Мелкие боги Пратчетт Терри

– Здесь все так… Никогда не встречал настоящего философа, – несколько сбивчиво промолвил он. – Вчера вечером…

– Следует запомнить, что в этих местах существуют три основных подхода к философии, – сказал Дидактилос. – Расскажи ему, Бедн.

– Есть зенонисты, – быстро ответил Бедн, – которые говорят, что мир сложен и беспорядочен. Есть ибидиоты, которые утверждают, что мир изначально прост и развивается в соответствии с определенными фундаментальными правилами.

– И есть я, – встрял Дидактилос, доставая свиток с полки.

– Учитель говорит, что мир в основном стар и смешон.

– И в нем вечно не хватает выпивки, – добавил Дидактилос. – Боги… – вполголоса пробормотал он и достал еще один свиток. – Ты хочешь узнать все о богах? Вот «Мышления» Зенона, вот «Банальности» старика Аристократа, вот глупые от первой до последней строчки «Отвлечения» Ибида, а также «Гимметрии» Легибия и «Теологии» Иерарха…

Пальцы Дидактилоса так и танцевали по полкам…

В воздух поднимались клубы пыли.

– И все это книги? – спросил Брута.

– О да. Здесь их всякая сволочь пишет.

– И люди могут их читать?

Вся жизнь Омнии подчинялась одной книге. А здесь были… сотни трудов…

– Ну, конечно, могут, если захотят, – пожал плечами Бедн. – Но сюда почти никто не заходит. Эти книги предназначены не для чтения. Скорее для написания.

– Мудрость веков, так сказать, – откликнулся Дидактилос. – Если хочешь доказать, что ты настоящий философ, ты обязан написать книгу. Потом ты бесплатно получаешь свиток и официальную философскую тогу.

В центре залы стоял большой каменный стол, освещаемый лучами солнца. Бедн развернул часть свитка. В золотистом свете заиграли яркие цветы.

– «О Прероде Растений» Оринжкрата, – пояснил Дидактилос. – Шестьсот растений и их использование…

– Как красиво, – прошептал Брута.

– Именно, в этих целях растения тоже можно использовать, – подтвердил Дидактилос. – О чем, кстати, совсем позабыл старина Оринжкрат. Молодец. Бедн, покажи-ка ему «Бестиарий» Филона.

Был развернут еще один свиток. Множество изображений животных, тысячи непонятных слов.

– Но… рисовать животных… это неправильно… Разве у вас не запрещено…

– Здесь собраны изображения практически всех живых тварей, – пояснил Дидактилос.

Искусство входило в список вещей, которые в Омнии крайне не одобрялись.

– А эту книгу написал сам Дидактилос, – сказал Бедн.

Брута посмотрел на изображение черепахи. На ней стояли… «Слоны, это слоны», – услужливо подсказала ему память, навсегда запечатлевшая мельком просмотренный бестиарий…На спине у черепахи стояли слоны, которые держали что-то большое, с горами и океаном, гигантским водопадом, обрушивающимся с края…

– Как такое может быть? – удивился Брута. – Мир на спине черепахи? Почему все постоянно твердят мне об этом? Это не может быть правдой!

– Расскажи это мореплавателям, – хмыкнул Дидактилос. – Любой из них, кто хоть раз заплывал в Краевой океан, знает, что наш мир – плоский. Зачем отрицать очевидное?

– Да нет же! Мир – это идеальная сфера, вращающаяся вокруг сферы Солнца. Так говорится в Семикнижье. И это… логично. Так и должно быть.

– Должно? – переспросил Дидактилос. – Ничего не знаю о том, что должно быть, а что – нет. «Должно» – это слово философами не применяется.

– А… это что такое? – Брута указал на окружность, расположенную сразу под изображением черепахи.

– Это карта, – пояснил Бедн.

– Карта мира, – добавил Дидактилос.

– Карта? А что такое карта?

– Это такая картинка, которая показывает, где ты находишься, – объяснил Дидактилос.

Брута в изумлении уставился на карту:

– А откуда ей-то об этом знать?

– Ха!

– Боги, – подсказал Ом. – Мы пришли сюда, чтобы расспросить его о богах.

– И это все правда? – спросил Брута.

Дидактилос пожал плечами:

– Может быть, может быть. Мы – здесь и сейчас. А все остальное – лишь догадки. Во всяком случае, я так считаю.

– То есть ты сам не знаешь, правда это или нет?

– Я думаю, что это может быть правдой, – ответил Дидактилос. – Но могу ошибаться. Быть философом – это значит сомневаться.

– О богах, о богах с ним поговори… – еще раз подтолкнул Ом.

– Боги… – едва слышно произнес Брута.

Его разум был словно охвачен огнем. Люди пишут все эти книги, а сами ни в чем не уверены, сомневаются. Вот он – уверен, и брат Нюмрод – уверен, а уверенностью дьякона Ворбиса вообще можно гнуть подковы. Уверенность – та же скала.

Теперь он понимал, почему при разговоре об Эфебе лицо Ворбиса серело от ненависти, а голос напрягался, будто натянутая проволока. Если истина вдруг перестает существовать, что остается? Эти самодовольные старикашки, посвятившие всю свою жизнь разрушению опор мира, могут предложить одну лишь неуверенность. И они этим гордятся?

Бедн стоял на небольшой стремянке и перебирал свитки на полках. Дидактилос сидел напротив Бруты, не сводя с него своих невидящих глаз.

– Тебе это не понравилось, верно? – спросил философ.

Брута ничего не ответил.

– Знаешь, – сказал Дидактилос почти небрежно, – говорят, что у слепых людей, подобных мне, очень хорошо развиты другие чувства. Только это неправда. Таким образом эти сволочи хотят искупить свою вину. Подобные сплетни избавляют их от обязанности испытывать к нам жалость. Но когда ты не можешь видеть, ты начинаешь учиться слышать. Прислушиваешься, как люди дышат, какие звуки производит их одежда…

Появился Бедн с очередным свитком.

– Не нужно было так… – голосом, полным страданий, произнес Брута. – Все это… – продолжить он не смог.

– Об уверенности я знаю все, – произнес Дидактилос, и в голосе его не было прежней легкости и раздражительности. – Я прекрасно помню, как отправился в Омнию, когда еще не был слепым. Это было до того, как вы закрыли границы и запретили людям путешествовать. И в этой вашей Цитадели я лично видел, как толпа забила камнями человека в яме. Ты когда-нибудь наблюдал подобное?

– Это обязательное действие, – пробормотал Брута. – Чтобы душа очистилась от греха и…

– О душе я ничего не знаю. На эту тему я стараюсь не философствовать, – прервал его Дидактилос. – Могу сказать только, что зрелище было ужасным.

– Состояние тела не…

– Нет, я говорю не о том бедняге, что сидел в яме, – снова перебил его философ. – А о людях, бросавших камни. Они были полностью уверены. Уверены в том, что в яме сидят не они. Это было написано на их лицах. И они были этому так рады, что бросали камни изо всех сил.

Бедн стоял рядом и явно испытывал некую нерешительность.

– Я достал «О Религии» Абраксаса, – сказал он.

– А, Уголек Абраксас. – Дидактилос явно повеселел. – Молния поражала его уже раз пятнадцать, а он все не сдается. Если хочешь, можешь взять этот труд, почитаешь ночью. Но никаких пометок на полях, разве что очень интересное встретишь.

– Вот оно! – воскликнул Ом. – Прощайся с этим идиотом и пошли быстрей!

Брута развернул список. Даже картинок не было. Сплошные неразборчивые буквы, строка за строкой.

– Он исследовал этот вопрос долгие годы, – промолвил Дидактилос. – Ходил в пустыню разговаривать с мелкими божками. Разговаривал с некоторыми нашими богами. Храбрец. Утверждает, что боги любят, когда поблизости ошивается какой-нибудь атеист. Есть на ком сорвать злость.

Брута развернул свиток дальше. Пять минут назад он был готов признаться в том, что не умеет читать. Сейчас это признание не вытянули бы из него даже лучшие инквизиторы. Он старался держать свиток так, чтобы сложилось впечатление, будто чтение – это его конек.

– А где он сейчас? – спросил он.

– Поговаривают, год или два назад кто-то видел рядом с его домом пару дымящихся сандалий, – пожал плечами Дидактилос. – Наверное, чересчур перегнул палку.

– Думаю, – осторожно промолвил Брута, – мне пора уходить. Прошу прощения, что отнял у тебя столько времени.

– Не забудь принести свиток обратно, когда закончишь с ним работать, – напомнил Дидактилос.

– А в Омнии люди всегда так читают? – поинтересовался Бедн.

– Как?

– Вверх ногами.

Брута схватил черепашку, свирепо взглянул на Бедна и как можно величественнее покинул библиотеку.

– Гм… – буркнул Дидактилос и забарабанил пальцами по столу.

– Это его я видел вчера в таверне, – сказал Бедн. – Уверен в этом, учитель.

– Но омниане живут во дворце.

– Ты прав, учитель.

– А таверна находится снаружи.

– Да.

– Стало быть, по-твоему, он взял и перелетел через стену?

– Я абсолютно уверен, что это был он, учитель.

– Тогда… может, он приехал позже? И еще не успел попасть во дворец?

– Это единственное объяснение, учитель. Хранителей лабиринта подкупить невозможно.

Дидактилос треснул Бедна лампой по затылку.

– Глупец! Я уже предупреждал тебя о вреде подобных заявлений.

– Я хотел сказать, что их очень нелегко подкупить, о учитель. Всего золота Омнии здесь будет явно не достаточно.

– Вот это больше похоже на правду.

– Как ты думаешь, учитель, эта черепашка действительно бог?

– Если это так, Омнии грозят большие беды. Бог у них достаточно сволочной тип. Ты когда-нибудь читал старика Абраксаса?

– Нет, учитель.

– Очень хорошо разбирался в богах. Настоящий специалист. Правда, от него всегда воняло паленой шерстью. Вот она, врожденная стойкость.

Ом медленно полз по строчке.

– Перестань ходить взад-вперед. Я не могу сосредоточиться.

– Как люди могут так говорить? – спросил Брута у пустоты. – Они ведут себя так, будто на самом деле рады, что ничего не знают! Все время узнавать новое, ранее неизведанное!.. Они похожи на детей, с гордостью показывающих мамам содержимое ночных горшков!

Ом отметил лапкой место.

– Они заняты познанием, – пояснил он. – Этот Абраксас был мыслителем, здесь нет никаких сомнений. Даже я не знаю многое из того, что здесь написано. Садись!

Брута повиновался.

– Хорошо, – кивнул Ом, – а теперь – слушай! Ты знаешь, откуда боги получают свою власть?

– От людей, в них верящих, – ответил Брута. – Миллионы людей верят в тебя.

Ом немного помедлил с ответом.

«Ну ладно… Мы – здесь и сейчас. Рано или поздно он и сам все поймет. Поэтому…»

– На самом деле они в меня не верят, – сказал Ом.

– Но…

– Такое случалось и раньше, – продолжала черепашка. – Много-много раз. Тебе известно, что Абраксас нашел Потерянный Город Ии? А в нем очень странные изваяния. По его словам, вера постоянно смещается. Люди начинают с веры в бога, а заканчивают верой в структуру.

– Я не понимаю…

– Тогда позволь мне объяснить это другими словами. Я – твой бог, верно?

– Да.

– И ты обязан мне повиноваться.

– Да.

– Хорошо. А теперь возьми камень и убей Ворбиса.

Брута не пошевелился.

– Ты меня слышал? – уточнил Ом.

– Но он… он… квизиция…

– Теперь ты понимаешь, что я имею в виду, – хмыкнула черепашка. – Сейчас ты больше боишься его, чем меня. Вот здесь Абраксас говорит: «Вакруг Бога фармируется Абалочка из малящихся, Циримоний, Сданий, Жрицов и Властей, и в канце канцов Бох Умерает. И эта может остатся незамеченым…»

– Это неправда!

– Думаю, что как раз это – правда. А еще Абраксас говорит, что существует моллюск, живущий по такому же принципу. Его раковина все время растет, становится все больше, моллюск теряет способность перемещаться и умирает.

– Но… но… это значит… вся церковь…

– Да.

Брута пытался обдумать эту идею, но она не поддавалась восприятию в силу своей колоссальности.

– Но ты же не умер, – сказал он наконец.

– Едва не умер, – поправил Ом. – И знаешь, что еще? Ни один из других мелких богов не пытается посягать на мои права. Я когда-нибудь рассказывал тебе о старом Ур-Гилаше? Нет? Он был богом до меня в той местности, которая потом стала Омнией. Не слишком хорошим. В основном богом погоды. Или богом змей. Кем-то вроде этого. Хотя понадобились годы, чтобы избавиться от него. Войны и все остальное. Вот я и задумался…

Брута ничего не сказал.

– Ом по-прежнему существует, – промолвила черепашка. – Я имею в виду оболочку. Тебе нужно только сделать так, чтобы люди поняли.

Брута по-прежнему молчал.

– Ты можешь стать следующим пророком, – сказал Ом.

– Не могу! Все знают, что следующим пророком будет Ворбис!

– Да, но ты будешь официальным пророком.

– Нет!

– Нет? Но я твой Бог!

– А я – мой я. Я – не пророк. Я даже писать не умею. Не умею читать. Никто не станет меня слушать.

Ом осмотрел его с головы до ног.

– Честно говоря, я бы тебя тоже не избрал… – признался он.

– Все великие пророки обладали даром предвидения! – воскликнул Брута. – Даже если они… даже если ты не разговаривал с ними, у них было что сказать. А что могу сказать я? Ничего! Что я могу сказать?

– Ну, к примеру, верьте в Великого Бога Ома, – предложила черепашка.

– А что еще?

– Что ты имеешь в виду?

Брута мрачно посмотрел в сторону двора, на который уже опускались сумерки.

– Верьте в Великого Бога Ома, иначе вас поразит молния, – сказал он наконец.

– Звучит неплохо.

– Неужели говорить всегда нужно именно так, а не иначе?

Последние лучи солнца отражались от стоявшей в центре двора статуи. Она чем-то напоминала женщину с пингвином на плече.

– Патина, Богиня Мудрости, – ткнул пальцем Брута. – Та, что с пингвином. Но почему именно с пингвином?

– Не имею представления, – поспешил ответить Ом.

– В пингвинах ведь нет ничего мудрого, верно?

– Нет, как мне кажется. Если не считать, конечно, того факта, что они не живут в Омнии. Очень мудро с их стороны.

– Брута!

– Это Ворбис, – сказал Брута и встал. – Оставить тебя здесь?

– Да. Тут еще остался кусочек дыни, то есть хлеба…

Брута вышел в сумерки.

Ворбис сидел на скамье под деревом и был неподвижен как статуя.

«Уверенность, – подумал Брута. – Раньше с этим не было проблем. Но теперь такой уверенности нет».

– А, Брута… Ты будешь сопровождать меня на прогулке. Пойдем подышим вечерним воздухом.

– Да, господин.

– Тебе понравилось в Эфебе, – сказал Ворбис.

Он редко задавал вопросы, их вполне заменяло утверждение.

– Было… интересно.

Ворбис положил одну руку на плечо Бруты и встал, опираясь второй рукой на посох.

– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил он.

– У них много богов, и никто не обращает на них внимания, – пожал плечами Брута. – Они ищут неведение.

– И, уверяю тебя, находят его в избытке, – согласился Ворбис.

Он указал посохом в ночь.

– Пройдемся.

Из темноты доносились чей-то смех, грохот кастрюль. В воздухе густо пахло вечерними цветами. Тепло дня, накопившееся в камнях мостовой, делало ночной воздух похожим на ароматный суп.

– Эфеб выходит на море, – промолвил Ворбис. – Видишь, как он построен? Весь город находится на склоне холма, обращенном к морю. Но море изменчиво. Из моря еще ни разу не появлялось ничего постоянного. А наша драгоценная Цитадель обращена к пустыне. Но что там такое?

Брута машинально повернулся и посмотрел на нависшую над крышами домов черную массу пустыни.

– Я видел вспышку света, а потом еще одну. На склоне.

– О, свет истины, – улыбнулся Ворбис. – Пойдем же ему навстречу. Прогуляемся к лабиринту, Брута. Ты знаешь дорогу?

– Мой господин?

– Да, Брута.

– Я хотел бы задать один вопрос…

– Задавай.

– Что произошло с братом Мурдаком?

Он уловил секундную нерешительность в ритме ударов посоха по булыжникам мостовой. А потом эксквизитор сказал:

– Истина, мой добрый Брута, похожа на свет. Что тебе известно о свете?

– Он исходит от солнца. От луны и звезд. И от свечей, и от ламп.

– И так далее, – сказал Ворбис, кивая. – Конечно. Но есть свет другого вида. Свет, который заполняет даже самые темные места. Так должно быть. Если бы этого метасвета не существовало, как бы мы увидели темноту?

Брута ничего не ответил. Рассуждения дьякона показались ему слишком философскими.

– То же самое можно сказать об истине, – продолжал Ворбис. – Некоторые понятия кажутся истинными, имеют все признаки истины, но в действительности истиной не являются. Настоящую истину иногда приходится защищать лабиринтом лжи.

Он повернулся к Бруте:

– Ты меня понимаешь?

– Нет, господин Ворбис.

– Я пытаюсь объяснить тебе, что все воспринимаемое нашими органами чувств не является фундаментальной истиной. Все увиденное, услышанное и сделанное плотью является лишь тенью более глубокой реальности. Это следует четко осознавать, если хочешь добиться успеха в церкви.

– Но сейчас, господин, я знаю только тривиальную истину, истину, находящуюся на поверхности, – промолвил Брута.

Он ощущал себя так, будто бы балансирует на краю пропасти.

– Так мы все начинали, – мягко заметил Ворбис.

– Так эфебы убили брата Мурдака или нет? – настаивал Брута.

Он уже занес ногу над бездной.

– Я объясняю тебе, что в глубинном смысле истины они сделали это. Своей неспособностью воспринять его слова, своей непримиримостью они, несомненно, убили его.

– Но в тривиальном смысле истины, – промолвил Брута, подбирая слова с тщательностью, подобной той, с которой работает инквизитор в глубинах Цитадели, – в тривиальном смысле брат Мурдак умер в Омнии, потому что умер он не в Эфебе, где над ним просто посмеялись, однако потом возник страх, что некоторые люди в церкви могут не понять глубинного смысла истины, вот и распустили слух, будто эфебы убили его в тривиальном смысле, таким образом предоставив вам и другим, понимавшим порочность Эфеба, основание для поиска… надлежащих путей возмездия.

Они прошли мимо фонтана. Стальной наконечник посоха дьякона мерно стучал в ночи.

– Тебя ждет блестящее будущее в церкви, – ответил наконец Ворбис. – Наступает время восьмого пророка. Время экспансии и огромных возможностей для тех, кто истинно служит Ому.

Брута смотрел в пропасть.

Если Ворбис прав и свет, делающий тьму видимой, существует, то в пропасти той живет тьма, непроницаемая для любого света. Тьма, очерняющая свет. Он подумал о слепом Дидактилосе и его лампе.

А потом вдруг услышал собственные слова:

– С людьми, подобными эфебам, перемирие невозможно. Условия любого договора нельзя считать обязательными, если таковой договор заключен между людьми, подобными эфебам, и теми, кто исповедует глубинную истину.

Ворбис кивнул.

– Кто сможет противостоять нам, когда с нами – Великий Бог? Знаешь, Брута, ты меня поражаешь.

Из темноты донеслись смех и перебор струн какого-то музыкального инструмента.

– Пир, – насмешливо произнес Ворбис. – Тиран пригласил нас на пир! Я, конечно, послал туда часть делегации. Даже их генералы участвуют в нем! Считают себя в полной безопасности, думают, лабиринт защитит их от всего, – так черепаха считает себя в полной безопасности под защитой своего панциря, не понимая, что это тюрьма. Вперед!

Из темноты появилась внутренняя стена лабиринта. Брута прислонился к ней. Где-то вверху забряцало оружие совершавшего обход часового.

Ворота в лабиринт были распахнуты настежь. Эфебы не видели причин запрещать сюда доступ. Проводник по первой шестой части лабиринта тихо посапывал на скамье. Мерцала свеча, и в нише висел бронзовый колокольчик, при помощи которого потенциальные путешественники могли вызвать проводника. Брута скользнул мимо.

Страницы: «« ... 910111213141516 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Пармская обитель» – второй после «Красного и черного» роман об эпохе Реставрации. Действие этого ос...
Как распорядиться наследством, доставшимся от незнакомого человека, которого вы видели лишь однажды?...
«… Он был начитан, хотя я встречал людей и более начитанных. Но я никогда не встречал человека, кото...
Прошло несколько лет после ухода из жизни Григория Горина, и стало очевидным, что у нас действительн...
Эсэсовцы сделали все, чтобы превратить Бухенвальд в настоящий ад. Но и в кошмаре концентрационного л...
Эта книга – сенсация. Впервые после смерти Владимира Высоцкого предпринята попытка приподнять завесу...