Когда выходит отшельник Варгас Фред

Глава 23

Ретанкур приканчивала сэндвич в “Рожке игральных костей”, дешевом, неуютном бистро в конце улицы: щуплый маленький хозяин заведения отпускал корявые шуточки, к тому же вел ожесточенную конкурентную борьбу с буржуазным “Философским кафе”, расположенным напротив. Адамберг присел к ней за столик.

– Поезд в Алес отправляется в шестнадцать ноль семь. Вам хватит времени заехать домой и собрать вещи?

– В обрез. В Алесе что-то срочное?

– Нужно установить наблюдение за двумя мужчинами. Поедете с Керноркяном и четырьмя бригадирами.

– Значит, круглосуточная слежка. Арендованные машины.

– Да, все так.

– За кем?

– За Рене Киссолем, а особенно за Ришаром Жаррасом. Это два укушенных мальчика.

– С ампутациями?

– Нет, сухие укусы.

– А почему Жаррас?

– Он двадцать восемь лет проработал в больнице Сент-Розали в Марселе, где базируется Центр токсикологии.

– И?..

– И этот центр заказывает сыворотку против яда пауков-отшельников на предприятии “Мередиал Лаб”, где хранится множество ядов, в штате Пенсильвания или в Мексике. Жаррас имел доступ к схеме поставок.

– Ясно. А известно, ездил ли туда Жаррас?

– Никогда.

– И как он мог найти сообщника по другую сторону океана?

– У нас больше ничего нет.

– Ясно.

Когда Ретанкур была на задании – а она уже была на задании, – она произносила минимум слов, концентрируясь на главном. Тут не до болтовни.

– Задание секретное, лейтенант.

– Почему?

– Ришар Жаррас женат.

– Ясно.

– На женщине, которую зовут Ариана Данглар.

– Что?

– Да. Это его сестра.

Ретанкур нахмурила светлые брови и остановилась на тротуаре перед высокой арочной дверью комиссариата.

– Тогда все понятно, – проговорила она. – Дело не в том, что Данглар поглупел, ему страшно.

– А результат тот же, лейтенант. Он не должен ничего знать.

– А то сообщит нашему Ришару, и он сбежит. Скажите Керноркяну, чтобы не терял времени, я прихвачу шмотки и на его долю.

– Остальные подтянутся завтра ближе к полудню. Будьте осторожны, Ретанкур. Один укол – и через два дня вас нет.

– Ясно.

Адамберг обошел сотрудников и раздал указания. Керноркяну и четырем бригадирам – отправиться в Алес и организовать слежку за Ришаром Жаррасом и Рене Киссолем. Вуазне – ехать в Фонтен-де-Воклюз и Куртезон вместе с Ламаром и шестью агентами, установить наблюдение за Луи Аржала, он же малыш Луи, без ноги, Марселем Корбьером без щеки и Жаном Эскандом, он же малыш Жанно, без ступни. Фруасси – отследить сигналы GPS-навигаторов и мобильных телефонов Ришара Жарраса и Рене Киссоля начиная с десятого мая, даты первого смертельного укуса. Меркаде – то же самое касательно Аржала, Корбьера и Эсканда. Контроль перемещений всех пятерых в направлении трех последних уцелевших жуков-вонючек – Алена Ламбертена в Сенонше, Оливье Вессака в Сен-Поршере, Роже Торая в Лединьяне.

Адамберг расположился в кабинете Фруасси, чтобы наблюдать за передвижениями Ришара Жарраса и Рене Киссоля.

– Судя по тому, что я вижу, ваши два старика никуда из Алеса практически не выбирались, – сказала она. – У них нет GPS-навигаторов. А если смотреть по мобильникам – по одному на семью, – то ничего, кроме небольших перемещений по городу, я не обнаружила. К тому же это могут быть не они, а их жены. Их жены тоже под подозрением или нет?

– Нет. Это не та месть, которая передается от одного члена семьи другому.

– Они по старинке обычно пользуются стационарным телефоном. А вот двадцать седьмого мая в шесть часов пять минут вечера Ришар Жаррас звонил своей супруге из Салендра: это в нескольких километрах от Алеса, правда, не в сторону Нима. Он вернулся в Алес в девять часов. Ничего такого, что указывало бы на его поездку к старикам из банды пауков-отшельников.

– Если только они не оставляли свои телефоны дома, что было бы разумно.

– Даже необходимо.

Меркаде тоже не получил никаких существенных результатов в Фонтен-де-Воклюз, где Луи Аржала и Марсель Корбьер жили через три улицы друг от друга. Как и укушенные из Алеса, эти двое перемещались только поблизости от своего дома, только один раз совершили поездку в Карпантра. Жан Эсканд тоже никуда не выезжал из Куртезона, кроме единственного путешествия в Оранж.

– За покупками или к врачу, – заключил Меркаде, – а может, по каким-нибудь бумажным делам. Ни один из них не сделал ни шагу в сторону Нима. Разве что они не брали с собой мобильники.

– Что было бы разумно, – повторил Адамберг.

– Так поступают все.

– Вы оставляете мобильник дома?

– Конечно, комиссар, чтобы полицейские не сели мне на хвост.

– Надо думать, наши пятеро укушенных – тоже.

– Если это вообще они.

– А что по поводу изнасилований?

– Слишком много всего, – вздохнул лейтенант. – Хотя это только те случаи, о которых заявили жертвы. В пятидесятых годах, когда женщины даже не решались подать жалобу, зафиксированы два подобных преступления.

– В самом Ниме?

– Да.

– Когда?

– Один случай – в пятьдесят втором. В это время Клаверолю и Барралю было двадцать, Ландрие – девятнадцать, Миссоли – семнадцать лет. Ламбертену и Вессаку соответственно восемнадцать и шестнадцать. Первые трое – это те, которых застукали в спальне у девочек?

– Да.

– Я упомянул о них, потому что другие, на мой взгляд, были слишком молоды, чтобы пойти на такое дело: Оберу, Дювалю и Тораю исполнилось пятнадцать лет, Менару – четырнадцать.

– Ну, и такое бывает. Групповая динамика.

– Девушка описала молодых людей, но не мальчишек. Общая деталь с изнасилованием восемьдесят восьмого года – ловушка с пикапом. И то, что парней было трое. Ей было семнадцать. Она впервые вышла развлечься вечером, немного выпила, возвращалась домой пешком. Идти всего ничего, каких-нибудь пятьдесят метров. Ее зовут Жослина Бриак.

– Вполне возможно, Ландрие одолжил пикап у приятеля.

– Жослина решилась рассказать об этом спустя две недели, никаких пригодных улик уже не осталось. Единственная деталь: один из негодяев прокололся, он сказал: “Твоя очередь, Сезар, путь свободен!” Потому что, комиссар, она тоже была девственницей. Конечно, в этих краях Сезаров пруд пруди, но все же это может указывать на Сезара Миссоли.

– Клавероль – главарь, он первый в очереди. Сезар Миссоли – за ним.

– А третий?

– Она сказала, что он лег на нее и стал двигаться. Но в действительности он ничего не делал, а остальные двое посмеивались над ним.

– Вероятно, Обер или Дюваль. Обоим было тогда всего пятнадцать. Это они, Меркаде, но доказательств у нас нет. А другое изнасилование?

– Оно произошло годом позже, тоже в Ниме. Вероника Мартинес. За месяц до того, как Миссоли покинул приют. На сей раз их было только двое, и они перемещались пешком. Они затащили девочку в какое-то здание. Тут тоже нет никакой возможности что-то выяснить. Надо сказать, комиссар, что в пятьдесят третьем году полицейские особо не занимались изнасилованиями. Правда, я обратил внимание на одну деталь: оба парня, сказала она, пахли велосипедной смазкой.

– Вероятно, один из велосипедов сломался по дороге.

– Вот и все, что у нас есть. Эти две девочки, Жослина и Вероника, в отличие от Жюстины Повель, не знали нападавших. Так зачем было убивать их спустя шестьдесят лет?

– Предположим, что один из парней попал под подозрение в другом изнасиловании, случившемся намного позже. И что одна или вторая узнали его по фотографии в газете.

– Возможно.

– Я поручил Фруасси столько работы, что у нее не было времени просмотреть судебные дела жуков-вонючек.

– Комиссар, а почему вы не распределили работу между нами?

– Потому что это было до сегодняшнего утреннего совещания, лейтенант. Я не знал, с нами вы или нет.

– Заговор отшельников, – произнес Меркаде с улыбкой. – Вы с Вейренком, потом Вуазне. Я знаю, где заговорщики собирались по вечерам. В “Гарбюре”.

– Вы за мной следили, лейтенант?

– Мне очень не нравилась здешняя атмосфера. Я завидовал.

– Чему? Заговору или супу?

– И тому и другому.

– Вы любите гарбюр?

– Никогда не пробовал.

– Это суп бедняков. И уж точно нужно любить капусту.

Меркаде слегка поморщился.

– Кстати говоря, – продолжал он, – я признаю, что доклад Вуазне о ядовитых жидкостях животного происхождения был блестящим, но ни за что не поверю в то, что пострадавшая женщина мечтает убить насильника паучьим ядом. Использовать змеиный яд – это понятно. Вертикальная поза змеи, насильно впрыснутая жидкость – это, худо-бедно, можно понять. И получить яд змеи вполне реально. Но применять яд паука – нет, этого я совсем не понимаю.

– Я тоже, – признался Адамберг. – Но все же посмотрите, нет ли среди найденных вами женщин биолога или, например, зоолога. Или сотрудницы марсельской больницы Сент-Розали. Один из пострадавших работал там двадцать восемь лет: он закупал лекарственные препараты. Это наша единственная приемлемая версия, да и она тоже так себе.

– Кто этот человек?

– Ришар Жаррас. Ни слова об этом, лейтенант Ретанкур уже наблюдает за ним. Вуазне сел на хвост еще троим в Воклюзе. Круглосуточное наблюдение в три смены, ни один не должен выйти из дому незамеченным.

– А если убийца снова проявится только через месяц?

– Ну, значит, будем следить месяц.

– Выматывающая работенка, – вздохнул Меркаде. – Конечно, только не для Ретанкур.

Меркаде в любом случае был освобожден от слежки за объектами. Безнадежное дело поручать наблюдение парню, который засыпает каждые три часа.

– Почему версия Жарраса приемлема, но так себе?

– Центр токсикологии в Марселе заказывает противоядия в “Мередиал Лаб”, в пенсильванском филиале. Или в филиале в Мехико.

– И яды хранятся там.

– Но Жаррас ни разу не был в Штатах.

– Это не очень хорошо.

– Хиловато, как говорит Фруасси.

– По поводу чего она это говорит?

– По поводу дрозда.

– Он мог воспользоваться поддельным паспортом. Не дрозд, Жаррас.

– А как это узнать?

– Для начала поискать в архиве, где хранятся фальшивые документы.

– Но там их тысячи.

– А если по фотографии? – предложил Меркаде, которого совершенно не прельщали обычные кропотливые поиски.

Меркаде, как и Фруасси, воспринимал изучение миллионов тропинок в интернете как увлекательную прогулку, он совершал ее с головокружительной скоростью, выбирая то окольные дороги, то непроторенные тропки и кратчайшие пути, словно беглец, который, чтобы срезать путь через поле, виртуозно проползает под колючей проволокой. Ему это нравилось. И чем грандиознее была задача, тем больше она его привлекала.

Адамберг вошел к себе в кабинет и закрыл за собой дверь: ему нужно было кое-кому позвонить. После отъезда пяти лейтенантов и десяти бригадиров в конторе стало тихо. Хотя Данглар, скорее всего, заперся в своем логове, Адамберг не хотел, чтобы майор случайно услышал, как его начальник ищет яд по всему городу.

Он бился целый час, пока чиновники разного уровня шаг за шагом выводили его на компетентного человека, затем отправился к Меркаде.

– Ничего, – сообщил он, швырнув на стол мобильник, как будто именно из-за него потерпел неудачу.

– Будете так бросать, разобьете экран телефона, – заметил Меркаде.

– Он и так уже треснул. Это телефон кота. Я хотел проверить в других местах, но яда нет ни в Музее естественной истории, ни в Институте Пастера, ни на медицинском факультете в Гренобле.

– Со своей стороны я тоже провел небольшое исследование на территории страны за последние двадцать лет: ни намека на подпольную лабораторию паучьего яда или хотя бы змеиного. Кому придет в голову развлекаться, добывая яд паука-отшельника? – подытожил Меркаде, отпихнув клавиатуру.

Адамберг тяжело опустился на стул и, запустив пальцы в волосы, стал монотонно, раз за разом, зачесывать их назад. Так он делал всегда, когда пытался привести в порядок свой внешний вид – правда, у него это не получалось – или когда хотел прогнать усталость. Есть от чего утомиться, подумал Меркаде: три убитых старика, пятеро подозреваемых – бывших воспитанников приюта, да еще куча изнасилованных женщин, о большинстве из которых мы ничего не узнаем. Не говоря уже о том, что способ совершения убийств до сих пор непонятен.

– Ретанкур и Вуазне сели им на хвост, – повторил Адамберг. – Рано или поздно один из них проявит себя. Не сегодня, так завтра.

– Комиссар, может, вам отдохнуть? На подушках наверху? – предложил Меркаде. – Черт, чуть не забыл! – с досадой произнес он, вставая: вспомнив о подушках и, соответственно, о комнате, где стоял автомат с напитками, он сообразил, что пора идти за кормом.

– У вас есть идея, лейтенант?

– Кот. Пора его кормить. Только представьте, что мне устроит Ретанкур, когда вернется и заметит, что Пушок похудел!

– Можно и попозже, не беда.

– Не вариант. Больше нельзя откладывать вечернюю кормежку, а я и так уже задержался, – заявил Меркаде, направляясь к столу Ретанкур и доставая из ящика кошачий паштет.

Пушок, как бы ни был голоден и недоволен тем, что ужин запаздывает, ни за что на свете не покинул бы свое место, чтобы пройти целых семь метров и потребовать свою порцию еды. Он степенно ждал, когда за ним придут к его ксероксу.

Меркаде повесил кота на руку и взбежал по лестнице на второй этаж в комнату, где стояли автомат с напитками и кошачья миска и лежали три голубые подушки.

Фруасси, слегка раскрасневшись, как раз шла к ним в сопровождении Вейренка, когда Меркаде спустился вниз, таща сытого урчащего кота, которого осторожно уложил на ксерокс. На аппарате ничего не копировали, разве что в самом крайнем случае, потому что это было законное место кота. Но ксерокс не выключали из сети, чтобы крышка не остывала. Адамберг на секунду подумал, что жизнь в комиссариате устроена слишком сложно. Может, он чересчур ослабил узду, когда позволил Вуазне держать на столе журналы по ихтиологии, коту – оккупировать ксерокс, Меркаде – отсыпаться на подушках, Фруасси – делать в шкафу продовольственные запасы на случай войны, Мордану – увлекаться сказками о феях, Данглару – досаждать всем безграничной эрудицией, Ноэлю – проявлять сексизм и гомофобию, а своему разуму – плыть по воле волн?

Глядя, как к нему подходит Фруасси с папкой в руках и в сопровождении Вейренка, он снова запустил пальцы в волосы.

– Что происходит? – спросил он, и собственный голос показался ему потухшим.

– У Вейренка возникли вопросы.

– Ну и хорошо, Луи. Потому что у меня сегодня ветер дует в голове. От него мозги приходят в негодность.

– Зато я накопала кое-что по поводу бандитов из сиротского приюта, которых уже нет в живых, – подхватила Фруасси. – Помните? Тех, что умерли до нападения пауков?

– Да, – ответил Адамберг. – Их четверо.

– Сезар Миссоли, Дени Обер, Колен Дюваль и Виктор Менар, – перечислила Фруасси. – Вейренк подумал, что если жертвы задумали отомстить банде, то нелогично было позволить остальным умереть своей смертью.

– Либо месть по полной программе, либо это вообще не месть, – поддержал ее Вейренк.

– И что? – спросил Адамберг, подняв голову.

– Сезар Миссоли погиб рядом со своей виллой в Больё-сюр-Мер, в Приморских Альпах: ему выстрелили в спину. Преступление осталось нераскрытым. Поскольку он вращался в мафиозных кругах Антиба, решили, что кто-то свел с ним счеты.

– Когда, лейтенант?

– В девяносто шестом году. Двумя годами позже Дени Обер упал со своей крыши, которую ремонтировал. Фиксатор раздвижной лестницы был плохо закреплен. Происшествие квалифицировали как несчастный случай.

Адамберг стал ходить кругами по комнате, заложив руки за спину. Он закурил одну из последних сигарет Кромса, из которой наполовину высыпался табак. Надо купить новую пачку для сына, чтобы потом стащить из нее еще пару штук. Ему не нравился этот сорт, он был слишком крепкий, но сигарета ворованная: что досталось, то и кури. Вейренк улыбался, прислонившись к столу Керноркяна и скрестив руки на груди.

– Прошло еще три года, – продолжала Фруасси. – В две тысячи втором настал черед Виктора Менара, автомеханика, обожавшего мощные мотоциклы. В то время у него был мотоцикл с двигателем шестьсот тридцать кубических сантиметров, на котором он гонял с максимальной скоростью. На скользкой дороге он почти неуправляем.

– Скользкой?

– Покрытой моторным маслом на отрезке длиной четыре метра, на крутом повороте. Боковой снос на скорости сто тридцать семь километров в час. Шейные позвонки переломаны, рычаг тормоза в печени. Мужик скончался. Само собой, дорожно-транспортное происшествие. Наконец, Колен Дюваль, год спустя, в две тысячи втором. По воскресеньям он ходил за грибами там же, в Приморских Альпах, и знал заповедные места. Был опытным грибником. Резал ножки тонкими ломтиками, нанизывал на нитку и развешивал сушить на улице в ясную погоду. Жил один и сам готовил. Однажды в ноябре, когда прошло уже довольно много времени после грибного сезона, у него начались сильнейшие боли в животе. Он не особо встревожился, поскольку собирал только губчатые грибы и хорошо в них разбирался. Спустя два дня ему полегчало, и он окончательно успокоился. Потом произошел рецидив, и, несмотря на госпитализацию, через три дня он скончался от печеночной и почечной недостаточности. Анализы показали присутствие в организме альфа- и бета-аманитинов – токсинов бледной поганки. У нее светлая ножка и плоская шляпка, как у некоторых губчатых грибов, и ее легко подбросить в полную корзинку. Но гораздо более верный способ – спрятать ломтики поганки среди кусочков других грибов, развешенных для сушки. К вашему сведению, – добавила Фруасси, заглянув в свои заметки, – половина шляпки бледной поганки смертельна для человека.

– Три смерти вполне сошли бы за несчастный случай, одна – за сведение счетов, – подвел итоги Вейренк, – но только если бы мы не знали, что парни входили в банду пауков-отшельников. Следовательно, это не совпадения и не несчастные случаи. Это убийства.

– Стрельба по мишеням, причем очень точная, – согласился Адамберг. – И это означает, что жертвы пауков не ждали семьдесят лет, чтобы отомстить.

– Но внезапно они остановились, – заметил Меркаде. – Убийства прекратились. А ведь они уже уничтожили четырех жуков-вонючек, все получилось прекрасно, никто ничего не заподозрил. Да и кому бы это пришло в голову? Но нет, они бездействуют целых пятнадцать лет, а в последние месяцы снова берутся за свое, прибегая к бесконечно сложной, неизвестной ранее методике.

– Латентный период слишком затянулся, – пробурчал Адамберг.

– А почему? – спросила Фруасси.

– Потому, лейтенант, что нужно было отработать эту бесконечно сложную, неизвестную ранее методику.

Фруасси с сомнением покачала головой.

– Да, Фруасси, да, – продолжал Адамберг. – В конечном итоге их что-то не устроило в способах, которыми они убивали раньше. Око за око, зуб за зуб, помните? Равная цена, схожие действия – вот что самое важное, и это старо как мир.

– Цена показалась неравной, – подхватил Вейренк. – Четверо первых, конечно, умерли, но когда враг выкалывает вам глаз, а вы в ответ отрезаете ему ухо, такая месть оставляет желать лучшего. Паучий яд против паучьего яда – это да.

– И все эти пятнадцать лет они искали средство накопить достаточное количество яда, чтобы вколоть его?

– Наверное, так и есть, – проговорил Адамберг. – Иначе у нас все разваливается.

– И для этого Жаррас наугад ищет контакты в Мехико? – спросила Фруасси.

– Не сыпьте соль на рану, лейтенант. Как бы там ни было, они добились своего.

– И за четырнадцать лет накопили достаточно яда, чтобы убить троих. Вероятнее всего, им хватит и на троих оставшихся.

– Яд животного происхождения хорошо хранится?

– Я посмотрел. В некоторых случаях до восьмидесяти лет, лучше всего его замораживать, – сообщил Вейренк. – Но я говорю о змеином яде. Насчет пауков-отшельников ничего сказать не могу.

– Про пауков-отшельников никто ничего не знает, – со вздохом заметил Меркаде. – Это нормально, потому что они никому не мешают.

Комиссар с удовольствием потянулся. Ветер перестал свистеть у него в голове и выдувать мысли.

– Может, по тарелочке гарбюра? – предложил Вейренк.

Лейтенант питает к Эстель более определенный интерес, чем ему самому кажется, решил Адамберг. Это как бы ненароком брошенное предложение говорило о том, что Вейренк не хочет идти туда один, чтобы не слишком привлекать к себе внимание. Ведь накануне Эстель вела себя довольно сдержанно.

– Я готов, – сказал комиссар, хотя после этих трудных дней предпочел бы вытянуть ноги, положив их на решетку камина, и попытаться подумать. Или хотя бы перечитать записи в блокноте.

– Я тоже, – поддержал его Меркаде, закрывая компьютер.

– Гарбюр – это вкусно? – поинтересовалась Фруасси, весьма требовательная к качеству еды.

– Потрясающе вкусно, – заверил ее Вейренк.

– Только нужно любить капусту, – уточнил Адамберг.

Глава 24

Меркаде и Фруасси заглянули в супницу, которую принесли Адамбергу и Вейренку, и заказали курицу в горшочке а-ля Генрих IV. После того, как Вейренку стало ясно, что банда жертв двадцать лет вела войну с бандой пауков-отшельников, тучи рассеялись. Все встало наконец на свои места. Хронологические вопросы, психологические составляющие и технические загадки выстроились в нормальном порядке. Исчезло и неприятное ощущение, вызванное этим названием, – паук-отшельник. Оставалось только дождаться, когда вернутся из командировки Ретанкур и Вуазне: срок уже близился. На сей раз комиссар сам с удовольствием разлил по стаканам мадиран.

Вейренк опять сел на другое место, теперь уже спиной к стойке. Сегодня он решил не ходить за кофе и сахаром. Меркаде попробовал гарбюр, без сожалений оставил его в тарелке, и завязался долгий сумбурный разговор о расследовании, ядах, пауках, Мехико, отсутствии у кота интереса к дроздам, жуках-вонючках из приюта “Милосердие”, уже семерых убитых, банде жертв.

– Все правильно, в приюте эти дети настрадались, – рассуждал Меркаде, – но, повзрослев, они тоже не стали пай-мальчиками.

– Кто много страдал, заставит страдать других, – отвечал Вейренк.

– Да я уж понял. В итоге они стали убийцами.

– Причем очень расчетливыми. Никогда еще не встречал такого неиссякаемого упорства. С возрастом могли бы поостыть, но нет.

Подошла Эстель, положила даже не ладонь, а один палец на плечо Вейренка и поинтересовалась, не пора ли уже нести томм. Конечно, самое время, сказал он.

– Который час? – спросил Адамберг.

– Половина двенадцатого, – ответил Вейренк. – Ты уже всех замучил этим вопросом.

– Значит, Ретанкур уже три часа как на месте. А Вуазне с ребятами – два часа.

– Передохни немного, Жан-Батист, – тихонько попросил Вейренк.

– Да.

Мобильник Адамберга зазвонил в тот момент, когда Меркаде резал сыр.

– Это Ретанкур, – проговорил он, торопливо схватив телефон.

– Комиссар? Надеюсь, вы еще не спите. Извините, я знаю, уже поздно, простите, пожалуйста. Это мадам Руайе-Рамье. Ирен Руайе. В общем, Ирен.

– Я не сплю, Ирен. У вас проблемы? Вам опять кидают камни в окна?

– О нет, комиссар. Все куда серьезнее.

– Я вас слушаю.

Адамберг нажал на кнопку громкой связи, и все отложили приборы.