Песнь крови Райан Энтони
– А мой отец тоже дарил вам подарки?
– От вашего отца я не получала ничего, кроме пристальных взглядов. Хотя и не таких пристальных, как от вашей матушки. Видимо, планы моего батюшки насчет нас заставляли их относиться ко мне с подозрением.
– «Насчет нас»?
Она вскинула бровь.
– Он рассчитывал нас поженить. А вы не знали?
«Поженить?» Это звучало абсурдно, смехотворно. Жениться на принцессе. На ней! Он вспомнил нелюбезную девочку, которую видел в детстве во время визита во дворец. «Я за тебя замуж не пойду! Ты грязнуля!» Неужели король действительно собирался таким образом заставить его выполнять свои намерения?
– Да, мне эта идея тоже никогда не нравилась, – сказала принцесса Лирна, прочтя его мысли по лицу. – Но теперь я способна оценить изящество замысла. Цели моего отца часто становятся очевидны лишь много лет спустя. В данном случае он рассчитывал сделать вас соратником моего брата и упрочить мое собственное положение при дворе. Вместе мы могли бы направлять моего брата во время его царствования.
– Возможно, ваш брат не нуждается в том, чтобы его направляли.
Она подняла свое безупречное лицо к небу, рассматривая великолепные россыпи звезд.
– Время покажет. Надо почаще приходить сюда ночью. Зрелище действительно очаровательное.
Она посмотрела на Ваэлина. Лицо у нее сделалось серьезным.
– А что испытываешь, когда лишаешь человека жизни?
В ее тоне не было ничего, кроме обычного любопытства. То ли она не понимала, что ее вопрос может показаться оскорбительным, то ли ей было все равно. Как ни странно, Ваэлин обнаружил, что вовсе не оскорбился. Ведь об этом его никто никогда не спрашивал. Хотя ответ он знал лучше некуда.
– Такое ощущение, что твоя душа окунулась в грязь, – ответил он.
– И все же вы продолжаете это делать.
– До сегодняшнего дня это каждый раз бывало… необходимо.
– И потому вы явились к моему батюшке, ища способа искупить вину. Интересно, какую же цену он с вас запросил? Я так думаю, он взял вас к себе на службу. Шпион в стенах Шестого ордена – это действительно ценное приобретение.
«Шпион? Ах, если бы только шпион!»
– Так вы привели меня сюда лишь затем, чтобы задавать вопросы, ответ на которые вы и так знаете, ваше высочество?
К удивлению Ваэлина, принцесса рассмеялась – рассмеялась звонко и искренне.
– Как же приятно, для разнообразия, иметь дело с таким, как вы! Вы не пытаетесь мне льстить, не поете песен, не цитируете сонетов. Вы абсолютно лишены обаяния – и задних мыслей.
Она опустила глаза и посмотрела на метательный нож, который держала в руке.
– И вы единственный встреченный мною мужчина, который ухитрился меня напугать. В очередной раз восхищаюсь дальновидностью моего батюшки!
Она смотрела на Ваэлина в упор, ему сделалось неловко, и стоило немалого труда не отводить глаза и молчать.
– Я хотела сказать вам очень простую вещь, – продолжала принцесса. – Оставьте орден, служите моему отцу при дворе и на войне. Со временем вы сделаетесь мечом Королевства, и, быть может, мы осуществим план, который он для нас замыслил.
Ваэлин искал в ее лице признаков насмешки или обмана, но, похоже, она говорила всерьез.
– Вы хотите, чтобы мы поженились, ваше высочество?
– Из уважения к моему батюшке…
– Ваш батюшка считает, что его планы на мой счет давно похоронены. Если я оставлю орден, теперь это не будет иметь для него смысла. Если бы я последовал вашему приказу, это пошло бы вразрез с его желаниями.
– Я с ним поговорю. Он обычно прислушивается к моим советам и поймет, что задуманное мною разумно.
И тут Ваэлин заметил слабый огонек в ее глазах. Ощущение неправильности происходящего усилилось: он осознал, что уже видел этот огонек прежде, в глазах сестры Хенны, когда та пыталась его убить. Это была не то чтобы злоба – скорее, расчетливость и желание. Сестра Хенна желала его смерти, но принцессе нужно было нечто большее, и Ваэлин сильно сомневался, что речь идет о заманчивой перспективе стать его женой.
– Это большая честь для меня, ваше высочество, – ответил он самым официальным тоном. – Но, надеюсь, вы поймете, если я скажу, что моя жизнь отдана служению Вере. Я брат Шестого ордена, и мне не следовало с вами встречаться. Буду весьма благодарен, если вы дозволите мне удалиться.
Она потупила взгляд. На губах у нее играла кривая улыбочка.
– Да, разумеется, брат. Прошу простить за то, что столь неучтиво вас задержала.
Ваэлин поклонился, повернулся, собираясь уйти, и уже протянул руку к двери, но тут принцесса остановила его.
– Мне многое нужно сделать, Ваэлин.
Сейчас ее голос не был ни веселым, ни насмешливым, ни игривым – она говорила совершенно серьезно и искренне. «Вот ее подлинный голос», – подумал он.
Он остановился у двери, но не обернулся. Он ждал.
– То, что мне нужно сделать, было бы куда проще, будь вы на моей стороне, но я это все равно сделаю. И никаких препятствий я не потерплю. Поверьте, мне очень не хотелось бы, чтобы мы стали врагами.
Он оглянулся на нее.
– Спасибо, что показали мне ваш сад, ваше высочество.
Она слегка кивнула и снова устремила взгляд на небо. Ему дозволили удалиться. Прекраснейшая женщина, какую он видел в своей жизни, омытая лунным светом. Зрелище было в самом деле захватывающее, и Ваэлин от всей души пожелал никогда больше этого не увидеть.
Часть III
«Рад сообщить о том, что за последние месяцы лорд Аль-Гестиан сделал блестящие успехи. Множество отрицателей сполна поплатились за упорствование в своих ересях или же бежали из леса, страшась за свою жизнь. Боевой дух людей весьма высок, нечасто мне доводилось видеть солдат, относящихся к порученному делу с подобным энтузиазмом».
Брат Яллин Гельтис из Четвертого ордена, из письма к аспекту Тендрису Аль-Форне в ходе кампании в лесу Мартише. Из архивов Четвертого ордена
Он умолк. Мое перо все еще лихорадочно бегало по бумаге. Рядом со мной лежало десять свитков, которые я успел исписать его историей. Снаружи стемнело, и единственным источником света служил нам одинокий фонарь, раскачивающийся на балке у нас над головами. Рука ныла после многочасового писания, спина болела от того, что я так долго просидел, склонившись над бочонком, на котором разложил свои бумаги. Но я почти не обращал на это внимания.
– А дальше? – спросил я.
В тусклом свете фонаря его лицо выглядело мрачным, выражение лица отрешенным. Мне пришлось повторить свой вопрос, прежде чем он очнулся.
– Пить хочу, – сказал он и потянулся за фляжкой, которую капитан разрешил ему наполнить водой из бочонка. – Я же пять лет произносил не больше нескольких слов за день. У меня горло болит.
Я отложил перо и откинулся на переборку, давая отдых усталой спине.
– Вы с ней больше не виделись? – спросил я. – С принцессой?
– Нет. Видимо, когда я отказался выполнять ее план, она решила, что я для нее бесполезен.
Он поднес фляжку к губам и сделал большой глоток.
– Но с годами она становилась все более знаменита. Легенды о ее красоте и доброте ширились и множились. Ее не раз видели в бедных кварталах столицы, и не только столицы, где она подавала милостыню нуждающимся. Она жертвовала деньги на новые школы и лечебницы Пятого ордена. Немало знатных людей ухаживали за нею, но она отвергала их всех. Ходили слухи, что король гневается на нее за то, что она отказывается избрать себе в мужья какого-нибудь влиятельного человека, но она отказывалась выполнить его волю, хотя это причиняло ей немалые страдания.
– Вы думаете, она по-прежнему ждет вас?
Эта трагическая история взбудоражила мою писательскую душу.
– Что она пытается залечить свое разбитое сердце добрыми делами, зная, что лишь так сумеет добиться вашего расположения? Хотя откуда ей знать, быть может, вас уже пять лет как нет в живых…
Он уставился на меня изумленно и недоверчиво. А потом расхохотался. Смеялся он звонко и раскатисто. И при этом довольно громко, а на этот раз еще и очень долго.
– В один прекрасный день, сударь, – сказал он, когда его веселье улеглось, – если ваши боги вас проклянут, вы, возможно, встретитесь с принцессой Лирной. Если такое случится, послушайтесь моего совета: бегите куда глаза глядят, и как можно быстрее. Думаю, растоптать ваше сердце ей труда не составит.
Он бросил мне фляжку с водой. Я поспешно принялся пить, надеясь, что это позволит скрыть мой гнев. Все, что он говорил о принцессе, изобличало в ней женщину большого ума, наделенную глубоким чувством долга, женщину, которая стремится выполнять волю своего отца и служить своему народу. На мой взгляд, уж я нашел бы, о чем поговорить с подобной женщиной.
– Замуж она не вышла оттого, что муж сделался бы для нее оковами, – сказал мне Ваэлин Аль-Сорна. – Добрые дела она делает ради того, чтобы добиться расположения простонародья. Стоит завоевать их сердца – и она обретет власть. Если у нее есть сердце, его волнует не любовь, а власть.
Я про себя решился провести самостоятельные изыскания касательно жизни принцессы Лирны. Чем больше я слушал этого северянина, тем сильнее стремился побывать у него на родине. Я подозревал, что он не испытывает особого пиетета перед художествами и ученостью, свойственными описываемой им культуре, но сам я жаждал ознакомиться с ними поближе. Мне хотелось заглянуть в книги, хранящиеся в Великой библиотеке, и своими глазами увидеть фрески мастера Бенрила Лениаля, посвященные «красной руке». Мне хотелось воочию узреть древние стены Круга, где он некогда пролил кровь троих людей. Ведь мы полагали, что народ Объединенного Королевства – не более чем невежественные дикари, и на самом деле большинство их воинов именно дикарями и были. Но теперь я видел, что их история – отнюдь не сплошное варварство и кровопролитные войны. За несколько кратких часов я узнал о его королевстве куда больше, чем за все годы изысканий для своей истории войны. Он разжег во мне некое желание: написать иную историю, куда более объемную и величественную, чем все мои предыдущие труды. Историю его королевства.
– Сдержал ли король свое обещание? – спросил я. – Он действительно осуществил правосудие и спас ту женщину из Черной Твердыни?
– Люди, чьи имена я назвал, были казнены на следующий день. Женщину и ее сына отправили в Северные пределы в течение недели.
Он помолчал. Его лицо было исполнено глубокой печали.
– Я сходил повидаться с нею перед тем, как она уехала. Эрлин устроил нам встречу. Я молил ее о прощении. Она плюнула в меня и обозвала убийцей.
Я взял перо и записал его слова, взяв на себя смелость заменить «плюнула в меня» на «прокляла меня всею силою богов, в коих верят отрицатели». Я стараюсь по возможности делать повествование более ярким.
– А что до вашей части сделки? – продолжал я. – Сделали ли вы то, что повелел вам король? Вы действительно убили Линдена Аль-Гестиана?
Он посмотрел на свои руки, лежащие у него на коленях, пошевелил пальцами. Вены и жилы отчетливо выделялись среди шрамов. «Руки убийцы!» – подумал я, зная, что они способны удушить меня в несколько мгновений.
– Да, – сказал он. – Я убил его.
Глава первая
В ненатянутом виде большой кумбраэльский лук имеет более пяти футов в длину. Он делается из сердцевины тисового дерева. Он бьет на две сотни шагов, а в умелых руках – и на все три, и с близкого расстояния вполне способен пробить кирасу. Тот лук, что держал в руках Ваэлин, был слегка потолще большинства из них, и отполированная до блеска древесина говорила о том, что стреляли из него много и часто. Хозяин лука был весьма меток: он выпустил стрелу со стальным наконечником прямо в одоспешенную грудь некоего Мартиля Аль-Джелнека, обходительного молодого аристократа, обожавшего поэзию и имевшего несколько утомительную склонность непрерывно рассказывать о своей невесте – по его словам, самой прекрасной и доброй деве во всем Азраэле, а то и во всем мире. Увы, увидеться с нею ему было более не суждено. Глаза у него были открыты, но лишены каких-либо признаков жизни. Губы были испачканы кровью и рвотой – признаками мучительной смерти: кумбраэльские лучники имели обыкновение смазывать наконечники своих стрел смесью корня джоффрила и гадючьего яда. Хозяин лука лежал в нескольких ярдах. Из руки у него торчала стрела Ваэлина, а шея была сломана в результате падения с березы, на которой он прятался.
– Ничего, – сказал Баркус, пробираясь через сугробы. Рядом с ним шли Каэнис и Дентос. – Похоже, он был один.
Баркус пнул голову убитого лучника – голова безвольно мотнулась на сломанной шее, – и опустился на колени, чтобы обобрать труп.
– А куда делись все солдаты? – спросил Дентос.
– Разбежались, – сказал Ваэлин. – Вероятно, вернувшись в лагерь, мы найдем большинство из них там.
– Трусы проклятые! – Дентос посмотрел на Мартиля Аль-Джелнека. – Что, они его не любили, что ли? По-моему, он был довольно славный малый, ну, как для благородного.
– Эти так называемые «солдаты», брат, – сброд, который удалось нагрести по варинсхолдским темницам, – сказал ему Каэнис. – Они верны лишь самим себе, и никому более.
– Коня его нашли? – спросил Ваэлин. Ему совсем не улыбалось тащить покойного аристократа в лагерь на себе.
– Норта сейчас приведет, – сказал Баркус, вставая и побрякивая несколькими медяками, которые он нашел в карманах лучника. Баркус бросил Ваэлину кумбраэльский колчан. Стрелы в нем были черны, как уголь, и оперены вороновыми перьями. Их враги любили расписываться под своей работой. – Себе хочешь оставить? – Баркус кивнул на лук. – А то я мог бы выручить за него десяток серебряных, когда вернемся в город.
Ваэлин стиснул оружие.
– Я хотел поучиться из него стрелять.
– Ну удачи тебе! Насколько я знаю, эти ублюдки этому всю жизнь учатся. Владыка фьефа заставляет их тренироваться каждый день.
Баркус взглянул на жалкую горсть медяков у себя на ладони.
– Вот только платит он им что-то маловато.
– Эти люди сражаются за своего бога, а не за своего лорда, – сказал Каэнис. – Деньги не представляют для них особого интереса.
Они стащили с Аль-Джелнека доспехи и взвалили его поперек седла его собственного коня. Баркус потянулся было за кошельком убитого, но Норта ударил его по руке.
– А что такого, ему-то уже не понадобится!
– Ради Веры, Баркус! – рявкнул Норта. – Мы уже семь месяцев как покинули Дом. Можешь больше не воровать.
Баркус пожал плечами:
– Ну, я уже привык.
«Семь месяцев», – думал Ваэлин, пока они возвращались в лагерь. Уже семь месяцев они охотились за кумбраэльскими отрицателями в лесу Мартише с помощью – если можно так выразиться, – Линдена Аль-Гестиана и его свежесозданного пехотного полка. Линдена Аль-Гестиана, который почему-то зажился на месяц дольше срока, назначенного королем. И с каждым днем Ваэлин все сильнее чувствовал, как тяготит его навязанная сделкой ноша.
Обстановка тоже не способствовала веселью. Мартише был не Урлиш: этот лес был еще темнее и гуще, и деревья тут стояли так плотно, что местами чащоба делалась практически непроходимой. Вдобавок земля здесь была неровной: повсюду ложбины да овраги, представляющие собой идеальные места для засады, и лошадей из-за этого пришлось оставить. Они постоянно ходили с натянутыми луками, со стрелами, наложенными на тетиву. И только их аристократы упорно разъезжали верхом, представляя собой удобные мишени для прячущихся на деревьях кумбраэльских лучников. Из пятнадцати молодых аристократов, что отправились в Мартише с Линденом Аль-Гестианом, четверо уже были убиты, а еще трое ранены так тяжело, что их пришлось отправить восвояси. Впрочем, солдаты несли куда более тяжелые потери: из шести сотен, что записались в полк по своей воле или помимо нее, не стало уже больше трети: кто-то погиб, кто-то заблудился в лесу, а некоторые, небось, дезертировали при первой же возможности. Они не раз находили людей, пропавших несколько недель тому назад, замерзшими в снегу или привязанными к дереву и замученными до смерти. Пленные их врагам были ни к чему.
Невзирая на потери, небольшому контингенту орденских все же удалось одержать несколько побед. Месяц назад Каэнис вывел их по следам на отряд из более чем двадцати кумбраэльцев, которые пробирались по дну ручья: уловка хитрая, но бесполезная, если по следу идет Каэнис. Орденские преследовали их несколько часов, пока враги, наконец, не остановились передохнуть. Это были люди с суровыми лицами, одетые в собольи меха и штаны из выделанной лосиной кожи. Свои боевые луки они несли за спиной, не ожидая нападения. Половина рухнула после первого же залпа, остальные развернулись и бросились бежать вдоль русла. Братья выхватили мечи и кинулись в погоню. Ни один из кумбраэльцев не ушел, ни один не стал молить о пощаде. Каэнис был прав: эти люди сражались за своего бога и были не против умереть за него.
Через несколько миль показался лагерь. На самом деле скорее форт, чем лагерь. Когда они только пришли сюда, они попытались было выставлять часовых – но это просто предоставило врагам возможность попрактиковаться в ночной стрельбе. И Линдену Аль-Гестиану пришлось отдать приказ валить деревья и строить частокол: угрюмый ряд заостренных бревен, расположившийся на одной из немногих имеющихся в Мартише полян. Ваэлин и большинство орденских терпеть не могли это сырое, гнетущее место и большую часть времени проводили в лесу, отправляясь в дозор небольшими группами, разбивая свои собственные лагеря, которые они переносили каждый день, играя в смертельные догонялки с кумбраэльцами, пока солдаты Аль-Гестиана прятались за своим частоколом. Вылазка злосчастного Мартиля Аль-Джелнека была первой за несколько недель, и то людям, которых он возглавлял, пришлось пригрозить поркой, прежде чем они согласились пойти. И кончилось тем, что эти люди обратились в бегство после первого же выстрела.
У ворот в частоколе их встречал крепко сбитый брат, свирепо глядящий из-под насупленных лохматых седеющих бровей. Рядом с ним был громадный барбос с серой пятнистой шкурой и таким же свирепым взглядом, как у хозяина.
– Брат Макрил!
Ваэлин приветствовал его легким поклоном. Макрил был не любитель разводить церемонии, но ему все же следовало оказывать почести, как старшему над братьями, особенно в присутствии солдатни Аль-Гестиана. Некоторые из солдат ошивались возле ворот, опасливо переводя взгляд с трупа Аль-Джелнека на темную стену леса, как будто опасаясь, что из тени в любой момент может со свистом вылететь кумбраэльская стрела.
Ваэлину удалось скрыть свое удивление, когда, явившись по вызову аспекта, он обнаружил в его комнате Макрила, который созерцал красную ромбовидную тряпицу у себя на ладони. Его грубое лицо выглядело озадаченным.
– Вы двое знакомы, я полагаю, – сказал аспект.
– Мы встречались во время моего испытания глушью, аспект.
– Брат Макрил назначен командующим нашей экспедицией в лес Мартише, – сказал ему аспект. – Его приказам будете подчиняться, не рассуждая.
Очевидно, немногие знали Мартише лучше Макрила, если не считать мастера Хутрила, которого однако нельзя было отрывать от его обязанностей в Доме ордена. В их отряд входило всего тридцать братьев, в основном опытные воины, служившие на северных границах. Они, похоже, как и Ваэлин, опасались Макрила, но он быстро показал себя искусным тактиком, хотя его стиль командования был несколько грубоватым.
– И часа не прошло, бля! – буркнул он. – Вам же было велено в течение двух дней ходить дозором к югу отсюда!
– Люди лорда Аль-Джелнека разбежались, – объяснил Норта. – Мы не видели смысла там оставаться.
– А тебя, сопля, никто не спрашивал! – отрезал Макрил. Он с самого начала невзлюбил их всех, но большая часть его желчи доставалась Норте. Его пес, Мордаш, зарычал в знак согласия. Ваэлин понятия не имел, где Макрил взял эту зверюгу – очевидно, в травильных собаках он после Меченого разочаровался и вместо этого завел себе самого здорового и злющего охотничьего пса, какого только сумел найти, не обращая внимания на его породистость. Кое-кто из солдат успел обзавестись шрамами, наглядно демонстрирующими, что Мордаш не любит, когда его гладят или смотрят в глаза.
Норта ответил Макрилу взглядом, говорящим о том, что нелюбовь их полностью взаимна. Ваэлин то и дело задумывался о том, что будет, если оставить этих двоих наедине.
– Мы сочли, что лучше всего будет вернуться и привезти тело, брат, – сказал Ваэлин. – А нынче вечером мы уйдем в дозор одни.
Макрил перевел недобрый взгляд на Ваэлина.
– Некоторые из солдат вернулись. Утверждают, что, мол, мерзавцев было не меньше пятидесяти.
Макрил кумбраэльцев иначе как «мерзавцами» не называл.
– Скольких вы добыли?
Ваэлин взвесил на руке боевой лук.
– Одного.
Лохматые брови Макрила сдвинулись.
– Одного из пятидесяти?
– Там один и был, брат.
Макрил тяжко вздохнул.
– Пожалуй, стоит доложить лорду. Пусть напишет еще одно письмо.
Лорд Линден Аль-Гестиан был высок и хорош собой, улыбчив и остроумен. Он был отважен в бою и ловко владел мечом и копьем. Вопреки утверждению короля, он оказался весьма неглуп, а его кажущаяся надменность была не более чем самоуверенностью юнца, который многого добился за свою короткую жизнь и не видел особых причин скрывать, что доволен собой. Ваэлин, к своему немалому сожалению, обнаружил, что молодой аристократ ему нравится, хотя он вынужден был признать, что командир из Аль-Гестиана отвратительный: в нем просто не было необходимой жесткости. Он не раз грозил своим людям поркой, но до сих пор так никого и не наказал, невзирая на многочисленные проявления трусости, пьянство и на то, что лагерь в целом позорил солдатское звание.
– Братья!
Когда они приблизились к его шатру, Аль-Гестиан приветствовал их широкой улыбкой, которая тут же исчезла, когда он увидел труп, переброшенный через седло. Очевидно, никто из беглецов не потрудился сообщить ему новости.
– Мои соболезнования, милорд, – сказал Ваэлин. Он знал, что эти двое дружили с детства.
Линден Аль-Гестиан с убитым горем лицом подошел к трупу и ласково коснулся волос убитого друга.
– Он погиб, сражаясь? – спросил он немного погодя, охрипшим от волнения голосом.
Ваэлин увидел, как Норта открыл рот, и поспешно перебил его. В разговорах с лордом Аль-Гестианом Норта давал волю жестокой стороне своей натуры и без колебаний осыпал его почти неприкрытыми оскорблениями и упреками.
– Он держался весьма отважно, милорд.
Мартиль Аль-Джелнек плакал как ребенок. Стрела засела у него в животе, он судорожно хватался за Ваэлина, свет жизни в его глазах мало-помалу угасал, его выворачивало наизнанку. Под конец он попытался что-то сказать, Ваэлин был в этом уверен, но захлебнулся желчью и пробулькал что-то невнятное. Наверное, хотел что-то передать своей возлюбленной. Теперь уж и не узнаешь.
– Отважно, – повторил Аль-Гестиан, слегка улыбнувшись. – Да, он всегда был отважен!
– Его люди разбежались, – сказал Норта. – Всего одна стрела, и они разбежались. Этот ваш полк – всего лишь сборище уголовников и мерзавцев.
– Довольно! – рявкнул брат Макрил.
Подошел сержант Крельник, четко отдал честь Аль-Гестиану. Крельник был плотный мужчина под пятьдесят, с лицом, изборожденным шрамами. Солдат он держал в ежовых рукавицах. Один из немногих опытных солдат в полку. Крельник с шестнадцати лет служил в королевской страже. Аль-Гестиан благоразумно сделал его главным сержантом и возложил на него ответственность за дисциплину. Но, невзирая на все усилия Крельника, описание Норты вполне соответствовало истине. Сборище уголовников и мерзавцев.
– Я прикажу сложить костер, милорд, – сказал сержант Крельник. – Надо предать его огню сегодня вечером.
Аль-Гестиан кивнул и отступил от трупа.
– Да. Благодарю вас, сержант. И вас, братья, за то, что привезли его сюда.
Он отвернулся к своему шатру.
– Брат Макрил, брат Ваэлин, разрешите вас на минутку?
В шатре Аль-Гестиана не было предметов роскоши, как в шатрах прочих аристократов: все свободное место было занято его оружием и доспехами, за которыми он ухаживал сам. Большинство прочих лордов привезли с собой по паре слуг, но лорд Аль-Гестиан, по-видимому, умел сам заботиться о своих нуждах.
– Прошу вас, братья.
Он жестом предложил им сесть и подошел к небольшому складному столику, за которым работал с многочисленными бумагами, с какими приходится иметь дело командиру полка.
– Королевское послание, – сказал он, взяв со стола вскрытый конверт. При виде королевской печати сердцебиение у Ваэлина участилось.
– «Лорду Аль-Гестиану, командиру тридцать пятого пехотного полка, от его величества Януса Аль-Ниэрена, – прочел Аль-Гестиан. – Милорд, примите мои поздравления с тем, что сумели продержать полк в походе в течение столь длительного времени. Менее одаренные командиры, несомненно, избрали бы более очевидный путь, постаравшись как можно быстрее выполнить королевское поручение и очистить лес Мартише. Однако вы, очевидно, замыслили чрезвычайно тонкую военную хитрость – настолько тонкую, что я, право, не в силах постичь ваших замыслов отсюда, из столицы. Возможно, вы припоминаете, что аспект Арлин любезно предоставил вам отряд братьев Шестого ордена, братьев, для которых аспект уже давно нашел бы другое применение. Я слышал, что среди них находится сын моего бывшего владыки битв. Я уверен, что он унаследовал отцовскую добросовестность и готовность быстро выполнять приказы своего короля. Быть может, вам стоит обсудить свои планы с этими братьями – возможно, они будут столь добры, что смогут вам что-нибудь посоветовать».
Ваэлин с ужасом обнаружил, что руки у него трясутся, и спрятал их под плащом, надеясь, что остальные подумают, будто он просто замерз.
– Вот так, братья, – сказал Аль-Гестиан, обводя их взглядом с неподдельным отчаянием. – Видимо, мне действительно придется просить вашего совета.
– Мои советы вы уже слышали, и не раз, милорд, – сказал Макрил. – Устройте показательную порку, самых ленивых и трусливых выставьте за ворота без оружия и предоставьте сержанту Крельнику навести порядок по своему разумению.
Аль-Гестиан потер виски. На лбу у него залегли морщины от усталости.
– Но такими мерами сердца солдат не завоюешь, брат.
– В жопу их сердца! Добиться любви своих солдат мало кому удается. Большинство командиров держатся на страхе. Заставьте их вас бояться – и тогда вас зауважают. Может, тогда они и в самом деле начнут убивать кумбраэльцев.
– По тону письма его величества очевидно, что у нас осталось не больше нескольких недель, чтобы покончить со здешними делами. И, вопреки предположениям короля, должен признать, что у меня нет никакой военной хитрости, которая могла бы помочь уничтожить Черную Стрелу и его когорты. И даже если я соглашусь пойти на меры, которые вы предлагаете, на то, чтобы одержать победу в этом треклятом лесу, уйдет больше времени, чем у нас есть.
«Черная Стрела…» Это имя они услышали от единственного пленника, которого сумели захватить за семь месяцев – лучника, которого подстрелил Норта. Пленник прожил достаточно долго, чтобы высказать свою ненависть и бросить им вызов, воззвать к своему богу, чтобы тот принял его душу, и помолиться о прощении за то, что он потерпел поражение. Над их вопросами он только смеялся: чем можно пригрозить умирающему? В конце концов Ваэлин отослал прочь всех остальных, сел рядом и протянул пленнику свою фляжку с водой.
– Пить хочешь?
Глаза кумбраэльца вызывающе сверкали, но кровь жизни вытекала из жил, и его терзала жажда, доводящая до безумия.
– Я вам ничего не скажу!
– Я знаю.
Ваэлин поднес фляжку к губам пленника, и тот стал пить.
– Как ты думаешь, простит он тебя? Бог-то ваш.
– Отец Мира велик в сострадании Своем! – яростно бросил умирающий. – Он поймет слабость мою и силу мою и возлюбит меня и в слабости, и в силе.
Ваэлин увидел, как человек схватился за засевшую в боку стрелу и слегка всхлипнул.
– За что вы нас ненавидите? – спросил он. – Зачем убиваете нас?
Стон боли превратился в хриплый, горький смешок.
– А зачем вы убиваете нас, а, брат?
– Вы явились сюда вопреки договору. Ваш лорд обещал, что вы не станете распространять слово о вашем боге в иные фьефы…
– Слову Его нет границ и пределов, и не служителям ложной веры ставить ему границы. Черная Стрела привел нас сюда, чтобы оборонять тех, кого вы бы перерезали, служа вашей ереси. Он знал, что мир между нами есть предательство, гнусное богохульство…
Он осекся и зашелся неудержимым кашлем. Ваэлин пытался вытянуть из него что-нибудь еще, но кумбраэлец только и твердил, что о своем боге, и слова его становились все менее связными по мере того, как жизнь покидала его. Вскоре он потерял сознание, и через несколько минут его дыхание остановилось. Ваэлин почему-то пожалел, что не спросил, как его имя.
– А вы, брат Ваэлин?
Вопрос Аль-Гестиана заставил его вернуться к действительности.
– Наш король, похоже, доверяет вашим суждениям. Можете ли вы посоветовать мне способ привести эту кампанию к завершению?
«Положить конец этому кровавому фарсу и вернуться домой». Эту мысль Ваэлин оставил невысказанной. Аль-Гестиан не мог уйти из леса, не добившись победы, или, по крайней мере, хоть чего-то похожего на победу. «А король вообще хочет, чтобы он отсюда не ушел, – напомнил себе Ваэлин. – Тебе надо выполнить условия сделки. Кто говорит, что его величество не способен отменить то, что он сделал?»
– Лучники Черной Стрелы преследуют ваших людей, стоит им только выйти за ворота, – сказал он. – А нас с братьями – нет. Мы охотники, что явились в их лес, и кумбраэльцы нас боятся. Вашим людям тоже следует сделаться охотниками – по крайней мере, тем, кто способен этому научиться.
Макрил фыркнул.
– Да этих людишек мимо горшка не мочиться не научишь, не то чтобы быть охотниками!
– Наверняка среди них есть люди, способные к обучению. Вера учит нас, что даже в самых отпетых могут найтись свои достоинства. Я предлагаю отобрать нескольких из них, человек тридцать, не больше. Мы будем их обучать, они будут отвечать перед нами. Организуем вылазку, найдем один из лагерей Черной Стрелы и разорим его. После того, как нам удастся одержать первую победу над кумбраэльцами, прочие солдаты тоже воодушевятся.
Ваэлин помолчал, набираясь мужества сказать то, что надо было сказать.
– Людей особенно воодушевит, если вы, милорд, лично возглавите вылазку. Солдаты уважают командиров, которые делят с ними любые опасности.
«А в сумятице боя может случиться многое, стрела может легко промахнуться мимо цели…»
Аль-Гестиан погладил редкую щетину у себя на подбородке.
– Брат Макрил, вы согласны с предложенным планом?
Макрил искоса взглянул на Ваэлина, подозрительно насупил массивные брови. «Он понимает, что что-то не так, – догадался Ваэлин. – Он это чует, как гончая, уловившая непривычный запах».
– Попробовать стоит, – сказал Макрил, помолчав. – Хотя… отыскать их лагерь… Не так-то это просто. Эти мерзавцы умеют путать следы.
– Братья Шестого ордена считаются лучшими следопытами во всем Королевстве, – сказал Аль-Гестиан. – Если их лагерь можно отыскать, вы его отыщете, я уверен.
Он хлопнул себя по колену, заметно оживившись при мысли о том, что его проблема имеет-таки решение.
– Спасибо вам, братья! Этот план и впрямь должен сработать.
Он встал, взял со спинки стула волчью шкуру и накинул ее себе на плечи.
– Что ж, за дело! Нам многое предстоит сделать.
Фамилий ни у кого из солдат, похоже, не было. Их знали в основном по кличкам из их преступного прошлого: Шнырь, Красный Нож, Шустрила и тому подобное. Тридцать кандидатов на обучение отобрали с помощью простейшего испытания: заставили весь полк бегать вокруг частокола и взяли тех, кто продержался дольше прочих. Солдаты выстроились в три шеренги по десять человек, злобно зыркая на Макрила, пока тот излагал им правила, которым отныне будет подчиняться их жизнь.
– Любого, кто напьется без дозволения, выпорют. Того, кто напьется пьян больше одного раза, выгонят из полка. А если кто из вас, говнюков, думает, будто это бесплатный билет до дома, так имейте в виду, что тем, кого выгонят, придется выходить из Мартише на своих двоих, в одиночку и без оружия.
Макрил выдержал паузу, чтобы до них дошло. Человек, который в одиночестве отправится в лес Мартише без каких-либо средств себя защитить, глазом не успеет моргнуть, как окажется привязанным к дереву, с выпущенными кишками.
– Зарубите себе на носу, жалкая шайка вороватых мерзавцев, – гремел Макрил, – лорд Аль-Гестиан дал Шестому ордену дозволение натаскивать вас, как мы сочтем нужным. Отныне вы принадлежите нам!
– Мы на это не подписывались! – угрюмо проворчал желтолицый человек в первом ряду. – Мы на королевской слу…
Макрил дал ему в челюсть, и желтолицый растянулся на земле.
– Брат Баркус! – рявкнул Макрил, перешагивая через распростертого солдата. – Десять розог этому человеку! И лишить рома на неделю.
Он обвел взглядом оставшихся.
– Кто-нибудь еще желает обсудить условия службы?
На следующий день Каэнис с Дентосом ушли в лес. Им было поручено отыскать кумбраэльский лагерь, пока солдаты проходят обучение. Двойная угроза – порки и смерти, – оказалась великолепным стимулом к дисциплине и усердию. Солдаты повиновались каждому приказу, выдерживали забеги по снегу длиной в несколько миль, терпели болезненные уроки мечного и рукопашного боя, почтительно внимали Макрилу, который пытался вдолбить в них основы выживания в лесу. На самом деле они держались чересчур почтительно, выглядели чересчур запуганными, а Ваэлин знал, что запуганный солдат – плохой солдат.
– Не переживай, – говорил ему Макрил. – Главное, чтобы они больше боялись нас, чем тех мерзавцев, и все будет в порядке.
Ваэлин взял на себя уроки мечного боя, в то время как Баркус наводил на солдат ужас своим подходом к рукопашному бою, не подразумевающим решительно никаких правил. Норта быстро оставил попытки научить их стрельбе из лука – у них было недостаточно ловкости и опыта, – и вместо этого сосредоточился на арбалете, оружии, которым даже самый неуклюжий способен овладеть за несколько дней. К концу первой недели их небольшой отряд уже способен был пробежать пять миль, не жалуясь и не канюча, перестал бояться ночевать за пределами частокола, и большинство уже могли попасть в мишень из арбалета за двадцать шагов. Им по-прежнему недоставало умения фехтовать и сражаться врукопашную, однако Ваэлин видел, что они, по крайней мере, умеют уже достаточно, чтобы пережить хотя бы первую встречу с людьми Черной Стрелы.
Легенды о Ваэлине, как обычно, опережали его, и солдаты относились к нему со смешанным благоговением и страхом. С Нортой и Баркусом они еще время от времени могли перекинуться парой слов, но в присутствии Ваэлина хранили молчание, как будто одно лишнее слово сулило им быструю гибель. Тем более что Ваэлин постоянно пребывал в угрюмом настроении, отчего сделался вспыльчив и частенько раздавал удары деревянным посохом, который использовал на фехтовальных тренировках. По временам он ловил себя на том, что разговаривает совсем как мастер Соллис. Это его настроения не улучшало.
Аль-Гестиан решил тренироваться вместе с солдатами. Он наравне со всеми участвовал в забегах и получал ссадины на тренировках. Линден оказался недурным фехтовальщиком и был достаточно высок и силен, чтобы как минимум попытаться противостоять Баркусу в рукопашном бою. Он постоянно стремился ободрять солдат, во время забегов поднимал на ноги упавших и помогал им бежать дальше и бурно одобрял их жалкие успехи в мечном бое. Ваэлин обнаружил, что солдаты мало-помалу начинают уважать молодого аристократа: прежде его за спиной называли не иначе, как «сопливый недоумок», теперь же он сделался просто «его светлость». Настроение у солдат по-прежнему было угрюмое, к Ваэлину и его братьям они любви не питали, но Аль-Гестиан сделался человеком, достойным товарищеского отношения. И при виде того, как он сходится в поединке со своими солдатами, депрессия Ваэлина усугублялась. «Убийца…»
Этот голос начал преследовать его в тот день, когда они взялись за тренировки. Негромкое всеведущее бормотание в глубине души, нашептывающее ужасную истину. «Наемный убийца. Ты ничем не лучше тех мерзавцев, что убили Микеля. Король сделал тебя своей марионеткой…»
– Ну что, брат, как вы считаете?
Аль-Гестиан шагал по снегу в его сторону, лицо у него раскраснелось от напряжения и сияло оптимизмом.