Раскрыть ладони Иванова Вероника
— А за что? Они ведь всего лишь выполняют заказ. Оказывают услугу, не более.
— Но убийство всё равно остаётся...
— Убийством. — Дядя согласно кивнул. — И любой гильдиец может понести заслуженное наказание, если... Будет пойман, пока длится tann’ami.
— Что это такое?
— Обычай, сохранившийся с незапамятных времён. Многие до сих пор верят, что в наёмного убийцу на это время даже вселяется душа заказчика... Но интереснее другое. В течение tann’ami Тень будто лишается всех и всяческих прав, становясь добычей для первого встречного. Видел рисунок, каким помечаются все, состоящие в Гильдии? Так вот, после заключения договорённости, а оно проходит сложнее, чем подписание виграммы, уж будь уверен, татуировка на время исчезает, снимая с убийцы неприкосновенность. И если он не будет достаточно расторопен, чтобы сбежать и укрыться... Более того, на мёртвом теле рисунок будет указывать, как погиб его хозяин. К примеру, если Тень убьют спустя хоть вдох после окончания tann’ami, убивший заслужит казнь.
Запутанно. Но хитро и выгодно.
— И кто же даровал Теням такие странные права? Какой глупец?
Трэммин фыркнул:
— Ты бы на его месте поступил точно также, если бы стены твоего дома были окружены тысячами убийц! Но оставим в покое прошлое, потому что настоящее... Приятели вы или нет, мне неважно. Но и ты, и он нарушили правила, действуя... По-дружески, да?
— Почему мы не можем быть друзьями?
— Можете. Только очень недолго. До того мига, как об этом узнают в Анклаве и в Гильдии. Война, конечно, не разгорится, но лишь в одном-единственном случае.
— Каком же?
— Если тебя выдадут Теням, а твоего приятеля заполучит Надзорный совет. Правда, есть одна загвоздка...
Дядя ласково провёл кончиками пальцев по моей щеке:
— Ни их сторона, ни наша не позволит, чтобы её секреты стали известны, следовательно, с вами обоими проделают всё надлежащее, чтобы... Обезопаситься. Но это не отменит попыток проникнуть в чужие тайны. И пыток не отменит. Хочешь узнать на своей шкуре, как искусны Тени в развязывании языков? Думаю, нет.
И хотелось бы отшатнуться, да не получается, потому что смятение мыслей оставляет тело без присмотра.
— Какие ещё секреты?! Мне же ничего не...
— А вот это уже не важно, любезный племянничек. Тебе — нет, кому-то другому, до кого можно добраться с твоей помощью — да.
— Известно «что»?
— К примеру, как уменьшить продолжительность tann’ami. Так, чтобы татуировка возвращалась на место сразу же после исполнения заказа.
Действительно, заманчиво. Получить возможность безнаказанно убивать, при этом не нарушая ни малейшей буквы договорённостей. За подобные знания можно заплатить очень дорого. По крайней мере, жизнью. И не одной.
Жаль, что я при всём желании не смогу проникнуть в таинство tann’ami. Теперь, хотя бы назло дяде, постарался бы разобраться и... Нет. Страдать-то будут по-прежнему невинные люди, а Анклав в лучшем случае поморщится, поворчит, да придумает новую пакость. Но в одном дядя прав. По дружбе можно совершить всякое разное. Даже глупость. Если бы меня с Тенью и впрямь связывали дружеские отношения, я бы, пожалуй, попробовал облегчить жизнь своего друга. Эх... Вот ещё один повод обходиться без друзей.
— Вы всерьёз думаете, что кто-то из магов пойдёт на выдачу секретов?
— Дай им волю? Да. Непременно. С жаждой превеликой выгоды. Поэтому вот уже несколько столетий подряд Анклав примерно наказывает тех, кто оказывается замечен в недозволенных отношениях.
Мне подписали смертный приговор? Похоже. И что остаётся?
— К чему, на самом деле, вы всё это рассказали?
— Ты же умный мальчик, Маллет, и не совершишь дурацкой ошибки, верно?
— Я пока не знаю, в чём она может заключаться. Объясните?
— Ну наконец-то! — Трэммин довольно хлопнул в ладоши. — Так бы сразу... Всё, что от тебя требуется, это помочь выкрасть бумагу, о которой я рассказывал.
Предсказуемо. Бумагу выкрадем, нужное имя впишем, и dyen Райт будет разом не нужен и не опасен.
— Но как?
— Ослабь охранное заклинание на окне той комнаты, где будешь находиться, только и всего.
— Вы понимаете, о чём просите?
— Прошу? — Голос дяди заледенел. — Время просьб закончилось, Маллет. Теперь будут только приказы.
Вот это я хорошо понимаю. Да и не особенно сопротивляюсь. Поздно трепыхаться.
— Простите, неудачно выбрал слово. Я ведь не могу действовать при свидетелях, потому что мне нужно, э-э-э, двигаться. И если кто-то увидит, то...
— У тебя будет несколько минут. Если, разумеется, ты назовёшь точное время своего визита в Виноградный дом. Итак, когда тебя ждёт dyen Райт?
— Завтра вечером, сразу после десятого удара колокола.
— Отлично! Поздновато, но... Сойдёт.
— Сделаете так, чтобы я остался один?
— Да. Но ты должен будешь работать быстро.
— И что потом?
Трэммин, уже повернувшийся, чтобы уйти, недоумённо оглянулся:
— Потом?
— Я смогу жить так, как захочу? Без вашего участия?
Он что-то прикинул и улыбнулся. Во весь рот, довольно оскалив зубы.
— Разумеется, любезный племянничек! Именно так, как захочешь.
Интересно, меня убьют или всё-таки помилуют? Просьба, ой, простите, приказ дяди выглядит вполне безобидным, и хочется верить... Впрочем, а что мешает господину старшему распорядителю и в самом деле подарить мне свободу? Я же ничем не опасен. Во всём нашем разговоре не было ничего из ряда вон выходящего и стоящего. Да и подтвердить его содержание некому, потому что свидетелей не было. Феечка не в счёт, хотя точно запомнила каждое слово: ручная зверушка, и только. Результат размышлений? Очень простой. Никакой угрозы для Трэммина я не представляю. Так стоит ли изыскивать средства, чтобы меня убивать, тем более, непонятно чьими руками, если Тени не могут причинить вред магам? Конечно, услуга, оказанная дяде, запрёт меня в стенах Саэнны на веки вечные, но... Этот город ничем не хуже других. И я даже люблю его. Хотя следовало бы ненавидеть.
— А попробуйте этот шёлк: он на ощупь нежен и мягок, словно...
— Словно ваши губки, любезная dyesi!
Служка ткацкой лавки зарделась ярче алого шнура, который я уже с минуту теребил в пальцах, а паренёк, отвесивший неуклюжий комплимент, ко всему прочему ещё и глупо хихикнул.
Веселятся, дети. Играют во взрослых. Ему не больше девятнадцати, а она, похоже, только-только отметила шестнадцатилетие. Оба юные, забавные, милые, но отнюдь не наивные. Я в их годы был не в пример тупее. По крайней мере, увидев прелестную девицу, не подумал бы, что нужно тащить её в постель или хотя бы в укромный уголок. Да и сейчас не думаю, что уж там. У меня мысли сегодня о работе. Только о ней. Поэтому, едва поймав мой взгляд, служка остановилась на полпути, заменив игривую улыбку безразлично-услужливой, а с этим безусым любезничает... Сколько уже? Четверть часа, не меньше. Впрочем, оно мне на руку.
Да, пожалуй, именно этот шнур и возьму. Что желала Тень? «Весёлую вдову»? Будет такая, что обхохочешься. Обтяну рукоять, а если настроение позволит, вывяжу на ней узелками что-нибудь заковыристое. Или обидное. Ну уж непристойное, это точно! Благо, настроение соответствующее.
Почему всё внутри дрожит? Я ведь не боюсь на этот раз. Чего бояться-то? Всё, что требуется, снять охранное заклинание с окна. Конечно, само по себе дело не простое, но и не слишком хитрое, было бы время. Кстати, если дядя обманет и не отвлечёт слуг и домочадцев Райта на нужное количество минут, могу с чистой совестью ничего не делать. И упрекнуть меня будет не в чем. Правда, с большим удовольствием я бы выполнил всё порученное в точности.
Нехорошо красть или помогать ворам? Наверное. Но у меня с хозяином Виноградного дома личные счёты. Да, силёнок, чтобы отомстить за унижение, немного, но удобный случай подвернулся, и теперь грешно сомневаться и отступать. Только вперёд! Да и риска нет никакого: сниму чары, спокойненько уйду, а уж кто полезет в окно и когда, меня не волнует. Скорее всего, кража намечена на позднюю ночь, чтобы большая часть обитателей дома в это время крепко спала. Нет, волноваться мне совершенно не о чем.
Кроме одного. Как именно дядя сдержит своё слово? Забудет о моём существовании? Было бы замечательно. На большее рассчитывать не буду. А чтобы не возникло даже возможности обвинения, сделаю всё так, чтобы охранное заклинание снова вернулось на своё место после того, как ограбление будет совершено. Скажем, к утру. Всё равно ведь раньше не хватятся пропажи? Да и потом вряд ли. Вот только если Райт догадается, что я причастен к воровским делам... Постарается отплатить сторицей. Но там мы уже посмотрим, кто кого! Ведь если верить словам господина старшего распорядителя, Амиели станет совершенно безобиден, как только в руки Анклава вернётся давний договор.
— Какая неожиданная встреча... Как поживаете, dyen Маллет?
Увлечённый азартными размышлениями, я и не заметил, как она вошла в лавку и оказалась совсем рядом со мной. Всё такая же дородная и расплывшаяся, только лицо кажется измождённым и от того словно похудевшим. А под глазами пролегли сероватые тени, совсем не свойственные прежнему пышущему здоровьем облику.
— Как и всегда, любезная dyesi. Как и всегда.
Карин перевела взгляд на развешанные на стене отрезы тканей. Да, и по профилю заметно, как женщина осунулась. Такое бывает либо после долгой болезни, либо... После болезненных переживаний. Первой взяться было неоткуда, зато вторые возникли не без моего участия. И очень возможно, только по моей вине.
— А как поживаете вы, dyesi? С торговлей всё хорошо?
— Да уж какая тут торговля... Хотя, врать не буду, люди стали чаще захаживать. Всем охота посмотреть, где служил человек, так страшно закончивший свои дни.
— Мне очень жаль, dyesi. Правда, жаль. И я хотел бы извиниться перед вами.
— За что же? — всплеснула руками купчиха. — Это я, я должна во всём виниться! Это же только из-за меня всё случилось!
Ну уж, так-таки и из-за неё... Глупо взваливать ответственность за смерть Харти на бедную женщину, ослеплённую ревностью. Хотя, разве я давал повод? Разве уверял, что влюблён? Обещал хранить верность? Ни разу. Ни полусловом. Ни полувзглядом.
— Dyesi, вы совершенно ни в чём не...
— Ой, только не жалейте глупую старуху! Надо было мне думать хорошенько, да не забывать, кто из нас кто. Вот всего на минутку вообразила невесть что, и сразу...
— Вы вовсе не старуха, dyesi Карин. А виной вашего воображения стало моё недостойное поведение.
Она выслушала внимательно, но после всё равно упрямо качнула головой:
— Недостойное? Да тот же Харти мне такие мерзости на ушко шептал, аж тошно становилось!
Любопытное открытие. Мой скромный приятель, оказывается, был не таким уж стеснительным.
— Оттом с вами заигрывал?
— Да это уж не заигрыш был, — призналась купчиха. — Всё после началось. Когда он вас страже сдал. Пришёл и прямо с порога заявил, мол, я для тебя всё сделал, чтобы свою любовь доказать, теперь и ты докажи.
Бр-р-р-р... Могу себе представить. Мерзостное зрелище. Судя по рассказам Келли, в Доме радости с Харти брали больше монет, чем с любого другого посетителя, потому что ни одна девица не соглашалась ублажать худосочного уродца за обычную плату.
А ведь он, наверняка, и в этом мне завидовал, если случайно прознал про моё знакомство с подопечной Науты. Да, причин мстить у Оттома имелось в избытке.
— Не продолжайте, dyesi, не нужно.
— А продолжать и не о чем. Я ведь не смогла. Отговорилась чем-то, попросила подождать. Сказала, что пока не увижу, как вас... осудят, не смогу успокоиться.
Откуда столько горечи в голосе? Неужели, переживает по-настоящему? Было бы из-за чего!
— Хорошо, что вам не пришлось...
— Да уж хорошо, слов нет! А когда он там, перед судьёй, во всём сознался, меня такая злость взяла, что если бы его стражник не добил, я бы сама, своими руками бы...
— И всё равно, простите.
— Да полно вам виниться-то! Вы мужчина видный, красивый и обходительный, силой никого в свои объятья не тянете, а что женщины рядом с вами голову теряют, так за то судить нельзя.
— Мне следовало бы почтительнее относиться к вам и не устраивать в вашей лавке...
— Я же сказала, полно вам! — Толстые пальчики Карин легли на мои губы, запрещая продолжать. — Вы ведь достойно себя вели, и даму ту в свидетели не позвали, хотя могли бы. И не оправдывались, как тот же Харти, когда случаем хрусталинку разбил. Ох, он и плакался тогда, на коленях вокруг меня ползал, весь паркет штанами до блеска натёр... Нет, чтобы честно сказать, мол, виноват, исправлюсь. А вы...
Я сжал её ладошку в своих, чуть отстраняя от губ, но совсем не намного.
— Рад, что вы не сердитесь.
— Сердиться? С чего бы? Я ведь с вами говорить хотела, и когда тут увидела, сразу и подошла.
— Говорить? О чём?
Щёки Карин зарделись, возвращая бледному лицу прежние краски:
— Я сказать хотела, что... Вы уж не брезгуйте только, хорошо? Знаю, что грешно вам такую службу предлагать, но если надумаете... Я пока на место Харти никого брать не буду. Людей подходящих поблизости нет, да и... Боюсь я теперь кого-то к себе приближать. Был вроде безобидный человечек, а на поверку каким оказался? Страшнее демона в сотню раз! Я так думаю, что он бы меня со свету сжил, а всё моё хозяйство под себя подобрал. И ведь замечала, что жадный, а даже помыслить не могла, на что способен. А вот вы... Вас бы я с радостью до хозяйства допустила. Вы человек честный.
Куда уж честнее! Неужели она не поняла?
— Любезная dyesi, мне лестно слышать от вас такие слова, но они не про меня. Я мало чем отличаюсь от Харти, и, признаться, желал бы добиться того же, что и он.
— Но ведь не добивались?
Просто не успел. Будь у меня побольше времени и поспокойнее жизнь, обязательно попробовал бы поймать купчиху в сети любви. Хотя бы ради развлечения.
— Я не сделал этого только потому, что...
— Потому что не хотели смеяться над бедной женщиной. Я ведь тогда, пока этот наглец с вашей сумкой орудовал, всё ждала, что вы меня охмурять начнёте. Ой, как ждала! И если бы слово ласковое хоть одно услышала, не было бы ничего этого. Совсем ничего. А вы спокойно так разговаривали, мол, даже если что и было между нами, то закончилось, не начавшись. Я ведь и поэтому ещё разозлилась. Целую ночь в подушку плакала, всё думала, почему с другими можете миловаться, а со мной никак? А потом поняла.
Интересно, что она могла понять? Я свои поступки вообще не разбирал по косточкам, а Карин над ними, оказывается, упорно размышляла. Наверняка, навоображала такого...
— Не обманщик вы. И никогда им не будете. Если с какой женщиной дружбу-любовь водите, то на других не заглядываетесь. Потому что не хотите, чтобы и ей, и другим больно было. Ох, и почему мне в юности такой мужчина не встретился? Уж я бы за него руками и ногами держалась!
— Может быть, ещё встретится. Откуда вам знать?
— Может, и встретится, — согласилась Карин, вздыхая. — Да только теперь, хочу, не хочу, каждого по вам мерить буду.
— Не нужно! — Я успокаивающе поцеловал кончики дрожащих от волнения пальцев. — Все люди разные. И у каждого должна быть своя мерка. Я ведь тоже не во многом хорош.
— А и пусть! Только в том, что мне видно, лучше и быть не нужно!
Вот как? А ведь мне впору гордиться услышанным. Но почему-то радость уступила своё законное место горьковатому сожалению. Не от того человека я хотел бы получить похвалу, не от того... Но быть неблагодарным не собираюсь.
— Вы очень добрая женщина, dyesi. И очень щедрая.
Она помолчала, потом с лёгкой обидой заглянула мне в глаза:
— Но вы всё равно не придёте?
— Почему же, приду. Между нами и так есть договорённость, я не собираюсь её разрывать. А если смогу помочь ещё чем, только скажите. Но согласиться на ваше предложение... Не могу. Сейчас не могу. Простите.
— Если сейчас не говорите «да», то и потом не скажете, — сделала верный вывод купчиха. — А и ладно. Только теперь душенька моя стала спокойна. К тому же... «Нет» вы тоже пока не сказали!
Она вдруг лукаво подмигнула мне, становясь похожей на шаловливую девчонку, с заметной неохотой высвободила свои пальчики из моих и отправилась к служке требовать отрез то ли синего шёлка, то ли зелёного, я уже не прислушивался. Я стоял, разглядывая свою ладонь и почему-то думал о ней, как об осиротевшей.
Конечно, предложение Карин не для меня. Помогать в лавке? Довольно постыдное занятие для мага. Но объяснять это женщине не буду. Никогда. Потому что она не поймёт.
Чтобы выжить, можно пойти на любые сделки с совестью и гордостью, это верно. Но мне мало выжить. Я хочу ЖИТЬ. И жить именно так, как мне видится правильным. Продолжить свой род, к примеру. И сделать так, чтобы имя Нивьери произносили с уважением, а не презрительно сплёвывая.
Проклятие, пальцы пахнут всё тем же, хотя оттирал их с утра в мыльном растворе со всей возможной старательностью! Странный запах. Словно я вчера покойничка щупал. Долго и настойчиво.
— Ты никогда не опаздываешь?
К сожалению. И на встречу с собственной смертью наверняка явлюсь заранее. Чтобы не заставлять достойную dyesi ждать.
— Я пришёл в назначенное время. Это предосудительно?
Последний из рода Амиели, тяжеловесный седовласый Райт, будущий супруг моей бывшей возлюбленной и просто не слишком приятный в обхождении человек, на мгновение остановил взгляд на моём лице, от чего мне стало весьма неуютно. Поэтически говоря, сырость, витавшая вокруг, нашла лазейку к моим внутренностям, а чувствовать себя заиндевевшим камнем... Не то ощущение, к которому я стремлюсь. Совсем не то.
— Предосудительно? Пожалуй, нет. Всего лишь, немного странно.
— Я всегда соблюдаю условия договорённостей.
— Похвально. Но говоря о странности, я имел в виду как раз твоё согласие.
— Согласие на что?
— На столь поздний час.
Да, поздний вечер — не самое удобное и безопасное время для прогулок по городу. И хотя по Верхним кварталам стражники ходят охотнее и чаще, чем по Нижним, да и смотрят за порядком усерднее, и тут, и там есть возможность нарваться на любителя чужих кошельков и чужих душ. Потому что, несмотря на все строгости законов, отчаянные люди находятся везде. Вот как те двое в квартале Медных голов. Убивать меня, конечно, не собирались, но покалечили бы изрядно.
— Право выбора принадлежало вам, а не мне.
— Но ты мог возразить.
Чего он пытается добиться этим разговором? Просто коротает время? Так пусть позволит мне уйти, а сам позовёт Келли, с которой можно заняться чем-то куда более приятным, нежели...
— Зачем? Если вы назначили именно такой час, значит, вам это важно. И другой стороне остаётся только принять поставленные условия.
— Тут ты прав. Мне — важно. Кому-то ещё, вполне возможно, наплевать... А из тебя вышел бы хороший слуга. Послушный.
В последнем слове послышалось нечто, похожее на злорадство. Или на удовлетворение. Но мне не захотелось углубляться в тщательный разбор впечатлений:
— Вы пригласили меня для беседы?
— Разумеется, нет. Делай своё дело.
Он и в этот раз не соизволил принимать меня лёжа, чтобы хоть немного облегчить доступ к больным ногам. Пришлось снова опускаться на колени, подкладывая под задницу собственные пятки — сиденье не особенно удобное, но единственное из доступных.
Сегодня вены выпирали поменьше, и мне вовсе не мерещилось в рассеянном свете свечных огоньков: пальцы сообщали со всей уверенностью, что моё вмешательство принесло плоды. Пока ещё небольшие, совершенно незрелые, хрупкие, но тем не менее, обнадёживающие. Ноги я старику поправлю, сомнений нет. А вот что делать с просьбой Келли?
— У тебя хорошие руки.
— М-м-м?
Поднимаю голову и встречаю внимательный, почти изучающий взгляд.
— Любопытно, а всё прочее как? Настолько же отменно работает или наоборот?
— Я не совсем понимаю...
Райт положил затылок на подушку подголовника:
— Мудрецы учат, что плоть не может быть хороша равномерно, и что если в каком-то своём месте она обладает удивительными качествами, это значит, что существует уголок, обделённый малейшими достоинствами.
— Мудрецам виднее.
Стараюсь не смотреть ни на что, кроме опухших голеней под своими ладонями.
— Они тоже так утверждают, — насмешливо заметил хозяин Виноградного дома. — И кое в чём я с ними вполне согласен. Я давно уже живу на свете, и много раз встречал людей, с виду и красивых, и здоровых, вот только внутри у каждого из них непременно скрывалась гнильца...
— Очень интересно.
— Можешь не поддакивать, не нужно. Я знаю, что ты меня слушаешь. Зачем? Вот это вопрос. Из почтения к моим сединам? Тогда довольно лишь делать вид. А ты всё слышишь, каждое слово. Хотя при этом с удовольствием заткнул бы мне глотку... Что, угадал?
Продолжаю поглаживания после небольшой, но заметной запинки. Да, заткнуть хочется. И я даже мог бы это сделать, но... Не дозволено. Сегодня у меня есть важное поручение, от которого будет зависеть очень многое.
— Вам нужен мой ответ?
Райт довольно похохатывает:
— Я его знаю и без подсказок! А вот почему ты поступаешь так, а не иначе, всё равно не признаешься честно, поэтому... Мне интересно совсем другое. Где прячется твоя гнильца?
Молчу. Хочет поиграть в загадки? На здоровье. Только пусть развлекается самостоятельно.
— И нечего строить из себя оскорблённую невинность! Скажешь, безгрешен? Нет. Не сможешь. Да и кто из нас чист перед людьми и небесами? Думаю, во всём свете не найдётся ни одного живого существа. Даже младенец, и тот виноват тем, что раздирает чрево матери, стремясь выйти наружу... Но в самый красивый сосуд с давних времён и до наших дней наливают самое дрянное вино.
Непонятный разговор. Унизить меня больше, чем в прошлый раз, уже нельзя, так зачем ведутся эти глубокомысленные размышления вслух? Он что-то хочет выудить у меня? Или напротив, что-то мне доказать или объяснить? Есть ещё возможность, что хозяин Виноградного дома попросту кичится своим непревзойдённым умом и, за неимением других слушателей, мучает философскими беседами меня. Какой вариант верный? Не могу понять. Но то, что у разговора есть цель, чувствую очень ясно. Яснее, чем горящие соломинки под пальцами.
— Да и зачем далеко ходить? Вот взять мою будущую жену. Красива ведь, негодяйка? Красива. Но внутри черна, как головешка.
Черна ли? Я могу понять стремление Келли добиться лучшей жизни. И сам бы так поступал, если бы... Если бы родился женщиной? Наверное. Или если бы другого пути не осталось. Что же предосудительного нашёл Райт в поступках своей будущей супруги?
— Она любит вас.
— Любит? — Хозяин Виноградного дома невольно дёрнулся, словно моё прикосновение причинило боль. — Она любит деньги. И чем больше денег, тем сильнее любовь, конечно же.
— Dyesi Каелен позвала меня сюда, чтобы вылечить вас.
— Эх, парень... Вот скажи, только честно: зачем ты пытаешься её защищать? Она ведь тебя и видеть не захочет, как только добьётся желаемого. Будет нос воротить и стороной обходить.
Уже воротит. И обходит. Только мне всё равно. Женщины, которую я любил, больше нет, а холодность незнакомки меня не трогает и уж тем более, не оскорбляет.
— Это её право.
— Право забыть об оказанной помощи? Считай, как хочешь, только я соглашаться не буду. Думаешь, я не догадываюсь, о чём она тебя просила на самом деле? Ноги ногами, но куда важнее... Рассказать или сам сознаёшься?
Оставляю в покое ноги Райта и выпрямляю спину, поднимая взгляд.
— Расскажите.
Он напряжённо всматривается в мои глаза больше минуты, потом одобрительно кивает:
— А ты молодец! Не струсил. Хотя и бьёшься не за того сюзерена... Но то твой выбор, не мой. А секрет пустячный: Келли просила вернуть мне мужскую силу.
Конечно, пустячный. Испокон веков женщины не находили лучшего способа привязать к себе мужчину, нежели родить ему наследника. Подозреваю, что моя матушка вовсе не хотела портить свою безупречную фигуру родами, но потеря мужа вызывала куда больший страх. И кроме того, многие из нас мечтают о детях. Особенно находясь на пороге старости.
— Хотите попробовать? Вдруг получится?
Хозяин Виноградного дома нахмурился, с виду грозно и сурово, но в голосе довольных ноток стало только больше:
— И снова молодец! Неужели она тебе была так дорога, что честь и гордость воды в рот набрали?
— Dyesi Каелен попросила. Я согласился исполнить её просьбу.
Усмехается:
— Ещё бы меня следовало спросить, так, для порядка.
— Будете утверждать, что не хотите наслаждаться жизнью вместе с красивой молодой женой?
Губы Райта несколько раз дрогнули, но старик всё же заставил плоть подчиниться духу и вернул на лицо спокойную уверенность:
— Хотел бы. Ой, как хотел... Только не могу. Потому что моё счастье грозит бедами моим... Нет, детей у меня не будет. Ни с Келли, ни с кем-то ещё.
Странное утверждение.
— Но почему? Считаете это невозможным?
— После встречи с тобой? Нет. Вчера, когда ты ушёл, я первый раз за много лет по дому без боли прошёлся. Не на раскалённых спицах, а на ногах. Прежних, таких, на которых молодым бегал. Поэтому верю, что и всё остальное ты сможешь поправить, но... Мне это не нужно.
— А вашей супруге? Она ведь хочет родить для вас наследника.
— Наследника... — Он опёрся о подлокотники и напряг спину. — Наследника... Знаешь, почему я пустил тебя в свой дом? Потому что мы с тобой очень похожи в одной вещи.
— В какой же?
— Мы оба ненавидим магов. Причём, по одной и той же причине. Назвать её? Или сам скажешь?
— С чего вы взяли? Я тоже маг, и в скором времени...
Райт горестно покачал головой:
— Только не ври сам себе. А мне твоя ложь и подавно не нужна. Ненавидишь ведь? Ненавидишь. А можешь сказать, почему?
Конечно. И очень сильно. Потому что они успешнее меня. Потому что умелее. Потому что сильнее. Потому что...
— Потому что они могут делать то, чего не могу я.
— Верно! Но зато и ты, и я можем делать что-то, недоступное для них. Никогда об этом не задумывался?
И что толку в моих умениях? Разбирать заклинания на кусочки? А зачем это нужно и кому? Убирать наскучившие иллюзии? С этим справится любой маг, но они предпочитают не тратить время попусту, если есть такое ничтожество, как я, живущее объедками с чужого стола. Помогать ворам, снимая охранные заклинания? Можно. Но мерзко и противно. Поправлять больную плоть? Мне никогда не разрешат это делать свободно и открыто. Да я и сам не всегда и не на всё решусь, а учиться не у кого. Мы все владеем несметными сокровищами, так выходит по словам господина Амиели? Может быть. Но содержимое моего сундука давно затерялось в густой паутине.
— И что можете сделать вы?
— Оставить с носом весь Анклав.
И я даже знаю, каким образом. Без подробностей, конечно, лишь в общих чертах... Но мне нельзя показывать своей осведомлённости, верно?
— Весь? Это как же?
— А так, — он довольно потёр руки. — Мой род уже несколько столетий служит Анклаву. И я бы много крепких слов сказал тому из своих предков, который заключил Договор крови.
Так вот в чём дело... Дядя рассказал мне кучу интересностей, но о главном умолчал. Договор крови, значит? Подписывающая его сторона обрекает весь свой род на вечное служение нанимателю. Вечное и беспрекословное. Те члены семьи, которые захотят избежать исполнения обязанностей, быстро и просто уйдут за Порог, причём без вмешательства кого-то стороннего. Попросту наложат на себя руки. Древняя магия, страшная и непреодолимая, растворённая в живой крови: давным-давно эти чары были запрещены, и если верить легенде, запрет исходил от драконов, в те времена свободно разгуливающих по земле. И ослушников предавали жуткой смерти, потому желающих нарушать запрет не находилось... Пока не начала тускнеть память об ужасе наказаний за означенные проступки.
Значит, именно так Анклав добился подчинения от рода Амиели? А я было удивился, как же за столько лет договорённость ни разу не нарушалась!
— И вы...
— Я нашёл способ разорвать договор.
— Вы хотите...
Глаза Райта, ясные и блестящие, вспыхнули ещё ярче.
— Умереть. Разумеется, не сегодня и не завтра, хотя мой час не так уж далёк... Но оставлять наследников моей крови я не хочу. Хватит рабства! И как бы Келли не злилась, от меня она ребёнка не получит. Никогда.
Читать бесплатно другие книги:
