Одна из многих Токарева Виктория

Николай бывал рад два раза: когда они приходили и когда уходили.

Однажды Николай ехал на машине и увидел Анжелу, идущую по тротуару. Он подъехал. Это была не Анжела. Просто похожа.

Николай ложился поздно. По ночам любил смотреть кино.

Он смотрел американское кино. Американское кино бывает хорошее и плохое. В обоих случаях американцы достигают совершенства. Если хорошее — то почти шедевр. Ничего лишнего. А если плохое — то полное говно.

В этот раз шел мастерски сколоченный боевик. В главной роли — молодая блондинка, копия Анжелы. Те же летучие руки, длинная шейка юного лебедя. Где ты, Анжела?

Николай вспомнил, что встретил ее у композитора Игоря Макарова. Он нашел в своем мобильном телефон Игоря и спросил:

— Ты не знаешь, как найти Анжелу?

— Какую еще Анжелу? — не вспомнил Игорь.

— Ту девочку, которая заказала тебе песню.

— А… Плацинду? Сейчас…

Игорь продиктовал телефон Киры Сергеевны. Семь цифр. Все очень быстро и очень просто. Элементарно.

Николай положил трубку и набрал заветные семь цифр. Отозвался женский продвинутый голос. Николай умел по голосу определять — с кем имеет дело. Голос говорит о многом: о возрасте, об уме и даже о характере.

— Я слушаю, — сказала Кира Сергеевна.

— Простите, можно попросить Анжелу? — заискивающе спросил Николай.

— А кто ее спрашивает? — удивилась Кира Сергеевна.

— Николай Петрович Ильин, — представился Николай.

— А что вы хотите? — въедливо спросила Кира Сергеевна.

— По личному вопросу.

— По какому?

Николаю захотелось сказать: «Пошла в жопу», но это было бы невежливо.

— Передайте Анжеле, что я звонил. До свидания.

Кира Сергеевна положила трубку. Сказала мужу:

— Звонил банкир.

— Какой еще банкир? — не понял Иннокентий.

— Бывший хозяин. Он хочет сделать ее своей любовницей.

— Так и сказал?

— Что он, дурак? Он ничего не сказал, но я чувствую…

— А сколько ему дет? — спросил Иннокентий.

— Его жене пятьдесят, значит, ему столько же. Они ровесники.

— Зачем Анжеле старик? — удивился Иннокентий.

— А какая польза от молодых? Напорется на какого-нибудь мерзавца. Он ей всю душу вымотает и СПИДом заразит.

— Что ты такое говоришь? Она же не проститутка, — оскорбился Иннокентий.

— А ты думаешь, порядочные не болеют? Пусть у нее будет постоянный взрослый партнер. Он ее поддержит материально. Она встанет на ноги, укрепится, тогда можно будет жениться по любви.

— Выйти замуж, — поправил Иннокентий.

— Это одно и то же.

— Твоя позиция имеет резон, но она цинична, — заметил Иннокентий. — Все равно это продажа. Она продаст себя за деньги.

— А сейчас она, по-твоему, что делает? Работает по найму. Продает себя за копейки. Сколько надо работать, чтобы накопить нужную сумму?

— Нужную для чего? — не понял Иннокентий.

— Для раскрутки. Она же певицей хочет быть.

— Но если человек талантливый, зачем платить?

— А кто узнает про ее талант? Будет петь в кругу семьи. Чтобы выбиться, нужен спонсор.

— Ты бы согласилась на спонсора? — спросил Иннокентий.

— Кто меня купит…

— Ну а в молодости?

— Черт его знает… — Кира Сергеевна задумалась. — Мы с тобой заработали квартиру в блочном доме, дачу на шести сотках, машину «Жигули», и на это ушло тридцать лет. Тридцать лет мы ишачили на этот убогий мизер, а тут приходят и все дают.

— Ты же не только ишачила, — возразил Иннокентий. — Ты любила работу, любила своих авторов, делала судьбы. Ты состоялась как личность.

— Да ладно… — Кира Сергеевна махнула рукой.

Она знала: мужья делятся на две категории — никчемушники и кошельки. Никчемушники садятся на шею и едут. И ты везешь за двоих. Это тяжело.

А кошельки ведут себя как хотят, хамят и бросают в конце концов. Так что еще неизвестно — что лучше: быть груженым ослом или разрешать, чтобы по тебе ходили копытами, ломали позвоночник…

Хочется всего: и верности, и благополучия. Но, как говорится: «Кругом шестнадцать не бывает».

Анжела вернулась из магазина. Вернее, из магазинов. Она ходила за стиральным порошком и за морковкой.

— Тебе хозяин звонил, — сообщил Иннокентий. — Просил позвонить. Оставил телефон.

— Не буду, — испугалась Анжела.

Елена выгнала Анжелу, обвинив в воровстве. Сказала, что у нее пропала бриллиантовая подвеска. Тоже мне, королева Марго.

Анжела никаких подвесок в глаза не видела и дальнейших выяснений не хотела.

Раздался телефонный звонок. Анжела ждала, что звонок иссякнет, но он все звонил и звонил.

— Подойди! — крикнул Иннокентий.

Анжела сняла трубку и услышала голос Николая.

— Я вас не слышу! — крикнула Анжела.

— Слышишь, — сказал хозяин. Голос у него был теплый.

— Чего? — настороженно отозвалась Анжела.

— Очень неприветливо, — заметил Николай.

— Ну… — замялась Анжела. — Чего хотите?

— Пообедать.

— А что надо сготовить?

— Я приглашаю тебя в ресторан. Нам сготовят… Ты где живешь?

— Улица Новаторов, шесть. А что?

— А подъезд какой?

— Третий. А что?

— В восемь часов спускайся к подъезду.

— Утра? — не поняла Анжела.

— Кто утром по ресторанам ходит? В восемь вечера.

— Я у Киры Сергеевны спрошу.

— О чем?

— Можно ли мне с вами в ресторан…

— Ты совершеннолетняя. Можешь не спрашивать. В одиннадцать будешь дома.

— Ой! — отреагировала Анжела.

«Совсем дикая, — подумал Николай. — Хорошо!»

Ресторан был с каменным полом. Почти пустой. Гулкий, как вокзал.

Подошел молодой негр и спросил на чисто русском языке, какое они хотят вино. Николай назвал. Негр кивнул головой.

— А вы в Москве живете? — спросила Анжела.

— В Мытищах, — уточнил негр.

— С ума сойти, — тихо подивилась Анжела.

Негр отошел.

Официантка принесла зеленое масло и хрустящий хлеб.

— Не перебивай аппетит, — посоветовал Николай.

— А тогда зачем принесли? — не поняла Анжела.

Она смотрела на Николая. Без жены он был другой, моложе, привлекательнее. Он был сам по себе, и это его украшало. Но все-таки Анжела годилась ему в дочки. Почти во внучки. Папашка. Начинающий дедок.

Негр принес бутылку. Разлил по фужерам. Николай попробовал, подержал во рту. Потом одобрительно кивнул. Это был целый ритуал.

Анжела тоже попробовала. Кислятина и больше ничего. С удовольствием бы выплюнула, но постеснялась.

Негр оставил бутылку и отошел.

— Я хочу тебя вернуть, — произнес Николай вместо тоста.

— Нет! — отрезала Анжела. — С Еленой Михайловной я работать не буду. Она врунья. Врет и не краснеет.

— Елена Михайловна ни при чем. Я приглашаю тебя в московскую квартиру.

— А она знает?

— Это ее не касается. Мы живем на разных территориях.

«Все везде одинаково», — подумала Анжела. Ее родители тоже жили на разных территориях.

— А что делать? — поинтересовалась Анжела.

— Все то же самое. Готовить, убирать.

— А выходной полагается?

— Если захочешь.

— С проживанием или вечером уходить?

— Как захочешь.

— А какая зарплата?

— Сколько скажешь… — Николай улыбнулся.

Он сидел расслабленный и счастливый. Самое время торговаться. Но Анжеле было неловко.

— Ну не знаю… Все-таки вы один. Нагрузка меньше…

— Я не один. С тобой, — поправил Николай.

— Приставать будете? — спохватилась Анжела.

— Как захочешь…

Сказка просто. Как будто ее приглашали не в Золушки, а в принцессы.

Появились музыканты. Трое парней. Один на клавишных, другой — на ударных, третий — гитара.

Гитарист был тот самый, со скульптурным ртом. Именно его видела она у продюсера. Значит, с продюсером ничего не получилось, — догадалась Анжела. На раскрутку денег нет. А в ресторане можно и без раскрутки.

Анжела подошла к музыкантам. Смотрела и слушала.

Ребята были молодые, профессиональные. Они не обращали внимания на Анжелу, делали свое дело.

Гитарист держал гитару в опущенных руках, настраивал, склонив голову. Анжеле стало его почему-то жалко.

Из глаз Анжелы потянулись и задрожали лучи. Но гитарист не видел и не чувствовал. Он стал играть, кидая руку на струны, прикрыв глаза. Чуть покачивался, будто медитировал.

Ударник подключился. Солист — тот, что на клавишных, — запел. Пел он спокойно, как бы для себя.

К Николаю подошла официантка. Принесла горячее.

Надо было возвращаться.

Анжела поселилась в городской квартире Николая.

Она никогда не ступила бы на территорию Лены, но Анжела обиделась. Лена выгнала ее с позором, обвинив в воровстве. Как будто нельзя было честно сказать: я ревную. Анжела бы поняла и ушла сама. Но Лене захотелось ее унизить и растоптать, размазать по стене. Дескать, Анжела — не самостоятельная гордая личность, а воровка и плебейка, дочь алкашки из глубокой провинции.

Пусть так. Но от Анжелы исходит запах цветения, и все пчелы летят на это благоухание. А от Лены веет унынием и увяданием. Ее можно просто пожалеть, а на жалости далеко не уедешь. Далеко ехать можно только на страсти. Может, не далеко, но быстро.

Весть о том, что Николай ушел из семьи, распространилась очень быстро. Освободился богатый, не старый мужик, без вредных привычек, в расцвете сил.

За ним началась буквально охота. Звонки, приглашения, прямые предложения. Молодые интеллигентные женщины протягивали себя, как таблетку на ладони. Оставалось только положить на язык и запить водой. Но Николаю не нужны были зрелые, состоявшиеся, опытные, пусть даже при всех достоинствах и регалиях. Ему нужна была Анжела — женщина-ребенок, воспринимающая мир бесхитростно и доверчиво.

Она спала рядом с ним тихо, как зверек. Ее дыхание было легким и чистым. Он засыпал с ней лицо в лицо. И ему снились сны такие же легкие и чистые.

Под утро она просыпалась, будила малая нужда. Она шла в утреннем свете — совершенно голая, с маленькой и нежной грудью, тонкими лодыжками и запястьями, с круглой попкой, такой совершенной, что жалко прятать. Николай испытывал к ней отцовскую нежность и мужскую страсть. И никогда он не был так силен и хорош, даже в молодости. А может, ему так казалось. И еще казалось: так будет всегда. Он хозяин жизни, и все зависит только от него.

В судьбу Николай не верил. Он верил в себя. Самая большая ценность — это жизнь. А самая большая ценность жизни — молодость. И он этим владеет. Он украл клад. Анжела — вот его богатство.

Образы жены и детей маячили на задворках подсознания, портили настроение. Но не окончательно и ненадолго. От угрызений совести Николай откупался деньгами. Семья деньги принимала и не верила в долгосрочность его зигзага. Они ждали, что Николай одумается и вернется.

Единственная реальная опасность — беременность любовницы. Ребенок — это надолго. Практически навсегда.

Анжела забеременела и сделала аборт.

— Дура, — сказала ей Кира Сергеевна. — Ты могла бы закрепить его ребенком. Он бы женился.

— Зачем? — не поняла Анжела.

— Ребенок — это пожизненная пенсия. Он бы платил тебе всю жизнь до старости.

Анжела не думала о старости. До старости так далеко…

Николай был уверен, что Анжела захочет родить. Любовницы его богатых друзей рожали наперегонки. Но Анжела пошла другим путем.

— Родить всегда успеется, — сказала она. — Надо сначала родить себя.

Николай испытывал двойственное чувство: с одной стороны, ему хотелось приватизировать Анжелу, с другой стороны — быть свободным от нее.

— Почему ты не оставила ребенка? — спросил Николай.

— А куда я его рожу? — поинтересовалась Анжела. — Ни кола ни двора.

— У тебя есть я и моя квартира.

— Это очень много. Но я все время боюсь, что придет твоя жена с милицией и выгонит меня отсюда.

— Я оставил Лене дачу.

— Все равно у нее больше прав на тебя. А я — на одной ноге. Провинциалка. Выскочка.

— Ты станешь певицей, и тебя узнает вся страна, — напомнил Николай.

— Страна сама по себе, а я сама по себе. Я хочу радоваться или плакать в собственном доме.

— Ты хочешь, чтобы я купил тебе квартиру? — спросил Николай.

— Зачем квартиру? Комнату в коммуналке.

— А ты исключаешь нашу совместную жизнь? — спросил Николай.

— Она может происходить и в коммуналке. Разве нет?

«Коммуналка — для молодых, — думал Николай. — Им все равно ГДЕ. Им важно — с КЕМ. В молодости так легко быть счастливым».

Николай привык к комфорту. Бедность его угнетала. Да он и не смог бы сегодня в своем возрасте и статусе идти по длинному коридору коммуналки, чувствовать на себе презрительные взгляды соседей и читать их мысли: «О, пошел старый жеребец…»

В Москву приехала Наташка-алкашка навестить свою дочь. Остановилась у Анжелы. А где же еще?

Николай никогда не жил с чужими людьми. Он достал Наташке номер в гостинице, платил двести евро в день, дороже, чем в Париже или Цюрихе.

Наташке было скучно сидеть одной в номере, к тому же она боялась запить. Поэтому Наташка приезжала рано утром и околачивалась весь день, а вечером смотрела телевизор.

Анжела тяготилась присутствием мамаши, но прогнать ее не могла. Все-таки мать…

Николай задумался глубоко, как старый утес, на груди которого ночевала тучка золотая.

Все его разбогатевшие друзья покупали своим подружкам квартиры. Гонорар за любовь. Почему бы и ему не купить? Тем более что Анжела — не хищница и не захватчица. Не давит, детьми не шантажирует. Желанная и легкая, как тучка золотая. Украшает и осмысляет его жизнь.

Николай поручил этот вопрос кому надо. Были привлечены ловкие риелторы. На выбор предоставили несколько вариантов.

Квартиры подорожали. Цены были перегретые. Но не хотелось покупать совсем уж на выселках. Есть смысл раскошелиться и купить ликвидную квартиру, которую можно будет потом продать без потерь. Как говорится: «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец». Это был не последний огурец. Николай вложил полмиллиона за квартиру, но эта трата оказалась не единственной. Пришлось купить квартиру для Наташки-алкашки, иначе она все время будет отираться у Анжелы. Николай купил плохонькую однокомнатную квартиренку в спальном районе. Но это ему — плохонькую, а Наташке — рай земной. Своя ванная, уборная, кухня с газом и вид из окна на лесопарк — вечнозеленый зимой и летом.

Наташка забыла поблагодарить Николая, сказать спасибо. Она считала, что у него денег — жопой ешь. Ему ничего не стоит купить квартиру, и две, и даже три. Подумаешь, делов… Что такое деньги? Бумага. А квартира — недвижимость, ее можно уничтожить только терактом. Но террористы в такой бросовый район не поедут. Что они тут забыли? И кого?

Слова и музыка составляли единое целое. Казалось, у этих слов не может быть другой музыки, и наоборот.

Оставалось сделать диск на студии звукозаписи.

Композитор продиктовал по телефону: куда ехать и к кому обратиться.

Анжела поехала и обратилась. Звукорежиссер представился: Паша. Хотя он был давно уже Павел Петрович.

Анжелу поражало то, что старые дядьки носили длинные волосы и называли себя уменьшительно, как дети.

Паша оказался очень вежливым и точным. Он коротко и толково объяснял, что надо делать. Анжела его понимала и не боялась.

Все расходы оплачивал Николай. Анжела уже не стеснялась брать у него деньги. Неудобно было только вначале. А потом — привыкла.

Самым дорогим оказался аранжировщик Алекс. Он мало разговаривал. Не считал нужным. Алекс знал свое дело, и это сообщало ему дополнительное достоинство.

Диск был готов. Но что с ним делать? Нести Марку Тамаркину? Она на него обиделась. А других продюсеров Анжела не знала. Потом подумала: что значит обиделась? На обиженных воду взят. Надо идти к цели. Карабкаться на вершины, где так ярко сияют снега Килиманджаро.

За спиной Николая можно сидеть как за каменной стеной. Но ведь это не может продолжаться вечно. Да и скучно сидеть за каменной стеной. Анжела поехала в офис без звонка.

Марк Тамаркин оказался на месте. Комната — пуста, никакого кордебалета за спиной.

Марк поднял голову и спросил:

— Что хочешь?

— Я принесла диск, — сказала Анжела и протянула диск.

— Молодец, — похвалил Марк. — Я послушаю и позвоню.

— А сейчас нельзя послушать?

— Сейчас у меня мозги забиты всякой трухой, — сказал Марк. — Надо освободить восприятие.

— Какой-то вы тугой, — обиделась Анжела. — Я все сделала, как вы велели. Колотилась полгода. А вам слушать — одна минута…

— Ну хорошо, — сломался Марк.

Он вставил диск в компьютер. Первые аккорды взрезали пространство.

— Алекс аранжировал? — спросил Марк.

— А как вы узнали? — удивилась Анжела.

— По почерку.

Из боковой двери появился Стас.

В молчании прослушали песню. Коротко переглянулись. И по этому полувзгляду Анжела поняла, что им понравилось. Не просто понравилось.

Они замерли и напряглись, как рыбаки, поймавшие на крючок большую рыбу.

— Можно попробовать… — вяло проговорил Марк.

— В этом году не получится, — заметил Стас. По их сценарию Анжела должна была занервничать, начать упрашивать. Но она молчала. Она видела, что они действуют, как карточные шулеры. Делают из нее лоха. Вернее, лохиню.

— Не получится, значит, не получится, — спокойно сказала Анжела. — Я найду другого продюсера.

— Ты думаешь, они на дороге валяются? — усмехнулся Марк.

— Не знаю, где они валяются. Но вы ведь не один…

Марк помолчал. Потом сказал жестко:

— Ладно, я возьмусь за тебя. Но учти — первые пять лет мы будем работать по схеме: 75 процентов мои, 25 — твои. А потом наоборот: 25 — мои, а 75 — твои.

Анжела молчала. Ждала, когда информация уляжется в ее мозгу. Потом спросила:

— Это что ж получается? Значит, я на вас буду работать?

— Я вложу в тебя мешок денег. Без малого поллимона. Клип, реклама, время на телевидении… Дальше: запустить песню в ротацию на рейтинговых радиостанциях, нанять хореографа, гримера, приобрести концертный костюм… Ты должна отработать эти деньги.

— А Пугачева тоже работала на продюсера? — поинтересовалась Анжела.

— Во-первых, Пугачева начинала в СССР, в социализме. А ты — в СНГ. В рыночной экономике. Большая разница. Во-вторых, у Пугачевой — харизма. А у тебя просто горло со свистком.

— Я подумаю, — хмуро сказала Анжела.