Последний автобус домой Флеминг Лия
Все эти дни он был особенно осторожен. Никакого Манчестера, никаких клубов, никаких поисков талантов. Присяжные были снисходительны, приняли во внимание его молодость, происхождение, готовящуюся свадьбу, к тому же он признал свою вину. Ему присудили выплату штрафа и сделали предупреждение, однако в местной «Меркьюри» журналисты уж не постеснялись и прославили его на весь город. В лавке Невилл несколько месяцев скрывался в подсобке, чтобы не выходить к покупателям, – он был уверен, что никто не захочет иметь с ним дело, но никто ни разу не сказал ему ничего в лицо. Отец всегда был рядом и поддерживал его, и Невилл научился прятать чувства под толстым панцирем.
– А ты просто улыбнись и помаши своим проблемам, сынок. Все пройдет! – сказала ему одна из постоянных их покупательниц. Невилл так растрогался, что чуть не бросился ей на шею. Другие избегали встречаться с ним взглядом, просто кидали монетки и торопились унести ноги, словно он какой-то мерзкий извращенец.
Один покупатель рассказал ему, что Тревор с матерью обменяли свой дом на жилье в Бернли. Они увиделись лишь однажды – на судебном процессе. Все это было ужасно грустно и несправедливо. Нервный срыв матери, ссора с бабулей, ребенок Конни – Невилл подавленно, но без особых эмоций взирал на всё это. Всю свою энергию он бросил на открытие новой лавки на Хай-стрит. Она более походила на магазин химической продукции: продавали разные ароматы, травяные настои, мыло, упакованные таблетки и мази.
Время от времени он навещал Айви, но та держалась очень отчужденно и была заторможенной, дни напролет она сидела перед телевизором в густом облаке сигаретного дыма. Дыхание ее пахло дешевым хересом и мятными леденцами. Где тот язвительный живчик, каким она всегда была? Одинокая, апатичная – как жаль ее…
Комнаты над магазином они привели в порядок, и Невилл теперь мог там жить. Квартирка получилась небольшой, но Невилл с таким удовольствием занимался ее обустройством: белые стены, черная мебель, яркие шторы с абстрактным рисунком, постеры с джазовыми исполнителями. Какое же это счастье – иметь собственный дом! Конечно, было бы так здорово разделить это счастье с кем-то близким, но после Тревора Невилл даже не пытался с кем-либо сойтись. Это было просто невозможно.
Однако постепенно все менялось. «Гардиан» опубликовала обращения нескольких гомосексуалистов, настаивающих на внесении поправок в закон. Совершались шаги к тому, чтобы в пределах своего дома было позволено вести ту жизнь, которая тебе по душе, – только надо не выносить свои пристрастия на публику. Фильм «Жертва» вызвал дискуссию на самом высоком уровне. Появлялась надежда, что в будущем всё станет иначе. Ну а пока что ему оставалось лишь выписывать журналы, рассказывающие о талантах и показывающие красивые тела – они напоминали ему о том, что он не единственный гомик на свете.
Джой настояла, чтобы ее свекровь Рене Грегсон посидела со своей внучкой Ким, пока они с Денни будут на свадьбе – чтобы они могли спокойно наслаждаться праздником и не глядеть каждую минуту на часы. Сьюзан и Якоб были гостями со стороны Марии и Сильвио Берторелли. Все страшно суетились по поводу нарядов. Мама хотела, чтобы Джой надела что-то в бирманском стиле: длинную шелковую юбку и прямого покроя жакет. Но Денни явно не одобрит такую демонстрацию национальной гордости.
Если она хочет, чтоб он сохранял благодушие, ей надо сшить традиционное вечернее платье, причем быстро. Он действительно не тронул ее после того, как к ним неожиданно нагрянула Конни, но Джой все равно ощущала некоторое беспокойство.
У нее были кое-какие сбережения, и она купила отрез дивной парчи винно-красного цвета. Ее проект по продажам упаковочных контейнеров набирал обороты. Все хотели заполучить такую красоту для собственной кухни. Ее приглашали в лучшие дома, и Джой уже так отточила свою презентацию, что легко скользила по волнам вечера, уверенная в успехе. Головной офис обратился к ней с просьбой провести обучение новичков, и в результате на свои сбережения Джой тайком училась водить. Здорово было иметь собственный счет в банке и чековую книжку, она могла теперь, никого не спрашивая, покупать Ким лишние игрушки.
Впервые за много месяцев она почувствовала себя прежней Джой и даже однажды сходила на встречу клуба домохозяек, когда они обсуждали открытие игровой площадки для малышей при местной церкви. Планировалось, что матери сами будут ее поддерживать – чередуясь по графику, а детишки будут разного возраста, смогут общаться и готовиться к школе. Такие проекты затевались тогда по всей стране.
В гостиной, тесноватой для такого собрания, сидели двадцать молодых мам, большинство из них жили неподалеку. Они радостно поприветствовали Джой и пустились обсуждать всё, что читали в газетах и книгах или слышали по радио. Когда же она в последний раз интересовалась миром за пределами собственной кухни? Вместе с Ким она сходила на благотворительный кофейный утренник и впервые после рождения дочери не чувствовала одиночества.
Если бы только Денни выбрался наконец из своего мрачного настроения! Ему казалось, что вся его нынешняя работа – пустая трата времени, но все дни он либо работал, либо пил, совсем забросил спорт, растолстел и водил грузовики с углем, твердя, как это унизительно.
– Но ведь когда-нибудь этот бизнес станет твоим, – напомнила она ему однажды, вложив в слова все свое дружелюбие, но он лишь пожал плечами.
– Я просто бывшая знаменитость, подрабатывающая углем. – Он никак не мог оправиться от того, что его прогнали из команды «Грасхопперов», ненавидел Пита Уолша, тренера, мужа ее тети Ли, и распространял свою ненависть на всех Уинстэнли.
Она предлагала ему постараться стать полезным – например, готовить мальчишек для игры в команде, искать таланты, но он отвергал все ее идеи, вяло качая головой.
Постепенно они становились все более чужими друг другу, и это пугало ее. Но теперь их ждет чудесный вечер, и Джой постарается использовать его так, чтобы они вновь стали парой.
Она раскроила материал по-особенному, чтобы платье открывало спину, на талии сзади запланировала бантик, и на юбке – высокий разрез, чтобы показать ноги. В маминых запасах она отыскала кусок шелка в тон, и возня с этими яркими чувственными цветами неожиданно нагнала на нее тоску по той далекой стране, в которой она родилась. Она сможет уложить волосы – свои густые блестящие волосы – традиционным бирманским узлом у основания шеи и вплести в него букетик. Ей хотелось, чтобы Денни увидел ее во всей красе. Они по-прежнему молоды, у них еще вся жизнь впереди. Но эта мысль не принесла никакого успокоения, а вдруг повергла ее в дрожь. Почему же?
Конни старалась хоть как-то наскрести в душе радость по поводу свадьбы Розы, причем дело было не в Марти. После его возвращения они виделись дважды, и встречи ясно показали, что между ними не осталось никаких чувств. Марти был просто добр к ней, испытывал лишь братские чувства, но никогда не был в нее влюблен – теперь-то она это видела. Он, скорее, баловал ее, как маленькую, на Розу же он смотрел… Глаза его зажглись обожанием и просто сверкали! Они что-то такое нашли друг в друге и оба светились. Если бы только быть уверенной, что Анна не его ребенок! Рассказать ему все? С оговоркой, что Анна может быть дочерью и Лорни Добсона? Очень уж стыдно все это обсуждать…
Снова май, и всего лишь год назад… Нет, ничего еще не зажило, все по-прежнему болит и все по-прежнему надо держать в тайне. Что же удивительного, что ей совсем не хочется думать о новом платье? Да и денег у нее всего ничего, но бабуля решила не пускать дело на самотек.
– Мы молоды лишь однажды, не упускай возможности побаловать себя, – сказала бабуля, вкладывая ей в руку пачку банкнот. Так платят для успокоения совести: слишком много и слишком поздно. Если бы она проявила такую щедрость год назад, сейчас все было бы иначе. Трудно было не держать обиды. – Купи что-нибудь красивое в «Уайтлиз», – велела бабуля, и Конни послушалась. Да и Невилл не вынесет, если она будет выглядеть будто потрепанная.
Она выбрала ярко-голубое платье, узкое, кружевное, шейный платок и накидку в тон. Платье было коротким и выгодно подчеркивало ее длинные ноги. Она проколола уши и купила длинные болтающиеся серебряные сережки с бирюзой. На ноги нашла серебристые туфли с квадратными носами. Нет, она не посрамит семью. Все будут на свадьбе: Сью и Мария, Квини Квингли, все преданные подруги по клубу «Оливковое масло», все, кроме одной.
Ах, если бы мама была здесь, если бы она могла насладиться этим нарядным великолепием! Конни так не хватало ее весь этот паршивый год, но, по крайней мере, грандиозная свадьба Розы завершит его хотя бы на относительно радостной ноте.
Глава двадцать пятая
Ах, что за ночь!
Удивленная собственным отражением в высоком зеркале, Роза даже на шаг отступила. Кто эта элегантная незнакомка, чьи черные глаза вспыхивают яркими искрами? Серафина придерживала ее платье сзади, всей душой стремясь стать самой лучшей в мире подружкой невесты.
Хорошо, что она отказалась от идеи пышного свадебного наряда – к чему он замужней женщине? И хорошо, что уступила мольбам матери, которая «не позволит своей дочери пойти к алтарю в вызывающей мини-юбке!». Они кричали и бранились, хлопали дверьми, наконец помирились и сошлись на этом прекрасном молочно-белом вечернем платье с расшитым бусинами корсетом и узкой юбкой, собранной сзади сеткой в русалочий хвост. Выглядело оно очень театрально, и спасибо огромное Дилли Шерман, подсказавшей нужный бутик на Кинг-стрит в Манчестере.
Мелани Даймонд, вторая подружка невесты, в поте лица суетилась внизу. Розе было неловко, что она не позвала Джой и Конни на эту роль, но те, похоже, наоборот, только обрадовались, что им не придется маячить на первом плане. Мелли и Серафина были очень довольны своими ярко-розовыми шелковыми туалетами с пышными юбками – и туфельками, обтянутыми такой же тканью. Волосы их были убраны выразительными узлами и украшены цветами фуксии. Цвет очень шел к их яркой смуглой внешности.
Марти пока что отправили к родителям. Те, кстати, приняли Розу с распростертыми объятиями, а старшие братья Марти теперь пожимали ей руку так, что косточки пальцев хрустели.
Парикмахерская команда Сильвио позаботилась о том, чтобы волосы у всех были в порядке, работали от рассвета и до заката, стараясь, чтобы прически подходили к нарядам. Роза так и не стала звать Сильвио папой и хранила в своем молитвеннике фотографию Марко Сантини. Она его уже едва помнила, но стоило ей услышать запах дезинфицирующего средства, как запах этот немедленно возвращал ее в тот печальный день, когда тетя Ли взяла ее к себе домой, а она описалась – это случилось в ту ночь, когда умер отец. Но Сильвио старался, как мог, и Роза гордилась, что он всегда был рядом и очень поддерживал маму, когда совсем вскоре после их свадьбы родился Сальви. Семья Сантини тогда раскололась надвое, и эта рана так никогда и не зажила. Потому-то Роза и выбрала для венчания собор Святого Уилфреда, а не церковь Скорбящей Богоматери. С ее стороны придут только двоюродные родственники.
И почему свадьбы всегда вытряхивают на свет самые печальные осколки семейной истории? Воспоминания об ушедших от нас любимых людях, мелочные перешептывания о том, кто и с кем сидел рядом, о том, кого не пригласили и почему. Нет, не хочется сейчас обо всем этом думать… Служба будет долгой, в каменном помещении церкви страшный холод, но выбора нет, пути назад тоже, зато потом они проведут чудесный вечер и незабываемую ночь. У них будет настоящий бал!
Собор был битком набит любопытными зрителями, они толпились даже на улице, надеясь хоть краешком глаза увидеть звездную пару. Фотографы защелкали вспышками, когда жених и невеста перешагнули порог храма – вразрез с традицией вместе со своими семьями. Мария с головы до ног вырядилась в свой любимый фиолетовый, к волосам на затылке приколола букетик цветов. Мужчины были в костюмах в тонкую полоску и черных галстуках либо в темных костюмах с белым перышком в петлице – на счастье. Ярко горели свечи, еще не выветрился запах полироли, скамьи были твердыми, а Невилл подметил, что орган играет не настоящий, а электрический. На его вкус, здесь все было чересчур современным. То тут, то там мелькали его постоянные покупатели: жесткие воротнички туго обхватывали их шеи, а сами они казались щеткой начищенными – для такого торжественного случая.
Цветы были редкостно изумительны – море дорогущих букетов в обрамлении густой листвы, со вкусом выполненные композиции… Невиллу прежде не доводилось видеть такой стильной расточительности.
– А кто занимался цветами? Не церковные же дамы? – спросил он Джой, сидевшую от него слева.
– Новые флористы нашего городишки – Роза говорила, они получили золотую медаль на выставке цветов в Челси.
– Здорово… Каменные стены просто ожили, не находишь?
