Джек Ричер, или 61 час Чайлд Ли

Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями. Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.

1

14.55. Ровно шестьдесят один час до того, как это произойдет. Адвокат приехал и поставил машину на стоянке. Свежий снег лежал дюймовым слоем, поэтому адвокат повозился еще минуту, надевая боты. Потом направился ко входу для посетителей. С севера дул резкий ветер и нес крупные хлопья снега. В шестидесяти милях отсюда была снежная буря. Об этом все время сообщало радио.

Адвокат вошел в дверь и потопал, стряхивая снег с бот. Очереди не было — в этот день посетителей не пускали. Перед ним была пустая комната с рентгеновским сканером, металлодетектором и тремя надзирателями, стоявшими без дела. Незнакомыми, но он кивнул им. Адвокат считал, что он с ними на одной стороне. Тюрьма — мир, разделенный надвое. Или ты заперт в ней, или не заперт. Они не заперты. Он тоже.

Адвокат взял серый пластиковый ящик из покосившейся стопки и положил в него пальто. Снял пиджак и положил на пальто. Вынул из брючных карманов ключи, бумажник, мобильный телефон, мелочь и все это положил на пиджак. Поднял ящик. Но понес его не к рентгену, а в другой конец комнаты, к окошку в стене. Женщина в форме забрала ящик и дала ему взамен билет с номером.

Он выпрямился перед металлодетектором — низенький, нервный мужчина без пиджака, с пустыми руками. Ни портфеля, ни блокнота, ни даже ручки. Он приехал не инструктировать клиента. Приехал получать инструкции. Не говорить, а слушать.

Надзиратели жестом показали: проходи. Зеленый свет, детектор не пискнул, но охранник все равно поводил по нему кольцом, а другой обхлопал. Третий повел его дальше в здание, через двери, которые открывались только тогда, когда закрыты предыдущая и следующая, потом по коридору с узкими поворотами, сделанными для того, чтобы не дать разбежаться бегущему, и мимо окон с толстыми зелеными стеклами, за которыми внимательные лица.

Переговорных комнат было четыре. Каждая представляла собой бетонный куб без окон, перегороженный стойкой на уровне пояса, с пуленепробиваемым стеклом над ней. Над стойкой горели лампы в сетках. Стекло было толстое и состояло из трех частей, заходящих одна за другую, так что получались две боковые щели для голоса. В среднем стекле была прорезь для документов. Как в банке. В каждой половине комнаты был свой стул и своя дверь. Полная симметрия. В одну дверь входил адвокат, в другую — заключенный. После оба уходили, кому куда положено.

Надзиратель открыл дверь и шагнул в комнату. Потом отступил в сторону и пропустил адвоката. Адвокат вошел и подождал, когда надзиратель выйдет и закроет за собой дверь. Он сел и посмотрел на часы. Он опоздал на восемь минут. Еще через восемь минут в стене за стеклом открылась другая дверь. Вошел другой надзиратель, осмотрел комнату, вышел, и вместо него, шаркая, вошел заключенный. Клиент адвоката. Белый, чудовищно толстый и совершенно безволосый. Он был одет в оранжевый тюремный комбинезон. Цепи на его запястьях и щиколотках выглядели ювелирными украшениями. Глаза у него были тусклые, на лице — тупая покорность.

Дверь в стене закрылась.

Заключенный сел.

Адвокат подтащил стул ближе к стойке.

Заключенный сделал то же.

Симметрично.

— Извините, что опоздал, — сказал адвокат.

Заключенный не ответил.

— Как дела? — спросил адвокат.

Заключенный не ответил. Адвокат замолчал. В комнате было жарко. Через минуту заключенный заговорил, вспоминая заученные фразы и абзацы инструкции. Время от времени адвокат просил его: «Чуть медленнее». Собеседник делал паузу, потом начинал снова, с начала предыдущей фразы, не меняя темпа и все тем же монотонным голосом.

Адвокат слушал очень внимательно, сосредоточившись на самом процессе запоминания, и все-таки какой-то уголок сознания насчитал четырнадцать потенциальных нарушений закона в полученной инструкции. Заключенный кончил и спросил:

— Все понял?

Адвокат кивнул, и собеседник его погрузился в воловью апатию. Время для заключенных ничего не значит.

Без пяти четыре. Осталось шестьдесят часов.

