Рогора. Ярость обреченных Злотников Роман

Перед выходом на прясло я на пару секунд замер. Не хочется это признавать, но при виде открывшейся картины меня на мгновение парализовало от ужаса — вся площадка за парапетом завалена трупами и отсеченными конечностями. И выглядит это действительно жутко.

С ног до головы забрызганные кровью лехи столпились у лестниц. Несмотря на частую и точную стрельбу ени чиры — сейчас они бьют не залпами, а одиночными, тщательно целясь, — шляхтичи с отчаянной яростью продолжают рубить руки и головы поднимающихся заурцев. Но меткие выстрелы врага то тут, то там выбивают смельчаков, уже занесших свое оружие для удара, и везунчик азеп успевает вскочить на стену. Он бьется с отчаянной решимостью обреченного, погибает в первые же секунды — но короткая схватка дает время его товарищам подняться, и за спиной павшего оказывается по два азепа, а за спиной двух — уже четыре.

Небольшие группы врага истребляются с особой свирепостью, сдерживать их напор помогают ближние к месту схватки стрельцы. Но большинство их засели за зубцами и перезаряжаются — чтобы, закрыв наконец набитую порохом крышку полки, на мгновение высунуться и разрядить огнестрел по скопившимся внизу азепам. Или в сторону ени чиры. Правда, последние уже сломали строй и рассредоточились по полю, перестав быть такими уж удобными мишенями.

Все это я успеваю отметить за несколько ударов сердца. Придя в себя, коротко командую:

— По одному «гренадеру» и бойцу с факелом на лестницу. Помните — нужно выждать две секунды после поджога, а метать на третьей! Иначе запал не прогорит, и трубку вытащат из ядра!

Воины отвечают согласным гулом.

— Вперед!

Я добегаю до крайней из приставленных лестниц, пятой по счету на этом участке стены. За спиной — во рву — уже раздалось два глухих взрыва, которым вторит жуткий вой раненых и покалеченных. Но рухнула только одна лестница.

— Еще! Еще взрывайте!!!

Услышали они мой бешеный крик или нет — шум битвы все перекрывает, — но надеюсь, что догадаются. Так, все, остановка: впереди с поднявшимися на стену азепами отчаянно рубится тройка лехов. Заурцев уже четверо — а нет, трое: замыкающий упал, получив в спину кусок горячего свинца. Судя по пороховой вспышке, стреляли из ближней башни.

Резво сбрасываю со спины мешок с пятью ядрами — больше не вошло. Так же резво распутываю завязки с горла и достаю первую бомбу.

— Зажигай!

Незнакомый мне боец (в добровольцы шли стражи из всех сотен) молча протягивает факел левой рукой. Правой же он нацеливает самопал под срез парапета и через мгновение разряжает его в голову показавшегося азепа. Последнего сбрасывает вниз…

Запальный фитиль, утопленный в деревянную трубку, весело зашипел. Спина мгновенно становится мокрой — еще ни разу мне не приходилось сжимать в руках бомбу с горящим запалом и ждать… Отчего-то кажется, что рванет она именно в руках.

— Раз, два…

На «три» что есть силы швыряю ядро через парапет — от лестницы нас уже оттеснили; мой боец выронил факел и, вырвав саблю из ножен, в паре с уцелевшим лехом отчаянно рубится с наседающими заурцами. На площадке их уже пятеро…

Взрыв!!!

Ядро бабахнуло внизу неожиданно громко — и, судя по крикам боли, заурцам досталось знатно. Вот только лестница как стояла, так и стоит.

— Потесните их! Хоть на пару секунд!!!

Трясущимися от напряжения руками хватаю второе ядро и поджигаю запал. Уже без счета высовываюсь за ближний зубец — парни, отчаянно заработав клинками, отыграли мне пару шагов — и, высунувшись по пояс, швыряю бомбу под основание лестницы.

Есть! Рывком отпрянув, судорожно хватаю воздух ртом — я был прекрасной мишенью и осознавал это. Но пронесло…

Взрыв!!!

На этот раз бабахнуло чуть тише, скорее, гулко, а следом раздался оглушительный треск. На мгновение показавшийся над парапетом азеп отчаянно взмахнул руками, словно ища опоры, и рухнул вниз, вместе с остатками лестницы.

Уцелевшие азепы в ярости усилили нажим. В воздух взлетела отрубленная голова леха — его шпага застряла в пронзенном мгновением раньше заурце. Еще один сбил наземь моего соратника: враг успел нырнуть под размашистый сабельный удар и коротко уколоть ятаганом.

Бойницу башни вновь заволокло дымным облачком — пал замыкающий группу азеп — и еще одним. Приподнявшийся над телом поверженного стража заурец, сжимающий в руке кривой, окровавленный кинжал, повалился на живот, а двое уцелевших бросились на меня.

Сабля с легкими шипением покидает ножны, тут же встречая блоком рубящий удар ятагана, одновременно разряжаю самопал в лицо подскочившего слева азепа.

Еще повоюем!

Великий князь Торог Корг.

Кажется, моя идея сработала. Уже шесть из десяти приставленных к южной стене лестниц рухнуло вниз, отчаянная рубка идет у оставшихся — но я уверен, Ируг справится с задачей. Я помню его еще десятником по службе в Степном Волке — крепкий рубака и командир толковый, не зря Аджей двинул его наверх.

— Пан князь! Пан Торог!!!

— Что?!

Развернувшись к запыхавшемуся гонцу-леху, по одному его взгляду понимаю, что случилось непоправимое:

— Ени чиры прорвались за вал. Пан Ясмень просит вашей помощи…

Алпаслан, баш каракуллукчу серденгетчи.

А эти рогорцы (или лехи?!) оказались хваткими парнями, с сюрпризом!

Первая линия азепов целиком полегла под картечными залпами четырех громоздких деревянных пушек и дружным огнем четырех сотен стрелков. Наши воины остались лежать во рву и у подошвы вала, пытаясь прорубиться сквозь излюбленные гиштанцами деревянные укрепления — рогатки. Лишь немногие добрались до гребня, чтобы вскоре погибнуть под клинками врага.

Не завидую я и братьям из линейных сотен ени чиры: прежде чем топчу[11] сбили деревянных монстров с вала, несколько бомб взорвалось прямо посреди их порядков. Да и стрелки врага между атаками первой и второй линий азепов целили именно в моих братьев: надежно укрытый земляным парапетом вала, враг нес гораздо меньшие потери, чем гвардейцы султана.

Но к моменту подхода второй линии азепов огонь вражеских стрелков ослабел. Конечно, часть из них погибла, тем более что, сбив их пушки, наши топчу принялись щедро обстреливать вал, да и порох не бесконечен… И все же мне это показалось не столько странным, сколько даже опасным — нутро прямо-таки завопило о ловушке!

И, увы, предчувствия меня не подвели: как только первая волна азепов поравнялась с парапетом, у основания вала по всему периметру оглушительно взорвалось где-то с десяток земляных орудий. Веер заложенных в них осколков, камня, свинцовых пуль выкосил чуть ли не половину нападавших, а сверху по уцелевшим ударил дружный, слитный залп не менее трех сотен стрелков. И тут же обороняющиеся бросились в атаку, не давая оглушенным и ошеломленным азепам прийти в себя.

Над полем раздался высокий, чистый голос боевого горна.

Сигнал нашей атаки.

— Братья! Вы лучшие бойцы этого мира, вы — серденгетчи, «рискующие головой»! И сейчас мы перебьем этих, — я взмахом ятагана указал в сторону вала, — недостойных шакалов, как слепых щенков!

— Да-а-а!!!

— Алп, твои стрелки идут впереди, в двух шеренгах, перед рвом даете слитный залп. Арыкан, минуем ров — и твои хумбараджи забрасывают врага бомбами, затем следуете за ударными десятками. Байбарс, я атакую вместе с твоими мечниками. Серхат, ты с лучниками все время прикрываешь сзади, вместе со стрелками Алпа. Все, вперед!

Три сотни серденгетчи — по одной от каждой орты — неспешно следуют вперед. В доспехах особо не набегаешься — а лишь «рискующие головой» облачены в пластинчатые панцири и кольчуги. Помимо сабель и ятаганов, мои мечники в большинстве своем вооружены небольшими секирами и булавами. Взгляд, брошенный на воинов, отзывается в душе теплой волной заслуженной гордости — мои серденгетчи действительно лучшие воины во всей орте! Сегодня они докажут, что месяцы бесконечных тренировок прошли не впустую!

Вторая линия азепов покрыла себя бесчестьем — они бежали. Впрочем, натиск противника был действительно яростен, да и потери от подрыва земляных пушек вкупе с залпом в упор были чересчур большими… И все же будь на их месте ени чиры — мы бы не дрогнули. И именно поэтому мы — гвардия.

Уже откатившись от вала, ополченцы пришли в себя. По крайней мере, никто из них не посмел встать на пути серденгетчи. Мы предусмотрительно оставили проходы между сотнями — и азепы втянулись в них, понуро бредя и не смея поднять головы.

— Трусы!

— Мышиное дерьмо!

— Да моя собака храбрее любого из вас!!!

Унизительные выкрики ени чиры действуют на ополченцев словно удары кнута. Пусть еще ниже опустившие головы беглецы и заслужили презрение, но мало кто на их месте смог бы выстоять:

— Эмре, Арым! Вы громче всех оскорбляете их — и я надеюсь, докажете свою храбрость не только словами, но и делом! Я уверен, что вы первыми из сотни подниметесь на вал, верно?!

Выкрики со стороны моих воинов обрываются, словно ножом обрезали. Вот и хорошо — гвардеец должен быть силен не языком и храбрость доказывать в схватке.

— Алп! Расстояние?!

Я и сам вижу, что быстро поднимающиеся по валу воины противника уже находятся в пределах досягаемости огня наших стрелков, пусть и на самых границах. Но сейчас мне важно услышать мнение командира стрелков, и Алп меня не разочаровал.

— В линию!

Тренированные бойцы строятся в одну шеренгу.

— Огонь!!!

Оглушительный треск двух десятков выстрелов — и с вала срываются вниз сразу несколько бойцов врага.

— Алп, я жду еще один залп! Остальные — вперед!

Моя сотня первой отстрелялась и первой сорвалась на бег, опережая «рискующих головой» соседних орт. Но и рогорцы (лехи?) уже целиком укрылись за валом и сейчас спешно перезаряжаются — наверняка хотят достойно встретить нашу атаку.

Между тем мы практически добежали до рва.

— Алп, бейте, как только покажутся над гребнем! Серхат, навесной огонь! Пусть ваши стрелы падают на них, словно с небес! Арыкан, Байбарс — за мной!

Пока запыхавшиеся стрелки строятся у рва, я спрыгиваю вниз. Короткое падение, удар — и остаток внутренней стенки я проезжаю на спине, сбив по пути пару трупов. Земля отсырела от крови ополченцев, вся спина в жидкой грязи — но это нестрашно, сейчас главное скорость.

Над головой бьют сразу два залпа, позади раздается множество громких вскриков. Они мне знакомы — так кричат люди в момент гибели… В ярости сжав зубы, молча устремляюсь наверх, еще быстрее карабкаясь по склону рва. От меня не отстают десятки мечников и метателей гранат.

— Арыкан, давайте!

Десятник не повторяет моей команды: все хумбараджи, самые высокие и крепкие мужчины в сотне, бегом вырываются вперед, более всего спешат отрядные факелоносцы. Через несколько мгновений раздается шипение зажженных запалов — и десяток гранат взмывает в воздух.

— Еще!

Хумбараджи не ждут моей команды, первая партия гранат взрывается точно на гребне вала, а вторая уже взмыла в воздух.

— Байбарс, вперед!

— Арра-а-а!!!

Боевой клич, исторгнутый мечниками ени чиры, сотрясает воздух, в ответ же раздается лишь жиденький залп едва ли из десятка стволов и разрозненный, но явно не многоголосный вопль. Впрочем, ему вторит точно такой же жиденький залп всего в десяток выстрелов из-за нашей спины. Сколько же моих воинов погибло… Они за это заплатят!

Когда нужно, панцирные серденгетчи умеют бегать очень быстро — насыпь в три человеческих роста мы преодолеваем едва ли не за тридцать ударов сердца. Ноги даже не устают — я крепко учил своих воинов и занимался вместе с ними, нам подобное препятствие на зубок.

Уже перед самым гребнем жестом приказываю остановиться, одновременно вытащив из-за кушака самопал. Моему примеру следуют еще семь бойцов — все, кому хватило денег купить столь редкое и дорогое в наших краях оружие.

Как я и предполагал, противник ждет нас — они собирались сбить нас огнем в упор. А вот не получилось! Как только над гребнем показался самый любопытный враг (а где же только что топавшие по склону ени чиры?), я тут же разрядил самопал ему в голову. Это послужило сигналом: стрелки врага не выдержали напряжения и показались над гребнем, сжимая огнестрелы в руках, но по ним тут же ударили бойцы Алпа. Отстрелялись и мы. Немногих удалось убить — все же земляной гребень служит неплохой защитой, — но прицелиться мы врагу не дали. Встречный залп задел всего четверых мечников.

— Арра-а-а!!!

С яростным боевым кличем мы взбираемся на гребень — и врубаемся в ряды изготовившихся к схватке бойцов врага.

Ближайший ко мне воин атакует стремительным уколом шпаги. Удар по клинку снизу-вверх — поднимаю его, «раскрыв» противника, и тут же рублю по диагонали сверху: острие ятагана рассекает шею врага.

Блоком лезвия встречаю удар, прихватываю левой за сжимающую шпагу кисть — и пяточка рукояти находит челюсть противника в восходящем ударе, обратным движением режу горло атаковавшего меня бойца. Почему-то отмечаю пшеничные усы и соколиные перья на роскошной шапке из куньего меха.

Следующий воин отчаянно забивает пулю в тюфенги — он даже не успевает вскинуть его для защиты, с рассеченной головой опрокинувшись на спину. Все!

Быстро оглядываюсь: схватка закончилась практически по всему периметру вала. Лишь несколько разрозненных групп рогорцев (лехов?! пора бы все-таки уже узнать, с кем воюем!) продолжают сдерживать натиск «рискующих головой». Но пространство вокруг меня полностью очищено от врага — если не считать сотни четыре бойцов, построенных перед валом и ощетинившихся копьями. А за их спинами держится еще где-то под сотню всадников.

— Слушай команду! Перезаряжай трофейные тюфенги — и огонь по копьеносцам! Пробьем азепам тропинки в их рядах!

Великий князь Торог Корг.

Сотня лучших бойцов стражи, что когда-то воевали бок о бой со мной, а после стали кирасирами Аджея. Я знаю каждого из них в лицо, я помню их еще зелеными юнцами… Воины уже оседлали коней и построились в две ровные шеренги, словно на параде, их глаза устремлены на меня, и в них читается готовность следовать за мной прямо в пекло, готовность выполнить любой приказ. Такое подчинение рождает лишь бесконечная вера в командира — и от осознания этого в душе рождается целая буря чувств. Но главное из них — гордость за своих воинов и за себя.

А ведь как я волновался, глядя им в глаза всего пару дней назад…

— Вы всё знаете, но скажу вам еще раз: я доверился лехам и сдался с остатками гарнизона в Волчьих Вратах, когда наша гибель была неизбежна. Но я не мог обречь жену и сына на голодную смерть в заваленных катакомбах и потому с радостью позволил лехам себя обмануть. Они обещали сохранить жизнь сдавшимся, обещали почетный плен под королевские гарантии — но вместо этого вынудили моего отца, короля Когорда, сдаться им, пригрозив казнить мою семью. Это моя вина.

Вы знаете, что они обманули короля, подло захватили его при обмене — и спровоцировали моего названого брата Аджея Корга на атаку, заранее подготовив ловушку! Они разбили войско Рогоры, практически уничтожили его — а я даже не смог отомстить предателю, ударившему отца в спину!.. Это моя вина.

Вы знаете, что после всего этого я принял титул великого князя из рук Якуба, короля лехов, и пришел в родную землю с войском врага. Вы знаете, что я помог им без боя занять Рогору — хотя я руководствовался лишь желанием избежать лишней крови. Но мы пришли сюда — и герцог Бергарский был уверен, что не сможет взять крепость, а значит, не сможет подчинить и Рогору. И тогда я был готов драться с названым братом и убить его, чтобы стать единственным наследником отца и приказать вам сложить оружие — потому что моя семья по-прежнему в заложниках и, потерпи Бергарский неудачу под стенами Барса, моих ближних ждала бы жестокая смерть. Вы это знаете.

Я трижды предатель: я предал память отца, предал Рогору, предал названого брата. Более того, я предал самого себя и дело, которому служил. И все ради того, чтобы спасти свою семью. Заслуживаю ли я вашего уважения? Нет. Заслуживаю ли я прощения? Нет. Может быть, лишь понимания…

Но также вы знаете, что через два дня у стен Барса появится войско Заурского султаната, войско мамлеков. Они покорили половину Востока, они наступают в Гиштании, теснят ругов, теперь же решили покорить и Рогору. И если мы не остановим их, заурцы сгонят уцелевших воинов в свое войско и бросят их на своих врагов, а всех женщин возьмут силой и заставят рожать им детей! Вы знаете их обычаи и как они ведут себя на захваченной земле, знаете, что, если мамлеки возьмут верх, Рогоры не станет!

И сил выстоять в этой борьбе в одиночку у нас уже нет. Нам нужна помощь лехов, нам нужна помощь Бергарского и короля Якуба. Я присягнул Республике и вынудил принять присягу своего названого брата Аджея Корга… Только так мы сможем сохранить если не полную независимость, то хотя бы самих себя.

Но, даже объединив силы сейчас, мы не выстоим в Барсе — в крепости слишком мало припасов, а блокировав здесь войско, заурцам будет достаточно обстреливать нас из мортир да морить голодом. И прорваться мы тоже не сможем — сегодня Барс находится слишком далеко от обжитых земель. Потому в крепости остается только небольшой гарнизон, потребный для защиты замка, — он задержит врага и выиграет время, пока основная армия отступает к Лецеку.

Судьба гарнизона предрешена, вряд ли кто из нас уцелеет. Я говорю «нас», потому что я возглавлю оборону — только мне подчинятся и лехи и рогорцы. И именно я должен сделать это во искупление собственного предательства… В крепости остаются лишь добровольцы, я обращаюсь к вам, потому что мне нужна сотня латных всадников на случай вылазки. Если среди вас найдутся те, кто готов драться под моим началом, — шаг вперед. Если…

Мою речь обрывает громкий звук сделанного шага — точнее, четырехсот шагов. Ибо все две сотни воинов единым монолитом шагнули вперед. На мгновение у меня перехватило горло…

— Воины, час настал. Враг прорвался за вал и сейчас истребляет наших ополченцев прямо под стенами замка. Мы должны помочь им отступить в крепость. Гойда!

— Гойда!!!

Вскочив в седло крупного черного жеребца (назвал Вороном в честь съеденного в Волчьих Вратах скакуна), ткнул его каблуками сапог в бока. Выучившись ездить верхом в степи, я легко обхожусь без шпор — и Ворон послушно подается вперед, подчиняясь приказу.

— Ворота!

Бойцы второй хоругви лехов спешно поднимают на северную стену четыре уцелевших орудия. Ну да, стрелков среди них немного, да и вооружены они в основном самопалами, эффективными лишь на близкой дистанции. А вот с пушками можно попробовать сбить врага с вала.

Десяток оставшихся у ворот воинов спешно разводят створки, пропуская мой отряд.

— Пошел!

Более сильный толчок каблуками, команда — и перешедший на легкую рысь Ворон проносит меня через отрытую арку. Следом не отрываясь едут кирасиры.

Справа раздается призывной сигнал — панцирная сотня пана Ясменя, укрывшаяся до того во рву, вливается в наши ряды. Старый вояка правильно попридержал людей — объединенный удар будет более сильным, да и момент для атаки сейчас наиболее благоприятен.

Заурцы, оседлав гребень вала, безнаказанно расстреливают наших пикинеров-ополченцев, по всему фронту их теснят вооруженные копьями азепы. Тоже ополченцы, но лучше вооруженные и снаряженные, имеющие больше боевого опыта… Именно сейчас между земляной стенкой и строем пикинеров их набилось не менее пяти сотен — и именно сейчас мы, на скаку огибая вал с восточной оконечности, заходим им точно во фланг!

— Гойда!!!

Залп самопалов пробивает широкую просеку в строю азепов, в последний миг успевших развернуть копья в нашу сторону. И потому в первые секунды наш таранный удар встречает лишь кучка уцелевших копейщиков, разрозненных и неспособных оказать реального сопротивления.

Древко пики ощутимо дергается и тут же наливается непривычной тяжестью — сноровисто вырываю граненый наконечник из тела заурца и бросаю Ворона вперед. Очередной противник нацеливает острие копья в грудь жеребца — увожу коня в сторону и с силой вонзаю пику в присевшего на колено врага.

Скакун делает чересчур резкий рывок влево, и я не успеваю вытащить копье, застрявшее в животе врага. Что же, пришел черед палаша: длинный клинок с хищным свистом покидает ножны — а уже через несколько секунд его сталь обагрилась кровью…

— Бей!

Алпаслан, баш каракуллукчу серденгетчи.

Удушливая вонь пороховой гари забивает нос, ей вторит тяжелый запах крови, повисший над полем боя. Точнее, над площадкой между валом и крепостным рвом, ставшей местом жесткой схватки: азепы насмерть стоят против атаковавших их панцирных всадников и перехвативших инициативу копейщиков врага. Не меньше трети наших ополченцев погибло в момент флангового удара кавалерии, в чистом поле этой атаки было бы достаточно, чтобы обратить наших ополченцев вспять.

Но здесь — не чистое поле, а потому упершиеся в стенку вала азепы не бежали, а продолжили яростно драться, дорого продавая свои жизни. Густая масса воинов, сбившихся в кучу, затормозила, а потом и вовсе остановила атаку всадников. И хотя их пока по-прежнему теснят, стрелка весов боя вновь клонится в нашу сторону — ведь минуя вал и проходя сквозь наши ряды, на помощь бьющимся в окружении спешат десятки воинов.

Руки уже онемели от постоянной перезарядки трофейного огнестрела — сколько я сделал выстрелов? Десять? Двенадцать? Наш огонь на треть проредил число копейщиков врага, да и во фланг панцирным всадникам мы отстрелялись практически в упор. Редкий и неточный огонь со стен крепости нам почти не мешает, а уж когда на гребень поднялась основная масса стрелков ени чиры…

Я только успел забить шомполом пулю в ствол, как вдруг справа раздался оглушительный грохот — в трех десятках шагов. А за ним еще один, уже слева — всего в двух десятках, по панцирю с мерзкими шлепками ударили куски окровавленного мяса. Меня аж передернуло от отвращения — но, подняв взгляд, я осознал, как мне повезло. Зрелище разорванных на куски братьев ени чиры, чьи жизни вырвала залетевшая в густой строй бомба, воистину ужасно, признаться, я успел отвыкнуть от столь страшных картин.

Всего по валу ударило четыре громоздких деревянных пушки, внезапно появившихся на стене. Бьюсь об заклад, противник только что сумел поднять их — будь орудия под рукой, и их пушкари открыли бы огонь значительно раньше.

Короткий взгляд за спину. Нет, топчу еще слишком далеко — до вала им не менее сотни шагов. Да и затаскивать пушки на отвесную земляную стенку, а потом еще и нацеливать их, и все это под огнем противника… Решение приходит с очередным взрывом, слизавшим с гребня вала десяток смешавшихся между собой стрелков Алпа и Серхата.

— Серденгетчи, вперед! Руби их!

— Арра-а-а!!!

Вырвав ятаган из ножен, спрыгиваю вниз. На этот раз падение дается легче — внутреннюю стенку лехи (вал защищали именно они!) сделали не слишком отвесной. Только мягкий удар в стопы и практически удобный спуск, преодоленный на пятой точке…

Первыми на новую опасность среагировали панцирные всадники. Десяток кавалеристов отделился от задних рядов, развернув лошадей в нашу сторону, — но места для разгона им нет.

Легко спружинив от земли, перехожу на бег. Всадники атакуют не строем, я прыгаю вправо, уходя от сабельного замаха вырвавшегося вперед воина, и следующим же прыжком оказываюсь у задних копыт его жеребца. А через секунду лезвие ятагана полосует плоть несчастного животного. Оглушительно взвизгнув, конь падает на бок.

Скачок к наезднику, пытающемуся высвободиться из стремян, — и, прежде чем его сабля описала дугу, блоком закрыв хозяина, мой клинок врубается в нижнюю часть шеи, не защищенную шлемом…

Великий князь Торог Корг.

В тот миг, когда масса ени чиры, спасаясь от пушечного огня, схлынула с вала вниз, в битве настал окончательный перелом. Заурцев и так было слишком много, а теперь, когда к ним присоединились стрелки, их стало едва ли не втрое больше, чем нас. В строю осталось полторы сотни всадников, да менее двух с половиной сотен пикинеров. И сейчас нам нужно успеть отступить к воротам, протиснуться всей массой в узкую арку прохода — всего-то десять шагов — и при этом не позволить врагу ворваться в крепость на наших плечах. А ведь к воротам уже бросилось более полусотни закованных в броню пешцев врага — наверняка лучшие из лучших!

— Ко мне, воины! Ко мне!!! Давай сигнал отступления!!!

Над схваткой повис пронзительный вой рожков; я же, отступив в задние ряды после первых секунд копейного тарана, разворачиваю Ворона назад, увлекая за собой захваченных рубкой кирасир.

— Все за мной! За мной!!!

Жеребец мгновенно срывается на тяжелый галоп, понукаемый резкими ударами пяток в бока, следом за мной из гущи боя вырывается не менее трех десятков гвардейцев. Оставшиеся слишком заняты рубкой с наседающими заурцами — ну и пусть. Три десятка тяжелых всадников разметают полсотни пешцев, как матерый секач свору дворняг. Тем более что у них нет копий!

Ветер бьет в лицо, выдавливая слезы из глаз, а примятая трава, во многих местах окрасившись кровью, сливается в единый чудный узор. Сердце бешено скачет в груди, гоняя по жилам кровь, а руки наливаются яростной мощью — хорошо! С каждым мгновением приближаясь к заурцам, уже не столько спешащим к воротам, сколько убегающим от нас, я вновь ощущаю чудовищный азарт схватки, погони — и хочется орать от восторга!

— Бей!!!

Вот дистанция между нами практически сократилась до самопального залпа. Между тем замедлившиеся враги (ну да, в доспехах не набегаешься) даже не пытаются выровнять строй. Похоже, для них уже все кончено… Что же, в таком случае не стоит тратить драгоценный заряд вторых самопалов…

Резкий окрик командира заурцев — я примечаю его по особому узору на белом колпаке с откинутым назад верхом, — и еще мгновение назад разрозненные воины тут же сбиваются в кучу. Впереди строится полтора десятка стрелков с огнестрелами и самопалами.

— Самоп…

Прежде чем я успеваю достать из кобуры заряженный ствол и отдать команду, враг огрызается залпом. В упор.

Инстинктивно подняв Ворона на дыбы, я жертвую жеребцом, в чье брюхо и грудь ударило две пули. Конь начинает заваливаться назад — но, вовремя освободив ноги из стремян, я успеваю спрыгнуть и откатиться от жеребца, в судорогах бьющего копытами.

Сзади раздается несколько взрывов и вторящие им крики боли — ручные гранаты заурцев остановили атаку гвардейцев, коих не достает залп. А между тем основная масса развернувшихся к крепости всадников еще слишком далеко…

— К бою!

Хрипло выкрикнув команду, разряжаю в сгрудившихся заурцев самопал и кусаю губы от досады — мой выстрел выбил лишь рядового стрелка, а я мог потратить его на командира, державшегося справа! Последний же гортанно проорал приказ и бросился ко мне, увлекая за собой ждущих своего часа мечников…

Короткий взгляд назад — за спиной, пошатываясь, встает лишь десяток бойцов…

— Бей!!!

Первый заурец, плотно сбитый крепыш среднего роста, вырывается вперед, видимо рассчитывая на скорую победу. Вот только палаш раза в полтора длиннее ятагана — и я, мгновение назад устало опиравшийся на клинок, тут же атакую отточенным уколом. Не ожидавшей от меня подобной прыти заурец повисает на палаше, словно насаженный на булавку жук, широко раскрыв от удивления глаза.

Следующий враг подскакивает слева — уже не таясь рублю навстречу, но сталь моего клинка встречает вовремя подставленный блок. Уже через удар сердца противник уходит вправо, скрещивая сталь ятагана с саблей подоспевшего кирасира — а на меня бросается вожак заурцев.

Наши воины сражаются вокруг, но никто не лезет в схватку командиров. Враг, предупрежденный гибелью крепыша, ловко уходит от укола, скакнув в сторону, и следующим прыжком сокращает дистанцию, вплотную приблизившись ко мне.

Шаг назад — противник успевает рубануть по острию палаша, «раскрывая» меня. Быстрый нырок — пропускаю над головой рубящий удар ятагана. Пружинисто распрямляюсь — и, ухватив клинок обеими руками, рублю с разворота, словно мечом.

Страшный удар — он легко бы обезглавил быка, — но заурец умудряется войти в него со скользящим блоком и шагом навстречу. Резкий укол — но враг, уклонившись, пропускает его, одновременно рубанув ятаганом по палашу, и входит на ближнюю дистанцию. От встречного рубящего замаха я отклоняюсь чудом, прогнувшись назад, а в следующий миг заурец со всей силы колет в живот…

Он подобрался слишком близко — ни парировать, ни уйти в сторону я не успел. Лишь в последний миг мне удается ухватить лезвие ятагана свободной рукой — и остановить вражеский клинок, уже прорубивший панцирь и острием погрузившийся в плоть…

Странно, но жгучую боль я чувствую лишь в разрезанной кисти — в животе только неприятное жжение. Смутно знакомое лицо заурца искажается в гневе, он пытается надавить на клинок, я же выпускаю бесполезный вблизи палаш и рву правой кинжал из поясных ножен.

Нисходящий удар обратным хватом заурец встречает предплечьем левой — клинок лишь скользнул лезвием по стали наруча. А через секунду враг рывком тянет ятаган на себя и вниз — оставив меня без пальцев. Дикая боль пронзает сознание, на мгновение померкло в глазах… Уже через удар сердца я вновь ясно вижу — и это стремительно приближающийся к голове изогнутый внутрь клинок.

Олек! Лейра…