Джой кивнула. Выглядела она восхитительно, а Денни сидел, весь напрягшись, однако трезвый. Конни, сидевшая справа от него, держалась молодцом, но глаза ее были печальны, и Невилл догадывался, кто мог быть причиной тому. Да, им обоим удалось выбраться из прошлогодней круговерти, однако он чувствовал, что Конни все еще не по себе, что она все еще продолжает куда-то плыть и не может пристать к берегу и обрести определенность хоть в чем-то. Впустую тратит свое время, подрабатывая у него в лавке. Джой начала строить свою маленькую империю, Роза и Марти скоро уедут из города… А как же Конни, что же теперь с ней станется?
Слава богу, он и Конни все-таки не поженились в угоду родственникам. И небо не рухнуло… Но вот теперь Роза выходит замуж за бывшую любовь Конни, а кто отец ее ребенка – никто так и не знает… Впрочем, сейчас не время думать об этом.
Заиграл орган. Все встали. Зазвучал не традиционный свадебный марш, а «Звук трубы» Генри Пёрселла. Очень изысканно и необычно. Что ж, представление начинается.
Кантри-клуб принял гостей честь по чести: огромные круглые столы накрыты льняными скатертями и украшены цветами, серебряные подсвечники увиты мелкими розочками, трио музыкантов играет негромко и ненавязчиво. Гости тем временем дегустируют ассорти из креветок, ростбиф и йоркширский пудинг, а на десерт их ждет шантильское безе и мороженое с дольками ананаса.
Ораторы держались человеколюбиво: не затягивали своих выступлений и старались разбавить их чем-то смешным. Бедный Сильвио так разволновался, что сбился на итальянский.
– Никогда я не думаю, когда приехать в эту страну против своего желания, что увижу своих дочерей в таком месте. Я такой гордый ими. Роза делать счастливым мне и Марии. – Пауза и струйка слез в платочек. – Я желаю вам всем чудесного вечера!
Подняли бокалы за молодоженов, за семью, за подружек невесты. Конни старалась просто следовать за потоком, не сопротивляться. Плыви по течению – так говорили стиляги. И она изо всех сил делала вид, что ей весело и что она страшно рада за молодых. Роза была счастлива. Конечно, теперь ее очередь быть счастливой, но что бы она сказала, если б узнала, что Анна может быть дочерью Марти? Выдержала бы их дружба такое? И почему эти мысли так и проносятся в голове? Днем и ночью, когда она слушает радио и когда за рулем, когда дожидается автобуса на остановке и когда лежит в ванне. Удивительно, сколь живуча эта тоска!.. Мысль мелькнет – и всякий раз кинжал вонзается в сердце. «Прекрати!» – скомандовала она себе. Сегодня их день, не твой. Это они могут сегодня начать вместе новую жизнь, ты здесь ни при чем. Не будь такой эгоисткой!
Пока произносились тосты, Джой заметила, что Денни потихоньку за спиной протягивает бокал официантам, прося снова и снова наполнить его. Она без устали подливала ему воды, но Денни с раздражением отодвигал этот бокал. Да что же он вечно все портит, ну к чему так напиваться?! Чего он нервничает, ведь вокруг только друзья?! Может быть, потому, что они на публике, и все его знают? Или потому что ему скучно и лень снизойти до светской болтовни с хорошенькой соседкой по столу? Джой старалась не привлекать ничьего внимания, но все же как-то притормозить скорость, с какой Денни накачивал себя спиртным.
Еще несколько бокалов, и он превратится из веселого и обходительного, уверенного в себе и дружелюбного – в колючего, агрессивного, грубого… Хотя бы не вываливал своих неудовольствий перед людьми! Пусть уж лучше прибережет их, пока они доберутся домой. На сегодня его настроение понятно, и она уж найдет предлог, чтобы улизнуть к маме и Якобу. Пускай дубасит свою подушку, а не жену.
Глядя сейчас на Розу, она вспоминала собственную свадьбу. Все было так недавно, она так верила ему, боготворила его, полагала, что лучший момент в жизни девушки – это когда ее поведет к алтарю первый попросивший об этом мужчина.
Роза объездила мир, а она почти не бывала за пределами их городка. Розе есть что рассказать, а у нее только жуткие воспоминания о том, как он швыряет ее на пол в спальне, насилует, не спрашивая, хочет она заниматься любовью или нет, придавливает к стене, а Ким заходится плачем в соседней комнате. О том, как он замучил ее – запирает двери, выключает свет во всем доме, кидает ее на кровать и грубо раздвигает ноги. Да ни одна женщина не должна зависеть от таких прихотей, от таких припадков ярости! Он будто ненавидит ее. Она столько выгораживала его, лгала, пряталась… Что-то в голове Джой начало меняться. Она увидела его таким, каков он есть: слабый, угрюмый, ревнивый. Хочет контролировать каждое ее движение, а когда она сопротивляется, наказывает ее. Что же это за любовь такая?
Да, Роза встретила своего принца. У них с Марти столько общего! Ах, что за жизнь их ждет! Как же она им завидует… И как завидует Конни – она так свободна! Джой впервые посмотрела на своего мужа взглядом, не замутненным никакой симпатией. И почувствовала лишь отвращение, отвратительные сцены насилия прокручивались перед глазами, словно мерзкий фильм. И она связана с ним до конца жизни?! Что же она наделала?!
Джой залпом выпила то, что оставалось в бокале, и протянула руку за следующим.
Танцевальный зал был полон: гости отплясывали твист под одну из старых мелодий, которые исполнял Марти. Было жарко, накурено, все вспотели, скинули пиджаки, капельки на лбу взблескивали, отражая огни зеркального крутящегося шара на потолке. Была уже полночь, но все продолжали веселиться, танцевать и болтать. Роза так радовалась, что свадьба замечательно удалась! Гости чудесно общались друг с другом, выпивка лилась рекой. Рядом с ней все ее друзья и близкие. Даже Конни вовсю зажигает с Невиллом.
Теперь и в глазах Церкви Роза стала миссис Горман, и наутро они с Марти собирались отправиться в Ирландию навестить ирландских Горманов, непременно желавших продемонстрировать им настоящее ирландское гостеприимство и угостить их «Гиннессом» и джигой. После возвращения Марти это будет их первая ночь наедине. Мама ведь отказалась поселить их вместе, пока преподобный Патрик не обвенчает их. Розу переполняла нежность ко всему человечеству, но ей не терпелось заполучить Марти лично себе. Это был один из тех драгоценных моментов жизни, когда каждое мгновение хочется вдохнуть всей грудью, вобрать носом, впечатать в память этот дивный день. И за что ей такое счастье? Все, что было задумано для праздника, – сбывалось, ни единая шероховатость не омрачила радости. Ах, вот бы эта ночь длилась вечно…
Роза танцевала с подругами, выделывая виртуозные па и красуясь изо всех сил, Серафина в свой черед вышла в центр круга, чтобы не отстать от невесты… И тут в углу зала послышалась какая-то глухая возня. Все продолжили танцевать, никто не обращал внимания на странный шорох в углу, решив, что просто кто-то так развлекается, но Роза заметила, что Джой изменилась в лице и ускользнула посмотреть, что происходит. Сгорая от любопытства, Роза устремилась за ней.
Джой потребовалась секунда, чтобы понять: Денни снова во что-то ввязался.
– Заткни свою поганую пасть! – шипел он на Энцо Мартини, хотя тот и так уже поднял руки: сдаюсь! И хотел было отойти в сторону. – А ну повтори, что ты сказал!
– Да ладно тебе, приятель, забудь… Ну, перебрал малость, бывает… – ответил Энцо, всем своим видом показывая, что идет на попятную.
– А ну стой, итальяшка! Стой, кому говорю!
Это вывело Энцо из себя, и он, готовый уйти, в ярости обернулся.
– Чего ж удивляться, что мы кубок продули! Когда играют такие кривоногие! Мяч удержать не могут, сами себе гол забивают! Это все ты виноват, Грегси, из-за тебя все профукали!
Денни кинулся на него, но Энцо увернулся.
Джой попыталась удержать мужа.
– Денни, прошу, не сегодня, не надо, не сейчас! – жестко сказала она.
Он грубо оттолкнул ее.
– Заткнись, сучка!
– Нет, я не заткнусь. Ты выставляешь себя сущим ослом. Пойдем. Тебе больше нечего здесь делать.
– Пойду, когда захочу. Когда будет настроение, тогда и пойду. И нечего мне указывать.
Она снова попробовала его увести, но на этот раз он толкнул ее так, что она полетела на стол, сшибая бокалы.
– Не смей бить мою подругу, ты, грязная свинья! Не смей и пальцем ее тронуть! Мы знаем твои мерзкие привычки! Хватит! – подскочила к нему Роза, пока Джой поправляла платье.
– Отвали, маленькая кривляка! Только и делаешь, что выпендриваешься! – И Денни, подхватив Розу как тряпку, презрительно швырнул ее на пол. Марти, Энцо и его братья кинулись на него и выволокли из зала, чтобы дать ему хорошую взбучку.
– Они убьют его! – завизжала Джой.
Оркестр продолжал играть. Конни и Невилл склонились над невестой.
К ним торопливо пробиралась Мария в сопровождении Якоба Фридмана.
– Роза, как ты? – спросила она. Та посмотрела на мать, но глаза ее словно разбегались, и она отключилась. Все молчали, пока Роза наконец не шевельнулась.
– Вызовите «Скорую», – скомандовал Якоб. – Выйдите все из зала и дайте ей подышать, ей нужен свежий воздух.
– Может быть, перенести ее в сторону? Не лежать же вот так посредине, – всхлипывала Мария, поглаживая руку дочери.
– Нет, не двигайте ее… Пока не надо. Пусть пока все просто выйдут.
Джой и Конни сидели, прижавшись друг к другу, Невилл вел машину по темной дороге в Королевскую больницу Гримблтона. Никто не мог поверить в то, чему они только что стали свидетелями. Денни повалили на пол, как следует отдубасили, вызвали полицию и отправили за решетку, чтобы протрезвел. Роза в «Скорой помощи» с Марти и Марией.
И вот они стоят в мрачном больничном коридоре – в вечерних туалетах, забрызганных грязью, – и курят одну за другой сигареты, а мимо них снуют медсестры и доктора, открывая и закрывая дверь в палату к Розе. Она просто упала, очень быстро, но теперь никак не может очнуться. Вдруг чье-то лицо – лицо мужчины в белом халате – показалось Конни знакомым. Пол Джервис. Снова как раз его дежурство. Но какое же облегчение – увидеть сейчас его красивое лицо, хмуро сдвинутые брови… Он приветственно помахал им и поспешил в палату.
А они все сидели, гадая, что же происходит там, за закрытыми дверями. Развернулась целая трагедия, и Джой вовсю колотило.
Невилл как мог старался рассеять их страхи:
– Она просто ударилась головой. Вы видели, в каком состоянии был Денни, когда ребята отошли от него? Вот ему точно придется накладывать швы, когда он очухается.
– Не хочу говорить о нем, – оборвала его Джой. – Никогда.
– Тихо, – прошептала Конни. – Это шок. – И она подняла глаза на Пола, шагавшего к ним. Глаза его были серьезны и выдавали усталость. – Как она?
– Миссис Горман отдыхает. Она пришла в сознание…
– Слава богу! Мы можем зайти увидеть ее?
– Боюсь, что нет. Ее надо перевезти отсюда к другим специалистам. Мы подозреваем перелом позвоночника.
Джой ринулась в туалет, зажав рот руками, Невилл – за ней, и Конни осталась наедине со своим давним искусителем. Непонимающе смотрела она в его синие глаза.
– Но сегодня день ее свадьбы… Этого не может быть! Роза ведь танцовщица… Как же…
– Я знаю. Марти мне рассказал. Прости, но мы просто пока не можем ничего сказать наверняка. Она неловко упала на твердую поверхность с серьезной высоты. Насколько я понимаю, ее бросили как раз на спину.
– Но пол там деревянный, на нем невозможно так расшибиться!
– Все зависит от того, успела ли она сгруппироваться, согнуться под нужным углом. Она же совершенно миниатюрная!
Конни сидела, не в силах вымолвить ни слова, и он сел рядом.
– А сама ты как? – спросил он ее. – Я слышал, ты вернулась домой…
Она помолчала.
– Всего лишь год назад… Когда мы виделись в прошлый раз… Мне пришлось отказаться от нее… Мои родные заставили меня это сделать, а потом передумали, но было уже слишком поздно… Все произошло в этом месяце ровно год назад.
– Мне очень жаль. Я часто думал, что же с тобой будет дальше. Догадываюсь, как тебе тошно.
Но Конни не хотела сейчас все это бередить. Сейчас она должна думать только о Розе.
– Но как же, как… Почему, Пол? Почему именно Роза, почему именно сейчас? Это несправедливо! Это Денни швырнул ее. Как мы сможем теперь с этим жить?
– Не знаю, что тебе и ответить. Мы сделаем анализы. Это хорошая больница, и если есть хоть какая-то надежда на выздоровление, то наши доктора за нее уцепятся и поставят ее на ноги, это я тебе гарантирую. – Он наклонился, чтобы успокоить ее, и на минуту, совершенно обессиленная, она прижалась к его плечу. И тут же в смущении отдернулась.
– Если я могу что-нибудь сделать… – предложил он, и Конни взглянула на него озабоченно. Выглядел он устало, под глазами мешки. Человек просто по доброте душевной предлагает ей помощь, занимается достойной работой, он теперь совершенно далек от нее, что и сомневаться. У него есть цель в жизни, он помогает людям жить. Как она вообще может смотреть ему в лицо, учитывая обстоятельства их прошлой встречи? Если б только всё было по-другому!.. А теперь он всегда будет видеть в ней только жертву, а не ровню себе. Разве сделала она что-нибудь, чтобы заслужить его уважение? Хотелось бы ей, чтобы в один прекрасный день он смог ею гордиться!
– Спасибо, лучше иди продолжай свои обходы. Не позволяй мне задерживать тебя. Я должна найти Джой, – ответила она Полу.
– Не забывай о себе, Конни. Ты выглядишь замотанной и измученной.
Он встал и пошел в сторону палаты, где была Роза. Она с тоской смотрела ему вслед. Если б только… Ну все, стоп! Довольно об этом. Сейчас Розе нужны рядом все ее друзья, они все должны молиться за ее выздоровление. А таким, как прежде, уже никто никогда не будет.
Проснувшись, Роза не поняла, где она и что происходит. Такое чувство, будто она проспала несколько месяцев. В памяти проплывали склонившиеся над ней лица, белые халаты, нянечки, а вот Марти наклоняется ее поцеловать. Где она? Что случилось? А потом горькая правда залила ее тошнотворной волной паники.
Она в больнице, на специальной кровати с растяжкой, не может пошевелить ни единой мышцей, лежит беспомощная, в ловушке бесчисленных ограничений. Она вспомнила день свадьбы, танцы и драку, а потом все обрывалось. Никто не рассказывал ей, что с ней не так и почему она здесь, но все это очень подозрительно и наводит на нехорошие мысли.
Священник, обходя палаты, торопился поскорее пройти мимо ее кровати, не глядя ей в лицо. Мама плакала всякий раз, когда заходила к ней, а братьев и сестер к ней не пускали, чтобы те не принесли ей какую-нибудь простудную заразную хворь.
– Когда я смогу вставать? – пытала она нянечек.
– Всему свое время, – отвечали те строго, как их учили. – Вашей спине пока нужен отдых.
– А почему я не чувствую ног? – спросила она врача, который, прочтя ее медкарту, как раз добавлял свою запись.
Он не повернул головы в ее сторону и продолжал писать.
– Терпение, юная леди, немного терпения. Выздоровление требует времени. Прежде всего, нам надо понять реакцию организма. Понять, как реагирует сама природа.
– При чем здесь природа?
Что за чушь он несет? Какая еще природа? Природа – это листочки и шишечки, голубые небеса и смена времен года.
Он присел рядом с ней.
– Мы думаем, что при падении оказался сдавлен позвоночник, могли повредиться аксоны – это нервные окончания, которые передают сигналы от ваших нервов в мозг. Степень повреждения нам пока не ясна. Это можно узнать лишь с течением времени. Из осторожности мы пока не хотели бы, чтобы вы двигались.
– Но я танцую, это моя профессия, – хрипло возразила Роза, отлично понимавшая, как быстро теряют работоспособность мускулы и как это ослабит ее конечности. – Когда я снова смогу ходить?
– Вы сможете ходить, только если вам очень повезет. Все зависит от степени повреждения. Вам очень не повезло, что вы упали именно так. Вы были пьяны?
– Это был день моей свадьбы. Один из наших гостей напился в стельку и пытался ударить свою жену, я хотела остановить его, а он швырнул меня на пол. – Воспоминания об этом вдруг резко вспыхнули в ее сознании.
– Понятно. – Доктор поднялся. – Мне очень жаль….
И он ушел, оставив ее лежать замершую от ужаса. Его слова потрясли ее. Не в силах поверить услышанному, она тупо уставилась в потолок. Нет, ей это всё снится. Всё это происходит не с ней. Да разве сможет она всю оставшуюся жизнь провести в этом уже неподвластном ей теле? Роза отвернулась лицом к стене. Ей хотелось только лишь одного – умереть.
Джой как могла оттягивала момент, когда ей придется поехать в больницу навестить Розу. Она никак не могла собрать в себе достаточно мужества, чтобы увидеть то, что Денни сделал с ее подругой. Ему предъявили обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Если бы всё зависело только от нее, то он надолго отправился бы в тюрьму. Но это было маловероятно – уж мафия Грегсонов о том позаботится.
Их брак распался с той самой минуты, как она вернулась в Уэйверли вместе с Ким. Дом в Мурлэндз-эстейт она заперла и настаивала на том, чтобы он был продан. Не хочет она больше видеть ни бывшего мужа, ни это место, где все вызывает у нее тягостные воспоминания!
Ни один мужчина больше никогда в жизни не посмеет с ней так обращаться. А дочь она и сама сможет вырастить, мама и Якоб помогут ей. Как же она благодарна за то, что у нее есть крыша над головой, за то, что семья ее оберегает! Она теперь сможет работать полный рабочий день, сможет сама зарабатывать на жизнь, обрести себя. Она подала бумаги на развод, сославшись в них на жестокое обращение, и, если потребуется, готова была к тому, что имя семьи будет полоскаться в грязных газетах.
Ну как же так, как же она могла быть такой дурындой, мямлей, такой доверчивой идиоткой, что позволяла относиться к себе как к груше для битья?! Как сможет она теперь простить себе то, что Роза оказалась в такой опасности? Надо было просто отклонить приглашение на свадьбу, просто не ходить туда… Джой снова и снова прокручивала в голове сцену драки, пытаясь повернуть ее ход иначе, но ничего не менялось: подруга оказывалась на полу, а виновата во всем только она, Джой… Ее мучил стыд. Как же она теперь увидит Розу? И чем дальше она откладывала встречу, тем труднее ей становилось на нее решиться. Как же она вообще сможет когда-нибудь смотреть ей в глаза?
Все лето Конни провела, с головой погрузившись в чтение. Это были «Ребенок, семья и внешний мир» Винникотта, томики Боулби[65] и Титмуса[66] и прочие книжки по социологии, которые ей удалось раздобыть. В университете освободилось место на образовательной программе по социологии, и с помощью Якоба и при своих отличных отметках она подала документы. Так что времени на то, чтобы сидеть и жалеть себя или Розу, у нее теперь не осталось.
Страдания Розы подтолкнули Конни задуматься о будущем и на что-то решиться. Столько ей надо было всего прочитать, узнать, так хотелось блеснуть подготовкой! Она уже так давно не училась, что, казалось, мозги ее заржавели. А еще ей придется научиться жить в одной комнате с каким-то чужим человеком, жить только на грант. Впрочем, бабуля Эсма помогла ей с расходами на одежду, помогла купить книги по списку, так что можно рассчитывать, что и в случае чего она тоже поддержит.