За дверью адвоката ждал тот же надзиратель. Через две минуты, полностью одетый, со всеми своими вещами в карманах, он был уже на стоянке. Снег пошел гуще, мороз усилился. Темнело — быстро и рано. Адвокат посидел, прогревая мотор; дворники на ветровом стекле отгребали снег влево и вправо. Он тронулся к выезду — сетчатые ворота, остановка, досмотр багажника, а потом длинная прямая дорога через город к шоссе.

Четырнадцать преступных предложений. Фактически четырнадцать преступлений, если он передаст эти предложения и их осуществят — а осуществят непременно. Или пятнадцать преступлений, потому что он сам будет соучастником преступного сговора. Или двадцать восемь, если прокурор истолкует каждый пункт как два отдельных сговора — а это вполне возможно. Двадцать восемь дорожек к позору, бесчестью, суду, приговору и тюрьме.

Адвокат проехал по развязке и пристроился в правом ряду. Валил снег. Машин было немного. Держа руль одной рукой, он вынул мобильник. У него было три варианта действий. Первый — не делать ничего. Второй — набрать номер, который ему велели набрать. Третий — набрать номер, который на самом деле нужно набрать, 911, и сразу же — номер местной полиции, дорожного патруля, ассоциации адвокатов и, наконец, своего адвоката.

Он выбрал второй вариант — он с самого начала знал, что так и поступит. Первый ничего не давал, его все равно найдут — и скоро. Третий означал смерть — после многочасовых мучений. Адвокат был маленький нервный человек. Никакой не герой.

Он набрал номер, который ему велели набрать. Поднес телефон к уху, что во многих штатах было бы двадцать девятым преступлением. Но не в Южной Дакоте. Пока еще.

Ему ответил голос, который он слышал до этого четыре раза:

— Вываливай, приятель. — В голосе слышалась улыбка жестокого веселья, как будто его обладатель наслаждался полной своей властью и тяжелым страхом, отвращением собеседника.

Адвокат сглотнул и заговорил, воспроизводя фразы и пункты инструкции в точности так, как они ему были переданы. Заговорил он за семь миль и за семь минут до моста. Мост не очень походил на мост. Дорожное полотно шло ровно, но земля вокруг уходила вниз широкой мелкой балкой. Почти весь год балка оставалась сухой, но через пять месяцев, весной, по ней хлынет талая вода. Дорожники выровняли балку и уложили под мостом сорок громадных бетонных труб, чтобы раз в год опоры моста не подмывало. Весной система себя оправдывала. Недостаток ее проявлялся зимой. Поэтому строители поставили с обеих сторон предупреждение: «НА МОСТУ ГОЛОЛЕД».

Адвокат ехал и говорил. На седьмой минуте разговора он подошел к самому вопиющему и жестокому предложению из всех четырнадцати. Он повторил его точно так, как услышал в тюрьме, — монотонно и без эмоций. На другом конце раздался смех, заставивший адвоката вздрогнуть. Рука на руле дернулась.

Передние колеса заскользили по льду моста, он стал неловко подруливать, и машину занесло — раз, другой, третий. Он пересек все три полосы. Увидел сквозь снег автобус, движущийся навстречу. Большой. Белый. Он ехал прямо на него. В голове мелькнула мысль, что столкновение неизбежно. Разум поправил: нет, времени и места между ним и встречным достаточно, и вдобавок между ними два металлических отбойника. Он расслабил руку на руле, выровнялся, и автобус пронесся мимо. Адвокат выдохнул.

— Что там? — спросил голос в телефоне.

— Занесло, — сказал адвокат.

— Кончай доклад, жопа, — сказал голос.

Адвокат опять сглотнул и продолжал говорить.

Водитель белого автобуса, ехавшего навстречу, провел за баранкой двенадцать лет. Он был опытный и умелый водитель. От расписания он сейчас не отставал. И не превышал скорость.

Но он устал.

Уже почти два часа он вглядывался в сплошную снежную пелену. Ярдов за сто он увидел автомобиль, который летел, виляя, ему навстречу. Из-за усталости реакция его запоздала на долю секунду. А потом занемевшее от неподвижности тело среагировало слишком сильно. Он дернул руль. Слишком сильно — и поздно. И вообще напрасно. Встречный автомобиль выровнялся и был уже позади, когда автобус стал отворачивать. Вернее, попытался. Как раз когда водитель крутанул руль, передние колеса въехали на обледенелый мост. Они потеряли сцепление с дорогой. Основной вес располагался в задней части автобуса — мотор с большим чугунным блоком цилиндров. Бак с водой. Туалет. Автобус превратился как бы в горизонтальный маятник с грузом сзади. Хвост повело вперед, в сторону. Не сильно. Всего на несколько градусов. Водитель пытался выровнять машину, но передние колеса не держались за дорогу.

Водитель боролся с непослушной махиной на протяжении трехсот ярдов. Двенадцать долгих секунд он поворачивал руль влево, вправо, пытаясь прекратить виляние. Но громадный маятник все увеличивал амплитуду. НА МОСТУ ГОЛОЛЕД. Автобус проехал над последней бетонной трубой, передние колеса снова поймали дорогу, но сейчас они были повернуты в сторону твердой обочины, и автобус повернул туда. Водитель нажал на тормоз. Автобус поехал наискось. Он замедлил ход. Но недостаточно.

Передние колеса проехали по гофрированной полосе, пересекли твердую обочину и съехали с асфальта в мелкий кювет. Днище проскребло десять футов по краю кювета, и автобус остановился в наклонном положении: передняя треть в канаве, задние две трети на обочине, причем моторный отсек торчал над первой полосой. Мотор заглох, слышалось только шипение разогретых деталей на снегу, выдох пневматических тормозов да крики пассажиров, смолкшие через пару секунд. За исключением одного человека, пассажиры представляли собой однородную группу. Двадцать стариков и старух и более молодой мужчина в салоне, вмещавшем сорок пассажиров. Двенадцать были вдовы. Остальные восемь — супружеские пары. Все — из Сиэтла, прихожане одной церкви. Это была туристическая поездка. Они повидали Городок в Прерии.[1] Теперь их ожидала долгая дорога на запад, к горе Рашмор. С заездом в географический центр Соединенных Штатов. По дороге они посетят национальные парки. Маршрут интересный, но неподходящее время года. Зима в Южной Дакоте известна своей негостеприимностью. Отсюда пятидесятипроцентная скидка на билеты.

Посторонний пассажир был мужчина, по крайней мере на тридцать лет моложе самого младшего из группы. Он сидел отдельно, сзади, за три ряда от последних стариков. В автобус он сел сегодня, во время остановки для отдыха, к востоку от городка под названием Кавур. Он просто сел в автобус. Кто-то видел, как он разговаривал перед этим с водителем и, кажется, платил.

Его сочли приятным попутчиком. Он был спокоен и вежлив. На фут выше любого из пассажиров и, по видимости, очень силен. Не красавец, не кинозвезда, но и не урод. Похож на спортсмена, недавно завершившего карьеру. Он был в мятой рубашке навыпуск и парусиновой куртке с подкладкой. Без сумки, что странно. Вдовы, что посмелее, пробовали завязать с ним разговор, но большую часть поездки он проспал и на попытки заговорить с ним отвечал вежливо, но лаконично.

Имя его они все-таки узнали. Один из мужчин по дороге из туалета представился ему. Высокий незнакомец посмотрел на него и секунду помолчал. Потом пожал протянутую руку и сказал:

— Джек Ричер.

Ричер проснулся, когда автобус занесло и он ударился головой об окно. Секунду после этого он оценивал ситуацию. Снег, лед, приличная скорость, движение редкое. Врежемся в разделительный отбойник или свалимся с обочины. В худшем случае перевернемся. Его больше беспокоили последствия. Двадцать потрясенных стариков, может быть, раненых, с порезами, переломами, застрявших в пургу, неизвестно за сколько миль от жилья.

Следующие одиннадцать с половиной секунд он просто держался, мягко сопротивляясь инерции, бросавшей его из стороны в сторону. Он сидел позади всех, и здесь заносы ощущались сильнее. Впереди амплитуда была меньше, и это не так чувствовалось. Но там сидели дряхлые люди. Он видел, как их головы мотаются из стороны в сторону. Водителя тоже качало. Автобус с удобствами — неповоротливая машина. Выбирай свой транспорт осмотрительно. Он был в Маршалле, Миннесота, он уже не помнил, по какой причине. Там его посадил к себе человек, направлявшийся на запад, в Гурон, Южная Дакота. Почему-то он не захотел везти Ричера до конца и высадил его на остановке около Кавура. Весьма некстати, потому что Кавур не назовешь оживленным транспортным узлом. Однако после двух чашек кофе появился сорокаместный белый туристический автобус, а вышли из него всего двадцать пассажиров, и это означало, что есть свободные места. Водитель, похоже, был человек простой, и Ричер подошел к делу просто. «За двадцать долларов довезете до Рапид-Сити?» Шофер запросил сорок, и сошлись на тридцати. Ричер сел в автобус и весь день ехал с комфортом. Комфорт обеспечили мягкие пружины и спокойный стиль вождения, но сейчас и от того, и от другого толку было мало.

