Незнакомцы Кунц Дин

Начальник «Скалы Громов» генерал Роберт Альварадо рывком открыл дверь и вошел в темную комнату, впустив снаружи поток серебристого света, сразу же как бы покрывший инеем часть пола.

— Затворничаете во мраке? — хмыкнул он. — Представляю, что подумал бы полковник Фалькирк!

— Боб, он сумасшедший, — сказал Майлс Беннелл.

— Недавно, — продолжал Альварадо, — я доказывал, что он неплохой офицер, только излишне педантичен и горяч. Но сегодня я согласен с тобой: он совсем сорвался с цепи. Он только что разговаривал со мной по телефону так, словно он здесь начальник. Он хочет, чтобы все сотрудники, и не только военнослужащие, но и гражданские лица, оставались на своих рабочих местах до особого распоряжения. Сейчас мой приказ об этом объявят по внутренней радиосети.

— Зачем это ему? — спросил Майлс.

Альварадо сел на стул возле открытой двери, наполовину посеребренный падающим на него светом, и пояснил:

— Фалькирк собирается доставить сюда свидетелей, но не хочет, чтобы их видели посторонние, те, кто о них еще не знает. Во всяком случае, мне он это объяснил именно так.

— Если пришло время подвергнуть их еще одной обработке, — удивленно заметил Майлс, — не целесообразнее ли сделать это в мотеле? И, насколько мне известно, он не вызывал специалистов по промыванию мозгов.

— Верно, — кивнул Боб Альварадо, — он сказал, что дальше играть в кошки-мышки невозможно, и хочет, чтобы ты обследовал кое-кого из свидетелей, в особенности Кронина и Корвейсиса. Он подозревает, что они уже вовсе и не люди. Но при этом он добавил, что обдумывает вашу с ним беседу и не исключает, что ты прав, а он излишне мнителен. Он сказал: если окажется, что он не прав и они все же люди, только обладающие исключительными способностями, и если действительно в их организмах не обнаружат никаких признаков постороннего присутствия, тогда он согласится с тобой и сохранит им жизнь. Более того, он, возможно, даже будет рекомендовать рассекретить всю эту историю и предать ее огласке.

Майлс какое-то время молчал, потом не совсем уверенно проговорил, вытягивая ноги:

— Судя по этим словам, он еще не окончательно лишился рассудка. Но мне почему-то в это не верится. Ты-то ему веришь?

Прежде чем ответить на этот вопрос, Альварадо встал и захлопнул дверь. Комната снова погрузилась во тьму. Чувствуя, что Майлс захочет включить лампу, он упредил его:

— Лучше пусть останется так, как есть. В темноте легче откровенничать. — Он сел на стул и продолжал: — Скажи мне, Майлс, это ты послал фотографии Корвейсису и Блокам?

Майлс не ответил.

— Ведь мы же с тобой друзья, старина, — не дождавшись ответа, воскликнул генерал. — Во всяком случае, мне так всегда казалось. Мне еще никогда не попадался такой парень, с которым я смог бы сыграть и в шахматы, и в покер. Так что я признаюсь тебе: это я вызвал сюда Джека Твиста.

— Как? Зачем? — изумленно спросил Майлс.

— Видишь ли, мне тоже стало известно, что у некоторых свидетелей возникли психологические проблемы из-за трещин в блокаде памяти. Поэтому я решил привлечь их внимание к мотелю до того, как им снова обработают мозги. Я надеялся, что мне в конце концов удастся рассекретить операцию.

— Но зачем тебе все это нужно? — повторил Майлс.

— Затем, чтобы исправить допущенную ошибку! Я пришел к выводу, что вообще не следовало скрывать эту историю.

— Но почему бы не пойти законным путем? Зачем действовать исподтишка?

— Если бы я стал действовать открыто, мне пришлось бы распрощаться с карьерой, а может быть, и с пенсией. Кроме того, я боялся, что Фалькирк меня убьет.

Майлс подумал, что и он опасался того же.

— Я начал с Твиста, подумав, что его военный опыт и бунтарский характер — как раз те качества, которые необходимы, чтобы сплотить остальных свидетелей. Ознакомившись с информацией, полученной позапрошлым летом во время промывания ему мозгов, и узнав о его депозитных ящиках в банках, я выписал из его досье названия банков, ключевые слова-пароли, сделал копии с копий ключей от всех его сейфов (ими запасся Фалькирк на случай, если потребуются доказательства преступной деятельности Твиста, чтобы шантажировать его или упрятать в тюрьму). Потом взял в конце декабря отпуск на десять дней, слетал в Нью-Йорк, прихватив с собой пачку открыток с фотографией мотеля «Спокойствие», и оставил в каждом банке, где он хранил деньги, по открытке. Он навещал банки не слишком часто, всего несколько раз в году, и его там не могли запомнить среди сотен клиентов, так что у меня все прошло гладко.

— Просто и без затей! — воскликнул Майлс, с восхищением разглядывая в полумраке своего грузного приятеля. — Твист не мог остаться равнодушным к этим открыткам, а Фалькирку не удалось бы по ним определить, чья это работа.

— Тем более что я брал открытки только в перчатках, — добавил Альварадо. — На них не осталось отпечатков моих пальцев. Я рассчитывал, что еще успею позвонить из Элко другим свидетелям и дать им номер телефона Твиста, с тем чтобы они начали расспрашивать его о своих психических проблемах, что еще сильнее обострило бы ситуацию. Но кто-то опередил меня, послав записки и снимки Корвейсису и Блокам, возникли новые осложнения, и мне, как и Фалькирку, стало ясно, что следы ведут сюда, в хранилище. Ты собираешься признаваться или сегодня у меня одного покаянное настроение?

Майлс колебался. Его взгляд упал на лежащую на столе перед ним папку с психологической характеристикой Фалькирка. Наконец он поежился и ответил:

— Да, Боб, это я послал снимки. Великие умы мыслят одинаково, не так ли?

— Я же объяснил, почему я остановил свой выбор на Твисте, — ответил из темного угла Альварадо. — И мне совершенно ясно, почему ты решил разбередить Блоков: они местные и как бы в центре всего случившегося. Но что привлекло тебя в Корвейсисе? Почему твой выбор пал именно на него?

— Он писатель, следовательно, обладает живым воображением. Анонимные записки и непонятные фотографии должны были взбудоражить его быстрее, чем обычных людей. Кроме того, докопайся он до истины, после успеха его первого романа к его мнению наверняка прислушались бы репортеры. Других же свидетелей они вряд ли приняли бы всерьез.

— Мы умная парочка.

— К счастью для нас самих, — усмехнулся Майлс. — Похоже, однако, мы действовали недостаточно решительно. Нам следовало бы давно разгласить эту тайну, наплевав на наши обязательства и неприятные последствия.

Помолчав, Альварадо спросил:

— Как ты думаешь, Майлс, почему я решил открыться тебе? Зачем я пришел сюда?

— Тебе нужен союзник в борьбе против полковника. Ты не веришь ни одному его слову, не считаешь, что он вдруг начал поступать разумно. Ты не уверен, что он намерен доставить в хранилище свидетелей, чтобы мы изучали их.

— Я полагаю, что он собирается их убить, — твердо произнес Альварадо. — И нас тоже. Всех.

— Потому что он считает, что нас всех подменили. Редкий идиот!

Висевший на стене репродуктор внутренней трансляции крякнул и засвистел, затем последовало объявление: всем сотрудникам хранилища надлежало получить в арсенале личное оружие и после этого ждать на своих рабочих местах дальнейших указаний.

Альварадо поднялся со стула.

— Когда все будут на своих рабочих местах, — сказал он, — я скажу им, что задержать их здесь — идея Фалькирка, а вооружить — моя. Я предупрежу их о грозящей нам всем со стороны Фалькирка и ОРВЭС опасности, чтобы они были готовы дать отпор — в крайнем случае. Но я все же надеюсь, что нам удастся до этого нейтрализовать полковника. Я не дам убивать своих людей.

— Мне тоже выдадут пистолет? — спросил Майлс.

Альварадо остановился возле двери.

— Тебе в первую очередь. Спрячь его под халатом, чтобы Фалькирк не заметил, что ты вооружен. Я тоже буду держать оружие наготове и, как только замечу, что он намеревается отдать приказ уничтожить нас, тотчас же застрелю его. Но сперва дам тебе об этом знать условным словом, чтобы ты успел застрелить Хорнера, иначе он убьет меня. А мне нужно остаться в живых, чтобы взять на себя командование подчиненными Фалькирка. Ты сможешь это сделать? Ты способен убить человека, Майлс?

— Да. Я нажму на спусковой крючок, чтобы остановить Хорнера. Я сделаю это также и ради тебя, Боб, потому что считаю тебя хорошим другом. И не только потому, что с тобой можно сыграть как в шахматы, так и в покер. Я уважаю тебя и за то, что ты прочитал всего Томаса Стернза Элиота.

— «Кажется мне, мы в крысиной норе, где мертвецы лишились костей...» — процитировал строки из поэмы «Бесплодная земля» Боб и, тихо рассмеявшись, потянул на себя дверь, снова впуская в комнату серебристый свет. — Парадоксально, но факт: когда-то давно мой папаша беспокоился, что любовь к поэзии сделает из меня женоподобного слюнтяя. Из меня получился генерал, и в трудный час именно поэзия убеждает тебя пойти ради меня на убийство. Так что, доктор Майлс, пошли получать пистолет?

Майлс встал и последовал за генералом. Задержавшись возле двери, он сказал:

— А ты отдаешь себе отчет, что Фалькирк практически действует от имени начальника штаба армии и других высших чинов? Убив его, ты вызовешь гнев генерала Ридденхауэра и даже, может быть, самого президента.

— Плевать на Ридденхауэра, — шлепнул Майлса по плечу Боб Альварадо. — Плевать на всех политиков и их услужливых генералов. Пусть Фалькирк и унесет с собой на тот свет новые коды к компьютеру, мы все равно выберемся из этой норы спустя несколько дней, даже если нам для этого придется взорвать ворота. Но зато потом... Ты понимаешь, что потом, когда мы принесем миру это известие, мы станем самыми знаменитыми людьми на этой печальной планете? Может быть, самыми знаменитыми за всю историю человечества! Откровенно говоря, это будет самая выдающаяся весть после той, которую сообщила миру в пасхальное утро Мария Магдалина!

Отец Стефан Вайцежик вызвался управлять «Чероки», потому что имел дело с подобными автомобилями, еще когда служил с отцом Биллом Надером во Вьетнаме. Там, конечно же, не было метелей, но опыт управления джипом в джунглях все равно пригодился: очень скоро святой отец понял, что вполне может справиться с машиной, имеющей привод на все четыре колеса, не только на болотистой местности, но и на скользком заснеженном шоссе, потому что она ведет себя и в тех и в других условиях примерно одинаково. Опыт, обретенный давным-давно под пулями и снарядами в далекой жаркой стране, вновь ожил в его памяти и сердце, придав уверенности и сноровки рукам, крепко державшим руль «Чероки». Отец Вайцежик с отчаянной лихостью гнал машину все дальше и дальше вперед, в беснующуюся ночную пургу, подальше от городских огней, туда, куда звали его долг священника и Господь и куда рвалась его беспокойная душа, жаждущая новых открытый и впечатлений.

Федеральное шоссе № 80 было закрыто, и они поехали на север по шоссе №51, свернув затем на ведущую на запад проселочную дорогу, местами посыпанную щебенкой или гравием, а по большей части песком, припорошенным снегом. Если бы не люминесцентные отражатели вдоль обочины, отец Вайцежик наверняка бы сбился с пути или угодил в канаву. Весьма пригодились и предусмотрительно купленные в магазине компас и карта округа. Так что, как ни петлист и ухабист был их маршрут, они неуклонно приближались к мотелю «Спокойствие».

По дороге отец Стефан рассказал Паркеру о специальной группе исследования возможных последствий контакта с внеземными цивилизациями. Об этой научно-исследовательской группе ему стало известно от Майкла Джеррано, которому рассказал о ней знакомый Джинджер Вайс, условно названный мистером Икс.

— Полковник Фалькирк — единственный военный в этом подразделении Комитета стратегических исследований, — пояснил Стефан. — На мой взгляд, все это пустая трата денег налогоплательщиков. В состав группы вошли биологи, физики, антропологи, врачи, социологи и психологи, и создавалась она, по сути, для оценки предполагаемой общественной проблемы, которая могла бы никогда и не возникнуть.

Глядя на заснеженную дорогу, отец Стефан услышал, как художник тяжело задышал.

— Не хотите ли вы этим сказать, что... — запинаясь, проговорил он, — что в некотором смысле она уже...

— Да.

— Вы хотите сказать, что... нечто уже посетило нас? — Впервые за все время их непродолжительного знакомства у Паркера Фейна отнялся язык.

— Да, — подтвердил отец Стефан, понимая, что сейчас испытывает его спутник, и сам внутренне содрогаясь при одной лишь мысли об этом удивительном событии. — Той ночью что-то спустилось с неба на нашу планету.

— Боже! — воскликнул Паркер. — Значит, все-таки что-то в этой святой галиматье есть... Извините, святой отец, я не хотел богохульствовать, черт побери!

Продолжая внимательно следить за дорогой, отец Вайцежик пожал плечами:

— Учитывая сложившиеся обстоятельства, я не думаю, что Господь рассердится на вас за невыдержанность. Что же касается этой специальной группы, то ее главной задачей было предсказать реакцию людей на непосредственный контакт с пришельцами из космоса.

— Да что тут долго ломать себе голову! — воскликнул Паркер. — Все ясно как божий день: любому приятно обнаружить, что мы не одиноки! Ведь мы с вами знаем, как люди реагируют на кинофильмы об иных мирах и цивилизациях!

— Да, — согласился отец Стефан, — но в жизни все может быть совсем иначе, чем в кино. Многие ученые склоняются к выводу, что встреча с более развитой цивилизацией может повлечь за собой крушение традиционных институтов общества, стоящего на низшей ступени развития. Так считают социологи, психологи и антропологи. Пропадает вера в божества и верховную власть, разрушаются общественные и семейные устои. Вспомните, что стало с эскимосами, когда они столкнулись с западной цивилизацией: начали распадаться семьи, люди стали спиваться, кончать жизнь самоубийством... И дело тут вовсе не в том, что западная культура опасна или греховна, это не так. Просто она оказалась слишком сложна для эскимосов, и столкновение с ней привело к утрате ими их самобытности, а такая потеря невосполнима.

Священнику пришлось прервать свои рассуждения по данному вопросу, потому что щебеночная дорога, по которой они двигались, кончилась и нужно было свериться с картой.

— Три мили на запад прямиком через поле — и мы на шоссе, которое называется... — Паркер прищурился, вглядываясь при тусклом свете лампочки перчаточного отделения в карту, — называется Виста-Вэлли-роуд. Оттуда до мотеля, если ехать снова напрямик, не более девяти миль.

— Следите, чтобы я не сбился с пути, — кивнув на компас, сказал отец Стефан и решительно вырулил на темную заснеженную долину.

— Мне кажется, вы давно уже размышляете над этой проблемой, — вернулся к прерванному разговору Паркер Фейн. — Не мог же этот мистер Икс наговорить столько всего за один-единственный сеанс телефонной связи. Я имею в виду и эскимосов, и все подробности об исследовании специальной группы ученых.

— Видите ли, — пояснил отец Вайцежик, — мне приходилось серьезно изучать как положительные, так и отрицательные последствия усилий церкви в деле распространения веры среди народов с отсталой культурой. Если проследить этот процесс на протяжении всей истории христианства, то складывается впечатление, что церковь причинила культуре немало вреда, даже способствуя прогрессу. Нам, священникам-иезуитам, приходится изучать и антропологию, так что мне понятна озабоченность ученых.

— Мы отклонились на север, — заметил Паркер, взглянув на компас, — возьмите немного левее. Так вот, лично мне их озабоченность совершенно непонятна. Может быть, вы меня просветите?

— Возьмем для примера американских индейцев, — продолжал излагать свою мысль отец Стефан. — Ведь их доконали не ружья бледнолицых, а чужая культура. Под натиском новых идей они вынуждены были переоценить свой относительно примитивный жизненный уклад и в результате утратили самобытность, разочаровались в своей культуре. Мистер Икс сказал отцу Джеррано, что, по мнению ученых из специальной исследовательской группы, встреча землян с более развитыми инопланетянами могла бы иметь те же последствия: крушение религиозных убеждений, потерю веры в правительства, утрату моральных ориентиров и принципов, волну самоубийств в результате ощущения своей неполноценности.

Паркер Фейн проглотил подступивший к горлу ком и спросил:

— Святой отец, а вы бы утратили свою веру?

— Нет, — воскликнул отец Стефан. — Напротив, если бы в этой огромной Вселенной не было иной жизни, если бы ни на одной из триллионов звезд и миллиардов планет не обитали живые существа, вот тогда я бы скорее усомнился в существовании Бога и поверил, что человечество появилось благодаря счастливому стечению случайных обстоятельств. Ибо если Бог есть, Он любит и лелеет жизнь и живые создания и никогда бы не оставил мироздание таким пустым.

— Многие люди, большинство людей подумали бы так же, — отозвался Паркер.

— Я остался бы при своем мнении, даже если бы пришельцы обладали отвратительной — на наш взгляд — внешностью, — добавил отец Стефан. — Когда Господь сказал нам, что создал нас по образу своему, Он не имел в виду внешнее сходство. Он подразумевал наши души, разум, способность здраво мыслить и сострадать, любить и дружить. Именно эти человеческие качества соответствуют Его замыслу. И именно это я и хочу сказать Брендану.

Мне представляется, что его кризис веры обусловлен воспоминаниями о встрече с резко отличающейся от нас расой, причем расой, наделенной столь значительным над нами превосходством, что подсознательно он решил: церковь лжет, когда учит нас тому, что Бог создал человека по образу и подобию своему. Я хочу сказать ему, что это совершенно неважно, как они выглядят и насколько они более развиты, чем мы. Главное, что указывает на присутствие в них Божьего промысла, — это их способность любить, заботиться о других существах и использовать данный им Богом интеллект во имя торжества Его замысла над вызовом мироздания.

— Что они и продемонстрировали, добравшись до нас!

— Именно так! — подтвердил отец Вайцежик. — Я уверен, что Брендан в конце концов вспомнит все, что произошло с ним, и, поразмыслив над этим, придет к такому же заключению. Но я все равно хочу быть рядом с ним, чтобы помочь и направить в нужную минуту.

— Вы его очень любите.

Отец Вайцежик на мгновение умолк, пристально вглядываясь в вихри вьюги впереди и сбрасывая скорость, и негромко сказал:

— Порой я сожалею, что стал священником. Видит Бог, это правда. Ведь я мог бы жениться, иметь детей, заботиться о них и ощущать их заботу. Мне очень не хватает семьи... В остальном же я доволен жизнью. Брендан... Он заменяет мне сына, которого у меня никогда не было и не будет. Я люблю его так, что даже не могу выразить этого словами.

— Лично я думаю, что ученые сгущают краски. Первый контакт вряд ли сильно повлиял бы на нас, — после некоторого молчания произнес Паркер.

— Я тоже так считаю, — поддержал эту мысль отец Стефан. — Все дело в том, что наша культура далеко не примитивна, мы тоже многого достигли, так что вполне подготовлены к контакту с высшей цивилизацией. Никакого шока общество не испытает, и нет нужды скрывать от него правду. Клянусь, мы готовы к встрече с пришельцами из других миров!

— Да, мы готовы, — повторил за ним шепотом Паркер.

Некоторое время они молча раздумывали над всем сказанным. Наконец Паркер сверился с компасом и, прочистив горло, отметил:

— Мы идем правильным курсом. До Виста-Вэлли-роуд осталось не более мили. Кстати, вы говорили, что этот парень из Чикаго, Кэлвин Шаркл, что-то кричал полицейским сегодня утром. Интересно, что именно?

— Он настойчиво уверял всех, что видел, как на землю высадились инопланетяне, настроенные к нам враждебно. Он опасался, что они вселятся в нас, кричал, что все его соседи уже практически не люди, что их подменили. Инопланетяне пытались и его подчинить своей воле, привязали к кровати и что-то вливали в вену. Сперва я даже подумал, что так оно и было там, в Неваде, и всем нам грозит страшная опасность. Но потом, обдумав все хорошенько по пути из Чикаго, я пришел к выводу, что Кэлвин просто все перепутал. Он видел посадку звездолета, а когда появились люди в защитных костюмах, принял их за пришельцев. А после того как они промыли ему мозги, в его голове все окончательно перемешалось. Пришельцы здесь ни при чем, во всех его бедах виноваты его соотечественники.

— До Виста-Вэлли-роуд осталось менее полумили, — сообщил Паркер, сверившись с картой.

Снежные вихри продолжали выделывать замысловатые па в желтом свете фар, по прихоти ветра то исчезая, то вновь возникая из темноты, словно призраки.

Начался крутой подъем, и Паркер негромко сказал:

— Значит, правительство заранее знало о приближении звездолета, раз задолго до его приземления перекрыло шоссе. Но ведь экипаж в любой момент мог бы изменить курс. Откуда же тогда возникла уверенность, что корабль сядет именно в этом месте?

— Возможно, он терпел аварию, — предположил отец Вайцежик. — Его заметили еще в космосе и следили за ним достаточно продолжительное время, чтобы установить, что он спускается без управления либо в автоматическом режиме. Высчитать место приземления в этом случае совсем несложно. Возможно, корабль разбился.

— Нет! — воскликнул художник. — Я не хочу даже думать об этом!

— Я тоже.

— Мне бы хотелось, чтобы инопланетяне добрались до нас живыми после такого долгого путешествия, — вздохнул Паркер.

На половине подъема колеса забуксовали на льду, но вездеход все же преодолел скользкий участок и продолжал двигаться вперед.

— Мне хочется верить, что Доминик и другие видели не только космический корабль, но и тех, кто был внутри. Страшно подумать! Нет, вы только представьте...

— Что бы ни случилось там в ту июльскую ночь, это было необычайное событие, имевшее загадочные последствия, — сказал отец Вайцежик.

— Вы имеете в виду удивительные способности, проявившиеся после него у Брендана и Доминика?

— Да. Случилось нечто большее, чем контакт с инопланетянами.

Джип выкарабкался на гребень холма и, перевалив через него, покатился вниз по противоположному склону. Сквозь зыбкую пелену снеговерти отец Стефан увидел на шоссе передние огни четырех автомобилей: издалека их пересекающиеся лучи походили на гигантские сверкающие сабли, которые рассекли тьму, истекающую слякотью.

По мере приближения к машинам священник все сильнее ощущал тревогу, пока не понял, что беды уже не миновать.

— У них автоматы! — крикнул Паркер.

Стефан увидел, что двое из стоящих внизу мужчин действительно направили стволы автоматов на сбившихся в кучу людей — шестерых взрослых и одного ребенка, сгрудившихся возле «Чероки», отличающегося от того, что они купили, только цветом. Еще восемь или десять мужчин, одетых в белые маскировочные костюмы армейского образца, окружили их со всех сторон. Отец Стефан тотчас же сообразил, что именно эти люди и перекрыли сегодня, как и полтора года назад, федеральное шоссе № 80.

Они с удивлением обернулись на катящийся прямо на них с холма автомобиль, явно недовольные неожиданным посторонним вмешательством.

Пытаться развернуться и уйти на большой скорости было уже бессмысленно, за ними тотчас же бросились бы в погоню.

Внезапно отец Стефан увидел знакомое ирландское лицо.

— Это он, Паркер! — воскликнул святой отец. — Это Брендан!

— Остальные пленники, видимо, тоже из мотеля. — Паркер в волнении подался вперед, вглядываясь в лица стоящих возле «Чероки» людей. — Но где же Доминик?

Теперь, когда отец Вайцежик увидел Брендана, он уже не помышлял о бегстве от грозящей им опасности. Он не повернул бы назад, даже если бы Господь вдруг раздвинул холмы и открыл перед ним свободный проход вплоть до Канады, как Он раздвинул воды Красного моря для Моисея. С другой стороны, отец Стефан был без оружия, да и будь оно у него, пастырю Божьему от него было бы мало пользы. Так что ему ничего не оставалось, как медленно приближаться к вооруженным и весьма агрессивным солдатам, лихорадочно соображая, что делать дальше.

Видимо, Паркер был озабочен тем же, потому что спросил:

— Что же, черт возьми, нам делать? Что с нами будет?

Ответ последовал уже в следующую секунду: к изумлению отца Стефана, один из солдат открыл по ним огонь из автомата.

Доминик наблюдал, как Джек Твист шарит лучом карманного фонарика справа по металлической изгороди, а потом по колючей проволоке, пропущенной по ее верхней кромке. Особенно внимательно Джек осматривал ячейки, не забитые снегом.

— Ток пропущен только по колючей проволоке, — перекрывая голосом вой ветра, прокричал Джек. — В ячейках дополнительных проводов нет, а сами они слишком крупные и неплотно прилегают одна к другой, так что о напряжении не может быть и речи.

— Зачем же тогда предупредительные щиты? — спросила Джинджер.

— Рассчитано на простаков, — пояснил Джек, направляя луч фонарика на колючую проволоку. — Но через верх мы не полезем, потому что вот там-то как раз и можно поджариться. Мы пролезем снизу.

Доминик порылся в рюкзаке, достал газовый резак и передал его Джеку. Тот надел темные очки и начал проделывать ярким голубоватым пламенем дыру в сетке. Тысячи сверкающих, как бриллианты, искр с шипением разлетались в разные стороны и падали на снег.

Главный пост остался за холмом, так что оттуда опасность не грозила. Но пламя могли заметить часовые на другом конце забора, в долине, или засечь видеомониторы, и тут оставалось надеяться лишь на счастливый случай и непогоду: объективы могли обледенеть, их могло забить снегом, а часовым в такую пургу вряд ли хотелось мерзнуть и вязнуть в рыхлом снегу под ледяным ветром.

Впрочем, если бы их и задержал патруль, это было бы им на руку, потому что тогда их наверняка доставили бы в хранилище, а проникнуть туда и было их целью, чтобы потом поднять шум в прессе и привлечь к Скале Громов внимание общественности.

Оружия ни у кого из троих с собой не было, все оно было отдано уехавшим на «Чероки», потому что от них зависел успех всей операции. Доминик надеялся, что оно им не понадобится и что вообще они уже благополучно добрались до Элко.

Завороженный ослепительным пламенем, Доминик вдруг вновь перенесся мысленным взором в прошлое...

Третий истребитель с ревом пронесся над крышей гриль-бара низко-низко; Доминик распластался на автостоянке, уверенный, что самолет рухнет прямо на него, но тот промчался дальше, оставив за собой волну горячего воздуха; Доминик начал было подниматься с асфальта, но в этот момент над мотелем пронесся четвертый перехватчик; вспоров темноту красно-белыми всполохами своих огней, он исчез во мраке над шоссе № 80, откуда уже возвращались с разных сторон два первых самолета; земля дрожала от грохота их двигателей, казалось, это один нескончаемый взрыв; он подумал, что летит целая эскадрилья истребителей-перехватчиков, вскочил на ноги и обернулся, ища источник странного пронзительного звука, похожего на улюлюканье сторожевой сирены, и увидел бегущих к нему из гриль-бара и мотеля людей — Джинджер Вайс, Жоржу, Марси, Джека, Эрни и Фэй, Неда и Сэнди; грохот напоминал рев Ниагарского водопада и звон тысяч бубенцов, от пронзительного электронного свиста голова готова была расколоться пополам; сверху струился какой-то потусторонний серебристый свет; Доминик задрал голову и, вытянув в направлении крыши гриль-бара руку, закричал: «Луна! Луна!» Остальные люди тоже посмотрели в том же направлении и тоже закричали: «Луна! Луна!» Доминику сделалось очень страшно, он в ужасе стал пятиться назад, кто-то закричал...

— Луна! — вздохнул Доминик.

Он лежал на снегу, а Джинджер наклонилась над ним и трясла его за плечи, спрашивая, все ли с ним в порядке.

— Я вспомнил! — глухо произнес он, выдыхая клубы пара, которые ветер тотчас же рвал в клочья. — Что-то похожее на Луну... Но точно я так и не разобрал, что это было.

Джек наконец проделал в кольчатой металлической ограде достаточно широкое отверстие и погасил газовый резак. Темнота тотчас же вновь сомкнула над ними свои крылья, словно громадная летучая мышь.

— Вперед! — оборачиваясь к Доминику и Джинджер, скомандовал Джек. — Нужно торопиться.

— Ты можешь идти? — спросила Джинджер Доминика.

— Да, — ответил он, хотя и ощущал холод и тяжесть в груди. — Но мне почему-то стало очень страшно...

— Нам всем страшно, — сказала Джинджер.

— Я боюсь не того, что нас поймают, — пояснил Доминик. — Это что-то другое. То, что я едва не вспомнил... Боже, да меня всего трясет от страха как осиновый лист.

Когда полковник Фалькирк приказал одному из своих солдат стрелять по приближающемуся джипу, у Брендана от изумления перехватило дух. Ведь этот безумец даже не знал, кто в машине. Солдат, получивший приказ, видимо, тоже подумал, что это уж чересчур, и медлил с его выполнением. Но Фалькирк с угрожающим видом шагнул к нему и закричал:

— Я приказал вам стрелять, капрал! Это вопрос государственной безопасности! Кто бы ни находился в автомобиле, это враг нашей страны! Честные граждане не ездят в метель по бездорожью вблизи секретных объектов! Огонь! Уничтожьте их!

Тот вынужден был подчиниться. Треск автомата перекрыл вой ветра. Пули прошили приближающийся со склона холма джип, покорежив металл и разбив фары и ветровое стекло, и машина, уже неуправляемая, резко набирая скорость, понеслась вниз, подпрыгивая на кочках и камнях, налетела на сугроб, едва не перевернувшись, пошла юзом влево, вправо, подскочила вверх и замерла, тяжело ударившись о землю в сорока футах от солдат и их застывших в ужасе пленников.

То, что все их пистолеты, ружья и даже «узи» Джека совершенно бесполезны, беглецам стало ясно пять минут назад, когда они напоролись на засаду, устроенную полковником Фалькирком в полумиле от того места, где они пересекли шоссе Виста-Вэлли и, спустившись с холма, но с другой стороны, повернули на юг. Превосходство противника было очевидным: у Фалькирка оказалось слишком много людей, и все они были хорошо вооружены, так что о сопротивлении не могло быть и речи.

Брендан был близок к отчаянию из-за того, что не решился прибегнуть к своим особым способностям, чтобы обеспечить себе и своим товарищам свободу. Он чувствовал, что должен был использовать свой телекинетический талант в сложившихся обстоятельствах, сосредоточиться и силой мысли вырвать оружие из рук солдат. Для этого у него хватило бы энергии, но он не знал, как воспользоваться ею, опасаясь повторения случившегося во время эксперимента в гриль-баре накануне вечером, когда никто из присутствующих лишь чудом не пострадал от очумевших солонок и перечниц и разбушевавшихся кресел. Попробуй он теперь вырвать автоматы у солдат, это могло и не получиться одновременно, и тогда кто-нибудь из них мог с перепугу открыть беглый огонь. Или же, того хуже, автоматы, зависнув по его, Брендана, приказу в воздухе, сами начали бы палить по всему, что было вокруг, и стреляли бы, пока не опустели магазины. Он, конечно, мог бы исцелить раненных шальными пулями, но ведь его тоже могло и ранить, и убить. Даже если бы оказалось, что он способен исцелить самого себя, то вряд ли бы он мог воскреснуть, как и оживить других убитых. Воистину Божья благодать не идет на пользу, если не знаешь, как ею воспользоваться!

И вот теперь, видя, как рой пуль впивается в беззащитный джип и как тот мечется, словно обезумевший и ослепленный затравленный зверь, по склону холма, Брендан почувствовал, что в нем закипает ярость. Люди в джипе наверняка ранены и нуждаются в его помощи. Он может и обязан им помочь, не только как священник, но и как нормальный человек, и ради этого стоит рискнуть и использовать свой дар целителя. Брендан оттолкнул стоявшего перед ним солдата, воспользовавшись тем, что его внимание переключилось на джип на холме, и побежал к замершей в свете фар вездеходов машине.

Позади раздались угрожающие окрики, Фалькирк вопил, что застрелит Брендана, если тот немедленно не остановится.

Но Брендан продолжал бежать вперед, едва не упав на заснеженном скользком асфальте, но все же поскользнулся на обочине и рухнул лицом вниз с насыпи, затем снова вскочил на ноги, цепляясь за мерзлую землю голыми руками, и, не оборачиваясь, побежал дальше.

За его спиной застучали по асфальту солдатские ботинки.

Брендан подбежал к джипу со стороны сиденья для пассажира, рванул на себя дверцу и принял в свои объятия грузного мужчину лет пятидесяти. Тот был ранен, судя по крови на одежде, но в сознании, хотя и держался, как было видно по бессмысленному выражению его глаз, из последних сил. Брендан оттащил его подальше от машины и уложил в снег.

Преследовавший Брендана солдат схватил его за плечи, но Брендан, обернувшись, отбил его руку и яростно закричал ему в лицо:

— Отойди от меня, придурок! Я спасу его! Понимаешь, ты, сукин сын! Я его спасу! — И он сдобрил сказанное таким грязным и отборным ругательством, что даже сам удивился, как у него повернулся язык произнести подобную мерзость. Взбешенный солдат замахнулся было прикладом автомата размозжить обидчику голову, но подоспевший Фалькирк остановил его, крикнув:

— Отставить! — Он шагнул вперед и схватил солдата за локоть, предотвращая удар, потом обернулся к Брендану и пронзил его изучающим взглядом. — Действуй. Я хочу это видеть. Я хочу видеть, как ты изобличишь себя на моих глазах!

— Изобличу? Но я не преступник! Как вас прикажете понимать?

— Начинай! — приказал полковник.

Брендан опустился на колени возле раненого и приложил руки к его груди, в тех местах, где сквозь свитер сочилась кровь: под левой ключицей и чуть выше пояса с правой стороны. Раненый угасал у него на глазах, и в отчаянии Брендан задрал вверх его свитер и, разорвав рубашку, положил ладони прямо на рану на животе. Но что делать дальше? Этого Брендан не знал. Ему никак не удавалось вспомнить и вновь почувствовать то, что он испытывал, когда возвращал к жизни умирающего Уинтона и исцелял Эмми. Как заставить работать эту таинственную силу? Кровь незнакомца сочилась сквозь его пальцы, обостряя его отчаяние и мешая сосредоточиться на пробуждении дремлющих в нем способностей. Отчаяние, захлестывающее Брендана, вновь вскипело гневом, гнев превратился в ярость перед собственным бессилием и тупостью и этой нелепой, незаслуженной смертью, как и смертью как таковой вообще...

Брендан ощутил покалывание в ладонях. Легкое жжение.

Он понял, что на ладонях проступили красные круги, но не оторвал их от раны, чтобы убедиться в этом.

«Умоляю Тебя, Господи! — мысленно взмолился он. — Пусть это свершится! Пусть он исцелится!»

К своему собственному удивлению, Брендан впервые по-настоящему почувствовал, как таинственная энергия изливается из него прямо в пулевое отверстие в теле незнакомца, словно шелковая нить из шелкопряда, и эта связующая нить, по которой переливалась в раненого живительная волшебная сила, становилась с каждым мгновением все прочнее и эластичнее, и, казалось, ей не будет конца.

Брендан ощущал себя ткацким станком и ткачом одновременно, ткущим из нитей божественной энергии ткань здоровья. Но, в отличие от аналогичных случаев с Эмми Халбург и Уинтоном Толком, когда он еще не догадывался, что исцеляет этих людей, сейчас он знал, что невидимой нитью зашивает рану на теле незнакомца. Более того, он почти физически чувствовал, как эта нить вырабатывается в нем и стежок за стежком ложится на нужное место, а челнок выдает все новую и новую живительную ткань, работая в едином четком ритме со всеми остальными деталями станка.

Брендан не только ясно осознавал целительную магическую силу в себе, но и чувствовал, что она крепчает, что сейчас в нем ее в десятки раз больше, чем было, когда он спас Уинтона, а завтра будет уже вдвое больше, чем сегодня. Глаза незнакомца обрели осознанное выражение, он заморгал, и, когда Брендан отнял ладони от раны, у него вырвался вздох облегчения и ликования: кровотечение прекратилось. Мало того, движимая невидимой силой, пуля сама выскочила из раны, издав чмокающий звук, и скатилась, мокрая и тускло блестящая, вниз по животу раненого. Края раны тотчас же начали быстро стягиваться.

Брендан дотронулся до простреленного плеча и сразу же нащупал вторую пулю, засевшую в мягких тканях не так глубоко, как первая. Брендан надавил на нее, и она буквально выпрыгнула ему на ладонь.

Сладостная дрожь победы пробежала по телу Брендана. Ему захотелось откинуть назад голову и расхохотаться от радости, знаменуя своим смехом победу, одержанную в эту темную вьюжную ночь над мраком и холодом смерти.

Раненый пристально взглянул на Брендана, и в его взгляде он прочел сперва изумление, потом узнавание и наконец ужас.

— Стефан, — пробормотал он. — Отец Вайцежик.

Знакомое любимое имя, сорвавшееся с губ незнакомца, наполнило Брендана невыразимым страхом за своего наставника.

— Что? — вздрогнув, спросил он. — Что с отцом Вайцежиком?

— Он нуждается в вашей помощи больше, чем я. Быстрее!

Брендан сперва даже не понял, что этот человек ему говорит. Наконец, похолодев от ужаса, он осознал, кто сидит за рулем изрешеченного пулями джипа. Это было совершенно невероятно! Как он здесь оказался? Когда? Зачем?

— Быстрее! — повторил незнакомец.

Брендан вскочил, оглянулся на солдата и полковника Фалькирка и, вытянув вперед руки, протиснулся между ними к передку машины, возле которого поскользнулся, упал, ударившись о бампер головой, но тотчас же поднялся, ухватившись за левое переднее колесо, и что было сил рванул на себя ручку дверцы. Та не поддавалась: либо была заперта изнутри, либо ее заклинило. Брендан попытался открыть ее еще раз, но ему это снова не удалось. И тогда он приказал ей открыться, и дверь с лязгом и скрежетом распахнулась, и из нее вывалилось обмякшее тело священника.

Брендан подхватил отца Вайцежика и уложил на снег. Даже в полумраке он разглядел, что глаза его наставника раскрыты, и непроизвольно воскликнул:

— Боже, только не это! О Боже, нет!

Настоятель церкви Святой Бернадетты смотрел в небо безжизненными, застывшими глазами, которым уже незачем было глядеть на окружающий мир.

— Умоляю, только не это! — повторил Брендан, когда его взгляд упал на след от пули, тянущийся от угла правого глаза до уха. Эта рана не была смертельной, зато смертельной оказалась другая, в основании горла, — огромная дыра, в которой запеклась кровь.

Брендан приложил дрожащие ладони к изуродованному горлу отца Вайцежика и снова ощутил, как хлынула из него целительная энергия, чтобы заполнить живительной тканью мертвое отверстие в теле дорогого ему человека и вселить в него жизнь.

Но вскоре он понял, что для чудесного излечения необходима обратная связь между целителем и исцеляемым.

Он заблуждался, полагая, что одновременно и вырабатывает жизненную силу, и передает ее пострадавшему. На самом же деле для исцеления необходим живой контакт между двумя организмами: лишь в этом случае волшебная энергия может вызвать нужный эффект. А в остывающем теле отца Стефана Вайцежика уже не было жизни, он умер, и воскресить его Брендану было не под силу.

Стон отчаяния вырвался из его груди, но смириться с этой утратой он не мог. Исполненный решимости во что бы то ни стало свершить чудо, он начал молиться вслух, повторяя:

— Пресвятая Богородица, Пречистая Дева Мария, помоги нам...

Брендан не сомневался, что Богородица услышит его и откликнется на эту отчаянную просьбу и вместе они вернут отца Вайцежика к жизни. В это тяжкое мгновение он вновь обрел веру и теперь верил в Бога и умом, и сердцем. Если отец Вайцежик по какой-то нелепой ошибке покинул этот мир до отпущенного ему срока и если Пречистая Дева донесет эти слова до Спасителя, тогда разрушенная плоть отца Стефана восстановится и оживет и он вновь вернется в этот мир, чтобы завершить свою миссию.

Стоя на коленях на снегу, с ладонями, прижатыми к окровавленному горлу убитого, Брендан вновь и вновь повторял слова молитвы, обращенные к Пречистой Богородице — Царице ангелов и апостолов, Заступнице мучеников. Но его обожаемый наставник не подавал признаков жизни, распластавшись на заиндевелой земле. Брендан взывал к милости Пречистой Девы, величая Ее то Волшебной розой, то Утренней звездой, то Исцелительницей страждущих и Утешительницей скорбящих, однако мертвые глаза отца Вайцежика, еще недавно излучавшие мудрое тепло и неподдельную любовь, по-прежнему были неподвижно уставлены в мглистое небо.

— Зерцало Справедливости, попроси за нас, — повторял Брендан, — Источник нашей радости, помолись за нас...

Наконец Брендан признал, что волею Господа отец Вайцежик покинул бренный мир.

Он тихим голосом завершил молитву, отнял ладони от чудовищной раны и сжал ими холодные руки любимого человека, скорбно склонив голову, словно безутешное дитя.

— Значит, ты не всесилен, — услышал он голос нагнувшегося над ним полковника Фалькирка. — Замечательно. Хорошая новость. Ладно, вставай и возвращайся к остальным.

Брендан взглянул на его суровое лицо с каменным взглядом холодных глаз и не ощутил ни малейшего страха.

— Он умер, не имея возможности исповедоваться, — спокойно ответил он. — Я священник и останусь здесь, пока не выполню свой пастырский долг. Вы можете помешать мне, только выстрелив мне в спину. — С этими словами он отвернулся от полковника и, набрав полную грудь воздуха, стал произносить положенные в таком случае латинские фразы. По его мокрому от тающего снега лицу струились слезы.

Лаз, проделанный Джеком в металлической ограде, был невелик, но достаточно широк, чтобы все трое смогли протиснуться сквозь него на территорию хранилища, предварительно закинув туда свои рюкзаки.

По команде Джека Доминик и Джинджер застыли на месте, ожидая, пока их вожак прощупает местность теплоуловителем и изучит ее с помощью прибора ночного видения. Джек высматривал, где установлены видеокамеры и электронные ловушки. Несмотря на сильную метель, затруднявшую его задачу, он засек две вышки с мониторами, под различными углами следящими за этим участком запретной зоны. Оставалось надеяться, что объективы камер забиты снегом. Никаких других охранных приборов он не обнаружил.

Затем он извлек из кармана маленький, размером с бумажник, вольтметр, улавливающий электрический ток на расстоянии, и, встав к ограде спиной, начал медленно продвигаться вперед, держа прибор в вытянутой руке. Не прошел он и трех шагов, как детектор тихо запищал, предупреждая, что под снегом спрятаны сигнальные провода.

Джек замер на месте и отошел на два шага назад, затем подозвал Доминика и Джинджер.

— На глубине одного-двух дюймов зарыт сигнальный провод, реагирующий на колебания почвы. Я уверен, что он протянут вдоль всей ограды. Устроен он таким образом, что улавливает не всякое давление на почву, а лишь шаги объекта весом свыше пятидесяти фунтов.

— Но даже я вешу больше пятидесяти фунтов, — заметила Джинджер. — И какой ширины, интересно, сигнальная полоса?

— По меньшей мере восемь-десять футов, — сказал Джек. — Собственно говоря, там не один провод, а целая сеть проводков, так что перепрыгнуть через нее невозможно.

— Лично я летать не умею, — нахмурилась Джинджер.

— Я тоже, — откликнулся Доминик.

— Я в этом не уверен, — усомнился Джек. — Если ты смог поднять в воздух стулья, то почему бы не подняться самому? Но сейчас у нас нет времени на эксперименты, так что придется нам довольствоваться тем, что мы имеем.

— Чем именно? — поинтересовалась Джинджер.

— Моей смекалкой, — улыбнулся Джек. — Вот что мы сделаем. Мы пойдем вдоль забора, не заступая за границу сигнализации, и попытаемся найти растущее в двадцати-тридцати шагах от провода дерево.

— И что потом? — спросил Доминик.

— Потом сами увидите.

— А если мы не найдем никакого дерева? — не унималась Джинджер.

— Послушайте, доктор, — начал терять терпение Джек. — Я считал вас оптимисткой. Если я говорю, что нам нужно найти дерево, то вам следовало бы выразить уверенность, что мы найдем целый лес.

Дерево они обнаружили, пройдя всего триста ярдов вдоль спускающейся к подножию гор ограды. Это была высокая развесистая сосна, как раз такая, какая и требовалась Джеку для осуществления его плана. Она была высотой восемьдесят или даже больше футов и отстояла от забора футов на тридцать пять, то есть на вполне достаточное расстояние от сигнальной полосы.

Осмотрев дерево с помощью своего универсального прибора, Джек наметил подходящую ветку на уровне верхней кромки забора, убрал «Стар трон» в рюкзак и достал из него «кошку» с привязанной к ней длинной и прочной нейлоновой веревкой. Проверив, хорошо ли завязан узел, он положил бухту между ног, наступив на свободный конец, чтобы веревка не улетела следом за «кошкой», посоветовал своим спутникам отойти на безопасное расстояние и, раскрутив «кошку» правой рукой, метнул ее, пропуская трос через левую руку. Но, несмотря на приличную массу и силу, с которой она была брошена, «кошка» немного не долетела до цели. Не без труда подтащив снаряд назад к своим ногам, Джек сложил кольцами веревку и повторил бросок. На этот раз ему сопутствовала удача: «кошка» прочно зацепилась за ветку.

После этого Джек хорошенько привязал свободный конец веревки к столбу ограды и, натянув с помощью Доминика и Джинджер ее как можно крепче, еще раз закрепил на столбе. Веревочный мост был готов.

Джек подпрыгнул, ухватился обеими руками за трос, раскачался и закинул на него ноги, скрестив затем лодыжки. Теперь он завис, как шаловливый медведь-коала, на ветке и мог, подтягиваясь руками, двигаться вперед, не касаясь земли. Продемонстрировав Доминику и Джинджер, как это следует делать, Джек опустился на землю возле ограды.

Ухватиться за трос Доминику удалось с первой попытки, но понадобилось не менее минуты, чтобы закинуть на него еще и ноги.