Иногда казалось, они осторожно обходят друг друга на цыпочках. Словно маленькой Анны никогда не было, и ту часть жизни Конни можно аккуратно прикрыть плотной завесой. Любовь, которую Конни испытывала к бабуле, когда была ребенком, высохла. Эсма предала ее, все они ее предали, а больше всех она предала себя сама, когда не смогла продержаться еще немного. Конни испытывала в душе ярость, и – она это чувствовала – Эсма ее улавливала, но ни та, ни другая вслух об этом не заговаривали. Еще не время. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. А сейчас она готовится стать студенткой, и подтолкнуло ее к этому несчастье с Розой. До чего же странно, что чья-то трагедия может привести и к хорошему.
Невилл вознамерился отправить Розе самый лучший букет, какой он только сможет себе позволить, а это значит, ему предстояло наведаться к тем флористам, которые украшали на свадьбу собор Святого Уилфреда. Цветочный салончик притаился в брусчатом переулке неподалеку от Хай-стрит, но, зайдя в него, ты словно попадал в пещеру Аладдина: цветы, листва, вазы – все для составления самых немыслимых композиций. Нежно благоухали лилии. Невилл застыл. Его чувства – сразу и все! – до крайности обострились.
– Могу ли я чем-то помочь? – спросил его молодой человек в джинсах и нарядной рубашке.
– Я бы хотел что-то веселое, это для больного, очень особого для меня человека. Что-то в духе того, что ваша жена приготовила на свадьбу Гормана и Сантини. Это букет для Розы.
– О, я читал в газете… Ужасно. – Мужчина неожиданно улыбнулся: – Но благодарить вы должны меня. Найджел Норрис, к вашим услугам!
– Так это вы всё украсили тогда? – И Невилл разглядел сертификат в рамочке о награждении золотой медалью в Челси. – Ах, да, мне говорили, но я подумал…
– Знаю, знаю, все так думают. Но цветы – это моя страсть, еще с детства. Просто люблю сочный чистый цвет.
– Понимаю. – Невилл оценивающе взглянул на стоящего перед ним человека. Ну да, все признаки налицо: броская одежда, аромат дорогого лосьона после бритья и, да, вот эти, словно невзначай брошенные фразы. Но теперь он будет очень осторожен. – Невилл Уинстэнли. – Он протянул руку. – Лавка «Здоровье и травы», чуть дальше по улице. Как бизнес? Успешно?
– Пока только разворачиваюсь, но после свадьбы дела пошли пошустрее, спасибо вам. Я ведь открылся всего несколько месяцев назад, но миссис Берторелли оказалась так добра… Я надеюсь еще заработать уроками: меня приглашают вести занятия по флористике в вечерней школе зимой.
Он что, пытается его зацепить? Невилл улыбнулся и оглядел товар.
– Немного этих… И вот этих… И еще вот эти мохнатые георгины. Хочу, чтобы получилось что-то театральное. Роза ведь танцовщица, хотя теперь один бог ведает…. – вздохнул он.
– У меня был друг… В вооруженных силах. Он упал с грузовика и сломал спину. Его парализовало от шеи и до самого низу. Давайте заверну вот в эту бронзовую бумагу. Как лучше, сейчас все приготовить или попозже?
Это приглашение? Невилл вдруг почувствовал знакомый трепет в паху. Неужели можно начать все сызнова? Да черт побери, если несчастный случай с Розой и научил его чему-то, то в первую очередь – что жизнь стоит того, чтобы жить!
Роза старалась слушать радио – оно должно бы хоть немного отвлекать от жалобных мыслей. Но сегодня оказался один из тяжелых дней, когда как она ни старалась, но продолжала ощущать себя никчемным куском мяса. В такие дни она желала только одного: чтобы она так никогда и не очнулась после того несчастного случая. Ну как можно быть вчера обычным человеком, а завтра – увечным калекой?
Боролась с такими мыслями здесь не она одна. Тим из соседней палаты неудачно нырнул в бассейн и сломал себе шею. Гарри попал в автокатастрофу. У Барбары осложнения от врожденной спинномозговой грыжи. Все они видели и другие дни. А теперь просто ее черед жалеть себя.
Марти приходил и рассказывал, как они с отцом строят новый дом, специально оборудованный для передвижения в инвалидном кресле. Приносил план дома, всё показывал ей, но ей хотелось закричать на него. Она хочет быть нормальной, а не на всю жизнь прикованной к инвалидному креслу! А ее карьера? А весь этот уход, туалет? Разве сможет она позволить ему ухаживать за собой?
Джой наконец навестила ее и долго рыдала в ее объятиях. Бедняга Джой, совершенно разбита чувством вины, раскаянием, занимается самобичеванием. Визит оказался таким эмоционально насыщенным, что после ее ухода Роза осталась без сил.
Заглянул Невилл, приволок букетище размером с добрый куст, все шутил и пытался ее развеселить. А в глазах его поблескивал такой огонек, что означать это могло лишь одно: он снова почуял партнера. Ну что ж, удачи ему… А она, будет ли она когда-нибудь снова лежать в объятиях Марти? От отчаяния она разрыдалась.
Вчера в палату прикатили тумбочку с телевизором, там показывали какое-то унылое варьете, танцевали отвратительно – руки как плети, музыку не чувствуют, скукота – и в голове ее снова всколыхнулось отчаяние. Да она бы куда лучше их научила! Да, пусть даже она и не сможет больше танцевать, но преподавать-то хореографические премудрости ей никто не запретит! Лемоди Липтрот, ее старая учительница танцев, тоже однажды навестила ее и спросила, чем она может помочь ей. Все хотели помочь, но сейчас ей не нужна ничья помощь. Помощь потребуется позже, когда подтвердится опасение, что она действительно беспомощная калека, и это уже навсегда. А пока что еще есть надежда. День за днем, бесконечный день за бесконечным днем, лежала она в своем недвижимом теле и училась терпению, желая, чтобы что-то наконец произошло, но ничего не происходило. Травма была сильнее.
От этой постоянной борьбы между настроениями и отчаянием голова порой раскалывалась и словно гудела. Точнее, гудело все тело. И вдруг она поняла, что гудение переместилось из ее левой ступни в щиколотку.
На секунду она заподозрила, что все придумала, что это ей кажется. Но нет, там, внизу, происходило что-то странное… Покалывание, почесывание? Она не знала, что это такое, но нажала на кнопку срочного вызова и позвала на помощь, просто на всякий случай…
Часть IV
Матери и дочери
Глава двадцать шестая
Декабрь 1968-го
– Джой звонит! – прокричала бабуля. – Я ей сказала, что ты снова вцепилась в книжку! Ты заставила книгами уже все мои буфеты!
Оторвашись от того, чем она занималась – вырезала газетные заметки, – Конни настроилась выслушивать привычные новости об очередных успехах и планах Джой. Она приложила трубку к уху, обозначила свое появление чем-то вроде приветствия и дала слово Джой – та тут же затараторила без передышки.
– Во вторник мы открываем новый магазин… Перед Рождеством думаем устроить распродажу. Ты должна приехать на ланч! Сыр и вино. Все знакомые будут!
– Постараюсь. Но у меня стажировка, я должна подготовить горы отчетов.
Звонок Джой пришелся на один из дней, когда она еще не успела отойти от потрясения: она нашла пожилого мужчину мертвым, его никто не навещал, он просто насмерть замерз у себя гостиной. Так что никакого настроения для рождественского веселья у нее не было.
– Если уж Роза постарается, то и ты сможешь. Иначе все подумают, что ты удалилась в ссылку. Все будет устроено замечательно! А ты просто приди. И отказа я не приму. Заметь, предупреждаю я тебя более чем заранее!
– Хорошо, Джой. Только давай договоримся: никакого сводничества больше. Я счастлива, у меня все хорошо.
– А разве я когда-нибудь вмешивалась?! У меня и на себя-то времени не хватает! В общем, не забудь: в шесть тридцать. И оденься повеселее. И не вздумай отказаться в последний момент. Знаю я твои повадки!
Конни улыбнулась. Джой действительно из лучших побуждений старалась подыскать ей пару, но эта новая работа выматывала до предела. После своего развода Джой словно обрела новую жизнь, и Конни должна ее в том поддержать. Конечно, она постарается. А увидеть Розу – это всегда точно глоток живительного напитка.
Она села и снова погрузилась в конспекты и вырезки. Такой уж ритуал она себе завела: в конце каждого месяца собирать все новости, снимки, открытки, а потом складывать их в альбом – за весь год.
Вот фото – она на ступенях здания Паркинсона в Университете Лидса: выпускной вечер, она в магистерской шапочке и мантии, выглядит очень торжественно, рядом стоит преисполненная за нее гордости Эсма. Ну да, куда, как не в Лидс, она могла поехать учиться? Где же еще для нее была вероятность встретиться с маленькой дочкой! Глупо, конечно, вот так постоянно мечтать о встрече, но она ничего не могла с этим поделать, это желание никогда не оставляло ее, как и чувство вины, но три года пролетели почти незаметно, и вот теперь она проходит стажировку в пригороде Болтона на должность социального работника.
Высший балл за магистерскую диссертацию – совсем неплохо, если учесть, сколько времени она проводила на студенческих демонстрациях и акциях протеста. Год выдался кошмарным: убийство Мартина Лютера Кинга, потом Бобби Кеннеди, потом дикое предательство Чехословакии и жуткая «Пражская весна» с русскими войсками. Она вырезала и бережно хранила все заголовки – из уважения к этим событиям, а заодно вырезала и заметки о своей семье в местной газете: вот Роза родила чудесную малышку Амбер Валентину, а вот Артур Уолш стал самым юным футболистом Гримблтона за всю историю детского клуба.
То, что она увидела вокруг себя, когда начала практику в качестве социального работника, глубоко ее ранило: разрушенные дома, насилие, побои, невообразимая детская безнадзорность. Это был совсем другой мир, не имеющий ничего общего с ее уютным мирком в бабулином домике в Саттер-Фолде; это темная сторона 1960-х, и все-таки именно это она выбрала себе профессией, чтобы как-то уравновесить предательство, которое совершила сама.
Она страстно хотела помогать людям, но ее потрясло, какие лишения и страдания таятся на задворках улиц любого города. Масштаб этих бедствий превзошел все ее ожидания. Как же опекала ее семья… Прежде она совсем не видела настоящей жизни!
Но худшим из испытаний за время стажировки оказался случай, когда ее послали забрать ребенка у приемных родителей. Ей просто сказали пойти и забрать ребенка, который провел в этой семье почти три месяца.
Его родная мать, по прошествии уставленного законом периода на раздумья, передумала и отказалась подписывать окончательные бумаги. Вот и умница, решила тогда Конни, отправлясь в дорогой нарядный район в окрестностях Манчестера. Как жаль, что она в свое время не смогла быть такой же сильной…
Постучала в дверь. В брючном костюме, она смотрелась очень строго.
– Я пришла за Саймоном, – объявила она с порога, словно ей предстояло забрать какую-то бесхозную почтовую корреспонденцию.
Миссис Сарджент, открывшая ей дверь, стояла перед ней в домашнем халате и сначала улыбнулась при виде ее, а услышав ее слова, сразу как будто сморщилась.
– Ральф! – закричала она, и по лестнице к ней поспешил сонный муж. – Тут мисс Уинстэнли… Лучше спустись сюда!
– Где ребенок? – сухо спросила Конни в соответствии с инструкцией.
– В кроватке, спит. Что случилось?
– Я забираю его, я ведь объяснила. – Она старалась держаться профессионально, отстраненно и незаинтересованно. – Чем скорее это произойдет… – слушала она свой голос, словно со стороны.
– Да в чем дело? – Мужчина преградил ей путь. – Вы не можете вот так запросто явиться к нам и отнять нашего ребенка.
– Мистер Сарджент, это не ваш ребенок. Его родная мать одумалась, сердце ее всколыхнулось, и она не будет подписывать отказ. Так что ребенок должен вернуться в родную семью. Будет лучше, если мы сделаем это сейчас. Это в интересах ребенка, так он не будет страдать.
– Но… Но его игрушки? Одежда? Его надо покормить… Подождите! Пожалуйста! Как вы можете быть так жестоки? Где ваше начальство? – вступила мать. – Мы думали, вы на нашей стороне!
Конни достала из портфеля бумаги и предьявила им, оглядела нарядные комнаты, ухоженный газон, чудесный вид – все говорило о финансовом благополучии этой пары.
– Вы не можете этого сделать, это наш ребенок! Мы так долго ждали его! – умоляла ее Диана Сарджент.
– Он не ваш и не мог быть вашим, пока не будут подписаны отказные документы. А теперь они подписаны не будут. Ребенок должен поехать со мной. Пожалуйста, не усложняйте ситуацию.
Муж и жена прижались друг к другу, не веря ее словам. Потом миссис Сарджент, как в тумане, пошла наверх и вскоре вернулась с трехмесячным малышом, завернутым в шаль. Розовенький со сна, он недоуменно таращил глазенки. От него пахло младенческой испаринкой и молочком.
– Как же вы можете так поступать с нами? Вы же так радовались, когда у нас появился Саймон! Мы будем жаловаться на вас!
– Мне очень жаль, но таков закон. У вас будут другие дети. – И как у нее язык повернулся сказать им это! Она же прекрасно знала, что после появления таблеток и разрешения абортов белые малыши стали такой редкостью! Этой немолодой уже паре очень повезет, если им представится еще один шанс усыновить ребенка, в их-то возрасте!
Конни уложила ребенка в переносную колыбельку, но, увидев над собой чужое лицо, Саймон горько расплакался. Она сунула ему в рот новенькую соску, как было велено, и он яростно зачмокал.
