Тайное венчание Картленд Барбара

— Твоя сестра, как обычно, удивляет Париж безрассудством, — послышался мелодичный голос с другого конца комнаты.

Наполеон повернулся туда, где сидела его жена Жозефина.

«Как она хороша!» — невольно подумалось ему.

Наполеон все ещё любил жену. Для него она оставалась все той же миниатюрной молодой вдовой, в которую он был так безумно влюблён в юности и которая едва не разбила ему сердце своими бесчисленными изменами.

Каштановые волосы Жозефины уже подёрнулись сединой, но белоснежная кожа и звонкий мелодичный голос с лёгким креольским акцентом остались теми же, что много лет назад.

Если что и портило внешность Жозефины — так это зубы; поэтому она научилась смеяться, не раскрывая рта, так, что смех рождался где-то глубоко в груди.

— Ты о Полине? — резко спросил Наполеон.

— Разумеется! О ком же ещё?

С помощью лакея Наполеон натянул тонкую льняную рубашку и заговорил:

— Что неё натворила Полина на этот раз?

Он знал, что его жена и сестра ненавидят друг друга, и тщательно проверял все сплетни, исходящие от Жозефины.

Впрочем, неудивительно, что Жозефина терпеть не могла не только Полину, но и все остальное семейство Бонапартов.

Все они были против брака Наполеона и потратили немало времени и сил, пытаясь вбить клин между мужем и женой.

Жозефина знала: все они надеются, что Наполеон разведётся с ней, едва она родит наследника.

Однако много лет назад, когда Наполеон был в Египте, с Жозефиной произошло несчастье.

Балкон, на котором она стояла, внезапно рухнул, и Жозефина упала с высоты пятнадцати футов. Врачи заявили, что из-за внутренних повреждений она не сможет больше иметь детей.

Теперь, когда Наполеон стал императором, угроза развода висела над Жозефиной, словно дамоклов меч.

Императрица не только боялась позора: она чувствовала, что с каждым днём все больше любит своего мужа, любит гораздо сильнее, чем в первые дни после свадьбы.

Может быть, в этом есть справедливость, грустно думала Жозефина. Она заслужила теперешние страдания, когда в объятиях любовников смеялась над его страстными письмами.

Порой Жозефина перечитывала эти письма, присланные ей в первые месяцы после свадьбы.

«Почему ты не пишешь? Всего одно письмо за четыре дня — а, если бы ты любила меня, писала бы дважды в день! С каждым днём я люблю тебя все сильнее! Расстояние лечит лёгкие увлечения, но истинную любовь только разжигает».

«Как я могла быть такой дурой?» — спрашивала себя Жозефина и брала следующее письмо.

«Мои слезы капают на твой портрет. Тебя здесь нет — он всегда со мной».

Сейчас Жозефина громко заговорила:

— У Полины появился новый любовник. Он днюет и ночует в её доме. О неприличном поведении Полины говорит весь Париж.

— Кто он? — отрывисто спросил Наполеон.

Тем временем лакей подал ему любимый сюртук — простой, без всяких украшений, с красным воротничком и манжетами.

Другой лакей подал императору сбрызнутый одеколоном носовой платок, который император положил в правый карман, и табакерку — в левый.

— Некий граф Аксель де Сторвик, швед, — ответила Жозефина. — Он, кажется, намерен продать тебе какое-то новое ружьё — будто бы лучше всех, которые сейчас у тебя на вооружении.

— А, я о нем слышал, — коротко заметил Наполеон.

— Так купи у него это ружьё и скажи, чтобы он оставил твою сестру в покое! — резонно заметила Жозефина. — Пусть Полина наконец угомонится и живёт со своим мужем, а не бегает за каким-то иностранцем и не порочит ещё больше своё доброе имя.

— Я скажу Фуше, чтобы разузнал об этом человеке, — хмуро бросил Наполеон и направился к двери.

Он вышел — и Жозефина знала, что теперь не увидит его до ужина.

Наполеон ел два раза в день: в одиннадцать часов он завтракал в одиночестве у себя в кабинете, в половине восьмого ужинал с немногочисленными друзьями.

Он ел быстро и предпочитал простую пищу. Из вин пил только недорогое бургундское, разбавленное водой.

Жозефина вздохнула. Ей было грустно, и немного утешало лишь то, что ей наконец-то удалось отомстить ненавистной золовке.

А вот Полина не сомневалась, что её красота легко затмит красоту увядающей императрицы, однако не пожалела времени на выбор наряда.

Полина и Камилло явились в императорский дворец в Сен-Клу в роскошном экипаже, запряжённом шестернёй, с разодетыми в пышные ливреи лакеями на запятках. Полина сверкала бриллиантами, словно рождественская ёлка. Привратник учтиво пригласил гостей в гостиную.

После долгих размышлений Полина выбрала изумрудно-зеленое платье — представьте же себе её чувства, когда она увидела, что гостиная от потолка до пола отделана голубым! В этой обстановке её наряд выглядел нелепо и даже уродливо, из-за диссонанса цветов.

В дальнем углу гостиной сидела Жозефина в простом платье из белого муслина, без всяких украшений, кроме золотого ожерелья на шее.

Домашние шпионы заранее описали ей туалет золовки во всех подробностях, и Жозефина тонко, как умеют только умные женщины, выставила соперницу в смешном и глупом свете.

Полина внутренне пылала от ярости: однако женщины бросились друг другу навстречу и с радостными восклицаниями поцеловались. Сторонний наблюдатель и не догадался бы, каким ядом полны их сердца.

И сейчас, возвращаясь к себе в спальню, Жозефина с удовлетворением думала, что ещё раз уязвила ненавистную принцессу, занимающую такое важное место в сердце Наполеона.

Наполеон поручил дело Фуше — значит, и Полине, и её любовнику несдобровать!

Перед министром полиции трепетал весь Париж. Сам Наполеон не любил его, однако пользовав его услугами, ибо Фуше превосходно исполнял свои обязанности.

«Фуше выяснит все в мельчайших подробностях, — говорила себе Жозефина, — Наполеон разгневается и вышлет Полину снова в Италию».

Сам император, садясь за письменный стол, думал о том же. На часах было две минуты десятого. Обычно он начинал работу ровно в девять.

Как обычно, перед императором лежала огромная стопка бумаг, а в приёмной толпились посетители, дожидавшиеся аудиенции.

Наполеон пододвинул к себе первую бумагу и стал вчитываться в неё. Однако ещё несколько минут мысли его не могли оторваться от Полины очередного любовника.

* * *

Обед закончился лишь полчаса назад, однако Полина уже начала переодеваться к ужину.

Вернита заметила, что принцесса обыкновенно проводит почти весь день в приготовлениях к приёмам, званым вечерам и прочим развлечениям.

Днём, как узнала из разговоров служанок Вернита, принцесса обычно принимала друзей в Большом салоне, отделанном алым бархатом, великолепно оттенявшем её чёрные волосы.

Сейчас, сидя перед зеркалом, Полина критически рассматривала свою белоснежную кожу, а горничная раскладывала перед ней на диване платья, из которых принцессе предстояло выбрать сегодня наряд.

Принцесса Полина уже послала за Вернитой, чтобы та подрубила ей зеленое газовое платье, расшитое тонкими золотыми нитями, с греческим орнаментом вокруг низкого выреза.

— Может быть, надеть это? — задумчиво проговорила принцесса. — А волосы убрать золотыми лентами и украсить янтарной брошью?

Помолчав, она заметила:

— Но так я уже одевалась! Что, если кто-нибудь вспомнит меня в этом платье? Очень неудобно получится!

Она повернулась к дивану, чтобы взглянуть на остальные приготовленные горничными платья: одно — белое с розовым, другое — светло-жёлтое, расшитое топазами.

— Они все мне надоели! — капризно проговорила принцесса. — Принесите другие!

Горничные поспешно повиновались. Вернита осталась в комнате: она, стоя на коленях, поспешно подрубала зеленое платье.

Принцесса взглянула на неё так, словно видела в первый раз.

— А вы отлично шьёте, — заметила она. — Вам здесь нравится?

— Я очень благодарна вашему императорскому высочеству, — ответила Вернита.

Оказавшись во дворце, Вернита поначалу робела и стеснялась. Однако слуги были к ней добры, и комната, отведённая Верните на верхнем этаже, под самой крышей дворца, очень ей понравилась.

Окна комнаты выходили в сад, а вдалеке, на горизонте, виднелись Елисейские Поля. Где-то там жил граф: Вернита смотрела в окно и как будто становилась немного ближе к нему.

Всю прошлую ночь Вернита не сомкнула глаз, настолько она чувствовала себя счастливой.

Впервые за долгие годы Вернита не чувствовала себя одинокой и беспомощной. Даже тёмный убогий чердак больше не угнетал её: ей казалось, что свет её любви изгоняет тьму из самых дальних углов.

Только наутро Вернита вспомнила, что сегодня должна переселиться в особняк Шаро и приступить к своим новым обязанностям. Во дворце, на глазах у вездесущих слуг, ей, скорее всего, не удастся даже ещё раз поговорить с графом — не говоря уж о чём-то ином.

Как хотелось Верните снова затрепетать в его объятиях, ощутить тёплое прикосновение его губ, вновь испытать волшебное чувство полёта, даровать которое может только любовь!

Не удивительно ли, что Вернита полюбила человека, которого знает всего два дня? И он тоже признался ей в любви! Неужели любовь с первого взгляда действительно существует на свете?

— Спасибо тебе, Господи, спасибо! — шептала Вернита, глядя в темноту.

Ближе к рассвету в голову девушки пришла странная мысль: что, если это мама, оказавшись на небесах, послала к ней этого человека, чтобы охранить её от тоски и одиночества?

— Пожалуйста, мама, — шептала Вернита, — позаботься о нем и сделай так, чтобы он остался со мной! Не позволяй ему уезжать! Что я буду делать без него?

При мысли о предстоящей разлуке на глаза Верниты навернулись слезы — но сейчас она была слишком счастлива, чтобы плакать.

Она нашла любовь, о которой даже мечтать не могла. Сейчас граф был для неё лучшим человеком на свете, самым сильным, нежным и великодушным.

* * *

На рассвете Вернита вскочила с постели, оделась, собрала вещи, попрощалась с Луизой и мадам Данжу и попросила месье Данжу снести её сундуки вниз по крутой лестнице.

Сундуки оказались тяжёлыми, и месье долго ворчал. Однако Вернита его не слышала: она стояла в дверях, ожидая, когда из-за поворота покажется фаэтон графа.

Однако вместо этого к дому подъехал роскошный экипаж, украшенный гербом принцессы. На запятках стоял лакей; внутри никого не было.

Вернита едва не разрыдалась, словно ребёнок, лишившийся обещанного подарка.

— Казначей её императорского высочества прислал экипаж за вами, мадемуазель Бернье, — сообщил лакей. — Мне поручено передать, что, если вы захотите по дороге зайти в магазин и купить материалы для неглиже её высочества, мы подождём вас.

Вернита была уверена, что это распоряжение отдал граф: он не хочет, чтобы она ходила по магазинам одна!

Но почему он не приехал сам? Что, если он уже уехал из Парижа и она никогда больше его не увидит?

Однако, приехав во дворец, Вернита узнала, что граф и принцесса уехали вместе в Буа, и у неё немного отлегло от сердца.

Вернита от природы обладала большим тактом и умела приспосабливаться к обстоятельствам; поэтому ей было нетрудно расположить к себе пожилых горничных.

Ещё живя в Англии, Вернита заметила, что старые слуги недоброжелательно смотрят на новичков, и сейчас постаралась держаться как можно более робко и почтительно.

— Мне не хотелось бы беспокоить её императорское высочество, — говорила она. — Я была бы очень вам благодарна, если бы вы объяснили мне, как здесь и что. Я очень боюсь допустить какую-нибудь ошибку!

Насторожённость женщин растаяла как дым, и за завтраком Вернита была уже посвящена во все местные сплетни — это означало, что она стала здесь своей.

— Во всем Париже — да что там, во всем мире нет женщины красивей нашей хозяйки! — в восторге восклицала одна горничная.

— Что и говорить, она красавица, — отвечала другая, — да только с ней трудно иметь дело. Вот вчера вечером, например, она была зла, как черт!

— А что такое стряслось? — спросил кто-то.

— Не знаю, но думаю, какая-нибудь из этих старорежимных ведьм опять запустила в принцессу коготки. Бонапарты очень чувствительны к чужому мнению — говорят, все корсиканцы такие.

Верниту удивило, что горничные без стеснения сплетничают о своей хозяйке. Впрочем, она знала: ничто из происходящего в доме невозможно укрыть от слуг.

Отец не раз говорил ей с улыбкой:

— Ни один мужчина — не герой для своего лакея, и, думается мне, ни одна женщина — не идеал для своей горничной.

Задолго до конца обеда услышала Вернита и историю о единственном дефекте во внешности общепризнанной красавицы.

— Даже когда принцесса Полина в Риме позировала знаменитому скульптору Канове, — рассказывала служанка, — она и тогда прикрывала ухо рукой.

— Да что уши! — возразила другая. — Зато все остальное в ней — совершенство! Неудивительно, что мужчины от неё без ума!

— А она от них! — добавила первая.

И обе расхохотались.

Пока хозяйки не было, горничные вызвались показать Верните дворец. Великолепие и роскошь придворных покоев потрясли девушку.

Покойный герцог Шаро — прежний обладатель особняка — был наставником Людовика XVI; за этот дворец Полина заплатила его вдове четыреста тысяч франков.

Элегантную мебель конца восемнадцатого столетия Полина приказала вынести вон, заменив её новомодными поделками, безвкусными, но роскошными и дорогими. Стены она приказала расписать яркими красками, которые так любили все Бонапарты.

Ионический салон был задрапирован красным бархатом с золотым шитьём. Парадная комната отделана небесно-голубым, библиотека — оранжевым.

Водя Верниту по дворцу, горничные беспрерывно болтали о своей хозяйке.

Одна рассказывала, как недавно принцесса приказала пожилой кухарке немедленно выйти замуж за негра Поля — бедную женщину едва удар не хватил!

«Это ещё что!» — немедленно прерывала другая и рассказывала свою историю — как однажды прошлой зимой, когда у принцессы замёрзли ноги, она велела одной из своих фрейлин лечь на пол и поставила ноги ей на грудь, чтобы их согреть!

Вернита не знала, что ей делать: ужасаться или смеяться над таким самодурством капризной красавицы.

Вслед за тем она узнала, что принцесса превратила бывшую часовню дворца в бильярдную, покрасила стены в жёлтый цвет, а религиозные гравюры, украшавшие комнату, распорядилась отнести в лакейскую.

Как жалела Вернита, что рядом нет графа, которому она могла бы рассказать обо всём услышанном, поахать и посмеяться вволю!

Не удивительно, думала Вернита, что старые аристократические семьи смотрят на Бонапартов свысока.

День тянулся мучительно долго. Вернита страстно желала увидеть графа; в то же время её пугало собственное нетерпение.

Что, если вечером она узнает, что он покинул Париж?

Но нет, он ведь обещал ей, что обязательно попрощается! И Вернита знала: если это в человеческих силах, то граф сдержит слово.

Однако почему же он так упорно настаивал, что их любовь ничего не значит, и они должны забыть друг друга?

Конечно, кто она для него? Безвестная юная француженка без гроша в кармане.

Но даже если он не готов на ней жениться, не хочет, чтобы их видели вместе, почему бы им не встречаться тайком?

Все это очень странно, думала Вернита. Мучила её и другая мысль: достанет ли ей храбрости, чтобы рассказать графу правду о себе?

Теперь-то Вернита была уверена, что он не пойдёт доносить на неё в полицию!

Но в то же время, если тайна её происхождения когда-нибудь раскроется, не повредит ли это любимому человеку?

Нет, ни за что Вернита не поставит его в такое положение, когда ему придётся держать ответ за то, что он помогал врагу Наполеона и Франции!

«Он ничего не должен знать», — решила наконец Вернита.

Однако ей хотелось разговаривать с графом свободно и откровенно. Если бы он только знал, что ему нечего её стыдиться, что у себя на родине она принадлежала к высшему обществу — и к такому, которое не сравнится со скороспелым «светом» выскочек-Бонапартов!

Тем временем горничные принесли Полине ещё два платья, чтобы она, наконец, смогла сделать выбор. Одно из них, белое, сверкало бриллиантами, другое, из зеленой газовой ткани, было украшено розовыми цветами миндаля.

Взглянув на них, Полина вдруг воскликнула:

— Ой, что я вспомнила! Вчера я была в этом белом платье и надевала к нему золотые серьги в виде колец — так вот, одну из них я оставила внизу, в спальне!

Повернувшись к Верните, она приказала:

— Сбегайте и принесите. Она лежит на столике у кровати. Как сейчас помню: одну я надела, а вторую забыла!

С последними словами она снова повернулась к зеркалу.

От Верниты не укрылось, как многозначительно переглянулись между собой две горничные: по взгляду их можно было безошибочно определить, о чём они думают.

Острая боль пронзила сердце Верниты — боль ревности.

Неужели этой ночью принцесса была в спальне не одна? Неужели, ложась в постель с графом Акселем, она снимала свои драгоценные серьги?

Вернита покорно встала и, отложив платье, над которым работала, пошла вниз.

Парадная гостиная, смежная со спальней, была ярко освещена лучами заходящего солнца.

За окном ласково зеленела трава, и цветы в саду сияли всеми цветами радуги.

Вернита засмотрелась в окно. Прекрасный вид вдруг вызвал в ней острую тоску по дому, по ухоженному саду, где она с матерью любила возиться с цветами, по тенистому парку, по любимым лошадям…

Но Вернита не успела унестись душой в родную Англию — её размышления прервал незнакомый мужской голос:

— Кто вы? Я вас раньше здесь не видел.

Вернита повернулась — и ахнула.

Человеку, стоящему перед ней, не было нужды представляться. Его облик был хорошо известен далеко за пределами Франции.

Краска отхлынула от щёк Верниты. Она опустила глаза и присела в низком реверансе.

Наполеон медленно приблизился к ней. Вернита вспомнила, что не ответила на его вопрос, и торопливо заговорила:

— Я… Ваше Величество… Её высочество принцесса Полина наняла меня швеёй. Я только сегодня переехала сюда… Ваше Величество.

— Так вот почему я не мог вспомнить вашего лица, — улыбнулся Наполеон. — А ведь такое милое личико трудно забыть!

— Благодарю вас, Ваше Величество, — смущённо ответила Вернита. — Простите, её высочество послала меня в спальню за серьгой…

Наполеон нахмурился, и Вернита поняла, что он ожидал иного ответа.

Девушка уже повернулась к дверям, когда император спросил:

— Как вас зовут?

— Вернита… Бернье… Ваше Величество.

— Вернита! Никогда не слышал такого имени! Я бы скорее назвал вас Виолеттой[4] — из-за чудных фиалковых глаз.

Вернита удивлённо раскрыла глаза. Она не знала, что у императора есть привычка награждать полюбившихся ему женщин новыми именами.

Императрица Жозефина до встречи с ним была Розой. Первую свою любовь, Дезире, Наполеон звал «Эжени». Он считал себя тонким ценителем женских имён и полагал, что может безошибочно определить, какой женщине какое имя больше всего подходит.

— У вас фиалковые глаза, — продолжал он, прежде чем Вернита успела вставить хоть слово, — а я очень люблю фиалки.

Вернита не понимала как следует, чего он хочет — однако инстинкт предупреждал её об опасности. Она должна бежать, и немедленно!

— Простите, сир, — прошептала она, — я должна идти… Её высочество ждёт меня.

Она бы убежала, так и не забрав из спальни серёжку, однако Наполеон вытянул руку и, схватив её за локоть, властно притянул к себе.

Вернита догадалась, что он хочет её поцеловать, и упёрлась руками ему в грудь. Девушка отчаянно сопротивлялась — но император оказался сильнее.

В его глазах Вернита видела стальной безжалостный блеск. Должно быть, так же сверкали глаза Наполеона в памятном сражении при Аустерлице.

Вернита с отчаянием понимала, что её сопротивление бесполезно — рано или поздно император добьётся своего…

Спас её донёсшийся от дверей мужской голос:

— Я давно мечтал увидеться с Вашим Величеством и не могу упустить случая, посланного самой судьбой!

Наполеон резко отпустил Верниту, и она едва удержалась на ногах. Пьянящая радость переполняла её сердце. Она узнала этот голос!

— Кто вы? — резко спросил Наполеон.

Граф вышел на середину комнаты и склонился в церемонном поклоне.

— Могу ли я представиться, сир? — начал он. — Моё имя — граф Аксель де Сторвик; я хотел обсудить с Вашим Величеством военный вопрос крайней важности.

Вернита, воспользовавшись случаем, выскользнула из комнаты. Её переполняла гордость за графа. Как смело и уверенно он говорил с самим императором!

Вернита понимала, что только его появление спасло её от поцелуя — а, может быть, и от чего-нибудь похуже. Но что мог подумать о ней граф, увидев её в объятиях Наполеона?

Однако он — необычайно смелый человек, с восхищением думала Вернита. Другой не решился бы прерывать императора в такой момент — тем более, что у него к Наполеону просьба, и для него важно сохранять хорошие отношения с императором.

Однако своим интересам граф предпочёл интересы Верниты — и за это девушка любила его ещё сильнее.

Растрёпанная, раскрасневшаяся, с сильно бьющимся сердцем девушка вернулась в спальню принцессы.

— Вы нашли серьгу? — спросила Полина, не поворачивая головы.

— Н-нет, Ваше Высочество… Я увидела, что Его Императорское Величество внизу, и подумала, что он ищет вас.

— Император? — воскликнула Полина. — Pardi, вот не ожидала! Что ему нужно в такой час?

На мгновение её гладкий лоб перерезала морщинка. Затем принцесса нетерпеливо обратилась к горничным:

— Чего вы ждёте? Скорее принесите мне неглиже! Вы же слышали — император приехал!

Горничные поспешно вынесли из гардероба неглиже. Нагая принцесса накинула его, поспешно застегнулась, бросила на себя последний взгляд в зеркало и побежала вниз.

Однако, войдя в салон, она не увидела там никого.

Из соседней комнаты — главной спальни — до принцессы доносились голоса императора и графа Акселя.

— Вы уверены, что эта модель будет работать? — спрашивал Наполеон.

— Мы проводили испытания, сир, и получили великолепные результаты. Могу сказать твёрдо, что у вашей армии нет на вооружении ничего подобного.

— Кто вам об этом сказал? — резко спросил Наполеон.

— Маршал Ней, сир, и генерал Жюно убеждены, что моя модель превышает все ваши технические возможности.

Наполеон потёр рукой подбородок — обычный для него жест раздумья. Воспользовавшись паузой, Полина шагнула вперёд.

— Дорогой мой, я тебя совсем не ждала! — радостно воскликнула она, горячо обнимая брата.

Наполеон поцеловал её в щеку и ответил:

— Мне нужно поговорить с тобой наедине.

— Я ухожу, — произнёс граф, прежде чем Полина успела попросить его остаться, — но перед этим хочу поблагодарить Ваше Величество за то, что вы меня выслушали.

Он наклонил голову, повернулся и вышел, даже не взглянув на Полину.

— Вижу, Аксель совсем замучил тебя своим ружьём! — обратилась к брату Полина. — С тех пор, как он появился в Париже, я ничего другого от него и не слышала! Моп Dieu! Что может быть скучнее всех этих ружей, пушек, пистолетов?

Наполеон рассмеялся.

— Разумеется, сестрёнка. Тебя сейчас интересует только одно: зачем я пришёл.

Полина наморщила носик.

— Могу предположить, — произнесла она. — Жозефина предложила тебе «призвать меня к порядку» — Боже, какое отвратительное выражение!

Она сердито топнула ножкой и бросила на Наполеона тревожный взгляд из-под длинных ресниц, чтобы определить, как встретил он её слова.

В полупрозрачном неглиже, стоя спиной к окну, где полыхал закат, принцесса казалась обнажённой.

Несколько секунд Наполеон задумчиво смотрел на неё, затем заговорил:

— Ты не хуже меня знаешь, что, пока твой супруг находится в Булони, ты должна вести себя прилично — иначе немедленно отправишься в Италию!

Полина широко развела руками, и неглиже распахнулось, обнажив её наготу.

— Pardi! — в который раз за день повторила она своё любимое ругательство. — Что я делаю дурного? Только то, что дышу! Все эти женщины — и твоя старая ведьма-жена тоже — просто мне завидуют! Стоит им взглянуть мне в лицо, и они уже готовы обвинить меня во всех смертных грехах!

— Ну, сейчас разговоры идут не только о твоём лице, — ответил Наполеон.

Однако он улыбался — а это значило, что Полина наполовину выиграла.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Андрей Филатов работает копирайтером в столичном рекламном агентстве и хорошо знаком с кухней реклам...
У писательской палитры Темникова очень широкий спектр – сквозь искусную вязь его прозы проглядывает ...
Детский дневник – с презабавными ошибками и описками – постепенно перерастает в исповедь самого наст...
«Убежище 3/9» – остросюжетный метафизический триллер, многоуровневая фантасмагория, в которой герои ...
«Черные яйца» – роман о поколении рокеров и «мажоров», чья молодость пришлась на залитые портвейном ...
Первый роман Андрея Рубанова «Сажайте, и вырастет» (шорт-лист премии «Национальный бестселлер») пора...