Будущее быстрее, чем вы думаете. Как технологии меняют бизнес, промышленность и нашу жизнь Котлер Стивен

Еще больше впечатляет прогресс в области солнечной энергетики. За последние 40 лет стоимость производства солнечных батарей упала в 300 раз. Отвлечемся на минуту от киловатт-часов. В 1977 г. выработка 1 ватта электроэнергии солнечной батареей стоила 77 долл. А сегодня — 30 центов, в 250 раз меньше. «Такая кривая цена/производительность превосходит все, что мы когда-либо видели в энергетике27, — говорит Рамез Наам, возглавляющий направление «Энергия, климат и инновации» в Университете сингулярности. — Солнечная энергетика развивается почти так же стремительно, как цифровизация основополагающих категорий инфраструк­туры».

Головокружительный прогресс солнечной энергетики объясняет, почему недавно обанкротилась крупнейшая в мире частная угледобывающая компания Peabody Coal. За последнее десятилетие складские запасы угля обрушились на 75–90%, поскольку восемь крупнейших в США угольных компаний28 прибегли к главе 11 Кодекса о банкротстве. В этих безжалостных антиугольных гонениях Азия последовала примеру США. В одном только 2016 г. Китай отменил строительство 160 угольных электростанций29. Нечто подобное годом позже проделала Индия, когда за месяц зарубила 9 млрд долл.30 ассигнований, ранее выделенных на текущие проекты.

А пока уголь в энергетике умирает, положенное ему место занимают возобновляемые энергоносители. В канадской провинции Онтарио крупнейшую в Северной Америке угольную электростанцию Нантикок недав­но перестроили в солнечную ферму31. Вот и Великобритания сегодня производит больше энергии из неуглеродных энергоносителей, чем из угля32. Это показательно, поскольку именно уголь в свое время способствовал объединению королевства. Согласно исследованиям Carbon Disclosure Project[33], в 2017 г. на энергию из возобновляемых источников приходилось 70% энергопотребления более чем в сотне крупнейших городов мира33. В том же году Коста-Рика прожила 300 дней исключительно на возобновляемой энергии. Не отстают и другие страны. В целом 8% выра­батываемой в мире электроэнергии приходится сегодня на ветровую и солнечную энергетику34, а построить новую ветровую или солнечную электро­станцию35 дешевле, чем поддерживать работу уже существующей угольной ТЭС.

Сухой остаток? Очень дешевая электроэнергия.

Причем везде. В регионах США с большим числом солнечных дней в году киловатт-час солнечной электроэнергии стоит 4,5 цента36. В Индии, где предполагалось, что на протяжении большей части нынешнего столетия уголь сохранит доминирующие позиции в энергетике, киловатт-час солнечной электроэнергии стоит 3,8 цента37. В Абу-Даби — 2,4 цента38, на момент подписания соответствующего контракта это была самая дешевая за всю историю цена на электричество. В Чили этот рекорд был побит — 2,1 цента за кВт·ч39, но пал, побитый в Бразилии: 1,75 цента40 за кВтч. В экваториальных странах, особенно в регионах, где большинство населения традиционно обходится без электричества, солнечная энергия стала самой дешевой из доступных вариантов. А главное, беднейшие страны одновременно и держат первые места в мире по инсоляции, что вскоре должно перевернуть традиционную энергетическую парадигму.

Но то ли еще будет! В русле происходящего сегодня слияния материаловедения с солнечной энергетикой меняется способ изготовления солнечных панелей (батарей), а также их производительность. Возьмем «квантовые точки»41, по сути наночастицы полупроводникового материала; их уже начали применять в изготовлении солнечных батарей. Важная их особенность в том, как они преобразуют энергию. Обычный солнечный элемент поглощает один фотон солнечного света и преобразует его в один электрон энергии, и на сегодня у самых первоклассных солнечных батарей коэффициент преобразования энергии составляет 21%42, т. е. всего 21% улавливаемой солнечной радиации преобразуется в электроэнергию. А квантовые точки позволяют утроить производительность, поскольку преобразуют фотон света в три электрона энергии, тем самым повышая коэффициент втрое, до 66%43.

Технологии не только добавляют мощности солнечной энергии, но и делают ее по карману бедным слоям населения. На сегодня две трети цены на нее приходятся на переменные расходы44 — земельный участок, содержание и ремонт оборудования, систему слежения за Солнцем, фактически на все, за исключением собственно батарей. Компании уже начали применять дроны для мониторинга действия солнечных и ветровых элекростанций, а встроенные датчики — чтобы превентивно отслеживать признаки неполадок с батареями, пока они не случились. Впрочем, недалеко то время, когда сооружение и обслуживание солнечных и ветровых электростанций возьмут на себя роботы, а надзирать за робоперсоналом будет искусственный интеллект.

Наконец, мы потому обсуждаем здесь солнечную энергетику вместе с ветровой, что эти технологии тоже конвергируют — и обещают колоссальные выгоды. «Ветер обычно дует, когда не светит солнце, и наоборот, — объясняет Наам. — Так оно бывает и на почасовом уровне, и на сезонном. Сочетание солнечной и ветровой энергии в одной сети даст примерно такой же эффект, как если складываешь один и один, а в итоге получаешь три. Существуй такие сети в США, мы бы уже сейчас удовлетворяли за их счет 80% наших энергетических потребностей».

Но вот что важнее и очевиднее всего: солнечные лучи бесплатны. И получаем мы их в изобилии. Каждые 88 минут45 на нашу планету поступают 470 эксаджоулей (47010¹⁸ джоулей) солнечной энергии — столько энергии человечество потребляет за год. За 112 часов — меньше чем за пять суток — мы получаем 36 зеттаджоулей (3610²¹ джоулей) энергии, столько же, сколько заключено во всех разведанных на планете запасах нефти, угля и природного газа. Умей мы улавливать хотя бы одну стотысячную этих подарков нашего светила, мы располагали бы вшестеро большим количеством энергии, чем сегодня. То же справедливо и в отношении энергии ветра, хотя цифры другие. В энергетике вообще главное не дефицит ее ресурсов, а их доступность — и экспоненциальные технологии хорошо зарекомендовали себя как раз в преодолении проблем подобного рода.

Накопить накопители

Если мы собираемся масштабировать использование возобновляемых энергоресурсов, нам нужно аккумулировать избыток вырабатываемой электроэнергии. На экстренные случаи, для общего спокойствия и на периоды ночной, пасмурной или безветренной погоды нам крайне важно иметь аккумулирующие мощности. Но их потребуется очень много.

Недавно Калифорния постановила, что к 2045 г. 100% генерируемой на территории штата электроэнергии46 будут вырабатываться только за счет возобновляемых источников. Для этого, по расчетам Clean Air Task Force («Рабочей группы по чистому воздуху»), штату потребуются аккумулирующие мощности на 36,3 млн МВтч. Каковы они сегодня? 150 тыс. МВтч. В общем, Калифорния сейчас располагает 0,4% требуемых мощностей.

Первоначально все утверждали, что проблему решат литий-ионные аккумуляторы. Будучи экспоненциальной технологией, они уже три десятилетия­ неуклонно теряют в цене, с 1990 по 2010 г. их стоимость рухнула на 90%47, а с тех пор и еще на 80%. Параллельно емкость возросла в 11 раз48. Одно лишь остается камнем преткновения — как производить их в требуемых количествах.

Добро пожаловать на гигафабрику (gigafactory)49 — здесь компания Tesla пытается удвоить выпуск литий-ионных аккумуляторов. Расположенная под Рино в штате Невада гигафабрика наладила поточное производство аккумуляторов общей мощностью 20 ГВтч в год, показав нам первый в истории пример масштабирования производства литий-ионных аккумуляторов. Вторая гигафабрика построена в Буффало50, третья — в Шанхае51, рассматривается вопрос организации предприятия в Европе52. Хотя в этом предстоит еще убедиться, Илон Маск подсчитал, что сотня гигафабрик53 могли бы произвести достаточно аккумуляторов, чтобы покрыть все потребности планеты.

Tesla уже подала нам пример масштабирования своих литий-ионных аккумуляторов. В рамках проекта модернизации солнечно-ветровой электростанции в Австралии в 2018 г. она построила крупнейшую в истории аккумуляторную станцию54 — мощностью 100 МВт — менее чем за сто дней. Почему это важно? Во-первых, это доказывает, что теперь мы умеем строить электростанции как единые ветро-солнечно-аккумулирующие комплексы, производящие электроэнергию дешевле, чем на угле. Во-вторых, строительство можно начать и завершить за летний сезон.

Разработки Tesla привлекли внимание других автопроизводителей. Renault приступила к строительству внутреннего энергохранилища на основе отслуживших свой век автомобильных аккумуляторов Zoe55; бывшие в употреблении аккумуляторы с электромобилей BMW i3 блоками по 500 штук56 встраивают в национальную энергетическую сеть Великобритании, Toyota, Nissan и Audi уже анонсировали пилотные проекты аналогичной направленности. Несмотря на все эти усилия, литий-ионные аккумуляторы — только часть нашей истории про накопители электро­энергии.

Наш следующий сюжет — о проточных батареях57. Если в литий-ионных аккумуляторах для накопления энергии применяются твердые материалы, например металл, то в проточных накопителях выступают жидкости, например солевой расплав. Литий — достаточно дефицитное сырье, его месторождения располагаются в засушливых регионах, и на добывание 1 т этого металла требуется полмиллиона тонн воды. Замена лития солевыми расплавами, при том, что дешевых запасов соли у нас в избытке, представляется очень разумным решением.

К тому же проточные аккумуляторы удовлетворяют другие потребности. Литий-ионные аккумуляторы легки и портативны, идеально подходят для мобильных технологий. А их минус — недолговечность. Типовой литий-ионный аккумулятор выдерживает тысячу циклов зарядки58. Совсем другое дело — проточные аккумуляторы. Они тяжеловесные и громоздкие, зато спокойно выдерживают 5–10 тысяч циклов зарядки59, и их можно без замены эксплуатировать десятилетиями. Благодаря своим особенностям они идеально подходят для крупных коммунальных предприятий, центров обработки и хранения информации, а также микросетей. В Сан-Диего, например60, в русле усилий Калифорнии по масштабированию возобновляемой энергии недавно установили проточный аккумулятор, рассчитанный на накопление 2 МВт электричества — этой энергии достаточно для снабжения тысячи домохозяйств в течение четырех часов.

Правда, стоимость остается проблемой. Пока проточные аккумуляторы дороже литий-ионных61, хотя есть основания ожидать, что они подешевеют. Стартап Form Energy62 при поддержке основанного Биллом Гейтсом фонда Breakthrough Energy Ventures работает над проточным аккумулятором с использованием серной кислоты стоимостью впятеро ниже, чем его литий-ионный аналог.

На рынке появляются и десятки других технологий накопления энергии. Компания Hydrostor, например, разработала такую технологию: наземная компрессорная станция преобразует избыточную энергию в энергию сжатого воздуха, который закачивают в подводные шары, размещаемые группами в ближайшем водоеме. Такие аккумуляторы вдвое дешевле традиционных систем накопления, а срок их службы превышает 30 лет. Кроме того, разработаны и вводятся в эксплуатацию маховичные накопители энергии, системы хранения термальной энергии и гидроаккумуирующие системы.

Успехи материаловедения способствуют прогрессу в этой области. Так, ученые из МТИ применяют углеродные нанотрубки для создания ультраконденсаторов, которые на 50%63 повышают емкость аккумулятора. На подходе и многие другие новшества.

Так что главная трудность — не в генерации электроэнергии из возобновляемых энергоносителей и не в накоплении избыточной энергии про запас, а в том, чтобы наладить это в масштабах всего мира. Тут не обойдешься одним только созданием единой континентальной «умной» сети, как предлагает Рамез Наам. Проблема в том, чтобы создать по такой системе на каждом континенте. Здесь нужно управлять ресурсами на глобальном уровне, поскольку, нравится нам это или нет, когда дело касается окружающей среды, мы все в одной лодке.

Электромобили набирают обороты

Третий и последний фрагмент в нашем энергетическом пазле — транспортные средства. В США на заправку легковых и грузовых автомобилей приходится пятая часть общего топливно-энергетического баланса64. При­бавьте самолеты, поезда и корабли — и получится, что 30% выбросов парниковых газов на территории США приходится на транспорт65. Глобальный показатель — чуть меньше 20%66. Беспилотные автомобили — в основном электрические — улучшат положение, но большинство экспертов склоняются к мнению, что переход на электромобили не произойдет достаточно быстро, чтобы сдерживать глобальное потепление на уровне ниже двух градусов.

В попытках снизить показатели эмиссии парниковых газов регуляторы во всех странах оказывают давление на автопроизводителей, объявляют о планируемых в ближайшие годы запретах на продажи бензиновых и дизельных двигателей. Германия, четвертая в мире по производству автомобилей, первой пошла по этому пути. В 2016 г. был заявлен курс на постепенный запрет двигателей внутреннего сгорания к 2030 г.67 Годом позже вдогонку за Германией устремилась Норвегия68, объявив, что запрет на двигатели внутреннего сгорания вступит в силу в 2025 г. Норвежцы приняли­ близко к сердцу идею перехода на электромобили, недаром их продажи в 2017 г. составили 52% купленных норвежцами новых автомобилей. Для сравнения: в США этот показатель в 2018 г. составлял 2,1%69.

Индия тоже идет по этому пути70 и намерена к 2030 г. отказаться от использования ископаемого топлива. Китай, крупнейший на планете рынок автопрома, тоже рассматривает возможность ввести запрет, и китайские предприятия Volvo71 возглавили эту инициативу, уже сейчас перейдя на выпуск исключительно транспортных средств на электродвигателях. А тем временем Франция, Германия, Дания, Швеция, Япония, Нидерланды, Португалия, Южная Корея, Коста-Рика и Испания установили официальные целевые показатели по продажам электромобилей72.

Кто хочет, тот получит. Иными словами, чувствуя, какая подвижка происходит на рынке, почти каждый крупный автопроизводитель сегодня включает в свою линейку производства и/или продаж автомобили на электродвигателях. Число моделей в продаже возросло с жалких двух в 2010 г. до радующей потребителя разнообразием 41 модели в 2019 г. Одна только Ford тратит свыше 11 млрд долл., чтобы электрифицировать к 2022 г. 40 моделей. Ее по тратам превосходит Daimler, где раскошелились на 11,7 млрд долл., предназначенных для десятка электрических и еще 40 гибридных моделей73. Однако пальму первенства держит Volkswagen с разовой инвестицией 40 млрд долл. в электрификацию74 40 производимых наименований транспортных средств. В общей сложности мировой автопром уже инвестировал в электрификацию автотранспорта более 300 млрд долл.75

Значительная часть этих средств вкладывается в аккумуляторы. Помимо партнерства с Tesla, в проекте гигафабрики Panasonic совместно с Toyota76 работает над новой технологией производства аккумуляторов, а Porsche и BMW77 совместно трудятся над ультрабыстрыми зарядными станциями. Volkswagen вложился в стартап QuantumScape78 — их аккумуляторы нового поколения с твердым электролитом дешевы, легковесны и, в отличие от своих литий-ионных собратьев (а также к немалому облегчению Управления транспортной безопасности США), не возгораются. Плюс удельная энергоемкость такого аккумулятора втрое повысит запас хода без перезарядки, приближая электромобили по этому показателю к бензиновым авто­мобилям.

Дальность пробега на электротяге, однако, все еще остается на повестке дня. На сегодня у большинства электромобилей запас хода на одной зарядке составляет около 232 км79, хотя этот показатель показывает тренд на рост. Уже почти десять лет запас хода электромобилей ежегодно повышается на 15%80. К 2022 г. дальность пробега модели среднего ценового сегмента на полной зарядке достигнет 442,5 км81, а у моделей классом повыше данный показатель приблизится к 560–640 км, т. е. к среднему запасу хода у бензинового автомобиля. К 2025 г., когда аккумуляторы с твердым электролитом должны появиться на рынке82, дальность пробега достигнет 800 км — или сколько потребуется для массовой пересадки на электромобили.

Следующий фрагмент электрического пазла — время зарядки. На автозаправке залить в бак бензин — дело менее чем десяти минут. Зарядка электромобиля в зависимости от типа устройства в среднем может растянуться на часы. Но рыночные силы вместе с конвергентными технологиями здорово подстегивают прогресс в этой области. Например, сотрудничество между Porsche и BMW воплотилось в 400-мегаваттное зарядное устройство, работающее в 25 тыс. раз быстрее средней зарядки для смартфона. Заряд на пробег в сотню километров оно вливает в аккумулятор электромобиля за три минуты, а тот же аккумулятор, разряженный до 10%, дозаряжает до 80% менее чем за 15 минут.

Еще больше улучшил положение тель-авивский стартап StoreDot83. Там воспользовались свойствами новых материалов для разработки литий-ионного «флэш-аккумулятора» — заряжается он так же быстро, как суперконденсатор84, а разряжается так же медленно, как обычный аккумулятор. Пятиминутная зарядка дает вам запас хода почти 483 км85. Это по 97 км пробега за минуту или примерно столько же времени, сколько вы бы заправлялись на колонке неновой модели.

Последний фрагмент пазла — доступность зарядных станций. Подсчеты разнятся, но в целом представляется, что на территории США 150 тыс. автозаправочных станций86. На каждой в среднем по восемь колонок, итого­ в стране насчитывается 1,2 млн точек для заправки бензином. Для сравнения: на сегодня в США работают всего 68 тыс. портов для зарядки аккумуляторного электротранспорта87. Но эти цифры искажают реальную картину­.

Они не учитывают домашние зарядные станции, хотя владельцы электромобилей заряжают их в первую очередь именно по месту жительства88. Не учтена в расчетах и ChargePoint89, хотя компания привлекла более 500 млн долл. на строительство к 2025 г. 2,5 млн зарядных портов, половина которых разместится в Европе, а вторая половина — в США. При успехе данного проекта ChargePoint сделает зарядные порты для электромобилей такими же доступными, как колонки для автомобилей на бензине.

Сказанное подводит нас к еще одной из пяти сформулированных на Всемирном экономическом форуме главных угроз: погодным катаклизмам. В 2017 г. среднестатистическое американское домохозяйство в сутки расходовало 29,5 кВтч электроэнергии90, а средний электромобиль Tesla Model-S91 оборудован аккумулятором на 85 кВтч. Таким образом, в случае крайней необходимости полностью заряженный Tesla Model-S мог бы почти сутки питать электричеством три американских домохозяйства. Если южную Флориду накроет тропический ураган, автопарк электромобилей Tesla может взять на себя роль системы аварийного электропитания. При управляемой искусственным интеллектом «умной сети» электромобили становятся узлами общенациональной сети, парком мобильных аварийных аккумуляторов, подготавливаемых в случае, если ожидается погодный катаклизм.

Биоразнообразие и экосистемные услуги

Для завершения беседы о самых значительных экологических угрозах, с которыми мы сегодня столкнулись, поговорим об исчезновении видов и разрушении экосистем. Изменение климата, вырубка лесов, загрязнение окружающей среды, чрезмерный лов рыбы и ряд других факторов породили колоссальный кризис биоразнообразия. По данным ООН, в плохие дни безвозвратно исчезают по 200 видов. Снижение численности отмечается у 40% видов насекомых. Угроза исчезновения нависла над нашими ближайшими родичами — шимпанзе, прочими человекообразными обезьянами, а по большому счету — над всем семейством приматов. При нынешних темпах к концу текущего столетия навсегда исчезнет половина крупных млекопитающих.

Еще хуже дела, судя по всему, обстоят у обитателей океана: над тремя четвертями коралловых рифов уже сейчас нависает угроза92. А между тем они образуют среду обитания для 25% мирового биоразнообразия93, которое, в свою очередь, дает средства к существованию 500 млн человек94 и производит 70% атмосферного кислорода. Так вот, к 2050 г., если ничего не изменится, исчезнут 90% коралловых рифов. Впрочем, такую же безрадостную картину мы обнаружим в Мировом океане. К 2100 г. исчезнет 50% — ужасающая цифра! — морской флоры и фауны95.

Биоразнообразие имеет фундаментальное значение для жизнеспособности экосистем нашей планеты, а также получения нами здоровых и полноценных экосистемных услуг — всех благ, которые дарует нам планета и которые мы не способны обеспечить себе сами. К числу таковых относятся выработка кислорода, производство продовольствия, лесов, опыление, защита от наводнений, стабилизация климата — в общей сложности 36 услуг. А из-за потери биоразнообразия 60% из них критически ухудшились и в долгосрочном плане неустойчивы.

Как же нам защитить биоразнообразие и сохранить те блага-услуги, которые дает нам природа? Простого решения нет, зато имеет смысл выделить пять технологических разработок, которые помогают переломить ситуацию.

Восстановление лесов с помощью дронов: в природе леса — важнейшие очаги биоразнообразия, и их исчезновение часто обусловливает вымирание видов. Масштабы бедствия огромны. Ежегодно мы теряем 7,6 млн гектаров лесных массивов96 — это плешь размером с территорию Панамы. А поскольку деревья — главные поглотители углерода, исчезновением лесов обусловлены 15% совокупного ежегодного выброса парниковых газов. Как бороться с уничтожением лесов в промышленных масштабах? Тут все ясно: в промышленных же масштабах восстанавливать леса.

Знакомьтесь: BioCarbon Engineering97, британская компания, основана бывшими сотрудниками НАСА; компания разработала ИИ-управляемые лесопосадочные дроны. Они сначала картографируют участок, где планируется высадка деревьев, чтобы определить целевые места, затем выстреливают в почву капсулы с семенами в заостренных на конце биоразлагаемых снарядиках. Капсула содержит специально разработанную студенистую питательную субстанцию, которая, как подушка безопасности, принимает на себя силу удара о землю, а также устройство для распыления стимулирующих рост питательных веществ. Оператор может одновременно управлять шестью дронами, высаживая за день — представьте! — сотню тысяч деревьев. Глобальная армия таких дронов — а именно ее намеревается создать BioCarbon Engineering — могла бы в год высаживать по миллиарду деревьев.

Восстановление рифов: коралловые рифы — своего рода морские тропические леса, и если мы хотим восстановить здоровье океана, то для начала должны вернуть к жизни умирающие рифообразующие кораллы. В разработке находятся с полдюжины технологий для восстановления роста коралловых полипов. Биолог-океанолог в Лаборатории тропических исследований им. Моута доктор Дэвид Вон98 пошел принципиально новым путем и добился впечатляющих успехов. Опираясь на методы тканевой инженерии, Вон нашел способ быстро выращивать коралловые полипы, и менее чем за два года они у него разрослись до таких же размеров, до каких в естественных условиях разрастаются за сто лет. Обычно кораллы начинают разрастаться только по достижении зрелости — на что может уйти от 25 до 100 лет, — а у доктора Вона они разрастаются уже в возрасте двух лет, что впервые в истории дает нам возможность полностью восстановить утраченные колонии рифообразующих кораллов.

Новые методы аквакультуры: рыбный промысел — один из мощнейших драйверов угасания океанической жизни. Сейчас в трети мировых рыбопромысловых районов лимит вылова уже исчерпан. И как никогда важно совершенствовать управление рыбопромысловыми ресурсами. Но зачем управлять, когда можно растить? Те же методы тканевой инженерии, которые применяются для выращивания стейков из стволовых клеток, позволяют­ выращивать дорадо, голубого тунца и пр.99 Над этим независимо друг от друга уже работают шесть компаний, и разработки ведутся по всем направлениям — от культивирования лососевых до выращивания в пробирке креветок, уже готовеньких, чтобы попасть к нам на стол.

Обновление сельского хозяйства: растениям и животным нужен простор для передвижения, нужны огромной протяженности девственно-нетронутые пространства и суши, и воды. На сегодня 15% территории планеты представляют собой охраняемые природные территории. Но чтобы остановить шестое массовое вымирание видов, может потребоваться, как считают Эдвард Уилсон из Гарвардского университета100 и другие специалисты, вернуть природе половину территории Земли. Отсюда вытекает далеко не праздный вопрос: где взять столько земель?

Если вкратце, то за счет сочетания возрождения лесов и восстановления природных экосистем с новыми сельскохозяйственными приемами. Примерно 37% суши и 75% ее запсов пресной воды101 используются под сельскохозяйственные нужды: 11% — под зерновые культуры, остальное — под мясное и молочное животноводство. Впрочем, эти показатели уменьшаются. И не только из-за того, что фермеры быстро бросают свои земли и хозяйства, но и в силу того, что все новшества, описанные в главе 12, — выращивание бифштексов в пробирке, вертикальное фермерство, генетически модифицированные сельхозкультуры и пр. — позволяют получать намного больше продуктов с намного меньших площадей. Так что идея проста: давайте вернем природе высвободившиеся земли.

Экономики замкнутого цикла: загрязнение окружающей среды входит в число пяти главных угроз, вставших на нашем пути. Исследование, проведенное в 2017 г. медицинским журналом Lancet, дает оценку, что загрязнение окружающей среды102 в год убивает 9 млн человек и обходится нам почти в 5 трлн долл. А насколько пагубно оно воздействует на природу — и вовсе страшно представить. Очевидно, что наибольшую угрозу представляет загрязнение атмосферы парниковыми газами, однако химикаты в наших реках, пластик в океанах и твердые частицы в воздухе каждодневно душат жизнь на нашей планете.

Чем можно исправить положение? Хорошим подспорьем нам станет переход от нефтяной экономики к экономике на возобновляемых энергоносителях, но одного этого мало. Видимо, самой действенной мерой стал бы переход на целиком безотходное промышленное производство. Тогда компании смогли бы в принципе исключить отходы из производственного процесса вместо того, чтобы содержать свалки. По этому пути идут сегодня все больше компаний: Toyota, Google, Microsoft, Procter & Gamble и многие другие. Безотходное производство не только благоприятно сказывается на окружающей среде, но еще и прибыльно. General Motors недавно заявила, что за последние несколько лет сэкономила 1 млрд долл. за счет 152 своих безотходных предприятий.

В начале главы мы уже называли пять главных угроз современности, как их сформулировал Всемирный экономический форум: кризисы с питьевой водой, изменение климата, утрата биологического разнообразия, погодные катаклизмы и загрязнение окружающей среды. Хотя каждую угрозу мы рассмотрели по отдельности, на самом деле они взаимосвязаны.

Погодные катаклизмы возникают из-за потепления климата, но его эффекты усиливаются другими факторами. Возьмем дельту реки Иравади в Мьянме, когда-то это был очаг огромного биоразнообразия и один из крупнейших на планете ареал произрастания мангровых лесов. За последние несколько десятилетий леса были сведены почти на 75% дельты Иравади, в результате утрачен ряд базовых экосистемных услуг, как, например, защита от наводнений. И когда в 2008 г. район накрыло мощным циклоном, погибли 130 тыс. человек103. Сохранись в дельте Иравади мангровые леса, издавна служившие барьером для наводнений, жертв и разрушений было бы гораздо меньше.

Но перекрываются одна с другой не только наши проблемы, но и наши ответные меры. Прямо сейчас BioCarbon Engineering отправляет свои дроны в дельту Иравади восстанавливать леса на обезлесенном участке104, вдвое превышающем по площади Центральный парк в Нью-Йорке[34]. Это не только восстановит среду обитания местной флоры и фауны, но и перезапустит экосистемную услугу по защите от наводнений. Плюс к тому мангровые леса удерживают втрое больше углерода, чем обычные, ввиду чего территория дельты с восстановленными мангровыми лесами станет бесценным орудием в борьбе с глобальным потеплением.

Иными словами, паутина жизни — совсем не метафора. Все пронизано взаимосвязями, всё на всё влияет и в ответ испытывает влияние всего. Все решения, на которых мы заострили ваше внимание, подходят для устранения нескольких проблем одновременно. Но мы все должны подключиться к делу, причем прямо сейчас. Ученые из Стэнфордского университета предупреждают, что мы должны остановить вымирание видов за три поколения, иначе экосистемные услуги и правда будут потеряны для нас. По расчетам Межправительственной группы экспертов по изменению климата, в нашем распоряжении 12 лет, чтобы остановить глобальное потепление на уровне полутора градусов. Однако уже сейчас мы располагаем необходимыми технологиями, чтобы ответить на эти вызовы, и сила конвергенции продолжит совершенствовать эти технологии. Наши инновации уже способны одолевать наши проблемы. Сотрудничество пока остается недостающим звеном. Если мы собираемся перейти на устойчивое развитие требуемыми темпами, то препятствие на нашем пути и одновременно возможность достичь нашей цели — мы, люди.

Экономические риски: угроза технологической безработицы

Когда речь заходит об угрожающих нам опасностях, список всегда возглавляют те, что связаны с окружающей средой, но в последнее время они делят авансцену нашего внимания с другой опасностью — автоматизацией. Роботы и искусственный интеллект — чем дальше, тем чаще об этом возвещают новостные заголовки, — уже идут на наши рабочие места. В последние годы ведущие консалтинговые компании ранга McKinsey, Gartner и Deloitte обнародовали доклады с утверждением, что технологическая безработица неизбежна. Как выяснилось в ходе одного исследования Оксфордского университета, в ближайшие десятилетия под угрозой окажутся 47% рабочих­ мест в США105, а для остальных стран показатель может составлять и 85%.

Правда, факты указывают на совсем иную картину. Обратимся к рынку труда: где, как не там, начинаешь в первую очередь искать признаки объявленного робоапокалипсиса. И что же? Тут очень к месту мнение автора «Мудрости толпы»[35] Джеймса Шуровьески106, в 2017 г. так охарактеризовавшего положение дел в статье для Wired.

Безработица ниже 5%, во многих штатах работодатели жалуются на дефицит, а не избыток рабочей силы. И хотя по милости Великой рецессии миллионы американцев ушли с рынка труда, сейчас они туда возвращаются — и получают работу. Что еще поразительнее, заработная плата рядовых рабочих поднялась, поскольку улучшилось положение на рынке труда. Хотя по историческим меркам прирост довольно жалкий, зарплаты растут быстрее, чем инфляция, и быстрее, чем производительность. Ничего подобного не происходило бы, если бы труд живых людей уже начал быстрыми темпами отживать.

О том же свидетельствует и история. Теоретически человеческий труд бодро зашагал к моральному устареванию еще во времена, когда луддиты на заре 1800-х гг. крушили кувалдами ткацкие станки. В 1790 г. 90%107 американцев жили фермерством, а сегодня — менее 2%. Но разве исчезли те рабочие места? Не совсем. Аграрная экономика трансформировалась108 в индустриальную, затем в экономику услуг, а теперь — в информационную. Автоматизация заменяет человеческий труд, но не устраняет его.

Даже там, куда приходит автоматизация, она не всегда ведет к ожидаемым ужасным последствиям. Возьмем для примера банкоматы109. Когда они впервые появились в конце 1970-х гг., возникли серьезные опасения, что это спровоцирует массовые увольнения банковских кассиров — за отсутствием работы. За 1995–2010 гг. число банкоматов в США возросло со ста тысяч до четырехсот тысяч, а массовой безработицы среди банковских кассиров не наблюдалось. Благодаря банкоматам держать банк стало дешевле, чем раньше, и потому их число возросло на 40%. С ростом числа банков увеличивалось­ и количество рабочих мест для кассиров. Вот почему в указанный период наблюдался как раз рост, а не снижение занятости в категории банковских кассиров.

Такая же картина и в текстильной промышленности, как отметил в цифровом издании Quartz журналист Т. Л. Эндрюс110: «Хотя сегодня 98% операций по изготовлению тканей автоматизированы, число рабочих мест на ткацком производстве со времен XIX века возросло». То же справедливо для помощников адвокатов (юрисконсультов) и судебных клерков, а ведь многие предвещали, что искусственный интеллект лишит работы эти две категории профессий. На самом деле все получилось с точностью до наоборот, когда в 1990-х гг. юридические фирмы внедрили у себя электронный документооборот для судебных разбирательств. ИИ, как выяснилось, настолько искусен в этом, что адвокатам теперь нужны дополнительные сотрудники, чтобы просеивать огромные объемы электронных материалов, так что занятость среди помощников адвокатов только увеличилась.

Автоматизировать труд работников многие компании побуждает главным образом погоня за производительностью. Но в сотый раз повторим, что наибольший выигрыш в производительности дает не полная замена человека машиной, а когда машинный труд дополняется трудом человека. «Естественно, многие компании воспользовались ИИ для автоматизации своих процессов, — объясняют руководители Accenture Джеймс Уилсон и Пол Доэрти на страницах Harvard Business Review111. — Но компаниям, внедрявшим ИИ в первую очередь ради сокращения персонала, светит разве что краткосрочный рост производительности. Мы провели исследование с участием 1500 компаний и выяснили, что рост производительности наиболее значителен там, где совместно трудятся люди и машины». В BMW, например, добились 85%-ного прироста производительности112, когда заменили свои традиционные — автоматизированные — конвейерные методы работой смешанных бригад из роботов и работников.

И всякий раз, когда технология переживает виток экспоненциального роста, мы обнаруживаем, что в ней запрятана возможность размером с весь интернет. Правда, нужно приспособиться, чтобы реализовать эту возможность — для чего надо переучить персонал, — но в итоге мы получаем нетто-рост рабочих мест. Посмотрим на сам интернет. Как показывают исследования McKinsey113, в 13 странах на огромных просторах от Китая и России до США на месте одного уничтоженного рабочего места интернет создает 2,6 нового. По совокупности в каждой из этих стран появление интернета добавило 10% к росту ВВП, и показатель продолжает расти.

Обольщаться не стоит, определенные категории работ действительно уже вымирают. Хотя, по прогнозам экспертов, технологическая безработица с большей силой проявится в 2030-е гг., в 2020-е мы уже увидим, как в небытие уходят целые категории профессий. Роботы уже идут отбирать места у многих категорий работников, от водителей грузовиков и таксистов до складских работников и работников розничной торговли. Возможно, Amazon Go не поставит крест на профессии магазинных кассиров, однако в продовольственных магазинах, круглосуточных магазинах и на автозаправках персонал будет скорее отсутствовать, чем присутствовать. Главный вопрос в том, достаточно ли нам отпущено времени на переобучение нашей рабочей силы, прежде чем последствия разойдутся широкими кругами.

И похоже, что ответ — да, достаточно. Например, Goldman Sachs недавно попал в топы новостных заголовков114 с результатами своего исследования, что беспилотный транспорт будет лишать рабочих мест по 300 тыс. водителей в год. Правда, почти незамеченным прошло их же утверждение, что у нас есть 25 лет, чтобы перейти на беспилотный транспорт. Столь же важно, что каждый шаг прогресса в образовании — от ускоренных за счет VR образовательных сред до ИИ-управляемых учебных программ — облегчит и ускорит переобучение, а также повысит его эффективность. Наконец, раз уж искусственный интеллект стал для нас дружелюбным интерфейсом с технологиями, мы увидим сдвиг в наборе навыков, которые нам потребуется освоить в ходе переподготовки. Во многих сферах на замену мастерскому овладению профессиональными навыками придут технологическая подкованность и расторопность.

Снова повторимся: все упирается в вопрос, сумеем мы наладить сотрудничество или нет. В июле 2018 г. при том, что в США насчитывалось 6,7 млн вакантных рабочих мест115, дефицит рабочей силы достиг рекордного уровня. Рабочие места не только имеются, их множество. Сумеем ли мы быстро переучить нашу рабочую силу? Вот в чем вопрос, вот вызов, на который нам еще предстоит ответить.

Глобальные катастрофы: как их предупреждать и как ими управлять

В 2002 г. малоизвестный в широких научных кругах философ из Оксфорда Ник Бостром116 опубликовал статью в Journal of Evolution and Technology. Пройдет несколько лет, и он стяжает славу отъявленного чудака за свою «Гипотезу симуляции», убедительно доказывающую, что мы существуем внутри Матрицы. Однако и упомянутая статья наделала немало шума, главным образом из-за того, что до ужаса напугала едва ли не всякого, кто ее прочел.

В статье Бострома описывалась угроза нового типа, которую он нарек «угрозой самому нашему существованию», «риском глобальной катастрофы», хотя и несколько иной разновидности. По исторической традиции «риск глобальной катастрофы» относится к любому угрожающему событию, от столкновения с астероидами-убийцами до всеобщей ядерной войны. Но Бостром решил донести до нас, что существует еще один источник ужаса. По Бострому, у экспоненциальных технологий имеется дурное свойство перерастать в угрозы нашему существованию.

Один такой пример нам известен: это риск необузданного роста нанотехнологий, он же — здравствуйте, Эрик Дрекслер! — гипотетический сценарий всепожирающей «серой слизи». Другой пример риска — что у ИИ закипит возмущенный разум и он взбунтуется: хакнет компьютеры NORAD (North American Aerospace Defense Command, Объединенного командования воздушно-космической обороны Северной Америки), объявит максимальную боеготовность и со всей дури вдарит по миру. Другие угрозы — что генно-модифицированные организмы истощат экосистемы, кибертеррористы объявят Нью-Йорку «спокойной ночи», поразив его энергосистему, или биохакеры истребят население Сан-Франциско биологическим оружием в виде Эболы. Это все ужасы, которые могут отравить нам пиршество экспоненциальных технологий. И в этом же зловещее предсказание Бострома: нас ждут крутые горки и жуткие встряски.

Но так ли мы в этом уверены?

Вопрос очень спорный. Само собой, об экзистенциальных угрозах исключительно громко и страстно высказывались такие властители дум, как Илон Маск и великий ныне покойный Стивен Хокинг, для их изучения непререкаемо авторитетные институты ранга Оксфорда и MIT учредили у себя специализированные отделы, и все же разброс мнений огромен. Пытаться точно оценить наши шансы выжить при той или иной напасти — занятие пустое. Но, несмотря на всю неразбериху, консенсусные мнения уже появляются. Но это скорее не решения, а категории решений: Видение, Предупреждение и Управление.

Какими видятся нам глобальные катастрофы

Видение напрямую связано с временными горизонтами — тем, до какого предела мы заглядываем в будущее. Наш мозг сформировался в эпоху, когда нам нужно было выживать (и действовать максимально быстро), поэтому мы развивались как близорукий биологический вид. Нас в первую очередь волновало, как не попасть в когти тигра прямо сейчас. Как добыть достаточно пищи, чтобы прокормить семью сегодня. Если мы и проявляли дальновидность, то не более чем в смысле «где бы отыскать теплое местечко, чтобы провести зиму». Иными словами, эволюция выработала у нас временной горизонт глубиной не более чем ближайшие полгода.

Разумеется, у нас развилась и способность отодвигать перспективу подальше в будущее. Есть в психологии такой термин «отложенное вознаграждение». Он и означает нашу способность задумываться о выгодах в будущем, даже не при нашей жизни, — и это характерное свойство нашего вида. На этот механизм опирается религия, направляя в нужное русло наше поведение обещанием загробного благоденствия. Ни одно другое животное на такое не способно.

Но, похоже, мы утрачиваем этот особый талант. «Цивилизация загоняет себя в патологически узкие рамки внимания, — пишет Стюарт Бранд117 в очерке для некоммерческой организации Long Now Foundation. — Этот тренд сформировался под влиянием ускорения технологий, насаждаемого рыночной экономикой краткосрочного планирования, перспектив демократов победить на следующих выборах. А может, рассеивание внимания обусловлено личной многозадачностью. Все эти факторы усиливаются. И по­этому нужно нечто вроде противовесов, чтобы восстановить баланс близорукости».

В качестве противовеса Бранд предлагает вышеупомянутый фонд Long Now Foundation. Он уже прославился тем, что установил необычные часы в пещере, затерянной в глуши Национального парка «Большой бассейн». Часы отсчитывают время на десять тысяч лет вперед, но их реальная цель — создавать психологический эффект. Они призывают нас мыслить на десять веков вперед. А конечная цель фонда — заставить нас понять, что, если мы хотим защититься от угроз нашему существованию, нам необходимо мыслить на долгосрочную перспективу.

Как предупреждать глобальные катастрофы

Посмотрим, как в реальности работает такое мышление. Предотвращение глобальных катастроф — вторая из трех вышеупомянутых категорий. Хороший пример здесь — Нидерланды. Большая часть территории страны располагается ниже уровня моря, и этот регион Европы находится под наибольшей угрозой из-за изменения климата. Но чем видеть в поднимающихся приливах проблему, требующую немедленных мер — возведения дамб помощнее, что по определению потребует текущего ремонта и обслуживания в краткосрочной перспективе, а в долгосрочной — строительства новых, — Нидерланды мыслят и действуют на долгосрочную перспективу. «Голландский менталитет, — объясняет в New York Times Майкл Киммельман118, — воспринимает изменение климата не как гипотетическое явление или препятствие для экономики, а как возможность… Голландцы первыми пошли своим путем. Его суть в том, чтобы допускать воду всюду, куда она проникает, вместо того чтобы надеяться побороть мать-природу: жить бок о бок с водой, а не пытаться прогнать ее прочь. Голландцы устраивают озера, расширения каналов, парки и площади, представляющие благо­ для повседневной жизни, и одновременно удваивают и без того гигантские резервуары, куда хлынут потоки воды, когда разольются моря и реки».

Еще один пример мы видим в точке конвергенции искусственного интеллекта, сетей, сенсоров и спутников. Благодаря этому нам открылась возможность разворачивать более технически сложные сети глобального обнаружения угроз, чем те, что существуют сейчас. Предложений здесь целый спектр, например глобальный мониторинг трофической сети[36] для защиты от катастрофического голода или террористических атак; атмо­сферные газоанализаторы — системы непрерывного автоматического или периодического контроля атмосферного воздуха, отслеживающие малейшие следы опасных веществ от чумной палочки до радиоактивных материалов; детекторы мошеннических ИИ — в сущности, тот же ИИ, но отслеживающий роботов-мошенников.

И хотя это может показаться немного странным, посмотрим, как идут дела в сфере обнаружения астероидов-убийц. Пару десятилетий назад сама идея воспринималась как помесь конспирологии с голливудским триллером. А сегодня у нас есть Sentry System, разработанная в Лаборатории реактивного движения НАСА119 «для мониторинга угрожающих Земле импактных событий»[37]. А еще в НАСА разработали DART120 (Double Asteroid Redirection Test), первую миссию планетарной защиты путем изменения траектории астероидов (за счет кинетической энергии от столкновения зонда с небесным телом).

Еще пример, хотя и без футуристического флера, но тоже из области фантастики: мы уже некоторое время используем изображения с искусственных спутников для обнаружения лесных пожаров. В 2018 г. в НАСА приступили к обучению ИИ121 интерпретации данных. Через год их нейронные сети уже умели из космоса обнаруживать лесные пожары с точностью 98%.

Другие ученые разрабатывают меры, которые следует предпринять после обнаружения лесного пожара. Уже есть наработки по беспилотникам для тушения пожаров. Можно допустить, не рискуя выставить себя на посмешище, что еще до конца текущего десятилетия ИИ космического базирования, отслеживающие лесные пожары, начнут напрямую контактировать с базами противопожарных беспилотников на Земле. И это первый шажок к дематериализации аварийно-спасательных служб.

Мы все обязаны мыслить в таком русле. Земля даже без прогресса технологий была и остается живой системой, и изменения в ней происходят постоянно. Изначально наша атмосфера представляла собой восхитительную смесь метана и серы — пока все не испортил незванно явившийся отравляющий газ кислород. Динозавры в свое время процветали на этой чудесной планете, царя над всеми и вся, пока не переехали на столь же почетное место в наших музеях как олицетворение былого господства. Если мы не хотим повторить их судьбу, нам в нашем турбулентном мире не остается иного выбора, кроме как осваивать искусство предотвращать глобальные катастрофы.

Как управлять глобальными катастрофами

В стремительно меняющемся мире предупреждение катастроф могло бы играть ключевую роль в уничтожении рисков нашему существованию, однако самый действенный способ и наша конечная цель в том, чтобы научиться приспосабливаться и быстро маневрировать. Правда, совсем по другим лекалам выстроено наше общество. Большинство современных организаций и институтов созданы в другую эпоху и для времен, когда успех измерялся масштабностью и стабильностью. На протяжении почти всего прошлого века общепринятыми показателями успеха в бизнесе служили численность персонала, размеры активов в собственности и прочее в таком духе.

В нынешнем экспоненциальном мире способность к быстрому маневру стоит больше, чем стабильность, но тогда зачем владеть активами, если к нашим услугам лизинг? И зачем лизинг, когда к нашим услугам готовая бескорыстно помогать нам интернет-толпа? Компания Airbnb выстроила крупнейшую в мире гостиничную сеть, но при этом не владеет ни одним номером, ни одной комнатой. Uber и Lyft почти заменили собой службы такси во всех крупных мегаполисах, но не владеют ни одним автомобилем. Такой уровень гибкости, уже ставший непременным требованием в бизнесе, в равной мере необходим в государственном управлении, нашей третьей и последней категории в обсуждении рисков глобальных катастроф.

Современные представления об управлении государством возникли лет триста назад, когда мир только оправился от революционных потрясений и ставил превыше всего свободу от тирании, а также желание стабильности. И потому современные демократии — это системы управления с разделением властей, намеренно избыточные, чтобы создавать сдержки и противовесы. Их специально проектировали в расчете на медленные перемены и только демократическим путем, чтобы они противодействовали тирании и нестабильности.

Наш экспоненциальный мир требует гораздо более быстрой реакции.

С 1997 г. крохотное прибалтийское государство Эстония122 стало пионером освоения электронного правительства — цифровизированного аналога системы государственного управления, заслуженно пользующегося репутацией самого медлительного, неповоротливого и неуступчивого института на свете. Цель в том, чтобы решительно сократить время реагирования системы. Возникла проблема, и вы хотите, чтобы государство ее решило? Чуть ли не в каждой стране это означает торчать в очередях, изнывать от бюрократии и волокиты и трепать себе нервы. В Эстонии 99% государственных услуг оказываются через интернет, и интерфейсы откровенно дружелюбны к пользователям. Эстонцы могут оплатить свои налоги за какие-то пять минут, тайно и безопасно проголосовать из любой точки мира, а также мигом получить доступ к сведениям о собственном здоровье из децентрализованной защищенной блокчейном базы данных. В целом же, как подсчитали сами эстонцы, они настолько снизили бюрократию, что сэкономили 800 лет рабочего времени.

Вдохновленные примером Эстонии, многие государства переходят в цифровой формат. Им стараются помогать стартапы. Так, OpenGov123 превращает непроходимые топи государственных финансов в серию понятных легко читаемых секторных диаграмм — в виде нарезанного на ломти пирога; Transitmix позволяет планировать работу общественного и другого транспорта в реальном времени на основе больших данных; стартап Appallicious создал панель для координации действий на случай чрезвычайных ситуаций; Social Glass124 помогает проводить государственные закупки быстро, без нарушений и всякой бумажной волокиты.

В дело включились и крупные компании. Например, Sidewalk Labs125, инновационная градостроительная дочка Alphabet, сотрудничает с канадским правительством по проекту Quasyside. Это умное комьюнити предназначено для прибрежной промышленной зоны Торонто; здесь роботы доставляют почту, а ИИ через данные с датчиков управляет всем, от качества воздуха до трафика, и весь городской пейзаж «сберегает климат» — т. е. все построено по экологическим стандартам и питается энергией только из возобновляемых источников. Одно выделяет этот проект из разряда просто любопытных новостей о недвижимости — то, что все разрабатываемые для Quasyside системы программного обеспечения будут с открытыми кодами, так что ими смогут воспользоваться все желающие и это ускорит прогресс в «умных» городах по всему миру.

Будет ли всего этого достаточно — от планов НАСА по обнаружению смертоносных астероидов до поворота архитектуры голландских городов лицом к воде и расторопного электронного правительства Эстонии, — чтобы снизить экспоненциальный риск? Ответ лежит в диапазоне от «куда там» до «пока еще нет». И все же три повода для оптимизма у нас есть.

Во-первых, технологии расширяют возможности. Пять столетий назад единственными, кто располагал силами и возможностями отвечать на подобные глобальные вызовы, были особы, облеченные королевской властью. Тридцать лет назад это были крупные корпорации или правительства больших стран. А сегодня это все мы. Экспоненциальные технологии дают узким группам людей способность браться за крупные проблемы. Во-вторых, технологии открывают новые возможности. Одна из центральных мыслей нашей предыдущей книги «Без тормозов» в том, что крупнейшие проблемы мира открывают крупнейшие возможности для бизнеса. Следовательно, с какими бы рисками мы ни сталкивались — экологическими, экономическими или экзистенциальными, — они неизменно таят в себе основу для предпринимательства и инноваций. В-третьих, не забудем конвергенцию. Мы склонны мыслить линейно, когда дело касается нависающих над нами угроз, мы пытаемся приспособить вчерашние инструменты к решению проблем завтрашнего дня. Но в течение следующего десятилетия нам суждено пережить технологический прогресс столетнего размаха. В сущности, многие могущественнейшие технологии, которыми мы сегодня располагаем, — искусственный интеллект, нанотехнологии, биотехнологии, — только начинают выходить в интернет. Да, говорим мы, угрожающие нам опасности способны внушать ужас, но решения, которые у нас уже есть, день ото дня набирают мощь.

Глава 14

Пять великих миграций

Мы относимся к мигрирующим биологическим видам. За последние 70 тыс. лет мы убрели из Африки и с тех пор беспрерывно блуждали по миру. Мы взбирались на горы, прорубались сквозь дремучие леса, переплывали реки, пересекали целые континенты, плыли по морям-океанам и в конце концов проникли в каждый уголок Земли. Благодаря своей извечной охоте к перемене мест мы опыляли планету инновациями. В блужданиях по миру мы не только отбрасывали старое и находили новое, но еще и таскали с собой наши идеи, технологии и культуру. Речь не только о том, как «Гарлем шейк»[38] долетел до Гонконга, но и о том, как все человечество пришло к сегодняшнему дню.

Не сказать, чтобы наше путешествие в сегодня было легкой прогулкой. Большинство массовых миграций начинались с бегства от опасностей, бедствий и невыразимых ужасов, называемых нами «Историей». И хотя почти все миграции брали начало от междоусобиц и трагических событий, в долгосрочном плане они оказали позитивный эффект на культуру. В книге «Выдающиеся люди» (Exceptional People)1 коллеги по Оксфорду Ян Голдин и Джеффри Кэмерон предлагают такое объяснение.

История человеческих сообществ и все развитие мира четко показывают, насколько миграции двигали вперед социальный прогресс. Если рассматривать наше коллективное прошлое через призму миграции, то можно оценить, насколько движение людей через культурные фронтиры способствовало формированию глобализованного взаимосвязанного мира, который мы сегодня населяем… По мере миграции люди сталкиваются с новыми средами, обстоятельствами и культурой, и это вынуждает их приспосабливаться и усваивать новаторские способы создавать вещи. Наши мировоззренческие системы и технологии, распространение растительных культур и способов производства зачастую вырастали из нашего опыта взаимодействий или столкновений с мигрантами.

Миграция, как утверждают Голдин и Кэмерон, — не просто люди на марше, а идеи в движении. Сегодня, как и всегда бывало в прошлом, миграция выступает главным двигателем прогресса. Это катализатор инно­ваций.

Несколько лет назад стэнфордский экономист Петра Мозер2 (сегодня она работает в Нью-Йоркском (городском) университете) задумала количественно оценить воздействие этого фактора ускорения — просто так, из любо­знательности. «Более половины моих коллег по Стэнфорду иммигранты3, — как-то раз поделилась она с репортерами. — [Захотелось] узнать, как сказывается на науке и инновациях политика, пресекающая приток таких высококвалифицированных иммигрантов».

В поисках ответа Петра и ее группа обратились к давним слухам, что немецкие евреи, бежавшие из нацистской Германии в США, оказали непомерное влияние на инновации в США. Если это так, то масштабный исход имел огромный эффект.

Массовый отъезд евреев из Германии начался в апреле 1933 г.4, когда Адольф Гитлер принял «Закон о восстановлении профессионального чиновничества», запретивший всем «не-арийцам» занимать должности на государственной службе. Работу потеряли десятки тысяч людей: пожарные, полицейские, учителя и, что самое важное в нашем контексте, ученые. Зловещие перемены дали о себе знать, когда и двух месяцев не прошло с момента, как Гитлер занял пост канцлера Германии. В следующие десять лет 133 тыс. немецких евреев спаслись бегством в США. Чтобы вы представляли себе масштабы явления: это как если бы весь город Чарлстон в Южной Каролине, все его жители[39] от мала до велика переселились бы в Техас или проживай в Чарлстоне Альберт Эйнштейн и еще пятеро нобелевских лауреатов5.

Оценку воздействия притока мигрантов на американскую науку и инновации Петра Мозер начала с подсчета патентов в области химии. Затем расширила охват, подсчитав заявки на патенты почти во всех технических областях, поданные и полученные в период с 1920 по 1970 г., и по записям более чем о полумиллионе изобретений прослеживала влияние миг­рации.

Что же она обнаружила? Что миграция обладает такой же могущественной силой ускорять инновации, как и рассмотренные нами силы. Мозер установила, что в каждой области знаний, куда вливались немецкие евреи, наблюдался 31%-ный рост числа патентов. Однако в те времена антисемитизм в Америке процветал, и многие иммигранты сталкивались с запретом на работу в выбранных ими областях. Мозер и ее коллеги скорректировали свои расчеты с учетом этого факта и установили, что в реальности на долю политэмигрантов приходятся 70% прироста патентов.

Работа Мозер подтвердила давние слухи и в новом ракурсе показала нам и мощь влияния миграции, и сам тот беспримерный период в истории, однако стоит отметить и то, что нисколько не удивляет: миграция выступает драйвером инновационного процесса. Такая же закономерность действует и в наши дни. Например, исследование, проведенное в 2012 г. силами «Партнерства за новую американскую экономику»6, установило, что в авторский коллектив трех из каждых четырех патентов, выданных любому из десятки лучших по числу подаваемых патентов университетов США, входит хотя бы один изобретатель родом из другой страны.

Иначе на тот же тренд можно посмотреть с позиций замещения продукта7, т. е. темпов, с какими новые продукты приходят на рынок и вытесняют устаревшие; Роберт Шумпетер называл этот процесс созидательным разрушением8. Именно замещение продукта, а не патенты ученые считают золотым стандартом инновационного воздействия.

Прямую связь между миграцией и тем самым золотым стандартом обнаружили несколько лет назад ученые Калифорнийского университета в Сан-Диего. Они отследили темп замещения продуктов9 у каждой американской компании, в штате которой в 2001–2014 гг. состоял высококвалифицированный выходец из зарубежной страны, и получили четко выраженную закономерность. У компаний с высококвалифицированными иностранцами в штате наблюдались как рост темпов новаторства, так и воздействия инноваций на рынок: 10%-ный рост числа высококвалифицированных иностранцев в штате приводил к 2%-ному росту темпов замещения продуктов. Причем закономерность сохранялась независимо от расходов компании на научные исследования и разработки.

На предпринимательство миграция воздействует точно такое же, как на изобретательство. Сколько бы ни было шума, что иммигранты отнимают работу у граждан, данные свидетельствуют об обратном. Чем красть у граждан работу, иммигранты скорее способствуют созданию для граждан новых рабочих мест.

В Америке иммигранты проявляют вдвое большую склонность начать новый бизнес10, чем коренные граждане, и их стараниями создаются 25% новых рабочих мест. В 2006–2012 гг. у 33% компаний, созданных с участием венчурного капитала11 и перешедших в статус публичных, в составе учредителей был хотя бы один иммигрант. И среди компаний из списка Fortune-500 40% были основаны иммигрантами или их детьми. В 2016 г. половина стартапов-единорогов12 — тех редких стартапов, чья капитализация оценивается более чем в 1 млрд долл. — была основана иммигрантами, и каждый такой стартап обеспечил минимум 760 новых рабочих мест.

Почему мы придаем этому такое значение?

По двум причинам. Во-первых, описанные в предыдущей главе сложные проблемы и вызовы потребуют серьезных инноваций. Нам понадобятся новые идеи, чтобы противостоять экологическим рискам, а также угрожающим нашему существованию глобальным катаклизмам, как и новые рабочие места взамен тех, которые морально устареют по милости роботов и ИИ. Для реализации новых идей нам также придется теснее сотрудничать и кооперироваться в глобальном масштабе и еще необходимо глубокое сопереживание (эмпатия), не ограниченное пределами страны, культуры или континента. А благодаря пяти крупнейшим миграциям, каких еще не знал мир, мы скоро увидим всё это, как и многое другое.

Поскольку здесь, как и в предыдущей главе, мы отодвигаем горизонт с ближайших десяти до ста лет, то по идее должны увидеть пять массовых широкомасштабных миграций. В ряде случаев они будут обусловлены уже знакомыми нам причинами — бегством из мест экологических бедствий и погоней за экономическими возможностями, — но произойдут в куда более сжатые сроки и затронут беспрецедентно широкие массы людей. В ходе других миграций мы пересечем границы, за которые никогда прежде не заступали. Переместимся с Земли в открытый космос; из нашей привычной реальности в виртуальную; переместимся — если, конечно, развитие тонких интерфейсов «мозг — машина» продолжится нынешними темпами — из нашего индивидуального сознания в коллективное, в усиленный технологиями улейный разум, или, как выразились бы фанаты «Звездного пути», в ряды нации Борг, но подобрее и помягче.

Так что, дамы и господа, пристегните ремни и во время движения не высовывайте наружу руки и ноги. Миграция — серьезный ускоритель. Благодаря пяти великим миграциям в ближайшую сотню лет нам предстоит сыграть в «было, да сплыло» с миром, каким мы знаем его сегодня.

Климатические миграции

В предыдущей главе мы изучали, какие технологические решения помогли бы смягчить изменение климата, а в этой признаем, что мы еще и близко не подошли к возможности осуществлять все это в нужных масштабах. И можете не сомневаться: когда погода сдвигается со своего привычного пути, люди тоже двигаются с места.

Оценки воздействия этого фактора поражают. И набирают силу. Так, самый первый доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата13 от 1990 г. предостерегал, что даже незначительный подъем уровня моря породит «десятки миллионов экологических беженцев». В 1993 г. прогноз МГЭИК на свой лад обновил оксфордский ученый-эколог Норман Майерс14; пусть его данные спорны, но он предсказывает, что к 2050 г. климатические изменения сгонят с привычных мест проживания 200 млн человек. А к концу десятилетия, как утверждает в журнале Outside Марк Левайн15, «погода [уже] превратится в предмет нашей коллективной тревоги, бредовых фантазий на темы технологий, природы, воздаяния, неизбежности… Мы слишком далеко зашли, шепчем мы, мы изменили погоду. Теперь она будет менять нас».

До какой степени? В 2015 г. независимая организация ведущих ученых и журналистов Climate Central по результатам метаанализа всех доступных данных16 заявила, что даже если удастся сдерживать потепление климата на уровне двух градусов, экстремальные погодные явления сгонят с мест проживания 130 млн человек. А если не удастся? Прогноз Climate Central ничего хорошего не сулит: «Эмиссия углерода, вызывающая потепление на 4 градуса, — к чему, собственно, мы и идем, с нашими практиками всё-как-есть и всё-как-обычно — вызовет такое повышение уровня Мирового океана, что под водой окажутся территории, на которых ныне проживают 470–760 млн человек».

Чтобы понять размах вынужденной миграции экологических беженцев, Climate Central составила ряд карт17, где отображены последствия глобального потепления для всех прибрежных стран и мегаполисов планеты. И если вы не рыба, то новости для вас не очень хорошие.

При потеплении климата на 4 градуса во многих прибрежных мегаполисах — в том числе Лондоне, Гонконге, Рио-де-Жанейро, Мумбаи, Джакарте, Калькутте и пр. — из пункта А в пункт Б быстрее всего можно будет добраться вплавь. Островные государства перестанут существовать в принципе. В США под водой окажутся площади, на которых сегодня проживают 20 млн человек. В Вашингтоне, округ Колумбия, уровень моря достигнет Пентагона. И если вам казалось, что недвижимость в Нью-Йорке нынче слишком дорога, погодите: то ли еще будет, когда воды океана накроют все, что южнее Уолл-стрит18.

Но не одни только потопы несет нам глобальное потепление. На горизонте уже маячит бич всех народов древности — засухи. Они 70 тыс. лет назад выгнали нас из Африки и отправили блуждать по миру, и сегодня они принуждают нас покидать насиженные места. Сирия — рекордсмен по числу беженцев, отчасти из-за засух. Что касается Европы, то даже если мы сдержим потепление на уровне не выше двух градусов, в Средиземноморье будет нарастать засушливость, и сильнее всего она ударит по Италии, Испании и Греции. «Иными словами, — написала в Guardian журналист Элли Мэй О’Хаган19, — сейчас средиземноморские государства пытаются сладить с потоками мигрантов из других частей мира, но в итоге и у них самих может разра­зиться миграционный кризис. И однажды, возможно, в Кале понаедут итальянцы и греки, ведь в их родных странах станет еще жарче и засушливее».

По историческим меркам, крупнейшую насильственную миграцию, затронувшую примерно 18 млн человек, вызвало разделение Индии и Пакистана в 1947 г.20 Что касается климатической миграции, то даже если мы возьмем нижний предел прогнозируемого спектра — потепление в пределах двух градусов и 130 млн человек, потерявших привычное жизненное пространство, — всё равно нас ждет великое переселение, всемеро большего масштаба, чем все, что нам довелось пережить за нашу историю.

И все же климатическая миграция — особый случай вынужденной миграции, поскольку мы своими руками усиливаем и провоцируем ее. И обойдется нам это — как в твердой валюте, так и в масштабах человеческих страданий — куда как дороже, чем нам хотелось бы заплатить. Возьмем Токио: при 38 млн населения это крупнейший мегаполис на планете21. Вот и посчитайте, во что обойдется переселить на другое место 15 таких городов. А теперь представьте, что по собственной воле обрекли себя на эти траты.

Как мы уже отмечали в предыдущей главе, у нас множество стратегий и технологий, необходимых, чтобы взяться за решение проблемы изменения климата. Во сколько бы нам ни обошлась практическая реализация технологических решений, это намного дешевле, чем обустраивать на новых местах 700 млн человек. В долгосрочной перспективе, как бы ни гоняла нас злая погода с места на место, темпы инноваций как нарастали, так и продолжат нарастать.

Переселение в города

Внушительные масштабы климатической миграции — 700 млн людей в поисках нового пристанища — крупнейшее в истории территориальное перераспределение населения. И все же это цветочки по сравнению с нашим вторым бурным миграционным потоком. В ближайшие несколько десятилетий чуть ли не все ринутся переселяться в города.

300 лет назад22 в городах проживало 2% населения мира, 200 лет назад — уже 10%. Промышленная революция могучим ударом паровой тяги навсегда изменила эту арифметику. В период с 1870 по 1920 г. 11 млн американцев23 покинули сельскую местность и переехали в города. Плюс к тому 25 млн европейцев пересекли Атлантический океан в поисках лучшей жизни и оседали главным образом в американских городах. К 1900 г. урбанизация в США достигла 40%. К 1950 г. показатель возрос до 50%, а на переломе тысячелетий в городах проживало уже 80% населения США.

В остальном мире те же процессы шли не медленнее24. За последние полвека в странах со средними и низкими доходами уровень урбанизации удвоился, а где-то и утроился — например, в Нигерии и Кении. В 2007 г. мир перешагнул критический порог: больше половины всех нас, населяющих планету, проживали в городах. А попутно мы спровоцировали гипертрофированный рост некоторых городов. В 1950-е гг. численностью более 10 млн человек могли похвастаться только Нью-Йорк и Токио — начиная с этой границы город приобретает статус мегаполиса. К 2000 г. в мире образовалось уже 18 мегаполисов; сегодня их 33. А что будет завтра?

Завтра цифры и вовсе взбесятся. У нас уже и термин появился для растущих головокружительными темпами городов — мегалополис. Так называют обширную урбанизированную территорию с населением свыше 20 млн человек25. Сравните: во времена Великой Французской революции все городское население мира составляло 20 млн человек. К 2025 г. в одной только Азии будет десять, а то и одиннадцать мегалополисов.

И они нам ох как понадобятся.

К 2050 г.26 урбанизируются 66–75% мира. При ожидаемой численности мирового населения 9 млрд человек это выльется в невиданный рывок миграции. Он будет не чета всем прежним рывкам в истории. Это будет самый массовый, самый полноводный исход из сельской местности в города, втрое превышающий по объему прогнозируемую климатическую миграцию; это будет миграция 2,5 млрд человек, самая массовая в истории человечества.

А когда в движение приходят массы, сдвигаются целые пласты жизни.

К 2050 г. Токио утратит титул самого населенного города мира, потому что с этого пьедестала его столкнет Дели. Китай по темпам урбанизации обгонит Индию и прирастет еще 300 новыми городами-миллионниками, а также двумя мегалополисами. Африка просто взорвется урбанизацией. Городское население континента от Каира и южнее через Конго возрастет к 2050 г. на 90%. К концу века в нигерийской столице Лагосе, по прогнозам, будут проживать 100 млн человек.

Суммируем эти процессы — и получим, что начиная с сегодняшнего дня и по 2050 г. каждую неделю в города будут переселяться по миллиону человек. Профессор урбанистики из Университета Торонто Ричард Флорида27 называет это «центральным кризисом нашего времени». Как и полагается порядочному кризису, этот тоже заключает в себе как возможности, так и опасности.

Обсудим сначала светлые стороны.

С экономической точки зрения города благоприятствуют бизнесу. В 2016 г. Институт Брукингса28 изучил экономики 123 крупнейших городских агломераций мира. В них проживают всего 13% населения планеты, и на них приходится почти треть объема мирового производства. Годом позже это же соотношение между производительностью и плотностью расселения проверили в Национальном бюро экономических исследований (National Bureau of Economic Research)29. Обнаружилась та же закономерность: больше людей — выше производительность.

Лондон и Париж30, например, значительно более производительны в экономическом плане, чем остальные территории Британии и Франции соответственно. Так и в Америке: сотня крупнейших городов страны на 20% производительнее, чем все другие города. В Уганде работающие горожане на 60% производительнее, чем жители сельской местности. Между тем ВВП Шэньчжэня, крупного города на юго-востоке Китая, втрое превышает ВВП остальной страны.

Кроме того, плотное расселение стимулирует инновации. Физик Джеффри Уэст из Института Санта-Фе31 обнаружил, что при удвоении населения города на 15% повышается темп инноваций, измеряемый числом патентов. В принципе, какой бы город ни изучал в своем исследовании Уэст, везде с ростом плотности населения повышаются также зарплаты, ВВП и такие факторы качества жизни, как число кинотеатров и ресторанов.

И вообще по мере роста города требуют не большего, а меньшего объема ресурсов. Увеличьте вдвое мегаполис — и увидите, что потребность в инфраструктурных услугах, от числа автозаправок до объема тепла для зимнего отопления, не удвоятся, а возрастут только на 85%. Получается, более крупные, плотнее заселенные города бережливее и устойчивее в плане развития, чем города поменьше, малые и пригороды. Почему? Потому что сокращается дальность поездок, увеличивается совместное пользование транспортом, снижается число необходимых инфраструктурных объектов — больниц, школ, организаций по вывозу мусора. В итоге города делаются чище, энергоэкономичнее и выбрасывают в атмосферу меньше диоксида углерода.

Еще больше улучшат ситуацию «умные» города. Исследование, проведенное McKinsey в 2018 г., установило32, что технологические решения в рамках концепции «умного» города позволят снизить эмиссию парниковых газов в городах примерно на 15%, твердых отходов — в пределах от 30 до 130 кг на человека в год, а экономия воды составила бы от 95 до 304 л в сутки на человека. Применяй мы имеющиеся у нас на сегодня технологии, мы смогли бы одним только переходом на «умные» города на 70% достичь утвержденных ООН Целей устойчивого развития.

Теперь о темной стороне урбанизации: она определенно создает возможности для катастроф. Стихийная застройка — идеальный рецепт для распространения преступности и заболеваний, порочного круга бедности и уничтожения окружающей среды. И все же, как доказывает эта книга, мощности инструментов, которые есть у нас в распоряжении, достаточно, чтобы отвечать на подобные вызовы. Вся хитрость в том, как подтянуть наше традиционное видение качественного государственного управления и гражданского сотрудничества до уровня визионерных технологий. Сделайте это по уму, добейтесь, чтобы первое соответствовало второму, и урбанизация станет эффективнейшей тактикой в борьбе со многими наболевшими проблемами сегодняшнего дня. А если не по уму? Тогда величайшая в истории миграция породит мерзополис — величайшее в истории средоточие зла и бедствий.

Виртуальные миры

Посмотрим на цифры: работорговля выкорчевала из родной почвы 12 млн африканцев; разделение Индии и Пакистана согнало с мест 18 млн человек; 20 млн человек перераспределились на европейской шахматной доске после Второй мировой войны. Это самые массовые принудительные переселения народов. Каждое спровоцировал тот или иной из знакомых нам драйверов: экономика (и деперсонализация), религиозная рознь, политика. Каждая из трех миграций на свой лад перетасовывала народы. И все же вскоре совокупный эффект трех миграций покажется пустяками в сравнении с новым исходом, и впервые его движущая сила будет чисто технологического характера.

Итак, наша следующая миграция начинается, что называется, по щелчку.

Не пройдет и нескольких лет, как в один прекрасный день кто-то где-то уйдет в Матрицу насовсем. Милости просим, присоединяйтесь к еще не виданному и самому странному массовому исходу: из нашего привычного реального мира в виртуальную реальность.

Наши рюкзаки уже упакованы. В глобальном масштабе видеоигры еженедельно отбирают у человечества по 3 млрд часов33. В США цифровые медиа откусывают по 11 часов от каждых суток. Медики уже признали игроманию отдельным видом психического расстройства, и эксцессов пруд пруди. В 2005 г. BBC сообщала34 о некоем южнокорейце, скончавшемся после того, как он 50 часов кряду резался в видеоигру онлайн. Его кончина открыла счет многочисленным аналогичным. В 2014 г. газета Guardian35 потрясла общество жуткой новостью, что трехмесячный малыш умер от голода, пока его родители холили и лелеяли виртуального младенца в интернет-кафе по соседству. В японском языке есть специальное слово hikikomori (хикикомори, сокр. хикки) — потерянное поколение36, молодежь-невидимка, почти миллион подростков, которые сами себя заточили в четырех стенах и живут исключительно в интернете.

Они — пионеры новой миграции. Они обустраивают плацдармы для исследования виртуальных миров. Между тем в ближайшие несколько десятилетий два фактора подстегнут наплыв в VR. Назовем один психологией, а второй — возможностью.

Начнем с психологии. Если стимулами для всех предыдущих миграций были внешние силы или происходившие в мире события, то следующую спровоцируют внутренние драйверы, психологические, т. е. то, что происходит в нашем мозге. Она начинается со свойства нашей нейрохимии вырабатывать непреодолимые зависимости, от которых нет защиты.

Видеоигры невероятно аддиктивны — они затягивают и способны вызвать патологическое пристрастие. Корень зла в том, что они вызывают выброс нейромедиатора дофамина37, главного элемента в системе вознаграждения мозга. От его действия у нас пробуждаются интерес, увлеченность, кураж, дерзость, стремление познавать мир. Дофамин выделяется, когда мы рискуем, предвкушаем вознаграждение или сталкиваемся с чем-то новым и неизведанным. Однажды закрепившись в петле обратной связи вознаграждения — когда в мозге закрепляется взаимосвязь между определенным занятием и выбросом дофамина, — наше желание снова испытать порождаемое этим химическим веществом восхитительное ощущение перерастает в навязчивую всепоглощающую потребность. Действие некоторых наркотиков, для сравнения38, — а ничего более аддиктивного мир не знает, — в основном как раз и сводится к тому, что они затопляют мозг дофамином.

Видеоигры перенасыщены разнообразными рисками, вознаграждениями и новизной — в определенном смысле это щедрые распылители дофамина, закамуфлированные под джойстики39. Но не только в видеоиграх дело. Когда у вас жужжит смартфон, извещая о новом послании, ваше непреодолимое желание посмотреть, что же там интересного, — проделки дофамина. И легкий всплеск удовольствия, когда вы открываете присланное, — тоже дофамин. Его драйверами выступают почти все самые расхожие действия в интернете40 — игры, серфинг, общение в социальных сетях, переписка, обмен сексуальными фото, просмотр порнографии. Но ни одно из этих приятных занятий не провоцирует такого выброса дофамина, как виртуальная реальность.

Как показывают исследования, иммерсивная природа виртуальной среды поднимает уровень дофамина41 на заоблачные высоты, каких никогда не достигнут своими эффектами традиционные видеоигры или любой род цифровых медиа. Хотя данные несколько разнятся, в целом ученые считают, что порядка 10% населения Земли уже всерьез подсели на видеоигры. Виртуальная реальность значительно повысит этот процент. «Facebook — аддиктивный технологический наркотик, как и всякое наркотическое вещество вызывающий привыкание. Он дает человеку временное наслаждение, а в итоге приводит к психиатрическому нездоровью, — такое объяснение дает в материале для Fox News психиатр Кейт Эблоу42. — Oculus Rift (очки виртуальной реальности) только усугубят ситуацию».

Но дофамин — всего лишь один из главных нейромедиаторов в системе вознаграждения мозга. Есть и другие гормоны удовольствия — норадреналин, эндорфины, серотонин, анандамид и окситоцин. Они способны дарить невероятное наслаждение. Цифровые медиа обладают не то чтобы выдающимися способностями вызывать выброс какого-то из гормонов удовольствия, кроме дофамина, зато VR в силу своей иммерсивной природы может послужить спусковым крючком для выброса всех шести гормонов удовольствия43. Это уже насыщенный гормональный коктейль наслаждения, сильнодействующий наркотик, поставляемый VR-гарнитурами, — и это только начало истории.

Следующая ее часть проясняется исследованиями потоковых состояний сознания44. Кто не в курсе, поток определяется как «оптимальное состояние сознания, при котором мы чувствуем себя лучше всего и способны действовать на пике своих возможностей». Это состояние пиковой производительности, и отчасти его продуцируют все шесть гормонов удовольствия и наслаждения. Вот почему ученые считают потоковое состояние одним из самых аддиктивных переживаний, какие только способен испытывать человек. Однако это переживание — из числа наполненных самым глубоким смыслом. Как показывают более чем полувековые исследования, люди с наивысшими показателями осмысленности и общей удовлетворенности жизнью переживают больше всего потоковых состояний­.

Хотя видеоигры способны погрузить пользователя в потоковое состояние, виртуальная реальность благодаря своей иммерсивной природе гораздо лучше приспособлена для этого. Это означает, что продолжающаяся конвергенция психологии потоковых состояний и VR-технологий в дальнейшем даст нам возможность создавать альтернативную реальность, доставляющую больше удовольствия и более насыщенную смыслами, чем обычная земная. Теперь рассмотрим второй фактор — возможности, которые таит в себе виртуальная реальность. Их по большому счету три: работа, образование и секс.

Что касается работы, мы уже видели, какие экономические возможности заключены в VR. Первый виртуальный мир для нас открыла Second Life. В далеком 2006 г. журнал Businessweek45 даже разместил на обложке изображение игрового персонажа и по совместительству магната недвижимости Анше Чанг, которая на сделках, заключенных внутри виртуальной реальности Second Life, стала первым в мире миллионером, сколотившим реальное состояние исключительно в виртуальном мире. Мы знаем, что похожие варианты обогащения есть в видеоиграх и социальных сетях, и виртуальная реальность добавит еще больше таких возможностей. Иначе говоря, если роботы и ИИ в следующие несколько десятилетий поотнимают у многих из нас работу, одно-другое потрясение от сужающегося рынка труда в реальном мире и взрывной рост вакансий на рынке труда в виртуальном мире дадут мощный толчок к миграции в последний.

Обратимся к образованию. Виртуальная реальность позволяет создавать распределенные индивидуализированные, ускоряющие обучение образовательные среды. Идет ли речь о растущем населении планеты, которое актив­но ищет пути к образованию, или о нашей внезапно безработной по ми­лости технологий рабочей силе, которая активно ищет возможности профессиональной переподготовки, в обоих случаях мы видим, как рождается огромная сила. Еще больше мощи ей придаст способность VR погружать пользователя в потоковое состояние, усиливающее наши способности усваивать и запоминать новую информацию. В исследовании Министерства обороны, например, установлено, что в состоянии потока военнослужащие способны обучаться на 230% быстрее, чем в неизмененном состоянии сознания. Вот почему­ в романе-бестселлере Эрнста Клайна «Первому игроку приготовиться»46 — по сюжету которого большинство людей уже переселились в виртуальную реальность — главнейшим двигателем миграции становится именно образование.

Три крупнейшие исторические миграции, вместе взятые, — работорговля, раскол Британской Индии на две страны и переселения в послевоенной Европе — обернулись 44,5 млн беженцев. Но на сегодня 321 млн американцев уже проводят онлайн ежедневно по 11 часов47, и это время неизбежно увеличит предлагаемый виртуальной реальностью коктейль из гормонов удовольствия. Приплюсуем серьезные мотивации — содержательность и смысл, мастерство, деньги — и увидим, насколько еще усилится импульс к миграции в VR. Все вместе это тянет на очередную великую миграцию, исход сознания, который только начинается.

Миграция в космос

«Земля — колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели», — сказал в конце XIX в. Константин Циолковский48. Он был истинным провидцем49. Величаемый основоположником космонавтики, Циолковский первым заговорил о шлюзовых камерах, двигателях малой тяги, многоступенчатых ускорителях, космических станциях, биологических системах замкнутого цикла для обеспечения космических колоний продовольствием и кислородом и о многом другом. За свою научную жизнь он опубликовал более 90 статей на темы космонавтики, предугадал едва ли не каждый аспект подготовки к рывку человечества через последний рубеж в освоении мира и не учел разве что один, но действительно необходимый для завоевания космоса — конкуренцию.

В 1960-е гг. если что и питало энергией наше стремление вырваться из земных объятий на космические просторы, так это открытое жесткое противостояние идеологий и идеологов в гонке США против СССР. Отголоски того давнего соперничества и сегодня подстегивают нас. Правда, сегодня в игре наперегонки государств поубавилось — США, например, конкурирует с Китаем, — зато истинное соперничество разворачивается сегодня между технологическими гигантами: Джефф Безос против Илона Маска.

Каждый движим глубоко осознанным желанием повести человечество из его колыбели к звездам, открыть нам космическое пространство и «поддержать биосферу»50 созданием второй цивилизации в космосе на случай, если на Земле у нас не всё будет складываться благополучно. Эти мечты и это соперничество сложились в самостоятельную силу, в великий толчок к выходу за пределы мира и к единственной в своем роде миграции, обрамленной словесными перепалками в Twitter.

@JeffBezos51, 24 нояб. 2015: Ракета в космосе — редкость. Управляемое приземление — штука сложная, а сделать все по уму вроде легче легкого. См. видео: bit.ly/­OpyW5N.

@elonmusk52, 24 нояб., 2015: Не такая уж редкость. Наш «Кузнечик» (Grasshopper) SpaceX за три года перенес шесть суборбитальных полетов и по-прежнему в строю.

Начнем с Безоса53, чья страсть к космосу зародилась еще в школьные годы. Дитя эпохи космических кораблей Apollo и страстный фанат «Звездного пути», как лучший ученик, удостоившийся чести произнести выпускную речь, Безос посвятил ее «будущему, когда миллионы людей станут жить и работать [за пределами Земли]» и завершил словами: «Космос — наш последний фронтир, там и встретимся». В Принстоне его избрали президентом местного отделения международной организации Students for the Exploration and Development of Space (SEDS) — «Студенты за исследование и освоение космоса». В Принстоне Безос застал ныне покойного физика Джерарда О’Нилла, того, кто основал Институт космических исследований. В начале 1980-х гг. О’Нилл любил задавать своим студентам сакраментальный вопрос: «Будет ли поверхность планеты лучшим местом для жизни людей, пока они осваивают просторы Солнечной системы?» Решив, что нет, он взамен предложил строить гигантские вращающиеся цилиндры, более известные как колонии О’Нилла, причем использовать для строительства ресурсы, уже находящиеся вне пределов действия сильной гравитации, как на Земле или Марсе, в частности из материалов, собранных с поверхности Луны.

Безос никогда не забудет космических уроков О’Нилла. Они помогли ему вырваться с Уолл-стрит, где он работал по окончании Принстона, и привели к Amazon — это был первый шаг в реализации замысла, который Безос в шутку называл «простенький двухступенчатый план54 — сначала заработаем миллиарды, затем вскроем космический фронтир».

Заработав миллиарды, Безос тут же направил их на освоение космоса. В 2000 г. он основал аэрокосмическую компанию Blue Origin, в которую исправно вкладывает по миллиарду долларов в год. Первоначальная цель, заявленная Безосом, состояла в том, чтобы сконструировать ракеты, способные доставлять людей и грузы с Земли в космос и в итоге на Луну; Бе­зос и по сей день убежден, что это лучшая стартовая точка для колонизации космоса55.

«Нам не зря послан этот подарок, — сказал в 2019 г. на торжественном мероприятии в Вашингтоне Безос56. — Это космическое тело по соседству, называемое Луной. В силу меньшей гравитации здесь удобно начинать производство в космических условиях… По сравнению с Землей доставка грузов с поверхности Луны потребует в 24 раза меньше энергии. Это гигантское подспорье».

В качестве следующего шага Безос анонсировал аппарат для высадки на Луну Blue Moon Lunar Lander57, к Луне его отправят на борту пилотируемой космической ракеты многоразового использования New Glenn. На лунную поверхность Blue Moon доставит самоходные аппараты, грузы, людей общим весом 3,6 т. Безос утверждал также, что в этом деле у нас нет выбора. «Запасного плана у нас нет. Мы должны спасти эту планету. [И уж тем более] мы не должны поступаться будущим внуков наших внуков, лишать их динамизма и развития. [В космосе] у нас будет и то и другое».

Затем Безос вернулся к давним идеям О’Нилла, заявив, что видение Blue Origin, как обустраиваться после лунной посадки, представляет собой развитие концепции космических колоний О’Нилла, причем каждая из них сможет поддерживать существование 1 млн колонистов — вот вам один из могущественных драйверов нашей следующей великой миграции. «Земля — жемчужина в нашей Солнечной системе58, — убеждал Безос. — Землю следует отдать под жилую зону и легкую промышленность. Тяжелую лучше переместить в космос… там для этого есть невообразимые пространства… В Солнечной системе хватит ресурсов для проживания триллиона человек, и тогда у нас появятся тысяча Моцартов и тысяча Эйнштейнов. Только представьте, какой невероятной и динамичной будет такая цивилизация».

При всей остроте конкуренции в деле освоения космоса Илон Маск не склонен не соглашаться59 со своим соперником Безосом: «История движется­ к точке бифуркации, и перед нами встанет выбор: идя одним путем, мы навсегда остаемся на Земле и неизбежно наступит событие вымирания… другой вариант — стать космической цивилизацией и мультипланетарным биологическим видом. Нас, думается, ожидает будущее гораздо более интересное и захватывающее, если мы станем космической цивилизацией и видом, населяющим несколько планет, чем если не станем».

Уроженец Претории, Илон Маск в 12-летнем возрасте продал свою первую компьютерную компанию. Потом он получил степень бакалавра экономики в Уортонской школе бизнеса при Пенсильванском университете, поступил, а затем вскоре отчислился из Стэнфордского университета, снова повторил свой успех на поприще компьютерного программирования, продав за 307 млн долл. свою компанию Zip2, а позже и компанию PayPal, уже за 1,5 млрд долл. Наконец он решил, что уже располагает достаточными ресурсами, чтобы изменить мир к лучшему и выполнить две важнейшие, как он считал, миссии для выживания человечества: покончить с пагубной зависимостью от ископаемого топлива за счет процветающей на солнечной энергии экономики — на что нацелены его компании Tesla и SolarCity — и превратить человечество в мультипланетарный вид. Разве что, в отличие от Безоса с его выбором Луны как отправной точки для межпланетной миграции, Маск всегда грезил Марсом.

В 2001 г., за год до продажи PayPal, Маск выдвинул идею отправить на Марс растения — вернее, семена. По его проекту Mars Oasis60 на борт космического корабля следовало взять герметичную камеру, внутри которой поддерживается атмосфера примерно как на Земле и помещена коллекция отборных семян в особом питательном студне для ускорения роста. «После посадки, — объяснял Маск, — достаточно увлажнить студень, и вот у вас на Марсе уже есть небольшая тепличка».

Маск намеревался делать фото растений, прорастающих на поверхности красной планеты; изображения, по его мнению, должны быть настолько впечатляющими, что вдохновят правительство США финансировать миссии на Марс и создание там постоянной колонии. Затем он изучил затраты на приобретение ракет, подходящих для доставки на Марс его теплички и возвращения на Землю, и пришел к неутешительному выводу: доступные варианты­ слишком примитивны и дорогостоящи, чтобы использовать их для колонизации космоса.

В поисках решения Маск в 2002 г. основал компанию SpaceX61. В июне 2008 г., имея за плечами несколько оглушительных неудач и побывав на грани банкротства, Маск запустил на околоземную орбиту ракету-носитель Falcon 1. Потом последовали десятки других успешных космических запусков, причем каждый последующий обходился дешевле предыдущего. Далее Маск добился многоразовости — его ракета вернулась из полета в космос на Землю целой и годной для последующих запусков. Сбылась давняя мечта аэрокосмической отрасли. Наконец появилась Falcon Heavy, не имеющая аналогов ракета-носитель сверхтяжелого класса; в начале 2018 г. Маск запустил ее в космос, поместив на борт в качестве полезной нагрузки свой вишневого цвета родстер Tesla; Falcon Heavy с разгона проскочила мимо Марса и устремилась по траектории к поясу астероидов. И вот компания SpaceX заявила, что вскоре планирует свернуть производство ракет-носителей Falcon как недостаточно мощных для доставки людей на Марс и приступит к разработке пилотируемого космического корабля нового поколения Starship62.

Организацию колонии на Марсе Маск рассматривает как своего рода запасной план для человечества и задачу, которая должна быть решена в текущем десятилетии63. Он уже проводит испытательные запуски Starship и заявил цель доставить людей на Марс еще до 2030 г., а к 2050 г. в колонии уже должны быть полностью налажены жизнь и работа. В SpaceX уже запланированы десять крупных запусков между 2027 и 2050 гг. каждые 22–24 месяца, т. е. в периоды, когда Землю от Марса отделяет наименьшее расстояние.

Текущий план таков: Starship запускается на околоземную орбиту, за ним несколько кораблей-танкеров Starship, которые уже на орбите дозаправят основной корабль топливом. Каждый такой корабль прямо с околоземной орбиты возьмет курс на Марс, неся на борту экипаж и примерно сотню космических пассажиров. Сколько будет стоить билет в один конец? Маск считает, что 500 000 долл.64, или, как он выражается, «достаточно мало, так что большинство людей в развитых экономиках смогут продать свое жилье на Земле и переселиться на Марс».

В общем, не так важно, Безос или Маск победит в этой космической гонке, как важны слова Константина Циолковского, что множество вещей, которые человечество привыкло высоко ценить на Земле, — металлы, минералы, энергию, питьевую воду, первоклассное жилье, бесконечную увлекательность, страсть, любовь, смыслы и цели, — в космосе есть почти в неограниченных количествах. И именно задачу застолбить все эти богатства для человечества пытаются решить сегодня два непримиримых миллиардера. Она выталкивает нас из уюта земной колыбели и увлекает к звездам, на порог еще одной великой миграции нынешнего столетия, нашего первого реального прорыва в последний неосвоенный фронтир.

Метаинтеллект: переход в расу Борг

В 2015 г. химик из Гарвардского университета Чарльз Либер65 бился над трудной задачкой из новой области — нейромодуляции. В последние десятилетия ученые разработали средства глубинной стимуляции головного мозга для облегчения болезни Альцгеймера. Хотя пациент в сознании, ему в черепе сверлят отверстие и помещают внутрь мозга устройство, подающее электрические сигналы к ответственным за двигательную активность отделам мозга. Сегодня эта процедура проводится почти рутинно. Имплантированы более сотни тысяч устройств, и для пациентов, которые тщетно пробовали все другие методы лечения, глубинная стимуляция остается последним средством, чтобы улучшить двигательный контроль и ослабить тремор.

К сожалению, возникают и побочные эффекты. Более чем странные. Чаще всего развивается маниакальная одержимость игрой. Еще один распространенный побочный эффект — когда работоголик в одночасье превращается в «диванную недвижимость». Третий — хроническая депрессия. В чем причина? В размере.

Нейрохирурги, дай им волю, пожелали бы низвести воздействия на мозг до уровня отдельных нейронов, но современные устройства для глубинной стимуляции мозга чересчур крупны для такой адресной точности. Пытаться воздействовать на целевые нейроны мозга ныне существующими имплантами­ — это, пользуясь метафорой из TED-лекции66 2015 г. специалиста из MIT Полины Аникеевой, «все равно что пытаться играть Первый концерт Чайковского пальцами размером с автомобиль-пикап».

Дело осложняется тем, что вживить имплант возможно только в рамках хирургической операции, а мозг воспринимает его как инородное тело, что требует массированной постоперационной медикаментозной терапии. Немаловажен и вопрос конструкции импланта. Человеческое тело — живая трехмерная среда, а современные мозговые импланты — для глубинной стимуляции или любые другие — негибкие двумерные устройства, больше похожие на кремниевые чипы, чем на орган человека. Неудивительно, что в горячей, влажной и хрупкой мякоти под крышкой черепа сигналы сталкиваются, накладываются один на другой и вызывают побочные эф­фекты.

Чарльз Либер предпочел другой путь. Известно, что для ускорения регенерации кости в поврежденную область часто вживляют своего рода биокаркас, чтобы новой нарастающей ткани было на что опираться. Около пяти лет назад Либер попытался сконструировать микроскопическую основу (биокаркас) из электронных компонентов. Методом фотолитографии он протравил по отдельности каждый из четырех слоев основы, и в итоге получилась тончайшая металлическая наносетка с датчиками для записи мозговой активности.

Затем Либер плотно свернул сетку в цилиндр, захватил в шприц и впрыснул в гиппокамп мыши. Не прошло и часа, как сеточка развернулась, приняв первоначальную форму, но не повредила при этом окружающие ткани. Вышел телеканал «Мышкин мозг». Либер получил возможность в реальном времени наблюдать за активностью мозга живого грызуна. Система распознавания ее мозга восприняла имплант как дружественный, а не враждебный. Вместо того чтобы атаковать сетку как незваного пришельца, нейроны мозга нашли в ней опору и принялись делиться.

Отдельным экспериментом Либер впрыснул наносетку в глазную сетчатку мыши67, и снова та расправилась, не причинив вреда глазу животного. В итоге Либер получил устройство, которое не нарушает зрение, не перекрывает свет, но может записывать, что видит мышь, на уровне одного нейрона по 16 каналам одновременно и годами напролет. На группу Либера пролился ливень похвал и почестей, благодаря чему методика мгновенно и широко распространилась. В интернете легко найти ролики с пошаговыми инструкциями. Как и огромное количество видео, где Илон Маск описывает следующий шаг в эволюции идеи, названной им нейрокружевом, инъекционным электронным интерфейсом «мозг — компьютер»68, «широкополосным интерфейсом «мозг — компьютер» для подключения людей к компьютерам».

Интерфейсы «мозг — компьютер» (ИМК) и есть венец конвергенции. Они располагаются в точке схождения почти всех описанных в этой книге технологий, включая биотехнологию, нанотехнологию, материаловедение, которые, как мы вскоре увидим, быстро превращаются в одну и ту же отрасль. Не забудем и квантовые вычисления, открывающие нам возможность моделировать такие сложные среды, как, например, человеческий мозг, и искусственный интеллект, позволяющий истолковать то, что мы намоделировали. А сети с высокой пропускной способностью позволяют нам загружать в облако сигналы мозга. На самом деле в одном этом достижении воплощается большинство наших других прорывов.

Если разработка экспоненциальных технологий выступает одним из лучших примеров могущества человеческого интеллекта, то ИМК — безусловно их венец. Возможно, интерфейсы «мозг — компьютер» станут для нас также спасением от наших собственных успехов, ведь в сознании многих ИМК и есть апгрейд, в котором мы отчаянно нуждаемся, чтобы полноценно и на равных участвовать в жизни мира, где господствует искусственный интеллект.

Главными поборниками этой точки зрения выступают Илон Маск и Брайан Джонсон, и оба создали по компании, чтобы ускорить развитие по этому пути, — Neuralink и Kernel соответственно. Однако в деле участвуют все, от Facebook до DARPA. Facebook интересуют нейротехнологии, которые позволят «печатать» не пальцами, а силой мысли и заменят клавиатуру мозгом, который станет наивысшей формой интерфейса с социальными медиа. В DARPA (Управлении перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ) ИМК рассматривают как военную технологию следующего поколения и хотят получить ИМК, способный одновременно считывать активность миллиона нейронов и при этом стимулировать работу сотни тысяч нейронов. Сюда же набежали толпы стартапов разно­образной специализации, от здоровья и благополучия до образования и развлечений.

И прогресс налицо.

За последние десять лет ученые совершили настоящие чудеса, используя интерфейсы «мозг — компьютер» на технологии электроэнцефалографии (ЭЭГ). Их прелесть в том, что они не требуют хирургического вмешательства­, поскольку помещаются на голову наподобие короны из электродов. Благодаря таким ИМК к людям с параличом нижних конечностей вернулась способность ходить69. У жертв инсультов, многие годы прикованных к постели70, благодаря ИМК руки и ноги снова наливаются силой и обретают способность двигаться. Страдающие эпилепсией излечиваются от приступов71. Люди с параличом всех четырех конечностей могут силой мысли перемещать курсор. Воплотились в реальность и многие наши детские фантазии, рангом повыше, чем старик Дракула: летающие автомобили и роботы. А теперь еще реальностью имеет все шансы стать телепатия.

Еще в 2014 г. команда исследователей из Гарварда72 через интернет посылала мысли на расстояние. Это был пример передачи мыслей на большое расстояние, получивший в науке название «коммуникация “мозг — мозг”»: один участник эксперимента находился во Франции, второй в Индии. Передатчиком служил беспроводной подключенный к интернету ЭЭГ-шлем, а в качестве приемника применялся транскраниальный магнитный стимулятор — он посылал в мозг слабые магнитные импульсы. Участники эксперимента не прочитывали мысли друг друга, зато точно считывали соответствовавшие мысленным посланиям вспышки света.

Но это тогда. К 2016 г. мы уже применяли ЭЭГ-шлемы, чтобы телепатически играть в видеоигры73, а в 2018 г. уже силой мысли пилотировали дроны. Далее мы должны придумать, как устойчиво подключить мозг к интернету­ через облако — вот почему так важна разработанная Либером инъекционная электроника. По общему мнению, помещенное на голову нейротехнологическое устройство не способно достаточно хорошо улавливать­ сигналы, а устройства, имплантируемые посредством хирургической операции, — хотя вмешательство и минимально, — для широкого применения слишком рискованны. Зато инъекционное, с позволения Маска сказать, нейрокружево одним махом решает все проблемы, и даже больше того.

Сказанное подводит нас к пятой и последней массовой миграции: перебежкам.

Когда из обитающего в нашем мозге единоличного сознания мы будем наведываться в гости к живущему в облаке коллективному — это и будет улейное сознание, а заодно напоминание нам, что самыми захватывающими бывают путешествия не к звездным далям, а внутрь себя, в чертоги собственной психики. Этот переход нужен, как утверждают в один голос Маск и Джонсон, хотя бы по экономическим соображениям. В мире, где человеческий мозг конкурирует с искусственным разумом, в новую силу вступает древний как мир мотиватор, что «по своим счетам надо платить».

Однако есть и другие.

Соединение нашего мозга с компьютером даст нам огромный выигрыш в возможностях обработки информации и памяти, а кроме того, по крайней мере теоретически, способен открыть нам доступ к мозгу других присутствующих в интернете людей. Повернем это так: сам по себе компьютер — штука интересная. А если соединить множество компьютеров в сеть, у вас появятся зачатки Всемирной Паутины. Теперь представьте, что это не компьютеры, а мозги множества людей, при том, что человеческий мозг и так уже представляет собой сложнейшую машину из всех в обозримой вселенной. И еще представьте, что мы транслируем в эту сеть не просто свои мысли, но также чувства, опыт и впечатления, а может, и смыслы. Будь это возможно, цеплялись бы мы с такой страстью за наше единоличное сознание или начали бы мигрировать в коллективное сознание, которое уже формируется в интернете?

Прежде чем вы ответите, учтите еще три соображения. Во-первых, мы, люди, представляем собой исключительно общественный вид. Одиночество, как свидетельствуют многочисленные исследования74, — один из великих и смертельных страхов современной эпохи. Желание привязанности — основополагающий побудительный мотив поведения человека, внутренняя мотивация, выражаясь языком психологии. Но и этот мотиватор не единственный.

При самом тесном соприкосновении людей в улейном разуме они переживают так называемое групповое потоковое состояние75 — коллективное. В состоянии группового потока команда действует на пике возможностей: это и невероятной силы и продуктивности мозговой штурм, феерическая победа под занавес почти проигранного матча, это джазовый оркестр, от ритмических гармоний которого у аудитории срывает крышу. Считается, что нет на свете ничего более упоительного, чем это состояние. Когда психологи просят испытуемых расположить по рангу их самые приятные переживания, состояние группового потока неизменно возглавляет рейтинги. Возможность практически по желанию погружаться в это волшебное состояние тоже станет мощным стимулом мигрировать в коллективное сознание.

Наконец, есть еще и эволюция.

С момента зарождения жизни траектория эволюции76 на нашей планете всегда пролегала в направлении от индивидуального к коллективному. Так, из одноклеточных организмов мы эволюционировали в многоклеточные, затем сложносочиненные и неимоверно многоклеточные, называемые человеческими существами. Таково традиционное направление естественного отбора, так почему сегодня это должно измениться? У нас нет серьезных оснований утверждать, что человечество достигло пика своего разума, развития, возможностей, что бесконечные реалити-шоу по телевизору и наши мегалополисы, бездушные джунгли из стальной арматуры и вездесущего асфальта, и есть то лучшее, что может предложить нам жизнь на нашей планете. Скорее мы просто находимся в некой точке бесконечного пути, помеченной колышком «Сейчас вы здесь».

И все же есть веские основания утверждать, что в этой точке мы надолго не задержимся. У Neuralink в планах77 подключить мозг к облаку беспроводной, со скоростью два гигабита в секунду связью, и первые испытания с участием людей намечены на конец 2021 г. Чем дальше, тем больше, что наглядно показывают и это, и многие другие описанные в книге изобретения: естественный отбор, когда-то медлительный и пассивный, трансформируется в быстрый и проактивный, направляемую человеком эволюцию. Это значит, что в следующем столетии технологическое ускорение не просто подорвет основы отраслей и институтов, фактически оно может подорвать и сам ход прогресса биологического разума на Земле. Этот «разрыв шаблона» породит новый биологический вид, прогрессирующий на экспоненциальных скоростях, массовую миграцию и метаинтеллект и, наконец, уже под занавес нашей экспоненциальной сказки, — еще одну причину, почему будущее придет быстрее, чем мы думаем.

Метаинтеллект станет абсолютным катализатором инноваций. Если одиночные умы, собранные в коллективистских организациях (бизнесе, культуре и обществе), сумели создать конвергентные экспоненциальные технологии — мощнейший катализатор инноваций, не знающий себе равных в истории человечества, — то попробуйте представить, какую творческую и изобретательную мощь приобретет человечество, объединенное в коллективный всеобще-планетарный разум — иначе говоря, раса Борг, но только подобрее и помягче. Можно поставить вопрос иначе: как думаете, насколько быстро придет наше будущее, если мы все начнем мыслить коллективно?

Если вы не приемлете логику наших рассуждений или все это обескураживает вас, для вашего состояния есть научный термин: «неприятие потерь». Это одно из мощнейших человеческих когнитивных искажений, запрограммированное эволюцией подозрение, что если отнять у вас то, чем вы сейчас располагаете, а завтра будущее взамен даст что-то другое, то, каким бы оно ни было, оно все равно будет хуже утраченного. Просто хуже. Вот почему люди застревают в привычной колее, компании с таким скрипом внедряют инновации, а культурные перемены происходят так тягуче, заунывно медленно.

И все же кто знает — вдруг наш улейный разум избавит наше сознание от этого слепого пятна? А пока этого не произошло, вполне естественно, что ваша бедная голова идет кругом, когда на нее вываливаются столько всего о конвергенции экспоненциальных технологий и ожидающие нас великие миграции, целых пять. Столь же естественны мандраж, возбуждение, распахнувшиеся шлюзы воображения. Поверьте, то же испытываем и мы. А сказать вам мы можем лишь то, что говорили друг другу, пока писали эту книгу: вдохните поглубже и раскройте глаза пошире. Хотите вы того или нет, будущее летит к нам на всех парусах.

Послесловие

Ускорение технологий, о котором мы рассказываем в этой книге, можно рассматривать и как часть нашего безостановочного движении к изобилию. С этой темой мы впервые познакомили читателей в нашей книге от 2012 г. с говорящим названием «Изобилие». Со времен ее публикации тренд на растущее изобилие только продолжается. Несомненно, чем дальше, тем больше продуктов почти теряют свою стоимость. Как не вызывают особых сомнений и дальнейшие позитивные последствия демонетизации. Изобилие дешевой энергии ведет к изобилию чистой питьевой воды. Беспилотные электромобили дают возможность передвигаться более дешевыми и экологичными способами, а также удешевляют доступ к жилью. Сочетание ИИ, 5G и VR/AR — искусственного интеллекта, пятого поколения мобильной связи и виртуальной/дополненной реальности — откроет доступ к низкозатратному образованию, здравоохранению и развлечениям почти каждому жителю Земли, независимо от места проживания и социально-экономического положения.

Безусловно, есть масса причин не соглашаться с нашей идеей. Пропасть между богатыми и бедными увеличивается, а точку зрения, что в наших технологиях заключены простые решения наших проблем, критикуют как технологический утопизм. Но экспоненциальные технологии уверенно шагают вперед, а рука об руку с ними — непрерывные процессы демонетизации и демократизации.

Например, в январе 2019 г. один из заголовков Wall Street Journal гласил: «Мир потихоньку улучшается». В материале анализировались последние данные Всемирного банка, судя по которым численность людей, которые живут менее чем на 2 долл. в день, в крайней бедности, снижается. И хотя не поспоришь с тем, что богатые еще больше богатеют, бедные постепенно преодолевают­ свою беспомощность, им открывается все больше возможностей, и все более доступными делаются инструменты и технологии, не предусмотренные и не учитываемые в сегодняшних экономических системах­.

Эти два сценария почти всегда следуют один за другим. Например, первые мобильные телефоны далеких 1980-х отличались медлительностью, глючностью и были по карману только узкому кругу очень состоятельных людей. А сегодня наши телефоны радуют нас быстродействием, практически не дают сбоев и напичканы массой полезных функций и возможностей, при этом настолько дешевы, что есть даже у беднейших людей на планете. Хорошо, пусть нас ждет будущее, в котором богатые проживают на Марсе и пользуются всеми благами новейших достижений медицины долголетия. Но знайте, что рука об руку со светлым будущим для богатых шагает то, в котором для каждого жителя планеты Земля постоянно дешевеет доступ к пище, энергии, питьевой воде, образованию, здравоохранению и развлечениям.

И вот что мы хотим сказать: к десятилетию публикации «Изобилия» (в 2022 г.) наша концепция перестанет быть умозрительной. Разумеется, путь еще предстоит неблизкий. Многие уже имеющиеся у нас технологические решения пока не распространились на весь мир, а болезненные проблемы, например дефицит питьевой воды, изменение климата и глобальный голод, уводят нас в сторону от нашего пути. И все же, как отмечала Wall Street Journal, десятки других индикаторов указывают на положительную динамику.

Можно привести и другой пример: в книге «Лучшее в нас»[40] ученый из Гарварда и популяризатор науки Стивен Пинкер ярко и убедительно показывает, что терзавшие человечество войны и жестокие распри сошли до исторического минимума и что никогда прежде мы не переживали такого мирного времени, как сегодня. И такого здорового. К каким бы показателям мы ни обратились, будь то детская смертность или число родов в подростковом возрасте, смертность от малярии, число умерших от голода, долгожительство, везде мы наблюдаем­ невиданный прогресс. Между тем не субсидируемая стоимость возобновляемой энергии продолжает стремительно падать, а возможность сетевого подключения к высокоскоростной цифровой связи и доступность дешевых, но мощных устройств головокружительно растут. При таких устройствах и таком сетевом подключении мир возможностей прямо у нас на глазах начинает мало-помалу приобретать материальные очертания.

Сегодня ребенку из Танзании открыт доступ к ИИ-усиленным образовательным технологиям, как и ко всей сумме накопленных человечеством знаний — через Google или Baidu. И тот же маленький танзаниец, подключившись к интернету через бурно развивающуюся широкополосную связь, вскоре сможет раскручивать, как монетки, тысячи процессорных ядер у любого количества облачных сервисов и приобщаться к чему угодно, от миллиардов часов бесплатного развлекательного контента на YouTube до нашей неизменно процветающей гигономики[41]. Очень кстати, что беднейшие страны получают наибольшее количество солнечного света, а с ним — учитывая, как активно распространяется по планете солнечная энергетика, — и возможность вдоволь обеспечивать себя энергией. И поскольку она открывает путь к чистой питьевой воде, а чистая питьевая вода — к улучшению здоровья и росту благополучия, вкупе с растущим уровнем образования и снижающимися темпами рождаемости все это вполне может остановить накатывающую на нас волну перенаселения.

Для ясности оговоримся, что терроризма, войн и убийств никто не отменял, это зло само собой не исчезнет. Как никуда не денутся диктаторские режимы и болезни. Но человечество все равно мало-помалу движется к лучшему. И, как мы отмечали в «Изобилии», цель здесь — построить не роскошную жизнь, а жизнь открытых возможностей. Низкий вам поклон, силы конвергенции. Благодаря вам технологические достижения, необходимые для создания мира изобилия, рождаются как никогда быстро. Конечно, сам собой этот мир не построится. И от нас все равно потребуются очень энергичные коллективные усилия. Это подводит нас к заключительному вопросу: чего конкретно вы ожидаете?

Куда идти дальше?

Если вы устали ждать у моря погоды, а представленные в этой книге концепции и возможности заинтересовали вас, будь вы CEO компании в попытках провести ее по волнам ускоряющихся технологических перемен как по суху, или предприниматель «на коленке» в поисках способов капитализировать те же перемены, нам есть что предложить вам. Можете поверить, это в принципе почти невыполнимая задача — вслепую сориентироваться в технологических новшествах, которые обрушатся на наши головы в ближайшие десять лет (раньше такого масштаба перемены и новшества происходили лет за сто); и уж тем более она практически невыполнима, учитывая наши линейно мыслящие, заточенные под «здесь и сейчас» мозги.

Непрерывное образование — единственный способ навигации по этим бурным водам, который могут предложить вам авторы, во всяком случае на сегодняшний день.

На наш взгляд, у непрерывного образования есть два особенно важных компонента: психологический и физический. Психологически поспевать за стремительным бегом технологических перемен нам поможет серьезный рывок в личной производительности, для чего необходимо овладеть техникой погружения в поток — улучшая производительность, способность усваивать информацию, генерировать неординарные идеи, эффективно сотрудничать (список можно продолжать). Потоковое состояние меняет глубинные механизмы обработки информации мозгом, благодаря чему вы приобретаете способность мыслить быстро и масштабно. Именно эти два ключевых когнитивных требования позволят вам процветать в экспоненциальном мире.

Одновременно должен задействоваться и физический компонент — реальные технологии. Сегодняшний экспоненциальный предприниматель, как и экспоненциальный лидер, обязаны добросовестно, усердно и постоянно изучать имеющиеся технологии, а также возможности, которые они открывают сейчас и в каждый последующий момент. Такого рода непрерывное обучение хотя и возможно, но требует нешуточных усилий, что, надо полагать, отчасти объяс­няет, почему все больший интерес вызывают Университет сингулярности, Abundance360 и Abundance Digital — их программы постоянно обновляют знания слушателей в части всего «экспоненциально возможного».

Ниже мы предлагаем вам замечательный список вариантов и возможностей задействовать оба компонента непрерывного образования.

Zero-to-Dangerous: ведущий мировой тренинг на погружение в потоковое состояние. Zero-to-Dangerous опирается на научные подходы к достижению пиковой производительности и призван обучать предпринимателей и лидеров погружаться в психологическое состояние, обеспечивающее максимальную производительность и известное как поток. Главные цели тренинга — выработать навыки мыслить быстро и масштабно, что даст залог процветания в экспоненциальном мире. Zero-to-Dangerous сочетает передовые достижения науки с индивидуальным обучением пиковой производительности, которое проводят дипломированные психологи, а также открывает двери в глобальное сообщество высокоэффективных личностей. Тренинг ведет Стивен Котлер, используя инструменты, которые хорошо зарекомендовали себя в программах для сотрудников Google, Accenture, а также военнослужащих тактического подразделения Сил специальных операций ВМС США. Более подробные сведения можно получить по адресу ZerotoDangerous.com. Узнать больше об институте исследований групповых состояний потока Flow Research Collective — по адресу FlowResearchCollective.com.