– С нами ему никогда не требовалась соска, – заплакала миссис Сарджент, склоняясь над ним и подтыкая одеяльце поуютней. – Пожалуйста, разрешите, мы сами его отвезем. Он ведь напугается, если вокруг будут все чужие.
Конни была непреклонна. На ее стороне сила и закон. Она никому больше не позволит отрезать ребенка от родной матери. Если она не смогла помочь себе, то поможет хотя бы другой несчастной матери.
Она уехала, оставив Сарджентов рыдать на улице у входа в дом. Проехала Салфорд и Фарнворт, добралась до Ньюбери, но тут ребенок расплакался – так отчаянно, что она остановила машину и, как могла, постаралась его успокоить. Обезумевшие от горя лица приемных родителей всё стояли у нее перед глазами… Как она могла так поступить с ними? Они привязались к мальчику, как к родному, а теперь его оторвали от единственных родителей, которых он знал. И все же закон на стороне молодой матери, родившей его. Почему же тогда ей так хочется сейчас вернуть его Сарджентам? Нет, это непрофессионально… Внезапно ее прошиб пот. Как же бесчеловечно и хладнокровно она поступила! И она заревела – почти в один голос с Саймоном… Бюрократические порядки вдруг показались ей такими жестокими, бездушными, выхолощенными. Как же ей стыдно за ту роль, которую ей пришлось сыграть!
Не стало ей легче и тогда, когда она свернула к облезлому домику с покосившимся забором и газоном, заросшим густой травой. Девчонка лет пятнадцати тут же выхватила у нее малыша.
– Даррен приехал! – завопила она, и все сбежались, пытаясь успокоить зашедшегося криком ребенка.
– Спасибо, милочка, – кивнула ей по виду измученная заботами женщина. Во рту она держала окурок и криво улыбалась. – Ну-ка, дай-ка его сюда! А он ничего, симпатичный… Спасибо. Дома со своими все-таки всегда лучше. Вот она, – и она показала на девчонку, – теперь будет его сестрой. Всем, кто будет спрашивать, скажем, что это мой сын. Это дядя ее постарался. Потом-то его, конечно, посадили, пусть расплачивается за то, что надругался над ней.
– Я буду регулярно вас навещать, – предупредила Конни, но никто не слушал ее, все тетешкали малыша, словно им принесли нового щенка.
– Конечно-конечно, милочка, если только застанешь нас дома! Не забудь постучать шесть раз, а то мы решим, что это сборщик арендной платы! – расхохоталась новая мать Даррена.
Почему, откуда эти смешанные чувства, эти сомнения? Ребенок вернулся в свое гнездо – да, бестолковое, но это его родной дом, и здесь он вырастет в окружении лжи, скрывающей тайну его рождения. Конни, превозмогая себя, улыбнулась. Да ведь и они с Джой прошли через такое, и никакого вреда им это не причинило – или все-таки был вред? Каким всё стало неоднозначным… Одно она поняла наверняка: с детьми она работать не хочет. Это слишком болезненно.
И вот теперь она пытается специализироваться на работе с престарелыми. Пусть они часами ворчат и ноют, но заполнять для них всевозможные формы и справки куда спокойнее, чем судить о семье для ребенка. Никогда больше она не хочет оказаться перед такой страшной дилеммой.
Что бы там ни было, работу свою она полюбила, и работа занимала всю ее жизнь, особенно внешнюю ее сторону. Бабуля все больше сдавала, ей требовался кто-то рядом, и Конни была тут как тут, вертелась вокруг нее, словно подросток. Жила она снова дома и постепенно превращалась в законченную старую деву.
Конни сфотографировала себе на память Розу и Амбер в день крестин. Роза поправлялась медленно, никак не могла вернуться к себе прежней, но, несмотря на то что передвигалась с трудом, она никогда не жаловалась на судьбу. Когда получалось, она всегда сопровождала Марти в поездках. Он нашел себя: как звукоинженер для звезд он пользовался большим спросом, работал в студиях и помогал организовывать концерты в самых неожиданных местах.
Роза перепробовала все возможные способы лечения, даже иглоукалывание. Вместе с Марией они отправились паломницами в Лурд, и благодаря их молитвам – в этом она была убеждена – появилась Амбер. Никакое увечье не могло удержать Розу на привязи. На публике она запросто затыкала их всех за пояс, но Конни знала, что случаются у нее и приступы меланхолии. Тогда они вместе сидели, курили и вспоминали прежние времена.
В бабулин день рождения она сделала общую фотографию: Невилл и Найджел, Джой рядом с Ким и Сью, Леви, Ширли… Конни мысленно добавляла сюда тех, кого не было рядом: свою крошечную девочку, маму и ее подружек из клуба «Оливковое масло». Диана скоропостижно скончалась от кровоизлияния в мозг – некролог тоже надо добавить к подшивке! И как же Конни отблагодарила ее за всю доброту и здравый смысл? Почти не навещала ее, пока училась в Лидсе в университете! Ей было слишком больно возвращаться, слишком много приходилось отгонять воспоминаний… А теперь она умерла. А она была словно ниточкой к маме. Да, теперь Конни поняла, что такое «неблагодарная молодежь»…
Невилл и Найджел жили вместе над цветочным салоном. Вышедший в прошлом году закон позволил гомосексуальным парам жить вместе, если они не демонстрируют своих отношений прилюдно. Леви вернул Ширли честное имя, а Айви отправили управлять пансионом при церкви Святой Анны.
Конни истово составляла эти годовые альбомы, словно желая подразнить семейство Уинстэнли. Включала в них свидетельства любых мало-мальски примечательных событий: театральную программку, сальные почтовые открытки, явно завышенный счет в ресторане. А вот тетя Ли выбрана представителем округа от компании «Брауниз» и угодила в газету. А Леви подал иск против городского совета и проиграл, не сумев одолеть яростного лобби Грегсонов.
Редакция «Меркьюри» намеревается послать репортера на открытие нового проекта Джой – «Шелковый путь». Ее экзотическое происхождение, их выступления в юности в команде «Шелковинок» – вот и подходящее имя для бизнеса: ткани, мебель и этнические товары. Благодаря «Битлз» все восточное вошло в моду. Джой, всегда умевшая вовремя ухватить подвернувшуюся возможность, переросла свою империю товаров для дома и берет в аренду старый мебельный магазин в центре города, где будет предлагать ткани, резную восточную мебель, украшения, шали и товары для дома и сада психоделических цветов; подушки, табуреты и благовония. Гримблтон просто еще не знает, какой сюрприз ему уготован.
Одевалась Джой теперь в стиле хиппи: длинная юбка-солнце, выгоревшие штаны. Волосы прямые и длинные. А Ким была словно ее маленькой тенью – так походила на мать; теперь она учится в частной школе. Сердце Конни всякий раз сжималось, когда она замечала, как же Ким подросла.
Читать бесплатно другие книги:
