Незримые Академики Пратчетт Терри

«Теоретически – да, – подумала Гленда, – но, скорее всего, нет, потому что ты – девушка с Ночной Кухни». Даже Джульетту миссис Уитлоу заклеймила бы прозванием «девушки с Ночной Кухни».

– Ты пойдешь на банкет, – сказала Гленда вслух. – И я тоже.

– Ой, миссис Уитлоу разозлится.

Что-то продолжало клокотать в душе у Гленды. Это клокотание началось в «Шобле», продолжалось вчера и до сих пор не утихло.

– А мне плевать, – ответила она.

Джульетта хихикнула и оглянулась, как будто миссис Уитлоу могла прятаться за остановкой.

«Мне правда плевать, – подумала Гленда. – Плевать». Она, образно выражаясь, обнажила меч.

Кабинет Думминга всегда озадачивал Наверна Чудакулли. Магистр традиций пользовался ящичками и, черт побери, создавал каталог. Сам Чудакулли работал по принципу «все, чего ты не можешь запомнить, неважно» и возвел на уровень изящного искусства метод под названием «свали на пол, потом разберемся».

Думминг поднял глаза.

– А, доброе утро, аркканцлер.

– Я только что заглянул в зал, – сказал Чудакулли.

– Да, аркканцлер?

– Наши парни танцуют балет.

– Да, аркканцлер.

– И с ними несколько девушек из Оперы в коротких платьях.

– Да, аркканцлер. Они помогают команде тренироваться.

Чудакулли подался вперед и уперся огромными кулаками в стол по обе стороны бумаги, над которой сидел Думминг.

– Зачем?

– Это придумал мистер Натт, аркканцлер. Видимо, для того, чтобы наши игроки научились равновесию, устойчивости и изяществу.

– Ты когда-нибудь видел, как слугобраз Шноббс пытается стоять на одной ноге? Это зрелище, знаешь ли, способно мгновенно исцелить от меланхолии!

– Могу себе представить, – ответил Думминг, не отрывая взгляд от бумаги.

– Я думал, что главное – научиться забивать мяч в ворота.

– Да, да, но у мистера Натта есть определенная философия.

– Правда?

– Да, сэр.

– Они носятся по всему университету, – сказал Чудакулли.

– Да, мистер Натт и мистер Навроде готовят что-то интересное к банкету, – ответил Думминг, вставая и открывая верхний ящик шкафа. Зрелище ящиков с документами, как правило, напоминало Чудакулли, что ему нужно быть где-то в другом месте, но на сей раз прием не сработал.

– И, кажется, у нас появилось еще несколько новых мячей.

– Господин Храпссон не упускает хороших возможностей.

– То есть все идет хорошо? – уточнил Чудакулли, как будто слегка озадаченный.

– Полагаю, что так, сэр.

– Тогда лучше я не буду вмешиваться, – сказал аркканцлер. Он помедлил, чувствуя себя немного ошеломленным, и наконец нашел еще одну нить. – Как продвигается работа над правилами, мистер Тупс?

– О, неплохо, аркканцлер, спасибо. Я сохранил некоторое количество старых уличных правил, разумеется, чтобы никто не чувствовал себя обиженным, хотя среди них есть довольно странные…

– Судя по всему, мистер Натт оказался весьма достойной личностью.

– Да, аркканцлер.

– Какая отличная идея изменить конструкцию ворот. Играть стало гораздо интереснее.

– А вы не собираетесь тренироваться, сэр? – поинтересовался Думминг, придвигая к себе следующую бумажку.

– Я капитан! Мне тренировки не нужны, – Чудакулли развернулся к двери и остановился, взявшись за дверную ручку. – Вчера вечером у меня был долгий разговор с бывшим деканом. В глубине души, разумеется, он приличный человек.

– Насколько я понимаю, атмосфера в Необщей комнате была достаточно дружеской, аркканцлер, – ответил Думминг. «И обошлась недешево», – добавил он мысленно.

– Ты знаешь, что молодой Адриан Турнепс – профессор?

– Да, аркканцлер.

– Хочешь тоже быть профессором?

– Честно говоря, не очень, аркканцлер. В университете должны остаться одна-две должности, которые я не занимаю.

– Да, но они взяли и назвали свою машину Пексом! Не очень-то оригинально, как по-твоему?

– О, в конструкцию внесены существенные отличия. Насколько я знаю, для концентрации диаметрального блита Пекс использует кур.

– Кажется, да, – ответил Чудакулли. – Во всяком случае, что-то такое я слышал.

– Хм…

Это было весьма весомое «хм», которое вполне могло послужить якорем для небольшого корабля.

– Что-то не так? – уточнил Чудакулли.

– Э… да нет, аркканцлер. А бывший декан не упоминал о необходимости полностью перестроить морфический резонатор, чтобы внести необходимые изменения в интерфейс блита и слуда?

– Кажется, нет, – ответил Чудакулли.

– О, – Думминг явно был озадачен. – Ну, Адриан непременно что-нибудь придумает. Он очень умный.

– Да, но все это основано на твоих исследованиях! Ты придумал Гекс. А теперь они утверждают, что Адриан тут самый умный. Он даже на коллекционной карточке есть!

– Как мило, сэр! Приятно, когда ученые пользуются заслуженным признанием.

Чудакулли почувствовал себя москитом, который пытается ужалить стальной панцирь.

– Хм… искусство волшебства и впрямь теперь иное, чем в мое время, – сказал он.

– Да, сэр, – уклончиво отозвался Думминг.

– И кстати, мистер Тупс, – заметил Чудакулли, открывая дверь, – мое время еще не прошло.

Вдалеке послышался вопль. Затем грохот. Чудакулли улыбнулся. День внезапно прояснился.

Когда они с Думмингом вернулись в Большой зал, большинство волшебников сгрудились вокруг одного из игроков, который лежал на полу. Над ним хлопотал Натт.

– Что случилось? – спросил Чудакулли.

– Сильный ушиб, сэр. Нужно положить компресс.

– А… – взгляд аркканцлера упал на огромный, окованный медью сундук, на первый взгляд самый обычный… не считая того, что он стоял на многочисленных крошечных ножках.

– Чертов сундук Ринсвинда! – прорычал Чудакулли. – Значит, его хозяин где-то неподалеку. Ринсвинд!!!

– Я не виноват!

– Он говорит правду, сэр, – сказал Натт. – Я должен извиниться, поскольку произошло общее недоразумение. Поскольку упомянутый волшебный сундук обладает сотнями ножек, господа волшебники решили, что он будет играть в футбол «как черт», цитирую. В каковом предположении, вынужден признать, они ошиблись.

– Я ведь предупреждал, – произнес бывший декан, стоя с краю толпы. – Доброе утро, Наверн. Ну и команда у тебя.

– Эти ножки только путаются между собой, – заявил Бенго Макарона. – А потом сундук упал на мяч, завертелся, потерял равновесие и, к сожалению, врезался в мистера Тряпкинса.

– Ну что ж, на ошибках учатся, – подытожил Чудакулли. – А теперь скажите – вы готовы продемонстрировать мне что-нибудь дельное?

– Кажется, я готов, аркканцлер, – произнес тоненький, но бодрый голосок из-за спины аркканцлера.

Чудакулли повернулся и увидел человека, который фигурой и назойливостью тембра напоминал флейту-пикколо. Он каким-то образом вибрировал, даже стоя на месте.

– Профессор Ритурнель, магистр музыки, – шепнул Думминг на ухо Чудакулли.

– А, профессор, – бесстрастно отозвался Чудакулли. – Вижу, вы привели с собой хор.

– О да, аркканцлер, и должен сказать, я восхищен и преисполнен внутреннего света от того, что наблюдал сегодня утром! Я без особых затруднений набросал черновой вариант песнопения, как вы просили!

– Я просил? – шепотом уточнил Чудакулли.

– О, вы же помните, что речь об этом заходила, вот я и решил предупредить профессора, – ответил Думминг.

– Снова ИА, да? Ну ладно…

– Песнь основана на традиционной мелодии, – продолжал профессор Ритурнель, – и представляет собой так называемую валедикту, то есть славу победителю. Вы позволите? Исполняется а капелла, разумеется.

– Валяй, – сказал Чудакулли.

Магистр музыки извлек из рукава короткую дирижерскую палочку.

– Я поставил здесь в качестве примера имя Бенго Макароны, поскольку на нынешний момент он, если не ошибаюсь, забил два превосходных «гола», или как это у вас называется, – объяснил Ритурнель, обращаясь с непривычным словом очень осторожно, как с обнаруженным в ванне пауком. Он взглянул на свое маленькое стадо, кивнул и…

– Слава уникальным качествам магистра Бенго Макароны! Уникальным качествам Макароны слава! Слава не! Слава не! Слава необыкновенному таланту, которым более никто не обладает! Слава! Слава ще! Слава ще! Слава щедрым богам! SINGULA SINGULAR SINGULA!

Примерно через полторы минуты Чудакулли кашлянул, магистр замахал палочкой, и хор вразнобой замолк.

– Я допустил нечто предосудительное, аркканцлер?

– Э… в общем, нет, магистр, но… э… не кажется ли вам, что получилось несколько… длинновато? – Чудакулли прекрасно слышал, что бывший декан не особенно старался подавить смешок.

– О, что вы! Более того, сэр, я предполагал, что в финале объединятся сорок голосов. Не сочтите за хвастовство, но я создал настоящий шедевр!

– Но это должны петь футбольные фанаты, понимаете?

– Что ж, – произнес магистр, держа свою палочку довольно-таки угрожающим образом, – разве в обязанности образованных классов общества не входит задавать тон нижестоящим?

– Он прав, Наверн, – сказал заведующий кафедрой бесконечных штудий, и Чудакулли ощутил, как в нем пробудился дух покойного дедушки. Он порадовался, что в зале нет той служанки… как, бишь, ее? Ах да, Гленда, умница – но, пускай ее здесь и не было, очень похожее выражение Чудакулли заметил на лице Трева Навроде.

– В будни – быть может, – огрызнулся он, – но только не по субботам. В любом случае ты молодец, Ритурнель, и я надеюсь в будущем услышать что-нибудь еще.

Магистр музыки поспешно вышел, и хор, как один человек, резво зарысил следом.

Чудакулли потер руки.

– Ну, господа, может быть, покажете, чему вы научились?

Пока игроки рассредотачивались по залу, Натт сказал:

– Должен сообщить, что профессор Макарона делает огромные успехи. У него несомненный талант к футболу.

– Ничуть не удивлюсь, – бодро ответил Чудакулли.

– А библиотекарь, разумеется, – прирожденный вратарь. Особенно в связи с тем, что он, стоя по центру ворот, способен дотянуться до обоих столбиков сразу. Противникам будет нелегко его обойти. И, разумеется, вы тоже примете участие в игре, аркканцлер.

– Невозможно стать аркканцлером, если не умеешь схватывать на лету. Пока что я просто понаблюдаю.

И он стал наблюдать. Когда Макарона во второй раз, как серебряный вихрь, пронесся по всему залу и загнал мяч в ворота соперников, Чудакулли повернулся к Думмингу и сказал:

– Что скажешь? Мы ведь выиграем?

– Если только Макарона будет играть за вас, – ввернул бывший декан.

– Перестань, Генри. Давай, по крайней мере, здесь будем играть только в футбол.

– Полагаю, сегодняшняя тренировка скоро завершится, сэр, – сказал Думминг. – Сегодня, в конце концов, банкет, и нужно некоторое время, чтобы привести зал в порядок.

– Извини, шеф, но он прав, – подтвердил Трев, – а нам еще надо опустить люстру и поменять свечи.

– Да, но мы подготовили небольшую демонстрацию к сегодняшнему вечеру. Может быть, аркканцлер не откажется посмотреть? – спросил Натт.

Чудакулли взглянул на часы.

– Да, конечно, мистер Натт, но времени у меня мало, поэтому я непременно посмотрю ее потом. В любом случае вы все молодцы и отлично поработали! – прогремел он, уходя.

Ночной рынок как раз разворачивался на Саторской площади, когда Гленда и Джульетта сошли с омнибуса. Анк-Морпорк жил на улице и именно там черпал еду и развлечения – а поскольку в городе остро ощущалась нехватка жилья, улица вдобавок была местом, где можно было болтаться, пока не освободится местечко на полу. Повсюду стояли лотки, фонари наполняли вечерний воздух зловонием и, в качестве побочного продукта, некоторым количеством света.

Гленда никогда не могла устоять перед соблазном заглянуть на рынок. Особенно сейчас. Она умела готовить все на свете, ей-богу, и очень важно было об этом помнить, чтобы в хаосе мыслей не утратить почву под ногами. И на рынке стояла Верити Колотушка, королева моря.

Гленда охотно общалась с Верити, которая всего в жизни достигла сама, хотя и не отказывалась от маленьких подарков судьбы, если таковые попадались на глаза (они были так широко расставлены, что Верити напоминала рыбу тюрбо). Как и океан, который ее обогащал, Верити имела скрытые глубины: она сколотила достаточно средств, чтобы купить одну лодку, затем другую и, наконец, целый ряд на рыбном рынке. Но она по-прежнему лично выкатывала тележку на площадь почти каждый вечер и продавала мидии, гребешки, креветки, крабов, рапан и свои знаменитые горячие рыбные палочки.

Гленда часто закупалась у Верити. Ровня, которая не угрожает твоему собственному благополучию, достойна уважения.

– Что, идете на большое чаепитие, девочки? – весело спросила Верити, помахивая палтусом в знак привета.

– Да, – гордо ответила Джульетта.

– Обе? – уточнила Верити, взглянув на Гленду.

Та твердо ответила:

– Ночная Кухня расширяется.

– Ну, лишь бы вам было весело, – отозвалась Верити, переводя взгляд (теоретически) с одной на другую. – На-ка, попробуй, это прелесть что такое. Дарю.

Она вытащила из ведерка краба. За него, как оказалось, уцепились еще трое.

– Крабовые бусы? – хихикнула Джульетта.

– Они всегда так, – ответила Верити, отцепляя бесплатных пассажиров. – Тупые, как кирпичи. Вот почему их можно держать в ведре без крышки. Если кто и пытается выбраться, остальные тащат его обратно. Ага, совсем тупые… – Верити подняла краба над зловеще булькающим котелком. – Сварить прямо сейчас?

– Нет! – ответила Гленда. Намного громче, чем рассчитывала.

– Ты в порядке, подружка? – поинтересовалась Верити. – Похоже, тебе нехорошо.

– Все в порядке. Правда. Просто запершило в горле. Ерунда.

«Ведерко с крабами. А я-то думала, что Пепе мелет чушь».

– Э… можешь его завернуть? Вечер предстоит долгий.

– Держи, – сказала Верити Колотушка, ловко обвязывая бечевкой нимало не сопротивляющегося краба. – Ты уж с ним разберешься, не сомневаюсь. Отличные крабы, очень вкусные. Но тупые, как кирпичи.

«Ведерко с крабами, – думала Гленда, пока они спешили на Ночную Кухню. – Вот что это такое. Те, кто живет в Сестричках Долли, смотрят косо, если девушка возвращается домой на троллейбусе. Ведерко с крабами… Почти все, чему учила меня мама, – сплошное ведерко с крабами. Почти все, что я говорю Джульетте, – тоже. Может быть, это всего лишь другое название для Толкучки. Внутри приятно и тепло, и ты забываешь о том, что есть снаружи. А самое плохое, что краб, который тянет тебя вниз, – по большому счету, ты сама». И тут у Гленды закружилась голова.

Многое основано на том факте, что людям, как правило, не позволено бить ближнего по голове дубинкой. Поэтому они прибегают к самым разным, видимым и невидимым, знакам, которые гласят «Нельзя!», в надежде, что это сработает – а если не срабатывает, они жмут плечами, потому что никакой дубинки нет. «Ты только вспомни, как Джульетта болтала с теми шикарными дамами. Она попросту не знала, что нельзя с ними так разговаривать. И это сошло ей с рук. Никто не пристукнул ее молотком по макушке».

Опыт и практика, воплощенные в миссис Уитлоу, гласили, что персонал из Ночной Кухни не должен подниматься в «чистые» помещения – то есть туда, где горел относительно яркий свет, не профильтрованный через множество радужек. Что ж, а Гленда поднялась, и ничего страшного не произошло, правда? И теперь она шагала в Большой зал, и ее прочные башмаки шлепали по каменным плитам. Девушки из Дневной Кухни ничего не сказали, когда она присоединилась к ним. Им просто нечего было сказать. Неписаное правило гласило, что толстушки не прислуживают за столом в присутствии гостей, но Гленда решила, что сегодня неписаные правила писаны не для нее. И потом, уже началась суматоха. Слуги выкладывали столовое серебро и пытались не сводить с него глаз. Это неизбежно означало, что кому-то придется есть двумя ложками.

Гленда с удивлением увидела, что Свечной служитель отчаянно машет Треву и Натту, и зашагала к ним. Она недолюбливала Смимза; человек может быть упрям, и это нормально, или глуп, и тоже ничего страшного, но если он глуп и упрям одновременно – это уж слишком, особенно в сочетании с запахом немытого тела.

– Что тут происходит?

Смимз клюнул. Если женщина берет правильный тон и при этом стоит, скрестив на груди руки, застигнутый врасплох мужчина немедленно отвечает, не успев подумать – и не успев солгать.

– Они подняли люстру! Подняли, а свечи не зажгли! Мы не успеем ее опустить и снова поднять до прихода гостей!

– Но, мистер Смимз… – начал Трев.

– А в ответ только отговорки и вранье, – с горечью пожаловался Смимз.

– Я могу зажечь их снизу, мистер Смимз, – тихо сказал Натт. Съежился даже его голос.

– Да ладно! Даже волшебники этого не сделают, не заляпав воском весь зал, ах ты мелкий…

– Достаточно, мистер Смимз, – произнес голос, который, к удивлению Гленды, оказался ее собственным. – Вы правда сумеете зажечь их, мистер Натт?

– Да, мисс. Секунда в секунду.

– Хорошо, – сказала Гленда. – Предлагаю предоставить это мистеру Натту.

Смимз взглянул на нее, и она буквально увидела, как над ним нависла незримая дубинка. Свечной служитель гадал, какие его ждут неприятности.

– Мне пора, – намекнула она.

– Я тоже не могу тут торчать, у меня полно дел, – с точки зрения Смимза, сбитого с толку и ошарашенного, исчезнуть было неплохой идеей. Гленда прекрасно понимала ход его мыслей. Если тебя не окажется поблизости, значит, ты будешь не виноват, если что-нибудь пойдет не так.

– Не могу я тут торчать, – повторил он. – Ха! Да вы бы все сидели в темноте, если бы не я.

С этими словами Свечной служитель подхватил свой засаленный мешок и заспешил прочь.

Гленда повернулась к Натту. «Не может быть, чтобы он еще уменьшился, – подумала Гленда. – Тогда бы одежда на нем совсем мешком висела. Наверное, мне мерещится».

– Ты правда можешь зажечь люстру снизу? – спросила она. Натт продолжал смотреть в пол.

Гленда повернулась к Треву.

– Он правда…

Но Трева уже там не было, потому что он подпирал стенку и болтал с Джульеттой.

Гленда с одного взгляда расшифровала его уверенную позу, ее скромно опущенные глаза… никаких фиглей-миглей, по сути, но, несомненно, вступление и предисловие к ним. Ах, власть слов…

Пока ты наблюдаешь, наблюдают и за тобой. Гленда посмотрела в проницательные глаза Натта. Он что, хмурился? Что такого он прочел в выражении ее лица? Наверняка больше, чем ей хотелось бы.

Суматоха в Зале нарастала. Капитаны футбольных команд собирались в одной из передних, и Гленда могла представить, как они сидят там в чистых рубашках (или, по крайней мере, в менее грязных, чем обычно), извлеченные из городских пабов и закоулков, разглядывают восхительный потолок и гадают, выйдут ли они отсюда живыми или мертвыми. Скорее всего, мертвецки пьяными. Как только ее мозг уцепился за эту мысль, суровый голос за спиной произнес:

– Кажется, тебе н-н-нечего делать в Большом зале, Гленда?

Разумеется, это была миссис Уитлоу. Только университетская экономка пользовалась утроенным «н» и превращала утверждения в вопросы. Даже не оборачиваясь, Гленда услышала зловещий скрип корсета[14] и побрякивание серебряной цепочки, на которой висел ключ, по слухам подходящий ко всем университетским замкам.

Гленда повернулась. «Никакой дубинки нет!»

– Я подумала, что вам могут понадобиться сегодня лишние руки, миссис Уитлоу, – любезно ответила она.

– Тем не менее традиции и обычай…

– Ну, милая миссис Уитлоу, думаю, пора их впустить. Карета его светлости вот-вот отъедет от дворца, – сказал, подойдя, аркканцлер.

Миссис Уитлоу умела грозно нависать. Но преимущественно горизонтально. Наверн Чудакулли возвышался над ней на добрых два фута. Экономка поспешно развернулась и сделала маленький книксен, который – хоть Чудакулли никогда и не признался бы – всегда его слегка раздражал.

– А, мисс Гленда, если не ошибаюсь, – радостно произнес аркканцлер. – Приятно видеть вас здесь. Очень полезная молодая особа, миссис Уитлоу. Полна инициативы, схватывает на лету.

– Благодарю. Это одна из моих лучших девочек, – ответила экономка сквозь зубы, стараясь не встречаться глазами с Глендой, которая внезапно приняла ангельски невинный вид.

– Большая люстра не горит, как я вижу, – заметил Чудакулли.

Гленда шагнула вперед.

– Мистер Натт задумал сюрприз, сэр.

– Мистер Натт вообще полон сюрпризов. Сегодня у нас был удивительный день, мисс Гленда, – сказал Чудакулли. – Мистер Натт учил моих парней играть в футбол на свой лад. А знаете, что он затеял вчера? Ни за что не угадаете. Расскажите, мистер Натт.

– Я повел команду в Королевскую оперу, чтобы они посмотрели, как упражняются танцоры, – нервно ответил Натт. – Видите ли, очень важно, чтобы игроки научились правильно двигаться и сохранять равновесие.

– А когда они вернулись, – продолжал Чудакулли все с той же, слегка пугающей, бодростью, – он заставил их играть здесь, в Зале, с завязанными глазами.

Натт тревожно кашлянул.

– Футболистам крайне необходимо не забывать друг о друге. Они должны помнить, что составляют единое целое.

– А потом он повел их посмотреть охотничьих собак лорда Ржава.

Натт опять кашлянул, еще более нервно.

– На охоте каждая собака знает местонахождение своих товарок. Я хотел, чтобы господа волшебники поняли соотношение игрока и команды. Сила игрока – в команде, а сила команды – в каждом игроке.

– Слышали? – спросил Чудакулли. – Чертовски интересно. Он весь день гонял их туда-сюда. Заставлял балансировать мячом на голове, чертил какие-то диаграммы на доске. Можно подумать, мы планируем военную кампанию.

– Это и есть военная кампания, – ответил Натт. – Но воюем мы не с командой противника. Каждый игрок сражается с самим собой.

– Звучит весьма по-убервальдски, но, так или иначе, наши парни, кажется, полны энергии и задора и готовы открыть банкет. Если не ошибаюсь, мистер Натт задумал какой-то фокус с искусственным освещением.

– Просто небольшой сюрприз, чтобы привлечь внимание гостей, – произнес Натт.

– Что-нибудь взорвется? – поинтересовался Чудакулли.

– Нет, сэр.

– Обещаешь? Лично я не против бури и натиска, но патриций Витинари в таких вещах бывает несколько привередлив.

– Грома и молний не будет, сэр. Разве что чуть-чуть тумана высоко под потолком.

Гленде показалось, что аркканцлер задумчиво смотрит на Натта.

– На скольких языках ты говоришь, Натт?

– На трех мертвых и двенадцати живых, сэр.

– Так. Так, – произнес Чудакулли, задвинув эти сведения подальше и пытаясь не думать: «А сколько из них были живыми, прежде чем ты их прикончил?» – Молодчина. Спасибо, мистер Натт, и вам тоже, дамы. Скоро появятся гости.

Гленда воспользовалась возможностью, чтобы убраться из поля зрения миссис Уитлоу. Она без всякого восторга убедилась, что Трев и Джульетта воспользовались точно такой же возможностью чуть раньше, чтобы сбежать от нее.

– Не беспокойтесь за Джульетту, – сказал Натт, который шел следом.

– А кто сказал, что я беспокоюсь? – огрызнулась Гленда.

– Вы сами. Выражение лица, осанка, тело, реакции, интонации… то есть всё.

– А тебе вообще незачем смотреть на мое всё… то есть на мое тело!

– Я имею в виду всего лишь то, как вы стоите, мисс Гленда.

– То есть ты читаешь мои мысли?

– Да, так может показаться. Прошу прощения.

– А о чем думает Джульетта?

– Не уверен на все сто, но ей нравится мистер Трев. Она думает, что он занятный юноша.

– Значит, ты и Трева читаешь как книжку? Ну, она не из приличных.

– Э… нет, мисс. Он обеспокоен и смущен. Кажется, он пытается понять, что из него получится в дальнейшем.

– Трев всегда был бездельником.

– Он думает о своем будущем.

В ту самую секунду, когда последние слуги поспешно встали по местам, в дальнем конце Зала распахнулись огромные двери. Это не произвело никакого впечатления на Гленду, которая погрузилась в собственные мысли, тщетно убеждая себя, что горбатого не отмоешь добела. «Впрочем, Трев и впрямь притих. И стихи он написал очаровательные. Ведь это очень много значит – стихи. Кто бы мог подумать? Совсем на него не похоже».