо, что, привязавшись к Джайлсу, он не отдавал себе в этом отчета. Само по себе предположение, что он, Хэм, может мечтать о человеке из рода Эделей как о сотоварище, несовместимо с представлениями Хэма о жизни. Сознание его было милосердно избавлено от такой мысли. Но оставалось отчаянное желание что-нибудь сделать для Джайлса, что-нибудь большое и опасное – например, отдать жизнь за человека из рода Эделей. Он и попытался рассказать об этом Джайлсу.
– Хорошо, – сказал Джайлс. – Очень хорошо, Хэм. Я тебе очень благодарен. Как только ты мне понадобишься, я тебя позову – сразу же.
– Правда? – переспросил Хэм.
– Конечно, – ответил Джайлс. – Конечно. Пусть это тебя не беспокоит, Хэм. Все будет хорошо.
– Да? – Хэм начал успокаиваться. Он все еще плакал, но уже от облегчения и благодарности. Он не мог бы объяснить себе причину нынешних слез, как раньше не мог догадаться о причине своего несчастья. Он вцепился в руку Джайлса и рыдал.
Джайлс терпеливо сидел с ним, пока великан не уснул. Потом осторожно высвободил руку, встал и расправил затекшие конечности. От сидения на полу со скрещенными ногами все тело было в мурашках. Он решил навести справки на случай, если они все же приземлятся: где в Колонизованных мирах живут такие же арбайты, предназначенные для тяжелой работы.
Маловероятно, чтобы Хэма удалось вернуть на Землю, но хорошо бы изменить место его назначения.
Потом Джайлс лег на свою койку и прикрыл глаза. Надо все же найти способ убедить Капитана изменить курс. Если и Межгалактическая полиция считает, что Пол Ока находится в одном из Колонизованных миров, ясно, что ее люди охотятся за Полом. Время становилось существенным фактором.
Почему же офицер инопланетянин с таким упрямством настаивает на первоначальном курсе корабля? На этот вопрос не было ответа. Почему Капитан так категорически отказывалась поступить по велению разума и направить корабль в сторону ближайшей планеты? Если бы ему удалось выяснить, что движет ею…
Читать бесплатно другие книги:
