Последний автобус домой Флеминг Лия
А он просто обычный парень из Ланкашира, мечтает найти свой путь и удачу в большом равнодушном городе, где сотни таких, как он, бросаются во все лопатки наперегонки в поисках клада. «Битлз» своими хитами, особым стилем и словами к песням подняли планку так высоко!.. Вот бы схватить такую удачу за хвост, изучить ее хорошенько и зашагать по той же дорожке. Ведь сколько ребят оглядывались на американцев, старались их обойти. А теперь получается, надо писать собственные песни или заманивать к себе лучшие британские таланты. Да, нужен лучший продюсер и хороший агент.
Ну как им соперничать с инструментальными хитами вроде музыки Карла Дервера или «Шэдоуз»? К успеху, конечно, нет легких дорог, но Лондон может приблизить к нему и профессионально оценить. Специалисты посмотрят и скажут, есть у них шансы, или лучше отправиться восвояси и заняться окраской стен на радость папе и семейному бизнесу.
«Тони говорил, у меня есть талант и я смогу пойти далеко, если подберу подходящие песни и образ…» Чтобы пробиться на этот уровень, они все забросили работу и учебу. Остается только надеяться, что, когда пробьет их час, они будут так же держаться друг за друга, а не перессорятся, отрывая свой кусок удачи.
Дез благоразумен, Джек – ненадежный паршивец, а Лорни очень уж бабник, вечно прячет за кулисами очередную цыпочку.
Положиться можно только на Конни. «Первая серьезная девушка рядом со мной. Рано потеряла маму, росла без отца. И такая умная, иногда просто пугает. Ловит каждое мое слово, и это тоже пугает…» Темно-синие, почти чернильные глаза, копна роскошных медно-золотых волос. Странным образом поражает в самое сердце. И при этом будит скорее братские чувства, вот незадача. Они обнимались несколько раз, но его всегда что-то останавливает. Может, мамино предупреждение?
– Зачем тебе эта язычница полугречанка? Лучше держись подальше от этих Уинстэнли. О них ходят странные слухи. Смешные истории рассказывают. Она из тех, кто слопает тебя живьем, высосет весь сок и выплюнет кожицу.
– Мам, она чудесная девчонка, к тому же очень умная!
– Это она увивается сейчас вокруг тебя. Умные хуже всего. Это неестественно. Не успеешь и рот раскрыть, как она уже тут как тут.
– Конни не такая.
– Все девушки такие, когда влюблены. А ты завидный жених. Она не для тебя, Мартин.
– Я пока не ищу жену. Я просто хочу развлечься.
– Мы не так тебя воспитывали. Узы даются на всю жизнь. Ты не кобель, завидевший течную суку. Церковь мудрее нас.
– Какая же ты старомодная! На дворе шестидесятые, а не эпоха королевы Виктории, – возразил Марти, но мама только покачала головой.
– Ты сам узнаешь это, сынок… Узнаешь. И она узнает. За все приходится расплачиваться. Обещай мне только одно, малыш.
Мартин на минуту прекратил собирать вещи и обернулся к ней:
– Что, мам?
– Когда есть возможность, используй ее. Мы молоды лишь однажды. Не торопись себя связать. У вас, молодых, сейчас столько дорог, мы о таком и помыслить не смели. Вокруг тебя столько девушек! Наслаждайся! Но не дай какой-нибудь хорошенькой мордашке сбить себя с главного пути.
Марти улыбнулся, чувствуя мамину поддержку. Какими возможностями она пожертвовала ради воспитания юных Горманов?
Наконец они нашли местечко, где приткнуть машину, и зашагали по Кингз-роуд к заветному кафе. Старались казаться бывалыми-разудалыми, но чувствовали себя самой что ни на есть деревенщиной. Марти тут же почуял творческий дух места и излучаемую им атмосферу богатства: бутики модной одежды, оформленные дизайнерами витрины, дефилирующие по улице красотки… Сэнди и Конни в восхищении разглядывали одежду в витринах. «Что ж, если у меня все получится, то и я буду прогуливаться здесь. Это место мое, мне здесь хорошо», – улыбнулся про себя Марти.
Перекусили бутербродами с ветчиной, запили их кока-колой. Ни капли спиртного перед собеседованием и прослушиванием! «Если Лорни не сдержит обещания и нажрется, убью!»
Студия располагалась в старой мастерской в переулке, ко входу вели несколько деревянных ступеней. Помещение походило на амбар, разгороженный на маленькие кабинки. В одной такой кабинке они смогли настроить инструменты и порепетировать.
Никто вокруг них не суетился, встречавший их человек просто записал данные и проверил, действительно ли им назначена встреча. Рядом оказалась группа исполнителей народных мелодий, на двери в их кабинку мигала лампочка «Не входить, идет запись». Сколько же всего здесь требуется, чтобы получить хороший звук! Это тебе не просто настроить микрофон. Тут и звукооператор, и студийный продюсер, и ассистенты, и вокалисты второго плана, и менеджеры, и агенты – нужен целый рой помощников, а «Роллеркостерз» никого не знали и должны были справляться самостоятельно.
Молча, почти не глядя друг на друга, они установили инструменты. Все устали после ночного переезда и чувствовали себя придавленными в окружении такого количества профессионалов.
– А я думал, тут как-то понарядней будет. В Манчестере могли бы сделать все то же самое, но в два раза дешевле, – хмыкнул наконец Лорни, оглядев помещение.
– Тони сказал, что здесь все как надо… Всякие навороченные студии могут наобещать тебе с три короба. Их тестовые записи всё врут. А тут мы получим хорошую пленку, – Марти старался говорить уверенно.
– Да что он понимает?! Нас просто поимели! – распалялся Лорни.
– Тони не такой, – возразил ему Марти.
– Ты откуда свалился? С Луны? Тони Амоса интересует только чем бы поживиться – тут урвал, там схватил. Я же видел, как он смотрит на тебя, – Лорни рассмеялся и закашлял от сигареты. – Ты же бываешь таким паинькой, что и не подступиться! Он с нас ничего не получил, вот и отправил сюда. Он просто тебя надул.
Марти стало нехорошо. Какого лешего Лорни заводит его? Чтобы он слетел с катушек? И вложил больше чувства, больше агрессии в свою гитару?! Черт его разберет…
– Ну и козел же ты, Лорни!
– Хватит, ребята, – вмешался Дез. – Лорни, дай руку.
– Не обращай на него внимания, – подошла Конни. – Ему просто охота почесать языком. Дай ему волю, ползала перетрахает.
– Я не знал, что Тони Амос гомик.
– И что с того, даже если так? – переспросила она. – Это никак не мешает ему находить таланты.
– Да, но использовать пацанов, чтобы…
– Да ладно тебе. Чуть не половина звезд Голливуда никогда не появились бы на экранах, если бы не… даже я знаю о постельном кастинге, – со смешком закончила Конни.
– Терпеть не могу геев, – пробормотал Марти.
– Тебе так кажется. Они такие же, как мы, ничем не отличаются, только любят друг друга иначе, вот и все.
– Да ты-то что можешь знать о геях, в твоей-то супершколе?
– Достаточно, чтобы понимать, что они такие же люди. Едят, моются, ходят в туалет. Зарабатывают на жизнь… Мы все живем на одной планете.
– Если бы ко мне приблизился один такой, уж я бы ему врезал.
– Они это чувствуют и не приближаются к тебе.
– Для несмышленого ребенка ты довольно хорошо осведомлена, – улыбнулся Марти, обнимая ее.
– Знаешь, достаточно вспомнить, что без них мы лишились бы уймы произведений искусства, балетов, опер, сонат, пьес, баллад и хитов. Без геев, как ты выражаешься, очень многого просто не появилось бы. Ненавижу это слово, кстати.
– Ну и с кем же из их мира ты знакома?
– Не могу тебе этого сказать. Но уверяю тебя, они не лучше и не хуже нас. Так что заткнись, и давай сменим тему.
Мама права, Конни здорово соображает и щедро делится своими знаниями. Но все же интересно, с чего это она так горячо защищает извращенцев? Салезианская школа напрочь отбила у него охоту общаться с такого рода людьми.
Подошло назначенное им время. После небольшой разминки они немного порепетировали и перешли к записи. Один мотив пришлось начинать пять раз – Лорни никак не мог вступить вовремя. Потом послушали, что получилось. Весьма погано. В глубине души Марти сознавал, что хоть они и в ударе, поют они посредственно, и звук получился средненький. Им нужна запоминающаяся песня с хорошим ритмом. Да, они лучше многих, но – не уникальны. Четыре мужика лупят в барабаны и рвут струны – что ж, вполне модная картинка, но «Битлз» им никогда не стать. Но ведь в чарты выходят и другие группы: «Спрингфилд», «Сикерз». В голове Марти внезапно зазвучал голос Конни. Точно! Им нужна девчонка, она подпустит нужную краску!
– Ты что, я не могу… Я не могу петь перед всеми, – Конни даже отшатнулась от него, прижавшись к стенке фургона. Все остальные ушли поглазеть на витрины.
– Но ты ведь выступала с «Шелковинками»! Ты это умеешь! – настаивал Марти.
– Там было совсем другое. Мы просто пели вместе с моими лучшими подругами…
– Давай попробуем. Можем порепетировать несколько номеров, а потом один показать на концерте. На чем ты играешь?
– На пианино немного, знаю несколько аккордов на гитаре и блокфлейте, – ответила она, надеясь, что это заставит его усомниться в ее способностях и он перестанет настаивать. Как бы она ни восхищалась Марти, она не сможет петь так, как Роза.
– Если распустить тебе волосы и надеть длинную юбку, в твоем образе будет что-то народное. Мы можем попробовать что-то из песен «Спрингфилд». – Марти явно не собирался принимать отказ.
– Но это все чужие песни! А ты сам не пробовал что-то написать? – спросила она, надеясь переключить его на другую тему.
– Так, кусочки и обрывки… Ничего стоящего. Я лучше подбираю мелодии, чем сочиняю слова.
– Кое-какие слова у меня есть… Давай посмотрим, получится ли из них что-то, – предложила Конни. – А как ребята отнесутся к моему появлению на сцене?
– Они будут делать то, что я им скажу. Я тут главный, – подмигнул он ей. – А Лорни вечно такой обкуренный, что ничего не заметит.
– Он пугает меня. Он никогда не бывает трезвым?
– Даже не знаю. Это его жизнь. Подозреваю, что внутри он совсем не такой, каким хочет казаться.
– Думаешь, он трусит, боится?..
– А кто из нас не трусит на сцену-то выходить? Да я перед выступлением со страху продал бы Англию! Не-е-е-т, тут нужно мужество, чтобы встать перед публикой! Но у тебя хороший голос… Богатый тембр.
– Тембр? А что это такое? – спросила она, утопая в его темных глазах.
– Глубина и наполненность, хрипловатость, как у Джудит Дарэм[39]. Наверное, это твои греческие корни поют… Ты видела когда-нибудь Нану Мускури[40], такая, в очках?.. Ты вполне могла бы сойти за гречанку, если бы не рыжие волосы.
– Вот тут ты ошибаешься. Грива у меня как раз критская. Критяне славятся рыжими волосами. Так что это во мне говорит минойская богиня! – расхохоталась она.
– Буду знать. Мама правильно говорила, ты умная.
– А что она еще говорила?
– Да ничего особенного. Но наказывала не давать тебе спуску.
– Очень мило с ее стороны. Но я ведь не твоя младшая сестренка, правда?
Глаза Конни излучали всю любовь, какую она испытывала к нему: «Ну же, иди ко мне, мой черноглазый бродяга!» Она распахнула руки, и он упал в ее объятья. В фургоне никого не было, и они начали целоваться, постепенно распаляясь все больше. На этот раз все внутренние предохранители слетели, и Конни испытала всю прелесть занятия любовью посреди скомканных спальных мешков под звуки проезжающих автомобилей. Она так хотела этого с первой секунды, как увидела его! Что ж, если для этого надо спеть на каком-то концерте для студентов, то почему бы и не попробовать? Что мы теряем?
– У тебя это в первый раз, – вздохнул Марти, когда они, успокоившись, лежали рядом, передавая друг другу сигарету, как в кино.
Конни кивнула.
– Но, надеюсь, не в последний! Давай-ка, иди сюда, мне понравилось!
– Слушай, ты знаешь песню «Бродяга-цыган»? Может, попробуем ее?
Она заставила его думать… Взглянуть под другим углом… У них еще несколько недель, чтобы приладиться друг к другу, отрепетировать и испытать результат на студентах.
– Ох, замолчи, сейчас наши вернутся! – засмеялась Конни, и Марти послушался.
Глава пятнадцатая
Цвета любви
Джой никогда прежде не чувствовала себя так пакостно, ее постоянно тошнило, и ни на что не было сил. По утрам она за волосы вытаскивала себя из постели, готовила Денни на завтрак яичницу с беконом, сдерживаясь, чтобы не бегать в ванную с приступами рвоты. Он требовал, чтобы распорядок дня соблюдался неукоснительно, независимо от того, как она себя чувствовала, а ее тошнило от одного только запаха пищи.
Когда-то она столько месяцев морила себя голодом, а теперь отдала бы все за то, чтобы с удовольствием проглотить полный обед, особенно если его приготовил кто-то другой.
– Может быть, все-таки выйдем в кафе, выпьем чаю? – спросила она однажды вечером.
– Вот уж точно не сейчас! С тобой? С таким жирным чучелом? – хохотнул Денни.
Почему он так груб? У нее же только немного показался животик… И само известие о беременности его совсем не обрадовало.
– А ты уверена, что это мой щенок? – спросил он, когда она сообщила ему.
Собрав все силы, чтобы остаться спокойной, она ответила:
– Мы вместе провели первую брачную ночь. Ты видел кровь… Разве это не достаточное доказательство?
– Ну, с вами, восточными женщинами, ни в чем нельзя быть уверенным. – И он перевернулся на другой бок и захрапел, предоставив ей молча рыдать.
Где же, где Денни Грегсон, само обаяние? Что с ним случилось? Он же боготворил ее, словно принцессу, устроил такую пышную свадьбу! Но уже во время медового месяца в Париже овладел ею так грубо, совершенно не заботясь, чтобы не причинить ей боль. После ей было больно ходить в туалет, а он только веселился, оставлял ее в спальне одну, возвращался поздно, окутанный ароматами «Голуаз», бренди и чужих духов.
Потом он совершил роковую ошибку во время матча за финальный кубок. Минуту назад он был королем «Грасхопперов», а теперь… Он стоял и в растерянности смотрел на свои ноги, совершенно несчастный, сгорбившись, словно промах придавил его плитой. Джой хотела бы тут же броситься к нему, обнять, утешить, но, конечно, не могла этого сделать, и ей пришлось делать вид, словно ничего не произошло, когда жены других футболистов пялились на него с презрением. Так что ничего удивительного, что он пребывает теперь в дурном настроении. Но Джой думала, ее новости обрадуют его, а вместо этого он мог думать только об этом злополучном матче.
– Любимый, ну это же всего лишь игра. Ты только вспомни, сколько раз ты выручал их, забивал гол в последние пять минут! – пыталась утешить его она, но все тщетно.
– Чего бы ты понимала… Для всех значит только твоя последняя игра! По ней тебя и оценивают. Наш тренер рвал и метал, ребята морды поотворачивали… И папеньке будь здоров как досталось от директора клуба! И ты предлагаешь мне всё это забыть? Да ты в своем уме?
Джой пыталась найти для него какие-то особенно теплые слова, успокоить, но он предпочитал общество матери, где-то пропадал и возвращался домой поздно, к тому же навеселе, и цеплялся буквально ко всему. Велел ей бросить работу и сидеть дома. Запретил общаться с женами других футболистов.
– Сиди-ка ты лучше дома! А дом чтобы всегда сверкал чистотой и радовал глаз уютом. А то вон как ты шаром раздулась! Что людям пузом глаза-то мозолить? Хватит нам и того, что среди его предков есть темнокожий. О господи, а вдруг он родится темным… Придется от него избавиться. Я не потерплю черномазого в своем доме!
– Денни! Почему ты говоришь такие ужасные вещи? – расплакалась Джой, но Денни лишь грубо ее оттолкнул.
– Ты обманула меня. Ты должна была мне сказать, что ты иностранка. Я знал, что с твоей матерью была какая-то сомнительная история! Но все же она Уинстэнли.
– И я Уинстэнли! У меня британский паспорт, во мне лишь четверть бирманской крови. Мой отец сражался за эту страну, а мой дед… Ты должен гордиться. И не беспокойся, ребенок родится белым.
– Да уж, пусть постарается, а не то…
Джой оказалась под одной крышей с ним, словно с чужим человеком. Если она совсем бросит работу, то окажется в заточении в этом аккуратно прибранном нарядном доме, ей останется только вязать шерстяные пальтишки, шарфики и пинетки.
Как же она тосковала по прежним дням – «Шелковинкам», вечной суете в пансионе Уэйверли… Она скучала по Розе, но та на весь сезон подрядилась развлекать отдыхающих в йоркширских парках. Она скучала по несносной Конни, сбежавшей с рок-группой. Только одну открытку прислала из Лондона! Черкнула, что с ней все в порядке и что они убывают в Дувр, а оттуда на континент. После ее отъезда осталась какая-то пустота… Теперь и поделиться беспокойством не с кем, только с мамой, а маму огорчать не хочется. Мама-то думает, что у них все замечательно. Даже Невилл куда-то запропастился, появляется совсем редко. Она могла бы хотя бы научиться водить машину пока, но Денни сказал, что не позволит, чтобы какая-то там жена поцарапала его бесценный «Форд Консул».
И вот она словно в ловушке, как пожилые пары, предоставленные самим себе. Ей и выйти некуда, и ждать нечего – только в магазин, к доктору и в библиотеку.
Ну да, днем она много слушает радио, особенно «Женский час». Устраивается с вязанием, подняв ноги повыше, и слушает дневные спектакли. Матчей сейчас нет, так что Денни помогает отцу с перевозками и подрабатывает тренером. А Джой должна вовремя поставить на стол горячий обед, иначе ей несдобровать. Как-то он швырнул через всю комнату рыбный пирог – тот оказался слегка остывшим.
И вот она лежит в темноте, положив руку на растущий животик, где тепло и уютно свернулся малыш, и чувствует такую любовь и гордость. Она первой среди них всех станет матерью, и у ребенка будут мама и папа, настоящая семья, крепкая и надежная. Она всегда так мечтала об этом, только вот… Что же такое? Неужели брак – это всегда так? Тебе восемнадцать, а ты чувствуешь себя, будто осужден на пожизненное заключение. Что же случилось с ее милым Денни? Когда он вернется? Джой вздохнула. И почему в жизни все оказывается не так, как в мечтах?..
Получив открытку от Конни, Невилл испытал укол зависти. Она-то там, разглядывает яркие огни Лондона со своим красавчиком, записывает новые мелодии и покоряет город… А он тут в лавке, словно на привязи, отец уехал на крикетный матч, и вся бабулина ярость и мамино злорадство обрушились на его бедную голову. Мама чуть слюной не брызжет, повторяя: она-то знала, что эта девчонка плохо кончит!
– Мам, она же потеряла мать, она сама не своя, ну как ты можешь быть такой бессердечной!
Айви лишь махнула рукой и ничего не ответила.
– Теперь-то Эсма поостережется вставать на чью-либо сторону. Сама поставила себя в глупое положение, только устыдиться ей и остается теперь.
Невилл не понимал, чего это мать так взъелась на Анну и Сью. Ноги-то, понятно, растут из пресловутого Большого Семейного Скандала, будь он неладен… В него и Мария замешана каким-то образом. Отец вот смотрит на вещи более здраво, но у него есть собственные секреты. «Ох, и когда же я смогу жить подальше от всех этих стычек и склок…»
На днях Невилл пометил себе несколько объявлений о сдаче жилья в аренду и как раз сидел их перечитывал, но вдруг почувствовал кого-то рядом. Он поднял голову и узрел чистой воды Адониса – в синих джинсах, миниатюрного, с копной каштановых волос, точно как у американской кинозвезды Фабиана. О, если это не любовь, то вожделение с первого взгляда!..
Покраснев как рак, Невилл постарался не пялиться на паренька, пока тот с улыбкой, приподняв одну бровь, разглядывал какие-то мази для растирания.
– Это не мне, это для бабули. Спина у нее болит.
– Тогда ей стоит съездить к остеопату в Сильвергейт. Могу дать вам адрес. – Невилл старался, чтобы его голос звучал нейтрально, но в белом халате чувствовал себя идиотом.
– О, она не поедет. С тех пор как дед умер, она не выходит из дому. Но все равно спасибо! – Он помолчал и внимательно посмотрел на Невилла: – Мне кажется или мы где-то встречались?
Что означает этот взгляд? Неужели взаимность? Невилл смутился.
– А моя бабуля совсем другая. Ее почти невозможно застать дома. Носится по городу, ей и повод изобретать не надо. Ну а я помогаю в качестве шофера.
– У вас есть машина?
– Мы с мамой по очереди водим, у нас «Триумф Геральд».
– Здорово… Вспомнил! Скиффл, вот где я вас видел! Вы играли с группой, а я как раз был в тот вечер в том клубе. Это же были вы? Вы хорошо играли!
Невилл вспыхнул.
– Это было сто лет назад, а потом я еще руководил девчоночьей группой – «Шелковинки», это мои кузины. Тяжелехонько мне тогда пришлось… То и дело норовят вцепиться друг другу в волосы.
– Мне ли этого не знать!.. У меня три родных сестры. То и дело треск и визг… А здесь вы как очутились?
– Стою у штурвала семейного бизнеса – до чая, во всяком случае. Папа отправился то ли на крикет, то ли на футбол. Мой дядя у них тренером. А я как-то не увлекаюсь спортом.
– Я тоже. Мне больше нравятся постановки. – Юноша помолчал и добавил: – У нас скоро большой спектакль «Энни получает ваше оружие».
– Забавно, я тоже одно время увлекался театром. Участвовал в той постановке «Ромео и Джульетты» в нашей городской ратуше. Вы видели ее? И еще в нашей школе Лонз кое-что ставили. – Последнюю фразу он обронил, словно случайно, желая произвести впечатление.
– Счастливец. А я учился в школе Святого Венсана, и никаких постановок у нас не было. В «Энни» я играю младшего командира. Приходите посмотреть! Кстати, скажете заодно, действительно ли нашему хору не хватает молодых голосов.
– С удовольствием приду! Вот только у кого же мне просить автограф? – и он блеснул белозубой улыбкой в сторону собеседника. – Меня зовут Невилл Уинстэнли.
– Тревор… Тревор Гиллиган.
Они бегло коснулись друг друга руками, когда Невилл передавал ему сдачу.
– Значит, увидимся?
Это обещание и приглашение? Как понять наверняка? Когда Тревор уже развернулся к выходу, Невилл окликнул его:
– Сможете закинуть нам пару билетов? Для меня и моей бабушки, на субботу! Если вместо меня за прилавком будет папа, то я его предупрежу, чтобы он оплатил и поблагодарил. Он мне и так уже задолжал!
– Значит, вы не с девушкой пойдете?
– Догадливый какой! – Невилл не удержался и подмигнул ему.
– Рыбак рыбака… – тут же отозвался Тревор, едва обернувшись. Его вид сзади не уступал виду спереди.
«Ах ты, проныра», – улыбнулся про себя Невилл. Что ж, похоже, жизнь в Гримблтоне неожиданно начинает налаживаться.
Когда мюзикл закончился, Невилл пошел за кулисы посмотреть на Тревора в его боевой раскраске. Все мизансцены, в которых появлялся этот паренек, словно становились ярче с его появлением! Он просто прирожденный комик, кокетливый, уверенный в себе, с прекрасным голосом и слухом, и пел он куда лучше, чем престарелые хористы, тужившиеся изобразить ковбойский акцент. Но в целом представление было веселым, и бабуле тоже понравилось.
– Пойдем куда-нибудь выпить? – предложил Невилл. – Я отвезу бабушку домой, пока ты переодеваешься.
– Извини, у нас намечена вечеринка после спектакля, я не могу не пойти.
– А, понятно, – кивнул Невилл, несколько разочарованный.
– Хотя… Подожди. Я бы хотел с тобой еще встретиться. Может быть, вечером во вторник?
– Давай. Я возьму машину. Можем сгонять в Манчестер. Я знаю несколько клубов…
– Вот уж не сомневаюсь! – ответил в тон ему Тревор. – Не подумай ничего дурного, я хороший мальчик.
– Не сомневаюсь! Но не могу с такой же уверенностью сказать этого о себе, – и Невилл прямо посмотрел ему в глаза.
– Рад это слышать. Значит, увидимся во вторник. Буду очень ждать.
«А уж я-то как буду…» Разве вожделение и предвкушение – не прекрасны?
Роза сидела на жестком стуле в кабинете агента в Манчестере и разглядывала развешанные на стенах фотографии театральных звезд, чуть выцветшие от падавшего в окно солнца: самоуверенные пареньки в смешных костюмах, пышногрудые блондинки, популярные актеры с зализанными волосами и улыбками а-ля Дэвид Найвен[41]. Пора подыскивать себе работу после окончания сезона в «Батлинз» – какую-нибудь пантомиму или варьете. Летний сезон скоро свернется, а возвращаться домой ей совершенно не хочется.
Курортные местечки, особенно на северо-восточном побережье Англии, муштрой и требующейся отдачей походили больше даже не на закрытую школу-пансион, а на лагерь для военнопленных. Ох и нелегко с утра до ночи забавлять малышню и старушек, однако же Роза получила пропуск в общество и приобрела хороший опыт. Так много народу вокруг тоже ищет работу – танцоры, певцы, комедианты, всевозможные прочие разновидности актеров, команда развеселых массовиков-затейников… С ними она однажды ездила поглазеть на яркие огни Скарборо, а они после наступления темноты пытались затащить ее к себе в коттеджи. Было очень весело, и в темноте можно было здорово развлечься, но правил нарушать нельзя, так что Роза держала марку: мисс Свободная и Неприступная. Ее интересует контракт, ей нужен хороший агент.
И вот она сидит теперь здесь, ожидая, когда же ее пригласят к Дилли Шерман из компании «Стросс, Блэк и Шерман». Роза обратилась к ней давным-давно. Мисс Шерман занимается сценическими контрактами. Роза надеялась произвести на нее хорошее впечатление.
Она вытащила открытку от Конни. На обороте – лондонский Тауэр. Да уж, досадила она семейству Уинстэнли этим своим побегом! Мама и Сьюзан только и говорят об этом, словно это просто ужас что такое.
А Конни – молодец, не упустила возможность. Жизнь ведь не сводится к экзаменам, есть и мечты, о них нельзя забывать. Хорошо, что ее мама тоже хочет, чтобы она наконец нашла свое место в шоу-бизнесе. Хотя, конечно, это довольно рискованно – вот так смыться с Марти Горманом и его командой. Ну, есть надежда, что все будет хорошо…
– Мисс Сантини? – крошечная женщина с ярко-рыжими кудряшками впилась в нее глазами. – Проходите.
Едва протиснувшись между горами папок и строчащих по клавишам машинисток, Роза пробралась к крошечному стулу. От дыма в комнате было не продохнуть и почти ничего не видно.
– Я прочла ваше письмо… Немного того, немного этого… «Батлинз» – хорошая школа, учит работать на аудиторию… Так чего бы вы хотели? Здесь на севере почти нет предложений. Варьете постепенно сходит на нет, а с ним и пантомима. Теперь главное – телевидение. В мюзиклы набирают девушек из лондонских театральных колледжей. Что ж… – она пыхнула сигаретой, – вы знаете классическую музыку… джаз… чечетку… Играли в любительских спектаклях. Ваш голос… Вы можете дать мне прослушать что-то? Нет с собой записи?
Роза помотала головой.
– Сколько вам лет? Восемнадцать? Роза Сантини – это ваше настоящее имя? Понятно, вот откуда итальянская внешность… Ну, спойте мне несколько тактов… чего угодно…
О боже, что же ей спеть?! Роза прокашлялась. Несколько раз глубоко вздохнула. И запела первые несколько строк арии из «Вестсайдской истории», постаравшись вложить в них всю душу и полноту голоса.
– Так, вполне прилично… Слух есть, голосом владеете. – Дилли помолчала и порылась в каких-то бумагах. – По правде говоря, мне нечего вам предложить. Разве что Сейди Лейн, она как раз набирает новую группу подтанцовки.
– Тень… от чего? – не расслышав, переспросила Роза, и Дилли раскатисто расхохоталась.
– Не тень… Сейди Лейн, певица!
– Ой, я думала, она давно умерла, – растерялась Роза.
– Вот уж это вряд ли. Живее всех живых, да и толще, пожалуй! Она хорошо выступала в конце сороковых вместе с Энн Шелтон, Тесси О’Ши и Дороти Скуайр. А теперь вот пытается снова вернуться на сцену, и это значит, что ей нужны рядом молодые голосочки и какая-то пристойная мелодия.
– Вы думаете, я ей подойду?
– Сначала надо пройти прослушивание. Она непростой человек, я бы даже сказала, слишком непростой. Поэтому прежнюю команду девушек она выгнала буквально на середине турне. Вы должны помнить, что в свое время она была в верхних строчках чартов. Кто-то другой пусть отправляется на пенсию, но только не Сейди. Вот тут у меня перечень ее требований. Прочтите, сразу поймете, о чем я говорю.
И она протянула Розе письмо.
«Дорогая Дилли.
Неделю назад я наконец избавилась от последнего дерьмового набора девиц. Подбери мне несколько свежих девушек с нормальными голосами, способными петь и не фальшивить. Мне не нужны ни красотки, ни негритоски, ни лесбиянки, ни блондинки, ни темнокожие, ни пухлые коротышки, ни тощие дылды. Если хоть одна из них поведет бровью, выгоню без разговоров. Это мое шоу, а не их дорога к звездам.
Уж постарайся получше на этот раз, душечка.
Сейди».
– Как видите, жизни в розовом цвете тут ожидать не приходится, но вы сможете попасть в нужный круг, заведете полезные знакомства. Ну как, готовы записаться на прослушивание? Фигура у вас изящная. Зачешите кудри назад и наденьте очки с простыми линзами. Она слепа как крот, но слишком тщеславна, чтобы носить очки. Золотые годы Сейди давно в прошлом, но она цепляется за настоящее поистине тигриной хваткой.
Она сделала паузу, чтобы посмотреть на реакцию Розы, – та внимательно слушала – и продолжила:
– Не верьте ни единому ее слову. В том числе и о ее драгоценном муже, летчике, участнике авиасражения за Британию. Он был механиком в полку Королевских воздушных сил. «Спитфайр» он видел только в виде груды обломков, которые надо было соскрести с летного поля. Есть еще бедняга мальчишка, которого она сначала усыновила, а потом в четыре года отправила в закрытый пансион, и теперь он называет ее «матерь». Бедняжка Сейди, она просто сущее чудовище, вся насквозь фальшивая, как искусственный глаз, но я не рву с ней отношений, для меня это особое напоминание. Она поддерживала боевой дух солдат во время войны, благодаря ей в пятидесятых годах бурлила театральная жизнь… Ну а теперь все воткнулись в телевизоры. Ей нужен хит. Что-то новое. Так вам это интересно?
– Я готова попробовать что угодно, – сглотнув, ответила Роза.
– Правильный настрой, одобряю. Оставайтесь в тени, держитесь профессионалом, и все будет в порядке. Но лишь попробуете ступить вместе с нею под луч прожектора, вылетите быстрее, чем Стрилинг Мосс[42]. Так что не забывайте: держитесь незаметно, или она слопает вас на завтрак. Носите только черное, чтобы оттенять ее блеск.
– А я думала, в блестки наряжается только Альма Коган, – язвительно заметила Роза, вспомнив молодую роскошную певицу.
– Знаю, милочка. Но Сейди думает, что она все еще в пятидесятых… Что-то смущает? Боюсь, больше у меня ничего для вас нет.
– Я согласна. К тому же, возможно, я и не пройду прослушивание.
– О, если оденетесь как сегодня, она не пустит вас и на порог. Но постарайтесь представить, что это тоже такая роль, такой особый спектакль. Кастинг она проводит в отеле «Мидланд». Спойте то, что она попросит, восхищайтесь ее талантами и заслугами, и все будет хорошо.
Роза сидела среди других претенденток в вестибюле отеля, ожидая прибытия царицы Савской. Девчонок, которые оказались здесь с легкой руки Дилли, можно было узнать без труда: все они были в черном, в обуви на плоской подошве, в вытянутых свитерах и без всякой косметики, только легкая подводка у глаз и немного блеска для губ. Все прочие же выбрали свои самые узкие и яркие брюки, самые высокие каблуки и уложили волосы а-ля Брижит Бардо.
Работа, конечно, будет не из легких и далека от мечты, но дома в Гримблтоне Роза уже постаралась все подать так, что для нее это будет отличной передышкой. И мама теперь носится по салону, рассказывая направо и налево, что ее дочь будет петь вместе с самой Сейди Лейн. Уф, а что, если она все-таки завалит прослушивание?
Послышалось визгливое тявканье, и в зал влетели два пуделя. Один тут же задрал лапу на позолоченный стул и оросил пол. За пуделями вошел мистер Битва за Британию в форменных саржевых брюках, твидовом пиджаке, лицо его украшали небольшие усики. Едва взглянув на него, Роза вспомнила знаменитую стряпуху Фанни Крэдок[43] и ее мужа Джонни.
Сейди появилась по-королевски: в норковом палантине, небрежно наброшенном поверх платья из серебристой парчи, в неописуемой красоты туфлях, подчеркивавших ее все еще стройные икры и щиколотки. Однако вот все остальные формы… определенно выходят за нужные размеры, намертво затянуты корсетом, чтобы хоть как-то обозначить талию и подчеркнуть грудь. Последнее удалось особенно: ложбинка посредине выглядит так, что если уж в нее упадет бисквит, крошек не удастся найти никогда… Крашеные светлые волосы взбиты так пышно, что больше напоминают гнездо. Макияж толщиной в палец. Настоящая звезда, королева-мать, акула в пруду с мелкой рыбешкой…
Вжавшись в спинку стула, Роза поежилась. И кого же Сейди намерена проглотить?
– У Сейди такая огромная голова, могу поспорить, на одной лестнице с ней не разойтись… – шепнула ей на ухо сидящая рядом девочка в черном. – Тебя тоже мисс Шерман прислала? – хихикнула она, окинув Розу взглядом.
– Как ты догадалась? – согласно хмыкнула Роза. – Я Роза Сантини.
– А я Мелани Даймонд… Ни пуха.
– К черту. И тебе, – улыбнулась Роза.
Мисс Лейн восседала на троне, а девочкам, выстроив их на сцене в линию, знаками подавала сигналы, кому куда встать. Никто не произнес и тем более не пропел пока ни единого слова.
– Ну, что скажешь, Регги?
Он пожал плечами и решать предоставил ей. Половина девочек постепенно отсеялась.
– Мне нужны только три из вас! – рявкнула она, вышагивая вдоль ряда и сверля глазами оставшуюся десятку.
– Ты. – Она ткнула пальцем в Розу, та сделала шаг вперед.
– Ты, которая рядом. – К Розе присоединилась Мелани.
– И ты, вон там… Как твое имя?
Пухловатая девушка вспыхнула.
– Габриэлла Бленкинсон.
– Можно сократить до Габби. А теперь попробуйте спеть вот эту мелодию. Мне нужна энергичность и чувство ритма.
Она дала им ноты новой песенки «Сколько стоит вон та собачка в окне?», и они послушно запели, стараясь держаться вместе. У Габби оказался хороший голос, и она хорошо уравновешивала голоса Розы и Мелани.
– Стоп! Достаточно, Регги, – скомандовала мисс Лейн мужу, аккомпанировавшему на пианино. – Я вас беру. Все темноволосые, одного роста, хорошо сочетаетесь друг с другом. Придумаем вам имя. Кто ваш агент?
– Мисс Шерман, – ответила Роза, две другие претендентки кивнули.
– Да, она понимает, что мне надо. Тогда я утрясу с ней детали.
Вот и все: никакого пожатия рук, никакого даже самого формального приветствия, скорее похоже на окрик «Р-разойдись!». И в завершение – приказ явиться утром в понедельник в ее студию в Манчестере. Значит, Розе надо быстренько съездить снова на север, уложить вещи и направляться к дому. Мама наверняка захочет прийти на ее представление, позовет подружек, разоденутся в пух и прах… Пожалуй, пока лучше ничего не рассказывать.