Конец всех песен Муркок Майкл
Он заставил лампу исчезнуть, и они оказались в полной темноте.
— Всегда, Джерек…
— О, моя дорогая.
Она обняла его. Он коснулся ее талии.
— Вы так это делаете? — спросил он. — Или так?
Потом они любили друг друга и заснули в полноте чувств.
Солнце поднялось. Джерек почувствовал его на веках и улыбнулся. Наконец-то будущее с его неясностью и страхами было изгнано, ничто не разделяло их. Он повернулся, чтобы она была его первым зрелищем этого утра, но даже при движении предчувствие беды вернулось к нему. Ее не было в постели, которая хранила остатки ее тепла. Ее не было в комнате. Он понял, что ее нет и в доме.
— Амелия!
Значит вот что она решила. Он вспомнил ее рассказ о молодом человеке, который осмелился признаться в своей любви только когда знал, что никогда не увидит ее снова. Все его инстинкты говорили ему, с того момента у фонтана, что ее намерением было уступить своей викторианской совести, вернуться с Гарольдом Ундервудом в 1896 год и выполнить свой долг. Вот почему она так говорила с ним этой ночью. Как женщина, она всегда будет принадлежать ему, но как жена, она последует за своим мужем.
Он выскочил из постели, открыл окно и, обнаженным взлетел в небо. Каждое ощущение, каждая мысль повторилась в его голове, а воздух обжигал его тело скоростью полета. Он уже рассчитывал, как будет искать ее в Бромли.
Он достиг города. Город казался спящим — таким он был спокойным. И около края ямы, Джерек увидел большую открытую машину времени, хронобус. И на ее борту уже находились путешественники во времени, сам хозяин машины за рукоятками управления, полицейские, все в белых робах и со шлемами на головах, инспектор Спрингер, тоже в белом и в своей шляпе котелком, и Гарольд Ундервуд в пенсне, мерцавшем на раннем солнце. И он увидел Амелию в сером костюме, борющуюся со своим мужем. Затем очертания машины стали расплывчатыми, послышался резкий вскрик, и машина исчезла.
Джерек опустился на землю, спотыкаясь.
— Амелия, — он едва видел из-за слез на глазах, судорожно дыша и дрожа всем телом, его тело гулко билось.
Джерек услышал всхлипывание, и они не были его собственными. Он поднял голову.
Она лежала в черной пыли города, закрыв лицо руками, и плакала.
Наполовину уверенный что это ужасная иллюзия, просто воспоминание из памяти города, он приблизился к ней и опустился на колени рядом. Он коснулся ее серого рукава.
Она подняла на него глаза.
— О, Джерек, он сказал, что я больше ему не жена.
— Он говорил тоже самое прежде.
— Он назвал меня «нечистой». Он сказал, что мое присутствие запачкает высокую цель его миссии, что даже сейчас я соблазняю его… Он, он сказал много вещей. Он вытолкнул меня из машины. Он ненавидит меня.
— Он ненавидит здравый смысл, Амелия. Я думаю, это относится ко всем подобным людям. Он ненавидит правду. Вот почему он принимает приятную ложь. Ты была бы бесполезна ему.
— Я была полна решимости. Я любила тебя очень сильно и боролась с желанием остаться с тобой.
— Ты хотела стать мученицей в ответ на голос Бромли? По причине являющейся в лучшем случае глупой? — Джерек удивился своим словам, и было ясно, что удивил ее тоже.
— Этому миру, тоже нет никакой пользы от таких как я!
— Хотя ты любишь меня. Ты веришь мне?
— Я верю тебе. Джерек, но я не верю твоему окружению, твоему обществу — всему этому… — она оглянулась на город. — Он ценит личность, и все же невозможно чувствовать себя личностью в нем. Ты понимаешь?
Он не понимал, но продолжал утешать ее. Он помог встать ей на ноги.
— Я не вижу для нас будущего здесь, — сказала она ему усталым голосом.
Он вызвал свой локомотив.
— Нет будущего, — согласился он, — только настоящее. Именно этого всегда хотели влюбленные.
— Если они только влюбленные, и больше ничего, Джерек, мой дорогой, она глубоко вздохнула. — Ладно, вряд ли есть смысл в моих жалобах, — она храбро улыбнулась. — Это мой мир, и я должна любить его.
— Ты полюбишь его, Амелия.
Появился локомотив, пыхтя между высокими полуразрушенными башнями.
— Мое чувство долга, — начала она. — …
— Мой мир ценит тебя, как никогда бы ни смог оценить Бромли! Прими это уважение без оговорок, оно дано тебе так же без оговорок.
— Тем не менее, слепо, как делают дети. Человек хочет уважения за… благородные дела.
Он, наконец, понял.
— Твой уход к Гарольду — это было «благородно»?
— Полагаю, да. Самопожертвование…
— «Самопожертвование» другое. И это «достойно»?
— Считается, да.
— И «скромно»?
— Скромность часто имеет место.
— Твое мнение о собственных поступках скромно?
— Надеюсь.
— И если ты ничего не делаешь, кроме того, что хочет твоя душа — это «лень», да? Даже «зло»?
— Вряд ли зло на деле, но определенно недостойно…
Локомотив опустился рядом с ними на место, где недавно стоял хронобус.
— Я просвещен наконец! — сказал он. — И быть «бедным» — значит, вызвать недовольство Бромли.
Она начала улыбаться.
— Действительно, так и есть. Но мне не нравится это. В моей благотворительной работе я стараюсь помочь бедным столько, сколько могла. У нас было миссионерское общество, и мы собирали деньги, чтобы купить определенные основные блага…
— А эти «бедные», они существуют для того, чтобы вы могли удовлетворять свои инстинкты по отношению к «благородству» и «самопожертвованию». Я понял?
— Не совсем, Джерек. Бедные… ну, они просто есть. Я и другие, подобные мне, пытались облегчить их условия, пытались найти работу для безработных, лекарства для больных.
— А если бы их не было? Как тогда вы выразили себя?
— О, имеется много других возможностей, по всему миру язычники, чтобы быть обращенными в веру, тираны, чтобы быть наученными справедливости, и тому подобное. Конечно, бедность — главный источник всех проблем…
— Я мог бы, возможно, создать «бедных» для тебя.
— Это было бы ужасно. Нет, нет! Я была разочарована в твоем мире прежде, чем поняла его. Сейчас я по-другому отношусь к нему. Я не могу изменить его. Я сама должна измениться, — она снова заплакала. — Тот, кто должен понять, что вещи останутся такими, как есть, вечно, что тот же самый танец будут танцевать снова и снова, и что только партнеры будут другими…
— У нас есть наша любовь, Амелия.
Выражение ее лица изменилось.
— Ты разве не видишь, Джерек, что именно этого я боюсь больше всего! Что такое любовь без времени, без смерти?
— Это, конечно, любовь без печали.
— Любовь без цели?
— Любовь — это любовь.
— Тогда ты должен научить меня верить этому, мой дорогой.
26. СВАДЕБНЫЕ КОЛОКОЛА В КОНЦЕ ВРЕМЕНИ
Она должна быть Амелией Ундервуд, она настаивала на этом. Они нашли семена и луковицы, сохраненные городами, и посадили их в саду. Они начали новую жизнь. Жизнь как муж и жена. Она снова учила его читать и писать, и, если Джерек чувствовал себя довольным, она, по крайней мере, чувствовала себя чуточку спокойнее, ее взгляды на супружескую измену стали приемлемее ей. Но хотя солнце сияло, дни и ночи сменяли друг друга с регулярностью, необычной в конце Времени, смены времен года не было. Амелия боялась за свой урожай. Хотя она заботливо поливала рассаду, ростки не появлялись, и однажды она решила раскопать кусочек земли, чтобы посмотреть как поживают ее картофелины. Она обнаружила, что они загнили. Ни одно семечко, которое она посадила, не дало даже ростка. Джерек подошел к ней, когда она лихорадочно раскапывала огород, ища хотя бы признаки жизни. Она показала на испорченные клубни.
— Я полагаю, они плохо сохранились, — предположил он.
— Нет, мы пробовали их. Эти точно такие же. Это земля портит их. Это не настоящая почва, она бесплодна. Джерек, как и все, в основе бесплодно в этом мире. — она бросила лопату и пошла в дом. С Джереком по пятам она подошла к окну, глядя на свой сад. Он присоединился к ней, чувствуя ее боль, но неспособный найти средства облегчить ее.
— Иллюзия, — сказала она.
— Мы можем экспериментировать, Амелия, чтобы сделать Землю, которая позволит вырасти урожаю.
— О, возможно… — она сделала усилие переломить свое настроение, но ее лицо снова омрачилось. — Здесь твой отец подобный Ангелу Смерти, пришедший, чтобы присутствовать на похоронах моих надежд.
Это был Лорд Джеггет, шагавший упругой походкой по извилистой дорожке и махавший ей рукой.
Джерек впустил его. Он оказался в веселом настроении.
— Время пришло. Цепь закончена. Я дал миру прожить еще неделю, чтобы установить период петли, затем мы спасены навечно. Мои новости расстроили вас?
Джерек ответил за Амелию.
Нам не нужно напоминать о способе которым поддерживается мир, отец.
— Вы не заметите никаких эффектов.
— У нас будет знание о том, что произошло, — пробормотала она. Иллюзии прекращают удовлетворять, Лорд Джеггет.
— Зовите меня отцом тоже, — он уселся на краю, вытянув ноги. — Я считал, вы счастливы теперь. Жалко.
— Если человеку предлагают вечную иллюзию, а он знал настоящую жизнь, то он склонен немного поворчать, — сказала она с показной иронией… — Мой урожай погиб.
— Я понимаю тебя, Амелия, — ответил он. — Если она счастлива, значит, буду счастлив я. — Он улыбнулся. — Я — простое создание отец, как мне часто говорили.
— Гм, — сказал Лорд Джеггет. Он наклонился вперед и хотел сказать что-то еще, когда, в отдалении через раскрытое окно раздался звук.
Они прислушались.
— О, — сказала Амелия. — Это оркестр!
— Что? — спросил Джерек.
— Музыкальный оркестр, — сказал его отец. Он выскочил из дома. Пойдемте посмотрим.
Они все побежали по дорожке сада, пока не достигли белых ворот в заборе который Амелия воздвигла вокруг деревьев. Озеро крови давно исчезло, и невысокие зеленые холмы заменили его. Они увидели колонну людей вдали, марширующих по направлению к ним. Даже отсюда музыка была отчетливо слышна.
— Медные инструменты! — воскликнула Амелия. — Трубы, тромбоны, трубы!
— И серебряные инструменты! — объявил Лорд Джеггет с неподдельным энтузиазмом. — Кларнеты, флейты, саксофоны!
— Барабаны, слышите! — на мгновения ее несчастья были забыты.
— Явное обилие ударов! — прибавил Джерек, желаю присоединиться к обсуждению событий, — та-та-та-та! Ура! — он сделал шапочку для себя, чтобы можно было бросать ее в воздух. — Ура!
— О, смотрите! — Амелия полностью забыла ее горе, на время, по крайней мере. — Так много! А это не Герцог Королев?
— Он самый.
— Оркестр, — или, скорее, сводный оркестр, — так как там было по крайней мере, тысяча механических музыкантов маршировали вверх по холмам. Развевались флаги, кивали плюмажи, сапоги сияли. Отец, сын и его жена перевешивались через забор, как дети махая Герцогу Королеву, марширующему впереди с жезлом в руке и огромными усами на лице, на голове чудовищная медвежья шапка. Оркестр стал настолько громким, что было бесполезно разговаривать с Герцогом или кем-нибудь другим. Все дальше и дальше маршировал оркестр, пока не дошел до ворот. Затем он остановился.
— Гайдн, да? — сказал со значением Лорд Джеггет, когда гордый Герцог приблизился.
— «Желтая собака Чарли» — соответственно наименованию записи, — лицо Герцога Королев сияло, — но вы знаете, какая путаница в городах. Снова что-то из вашего периода миссис Ундер…
— Корнелиан — пробормотала она.
— …вуд. Такие оркестры были тогда в моде.
— Ваш энтузиазм не превзойден никем самый великолепный из весельчаков! — поздравил его Лорд Джеггет. — Вы идете издалека?
— Парад знаменует мою первую авантюру с брачной гармонией.
— Музыка? — переспросил Джерек?
— Женитьбы, — последовал подмигивание отцу Джерека. — Лорд Джеггет знает что я имею в виду.
— Свадьба, — лаконично сообщил Джеггет.
— Да, свадьба! Невероятно, сегодня — я думаю, сегодня — я соединился священными узами (отметьте мой словарь) с самой приятной из всех леди, прекрасной Сладкое Мускатное Око.
— И кто совершает обряды? — спросила Амелия.
— Епископ Касл. Кто же еще? Вы придете, будете моими гостями?
— Что ж…
— Конечно, мы придем, роскошный жених — Лорд Джеггет вышел за ворота, чтобы обнять Герцога, прежде чем тот уйдет. — И также принесем дары. Зеленые для жениха и голубые для невесты!
— Другой обычай!
— Да.
Амелия поджала губы и сердито взглянула на Лорда Джеггета Канарии.
— Удивительно, сколько наших старых обычаев припомнили, сэр.
Их глаза встретились, он чуть улыбнулся.
— О, ты не знала? В общей путанице, с трансляционными пилюлями и тому подобным, мы все, кажется, начали говорить на английском девятнадцатого столетия. Это сказывается.
— Вы устроили это?
Он ласково ответил:
— Ты постоянно льстишь мне своими предположениями, Амелия.
Боясь дальнейшего напряжения между ними, Джерек сказал:
— Итак, мы опять будем гостями Герцога Королев. Ты не обеспокоена перспективой, Амелия? Мы были приглашены, мы пойдем. Если это будет шуточная свадьба, то определенно экстравагантная.
Лорд Джеггет Канарии посмотрел на нее непонимающими глазами, и на момент с его лица будто упала маска. Ее сбила с толку эта неожиданная искренность, она отвела глаза в сторону.
— Очень хорошо, — сказал отец Джерека. — Мы, значит, снова скоро встретимся?
— Скоро, — сказала она.
— Прощайте, — сказал он. — Вы оба. — Он зашагал к своему лебедю, плавающему в крошечном пруду, сделанным Джеггетом для стоянки. Скоро он был в воздухе. Взмах руки и он исчез.
— Итак женитьбы сейчас в моде, — сказала она, когда они возвращались обратно к дому.
Он взял ее за руку.
— Мы уже женаты, — сказал он.
— В глазах Бога, как мы привыкли говорить. Но Бог больше не глядит на этот мир. У нас есть только жалкая замена. Самозванец.
Они вошли в дом.
— Ты снова говоришь о Джеггете, Амелия?
— Он продолжает сбивать меня с толку. Казалось бы он удовлетворен. Все планы его выполнены. Хотя я все еще остерегаюсь его. Полагаю, я всегда буду остерегаться всю вечность. Я боюсь его скуки.
— А не своей ли собственной?
— У меня нет его власти.
Он решил оставить эту тему.
В полдень Джерек и Амелия отправились на свадьбу Герцога Королев.
