Раскрыть ладони Иванова Вероника

— Убьют, разумеется.

Отец продолжил мою мысль спокойно, даже равнодушно, а меня передёрнуло, как от порыва холодного ветра.

— Не думай о них, Мэл. Они выбрали свою дорогу, мы шагаем по своей.

— Но мы будем виноваты в том, что...

Отцовская ладонь сжала моё плечо.

— Никогда. Слышишь? Никогда не вини себя в чужом зле. Богачка может ведь и сдать воришек Городской страже, чтобы они получили законное наказание.

— Но ты сказал, что...

— Да, скорее всего, она отдаст приказ убить.

— Почему ты так решил?

Он помолчал, глядя в сторону, на уходящий в темноту коридор.

— Я не видел её лица, это верно. Но зато слышал голос. Наша нанимательница из породы людей, которые действуют по одним им ведомым правилам, а чаще и вовсе без правил. Деньги и власть, знаешь ли, быстро уверяют человека во всемогуществе и вседозволенности... Ладно, не будем сейчас об этом говорить. Согласен?

Киваю. Конечно, не будем. И так что-то жутковато становится... Это всё моё воображение. Получило подходящую игрушку и разыгралось. Сразу стали мерещиться зловещие тени, холодное дыхание призраков, текучие лужицы...

Стойте-ка. Дыхание мне не чудилось. Невидимые занавеси и впрямь колыхнулись, натянулись, словно зацепленные кем-то или чем-то, и отпрянули назад, то ли разорванные, то ли освободившиеся самостоятельно. Надо сказать отцу. Он не особенно прислушивается к моим рассказам о нитях, висящих повсюду, но и не оставляет совсем уж без внимания.

А почему я подумал о лужице? Опускаю взгляд. Точно! Мы же стояли на сухом месте, а теперь у ног отца явственно заметно мерцающее в отсветах лампы озерцо. И не только у ног, но и на них...

— Прочь!

Отец толкает меня так сильно, что я не могу сохранить равновесие и падаю, откатываясь на несколько футов дальше по коридору.

— Па?

Он стоит неподвижно и напряжённо, словно пытается что-то понять или услышать.

— Уходи!

— Что случилось?

— Скорее!

Теперь лампа хорошо освещает его лицо, и я вижу то, чего никогда не ожидал увидеть. Страх. Но страх не за собственную жизнь, а за... Мою.

— Па...

— Если ты не уйдёшь...

Я умру. Это понятно. Но от чего?

Мне тоже становится страшно. Я растерянно еложу по скользким заплесневелым плитам пола, но ухитряюсь подняться. Примерно в десяти шагах от отца. Карлин стоит, безвольно опустив руки, с кончиков пальцев которых... Капает кровь.

Нет, не только с кончиков. Она просачивается через кожу. Через всю кожу: тёмные пятна проступают на штанах, на рубашке, ткань намокает всё больше...

— Ухо... хр-р-р...

Красная полоса поднимается по шее отца. Глаза, уже невидящие, плачут кровавыми слезами. Лица больше нет, осталась только маска, но не карнавальная, с замёршими раскрашенными чертами, а живая. Текучая.

Надо бежать. Вот только ноги, сволочи, не слушаются. Ещё стена некстати оказалась за спиной. И взгляд не хочет отрываться от кровавой статуи, ещё несколько вдохов назад бывшей моим отцом. Собрать последние силы, повернуться и...

Не успеваю, потому что ещё ничего не закончено. Вслед за кровью на лицо выползают тёмные, почти чёрные, масляно блестящие капли. Неторопливо собираются вместе, трутся бочками, сливаются в лужицу, похожую на ту, на полу, но не гладкую, а...

Медленно и лениво рождается новая маска, ничем не напоминающая отцовские черты. Высокие надбровные дуги, тонкий прямой нос, острый подбородок. Из лужицы выступает лицо. Очень красивое и... вне всякого сомнения, женское!

Веки вздрагивают, поднимаются... Под ними нет ничего, кроме той же вязкой и густой жидкости, но я чувствую: на меня смотрят. Неотрывно и внимательно.

Узкие губы вздрагивают, приоткрываются. Тишина остаётся тишиной, и всё же, я слышу. Всей кожей собственного тела.

— Я иду за тобой... Жди...

А потом черты маски вновь начинают течь, лужица сжимается в шар и...

Словно оттолкнувшись от отцовского лица, бросается ко мне.

Всё происходит так быстро, что успеваю только выставить вперёд руки с растопыренными пальцами, словно надеюсь закрыться. Щит плоти, раскалённой изнутри, разве он способен спасти? Оказывается, да.

Комок разбивается, ещё не успев столкнуться с моими ладонями. Разлетается каплями, одна из которых... Всё-таки добирается до моего лица, принося с собой мгновенное и мерзкое онемение. Я тру щёку, тру отчаянно, но безрезультатно: всё остаётся при мне. И горе, и ужас, и боль.

Их так много, и они такие сильные... Намного сильнее меня. И всё, что я могу, только крикнуть:

— Отпустите!..

* * *

— Дурной сон?

Он сидит на подоконнике. Куртка накинута на плечи, и только по одной этой детали можно предположить, что демон всё-таки ложился спать. Иначе зачем бы ему понадобилось избавляться от не слишком пригодной для сна одежды?

— Да.

— Я понял, услышав ваш... крик.

Ах, он ещё и спокойно смотрел, как меня мучают кошмары? Хочется спросить, получил ли удовольствие от увиденного, но с моих губ слетает обиженное:

— И чего не разбудил?

— Посреди ночи?

Растерянно пялюсь на рассветное небо за плечами демона.

— Уже утро.

— А мне казалось...

— Со снами так всегда, — машет он рукой. — Длятся считанные мгновения, но выматывают так, словно провёл в них не меньше недели, и всю без отдыха.

— Так и надо было...

— Разбудить?

Демон несогласно качает головой.

— Лабиринты Полночного Замка нельзя рушить по собственному усмотрению. Как бы этого ни хотелось. Потому что когда человек закрывает глаза, он тем самым разрешает своей душе немножко побыть свободной от тела. Но свобода, разумеется, не полная. Между плотью и духом остаётся протянутой тоненькая нить, тропинка, по которой можно вернуться. Потому если нарушаешь чужой сон, можешь разорвать эту ниточку. И что тогда получится?

— Душа не вернётся?

— Увы. Правда, случается и так, что она сама не желает возвращаться... Но чаще души оказываются благоразумными дамами и решаются всего лишь увеличить время прогулки, но не отказываться полностью от возвращения.

А я был бы не против расставания. Насовсем. Только моя душа оказалась такой же трусливой, как и её хозяин. Вернулась. Но зачем? Я ведь не просил.

Ладно, раз уж проснулся, надо вставать, потому что оставаться в постели тоже нет никакого смысла. Кажется, у меня было одно неотложное дело намечено... Ну да. Отправление за Порог. Моё собственное.

Надеюсь, демон не спрятал «вдову», пока я спал. А впрочем, даже если спрятал, спущусь вниз и пошарю в дядиных закромах: там много чего острого найдётся.

Сажусь. Смотрю на правую руку, опирающуюся о кроватную раму. Алые разводы узора по-прежнему покрывают ладонь, но больше не кажутся похожими на кровь. Наверное, вечер внушал мне мрачные мысли, а наступившее утро...

— Ощущения вернулись?

А? О чём это он спрашивает? Какие ещё ощущения? Или...

Ладонь лежит на покрывале. А покрывало мятое, с выбившимися из ткани взъерошенными нитяными волокнами, не слишком мягкое, но такое уютное...

Нет.

Это невозможно.

Так не бывает!

Сплетаю пальцы в замок, наслаждаясь болью от впившихся в кожу узелков.

Я чувствую!

Пламени больше нет. Пусть его никогда уже и не будет, но...

За такой подарок не жаль и целой жизни.

Теперь я смогу умереть достойно и быстро.

Хотя...

Перевожу взгляд на демона, зелёные глаза которого сонно, но довольно щурятся.

— Что-то изменилось, не так ли?

И многое. Мне больше нет нужды умирать. Вернее, умирать здесь и сейчас. Ведь если меня избавили от одной беды, и вторая вполне может оказаться... Поправимой? Но просить не буду. Язык не поворачивается. Хотя этот лукавый парень, несмотря на все вчерашние заверения, умеет гораздо больше, чем разрушать.

— Ты — волшебник?

Он весело поправляет:

— Демон. Мы же договорились?

— И что ты со мной сделал, демон?

— Ничего особенного. Помог рекам вернуться в границы берегов, и только. Остальное ты сделал и дальше будешь продолжать делать сам.

— Продолжать?

— Если пожелаешь.

Стойте! Он... перешёл на «ты»? Резко и неожиданно, а значит, на то была причина. Какая?

— Вчера ты называл меня...

— Повелителем. Я помню.

— И говорил «вы».

— Да, говорил.

— И ещё несколько минут назад... А потом вдруг сказал «ты».

Улыбается:

— Хочешь спросить, почему?

— Хочу!

— Так спрашивай, а не шурши по задворкам! При известном напряжении сил я могу угадывать твои намерения, но право, предпочитаю беречь себя для более приятных и полезных занятий.

Можно обидеться, но не хочется. Потому что я тоже бережлив до собственных сил. Даже ещё хуже: безнадёжно скуп. Всегда таким был или сегодня открыл глаза другим человеком? Не знаю. Но, будь я проклят, мне нравится! И пустоты больше нет. А когда исчезает пустота? Только когда заполняется. Чем-то. Осязаемым или бесплотным? Пока не понимаю. Чувствую, что оно не тёплое и не пушистое, а больше похоже на нити заклинаний: острое, гибкое, настойчивое.

— И почему ты поменял обращение?

— Потому что сначала вас было много. Ты, твои страхи, сомнения и заблуждения. Целая толпа, в которой толком не просматривался сам хозяин... Первыми ушли сомнения, как и положено. Они всегда уходят на перекрёстке, ставшем тупиком. Потом заторопились отправиться восвояси страхи. Сон был их последним, прощальным напоминанием о себе. Тебе ведь уже не было страшно? Или было?

Вспоминаю сырой полумрак коридора, масляные блики на не перестающей двигаться лужице и слезу смерти на своей щеке. Нет, я и тогда не боялся. Страх пришёл потом, когда я понял, что именно произошло. Понял, что моего отца больше нет в живых. Понял, что не могу двинуться с места, потому что всё тело дрожит, и когда дрожь стала совсем крупной и полностью вышла из подчинения, я упал и бился в судорогах, пока не потерял сознание.

А в те минуты я не боялся.

Всё произошло слишком быстро. Мне просто не дали времени испугаться.

— Да, страха не было.

— Замечательно! Ну и что у нас осталось? А, заблуждения! С ними обычно приходится возиться особо, но на сей раз они не стали упорствовать.

— Какие заблуждения?

— Касательно рук, разумеется.

Рассматриваю ладони в сетке алого узора. Они снова слушаются меня. Снова рассказывают своему господину, что и как чувствуют. Извне. А внутри? Изменилось ли хоть что-нибудь ТАМ?

Пробую вызвать привычный жар или холод и слышу только странно тихое эхо. Словно волна прибежала на мой зов, коснулась стенок плоти и тут же умчалась обратно, оставив о себе слабое воспоминание. Но ведь она приходила? Или мне лишь чудится?

Ещё одна попытка. Ещё. И ещё. Не меньше десятка, заканчивающиеся одним и тем же.

Призрак силы, не более.

Значит, мне дозволено немногое? Вспоминать, и ничего другого?

Что ж, ныть не стану. Дороже всего оценил память? Получи и радуйся!

— Спасибо.

— Было вовсе не сложно. Наверное, кто-то из местных магов смог бы тебе помочь.

Если бы захотел. Но не думаю, что в Саэнне нашёлся бы чародей, по доброй воле или велению сердца могущий пренебречь гордыней и укротить презрение. Даже деньги не заставили бы никого из Регистра хоть одним глазком взглянуть на мои беды. А всё почему? Потому что я — другой. Непонятный, стало быть, опасный. Вон, дядя, и тот боялся. Как выяснилось. И был готов ждать ещё не один год, только бы поймать удобный для мести миг. Врагам не принято помогать, а я именно враг, способный движением руки обезвредить самые запутанные и страшные чары. Наверняка ведь тот маг, Кавари, не стал молчать и быстренько поведал собратьям по ремеслу о моём танце в оружейном зале Оврага... А если так оно и было, у меня не осталось даже жалельщиков. Впрочем, какая разница? Моё имя вычеркнуто из Регистра. Я получил свободу — от загребущих лап Анклава и от собственных наивных стремлений.

Свобода...

Интересно, для чего она может пригодиться?

— Если они, разумеется, сведущи во Внутренних Кружевах.

Он продолжает говорить, а я уже благополучно отвлёкся. Даже немного стыдно стало...

— В чём?

— Здесь не лечат плоть магическими влияниями? — в голосе демона слышится удивление.

— Лечат, почему же не лечат? Только во всём этом... — растопыриваю пальцы и кручу кистью, разглядывая переливы света на шёлковом шнуре. — Во всём этом нет магии. Могу ошибаться, но... И не было с самого начала. Правда?

Кивает. От кивка чёлка свешивается на лоб, попадая в глаза, и парень небрежным движением пятерни отправляет непослушные пряди на место.

— В отличие от тебя я не могу заклинать. Во-об-ще. И особенно живую плоть. Но ведь помимо нитей, связанных предназначением, есть много других, вольно колышущихся меж слоями ткани мирового гобелена.

Зелёные глаза перестают щуриться и улыбаться. Демон смотрит на меня, ожидая ответа. Но разве мне задан вопрос?

Задан. И я чувствую, как щёки самовольно начинают краснеть.

— Много-много нитей...

Он даже не моргает. Что называется, смотрит во все глаза. А я, впервые за многое время, трушу. Честное слово! Всё, что от меня требуется, это сказать правду, но... Не получается! Сижу, наверное, красный, как варёный рак, беспомощно жую губами, но вытолкнуть из горла несколько простых слов не могу.

Он сдаётся первым.

Нет, не так: он отступает и прячет оружие в ножны. Отворачивается и делает вид, что смотрит в окно, на выжженную солнцем черепицу крыш.

Чувствую себя не просто трусом, а ещё и предателем, словно обманул чужое доверие. Немного похоже на то состояние, до которого меня норовила довести Тень, но есть и отличие.

Убийца всё время подталкивал меня к чему-то непонятному и неизвестному. И что я делал? Сопротивлялся, конечно! Упирался ногами и руками. А демон... Не просит, не требует, не вынуждает. Просто предлагает.

Что именно? Попробовать быть честным.

Открыть свою самую страшную тайну? Нет. Могу клясться и спорить на что угодно, зелёные глаза давно уже всё узнали. Так кому же необходимо это признание?

Конечно, лишь одному из нас.

Мне.

Что же, выходит, я боюсь самого себя?!

Ни капельки!

— Я знаю.

Он снова смотрит на меня, чуть вопросительно, чуть поощряюще.

— Знаю про нити. Их я тоже... чувствую.

— И давно?

Самому любопытно вспомнить.

— Ощущения стали ярче после... совершеннолетия.

Если быть точным, то уже в приюте мне доставляло мучения желание увернуться от занавесей, которые казались тогда толстыми, как ковёр. Только много дней спустя я научился разделять их на слои и проходить сквозь, раздвигая, а не разрывая.

— Следовало ожидать. А сейчас? Чувствуешь что-нибудь?

Кажется, да. Но прежней уверенности... Не желает ко мне возвращаться уверенность. Наверное, пока не заслуживаю.

Стойте! Что-то есть. Совсем рядом. Можно сказать...

Дверь распахивается, но прежде, чем створка начинает движение на скрипучих петлях, невидимые занавеси вздымаются парусом, поймавшим порыв штормового ветра.

Лазоревые глаза радостно вспыхивают, видя меня проснувшимся. Кузина переступает порог и начинает свою любимую утреннюю песню, не предполагая, что сегодня... Сегодня всё будет иначе. Потому что жизнь началась заново.

— Мэл, завтрак готов! Ты спус...

Тайана застывает с открытым ртом и округлившимися глазами, потому что, наконец-то, замечает демона. А тот, соскочив с подоконника, раскланивается не хуже знатных щёголей:

— Вот оно, настоящее счастье! А как мало для него нужно... Всего лишь, чтобы прелестная хозяюшка рано утром пригласила наши изголодавшиеся тела к столу! Простите, что души прибудут чуть позже, но для вкушания яств они не так уж и нужны.

— К-к-кто это, Мэл?

Моё имя звучит полуиспуганно, полутребовательно, но не рассерженно, из чего можно заключить: лишняя тарелка еды в доме у Туверига найдётся всегда, особенно, для доброго гостя. А раз гость сидит у меня на чердаке, то злым он быть не может.

— Это...

Что же сказать-то?! Надо было хоть имя спросить... Хотя, какие у демонов имена? Наверняка, горсть рычащих или шипящих звуков. Значит, нужно придумывать. И в самом срочном порядке.

Но пока я растерянно комкаю покрывало, демон, на ходу меняя улыбки с приветственной до обворожительной, высыпает на девушку целый ворох лжи. Удивительно похожей на правду, впрочем:

— Какая жалость, что мы не представлены, красавица! Я бы непременно пришёл в этот дом, следуя самым строгим правилам, но увы, увы... В городе оказался только под вечер, и отправляться на ночь глядя будить почтенных людей посчитал делом недостойным. Зато по солнышку, как только проснулся, сразу наведался. Пришлось нашего соню поднимать с постели, ну да ничего! Ах да, позвольте, наконец-то, представиться: Джер. Молочный брат этого оболтуса.

Мне по-приятельски взъерошивают волосы, и хотя в любое другое время я не потерпел бы подобного рукоприкладства, сейчас лишь виновато улыбаюсь, поддавшись магии... Которой нет в словах и поступках демона. Ни крошечки. Но тем не менее, вокруг творятся настоящие чудеса.

— Молочный? — изумлённо шепчет Тай.

— Он самый, — охотно подтверждает демон и пускается в новые объяснения: — Матушка же его была такая раскрасавица, что кормила грудью не весь предписанный срок... Ну да ничего, есть много женщин, за красотой не шибко следящих! Моя родительница, к примеру. Раз молока много, почему бы не поделиться? Для благого-то дела?

— Да, конечно...

Кузина раскладывает по полочкам своего соображения всё, что нагородил незнакомец, и, принимает единственно правильное решение: смущённо и успокоенно улыбается.

— А вы к столу не желаете? С дороги-то кушали?

— И росинки во рту ещё не было! Благодарствую, хозяюшка! Бегу за вами со всех ног!

Девушка отвечает ему смешком и порозовевшими щеками, потом переводит взгляд на меня, укоризненно хмуря брови: мол, что же я раньше не мог предупредить, и упархивает на лестницу, торопясь приготовить всё к приёму нежданного гостя.

А демон, когда шаги легконогой Тайаны затихают на первом этаже, делает вдох всей грудью и не менее глубокий выдох.

— Я же говорил: дальше сам будешь жить. Как пожелаешь. Забыл? Так вот, напоминаю. Хоть бы сказал, как тебя зовут, а то попаду впросак... И так чуть не вляпался.

— Маллет. А с моей матерью...

Зелёные глаза виновато округляются:

— Совсем ерунду нёс?

— Нет, наоборот. Она действительно была красавицей. И нанять кормилицу вполне могла. Может быть, и нанимала, чтобы не портить грудь.

— Хвала Пресветлой Владычице, хоть тут не наврал больше необходимого! Но на будущее... — Наклоняется ко мне и наставительно понижает голос: — Не жди от меня помощи в таких делах, с которыми и сам можешь справиться. Договорились?

— Ну...

А нужна ли мне его помощь? Разрушать ничего не собираюсь, созидать же... Сам научусь, если понадобится.

— Договорились!

Кивает и бодро шагает к двери, а я растерянно медлю, сползая с кровати, потому что...

Не чувствую ни единого изменения в движении занавесей. Ни всплеска.

* * *

— Полагается одеваться именно так?

Демон поправляет полы лавейлы, любезно одолженной одним из моих кузенов. Одеяние, конечно, поскромнее, чем у богатых бездельников, но и за него спасибо, а уточнять, чьё именно сердце оказалось самым щедрым, смысла нет: по плотности фигур Ен, Ди и То совершенно одинаковы и, скорее всего, носят единственную в доме нарядную одежду по очереди. Но я больше удивлён и испуган, нежели польщён заботливостью родственников.

Принять незнакомого человека в доме, да ещё и с неподдельным радушием? Дядюшка Туве никогда не был настолько наивен и беспечен! И ведь, окажись на месте демона кто-то другой, получил бы от ворот поворот, но, как он сам представился, мой «молочный брат»... Тьфу. Вот в чём настоящая причина. Ужасающая своей простотой.

Мне поверили на слово. Легко и без малейших сомнений. Это должно было бы умилить и внушить гордость, но случилось наоборот. Всё внутри похолодело, словно я необдуманно вдохнул сырой и стылый воздух ледника.

Не умею пользоваться чужим доверием. И не хочу. Потому что знаю за собой дурного больше, чем могли бы предполагать мои родственники. Знаю, что могу поступить расчётливо и мерзко, если захочу достичь какой-либо цели. Да и сейчас, призвав демона под крышу дома, в котором меня приняли, хотя могли бы вовсе не вспоминать о моём существовании, чувствую себя предателем. А ещё убийцей. Несостоявшимся, разумеется, но легче от оправданий не становится.

Я пренебрегал верящими мне людьми, рисковал чужими жизнями. Причём рисковал бессмысленно и жестоко. Хотел умереть сам? Ну и на здоровье! Отправился бы подальше от города, смастерил бы заклинание где-нибудь в лесу, на полянке. И в случае неудачи никто бы не пострадал... Нет, не гожусь я в маги. Отец всегда строго следил за тем, чтобы не навредить. Никому. Неужели, его наука прошла мимо меня? Неужели злая обида перевесила всё то, чему меня учили и в чём убеждали?

Перевесила. С лихвой. И я, отбросив сомнения, поставил себя...

Выше всех.

Дурак. Сволочной. Не имеющий права на снисхождение.

И не знающий, что делать дальше, а потому изо всех сил цепляющийся за нелепую беседу:

— В куртке было бы жарко.

— О да, это я уже заметил! — соглашается демон. — И к тому же, она...

Испорчена. Моими же стараниями. От воска на потёртой замше остались жирные пятна всех оттенков радуги.

— Тай отчистит.

— Правда?

Зелёные глаза сомневаются. Но не в талантах моей кузины, а... Да что же это такое?! Всё-таки, он — неправильный демон.

— Ей нетрудно. Она даже будет рада помочь...

— Молочному брату? Ну да. Хорошая девушка. Даже стыдно её обманывать.

Вот-вот. Стыдно. А кому? Тому, кто заглянул в Саэнну на несколько коротких часов, а потом снова исчезнет за пределами известного людям мира? Бред. Но почему-то я верю каждому произнесённому демоном слову. Наверное, потому что он не лжёт.

— Без лавейлы ты будешь привлекать лишнее внимание.

— Спасибо за заботу! Но позволь заметить: сам ты не стал надевать ничего подобного.

— Ко мне здесь привыкли.

Вернее, к тому, что я не трачу денег на наряды. Не могу тратить.

Страницы: «« ... 1617181920212223 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Что будем делать в эти весенние дни, которые теперь быстро наступают?..»...
Эта книга предназначена широкому кругу рыбаков, желающих познакомиться с современными радиоэлектронн...
Витрины оружейных магазинов и уличных ларьков сейчас заполнены самыми разными ножами, дорогими и деш...
Подводная охота – чрезвычайно разностороннее увлечение. В этом смысле с ней не может сравниться ни о...
Правила, техника и тонкости подводной охоты в пресных водоемах – речках и озерах России. На огромной...