Впрочем, на восьмой секунде к Ричеру вернулся оптимизм. Автобус сбавил ход. Если сзади на них не налетят, они остановятся, может быть, боком или даже задом наперед, но не перевернутся и смогут ехать дальше. Но тут он почувствовал, что передние колеса перестали скользить, и теперь они съезжали с дороги. Водитель тормозил как мог, под днищем заскрежетало, и они остановились, частью в канаве, частью на полотне, и все бы хорошо, только зад их остался на проезжей части, что было не так хорошо, и все механические звуки прекратились, словно автобус умер. И это было совсем не хорошо.

Ричер посмотрел назад и не увидел приближающихся фар. Тогда он встал и пошел к шоферу.

— Хорошо сработали, — сказал он.

— Спасибо, — кивнул водитель.

— Из кювета нас вытащите? — сказал Ричер.

— Не знаю. Наверное, нет.

— Ладно. Файеры у вас есть? А то зад торчит на дороге.

Водитель ответил не сразу. Еще не опомнился. Потом он наклонился, открыл ящик возле ног и нашел три предупредительных файера. Ричер взял их у него и спросил:

— Аптечка есть?

Шофер опять кивнул.

Ричер сказал:

— Посмотрите, у кого там порезы и ушибы, посоветуйте перейти вперед. Если на нас налетят, то на хвост.

Шофер кивнул в третий раз. Он достал аптечку и встал.

— Сперва откройте дверь, — сказал Ричер.

Шофер нажал на кнопку. Дверь с шипением открылась. В автобус ворвался ледяной ветер и вихрь снега. Настоящий буран.

— Закройте за мной. Берегите тепло, — сказал Ричер.

Он спрыгнул в кювет и по снегу и застывшей грязи выбрался на обочину. С обочины — на асфальт и быстро пошел мимо автобуса в ту сторону, откуда они ехали. Извилистый след. Тридцать шагов, тридцать ярдов. Тридцать ярдов в секунду — это около шестидесяти миль в час, и найдутся ненормальные, которые поедут с такой скоростью даже в метель. Он нагнулся и воткнул штырь файера в асфальт. Малиновый огонь зажегся автоматически. Он пробежал еще тридцать шагов. Воткнул второй файер. Еще тридцать — и третий, закончив предупредительную цепочку. Три секунды, две, одна — объезжай.

Потом он побежал обратно и забарабанил в дверь автобуса, чтобы шофер прервал медицинское обследование и открыл ему. Ричер влез внутрь. Лицо у него онемело. Ноги замерзли. А в автобусе уже холодало. Он сказал:

— Надо включить мотор, чтобы печки работали.

— Не могу. Топливопровод мог порваться, — ответил шофер.

— Я снаружи запаха не почувствовал, — сказал Ричер.

— Не могу рисковать. Все пока живы. Я не хочу их сжечь.

— Хотите заморозить до смерти?

— Берите аптечку. Я попробую позвонить.

Ричер пошел назад, осматривать стариков. Шофер обработал первые два ряда. Это было заметно. У четверых, сидевших возле окон, были пластыри на ссадинах от металлических рам.

Первый перелом был в третьем ряду. Худенькая старушка. Она наклонилась вправо, а автобус крутануло влево, и она ударилось плечом об окно. От удара у нее сломалась ключица. Ричер понял это по тому, как она поддерживала руку другой рукой. Он сказал:

— Мэм, можно мне посмотреть плечо?

— Вы не врач, — сказала она.

— Я прошел подготовку в армии.

— Вы были медиком?

— Я служил в военной полиции. Мы прошли медицинскую подготовку.

Она повернула к нему торс. Это означало согласие. Он пощупал пальцами ее ключицу сквозь блузку. Кость треснула посередине. Закрытый перелом.

— Плохо? — спросила она.

— Нет, — сказал Ричер. — Ключица, она как предохранитель в электросети. Ломается, чтобы не повредились плечо и шея. Срастается быстро.

Он двинулся дальше. В пятом ряду был перелом запястья. И в общей сложности тринадцать ссадин, много мелких ушибов и всеобщий шок. Температура в салоне стремительно падала.

Ричер перешел в голову автобуса. Водитель сидел с открытым мобильником в правой руке. Он сказал:

— Дело дрянь. Я позвонил 911. Дорожные патрули в ста милях к северу от нас и в ста к востоку. Идут два циклона. Один из Канады, другой с Великих озер. Кругом кавардак. Это шоссе перекрыто сзади. И впереди.

— Где мы?

— Джи-пи-эс показывает городок поблизости. Называется Болтон. Миль двадцать до него. Но маленький. Точка на карте.

— Вы можете вызвать резервный автобус?

— Я еду из Сиэтла. Вышлют, когда кончится снегопад.

— В Болтоне есть полицейское отделение?

— Сейчас жду звонка.

— Может, у них есть эвакуаторы?

— Наверняка есть. По крайней мере один. Может быть на заправочной станции. Годится для перевозки пикапов. Вряд ли для машин такого размера. Дорожный патруль нас не бросит. Приедут.

— Как вас зовут? — спросил Ричер.

— Джей Нокс.

— Мистер Нокс, подумайте сами. Дорожный патруль в двух часах от нас, при такой погоде. Нам надо пересесть. Потому что через час этот автобус превратится в холодильник. Через два часа наши старички перемрут как мухи.

Зазвонил телефон Нокса. Он ответил, лицо его посветлело. Потом снова омрачилось.

— Спасибо, — сказал он и, закрыв телефон, повернулся к Ричеру: — В Болтоне есть полицейское отделение. Они пошлют человека, но у них там свои проблемы, и это потребует времени.

— Сколько?

— По крайней мере час.

— Надо завести мотор.

— Не знаю. Боюсь, не загоримся ли.

— Солярка не так легко воспламеняется, как бензин. Ничего лучше нам не придумать. А делать что-то надо.

Нокс пожал плечами и нажал кнопку стартера. Стартер заработал, застучал мотор, но через минуту замер.

Нокс снова нажал на кнопку стартера. Ричер услышал, как проворачивается мотор, тяжело, неохотно. И все.

— Наверное, топливопровод пережало. Выгорело все, что в трубке, а больше ничего не поступает, — сказал Нокс.

— Позвоните еще раз в полицию Болтона, — сказал Ричер.

Нокс стал звонить, а Ричер вернулся к пассажирам. Он поснимал пальто с верхних полок и сказал старикам, чтобы они оделись. Шапки, перчатки, шарфы — все, что есть.

У самого него ничего не было. Только то, в чем он стоял, а то, в чем он стоял, уже промокло и не грело. Он дрожал. Жизнь без багажа имеет много преимуществ. Но и недостатков тоже.

Он вернулся к креслу Нокса. Дверь пропускала воздух. Спереди в автобусе было холоднее, чем сзади. Он сказал:

— Ну?

— Я им описал ситуацию. Сказали, что-нибудь придумают.

Ричер поежился. Он прошел в конец салона, сел на пол и прижался спиной к стенке моторного отсека.

16.55. Осталось пятьдесят девять часов.

2

Через сорок пять минут адвокат подъехал к дому. Он нажал кнопку на пульте, мотор поднял ворота, и он въехал в гараж. Дверь опустилась. Адвокат постоял перед дверью, чтобы немного успокоиться. Потом вошел в теплую кухню и поздоровался с домочадцами так, словно это был самый обычный день.

В 17.40 в автобусе было темно и морозно; Ричер крепко обнимал себя и дрожал. Впереди двадцать стариков и шофер Нокс были заняты тем же самым. За окнами автобуса простиралась серая пустыня. Бураны шли с севера и с востока.

Потом среди серой равнины — слабый свет, белые огоньки и красные, синие. К ним подъехала полицейская машина.

Прошла долгая минута, и в двери появился полицейский. На нем были сапоги, непромокаемые брюки, парка и меховая шапка. Высокий, худой, с морщинками возле голубых глаз. Он сказал, что его зовут Эндрю Питерсон и что он заместитель начальника болтонской полиции. Потом он снял перчатки и двинулся по проходу, пожимая руки и представляясь каждому, чтобы произвести впечатление прямого простецкого малого из глубинки. Но Ричер наблюдал за этими голубыми глазами в морщинках и думал, что на уме у Питерсона не только помощь попавшим в аварию.

Он еще больше утвердился в этой мысли, когда Питерсон начал задавать вопросы. Кто они такие? Откуда они? Откуда выехали сегодня? Куда сегодня направлялись? У них забронирована впереди гостиница? Для Нокса и двадцати стариков — легкие вопросы. Да, у них зарезервирован мотель около горы Рашмор, тринадцать номеров — для четырех супружеских пар, два для тех, кто хотят жить по двое, плюс четыре одиночных и один для Нокса.

Информация точная, но едва ли необходимая в нынешних обстоятельствах. Питерсон попросил Нокса показать соответствующие бумаги. Потом он обратился к Ричеру:

— Сэр, я Эндрю Питерсон, заместитель начальника болтонской полиции. Не откажете сообщить мне, кто вы?

Ричер определил Питерсона как бывшего примерного ученика, который хорошо окончил школу и остался служить городу. Сведущ в местных делах, хуже ориентируется в прочих.

— Сэр? — повторил Питерсон.

Ричер назвался. Питерсон спросил, едет ли он в группе. Ричер сказал: нет. Тогда Питерсон спросил, почему он в этом автобусе. Ричер ответил, что он едет на запад из Миннесоты.

— Вы подсели к туристам?

— Я заплатил.

Питерсон посмотрел на Нокса, и Нокс кивнул.

— Вы в отпуске? — Питерсон снова повернулся к Ричеру.

— Нет, — сказал Ричер.

— В таком случае какова цель вашей поездки?

— Моя цель не имеет значения. Все это вообще не имеет значения. Все произошло неожиданно. Мы не имеем никакого отношения к тому, что вас интересует.

Питерсон посмотрел на Ричера долгим пристальным взглядом.

— Что случилось с автобусом?

— Гололед, я думаю, — сказал Ричер. — Я в это время спал.

— Встречную машину несло на нашу полосу. Я дернулся, — сказал Нокс. Тон у него был слегка виноватый.

Питерсон поглядел на него с сочувствием.

— Да, если дернешься, всегда так бывает.

— Надо увезти этих людей, — сказал Ричер. — Они тут замерзнут насмерть. Я тоже.

Питерсон кивнул и громко сказал:

— Послушайте, друзья. Мы отвезем вас в город и позаботимся о вас. Дамы со сломанной ключицей и запястьем поедут в моей машине. А за остальными сейчас придет другой транспорт.

Пострадавшие женщины сами не могли сойти в кювет, поэтому Питерсон вынес одну, а Ричер — другую. Когда Питерсон уехал, Ричер вернулся к автобусу. Нокс впустил его, они остановились в проходе и уставились в темноту, ожидая обещанного транспорта.

17.55. Осталось пятьдесят восемь часов.

Прислали за ними школьный автобус, но не совсем школьный. Действительно, стандартный «Блю берд», обычного размера, обычных пропорций, но серый, а не желтый, с толстой металлической сеткой и надписью на бортах: «ОТДЕЛ ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ», выполненной по трафарету.

— Лучше, чем ничего, — сказал Нокс.

— Я бы и в катафалке поехал, если там печка.

Тюремный автобус остановился так, что его дверь оказалась напротив середины туристского автобуса. Ричер понял почему. В их автобусе был аварийный выход. Питерсон разглядел кювет и пассажиров, принял разумное решение и предупредил шофера.

Нокс и Ричер помогли старикам пересесть в тюремный автобус. Он был новый, но отнюдь не комфортабельный. Пассажирский салон отделяла от шофера стальная решетка. Сиденья были жесткие, и сетка на окнах не радовала глаз. Но было тепло.

Когда пассажиры расселись, Ричер и Нокс снова вышли на мороз и перенесли вещи туристов из багажника. Чемоданы заняли все свободные сиденья и большую часть прохода.

В окна автобуса бился ветер, но на колесах автобуса были цепи, и езда была спокойной. Через семь миль они свернули с шоссе на прямую двухполосную дорогу. Проехали мимо щита с надписью: «ВПЕРЕДИ ТЮРЬМА. НЕ ПОДСАЖИВАЙТЕ ПОПУТЧИКОВ». Щит был новенький, со светоотражающей краской.

Через минуту возник неизбежный вопрос. Женщина на переднем сиденье, немного стесняясь, спросила:

— Нас не в тюрьму везут?

— Нет, мэм, — сказал Ричер. — Скорее всего, в мотель.

Десять миль дорога шла прямо. Белый снег вихрился в лучах фар. Они миновали знак: «ГОРОД БОЛТОН. НАС. 12 261». Не просто точка на карте. Показался уличный фонарь. Потом полицейский автомобиль, поставленный боком поперек переулка и преграждавший дорогу. На его крыше лениво вертелся красный маячок. Следы шин наполовину засыпало свежим снегом.

Постукивая цепями, автобус проехал еще четверть мили, и Ричер увидел освещенную вывеску: «ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ БОЛТОНА». Большая стоянка была наполовину заполнена частными машинами. По виду приехавшими недавно. Свежие следы шин, чистые лобовые стекла, растаявший снег на капотах. Автобус проехал мимо них и остановился напротив входа. Шофер открыл дверь, а из здания вышел человек в полицейской парке. Ричер и Нокс стали носить чемоданы из автобуса в полицию. Потом туда перешли пассажиры. Нокс помогал им спуститься на землю, Ричер вел их по дорожке, полицейский в парке пропускал в дверь. Одни сели на скамьи, другие остались стоять. В дальнем конце вестибюля была стойка дежурного. Там на табуретке сидел пожилой человек в гражданской одежде. Не полицейский. Помощник.

Полицейский в парке вышел и вернулся с мужчиной, в котором Ричер угадал начальника полиции. На нем был ремень с пистолетом в кобуре и форма с двумя металлическими планками, приколотыми к воротнику рубашки. Выглядел он так, как Питерсон будет выглядеть лет через пятнадцать, — худой, высокий, типичный житель Великих равнин, чуть ссутулившийся и обрюзгший с годами. Вид у него был усталый и озабоченный, как у человека, заваленного делами, но сейчас он был явно рад тому, что перед ним простая задача, которую легко можно решить.

— Добро пожаловать в Болтон, друзья, — сказал он. — Я начальник полиции Том Холланд, и я постараюсь, чтобы эту ночь вы провели с удобствами. Неприятность в том, что все мотели заняты, но есть и хорошая новость: жители Болтона не такие люди, которые позволят застрявшим путешественникам ночевать на койках в физкультурном зале школы. Поэтому здесь у нас почти два десятка людей, готовых пригласить вас к себе.

Послышались тихие голоса. Легкое удивление, сменившееся явным удовольствием. Лица стариков озарились улыбками. Из комнаты сбоку Холланд пригласил их будущих хозяев — пять семейных пар, четырех мужчин и четырех женщин. В вестибюле вдруг стало тесно. Люди знакомились, разбирали чемоданы.

Ричер считал про себя. Тринадцать группок, что означало тринадцать свободных комнат для гостей и соответствовало тринадцати номерам в мотеле у горы Рашмор, значившемся в бумагах Нокса. Питерсон оказался хорошим организатором.

В бумагах Нокса Ричер не значился. У него на глазах вестибюль опустел. Все завершилось за пять минут. Ричер остался стоять один. К нему подошел Холланд и сказал:

— Давайте подождем у меня в кабинете.

19.55. Осталось пятьдесят шесть часов.

Ричер повидал тысячу таких кабинетов, как у Холланда. Простой муниципальный декор, виниловая плитка на полу, лакированный стол, шесть картотечных шкафов, на стене над ними стандартные конторские часы. На шкафах посередине — фотография в рамке: Холланд, более молодой и менее сутулый, улыбается; с ним женщина и ребенок. Семейный портрет, десятилетней, наверное, давности. Женщина — привлекательная, бледная блондинка с четкими чертами. По-видимому, жена Холланда. Ребенок — девочка лет восьми-девяти с неоформившимся лицом. Надо думать, дочь.

Холланд сел в потертое кожаное кресло. Ричер сел на стул для посетителей перед столом. Холланд молчал.

— Чего я жду? — спросил Ричер.

— Мы хотели оказать вам такое же гостеприимство, как остальным. Эндрю Питерсон вызвался разместить вас у себя. Но сейчас он занят. Вам придется подождать.

— Чем он занят?

— Чем занимаются полицейские?

— Ваш город больше, чем я думал, — сказал Ричер. — Джи-пи-эс в автобусе показала только точку на карте.

— Мы выросли. Данные джи-пи-эс немного устарели, наверное.

— Выросли, потому что у вас построили тюрьму.

— Откуда вы знаете?

— Новый тюремный автобус. Новый знак возле шоссе.

— У нас новая федеральная тюрьма. Мы боролись за нее. Ее все хотели. Это все равно что получить сборочный завод «Тойоты». Много рабочих мест, много долларов. Потом и штат разместил свою новую тюрьму на том же участке — еще больше рабочих мест, еще больше долларов. И окружная тюрьма там же.

— Вот почему мотели заполнены? Завтра день свиданий?

— В общей сложности три дня в неделю. Из-за автобусных расписаний большинство посетителей должны проводить здесь две ночи. Хозяева мотелей довольны. И кафе, и пиццерии.

— А где территория?

— В пяти милях к северу. Деньги к деньгам.

Вошел, постучавшись, полицейский и дал Холланду папку. Часы на стене показывали восемь — примерно столько же, сколько часы в голове у Ричера. Холланд развернул кресло и открыл папку, держа ее вертикально, чтобы Ричер не мог видеть содержимое. Но оно отражалось в оконном стекле за спиной у Холланда. Это были снимки с места преступления. Холланд перебрал их. На снегу тело в черном, по виду мужчина, по виду мертвый, на правом виске рана от тупого орудия. Крови нет.

Холланд закрыл папку. Ничего не сказал.

Восемь часов вечера в Болтоне, Южная Дакота, соответствовали девяти в Мехико. На тысячу семьсот миль южнее, на тридцать с лишним градусов теплее. Два часа назад человек, выслушавший четырнадцать криминальных предложений от адвоката, набрал номер на новеньком мобильнике с предоплатным тарифом. По этому звонку невозможно было установить владельца.

Тот, кому он позвонил, намеревался теперь звонить из своей городской виллы, обнесенной стеной, в обнесенную стеной усадьбу за сотню миль от города. Там человек его выслушает и пообещает определиться с решением через двенадцать часов. Так это обычно делалось. Без предварительного размышления и обдумывания ничего существенного здесь не происходило.

В кабинете Холланда было тихо, но из-за стен кабинета до Ричера доносились шумы. Люди приходили и уходили, это продолжалось с полчаса. Смена, решил Ричер. Неподходящее время при трехсменной работе. Скорее, дежурят в две смены. Дневная уходит, приходит ночная. Двенадцать часов и двенадцать — вероятно, с половины девятого вечера до половины девятого утра. Необычный график. Вероятно, какое-то обострение ситуации.

Эндрю Питерсон вернулся в участок около двадцати минут десятого. Он заглянул в кабинет Холланда, Холланд вышел к нему в коридор со снимками с места преступления. Через пять минут оба полицейских вернулись в кабинет.

— Пойдемте, — сказал Питерсон.

В Южной Дакоте 21.25 — это 22.25 в обнесенной стеной усадьбе за сотню миль от Мехико. Владельцем усадьбы был чрезвычайно низкорослый человек, известный под именем Платон. Одни люди полагали, что Платон бразилец и по бразильскому обыкновению взял короткую броскую кличку. Вместо длинной цепочки имен, значившейся в его свидетельстве о рождении. Вроде того, как футбольная звезда Эдсон Арантес ду Насименту назвал себя Пеле. Другие утверждали, что Платон — колумбиец. Третьи считали, что он мексиканец. Все сходились на том, что Платон коротышка, хотя никто не смел сказать это ему в лицо. В его водительском удостоверении значилось пять футов три дюйма. В действительности ростом он был немногим больше четырех футов.

Платон ответил на звонок из городской виллы и пообещал сообщить свое решение не позже чем через двенадцать часов, но на самом деле сравнительно маловажное дело в сравнительно маловажном отделении большой и сложной международной организации не требовало таких долгих раздумий. Так что через полтора часа решение было принято: он даст добро на устранение свидетеля. И добавит пятнадцатый пункт к списку.

Адвоката тоже надо устранить.

Питерсон вывел Ричера в морозную ночь и спросил, голоден ли он. Ричер сказал: да. Питерсон поехал в ресторан на главной дороге к шоссе. Автомобиль у него был стандартный полицейский «форд-краун-виктория», с зимними шинами на передних колесах и цепями на задних. Снегопад почти прекратился.

— Слишком холодно, — объяснил Питерсон.

Ночное небо очистилось, и подушка арктического воздуха накрыла землю. Мороз проникал под легкую куртку Ричера, и, пока они шли по ресторанной стоянке, его била дрожь. Он сказал:

— Я думал, большая пурга идет.

— Целых две, — ответил Питерсон. — И вот что получается. Они толкают холодный воздух перед собой.

— А когда придут сюда, потеплеет?

— Чуть-чуть. Чтобы снег пошел.

— Хорошо. По мне, лучше снег, чем мороз.

— Вы думаете, это мороз? Это пустяки, — сказал Питерсон.

— Знаю. Я провел зиму в Корее. Холоднее, чем сейчас.

— И?

— В Корее хотя бы было интересно.

Питерсона это немного задело. Ресторан был пуст и, по-видимому, уже закрывался, но они все равно вошли и сели.