Заплатите налоги, госпожа попаданка!
Но ее светлость даже не краснеет.
– Да, прочитала. И тебе советую сделать то же самое. Эта девушка учится в нашей школе, и разве не должны мы думать не только о знаниях, которые ученицы получаю здесь, но и заботиться об их нравственности? А в дневнике девицы часто пишут о том, что не вполне прилично. И разве не должны мы предостеречь их от опрометчивых поступков, на которые они порой решаются по молодости лет? Вот недавно, например, из столичной школы сбежала с кавалером дочь барона Рибона. Кавалер оказался бесчестным и на девице так и не женился. Она с позором вернулась домой и теперь обречена на презрение общества. А если бы в той школе нашелся кто-то, кто знал бы о ее планах, и сумел бы ее остановить? Ее честь была бы спасена.
Надо признать, в ее рассуждениях есть некоторая логика.
– Тем более, – подливает масла в огонь герцогиня, – что на этих страницах есть кое-что и о тебе.
Не очень охотно, но я всё-таки беру в руки толстую тетрадь в кожаном переплете. Почерк у мадемуазель Пикард просто каллиграфический – буковка к буковке, – и читается написанное ею легко.
Большую часть ее приправленного желчью возмущения о том, что она вынуждена в школе общаться с теми, кто ниже ее по статусу, я просто пропускаю. Об этом она не стесняется заявлять и вслух.
А вот ее рассуждения о возможном браке с принцем меня невольно заинтересовывают. Правда, совесть пытается удержать меня от прочтения этих страниц – уж со стороны его высочества Арлет точно не грозит бесчестье, а раз так, то не разумнее ли не знать ее мыслей по этому поводу? И всё-таки взгляд выхватывает несколько строчек.
«То, что Его Высочество не пригласил меня на первый танец, даже хорошо. Он ни за что не стал бы привлекать внимание именно к той, к которой на самом деле неравнодушен. А значит, я должна не завидовать Марисе, а пожалеть её.
Жду-не дождусь того дня, когда принц сделает мне предложение. Хорошо бы это случилось прямо здесь, в его герцогстве. Тогда я вернулась бы в столицу уже в статусе его невесты. Ах, как приятно будет появиться на балу в королевском дворце и насладиться всеобщим восхищением. Конечно, завистников тоже будет много, но что мне за дело до них?
Его Величество уже стар и тяжело болен. Он не способен управлять страной как должно. Быть может, он решится передать власть Его Высочеству? Это было бы разумно.
Ах, какие бы наряды и драгоценности у меня тогда появились! Я, наконец, надела бы тиару, которая на седой голове нынешней королевы смотрится совсем неуместно.
Мы сегодня немного повздорили с Лесанж. Она осмелилась сказать мне, что вчера Его высочество особо выделил на балу графиню де Ламарк. Она думала уязвить меня этим. Но это просто смешно! Мне нет никакого дела до Эжени, потому что наследник престола не может жениться на той, которая всего лишь дочь графа. Это лишит его права на престол, а ни одна женщина этого не стоит.
А вот с магической школой потом нужно будет разобраться. Надеюсь, принц согласится со мной, что дети высшего дворянства должны учиться в особых заведениях, куда не допускаются те, кто значительно ниже их по статусу».
Не могу сказать, что меня сильно задевают ее слова. Что касается меня и принца, она всего лишь написала то, что я знаю и сама. Да и не претендую я на его руку и сердце.
А вот ее резкие слова в адрес короля и королевы меня удивляют.
– Она или слишком отважна, или слишком глупа, если доверяет такое бумаге. Кто угодно мог прочитать это и доложить куда следует.
Но герцогиня не соглашается:
– Нет-нет, она не так проста, дорогая. На дневник была наложена магическая защита – довольно сильная, надо признать. Но что значит какое-то заклинание для сестры Рауля де Ламарка?
28. Эжени. Нападение
За неделю мы расквартировываем почти всех своих драконов. Мой поверенный подготовил очень хитрый договор, согласно которому новые владельцы становятся таковыми только на сто лет, а по истечение этого срока они (ну, мало ли!) или их наследники обязаны вернуть животных к нам на ферму в добром здравии. Обязанностей другой стороны там было предусмотрено столько (поить, кормить, выгуливать), что я была уверена – никто в здравом уме не подпишет этот документ. Но все подписывают и как миленькие! Должно быть, их сердца греет тот пункт, который гласит, что в случае, если в указанный период дракон обратится в человека, то все связанные с этим выгоды (в виде нематериальной дружбы возможного принца или его вполне материальных денежных сокровищ) переходят к новым владельцам.
На ферме остаются только пять особей, среди которых и тот любопытный драконёныш, с которым я познакомилась в прошлый раз.
Сейчас мы с Селестой и Элианой кормим его фруктами прямо в диком саду, что находится рядом с купленным у де Версена лугом. Я смотрю на перепачканные сладким фруктовым соком лица девочек и такую же липкую мордочку маленького дракона и не могу сдержать улыбки. Ну, что тут скажешь – дети!
Месье де Крийон полагает, что общение с драконами развивает магию человека, поэтому время от времени он водит на ферму и своих благородных учениц. Правда, некоторые из них брезгливо морщат свои носики, но возражать не пытаются – чего не сделаешь, чтобы успешно сдать экзамен и получить-таки вожделенный аттестат.
– Ваше сиятельство, а можно, мы назовем его Лябусом? – спрашивает Элиана.
Они, наконец, перестали меня бояться, и хотя держатся с должной почтительностью, но уже не вздрагивают от каждого моего слова и не стесняются сами обращаться ко мне с вопросами.
Я киваю. Лябус так Лябус.
Мы по-прежнему осторожничаем с магическими занятиями – на девочках, как и на мне самой, надеты почти незаметные амулеты, маскирующие магию.
Месье Крийон надеется, что уже к следующей весне Селеста окажется способной на самостоятельную, пусть и весьма простую, магическую практику. Травяные зелья, слабенькие заклинания – всё то, что не требует лицензии, но способно приносить хотя бы небольшой доход. Она могла бы открыть зельевую лавку прямо в поместье. Конечно, она способна на большее, но это большее не дозволяет ей закон.
Я настолько погружаюсь в свои мысли, что вздрагиваю, когда совсем рядом с нами на дороге раздается цокот копыт. Трое всадников несутся прямо к нам. Испуганно разлетаются по сторонам мирно сидевшие на деревьях птицы, клубится пыль.
Они останавливаются в нескольких метрах от нас. Их простая одежда совсем не вяжется с дорогими ухоженными лошадьми.
Я выжидательно смотрю на них, но они не торопятся себя назвать. Один из них – тот, что подъехал ближе всех, седой мужчина – наконец, что-то тихо говорит, но не нам, а своим товарищам. Они подъезжают еще ближе.
От их молчаливой враждебности мне становится страшно. Мы слишком далеко от особняка и фермы, чтобы кто-то услышал наши крики.
– Кто вы такие? – громко спрашиваю я. – Что вам нужно?
Они и не думают отвечать. Самый могучий из них спешивается и вдруг хватает за руку маленькую Элиану.
– Что вы делаете? – я бросаюсь в их сторону, но остальные двое вынимают шпаги из ножен.
– Не советую вам вмешиваться, сударыня! – обращается ко мне седовласый. – Мы вас не тронем, если вы постоите в стороне. Мы заберем только их, – и он кивает в сторону девочек.
Он что, сумасшедший? Я делаю еще шаг вперед, едва не натыкаясь на острую сталь клинка.
– Будьте благоразумны, сударыня! – кажется, он начинает нервничать.
Конечно, наши силы не равны – двое детей и женщина против трёх вооруженных мужчин, – но мы бросаемся в бой.
Я хватаю Элиану за другую руку, не давая амбалу возможности забраться с девочкой на лошадь, и судорожно начинаю соображать, смогу ли я построить портал, через который мы сумеем пройти втроем. Я не уверена в этом, но попытаться стоит.
Селеста заклинанием поджигает сухую траву под ногами лошадей, и те взвиваются на дыбы.
Дракончик тоже не стоит в стороне – он яростно рычит на врагов и, с трудом взлетая на своих маленьких крыльях, пытается напасть на них с воздуха. Ему удается отвлечь одного из нападавших, но остальные двое всё-таки отбивают у нас Элиану.
Амбал заскакивает на лошадь и перекидывает девочку поперек седла, а его товарищ пытается то же самое проделать с Селестой.
Я понимаю – еще несколько мгновений, и они ускачут с девочками прочь, и мы с драконом не сумеем им помешать. Теперь от портала не будет никакой пользы.
– Что вам от них нужно? – кричу я, почти ничего не видя из-за дыма. – Если вам нужны деньги, я отдам вам свои серьги. Они старинные и дорого стоят. Только оставьте девочек в покое.
Но на простых разбойников они не похожи – тех скорее заинтересовала бы я. И приехали они сюда отнюдь не случайно.
Мы проиграли бы этот бой, если бы не неожиданная помощь.
Я слышу зычный голос графа де Версена прежде, чем успеваю разглядеть его самого.
– Немедленно отпусти её!
Граф тоже вооружен, и он прекрасно фехтует, а пытающийся удержать Элиану амбал стеснен в движениях. К тому же, нападавшие никак не ожидали встретить достойного противника, и это тоже играет нам на руку.
Уже через пару минут амбал вскрикивает, пронзенный в правое плечо, а девочка соскальзывает с лошади и бежит ко мне.
А тут как раз вовремя дракону удается укусить лошадь второго всадника, и та, громко ржа, мчится прочь, не реагируя на узду и шпоры.
Версен готов атаковать и третьего противника, но тот предпочитает проявить благоразумие и ретируется с поля боя. Скоро все трое скрываются из вида, и только топот копыт еще долго слышен на лесной дороге.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, – сквозь слёзы говорю я. – Надеюсь, вы не ранены? И как вы здесь оказались?
Я обнимаю девочек, а они, плача, жмутся ко мне. Возбужденный, но явно довольный дракончик прыгает рядом.
– Я направлялся в город по дороге. Увидел дым, потом услышал крики. Нет, я не ранен, не беспокойтесь.
Селеста уже пришла в себя и теперь с помощью очередного заклинания тушит тлеющую траву.
Граф спрыгивает на землю и подходит ко мне.
– Думаю, вы понимаете, ваше сиятельство, что это – не случайное нападение? На таких лошадях разбойники не ездят.
Я киваю. Это вполне созвучно моим мыслям.
– Но что им могло понадобиться от простых служанок? – я стараюсь говорить тихо, чтобы не слышали девочки. Они и так уже слишком напуганы.
– Думаю, об их магии кому-то стало известно, – хмурится де Версен. – Я предупреждал вас, что это может оказаться опасным.
Я ничего не понимаю.
– Но кто эти люди? Да, я понимаю, что мы нарушили закон, но если бы это были стражники, то они и действовали бы в соответствии с законом, а не нападали на нас подобным образом.
Он вытирает пот со лба кружевной манжетой рубахи и вздыхает:
– Возможно, это были представители тайного королевского сыска. Но вам лучше этого не знать, Эжени.
– Но зачем им похищать девочек?
Граф отвечает без особой охоты:
– Ходят слухи, что тайный сыск проводит страшные опыты, выкачивая магию из людей недворянского происхождения, которые не могут за себя постоять. Это не разрешено законом, поэтому они вынуждены действовать именно так.
– Но это же чудовищно! – я едва могу в это поверить.
– С ними опасно связываться, Эжени! – предупреждает он.
– И тем не менее, вы за нас вступились! – я снова смотрю на него с признательностью.
– Я не одобряю того, что вы позволяете учить их магии, – грустно говорит он. – Но это – дети, и я готов защищать их до последней капли крови.
29. Эжени. Законный способ
Граф провожает нас до здания школы. Вернее, сначала мы заходим на ферму и оставляем там Лябуса, а также приводим себя в порядок – умываемся, причёсываемся. Хотя всё равно вид у нас еще тот! Оборка на моем платье оторвана, а подол помят и испачкан. У Селесты разорван передник, а у Элианы заметны синяки на худенькой руке.
– Что случилось, ваше сиятельство? – встречает нас месье де Крийон.
Мы коротко рассказываем и приводим его в замешательство.
– Но это невозможно! – то и дело восклицает он, расхаживая по комнате. – Неужели вы думаете, что люди из тайного сыска решились бы на подобное? Да, я тоже слышал о том, что они проводят противозаконные опыты, в которых участвуют даже маги из королевской академии, но всегда считал это не более чем выдумкой.
– Что именно вы об этом слышали? – нетерпеливо уточняю я.
Я прислушиваюсь к каждому шороху за окном. Девочки в соседней комнате пьют чай с печеньем – им ни к чему всё это знать.
– Что недалеко от столицы есть замок, в котором маги занимаются тем, о чём нельзя говорить. Что туда привозят людей неблагородного происхождения, которые имеют магические способности, и с помощью каких-то ужасных устройств выкачивают из них магию.
– Но зачем им это? – не понимаю я.
На этот вопрос отвечает граф:
– Думаю, для того, чтобы потом закачивать эту магию в амулеты, которые увеличивают магическую силу. Такие амулеты стоят баснословных денег.
– Но если об этом известно, то почему это не прекратят? И что случается с теми людьми, из которых выкачали магию?
Мужчины переглядываются.
– Сделать законными такие опыты невозможно, но, как бы страшно это ни звучало, они делаются во благо Виларии. Полученные амулеты могут потом использовать боевые маги, которые несут службу в королевских войсках. А что касается тех людей…, – месье Крийон долго подбирает слова, – то о них тем более ничего не известно. Не забывайте, ваше сиятельство, всё то, о чём мы сейчас говорим, – не более, чем слухи.
Возможно, я согласилась бы с этим, если бы не сегодняшнее нападение. Конечно, я не была уверена, что за этим стояли люди из тайного сыска, но кому еще могли понадобиться девочки-служанки? Если бы речь шла о похищении ради выкупа, то напали бы не на них, а на меня.
– Значит, обращаться за помощью к властям бесполезно? – мне становится не по себе при одной только мысли, что эти люди могут появиться снова.
– Даже если мы обратимся, – говорит Версен, – то следствие ни к чему не приведет. Эти трое наверняка уже далеко. Будет лучше, если мы сделаем вид, что ничего не случилось. Конечно, всякие занятия с этими девочками следует прекратить.
Он смотрит на меня с укоризной, давая понять, что в этом происшествии есть и моя вина – я не вняла его первому предупреждению и поплатилась за это. И мне ему нечего возразить. Меня немного оправдывает лишь то, что я не осознавала всей серьезности этого нарушения. Я не понимала, что пострадать могут сами девочки. Я только сегодня узнала о тайных опытах.
– Только вы должны пообещать мне, Эжени, – продолжает граф, – что никуда не станете выходить одна. А лучше вообще пока не выезжайте из поместья. А этих служанок следует спрятать.
– Спрятать? – растерянно спрашиваю я. – Но где? Кажется, их семья живет в горной деревушке за перевалом.
– Нет-нет, – встревает де Крийон. – Там их быстро найдут, а похитить их оттуда будет проще, чем из поместья. Но его сиятельство прав – если властям стало известно о наших уроках, то они могут принять и законные меры. Против нас могут быть выдвинуты обвинения, и девочками придется выступить свидетелями. Нас задержат по крайней мере на время следствия, а Селеста и Элиана станут беззащитными. Будет лучше, если мы их укроем ненадолго в надежном месте. В двух часах пути отсюда живет моя замужняя сестра – уверен, она не откажется принять их, вот только нужно тайком их туда отвезти.
– Думаю, в этом я могу вам помочь, – предлагает граф. – Завтра утром я приеду к вам в карете. Мой кучер поставит ее так, чтобы ваши служанки смогли незаметно в нее проскользнуть. Я отвезу их куда скажете. Но прошу вас – в дальнейшем будьте осторожны. Я состою на государственной службе и не могу открыто нарушать закон.
Я сердечно благодарю его за помощь, и он удаляется, пообещав приехать назавтра.
– Я скажу слугам, что отпустила девочек домой. А если кто-то из официальных лиц станет выяснять что-либо по этому вопросу, мы скажем, что всего лишь пытались научить девочек обычной грамоте. Мне хотелось, чтобы мои слуги умели читать и писать.
– Это разумно, – одобряет Крийон.
Я не задаю вслух вопрос о том, кто мог нас выдать, но он крутится в моей голове.
Граф? Нет, всё его сегодняшнее поведение свидетельствует против этой версии. К тому же, он еще не потерял надежды на брак со мной, а жениться на девушке, которая находится в тюрьме, весьма проблематично.
Крийон слишком хорошо понимал, чем это может грозить ему самому, и я уверена, он был нем как рыба.
Кто-то из слуг? А вот это уже более вероятно. Но зачем? Если бы это случилось с прежней Эжени, я могла бы это понять – лакеи и горничные могли искренне ненавидеть ее. Но выдавать меня сейчас, когда я пытаюсь о них позаботиться, просто глупо.
Хотя, кто знает, может быть, за подобную информацию тайный сыск выплачивает большое вознаграждение, и кто-то просто решил хорошо на этом заработать.
– Мы сможем вздохнуть с облегчением, когда девочки будут в безопасности, – пытается подбодрить меня Крийон. – Тогда, если мы будем стоять на своём, будет трудно доказать, что мы занимались чем-то противозаконным. Более никто на наших занятиях не присутствовал. И еще раз простите, что своим неразумным поведением доставил вам столько беспокойства.
Я невесело улыбаюсь. Ладно, что уж сейчас говорить? Теперь главное, чтобы завтра за каретой де Версена не увязался хвост. Нужно будет сказать ему, чтобы он был осторожен.
Но всё решается и не в нашу пользу гораздо раньше, чем мы могли ожидать.
Стражники появляются в нашем доме, когда мы ужинаем. Сопровождает их какой-то чиновник в строгой темной одежде. Он достает из папки бумагу и, покраснев от волнения и прокашлявшись, зачитывает:
– Графиня Эжени де Ламарк, именем его величества короля Виларии Луисана Десятого вы арестованы за нарушение магического кодекса в части недопущения получения магических знаний лицами недворянской крови.
Вилка вываливается из дрожащих рук герцогини и с громким стуком падает на тарелку.
– Но послушайте! – взвивается с места де Крийон, который в этот раз ужинает с нами. – Процессом обучения магии в школе заведую только я! Ее сиятельство не имеет к этому никакого касательства!
Чиновник думает несколько мгновений, потом серьезно кивает:
– Ну, что же, в таком случае вас, месье, мы тоже задержим.
Наручники на нас не надевают, но все наши слуги и ученицы школы видят, как нас сажают в темную мрачную карету, вокруг которой сразу же выстраиваются несколько конных стражников.
Надеюсь, бабушка догадается связаться с месье Доризо и скажет Луи Шардоне, чтобы он повременил с уплатой налогов.
30. Принц Виларийский. Размышления
Об аресте графини де Ламарк я узнаю, будучи в столице. Когда я уясняю суть обвинения, то долго не могу в это поверить.
– Нужно быть сумасшедшей, чтобы поступить подобным образом!
Маршаль охотно со мной соглашается:
– Думаю, ваше высочество, на сей раз ее сиятельству будет трудно доказать свою невиновность. Все слишком хорошо помнят, насколько сомнительным было ее оправдание в прошлый раз.
Графиня, несмотря на некоторую легкомысленность в вопросах соблюдения закона, всегда производила на меня впечатление весьма разумного человека. Сейчас я решительно не мог понять, что толкнуло ее на этот поступок. Ее предыдущие действия хотя бы имели под собой вполне понятные для каждого мотивы – жажда денег и власти.
А сейчас? Зачем ей потребовалось учить своих служанок магии? Ей самой пользы от этого не было никакой.
Теперь я вспоминаю недавний сон с ее участием совсем с другими чувствами. В нём она как раз озвучила именно эти идеи. Идеи странные, идущие вразрез с законом.
Нет, я и сам полагал, что нам давно уже следовало рассмотреть вопрос о магических способностях простых людей. Среди них есть настоящие таланты, которые могли бы послужить Отечеству.
Но вопрос этот требовал всестороннего изучения и отнюдь не массового применения. Каждый случай следовало особо контролировать. Если каждый простолюдин получит право использовать свою магию безо всякого надзора со стороны соответствующих органов, то это может привести к непредсказуемым последствиям.
Но вместе с тем нынешний поступок графини вызвал во мне волну каких-то странных для меня самого теплых чувств. Я прежде полагал, что Эжени действует исключительно из собственных интересов, и такие чувства как доброта и отзывчивость ей не свойственны вовсе.
Первый звоночек прозвучал, когда я узнал о том, что она велела отремонтировать комнаты слуг. И этот странный сон… Признаться, я до сих пор не мог понять, как такое было возможно. Она озвучила мне во сне свои мысли? Но если так, то она куда более сильный маг, чем я думал.
Но сейчас следует думать о другом. Нужно вытащить ее из этого болота, в которое она сама себя загнала. Я убеждал себя, что действовать так меня побуждает исключительно память о былой дружбе наших с ней отцов.
– Граф де Версен, ваше высочество! – докладывает секретарь. – Он приходил уже несколько раз, но не заставал вас. Прикажете сказать ему, что вы не принимаете?
– Нет, пусть войдет!
Может, хотя бы он сможет снабдить меня новыми сведениями. Хотя это сомнительно – с тех пор, как их помолвка была разорвана, вряд ли они поддерживали хорошие отношения. Хотя на балу, надо признать, они танцевали. Почему-то эта мысль приводит меня в дурное расположение.
– Ваше высочество, прошу вас – сделайте всё возможное для освобождения графини де Ламарк!
Де Версен выглядит куда хуже, чем прежде – он осунулся, побледнел. Неужели так переживает за свою бывшую невесту? Хотя в том, что Эжени способна внушить столь сильные чувства, я ничуть не сомневаюсь.
– Что вы знаете об этом деле, ваше сиятельство? – строго спрашиваю я.
Он заметно напрягается:
– Почти ничего, ваше высочество! Я знаю только, что против графини выдвинуты чудовищные обвинения – будто бы ее действия были направлены на подрыв государственного устройства Виларии. Но это такая нелепость, что я даже не знаю, что сказать!
– Вы знали о том, что в школе графини учились не только девушки-дворянки, но и простые служанки? – я продолжаю допрос, даже не предложив ему присесть или выпить.
Он мотает головой:
– Нет-нет, ваше высочество, они там вовсе не учились!
Он явно знает больше, чем говорит. И я испытываю неприятное чувство – нет, пожалуй, не ревность, но что-то весьма близкое к тому. Она делилась своими секретами даже с бывшим женихом, а я – первое лицо герцогства – оставался в неведении относительно столь серьезных вещей.
– Возможно, школьный учитель магии пытался объяснить им какие-то самые простые вещи, – с жаром уверяет меня граф, – но разве это можно считать обучением? И в любом случае, сама графиня не имеет к этому ни малейшего отношения!
Да, пожалуй, для нее единственная возможность выпутаться из этого – это взвалить всю ответственность на бедного учителя.
– Я слышал, у этих служанок очень высокий уровень магии?
Де Версен разводит руками:
– Я не знаю, ваше высочество. Я с ними не знаком.
– Вот как? – усмехаюсь я. – А я слышал, что однажды вы доблестно их защищали.
Он бросает на меня быстрый взгляд. Наверно, не понимает, как мне может быть об этом известно. Но правда в том, что о том случае я знаю еще меньше, чем сам граф. Мне сообщил об этом доверенный человек из тайного сыска. То нападение сыскари объясняли самыми благими намерениями – дескать, пытались решить дело без лишнего шума, не втягивая в него саму графиню. Мне не хотелось даже думать, что случилось бы с теми девочками потом.
Лгать мне де Версен не решился.
– Да, ваше высочество, я их защищал. Так поступил бы на моем месте любой дворянин. Но это – дети, и у них не могло быть никакого злого умысла.
– Вы правы, – соглашаюсь я, – и их никто ни в чём не обвиняет.
– Тогда почему их тоже задржали? – парирует он.
Уверен, он понимает всё сам. Они – слишком важные свидетели, чтобы можно было оставить их на свободе. Именно от их показаний во многом будет зависеть вердикт. И не приходится сомневаться, что сторона обвинения сумеет вытащить из них то, что они попытаются скрыть.
– Значит, нет никакой возможности избежать передачи этого дела в суд? – сникает граф.
– Боюсь, что нет, – подтверждаю я. – Не думайте, что я не хочу помочь ее сиятельству. Но в этом деле собирается участвовать сам герцог Энгер, а у нас с ним слишком напряженные отношения, и мое вмешательство только ухудшит положение графини. Я непременно поговорю об этом с его величеством, но надежда только на то, что месье де Крийон возьмёт всю вину на себя.
– А с ним? – воодушевляется де Версен. – С ним вы сможете поговорить? Наверняка вы сумеете получить разрешение на посещение заключенных.
Я обещаю сделать всё возможное.
31. Эжени. В тюрьме
На сей раз рассматривать мое дело будет доверено столичному суду, а не суду герцогства. То ли законники боятся, что местные судьи снова будут ко мне чересчур лояльны, то ли на сей раз речь идет о более серьезном нарушении закона.
Но камера в тюрьме Ансельвы производит на меня довольно неплохое впечатление. Это, конечно, не тянет даже на трехзвездочный отель, но помещение оказывается по крайней мере теплым и сухим.
Зарешеченное окно, выходящее на пустынный тюремный двор, узкая кровать с набитыми сеном подушкой и матрасом, небольшой стол у изголовья. Есть даже крохотный закуток, где можно справлять нужду, не боясь, что в это время за тобой наблюдает охранник.
Со мной уже побеседовал дознаватель. Спрашивал, признаю ли я себя виновной в нарушении магического кодекса Виларии. Ответила – нет, не признаю. Хотя, как я сейчас понимаю, этот документ следовало изучить давно и очень тщательно – раз уж тут с этой магией все так трясутся.
Я потребовала адвоката, но дознаватель сказал, что пока не положено – его допустят ко мне только перед самым процессом. А на мои вопросы о де Крийоне и девочках он отвечать вовсе не пожелал.
Заключенным в этой тюрьме вообще никакие свидания и передачи положены не были и потому я очень удивляюсь, когда один из охранников на ужин вместе с деревянной плошкой с кашей передает мне еще и сложенный в несколько раз листок бумаги.
– Я заберу письмо, как только вы его прочтете. – почти шепотом сообщает он.
Я разворачиваю листок и подхожу к окну. Окошко маленькое, и идущего из него света едва хватает, чтобы разобрать написанный неровным почерком герцогини текст.
«Дорогая Эжени!
Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии и бодром настроении. Учитывая, как тяжело что-то передать в тюрьму, не думаю, что буду писать тебе часто.
Я просто хотела, чтобы ты знала, что я уже тоже в столице. Я приехала сразу же, как только узнала, что тебя отвезли в Ансельву. Я уже разговаривала с месье Доризо, и он согласился взяться за твое дело. Правда, пока ему не удалось получить разрешение на свидание с тобой, но думаю, он своего добьется.
Сразу хочу сказать, что я ничего не знаю о месье де Крийоне. И Селесту с ее сестрой стражники из поместья тоже увезли. Я пыталась выяснить, куда их увезли, но никто из тех, с кем я разговаривала, не пожелал или не смог ответить на этот вопрос.
Прежде всего, я хотела обратиться к его высочеству – думала, хотя бы он сумеет мне что-то объяснить по старой дружбе. Когда-то я хорошо знала его отца – герцог де Шарлен был необычайно добрым и отзывчивым человеком. Но принца я тоже не смогла разыскать – никто не знает, где он остановился в столице.
Если тебе будет что-нибудь нужно, не стесняйся требовать этого от начальника тюрьмы – насколько я сумела выяснить, он испытывает почтение к титулованным арестантам и, может быть, не откажет тебе.
Да, едва не забыла! Я выяснила, кто отправил донос в тайный сыск. Сделать это оказалось не так сложно. Я заметила, что в разговорах со мной старшая горничная стала отводить взгляд, и допросила ее со всей строгостью. Она расплакалась и призналась, что рассказала о ваших уроках Арлет Пикард. Она клянется, что вовсе не хотела тебе навредить, – всего лишь выслуживалась перед ее светлостью. Теперь она раскаивается в том, что совершила. Пока идет следствие, я решила не рассчитывать ее (таких людей иногда лучше держать под контролем), но в дальнейшем не намерена держать в доме такую змею.
Что толкнуло Арлет на этот шаг, ты можешь догадаться и сама. Думаю, внимание принца к тебе задело ее куда сильнее, чем она призналась в этом в своем дневнике. К тому же, как говорит всё та же горничная, герцог Пикард сумел добиться для дочери места в столичной школе магии, где, конечно, собралось общество, более достойное ее особы. Так что она решила отбыть в Ансельву, наделав шороху в школе нашей.
Но я уже предприняла кое-что, чтобы нарушить ее планы. Я решила, что эпистолярный талант мадемуазель Пикард заслуживает того, чтобы у ее дневника было гораздо больше читателей. Словом, я переслала ее тетрадь специальной почтой на имя ее величества. Думаю, король с королевой по достоинству оценят красоту слога Арлет. И вряд ли после этого ее пожелают приветить при дворе.
За сим откланиваюсь с пожеланием всего наилучшего.
Твоя бабушка, герцогиня Орландская».
Это письмо заставляет меня и взгрустнуть, и улыбнуться. Я вполне одобряю действия герцогини в отношении Арлет, а вот то, что стражники увезли в Ансельву не только нас с Крийоном, но, судя по всему, и Селесту с Элиан, внушает мне беспокойство. Если мы с учителем магии еще могли стоять на своем и не признавать нарушение закона, то девочек, конечно, напугают вопросы обвинителя на суде, и они, даже если захотят нам помочь, не смогут или не догадаются солгать,
– Ваше сиятельство, прошу вас, – надзиратель протягивает руку, и я отдаю ему письмо.
Он прячет его за пазуху и делает это как раз вовремя, потому что в коридоре раздаются шаги.
Я ахаю, когда в дверном проеме показывается принц Виларийский, а охранник так и вовсе прилипает к стене, а лоб его покрывается капельками пота.
– Оставьте нас! – бросает его высочество, и охранник вылетает из камеры и даже не остается под дверью (я слышу его удаляющиеся шаги, которые через несколько секунд затихают где-то вдали).
– Чем обязана такой чести, ваше высочество? – осведомляюсь я, не удосужившись поприветствовать столь важного гостя даже легким книксеном. К чему эти церемонии в тюрьме?
– Я хотел поговорить с вами, ваше сиятельство, – отвечает он, и в голосе его я слышу непривычные мягкие нотки.
– Я предложила бы вам присесть, – горько усмехаюсь я, – но здесь нет ни стула, ни кресла.
– Я постою, – сухо говорит он. – Мне было непросто добиться разрешения на этот визит, и меня пустили сюда с условием, что разговор не продлится долго.
Сама я всё-таки опускаюсь на кровать – слишком велико волнение от этой встречи.
– Стоило ли так утруждаться, ваше высочество? К тому же, в вашем положении нужно быть осмотрительнее – беседа с арестанткой вряд ли к лицу наследному принцу.
Он нетерпеливо взмахивает рукой:
– Послушайте, Эжени! Давайте хотя бы сейчас обойдемся без этой язвительности.
Я не помню, обращался ли он когда-то до этого ко мне просто по имени? Я сама не понимаю, почему мне столь приятен такой знак внимания.
– Я хочу, чтобы вы осознали всю серьезность выдвинутого против вас обвинения. Против вас на суде намерен выступить сам герцог Энгер.
– Ваш кузен? – удивляюсь я. – Он обвинитель или судья? Мне казалось, что столь сиятельные особы далеки от системы правосудия.
– Он далек, – подтверждает принц. – Он намерен выступить как свидетель.
– Свидетель чего? – не понимаю я. – Я с ним даже не знакома.
Его высочество подходит чуть ближе, и я замечаю, что он тоже волнуется.
– Он является одним из убежденных противников расширения прав простого народа. На суде он намерен привести примеры впиющих случаев неповиновения власти крестьян и ремесленников, которые оказались наделены особыми магическими способностями. Это должно показать, насколько опасно учить магии тех, в ком не течет дворянская кровь. Темная магия может навредить Виларии, вызвать народные беспорядки и смуту.
– Сомнительная теория, – качаю я головой. – Примерами ничего нельзя ни доказать, ни опровергнуть. И почему его заинтересовало именно это дело?
Принц поясняет:
– Думаю, потому что этот случай произошел в моем герцогстве. Не знаю, слышали вы или нет, но мы с кузеном – отнюдь не друзья. Я не хотел бы дурно отзываться об одном из представителей семейства Виларов, но сам герцог распускает обо мне слухи с большим удовольствием. Именно он долго пытался убедить его величество, что я был виновен в гибели Эрвина. И ваше дело станет для него еще одной возможностью мне навредить.
– Но при чём здесь вы? – еще больше изумляюсь я. – Даже если допустить, что я виновна, то вы не имеете к этому ни малейшего отношения.