Епископ Касл специально построил собор для церемоний в классическом стиле, с большими окнами с цветными стеклами. Готические шпили и башенки, массивные но дающие впечатление легкости, и декоративные снаружи преимущественно в оранжевых, пурпурных и желтых тонах. Собор окружал оркестр Герцога Королев, автоматы пока отдыхали. На высоких флагштоках развивались все мыслимые штандарты, которые все еще существовали в архивах. Там имелись палатки и ларьки, раздающие напитки и сладости, игры, выставки забавных древностей, через которые двигались гости, смеясь и разговаривая, полные веселья.
— Приятная сцена, — сказал Джерек, когда он и Амелия вышли из локомотива, — прекрасный фон для свадьбы.
— Хотя все равно это только сцена, — сказала она. — Я никогда не смогу освободиться от мысли, что играю роль в драме.
— Значит церемонии отличались в твои дни?
Она помолчала мгновение.
— Ты, должно быть, считаешь меня безрадостным созданием.
— Я видел тебя счастливее, Амелия.
— Меня никогда не учили этому трюку ума. В самом деле, я была приучена подозревать открытую улыбку, подавлять свою собственную. Я попытаюсь, Джерек, быть беззаботной.
— Это твой долг, — говорил он ей, когда они присоединились к толпе и встретились тут же со своими друзьями. — Госпожа Кристия! Последний раз, когда я видел ваших компаньонов, они находились в особенно неприятной ловушке вместе с Браннартом.
Госпожа Кристия, Вечная Содержанка, засмеялась звенящим смехом, всегда приносящим ей успех. Ее окружали капитан Мабберс со своими людьми, все одетые в те же цвета, что и она, кроме странных баллонообразных объектов, охватывающих ее локти и колени.
— Лорд Джеггет спас их, и я настояла чтобы они были моими специальными гостями. Мы тоже сегодня женимся!
— Вы выходите замуж за всех! — сказала удивленно Амелия. Она покраснела.
— Они учат меня своим обычаям, — госпожа Кристия показала на охваченные баллонами локти. Это соответствует замужней женщине Латов. Причина их поведения в отношении женщин заключалась в том убеждении, что если мы не носим баллонов на коленях и локтях, мы… э? — она вопросительно посмотрела на ближайшего супруга, который скрестил три свои зрачка и погладил усы в смятении. Джереку показалось, что это был Рокфрут. — Дорогой?…
— Публичная девка, — сказал Рокфрут почти неслышно.
— Они так раскаиваются! — сказала госпожа Кристия. — Она пододвинулась ближе к Амелии, бормоча. — На публике, по крайней мере, дорогая.
— Поздравляю, капитан Мабберс, — сказал Джерек. — Надеюсь, вы и ваши люди будете счастливы с вашей женой.
— Кончай это, болтун, — сказал капитан Мабберс мягким голосом, пожимая ему руку. — Всякая проклятая вонючка…
— Я не хотел обидеть…
— Тогда заткнись и отваливай, тупица…
— Вы оставили всякие намерения снова отправиться в космос? — спросила Амелия.
Капитан Мабберс пожал скошенными плечами.
— Там нет ничего для нас, — он бросил на нее похотливый взгляд, который заставил ее отодвинуться назад.
— Ну… — она набрала в грудь воздуха. — …Я уверена, раз вы теперь женаты… — Она умолкла, потерпев поражение в своих усилиях.
Капитан Мабберс хмыкнул, пожирая глазами ее локти, видимые сквозь тонкий шелк платья.
Флимпоук! — заметила госпожа Кристия.
— Извини, моя дорогая, — он уставился в пол.
— Флимпоук? — переспросил Джерек.
— Извини, моя дорогая, — он уставился.
— Флимпоук Мабберс, — ответила ему госпожа Кристия с лживой гордостью. — Я буду миссис Мабберс, миссис Рокфрут, миссис Глопгну…
— А мы будем мистер и мистер Монгров де Гете!
Это был Вертер в голубом с ног до головы. Темно голубые глаза смотрели с голубого лица. Его трудно было узнать. Рядом с ним в позе мрачного удовлетворения возвышался монарх плачущих гор.
— Что? Вы женитесь? О, это превосходно.
— Мы тоже так думаем, — сказал Вертер. — Вы рассматривали кого-нибудь еще?
— Мы мало с кем имеем что-либо общее — прогудел Монгров. — Кроме того, кто еще согласится на меня? Кто проведет остаток жизни с таким бесформенным телом, с такой бесцветной личностью, с таким бесполезным умом…
— Вы хорошая пара, — поспешно сказал Джерек. Монгров имел склонность раз начав, набирать инерционный ход и проводить час или более, перечисляя собственные недостатки.
— Мы решили, находясь во дворце чудес Доктора Велоспиона, когда в месте свалились с карусели, что может так же разделить все остальные наши несчастья…
— Превосходный план… — от одежды Монгрова при каждом движении доносился запах сырости. — Джереку это не понравилось, — надеюсь вы найдете удовлетворение…
— Примирение по крайней мере, — сказала Амелия.
Они пошли дальше.
— Итак, — сказал Джерек, предлагая ей руку. — Мы будем свидетелями трех свадеб.
— Они слишком нелепые, чтобы их принимать всерьез, — сказала она, будто давая благословение происходящему.
— Хотя я думаю, они дают удовлетворение принимающим в них участие.
— Мне трудно поверить в это.
Наконец они нашли Браннарта Морфейла в необычной одежде горчичного цвета плащ, свивающий складками с его горба, с кисточками, болтающимися в самых неожиданных местах, ортопедический ботинок блестел пряжками. Он казался в почти веселом настроении, ковыляя рядом с миледи Шарлотиной.
— Ага! — закричал Браннарт, увидев их. — Моя Немезида, юный Джерек Корнелиан! — шутка хотя и неуклюжа, была по крайней мере, беззлобной. — И причина всех наших проблем — прекрасная Амелия Ундервуд.
— Теперь Корнелиан, — сказала она.
— Поздравляю! Значит, вы предприняли такой же шаг?
— Как герцог Королев, — согласился Джерек дружелюбно, — и госпожа Кристия. И Вертер с Монгровом.
— Нет, нет, нет! Как миледи Шарлотина и я!
— О!
Миледи Шарлотина похлопала двухдюймовыми ресницами и произвела обаятельную улыбку.
— Вы быстро сделали предложение! — сказал Джерек ученому.
— Это предложила она, — ворчливо ответил Браннарт, возвращаясь к своему обычному настроению. — Я обязан своим спасением ей.
— Не Джеггету?
— Она позвала Джеггета на помощь.
— Вы хотели сделать прыжок обратно во времени? — спросил Джерек.
— Я сделал все, что мог, остальное зависело от случая. Я мог улучшить эту катастрофическую ситуацию. Но я пытался переместиться в слишком ограниченном периоде и оказался пойманным в петлю. Доказав неопровержимо, конечно, истинность эффекта Морфейла.
— Конечно, — согласились оба его слушателя.
— Полагаю, что эффект все еще применим в настоящее время, предложила Амелия. — Сейчас и всегда.
— Всегда?
— Ну… — Браннарт потер свой бородавчатый нос, — в основном. Если Джеггет рециклирует семидневный период, тогда эффект будет приложим ко времени, содержащемуся внутри этого промежутка.
— Ага, — Амелия была разочарована, хотя Джерек не знал, почему. — Нет никакого способа покинуть этот мир, когда будет замкнута цепь?
— Никакого. Хронологическая изоляция вместе с пространственной. По праву эта планета не должна существовать вообще.
— Мы знаем, — сказал Джерек.
— Это противоречит логике. Это будет означать смерть науки, — сказал Браннарт жизнерадостно. — О, да. Больше не будет исследований, не будет анализа, не будет истолкования явлений. Мне нечего будет делать.
— У городов есть функции, которые можно возобновить, — сказала сочувственно Амелия.
Читать бесплатно другие книги:
